Меня зовут Александр. Мне 39 лет. До недавнего времени я не верил в мистику и паранормальное. Да в общем-то я и сейчас ни во что подобное не верю. Все происходящее со мной, скорее всего, имеет вполне научное объяснение. Эту историю я пишу с подачи моего врача-психотерапевта, к которому был вынужден обратиться за пару месяцев до написания этих строк. Он считает, что нельзя запирать себя в клетке...
Не знаю, насколько правдивы в своих словах люди, утверждающие, что чуть не лишились рассудка после встречи с чем-то неведомо ужасным и необъяснимым. Сломало ли всё произошедшее меня, как человека? Совершенно нет. Сломало ли оно мне жизнь? Безусловно. Из-за событий, описанных ниже, сейчас я вынужден практически без отдыха зарабатывать сущие копейки в интернете. Близкие друзья благодушно приютили...
Вопрос, который я хочу задать вам, звучит так: «Где проходит ваша грань ужаса?» В какой момент разного рода стуки и шорохи, являющиеся неотъемлемым атрибутом любого панельного дома советской застройки, из отголосков соседского быта перерастают в последствия перемещения неизвестных существ всех мастей, от барабашек и домовых до лавкрафтовских шогготов и прихвостней загадочного Душехлёба? Всё это...
I Мой достопочтенный дядюшка Бернард Херцог, летописец истории нашего края, в своем высоком шапокляке и седом парике, опираясь на посох с железным наконечником, спускался однажды вечером по тропинке из Луперсберга, приветствуя каждый пейзаж восхищенным восклицанием. Возраст не смог охладить его любовь к науке; в свои шестьдесят лет он все еще продолжал писать свою «Историю эльзасских древностей»...
Девятая выдержка из записей Френсиса Перселла, священника из Драмкула Джим Саливан слыл одним из самых порядочных, честных ребят во всех наших семи церковных приходах, и, кроме того, он был прекрасным певцом и превосходным танцором, — во всех отношениях приятный юноша; но однажды с ним приключилось несчастье: он женился по любви и, разумеется, навсегда утратил покой. Нелл Горман, так звали его...
31 декабря. Я помню, как шел... брел по тротуарам большого города, великого города, совершенно великого города. Здесь темно и холодно, но огни города поразительно яркие, как на карнавале. Люди повсюду; толпятся на тротуарах, толкаются, перемещаются - постоянно движутся. Я уже бывал здесь раньше. Город кажется знакомым, даже когда его необычность обволакивает меня. Я бреду, как потерянный, но...
I Был четвертый час. Матовые чечевицы засияли на улицах, борясь с разноцветными огнями бесчисленных окон, а вверху еще умирал яркий зимний день, и его лучи золотили и румянили покрытые морозными цветами стекла городской крыши. Казалось, там, над головами, в темной паутине алюминиевой сети, загорались миллионы драгоценных камней, то горячих, как рубин, то ярких и острых, как изумруды, то тусклых и...
I Поздним вечером, около полуночи, сидели у потухающего камелька пятеро старых друзей и рассказывали друг другу истории. Многие думают, что в теперешнее время этого больше не случается. Бывало изредка в начале прошлого столетия, стало учащаться к середине, потому во времена Тургенева, казалось — постоянно где-нибудь да собираются старые друзья у камелька и рассказывают истории; а теперь,...
Луна управляет такими, как он. В ее лицемерном свете они бросают быстрые взгляды на таких, как я. Мы похожи — одинокие юноши, украдкой ловящие взгляды друг друга. Но это мнимое сходство, я лицемерю еще больше луны. Пользуюсь их жаждой, пользуюсь их страхом. Они хотят меня и боятся. Боятся не только брезгливого осуждения, они боятся стать жертвой того, кого уже прозвали Mask Master. Юноша...
— Иди-ка на деку да погляди, Чернявый! — заорал Джепсон, устремляясь к полупалубе1. — Кэп говорит, будто рядом подлодка прошла: море вокруг помутнело и вспенилось! Подчиняясь восторженным интонациям Джепсона, я проследовал за ним. Он был прав: привычная океанская лазурь подёрнулась грязноватыми мутными пятнами, и время от времени её гладь нарушали крупные пузыри, дабы через мгновенье с громким...