Отвечая «Да» Вы подтверждаете, что Вам есть 18 лет
Был у меня один знакомый, Михалычем все его звали, но так до конца и не ясно: Михалыч это был, или кто другой. Работал он лесником. Мешал незаконно вырубать леса. Профессия несложная, порой даже увлекательная. “Сидишь, поглядываешь себе, раз в 2 часа походишь по лесу - вроде нет никого, и обратно в дом” - говорил Михалыч. Я его тоже понимаю. Отдохнуть от суеты - это хорошо, конечно, но есть и обратная сторона медали.
Как мне все надоело...
Я шел неспешно, не думая ни о чем: ни о завтрашнем дне, ни о работе, ни о семье, в общем - жил жизнью отшельника. Мне даже в какой-то степени нравилось так жить. От родителей по наследству достался дом, хожу на работу раз в 3 дня. Семьи нет. Сдаю всякий металл: алюминий и медь. Раньше я жил в городе, был обычным “офисным планктоном”. Хоть зарплата была приемлемая, но было в ней что-то не так. Поэтому я и принял решение переехать обратно в деревню, от городской суеты.
Я не могу сказать, что я был бомжом, просто не хотелось никого видеть и слышать. Да даже думать не могу о людях. А эта работа была как раз в моем вкусе. Приносила нормальный для деревни заработок. Даже разговаривать не надо. Один из немногих моих знакомых был лесник “Михалыч”. Никто толком и не знает как его зовут, просто придумали местные, из-за его большой схожести с медведем. Он был таким же, как и я, просто работал немного в другой сфере. Бородатый, с густыми бровями, с карими глазами. Его волосы давно уже поседели от старости, страха, боязни чего-то неизвестного. По крайней мере я так думал. Мужчина всем своим видом показывал, что ничего и никого не боится. “Ласковей быть надо, хоть к кому. Будь то люди, звери, духи, леса. Смысл остается один и тот же.” - говорил он.
Вообще его фразы нужно записывать и в золотую рамочку вставлять. Он был очень начитанным и умным. Даже порой кажется, что он знает о тебе все. Все твои повадки, мысли, желания. Даже то, чего ты сам о себе не знаешь. Я иногда не могу вспомнить, что ел на завтрак, а он - нет... Все помнит, хочешь ты того, или не хочешь. Запомнит все твои пакости, шалости, оскорбления, и через время напомнит тебе об этом, когда настанет момент. Несмотря на все эти качества, он был очень добрым и гостеприимным.
Как раз к нему, наперевес с походным портфелем, шел я. Его скромная избушка находилась почти возле леса. Рукой подать. Но оно и было понятно, исходя из его профессии. Внутрь рюкзака я положил все самое ценное: огниво, сухой спирт, несухой спирт, сменную одежду, котелки, и всякое такое. В общем: все, что понадобится в походе.
Иду я к нему лишь с одной целью - увидеть лес. С самого детства, что я рос здесь, мне было слишком интересно узнать: “А что же там? А что вон за тем холмом? Далеко до него?”. И вот, спустя долгие 30 лет, мне никто не может запретить туда идти. Я сам себе указ.
Я шел, перебирая ногами по рыхлому снегу. Он словно цеплял, хватал, держал мои ноги, крича “Стой, не иди туда, там опасно!”. Естественно, это все был очередной вымысел моего разума. Его игры. Где-то вдалеке выла стая собак. Запах хвои, и какого-то легкого дыма пленил меня и сковывал. Такой ностальгический запах. Я помню его еще с раннего детства, когда гуляли всей семьей по пустынным улицам нашей деревни.
На горизонте уже виднелся густой хвойный лес, редеющий вдалеке забор, будто бы плавно переходящий в деревья. Именно за этим забором и стоял одинокий дом Михалыча. В окне горел тусклый огонек. Наверное, керасиновая лампа издавала такой слабый свет. Его двор был довольно-таки скромным: грядки, проглядывающие сквозь покров снега, небольшая теплица, покрытая белым налетом, и, конечно же, туалет. “У нас все удобства на улице” - всплыл какой-то отрывок из анекдота, который я на днях прочитал в газете.
Подойдя к калитке дома, я её открыл. Раздался неприятный звук ржавых петель. Немного подумав, как будто решаясь на подвиг, я постучал три раза. Так медленно, словно с интонацией. “Тук-тук-тук”. Через секунд тридцать, дверь открыл мужчина (другого я и не ожидал). За все 5 лет, что мы с ним не виделись, он ни капельки не изменился. Все та же прическа, тот же запах, та же улыбка. Мне было приятно встретить его снова. Встретить того, кто меня понимает, кто может поддержать, подбодрить в случае чего. Я, забыв, что через порог не здороваются, протянул руку мужчине. Он посмотрел на меня недоумевающим взглядом и сказал:
- Через порог не здороваются - к ссоре.
Я покачал головой, полностью зашел в дом, и с силой сжал руку Михалычу.
- Давно не виделись - сказал я ему с радостной улыбкой на лице.
- И вправду давно. Чего пришел? Помочь чем-то?
- Я к тебе по делу. Можешь мне помочь с...
- Так, давай раздевайся, и проходи в гостиную. Я заварю чаю - перебил мою мысль Михалыч.
Он пошел вразвалку, медленно, оставляя за собой запах древесины. “Как медведь...” - подумал я про себя. Над дверью висела деревянная табличка, с выгравированной надписью на ней: “Отрицаюся тебе, сатана, гордыни твоей и служению тебе, и сочетаюся Тебе, Христе, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. “. Это была молитва перед выходом из дома. У меня тоже такая висела, но обычно я ее даже не читаю. Я снял куртку, повесил на импровизированную вешалку, сделанную из вбитого в стену ржавого гвоздя; Сбросил с плеч рюкзак, кинул куда-то в угол. Паутина свисала с углов прихожей. Коридор уходил в глубь, на стенах висели портреты каких-то женщин, не очень привлекательных.
Я зашагал вслед за мужчиной. Под ногами скрипели деревянные доски. Зайдя в гостиную, моему взору открылась картина: небольшой столик, керасиновая лампа, стоявшая на нем, камин, диван, покрытый пледом сверху, и одно окно, выходящее в огород.
На столе уже стояли две чашки, полностью наполненные свежим, темным чаем.
Тусклый свет, излучаемый керасинкой, извивался, его тень превращалась в невиданных существ, танцующих на стене. Я присел на диван, и продолжил свою речь.
- Я к тебе по делу, Михалыч.
- Слушаю. - сказал он своим басистым голосом.
- Можешь ли ты, по-дружески, провести меня в Тайгу? Ну, если хочешь, конечно.
Он, почесывая свою бороду, задумался, и через время сказал:
- Я, конечно, могу, все равно завтра на работу, но мой тебе совет - лучше туда не ходить.
На моем лице виднелось чувство недоуомевания.
- А что такого в этом лесу? - спросил я с осторожностью.
- За все мои годы работы, я повидал многое. Порой сидишь себе, никого не трогаешь. Ночь. Слушаешь радио. Диктор рассказывает какие-то истории. Как вдруг - в окно стучат. Могут по двери поскрести. А как на улицу выйдешь - сразу так тихо становится, даже ночные птицы перестают петь. Фонариком посветишь в лес - никого. Только луна ярко светит.
От одной только мысли, что со мной может произойти такая же ситуация, мне становилось не по себе.
- Мда, ну и ужасы ты мне тут рассказываешь... - сказал я.
- Это - не ужасы, это - суровая действительность. Можешь мне не верить, но, если с тобой такое случится - сразу меня вспомнишь, вспомнишь Господа Бога, его заповеди, молитвы, всех своих родных и близких. Поэтому и не нужно духов злить. Ты их не трогаешь, и они тебя тоже.
Луна и вправду светила ярко в нашей деревне. Ну или только так казалось. Такое ощущение, что она не заходит попросту. Все время наблюдает за нами с высока. Светит своим прожектором на всю округу.
Я отхлебнул пару глотков чая. Вкус будто расползался по всему моему телу, смазывал горло, облеплял его своим ароматом, пробегал по венам туда-сюда.
На часах было ровно 21:00. За увлекательной беседой я не заметил, как прошло время. Мы готовились ко сну.
- Ты, значица, ложись-ка тут, на диване. Я тебе сейчас принесу подушку.
Он пошел в свою комнату, пока я смирно ожидал его. Было слышно, как он роется своими большими руками, перебирая вещи. Его бубнеж было слышно по всему дому.
Ветер завывал, напевая интересные мелодии. Свои убаюкивающие песни, заставлявшие засыпать. То повышая тон, то снижая его, он разговаривал со мной. Его концерт прервал Михалыч, с подушкой в руках.
- Вот, держи. - сказал он.
Я покорно взял ее, немного взбил, и лег.
- Спокойной ночи - пожелал я своему товарищу.
- Ночь спокойной не бывает.
От такого ответа я немного удивился. Никогда раньше не слышал, чтобы кто-то так выражался.
Михалыч ушел в сторону спальни, шепча что-то под нос. Я расслышал только: “Господи, помилуй нас...”. Ничего другого я и не ожидал. У него на все случаи найдется молитва: перед сном, перед едой, перед... Да перед всем.
Я не заметил, как провалился в сон. Мой разум показывал пейзажи, ярко раскрашенные луга, поля. Ветвящиеся узоры расползались по ним, все сильнее погружая меня в сон. Ничто не могло меня разбудить. Мои видения были настолько живописными и прекрасными, что не хотелось просыпаться и уходить из мира иллюзий.
Но меня что-то разбудило. Я проснулся в холодном поту, сердце стучало, будто отбивая секунды. Подушка была вся мокрая. Луна светила прямо в комнату своим холодным светом. В этом полумраке, хоть и с трудом, но все же можно было различить что-то. Или кого-то.
В дальнем углу я увидел его. Черный силуэт, с еле-еле горящими белыми глазами. Они были похожи на два полумесяца. Какое-то тихое сопение проносилось по всему дому. Странное существо кувыркалось, принимало неведомые формы, то вставая на задние лапы, то обратно садясь на них. Оно металось из угла в угол, словно ища кого-то. Принюхивалось, рычало. Как вдруг... Существо внезапно остановилось, и его взор устремился на меня. Он пронизывал, прожигал меня. Я начал вспоминать строчки из “Отче наш”. Страх окутывал мое тело, словно пелена маленького ребенка. Я чувствовал себя беззащитным, не способным ни на что. Совсем чуть-чуть и оно заберет меня с собой туда, откуда пришло. Под землю. Это продолжалось недолго. Вскоре, страшное до безобразия животное, цокая, пронеслось на четвереньках в сторону коридора. Под светом луны его шерсть блеснула, я заметил, как из его пасти тяжело падали слюни. Рыча, оно распахнуло дубовую дверь на улицу, словно сильным ветром снесло пушинку. И тут же закрыло ее обратно, с такой же силой.
Что это было? Ночной кошмар или Дьявол во плоти? Ответ мне не ясен, по крайней мере до утра, пока Михалыч спит своим богатырским сном. Я еще долго лежал, сердце колотилось, гоняя теплую кровь по венам, а мое сознание вспоминало те незабываемые минуты. Я не мог долго бороться со сном, и вскоре сдался.
Я открыл глаза. За столом сидел Михалыч, слушая радио, и тихо напевая своим басистым голосом знакомую мелодию.
- А, проснулся, все-таки? - произнес он с улыбкой на лице.
После ночного происшествия голова болела и пульсировала. Не хотелось думать.
- Ага... - сказал я с неохотой.
Часы “Кварц” показывали восемь часов десять минут. Солнце еще не встало, на дворе была все та же темнота, как и ночью. Ничего не изменилось. Было слышно только редкое карканье ворон. Я встал, умылся, оделся. За завтраком я рассказал всю ситуацию Михалычу. Он только перекрестился, и сказал:
- Господи упаси, это же черт был! Правильно сделал, что Отче Наш вспомнил! Они ж этого как огня боятся!
- А ты вообще ничего не слышал? - спросил я.
Мне казалось, от такого было трудно не проснуться. Цоканье на весь дом, рычание, хлопанье дверью с неимоверной силой.
- Не-а. Спал как убитый. - твердо сказал лесник.
Мы начали собираться. Хотя сбором это трудно назвать. У нас уже давно были готовы рюкзаки. Оставалось только надеть верхнюю одежду, что мы и сделали.
Лесник, не забыв про молитву, прочитал ее быстро и четко, перекрестился. Наконец выйдя на улицу, в нос ударил сильный запах морозной свежести, хвои. На снегу были следы птиц, каких-то собак. Он шуршал под ногами. Мы шли, параллельно разговаривая о произошедшем, делились своими историями за все 5 лет, что мы не виделись. Дойдя до леса, запах усилился в тысячу раз, голова кружилась от такого разнообразия. В глубь Тайги вела небольшая тропинка, протоптанная местными жителями. Мы пошли по ней. Слева и справа нас окружали величавые деревья, свисая своими ветвями над нами.
Вдали виднелась поляна, на которой был расположен небольшой домик, это и была рабочая хижина лесника. Мы дошли до нее. Единственное, что ее защищало от проникновения, это простая и старая щеколда. Мы с легкостью открыли засов и зашли внутрь. Внутри было все еще проще: одна маленькая комната, стол, на котором красовалось радио, фирмы “Маяк”, свеча, тумба, и одна картина, с изображенной на ней оленем, словно рассматривающим свои владения. Михалыч, не разуваясь, достал карандаш из кармана куртки, и, расположенном на стене листочке, в графе “Посещаемость”, поставил свою подпись. Какие-то две палочки, перечеркнутые волнистой линией. Это были точно не его инициалы, слишком уж непонятные. Солнце постепенно вставало из-за горизонта, пытаясь обогревать лучами холодную, заснеженную землю.
Вскоре мы вышли из избы, и побрели в чащу. Ноги казались тяжелыми, а ветки какого-то кустарника цепляли штаны, не давая проходить вперед. Деревья почему-то все были изломлены, будто надкушены кем-то. Выйдя из чащи непроходимых кустов, мы наткнулись на живописный холм, с которого открывался вид на всю деревню. Дома казались такими крошечными, покрытыми снежными шапками. Из труб валил дым, стелился над деревеней ровным серым пятном. Тут мы и решили сделать первый привал.
Мы сбросили рюкзаки, достали вещи. Пока Михалыч возился с ними, я спустился вниз с холма, у подножия которого и росли те самые кустарники. Их ветки были довольно сухими, поэтому я принял решение их обломать. Набрав небольшую охапку хвороста, я поднялся обратно наверх, и разложил их для костра. Взяв из рюкзака спички, я поджег хворост. Он загорелся яркими языками пламени, которые беспорядочно извивались, оставляя за собой след тепла.
- Как хорошо, что мы взяли с собой провиант, да, Михалыч? - спросил я почти себе под нос, роясь в рюкзаке.
Ответа не последовало.
- Михалыч? - сказал я, поднимая взгляд.
Как не странно никого не было. Только следы, уходящие в сторону густого леса. Я бросил рюкзак и быстрыми шагами начал следовать за ними. Они уходили вдаль, как бы маня за собой. Я остановился, смотря на эти шаги. Вернувшись в лагерь и взяв рюкзак, я пошел за ними.
Спустившись с холма, подойдя к чаще Тайги я опять смутился, я не мог принять решение. Идти или не идти? А вдруг с ним что-то случилось? Зачем взрослому человеку просто так уходить в чащу даже без портфеля, не оповестив меня об этом? Я переборол свой страх, и пошел. Было странное ощущение того, что за мной кто-то следил. Кто-то невидимый для человеческого глаза. Несмотря на то, что ярко светило солнце, мне было не по себе. Страшные и гадкие мысли так и проносились у меня в голове. А вдруг его забрало то чудовище, которое я видел сегодня ночью? То лохматое, мерзкое существо, с капающими слюнями. Меня передернуло. Следы все не заканчивались, но становились все более закрученнее, будто пытаясь меня запутать, они уходили дальше от света, от цивилизации.
Я шел уже минут 30. Что с ним будет? Где он? Если я его не найду, то кто о нем вспомнит? Что от него останется? Я задавал себе все больше и больше вопросов, на которых не было ответа. И меня это не радовало. Я шел будто под гипнозом, смотря себе под ноги, разговаривая сам с собой. Как вдруг я вздрогнул, проснулся. Их больше нет. Они пропали. Следов, по которым я шел, моя единственная улика, она пропала. Михалыч будто под землю провалился. Ветер теперь не казался таким добрым, он не напевал мелодии, погружающие в сон. Он свистел, как бы крича. Я даже мог различить что он насвистывал. “Иди-и-и, иди-и-и”. Игры моего разума уже сводили меня с ума. Я понял, что у меня началась паническая атака. Я бегал из стороны в сторону, пытаясь выйти из леса, но тем самым все больше загонял себя в тупик. Мне хотелось кричать, звать на помощь. “А вдруг он услышит? Тот зверь...”. Я бежал не останавливаясь. Ветки царапали мое лицо, рвали куртку, штаны, как острые лезвия бритвы. Как вдруг я упал, зацепился за что-то, как будто мне поставили подножку. Ударившись головой об камень, я провалился в сон.
Мелодии тайги рисовали мне сны. То неизвестные птицы напевали свою мелодию, то женский плач проносился мимо, то звуки машин представали передо мной. В моем сне были все самые ужасные моменты моей жизни. Мой мозг показывал мне аварию, в которой погибла моя семья. Погиб мой последний лучик света. Я видел больницу, лужи крови, крики докторов. Даже казалось, что я плачу во сне. Взрослый, 35-летний мужчина, и плачет. Я ничего не мог поделать с этим. Было снова то ощущение комы: я слышал все, что происходило вокруг, но повлиять, к сожалению, возможности не было.
Это продолжалось примерно 8 часов. Еле-еле я открыл глаза. Смеркалось. Тяжелые хлопья снега медленно падали мне на ресницы, будто закрывая мои глаза. Голова, ноги, руки, - все ужасно болело и пульсировало. Я лежал один, без никого. К сожалению, никто не придет мне на помощь. Я сам себе врач, который унесет себя на носилках. Мой затылок весь облепило снегом, его комки налипли на волосах. Какая-то огромная ветка свисала надо мной.
Схватившись за нее, что было сил, я поднялся на ноги. Вот-вот и я упаду. Мое тело шаталось, не слушалось приказов, отдаваемых мозгом. Первые звезды уже были видны. Казалось, что Сириус, своим ярким светом, прокладывал мне путь. Путь в никуда. Если я пойду туда - то никого не встречу. Или мне только так казалось. Всюду казался шепот, будто деревья болтали о чем-то своем, то смеясь, то вздыхая. Ветер подталкивал, и я покорно начал идти. На душе до сих пор было неспокойно. Гадкие мысли то и норовили залезть в голову, но я их не пропускал, нельзя.
Хромая и ломая руками ветки, кое-как, но мог идти. Это придавало мне надежды. Пройдя с небольшими остановками минут 10, я заметил тусклый огонек, словно тот, что исходил от керасинки Михалыча в его доме. Путь до огня проходил, судя по всему, через какое-то замерзшее болото. Вонь стояла невыносимая, как будто кто-то разлагался неподалеку. С горем пополам, я доковылял до этого огонька. Это оказалось не какая-то лампа, а настоящее пламя. Пламя костра. Возле него стояла зеленая палатка, с небольшими порезами на ней. Внутри был спальный мешок, такого же цвета, какая-то маленькая книжечка, похожая на Библию, но с надписью “Дневник”. Аккуратно выведенные буквы, жирным карандашом. Так же внутри палатки стоял котелок, с содержимым, очень напоминавшим похлебку.
Я был вне себя от счастья. В моих глазах теперь царила не тоска и страх, а бодрость и радость. Я был готов пробежать 10-киллометровый марафон прямо тогда, ведь создавалось ощущение, что здесь, прямо сейчас кто-то живет. Я снял с плеч рюкзак, аккуратно положил его в палатку, у самого края, и, взяв ложку, принялся есть ту самую похлебку. Этот вкус нельзя передать словами. Одновременно острый и такой сладкий. Это было божественно, я ел закрыв глаза от наслаждения.
Закончив с трапезой, я открыл этот маленький дневничок, зажег фонарь, и начал читать. Может это было и неправильно, со стороны этики, но тогда я даже и не думал об этом. На промасленном, и пожелтевшем от времени листочке было написано: “День 1. Я проснулся, спустя долгого времени и ничего, к сожалению, не помню. Буду вести этот дневник, пока не выйду из леса. Я заблудился в этих чащобах. Меня кто-то водит кругами. Я поставил палатку, больше сил нет, иду спать.”. Буквы сползали то вверх, то вниз, почерк был очень неаккуратным. В некоторых словах были допущены грамматические ошибки. Как только я принялся перелистывать страничку на следующую, недалеко от палатки кто-то засмеялся. Я выронил дневник из рук, и потушил фонарик. “Это хозяин пришел?” - подумал я про себя. Моей смелости не хватило вылезти из палатки, так что я застегнул ее вход, и залез в спальник, думая, что он меня хоть как-то защитит от этого. Как в детстве, когда залазил под одеяло от тех монстров, которые прятались в темноте. Было слышно, как кто-то бегает вокруг меня, смеясь, и издавая животное рычание. Какое-то хлюпанье разносилось по всему лесу. Меня трясло до того момента, пока это не закончилось. Собравшись с мыслями, я принял решение вылезти из палатки, и посмотреть на возможно уже убежавшего человека. Хотя я был не уверен, что это человек, но не хотелось об этом думать.
Взяв в руки фонарик, я потихоньку начал вылезать из палатки: сначала медленным и аккуратным движением расстегнул бегунок, и стараясь не шуметь, наступил на что-то скользкое и противно мягкое. Мои глаза инстинктивно посмотрели на это. Под моими ногами лежал труп зайца. Его брюшко было вспорото чем-то острым. Некоторые внутренности отсутствовали, были разбросаны неподалеку. Только изверг может сотворить такое с невинным беляком. Я быстро убрал ногу оттуда, и взяв палочку, отодвинул бедное животное подальше в кусты. Осветив округу фонариком, я никого не увидел. Лишь редкое “Уху” прерывало ночную тишину. Костер тушить я не стал, мало ли кто еще придет ко мне, пока я сплю. Эту хитрость я прочитал из старой книги “Главные правила лесника”. Я надеялся на появление хозяина этого жилища, но, прождав у костра 2 часа, я лег спать.
Я проснулся, и настроение, на удивление, было не таким уж и плохим. Вдалеке раздавалось птичье пение. Нужно было что-то поесть, и я принялся искать в рюкзаке какую-то еду. В боковом кармане я нашел шоколадный батончик, а в среднем кармане мною было обнаружено яблоко, чуть-чуть жухлое от времени, но в целом пригодное. Покушав, я начал думать над планом действий. С одной стороны сидеть на месте было нельзя, но с другой, идти в глубь леса - была не самая хорошая идея. Я достал чистый листочек, и нарисовал там свою палатку. Выйдя из нее, я все-таки решил, что нужно искать выход из леса. Или того, кто сможет меня провести. Как Михалыч. Про него я уже не вспоминал. Одному, так еще и без рюкзака, шансов нет. Скорее всего он уже лежит в снегу, и за ним никто не придет. Если только милиция.
Чуть не забыв про рюкзак, ведь это мой единственный спаситель в той лесной чаще, я потопал прямиком в нее, заранее отметив направление движения пунктирной линией на импровизированной карте. Я подошел к первому дереву, за которым стояли еще тысяча таких же. Я стоял прямо перед ним, всматриваясь в кору, будто на своего врага. Немного потоптавшись на месте я пошел внутрь, оставляя за собой палатку, костер, и дневник.
- Дневник! - вскрикнул я, как будто мне в голову пришло озарение.
Пока не поздно нужно за ним вернуться. Я быстро зашагал в обратную сторону, по своим еще не заметенным снегом следам. В этом дневнике было что-то загадочное, ведь он в точности повторяет мою историю, и это довольно подозрительно. Вернувшись к палатке, я расстегнул ее вход, залез наполовину во внутрь, раскрыл книжонку, и принялся читать эти неправильно-загадочные слова: “День 2. Я окончательно решил вести дневник. Так я чувствую себя не таким одиноким в этом океане деревьев. Палатку что-то порезало этой ночью, что-то острое, будто когти зверя. Такое ощущение, что за мной следят. Они пытаются меня найти, я знаю. И это происшествие с палаткой сегодня ночью было не исключение. Из еды я нашел не многое: какой-то батончик, да яблоко. Ничего особенного. Сейчас пойду в лес на поиски выхода, а после напишу сюда как все прошло. Надеюсь, это кто-то читает прямо сейчас, и находится неподалеку. Тот, кто может мне помочь, поможете?
Я вернулся, палатку снесло ветром, и я нашел какого-то мужчину в лесу. Он был очень странный, как и все здесь. Он меня просил помочь, а его зрачки были черного цвета. Мне очень страшно. Я еле-еле поставил палатку, сейчас лежу и обдумываю дальнейшие действия. И еще я потерял где-то свой ножик. Наверное, когда бежал от того странного мужика, он выпал из моего кармана.
Сейчас примерно 2:30 ночи, кто-то кричит из леса. Мне страшно. Кажется, оно постепенно приближается ко мне, я лягу спать, еще чуть-чуть и я этого не вынесу.” Я читал это так, словно книгу, где расписана моя судьба. Хотя... Может это и есть мой путеводитель по жизни? Надеюсь, это просто совпадение, ведь я не хочу встретить мужчину с черными зрачками по пути. И не хочу, чтобы ночью кто-то кричал из леса. Очень уж это странно. Как и рисунки на краях страницы. Они были пугающими. Какие-то каракули, пустые глаза, и какое-то существо, с большим раскрытым ртом. Все черное, будто в саже. С белыми глазами, смотрящими в никуда. Автор дневника явно находился не в лучшем психическом состоянии. Мое желание перевернуть страничку на следующую куда-то пропало, и я принял решение идти обратно. Заново пройдя то дерево, меня что-то смутило. Это чувство. Чувство присутствия кого-то рядом. Этот кто-то явно ходил за мной, с самого начала моего пути. Еще до того, как я пришел в дом к Михалычу. Я не видел никого в округе, да и звуков, как ни странно, опять стало категорически мало. Это очень сильно давило на мое сознание.
От палатки я отошел уже достаточно далеко, чтобы возвращаться, да и смысла особо не было. Я взглянул на наручные часы. Они показывали “12:28”. Нужно вернуться до захода солнца. Просто на всякий случай. Я шел, вспоминая Михалыча, и мне почему-то при мысли о нем становилось до такой степени грустно, что хотелось рыдать. “Может еще найду его?” - спрашивал я самого себя. Этот человек был мне нужен, как никто другой. Эти мысли преследовали меня всю дорогу.
Густые, и одновременно голые ветви деревьев свисали надо мной, показывая свое преимущество. Впереди лежало упавшее дерево. Хотя тут, внутри леса, сложно сказать, где перед, а где зад. Прямо как в открытом космосе. Куда я посмотрю - то и будет передом. Подойдя к упавшей хвое, я заметил выцарапанную надпись на ней: “Оставь надежду, всяк сюда входящий”. Точно такая же надпись была и над вратами в ад, если верить Божественной комедии. Это дерево было словно порталом в другой мир. Манило... Хотя, с другой стороны этого бревна был тот же самый лес. Обычный зимний лес. Я аккуратно перешагнул лежащую на снегу хвою.
Все резко затихло. Даже слишком. Издалека как будто раздался чей-то невероятно громкий вздох облегчения. “Ах-х-х-х-х” раздалось по всему лесу. Я обернулся через плечо, но никакого поваленного дерева теперь не было, только ряды стройных хвой и сосен. Снег все так же падал и танцевал хоровод вместе с другими снежинками. В тот момент создалось впечатление, будто лес замер. Если раньше он издавал звуки, то сейчас, все это куда-то пропало. Остался лишь я и этот лес. Я просто топтался на месте, и думал над происходящим. “Может я до сих пор лежу возле того камня с разбитой головой, а все это - просто сон. Мой последний сон перед тем, как уйти на тот свет, от обморожения конечностей, или от того, что меня кто-то съест. Или я уже на том свете?”. Страшно уже совсем не было. Было просто обидно от того факта, что я потерялся в огромном лесу, без базовых знаний выживания. Ничего не оставалось делать, как только развернуться, и идти в направлении палатки. Я был вымотан, хотя ничего силоисчерпающего не делал. Снег казался вязкой субстанцией, и его хруст разносился по всей Тайге, словно эхо. В моей голове все путалось. Я не понимал, что происходит и просто шел вперед, смотря под ноги. Навстречу своей судьбе.
Из этого транса меня вывел какой-то силуэт вдали. Среди белого снега я разглядел что-то, очень напоминающее человека. Я, не раздумывая побежал к нему, сломя голову. Сердце быстро стучало, ноги подворачивались, а это существо стояло на месте, развернувшись ко мне спиной. Когда я до него добежал, можно было различить во что он одет: Черные изношенные берцы, какие-то затрепанные бежевые штаны, серое пальто, и взъерошенные во все стороны волосы.
-П-простите? - вырвалось из моего рта
Оно стояло. Я слышал его тяжелое дыхание, больше похожее на храп собаки. Инстинктивно я начал отходить от него маленькими шажками. В ответ на это, существо начало мычать колыбельную. Ненавязчивая песенка была до жути противная. Голос был таким мерзким, что хотелось закрыть уши. Мои шаги стали более крупными, и оно развернулось в мою сторону. У “этого” не было лица. Только дырки на месте ушей. Хоть я не видел его глаз, я чувствовал, как оно смотрит прямо на меня. Песня не прекращалась, а становилась все более громкой. Небо закатило тучами. Солнце перестало светить. Неземное создание зашагало в мою сторону, постепенно ускоряясь. Я начал бежать, что есть сил, но эта колыбельная будто была внутри моей головы, она никак не утихала. Я цеплял ветки, поскальзывался, спотыкался обо все на своем пути. Я слышал, как оно бежит за мной, но главное было не оборачиваться, не сбавлять темп. Я петлял зигзагом, чтобы хоть как-то сбить его с толку. Силы кончились, и я упал в снег. Все прошло. Эта безумная мелодия больше не играла, а “это” прекратило бежать за мной. Оно куда-то пропало. Я зарылся в снег поглубже, и постарался присыпать себя сверху.
Я боялся куда-либо смотреть, думая, что это чудовище снова начнет гнаться за мной. Но оно бесследно пропало. Уже темнело, лес становился все более страшнее, нагоняя тоску и уныние. Лежа в сугробе, я не услышал ни одного звука. Даже ветер, со своими мелодиями куда-то пропал. Но нужно было выбираться, ведь такими темпами и я замерзну до смерти. Вполне возможно, что я так и закончу, ведь дорогу назад, по моему мнению, мне было уже не найти. Я далеко от того дома Михалыча, где совсем недавно мы рассказывали истории друг другу, пили чай и смеялись. Может быть он сейчас сидит дома и слушает радио. Или лежит где-то по близости, разлагаясь в снегу. Как ни странно, но вместе с тем, как я вспоминал дом, в моей голове появлялся белый шум, которого я раньше не замечал.
Я встал на корточки, и огляделся. Никого не было, как и всегда. Я вспомнил про карту, в которой я оставлял заметки. Сняв рюкзак, и расстегнув карман, я ее достал. Но она не была похожа на ту, прежнюю. Она была вся желтая и мятая. В некоторых местах порвана, будто пролежала в моем портфеле года так 4. Я ее развернул, и ужаснулся от увиденного: От моей палатки во все стороны были нарисованы линии, какие-то надписи, стертые от времени. Отпечаток кровавой ладони, и единственная надпись, почти на весь лист: “ОТСЮДА НЕТ ВЫХОДА”. Где-то в углу была нарисована жуткая улыбка. Все это повергло меня в шок. Как это все я мог нарисовать меньше чем за день. Меня это еще сильнее заставило грустить. Эта обезнадеживающая надпись была написана моим подчерком.
Я откинул карту подальше от себя, как будто она могла мне как-то навредить, и побрел в совершенно неизвестном мне направлении. Вдруг, мертвую тишину разбавили чьи-то крики боли, раздававшиеся откуда-то издалека. Они резали слух, как и та колыбельная. Я пошел в направлении, откуда и раздавался стон. Постепенно приближаясь, я разглядел вдали группу людей в черных одеяниях с плащом. Они стояли вокруг костра, взявшись за руки. Я спрятался за дерево и наблюдал за ними. Только вглядевшись по-сильнее, я смог разглядеть того, кто издавал эти крики: мужчина в рваной одежде сгорал заживо на костре. Его тело все было в ожогах. Я не мог на это смотреть, и пошел дальше.
Мой страх будто исчез. Я больше не боялся. Даже смерти, ведь я уже смирился со всем. Идя дальше, шум в голове все больше увеличивался. Уже окончательно стемнело, а я все шел. Крики, шум, смех - все смешивалось в моей голове, отчего мой разум окончательно иссяк. Из чащи на меня смотрели тысячи глаз. Я понял что мне нужно. Подойдя к какому-то дереву, я достал из портфеля веревку, после чего соорудив петлю, и привязав ее к ветке. Я перекрестился и засунул голову внутрь. Ветка резко вернулась в исходное положение, и глаза начали закрываться. Из моего рта произвольно раздавался какой-то хрип. Как вдруг, я в темноте что-то увидел. Моя семья. Все они стояли передо мной, держась за руки. Последние секунды своей жизни я провел вместе с ними.
Меня будто что-то выдернуло из этого мира. Я очутился над своим телом не там, где повесился, а совсем в другом месте. Я смотрел на себя, лежащем на камне. Вокруг меня стояли сотрудники милиции, заполняя что-то в бланке. Мой труп был накрыт черным пакетом, но из под него была видна темно-красная застывшая кровь. Я пытался до них дотронуться, но все было безуспешно. Меня уже нет. Внезапно возникло желание посмотреть вдаль. Там я увидел его. Михалыч. Он стоял за деревом, смотря именно на меня своим приветливым взглядом и махал.
Конец