– Это самая странная история, какую мне когда-либо доводилось слышать, – произнес Джоддриг.

Он сделал паузу, поочередно глядя на каждое из лиц – Мандельхан, Уст, Падрина – а его растрескавшиеся губы, спрятавшиеся где-то под седой, плотно свалявшейся бородой, тем временем посасывали одну из несвежих полосок пряного мяса: практически единственное, что осталось от их пайков. Уст откинулась на спинку стула и задрала одну бровь, показывая, что заметила его призыв к вниманию.

Явно наслаждаясь аудиторией, Джоддриг продолжил:

– Мне рассказал ее старый матрос на первом корабле, где я служил – очень мудрый и опытный человек; человек, повидавший все, что могут предложить галактики; человек…

– Помилосердствуй, давай уже дальше, – сказала Уст.

– К чему спешка? – фыркнул Падрин. – Не беспокоишься же ты, что мы куда-то не успеем.

– Ха! Парень прав, – заметила Мандельхан, которая раньше работала на кухне; в те времена, когда еще было, что готовить. У нее были рыжие волосы, а одну сторону лица обильно покрывали рубцы от ожога: это увечье она носила, словно медаль. Уязвленная смехом, Уст мрачно посмотрела на нее. Мандельхан пожала плечами. – Мы никуда не денемся. Что плохого в небылице?

– Дело не в истории, а в том, как он ее подает, – произнесла Уст. – Никак не доберется до сути. Действует мне на нервы.

– Ну так не слушай, – сказал Падрин. – Вернись к себе в каюту, и проблема решена.

Уст заерзала под их взглядами. Как бы сильно ее ни раздражал Джоддриг, общество остальных успокаивало. Помогало скоротать время. Не давало слишком много думать о безнадежности их положения. Лучше уж слушать небылицу, чем постепенно замедляющийся гул систем жизнеобеспечения.

Что-то проворчав, Уст махнула Джоддригу рукой, нехотя давая ему знак продолжать.

Джоддриг кивнул, еще секунду-другую пососал сухую полоску мяса – Уст уже успела увериться, что эта привычка призвана исключительно бесить ее – а затем вернулся к рассказу.

– Этот человек – его звали Эндель, славный человек, достойный человек – он рассказал мне о существе, которое называют блохой-пустышкой, поскольку оно величиной с булавочную головку. – Джоддриг поднял два пальца, практически не оставив между ними просвета, чтобы продемонстрировать размер. – Оно откладывает яйца в трубах корабельных уборных. Вылупившись, молодняк ищет ближайшее теплое местечко, чтобы вырасти. И если так окажется, что это человеческое тело… – он откинулся на стуле и покачал головой.

– Я уже слыхал об этом, – сказал Падрин. – Старинная байка, как и все, что рассказывают санитарные команды. Просто способ напугать новичков. Не бывает такого.

– Нет? – переспросил Джоддриг. Он снова наклонился вперед, пристально вперив взгляд в Падрина. – Тогда как ты объяснишь то, что Эндель видел собственными глазами?

– И что он видел? – поинтересовалась Мандельхан.

Джоддриг понизил голос, и все непроизвольно подались ближе.

– Один из этих жуков, – сказал Джоддриг, – поселился внутри человека из подразделения Энделя. Конечно, тот сразу этого не понял, но остальные начали замечать, что он меняется. Стал двигаться более заторможенно, будто одурманенный, и напрочь потерял аппетит. Потом начал утрачивать способность говорить, а его кожа сделалась блестящей и гладкой, будто натянулась туже.

Все молчали, теперь уже слушая внимательно. Когда Джоддриг прервался, чтобы перевести дыхание, послышался глухой стук от столкновения какого-то куска дрейфующего мусора с корпусом корабля – как будто тихо ударил колокол.

– В конце концов, – произнес Джоддриг, – однажды ночью в столовой он испустил вопль, который пронизал души всех, кто его слышал, и в судорогах упал наземь.

С этими словами Джоддриг грохнул тыльной стороной ладони об стол перед ними, бешено дергая пальцами и изображая конвульсии. Уст почувствовала, как ее сердце подпрыгнуло, и мысленно обругала себя за то, что позволила себе втянуться в историю.

– А потом, прямо перед ними всеми, его череп раскололся отсюда, – он прикоснулся пальцем к линии волос, после чего провел им вдоль носа до конца подбородка, – вот досюда. И у того, что выползло наружу, – тут Джоддриг с удовольствием облизнул губы, – была сотня толстых мясистых ног, никаких глаз и рот размеров с две головы. Оно сожрало человека заживо изнутри: кости, органы, мышцы и вообще все, так что осталась только пустая кожа, словно кто-то бросил на пол одеяло, пропитанное кровью и вонявшее потрохами.

На мгновение воцарилась тишина. А потом…

– Пфф, – пренебрежительно произнесла Уст. – И все? Это вся твоя важная история?

– Как по мне, довольно мрачно, – сказала Мандельхан.

– Мне показалось, приличная история, – заметил Падрин. – Лучше большинства, что я слышал.

– Знаешь получше? – поинтересовался Джоддриг, устремив взгляд на Уст. – Или ты тут просто чтобы всем гадить в кашу?

– Хочешь странную историю? – спросила Уст. Она закатала рукава и облокотилась на стол. – Будет тебе такая.

Каден слышал разговоры остальных, но его разум пребывал где-то в другом месте. Он стоял возле смотрового проема на резервной палубе связи остатков их корабля – когда-то являвшегося небольшим звездолетом сопровождения под названием «Бесконечный гнев». Простиравшееся перед ним звездное поле выглядело незнакомо. Каден не мог отыскать его ни на одной из карт, уцелевших при катастрофе, и это, скорее всего, означало, что они дрейфуют где-то на краю исследованного космоса. Как ему казалось, они могли считать себя счастливчиками: их не испепелило как остальных пронесшимся по кораблю взрывом, им всем удалось добраться в эту секцию, где еще работали системы жизнеобеспечения, и еще оставалась надежда, что их найдут. Однако с момента катастрофы прошло уже много времени. Пайки шли на убыль, равно как и энергия, необходимая для поддержания функционирования систем. А то, что они были заперты здесь, впятером, размещаясь всего лишь в нескольких каютах, трепало всем нервы. Он задавался вопросом, сколько еще они продержатся.

– Сраная чушь и чепуха! – прогремел с другого конца большой каюты голос Джоддрига. Каден обернулся и посмотрел на остальных. Уст сидела, откинувшись на стуле с упрямым видом, а Джоддриг укоризненно покачал головой.

– Ты слышал эту ерунду? – спросил он Кадена.

– Я не слушал, – ответил Каден. – Извини.

– Скажи ему, – произнес Падрин. – Каден связная крыса, он-то знает, правда ли это.

Уст перевела взгляд на Кадена.

– Я предупреждала их о Вопле, Воспламеняющем Кровь. Мне о нем рассказывал связист с моего прошлого корабля. Звук, который живет собственной жизнью. Он прячется среди частот, будто болезнь, и дожидается тишины. А когда находит ее…

– Когда находит ее, то заполняет собой, разрывая уши всем, кто его слышит, и ввергая их в припадок безумного ожесточения.

– Хочешь сказать, это правда? – спросил Джоддриг.

Каден пожал плечами.

– Настолько же правда, как и любая история, которую ты тут слышишь, наверное. Она прошла через уста сотни человек, так что кто знает, где реальность, а где нет?

– Я его слышала, – произнесла Мандельхан. Все повернулись и посмотрели на нее. Она приняла мрачный вид, будто вспоминала некое глубоко укоренившееся потрясение. – Звук, слыша который, хочется убивать? Я знаю этот звук.

Она подняла на них глаза. Ее лицо выглядело побледневшим, затравленным.

Уст положила руку на плечо Мандельхан. Ее голос звучал мягко, участливо:

– Мандельхан, когда ты его слышала?

Мандельхан сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, после чего заговорила:

– Прямо сейчас, когда Джоддриг никак не заканчивал свою долбаную историю, – и она широко ухмыльнулась.

Джоддриг выругался. Остальные разразились хриплым хохотом. Уст убрала руку с плеча Мандельхан и игриво шлепнула ту по голове.

Каден снова повернулся к окну и улыбнулся про себя. Хорошо слышать смех. За прошедшие дни его было слишком мало. В ситуации, в которой они оказались, оставалось мало смешного. Он подошел к панели коммуникаторов и уселся перед ней, проводя рутинную проверку приборов.

– Сигнал бедствия еще передается? – спросила Уст. Она маячила у него за правым плечом. Каден кивнул и постучал по одной из шкал устройства.

– Во всем диапазоне, как и всегда. – Он обернулся на нее и покачал головой. – Все так же ничего.

Уст кивнула. Она поглядела на шкалу, и ее скулы напряглись. Сигнал бедствия являлся единственным, на что они еще могли надеяться. Либо их услышат и найдут, либо…

– А как насчет тебя, Каден? – крикнула Мандельхан от стола. – У тебя есть для нас история? Что-нибудь, чтоб до костей мороз пробрал?

– Если хотите знать мое мнение, то не надо нам еще мороза, – сказал Падрин. Он слегка поежился. Для экономии энергии системы жизнеобеспечения работали на минимальных мощностях, и по прошествии многих дней казалось, будто холод космоса подползает все ближе к ним.

Джоддриг фыркнул.

– Думаешь, это мороз? В бытность мою на славной боевой барже «Железный кулак силы» как-то раз отключились системы, и…

– Ох, Джоддриг, да прикуси ты язык. Не надо нам от тебя еще одного Вопля, Воспламеняющего Кровь, – сказала Уст и снова повернулась к связисту. – Ну, Каден, есть у тебя стоящая история?

Каден перевел взгляд с одного ждущего лица на другое. Откуда-то из глубин его памяти явилось слово.

– Валгааст, – произнес он.

– Валгааст? – переспросила Уст. – Это человек, или зверь, или…

– Это место, ну, или так говорят, – сказал Каден. – По правде, я слыхал, что другие зовут его иначе. Может быть, это просто слово, чтобы назвать то, для чего не существует иных слов.

Даже продолжая говорить, он не знал наверняка, почему произнес это название, ведь сама мысль о нем лишала его покоя. Это была одна из первых историй, что он услышал молодым парнишкой, когда получил место на борту «Шарпасиана», шахтерского судна «Тип 2» – история, которую ему рассказал сосед по койке, старый матрос по имени Биксин, и которая надолго задержалась у него в голове, хотя с момента, когда он последний раз думал о ней, прошла уже почти половина его жизни. Бросив взгляд в сторону смотрового проема, он задумался, не страх ли перед окружавшим их неведомым пространством подстегнул его память.

– Среди звезд есть планеты, невидимые для сканеров, невидимые для людских глаз: планеты, созданные из душ умерших, где властвуют древние злые духи. Эти духи высматривают проходящие корабли, чтобы похитить с них новые души для своих миров, постоянно желая преумножить бесконечные страдальческие вопли тех, кого уже забрали.  Этот Валгааст – один из таких миров; по крайней мере, так мне рассказывали. Планета-призрак, плывущая в космосе, не прикованная ни к какой орбите, неуловимая. Место, весь ужас которого можно увидеть, лишь перешагнув порог смерти, когда душа покидает тело, и ее неотвратимо увлекает вниз, к миллиарду других в их вечной муке.

Закончив говорить, Каден осознал, что вокруг него воцарилась тишина. Он поднял взгляд на окружавшие его лица. Остальные выглядели задумчивыми, их хорошее настроение сменилось мрачным самосозерцанием, как будто нечто в его словах лишило рассказывание историй всякого веселья. 

– Как они тебя забирают? – тихим, приглушенным голосом спросил Падрин. – Эти духи.

– Никто на самом деле не знает, – сказал Каден. – Но некоторые говорят, будто их уловка состоит в том, чтобы проникнуть в разум человека и направить его мысли так, что начинает казаться, словно спокойно умереть предпочтительнее, чем терпеть муки жизни.

От его слов всех как будто обдало порывом стылого воздуха. С тех пор, как столько долгих дней назад они оказались в тяжелом положении, мысль о смерти не покидала их – так опасна была ситуация. Однако, каждый по-своему, они нашли способ приглушать ее, чтобы позволить себе и дальше коротать дни. Теперь же эта мысль тяжело повисла в воздухе, и толстый металлический панцирь, окружавший их и оберегавший от холодной бесконечности космоса, вдруг показался тонким, словно паутина.

Мандельхан хлопнула в ладоши и встала, разрушив жутковатые чары.

– Видишь, – сказала она Кадену, – вот поэтому никто и не предлагает тебе выпить вместе. – Она подмигнула остальным. – А теперь я собираюсь удалиться в свою каюту и попытаться не думать о надвигающейся смерти. Чья вахта первая?

Каден лежал на своей койке и глядел в потолок. Он был один, как и большинство оставшихся. В шкафу еще висела форма другого члена экипажа, но Каден старался не думать о том, в чьей кровати сейчас спит и что с тем произошло. Сварился заживо при взрыве, когда корабль только разорвало варп-штормом? Раздавлен стенами, сложившимися внутрь при внезапной декомпрессии? Или же несколько долгих мгновений плыл снаружи корпуса корабля, судорожно пытаясь сделать последний, невозможный вдох?

Каден перевернулся на бок. Он жалел, что вообще завел речь про планету-призрак. Это омрачило вечер, испортив остальным настроение ровно в тот момент, когда они обрели небольшую передышку в безнадежной обстановке. Зачем он это сделал? Сложно было сказать, разве что изоляция и отчаянность ситуации творили с мыслями странные вещи, чего он порой даже не сознавал.

Он выбросил инцидент из головы и попытался заставить себя просто отдаться сну. Но как раз когда он уплывал прочь из яви, чувствуя, как напряженные мускулы наконец-то расслабляются, комнату заполнил пронзительный шум гудка.

– Всему экипажу в комнату связи, – раздался на всех каналах голос Уст. – Всему экипажу в комнату связи. Немедленно.

Каден вскочил с кровати и бросился к двери. Может быть, спасение? Какой-нибудь проходящий мимо корабль заметил их бедственное положение? Или одна из ремонтных работ, которые они провели, чтобы подлатать эту дрейфующую секцию, оказалась неудачной? Им предстояла последняя авария?

Когда он добрался до комнаты связи, остальные уже были там и сгрудились вокруг смотрового проема. Уст стояла впереди и пристально вглядывалась в стекло, раскинув руки, чтобы призвать прочих к тишине.

– Смотрите, – говорила она тихо, но твердо. – Смотрите.

Каден присоединился к товарищам и посмотрел на огромное звездное поле, располагавшееся перед ними. Там ничего не было: ни корабля, ни обломков, ни явной угрозы. А потом…

БУМ.

Снаружи по стеклу хлопнула рука.

Каден ощутил, как его сердце подпрыгнуло. Рука была затянута в толстую перчатку ремонтного скафандра. Там кто-то был.

– Откуда нам знать, что не просто тело? – спросил Падрин. – Откуда знать…

Но пока он говорил, рука поднялась и снова опустилась на стекло. Затем в поле зрения появился шлем, и хотя на лицо внутри него не падал свет, было очевидно, что носитель скафандра, кем бы он ни являлся, смотрит на них.

– Это еще один выживший, – произнес Каден.

– Невозможно, – сказал Джоддриг.

– Почему? – спросила Мандельхан. – Мы же выжили, верно? Может, он был в другой части корабля. Мы не знаем, что случилось со всем остальным. Может, там есть и еще.

Рука ударила еще раз. БУМ.

– Самый быстрый способ выяснить – пустить его внутрь, – сказал Каден. – Джоддриг, ты был корпусной крысой, ты разбираешься лучше всех. Хочешь руководить спасением?

Все посмотрели на Джоддрига. Вылазки за пределы корабля были для него каждодневной рутиной на протяжении тридцати лет, а то и больше. Однако тот затряс головой.

– Мы не знаем, кто это и чего ему от нас надо. Хотите теперь делить пайки на шестерых? Хотите добавить еще одни легкие, которые будут втягивать воздух?

– Мы не можем оставить его снаружи, – произнесла Мандельхан. – Если ты не пойдешь, я пойду.

Она протолкнулась мимо него в направлении шлюза. Джоддриг перехватил ее за руку.

– Говорю тебе, ты совершаешь ошибку.

Мандельхан яростно поглядела на него и выдернула руку.

– Может и так, – сказала она. – Не в первый раз.

Она зашагала прочь. Джоддриг окликнул ее:

– Ага, но этот вполне может стать для тебя последним.

Они впятером стояли полукругом, глядя на выжившую в ожидании ее рассказа.

– Меня зовут… – произнесла она таким хриплым и каркающим голосом, словно не привыкла говорить. Закашлялась, утерла губы тыльной стороной ладони и начала заново. – Меня зовут Волл. Я машинный провидец, с пятой палубы. Я думала… – она опять сглотнула, смачивая горло. – Я думала, что одна уцелела. Я оказалась заперта в другой части корабля, в той стороне. – Она указала на поврежденный транзитный коридор, который Джоддриг с Падрином заблокировали в первые отчаянные часы, чтобы стабилизировать корабль. – Но мне было не пройти. Когда системы жизнеобеспечения начали сдавать, я решила выйти наружу и посмотреть, не получится ли у меня добраться в другую часть корабля, которая еще держится.

Тут она поглядела на них, и ее лицо тронула улыбка.

– Я и не ждала, что найду вас всех.

Она была высокой долговязой женщиной с вытянутым бледным лицом и коротко, почти до кожи, подстриженными волосами. Никто не припоминал, чтобы видел ее прежде, но в этом не было ничего удивительного – изначально на борту корабля находились сотни людей, а рядовой состав вроде них как правило держался своей категории экипажа.

– У тебя есть еда? Пайки? – спросил Падрин, разглядывая запертый контейнер, который Волл взяла с собой в путь.

Волл покачала головой.

– Извините, нету. Кончились два дня назад.

Джоддриг мрачно усмехнулся.

– Стало быть, тебе захочется получить часть наших? – он посмотрел на остальных. – В точности как я вас и предупреждал, но вы не желали слушать. Просто старина Джоддриг несет свою чушь, ага?

Уст метнула на него взгляд, и старик с ворчанием отвернулся. Уст кивнула на ящик.

– Так что внутри?

– Я думала, это может помочь, – произнесла Уст. Она отперла коробку и вытащила оттуда нечто, похожее на металлическую трубу, обмотанную проволочной спиралью. На одном конце болтались провода, а к другому был приделан выключатель. – Если бы я смогла найти рабочий коммуникатор.

– Усилитель сигнала, – сказал Каден, немедленно узнав предмет.

– Да, – ответила Волл. – У себя я не могла им воспользоваться: коммуникатор был уничтожен при крушении. Но я решила, что если смогу найти способ передать аварийный сигнал и подключу это…

– Оно увеличит радиус в сто раз, – произнес Каден.

Остальные поглядели на него. В их глазах затрепетала надежда.

– Ты имеешь в виду, – проговорила Мандельхан, – что нам достаточно подключить это к коммуникатору, и…

Каден поднял руку, останавливая ее.

– Не все так просто. Эти устройства, они потребляют много энергии. Если мы его подключим, это будет значить… – он помедлил, прокручивая в мыслях все сценарии.

– Значить что? – спросила Уст.

– Оно опустошит системы жизнеобеспечения, – сказала Волл. – Сократит оставшееся у вас время на две трети, может и больше.

Ее слова приложили их, словно удар в живот. Единственная вещь, которая могла повысить их шанс на спасение, могла также увеличить риск гибели?

– Это жестоко, – произнесла Уст. – Выбор прямиком из варпа.

– Мы должны это сделать, – убежденно сказала Мандельхан. Все повернулись и посмотрели на нее. Она пожала плечами. – Мы все знаем, что попросту будем считать часы и дни, пока не умрем. Это хотя бы дает нам шанс.

– Нет, – отозвался Падрин, – нам нужно именно время. Чем дольше мы сможем оставаться в живых, тем выше вероятность, что нас найдут. Подцепим эту штуку, – он указал на устройство в руках у Волл, – и подпишем себе смертный приговор.

– Парень прав, – произнес Джоддриг. – Глупо будет слить столько энергии.

– Глупо будет не попробовать, – ответила Мандельхан. – Это может быть нашей единственной надеждой.

– Это слишком большой риск, – проговорила Уст, качая головой.

Каден опустил руку, взял у Волл устройство и оглядел его.

– Мы даже не знаем, работает ли оно.

– Так проверь, подключи его, – сказала Мандельхан. – Если оно сделает то, что она говорит, значит у нас появился выбор. Сможем включить его и попытать удачу. Или же, – она снова посмотрела на остальных, – можем медленно и мучительно умирать, потому что у всех кишка тонка рискнуть.

Джоддриг закинул свои тяжелые ботинки в угол каюты, где они лязгнули о металл. Внутри него, будто в котле на печи, кипела и пузырилась злость.

– Трус, вот как? – пробормотал он. От одного упоминания этого слова у него разгоралась кровь. Он прошел через большее, чем когда-либо выпадало таким, как Мандельхан – больше, чем она могла надеяться пережить за десяток жизней. Он снова и снова проявлял себя и в глубине души знал, что обладает отвагой? Обладает силой, обладает стойкостью. Знал, что он за человек. Он не боялся ничего – ничего живого, дышащего или…

В его разуме промелькнул образ, и он затряс головой, словно пытаясь избавиться от крючка. «Нет, – сказал он себе, – не сейчас. Не это».

Он встал с койки и прошелся по маленькой каюте. Он был прав, он это знал. Усилитель сигнала – чересчур большой риск. Они и так испытали судьбу, вообще впустив Волл внутрь корабля, сокращая тем самым размер доли пайков, используя больше воздуха. Лучше было бы оставить ее снаружи, оставить…

Образ явился вновь и на сей раз застрял в сознании. Воспоминание, день варп-шторма – день, когда корабль оказался уничтожен. Лицо Грейжова за треснувшим забралом…

Джоддриг тяжело уселся на край койки и потер лицо толстыми массивными пальцами, чувствуя, как борода скребет по коже. Он приложил подушечки больших пальцев к векам, будто маску, но образ никуда не делся, притаившись под ними.

В день шторма Джоддриг находился в наряде по рутинному обслуживанию и чинил трещину на поверхности корпуса. Ему помогал Грейжов – подносчик инструментов, присоединенный к пустотному скафандру Джоддрига посредством толстого отрывного кабеля. Эту задачу они выполняли уже тысячу раз, и тысячу раз все проходило безопасно. Однако в день, когда грянул варп-шторм – без предупреждения, не дав возможности подготовиться – когда сама ткань пространства как будто разошлась, разрывая на части все в пределах досягаемости, Джоддриг с Грейжовом могли лишь наблюдать и стараться остаться в живых.

Отчаянно цеплявшийся за корпус Джоддриг нащупал пальцами бороздку на краю входного люка, что позволило ему прижаться к кораблю. Но когда он обернулся посмотреть, нашел ли Грейжов схожую опору, его едва не сдернуло с безопасного места. Грейжов парил позади, на конце туго натянутого кабеля, а за ним закручивались и лопались волны варп-шторма. Джоддриг попытался подтянуть его ближе, однако для этого требовалось большее усилие, чем он мог приложить, не выпустив корпус. Вместо этого он мог только смотреть, как появившиеся на визоре Грейжова трещины множатся и перекрещиваются, пока, в конце концов, вся поверхность не взорвалась, разметав осколки забрала и оставив Грейжова беззащитным перед ледяным безвоздушным пространством.

Какое-то мгновение на лице Грейжова были только ошеломление и изумление, затем мелькнул ужас от осознания того, что будет дальше. Джоддриг увидел, как губы Грейжова приоткрылись, испуская последний выдох. В это же время лицо Грейжова начало раздуваться и деформироваться. Плоть вокруг глаз пошла буграми и перекосилась, быстро разрастаясь вширь почти вдвое. Лишенная защиты от энергий варп-шторма кожа Грейжова стала покрываться пузырями и темнеть, словно мясо на жаровне, а потом полностью стекла прочь, и из-под нее показалась вспухшая и окровавленная мякоть.

Но больше всего ужаснули Джоддрига его глаза, в которых отражался каждый миг боли, каждый прилив агонии. Это было слишком невыносимо. Свободной рукой Джоддриг потянул за рычаг, высвобождавший его конец кабеля, и проследил, как тело Грейжова утягивает прочь в глубины шторма, а округлившиеся ободранные губы судорожно пытаются сделать следующий вдох, которому уже не суждено было произойти.

Сев прямо, Джоддриг поднял лицо к потолку каюты и набрал полные легкие разреженного спертого воздуха. Его тело подрагивало от воспоминания о последних мгновениях задыхавшегося Грейжова. Он лгал самому себе, когда говорил, будто ничего не боится – ведь перспектива претерпеть ту же участь, что и Грейжов, пугала его до мозга костей.

Каюты соединял с дверью в комнату связи всего один коридор, и Падрин расхаживал по нему из конца в конец, будто охранник в карауле, выбивая своими ботинками по металлическому полу размеренную дробь: д-дун д-дун д-дун д-дун. Поворот на каблуках у запертой двери – и он опять направился обратно, д-дун д-дун, концентрируясь на звуке и движениях тела, блокируя прочие мысли, пытавшиеся захлестнуть его.

«Джоддриг прав, – витало у него в голове, – нам не следовало впускать ее». Он ничего не имел против Волл – он ее вообще не знал. Однако что им требовалось в последнюю очередь, так это еще одно тело на борту. Дело было не только в пайках или системах жизнеобеспечения, а в нехватке пространства. С тех самых пор, как взрывы вспороли корабль и разорвали тот на части, а они впятером оказались загнаны в эту подлатанную секцию звездолета, в нем нарастало ощущение клаустрофобии. Он ненавидел вот так сидеть взаперти, будто животное в клетке, или как…

Как заключенный. Он перестал ходить и положил руку на стену рядом с собой. Была жестокая ирония в том, что он уцелел в шторме, который разрушил корабль. Разрывы, нарушившие целостность корабля, также освободили его из заключения в карцере, где он томился несколько долгих месяцев. Одного воспоминания о камере, в которой его держали, хватило, чтобы на лбу выступил пот. Четыре стиснутые стены, нет места прилечь, едва хватает пространства, чтобы сидеть, а компанию составляет только собственный разум. Этого хватало, чтобы свести человека с ума.

И за что? Потому что он порезал этого дурака Танта, сделал тому новое лицо все в дырках, разъяснил, что Падрин – не объект для шуток. Само собой, он не намеревался убивать Танта, но в своем энтузиазме преподать урок проявил беспечность с ножом и перерезал артерию. Когда их двоих нашли, Падрин был покрыт кровью Танта, а тот хватал воздух, словно рыба на берегу, и хотя Падрин пытался убедить в своих подлинных намерениях, сомнений в его виновности не возникло.

Разумеется, никто из остальных об этом не знал. Когда он освободился из заключения и добрался по обваливающимся коридорам до комнаты связи, то просто надеялся выжить, а когда обнаружил прочих, и они приложили все силы, чтобы уберечь эту секцию корабля, времени на разговоры не было. Только позднее, обеспечив сиюминутную безопасность, они начали делиться своими историями. А тогда Падрину было несложно попросту умолчать о своем недавнем заключении, ведь что хорошего, если им станет об этом известно? Если дойдет до такого, что понадобится пожертвовать кем-то во имя выживания – чтобы подольше хватило пайков или систем жизнеобеспечения – зачем давать повод выбрать его?

Он снова принялся прохаживаться, на ходу нащупывая в кармане нож. Не тот же самый, которым он воспользовался с Тантом. Тот у него забрали. Тем не менее, это был достаточно хороший клинок. Если бы до такого дошло, а в предстоящие дни должно было дойти наверняка, ему хотелось гарантировать себе место в начале очереди на выживание. И если это означало позаботиться о ком-то из остальных, он был готов сделать то, что необходимо. Теперь, после всего, его не удержит ни один карцер – и никто не остановит.

– Ты не спишь? – спросила Мандельхан. Уст лежала на их общей койке, отвернувшись от нее, но Мандельхан чувствовала, что та еще не уснула: как-то так она вела себя; ее мышцы были напряжены, словно в ожидании чего-то. Уст издала звук – не «да» или «нет», а почти что просто ворчание – и перевернулась на спину. Она открыла глаза, на мгновение уставилась в потолок, после чего повернулась к Мандельхан.

– Хочешь что-то сказать? Опять заявишь мне, что я струсила? – она фыркнула и покачала головой. – Или на этот раз, что я дура?

– Ты не струсила, и ты не дура, – произнесла Мандельхан. – Но ты самая упрямая женщина из всех, кого я когда-либо встречала.

– Почему? Потому что не желаю идти на ненужный риск, который может всех нас погубить?

– Потому что ты не желаешь слушать доводов, – сказала Мандельхан, – даже когда это в твоих же интересах. Это устройство Волл – оно может быть нашей единственной надеждой.

– Или оно может убить нас всех, – отозвалась Уст.

– Это попытка, на которую мы должны решиться, – продолжила Мандельхан. – Разве ты не видишь?

Уст села на койке. В сумраке комнаты ее глаза казались просто двумя проблесками света. Однако они были яркими, решительными. Упорными.

– Если ты так торопишься умереть, – произнесла она, – есть способы и побыстрее.

Мандельхан долгий миг выдерживала взгляд Уст. Ту было не убедить. Она сбросила ноги с края койки и встала. Дойдя до двери и взявшись за ручку, она обернулась на соседку.

– Быстро умрешь или медленно – труп останется один и тот же, – сказала она.

Волл стояла у смотрового проема, глядя на звезды за ним и наклонив голову вбок, словно изучала какую-то деталь картины. Из-под пульта связи выбрался Каден, и она обернулась к нему с той же помятой улыбкой, что и прежде.

– Работает?  – поинтересовалась она.

Каден подобрал с пола инструмент.

– Понадобится еще время, – произнес он. – Когда мы сюда только добрались, весь корабль был в плохом состоянии. Пришлось многое латать. Все не так просто, как кажется.

– Но ты можешь это сделать? – спросила Волл. – Можешь приделать усилитель?

– Я могу это сделать, – сказал Каден. – Но не могу ручаться, что остальные захотят его включить.

– Они мне не доверяют, – произнесла Волл, просто констатируя факт. – Они боятся.

– У них есть множество поводов бояться, – ответил Каден. – Это было непросто, торчать тут все эти долгие дни. Такое влияет на разум. Будит суеверия, жжет нервы, – он посмотрел на Волл и с любопытством наморщил лоб. – Как тебе удалось? Пробыть там одной все это время, когда даже не поговорить с кем-то из экипажа? Как это не свело тебя с ума?

Волл мрачно усмехнулась.

– Я не уверена, что не свело, – сказала она.

– Мне ты кажешься вполне здравомыслящей, – заметил Каден. – По крайней мере, не менее здравомыслящей, чем прочие здесь.

– Я тебе кое-что расскажу, – произнесла Волл. – Хочешь угадать, о чем я первым делом подумала, когда только наткнулась на эту секцию корабля, посмотрела через стекло и увидела тут всех вас? – Она понизила голос почти до шепота. – Что вы призраки, заманивающие меня навстречу смерти.

Каден коротко хохотнул.

– Неудивительно, – сказал он. – Я и сам отчасти гадал, не умерли ли мы уже.

Джоддриг сидел на полу без ботинок, просунув руку в зазор между тяжелой койкой и стеной. Он с трудом дотянулся подальше и ощутил, как кончики пальцев коснулись холодного стекла, которое он и искал. Он неловко попробовал схватить предмет, почувствовал, как тот на мгновение качнулся за пределы досягаемости, и уже заготовил было мощнейшее проклятие. Затем бутылка опять наклонилась в его сторону, и он крепко сжал ее в ладони, после чего вытащил наружу и поднял на свет.

Бутылка амасека, дешевого, но сильного пойла – последний алкоголь на борту корабля. Джоддриг нашел ее на следующий день после гибели звездолета, когда они проводили инспекцию пайков, и с тех самых пор ухитрялся прятать от остальных. В первые дни он делал глоток-другой каждый вечер – просто чтобы поддерживать в себе спокойствие. Однако по прошествии нескольких медленно тянувшихся недель он увидел, что бутылка пустеет все сильнее, решил ограничивать себя и поставил ее в тайник за койкой, чтобы не допускать соблазна. Но теперь, когда в голове продолжали кружиться воспоминания о Грейжове, ему требовалось немного выпить для успокоения нервов.

В бутылке оставалось еще где-то на палец золотистой жидкости, и Джоддриг разрывался между желанием выхлебать ее немедленно или же растянуть как можно дольше. Он вытащил пробку, поднес бутыль ко рту и, едва ощутив прикосновение алкоголя к губам, понял, что не сможет сдержать свой первоначальный порыв. Он допил ее в три больших глотка, наслаждаясь огнем на языке и в горле, и удовлетворенно прикрыл глаза, когда в желудке разлился жар.

Открыв глаза, Джоддриг облизнул губы в поисках остатков жидкости, баюкая пустую бутылку на коленях, будто мертвое тело любимого питомца. Последние едва уловимые капельки алкоголя смешались с его слюной, и он увидел, как огни каюты замерцали, услышал вокруг гул энергии, а потом комната погрузилась во мрак.

На фоне звездного поля за смотровым проемом помещения связи выделялся силуэт Волл.

– Что происходит? – спросила она в темноте. – У нас проблема? Дело в усилителе сигнала?

– Нет, – сказал Каден из-под пульта. – Это не моя ошибка. Это батареи, у них цикл. Так бывает каждую ночь. Способ беречь энергию. Скоро они включатся снова.

Достав из кармана фонарь, он вернулся к работе. Надеясь, что это правда.

Когда в каюте погасли огни, единственным источником света остался маленький круглый иллюминатор, расположенный низко на стене напротив Джоддрига. Дрейфующий корабль поворачивался, и в оконной оправе медленно вращался круг звезд. Крошечные светящиеся точки горели в бесконечной черноте.

Джоддриг наблюдал за круговоротом звезд. Тепло от амасека в животе развеялось, и алкоголь начал воздействовать на чувства, создавая впечатление, будто он соскальзывает в сон. На мгновение он задумался о темноте – задумался, что она означает, и стоит ли ему беспокоиться. А затем перед сверкающими звездами появилось нечто такое, что прогнало из его головы все прочие мысли.

Сердце Джоддрига подпрыгнуло, и он быстро пополз на четвереньках по полу каюты, волоча с собой бутылку из-под амасека. Приподнявшись, он прижал нос к иллюминатору и посмотрел наружу.

Мимо корабля проплывала фигура человека. Она находилась на расстоянии в длину коридора, но все же достаточно близко, чтобы Джоддриг сразу же понял, кто это.

У Джоддрига пересохло в горле. Он приложил руку к глазам, потер их, посмотрел снова. Человек все так же висел на фоне звездного поля.

Грейжов.

Не может быть. После шторма прошло слишком много дней, поврежденный корабль унесло далеко от того места, где погиб Грейжов. Последний раз, когда Джоддриг видел его тело, оно удалялось от звездолета. Как оно могло снова оказаться здесь?

И тем не менее, оно было здесь. Джоддриг узнал пустотный скафандр друга, увидел все еще прицепленный к нему длинный отрывной кабель, ныне повисший бесполезным грузом. И даже с такого расстояния он увидел лицо Грейжова – плоть содрана почти до костей, темные пустые провалы на месте вытекших глаз, пожелтевшие зубы обнажены в насмешливой застывшей ухмылке. То самое лицо, которое было навеки выжжено в его памяти.

Он вновь вспомнил те последние мгновения: Грейжов пытается глотнуть воздуха, его глаза моляще смотрят на Джоддрига в поисках какой-то помощи. А Джоддриг, боясь за собственную жизнь, отцепляет кабель.

Джоддриг оттолкнулся от иллюминатора и пополз по полу назад, пока не перестал видеть парящий труп своего друга. Уперевшись стеной в дальнюю стену, он осознал, что ему и самому тяжело дышать, словно воздух в помещении стал разреженным. Его охватил страх. Что, если так и есть? Свет гаснет, системы жизнеобеспечения отказывают – что, если это конец? Что, если тело Грейжова – предвестье его собственной участи?

Сердце Джоддрига сильно колотилось в груди, и он чувствовал, как нарастает паника. Он втягивал одну порцию воздуха за другой, но казалось, будто ни одна из них не заполняет легкие. Ползком добравшись до двери каюты, он нажал кнопку, чтобы открыть ее, но ничего не произошло. Джоддриг приподнялся на колени и попытался дернуть ручку. Та не подавалась.

Вот и все, сказал он себе, корабль в режиме изоляции. Системы отказывают, уровень кислорода падает, до смерти остаются, видимо, считанные минуты. Он опять посмотрел в сторону иллюминатора и увидел труп Грейжова еще ближе. Увидел кривую страдальческую ухмылку на лице, от которого остались почти одни кости. Мысль о медленной гибели от удушья ужаснула его. Умирать таким образом невыносимо, должно же быть что-то получше. Аккуратнее. Быстрее.

Джоддриг осознал, что держит в руке пустую бутылку, и понял, что должен сделать. Он с силой ударил ей об пол, отколов нижнюю часть сосуда, так что осталась неровная острая кромка. Поднеся разбитую бутылку к шее, он порадовался, что допил весь амасек разом. Возможно, это поможет облегчить боль.

Под взглядом трупа Грейжова из окна Джоддриг всадил зазубренный край себе в горло и рванул.

Когда отключилось освещение, Падрин находился на складе. Он знал практически каждый дюйм этого места – обязанность члена бригады снабжения – но все же заволновался. В темноте каждый проход казался уже, каждая стена – ближе. Он стал нащупывать на поясе фонарь, однако пальцы наткнулись на пустой подсумок. «Сохрани нас Трон, – пробормотал он себе под нос. – Ну какой дурак ходит без фонаря?»

Теперь он шел медленно, смотря под ноги. Заходя на склад, он намеревался добраться до самого дальнего хранилища – там находилась сотня штабелей пустых жестянок из-под пайков, не нужных им и потому оставленных прочими без внимания. Именно там Падрин запрятал последний нашедшийся на корабле лазпистолет, приберегая его ровно на такой случай – когда может потребоваться твердая рука, которая бы увела группу с гибельного пути.

Чем больше он размышлял, тем подозрительнее относился к Волл, все сильнее уверяясь в том, что у нее есть некие злые намерения. Остальные вели себя слишком доверчиво, особенно этот глупец Каден – человек, который все делает по книжке, если хоть раз ее видел. Если они не проявят осторожность, она втянет всех в свой сумасшедший план. Лишить корабль энергии? Это безумие. И ему придется им это продемонстрировать.

Он сделал шаг вперед и споткнулся. Выпрямляясь, Падрин почувствовал, как что-то дернуло его за лодыжку, затягиваясь вокруг кости. Потянувшись вниз, он нащупал нечто, обвившее ботинок. Как сообщили пальцы – кусок кабеля, причем крепко завязанный. Выругавшись про себя, он присел на корточки и просунул кончики пальцев между тугих витков. Он не знал, сколько долгих минут ему потребовалось, чтобы наконец высвободить ногу, но к концу стараний весь взмок, а в голове стучало от спертости окружающего воздуха. Все, чего ему хотелось – найти лазерник и выбраться из этой темной и душной кладовой. Падрин быстро встал, двинулся прочь, но тут его вторая нога поскользнулась на развязанном куске кабеля, и он вдруг полетел вперед, потеряв равновесие и пытаясь нащупать опору.

Его лицо ударилось о гладкую твердую поверхность. Он почувствовал, как нос с треском сломался, и на щеки брызнула теплая кровь. Одновременно с этим позади раздался громкий грохот, и что-то сильно ударило Падрина по спине. Попытавшись перевернуться, он обнаружил, что оказался в ловушке.

Паникуя все сильнее, он извернулся телом между тесных стен, чтобы оказаться лицом в ту сторону, откуда упал. Потянулся руками вверх и нащупал перед собой гладкий металл. Он находился в складском шкафу – одном из тех, из которых они уже вытащили все снаряжение. Тот был немногим крупнее человека.

Руки Падрина заскребли по двери шкафа в поисках какой-нибудь задвижки или рукоятки, но их там не было. Когда он попытался толкнуть металл, уперевшись стеной в заднюю часть отсека, ничего не подалось. Казалось, будто вообще нет никакой двери, только твердые неодолимые стены со всех сторон.

Потея еще сильнее и чувствуя, как его дыхание становится все более отрывистым и частым, Падрин силился найти в окружавших его стенах какой-то намек на трещину. В сознании снова замелькали воспоминания – он заперт в камере, день за днем, ногам тесно, тело болит – а теперь он каким-то образом оказался в ситуации даже хуже, даже невыносимее.

Падрин замолотил кулаками по двери и стенам, но толстый металл отзывался лишь глухим шумом, и он понял, что остальные не услышат – особенно потому, что он закрыл дверь складского помещения, чтобы не вызвать подозрений, пока достает лазер. Если кто-нибудь не зайдет внутрь, его найдут только через несколько часов – долгих часов заточения в этом месте, взаперти в лишенном воздуха гробу…

Эта мысль привела его в ужас, и он почувствовал, как его разум закипает в исступлении. Ему этого не вынести, не продержаться. Это было слишком. Он должен был отделаться от мысли, прогнать ее прочь. Падрин откинул голову назад и ударился виском о металлическую дверь. Перед глазами заискрились яркие звезды, и его пронзила боль, которая на миг стерла все остальное – все мысли, все воспоминания. Уперевшись руками в дверь, он снова дернул головой вперед, на этот раз сильнее. Потом еще и еще, пока лицо не покрылось кровью, и он не ощутил, как кости в виске начинают трескаться.

Он бился головой о металл снова и снова, пока не остались лишь кровь, переломанные кости и небытие.

Мандельхан села на своей койке. Она была в каюте рядом со складом, которую раньше использовали в качестве медицинского изолятора. Там она находилась с тех пор, как поссорилась с Уст. Откуда-то доносился стук – словно размеренная зловещая барабанная дробь. На мгновение ей подумалось, что это снова может быть Падрин, без конца расхаживающий взад-вперед по коридорам. Однако этот шум был более приглушенным и отдаленным, он как будто передавался прямо через металл корабля. Что-то в нем тревожило Мандельхан, но она не понимала, в чем дело. Она снова прислушалась, услышала звук еще раз, другой, третий, а потом тот прекратился. В его отсутствие ее осенило: пришло воспоминание. Как отец рассказывал ей историю о великом и ужасном воителе, которого сразили на поле боя, посчитали мертвым и погребли по воинскому обычаю, но через несколько дней услышали, как он колотит кулаком по гробу, где был заключен…

Каден вылез из-под пульта связи, елозя на спине в темноте и держа фонарь в зубах. Когда он выбрался, свет ударил прямо в лицо Волл.

– Готово? – спросила та.

Каден повернул фонарь, чтобы тот не бил ей в глаза.

– Да, – сказал он.

– Усилитель сигнала исправен? Ты его проверил? – поинтересовалась Волл.

– Работает идеально, – ответил Каден.

Волл кивнула.

– Значит, надо позвать остальных. Сказать, что пришло время выбирать.

– Наверное, стоит подождать, – произнес Каден, – пока батареи…

Пока он говорил, раздалось гудение, и корабельная иллюминация, замерцав, снова включилась. Каден заморгал от неожиданного света.

– Ты, должно быть, какой-то колдун, – сказала Волл.

Каден хмыкнул.

– Не чародей, а скорее проклятый, – заметил он и посмотрел на переключатель, который теперь был приделан к блоку коммуникаторов. – Пока мы не собрали остальных, есть одно…

Из коридора снаружи комнаты связи раздался вопль:

– Каден!

Обернувшись на звук, Каден и Волл увидели в дверном проеме Мандельхан. Ее руки были перемазаны кровью.

– Это Падрин, – произнесла она.

Тело Падрина лежало на полу в помещении с припасами. Ноги еще находились внутри металлического шкафа, где его нашла Мандельхан, а безжизненное лицо – нос сломан, глаза вздулись и потемнели, вместо лба яма с кровью, месивом плоти и кусками разбитой кости – неотрывно глядело на них снизу вверх.

– Сюда он вывалился, когда я открыла дверь, – произнесла Мандельхан. – Шкаф изнутри вымазан кровью, спереди и сзади. Должно быть, он впал в какое-то бешенство.

– Он это сам с собой сделал? – спросил Каден.

Мандельхан кивнула.

– Судя по всему.

Каден присел на корточки, чтобы поближе рассмотреть лицо Падрина. Кровь запеклась вокруг костяных осколков, торчавших изо лба.

– Что-то было в его голове, – проговорил Каден, обращаясь почти что к одному себе. – Что-то, от чего он не мог избавиться.

– Он не единственный, – донесся голос от двери. Все трое повернулись и увидели Уст. Она нервно переминалась с ноги на ногу, обводя взглядом Волл. – На борт этого корабля явилось что-то ужасное.

Лужа крови из рваной дыры на шее Джоддрига растеклась от тела почти до дверей, где они стояли. В ее поверхности поблескивали отражения ламп над головой, похожие на перемигивающиеся звезды в темном пруду, а в спертом воздухе вокруг висел смрад – плазмы, амасека и смерти.

– Что может толкнуть человека на такое? – произнесла Мандельхан. – Вот так себе навредить?

– Может быть, выпивка, – сказала Волл. – Она многих сгубила. Если застанет тебя в черном расположении духа, то может загнать в глубины…

– Не выпивка это сделала, – прервала ее Уст. – И не выпивка поработала над Падрином. – Она жестко глядела на Волл, сжимая и разжимая кулаки, словно готовилась к броску. – Это ты.

Остальные в замешательстве посмотрели на Уст.

– В последние часы Волл не выходила из моего поля зрения, – произнес Каден. – Она никак не могла быть в чем-то из этого замешана.

Уст глухо усмехнулась.

– Вы не понимаете, что она такое, да? Не распознали еще. Даже ты, Каден.

– Надо бы тебе начать говорить осмысленно, – сказала Мандельхан. – Мы не телепаты.

Уст вытерла рот рукой. Взмокшая, нервозная, она не сводила глаз с Волл.

– Она дух, – произнесла Уст. – Один из тех древних, с планеты-призрака.

Она подняла руку и наставила палец в лицо Волл.

– Валгааст, – прошипела она.

– Не бывает никаких духов, – сказала Мандельхан, побелевшая от высказанного Уст предположения. – Это дикарские верования.

Волл рассмеялась и покачала головой.

– Ты сходишь с ума, – произнесла она. – Совсем как они.

Уст проигнорировала ее.

– Она здесь, чтобы забрать наши души, – сказала она. – Увести за собой на планету.

Неожиданно сдвинувшись с места, Уст прошла мимо них к иллюминатору, оставляя следы в крови Джоддрига. Она вперила взгляд в стекло, в темноту за ним.

– Планета где-то там, неподалеку. Так она и смогла до нас добраться. Нет никакой другой части корабля, уцелевшей при взрыве. Это все ложь. Небылица, чтобы мы ей поверили. И вся эта чушь про усилитель сигнала… ха! – Вырвавшийся у нее смешок напоминал выстрел. – Это просто способ заставить нас убить себя. Залезть к нам в голову, как она сделала с Джоддригом, как сделала с Падрином. – Уст отвернулась от окна и рассерженно посмотрела на Кадена с Мандельхан. – Вы что, не видите?

Мандельхан покачала головой, сочувственно глядя на Уст.

– Это была просто сказка, – мягко произнесла она, будто говоря с ребенком. – Нет никакой планеты, а она не дух. – Она кивнула в направлении Волл. – Она из плоти и крови, совсем как ты. И она здесь не для того, чтобы убить нас, она дает нам шанс выжить. И я считаю, мы должны воспользоваться этим шансом, пока все не спятили в этой проклятой тесноте. – Она развернулась к Кадену. – Он готов, усилитель сигнала?

– Да, – сказал Каден, – но…

Мандельхан прервала его.

– Тогда включаем его. Согласны?

– Нет! – яростно закричала Уст, злобно уставившись на Мандельхан. – Тронешь этот выключатель только через мой труп.

Какое-то мгновение они стояли, встретившись взглядами и не уступая. Потом Мандельхан повернулась, сорвалась с места и побежала. Она направлялась к комнате связи, и как только ее фигура скрылась из виду, Уст испустила дикий, безумный вопль и устремилась следом. Когда она поравнялась с Каденом, тот попытался схватить ее за руку и оттащить назад, но Уст с силой пихнула его в грудь, и он врезался в стену, поскользнувшись на крови Джоддрига. Каден упал на пол, ощутил, как еще теплая полузастывшая жидкость размазалась по лицу, и отчаянно закричал:

– Не надо!

Мандельхан добралась до комнаты связи и бросилась к пульту. Но стоило ей протянуть руку к переключателю, активировавшему усилитель сигнала, как она почувствовала удар в плечо, и ее пронзила мучительная боль. Она упала на колени, дотянулась назад и нащупала засевший нож.

Уст стояла в дверях, снимая с пояса еще один нож. Бросив взгляд назад и увидев бегущих к ней по коридору Кадена с Волл, она ударила кулаком по панели управления, запирая дверь за собой.

С нарастающим стоном боли Мандельхан выдернула нож из спины. На пол комнаты упали вязкие капли, и она ощутила, как в горле пересохло. Было понятно, что у нее остаются считанные минуты, прежде чем она слишком ослабнет от потери крови, чтобы продолжать.

– Отойди от пульта, – произнесла Уст. – Я не хочу причинять тебе вред.

Мандельхан подняла взгляд, увидела в глазах Уст решимость, увидела чистый клинок у нее в руке. Она медленно встала, вытерла кровь с собственного клинка о штанину форменных брюк и развернулась к Уст.

Каден молотил кулаками по двери помещения связи.

– Уст! – закричал он. – Мандельхан!

Он ткнул пальцем в панель управления, но дверь заклинило. Он крутанулся к Волл, стоявшей позади него.

– Помоги, Трона ради, помоги!

Мандельхан и Уст двигались кругами, выставив перед собой боевые ножи. Каждая ждала хода противницы. С каждым шагом Мандельхан на полу у нее под ногами появлялись новые пятна крови. Рана на спине пропитала форму насквозь, и она чувствовала, как по телу начинает расходиться холод.

Ей хотелось сказать Уст что-нибудь – что-нибудь, чтобы унять ее паранойю, заставить понять: они должны рискнуть, иначе их не ждет ничего, кроме безумия. Однако глядя в глаза Уст, она видела, что время для разговоров прошло. Какие бы непрочные узы не связывали выживших прежде, теперь они были разорваны, и обратного пути не существовало.

Пока они кружили, Мандельхан заметила, как Уст метнула взгляд на пульт управления, где размещался усилитель сигнала, ища способ насовсем вывести его из строя. В тот же миг она бросилась вперед и глубоко всадила свой клинок в тело Уст, почувствовав, как рукоятка уперлась в плоть, а острие наткнулось на кость. Уст судорожно вздохнула, и ее свободная рука вцепилась в спину Мандельхан, притягивая ту поближе, словно для объятия. В этот же миг Мандельхан ощутила, как клинок Уст погружается ей в живот, и зазубренное лезвие оставляет рваный порез. В нос ударил запах ее собственных обнажившихся внутренностей, и она поперхнулась.

Какое-то мгновение они стояли, держась друг за друга. Их глаза разделяло всего несколько дюймов, кровь смешивалась и лилась на пол комнаты. Казалось, Уст хочет что-то сказать, но когда для слов нашелся воздух, ее глаза погасли, и груз ее тела увлек их обеих на пол.

Когда Каден с Волл наконец-то заставили дверь открыться, и Мандельхан и Уст были уже мертвы. Их сплетенные тела лежали на полу комнаты, продолжая сжимать в руках глубоко вонзенные ими друг в друга клинки, из-за чего казались одним двухголовым существом.

Каден долго глядел на тела. Волл наблюдала за ним, молча следя за его мучительными размышлениями, как будто гулявшими по напряженным мускулам лица. В конце концов, Каден подошел к пульту связи, положил руки по бокам от переключателя и склонил голову, словно в безмолвном раздумье.

– Мне жаль твоих товарищей, – произнесла Волл через некоторое время.

Каден кивнул, все так же не поднимая головы и устремив взгляд на переключатель. Он как будто не услышал шагов, однако почувствовал, что Волл прошла вперед и встала у смотрового проема рядом с ним.

– Решение все еще остается, – тихо сказала она. – Выбор.

Каден глубоко вдохнул и повернулся к ней.

– Нет никакого выбора, – проговорил он. – Все это… – он сделал жест в сторону тел Мандельхан и Уст. – И Джоддриг с Падрином. Все было впустую. – Он указал на переключатель. – Твое устройство работает в точности, как и должно, да. Но…

Он посмотрел на нее. Его лицо было пепельно-серым от чувства вины.

– Нет сигнала бедствия, который бы он усилил. И никогда не было.

На мгновение между ними повисла тишина.

– Ты солгал им, – наконец, произнесла Волл.

– Должна существовать какая-то надежда, – сказал Каден. – Больше у нас ничего не было. Что еще я мог сделать? Сказать им правду? Что мы были обречены с того самого момента, как зашли на борт корабля? Что нас может спасти лишь чудо?

Волл кивнула в направлении тел на полу.

– И вот что надежда с ними сделала.

– Нет! – произнес Каден. – Вот что ты с ними сделала своим проклятым устройством. Это свело их с ума, заставило лишиться рассудка. – Он посмотрел на Волл холодными от злости глазами. – Джоддриг был прав. Нам вообще не следовало пускать тебя на борт корабля. Ты принесла одну только беду, принесла только…

Слова умерли у него на языке, и он отвел взгляд.

– Я лишь предложила выбор, – тихо отозвалась Волл. – Вот и все, что я сделала.

С помощью Волл Каден переместил тела Джоддрига и Падрина в комнату связи и положил их рядом с Мандельхан и Уст. Накрыл простынями и пробормотал ритуальную молитву за их души, насколько сумел ее припомнить. Затем по одному занес в шлюз и открыл его, отправив трупы в безвоздушные глубины космоса.

– По крайней мере, – сказал он Волл, стоя у двери шлюза. – Я могу ручаться, что вытащил их из заточения на корабле. Хоть что-то.

– Я знаю, ты считаешь себя ответственным за то, что с ними случилось, – произнесла Волл. – Но что сделано, то сделано, и сейчас уже бесполезно думать об этом. И сказать по правде, в конечном итоге их жертва означает, что на нас осталось больше пайков, да и кислорода. Пусть надежда на спасение и шаткая, но теперь наши шансы чуть выше. Не стоит ли благодарить за это?

– Благодарить? – переспросил Каден. – Нет. – На его лице появилось странное выражение, будто в его мыслях что-то выкристаллизовывалось. – Нет, я не стану благодарить их за содеянное. Как бы они ни спятили и ни заблуждались, я не стану обустраивать свою жизнь на костях, оставшихся от их безумия. Мне следовало сказать им правду. Этого у меня не отнять. Но будь я проклят, если проведу свои последние дни, втягивая воздух, который должен был достаться им.

– Так что же ты предлагаешь? – спросила Волл.

Каден посмотрел на шлюз.

– Сделать собственный выбор, – произнес он.

Каден стоял в шлюзе, слушая, как позади закрывается дверь во внутренние помещения. Он оказался перед наружной дверью, по другую сторону которой находился бескрайний космос. Он был готов. Готов с того момента, когда увидел выложенные перед ним тела Мандельхан и Уст, Джоддрига и Падрина. Они впятером вместе прошли через худшее. Останутся вместе и теперь. Оглянувшись на окошко во внутренней двери, он кивнул Волл, подавая знак открывать люк. Та кивнула в ответ и исчезла из виду. Каден вдохнул напоследок, а затем у него на глазах две половинки наружной разъехались в стороны, и перед ним возникла испещренная звездами темнота.

Порыв воздуха вытянул Кадена за двери корабля. Его тут же до костей пробрало холодом, кожа начала пульсировать и покрываться пятнами от действия окружающих сил. Его охватил ужас, но также и ощущение умиротворения. Он поступил правильно. Он, а не кто-то другой, определил, как ему умирать.

Лишь испуская последний вздох, он увидел, как под ним появляется пугающий колосс – планета, вокруг которой они вращались. Ему открылись континенты, заполненные корчащимися призрачными толпами, океаны извивающихся душ – такие огромные, что заняли все поле зрения. Даже несмотря на разделявшее их безвоздушное пространство, Кадену казалось, будто он слышит крики мертвых обитателей этого проклятого бестелесного мира, сливающиеся в какофонию страдания. В свои последние мгновения он понял, что его обманули, что он обрек себя и своих товарищей на вечность неизмеримых невзгод. Однако теперь он уже ничего не мог поделать. Выбор был сделан. Он ощутил притяжение планеты, и то, что осталось от него, покинуло замерзшее раздувшееся тело и спустилось на чудовищную поверхность планеты-призрака.

На палубе остатков «Бесконечного гнева» больше не было ни одной живой души. Корабль без экипажа плыл в необъятном космосе, и воцарилась тишина.