1.

Когда-то Ольге нравился Гребенщиков. По вечерам она тихо подпевала ему в тишине убогой однушки. Плеер ей подарили на выпускном в интернате для детей-инвалидов. Китайский, кассетный, с моторчиками. Раритет по нынешним меркам, но работал безотказно, только батарейки вовремя меняй. Пару лет назад она выбросила его в мусорку. В музыке вдруг открылась злая насмешка, которую она странным образом не замечала раньше. И это открытие было лишь малой частью озарения, спустившегося тогда на нее.

2.

Дочь старухи трясущимися руками совала в один пакет грязное белье, халат и полотенца, в другой — недопитые таблетки и недоеденные йогурты. Тупая клуша. Кому теперь нужны эти объедки? Никому, даже Ольге. А вот халатик могла бы и оставить. Новенький, недавно стиранный, с цветочным запахом ополаскивателя. Ольгин пропитался потом, как простыня в публичном доме, и вонял на всю палату. Чистый ей никто не принесет. Постирать? Ха-ха-ха. Очень смешно. С контрактурой правой руки даже трусы поменять непростая задача.

— Извините, — размазывая сопли по лицу, обратилась клуша к Ольге, — но я должна знать. Как это случилось? В котором часу?

Ольга кивнула. Это понятно. Если бы кто-то сказал ей, что ее мать умерла, ей тоже было бы интересно. Но об этом можно только мечтать. Она не знала даже имени той доброй женщины, которая выпустила ее в мир, где на входе вместо сиськи с теплым молоком Ольгу ждала толстая игла для пункции. Игла вошла точно в родничок. И чувство было такое, словно из головы высасывали мозги. Потом, в интернате, воспитатели говорили, что она не может этого помнить. Но она помнила.

— После обеда. Во время тихого часа. Я вдруг услышала, что она не дышит, и позвала врача.

Клуша разразилась глубоким плачем, переходящим в вой.

— Она не мучилась?

Ольга скорчила печальную мину и пожала плечами, прислушиваясь к происходящему в желудке. От запаренной на ослиной моче овсянки разгоралась изжога. Вечерний привет от шеф-повара первой городской больницы.

Нет, не мучилась. Что вы. Я бы сказала, она легко отделалась. Старухе следовало зашить рот и нос, прежде чем отправить на тот свет. Чтобы она не разбудила мертвецов, когда ляжет в могилу. Если бы не врачи, Ольга так бы и поступила.

Два дня она предупреждала старую потаскуху: «Не храпи». Бесполезно. Как об стену горох. Наоборот, та даже как будто прибавила громкости. Выварка с хомяками могла бы немного успокоить Ольгу, а так… Шесть флаконов «Нафтизина» внутривенно — отличное средство от храпа и от надоедливых старух. Выбор препарата был обусловлен исключительно заманчивой ценой. Одиннадцать рублей за пузырек. Гостинец Ольга добавила в утреннюю капельницу соседке. Кстати, смерть бабки была скучным зрелищем. Ольга выходила во двор покурить, дожидаясь, когда все кончится.

Ольга посмотрела на часы. Время ввернуть правильную реплику.

— Вы, ради бога, извините меня, но… — она выдержала паузу, чтобы дочь старухи могла переключиться с внутренних сопливых нюней на внешний мир, — но вы забрали мой халат. У нас одинаковые были. Ваш халат вместе с мамой в морг забрали. Там искать надо.

Тупая клуша замерла в нерешительности. На раздумья у нее осталось меньше двух минут. В девятнадцать тридцать родственники и близкие пациентов должны покинуть отделение. И родственники умерших пациентов — не исключение.

3.

В темной комнате горел синий ночник, как будто сказочная бабочка села на стену у кроватки маленькой принцессы. Принцесса не спала. Ярко-рыжие волосы волнистыми лучами окаймляли ее кругленькое веснушчатое лицо и делали похожей на уходящее ко сну солнышко. Рядом с ней на краю кровати сидела ее мама. К сожалению, не королева, а обычная уставшая после смены продавщица из супермаркета.

— Носик дышит? — Женщина подоткнула одеяло под спину девочке.

— Ага.

— Тогда спи, моя умница.

— Мам, а завтра ты снова вернешься ночью? — Принцесса заглянула маме в лицо.

Умные глазки принцессы имели необыкновенно яркий карий цвет, красиво подходящий к волосам. Несмотря на поздний час, взгляд был живым и пытливым. Принцесса всегда старалась услышать больше, чем ей говорили.

— Еще позже, чем сегодня. Но есть и хорошие новости. Я пораньше заберу тебя из сада.

— Ура. А можно ты расскажешь мне сказку?

— Нет, дочь. Уже слишком поздно. Мне надо еще помыть посуду. Спи, завтра рано просыпаться. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю.

Женщина наклонилась, поцеловала ребенка в теплую щеку и глубоко вздохнула. В голове эхом играли рекламные ролики, ноги ныли от усталости, из-под мышек сквозь дезодорант пробивался запах пота. Но сейчас, вдруг оказавшись во власти нахлынувших чувств, женщина этого не замечала. Она как будто стояла весенним солнечным днем на бескрайнем лугу. Среди цветов и бабочек. Под бездонным синим небом. И ощущение огромного пространства вокруг нее и над ней не умещалось в сердце.

4.

Послышались шаги из коридора. Ольга прикрыла крышку ноутбука, посмотрела на дверь и прислушалась. Как же задолбала эта дерготня, но, слава богу, завтра выписка. Нет. Это не медсестра. Опять приспичило деду из четвертой палаты. В отделении круглые сутки кто-то куда-то идет, кому-то что-то надо. Не больничный покой, а бизнес-центр хренов.

Дед прошаркал мимо, и она снова вернулась к своему занятию.

На объявление о белом кобельке лабрадора, который ищет подругу, отозвались двое. «В мире животных» — самое рыбное место. Главный минус площадки: вопросы, уточняющие личность собеседника, выглядят подозрительно и неуместно. Вот, например, некто под ником «Ботаник», жаждущий купить мраморную малавийскую цихлиду по бросовой цене, кажется, подходит, но, чтобы подготовиться, ей необходимо знать хотя бы пол и возраст.

Ночной интернет-серфинг появился в ее жизни после непродолжительного периода случайных уличных знакомств. Как-то по пути с подработки ей попался сосунок с ранцем за спиной. В голове тогда плыло, как будто перед уходом она выпила не чая, а водки, и ей действительно была нужна помощь. Сначала она попросила мальчика помочь перейти дорогу, потом довести ее до лавки, потом до квартиры. Руслан Алферов. — так было написано на обложке тетради по математике. Второй «А».

Из «Мира животных» Ольга перешла на сайт знакомств «Он и она». Здесь Ольга выступала в роли одинокого путешественника и миллионера, жаждущего второй половины. Больше других на роль возлюбленной подходила сотрудница местного отделения Пенсионного фонда — расфуфыренная стерва средних лет с золотым кулоном на шее. Скоро этот кулон будет лежать в коробке из-под сапог у Ольги на кухне.

В прошлом ноябре, когда Ольга заболела гриппом и сильно температурила, ей приснилось, как чья-то рука окровавленным пальцем написала на стене «РА ЗД ВА». Рука исчезла, и перед глазами появился тот ученик второго «А» в компании двух мертвых девушек. Все трое стояли, взявшись за руки, и истошно смеялись. Ольга проснулась, пошла на кухню и отыскала в коробке вещи первых трех жертв: тетрадь Руслана Алферова, водительское удостоверение Дорониной Зои и серебряный браслет с гравировкой Анастасии Валуйской. РА ЗД ВА.

На обратной стороне квитанции Ыбраевой (скуластая сучка, которая успела царапнуть Ольгу по лицу ключами, прежде чем отправилась в мир теней) именной авторучкой Титова (мальчишка, которого она задушила в лифте) Ольга выписала инициалы убитых в хронологическом порядке. Буквы сложились в стишок.

Раз, два, три, четыре.

Кто не спит в своей квартире?

В ту ночь Ольга превратилась в участника очень странной викторины. Что-то вроде «Поля чудес», только без барабана и Якубовича. Она была единственным игроком в студии, ее соперником было ВРЕМЯ. Иногда она ошибалась в своих предположениях. Но не беда. Правильные буквы всегда можно было найти на сувенирах.

Всем на свете нужен сон.

Кто не спит, выходит вон.

Вот такой стишок. В действительности последние шесть букв все еще оставались непроверенными, но тут вряд ли она ошибалась. Все считалочки заканчиваются словом «вон».

5.

Маму принцессы звали Вика. В четверть десятого утра она сидела на перевернутой табуретке перед мусорным ведром и чистила картофель. Мысли в голове двигались по кругу, который на самом деле был треугольником: планы по выживанию — самооправдание — самобичевание.

Смена начиналась в четыре. К этому часу Вике надо было успеть постирать, погладить, прибраться, поменять лампочку в кладовой и забрать вещи у портнихи. (Счастье, что латки по-прежнему в моде, а племянница Ира всего на год старше дочки.) Портниху звали Аленой, и она была последней подругой Вики. Остальные — Наташа, Элла, Лиля и Саша — даже в соцсетях больше не значились друзьями. Девчата переехали в просторные квартиры, нарожали детей и превратились в благополучных женщин, которые не мечутся между работой и домом, а ездят на маникюр в конце недели и в Турцию в конце лета.

Тупой нож глубоко продавливал картофельную кожуру. Очистки выходили толстыми и быстро наполняли ведро. Вика швырнула картошку в кастрюлю с водой так, что полетели брызги.

Нечестно. У них мужья, а Влад даже алименты не каждый месяц платит. Все, что осталось от бывшего, — фамилия дочери (себе она вернула девичью).

— Кажется, ты превращаешься в завистницу, — вслух ответила себе Вика.

Случалось, она разговаривала сама с собой. В интернете было написано, что это нормально. Особенно для матери-одиночки.

— Ну и отлично. Значит, буду завистницей. Это будет мое третье амплуа. После кассового аппарата и кухонного комбайна.

— Четвертое. Ты забыла, что ты еще и мать. Хотя с этой ролью, кажется, у тебя большие проблемы. Зачем отправила дочу в садик? Сегодня можно было и оставить.

— Не хочу в ад, — сказала Ксюша перед выходом.

Пару месяцев назад, какой-то мальчик из младшей группы сказал вместо «сад» «ад».

Ксюше ошибка очень понравилась, и она повторила ее уже раз сто. Это была не совсем шутка. А может быть, и не шутка вовсе. В садике Ксюшу не любили.

— Не хочу в ад, — повторила Вика слова дочери.

Просто повторила то, что пришло в голову. Не подозревая, что они обе были уже почти там.

6.

Ольгу выписали в девять, а без четверти десять она уже стояла у подъезда своего дома в двенадцати кварталах от больницы. Очень даже неплохой результат для инвалида второй группы.

В левой руке у нее был алюминиевый костыль с ручкой от детской коляски. На правой, изогнутой контрактурой руке, как на крючке, висел пакет с ноутбуком, больничными бумажками и вещами (среди которых был и новый халат). Нагруженная скрюченная рука нестерпимо болела.

Чтобы подняться на крыльцо без посторонней помощи, ей нужны были перила слева, а они были только справа, и Ольге пришлось подниматься по пандусу. Ублюдки-строители. Такой уклон отлично подошел бы для скоростного горнолыжного спуска. Дважды она едва не загремела, чудом избежав перспективы пообедать в больнице.

В почтовом ящике лежали две высохшие мухи и скомканная бесплатная газета «Народная медицина». Дверной замок привычно барахлил. Когда-нибудь придется вызывать спасателей ломать дверь. Наконец механизм щелкнул. Дверь со скрипом раскрылась. Она проковыляла внутрь и полной грудью вдохнула знакомый запах сигаретного дыма, лекарств и мышей.

Вот мы и дома. Ольга сняла с руки пакет, разулась и сразу почувствовала себя лучше. Сначала она поздоровается с домочадцами. Потом немного перекусит и, может быть, вздремнет. Надо набраться сил, у нее еще полно дел на сегодня.

Ольга выдвинула из-под стола накрытую старой кофтой алюминиевую выварку и запустила в нее руку.

— Эй, ребята. Мамочка вернулась.

Ольга достала крупного коричневого хомяка и поднесла его к лицу.

— Я очень скучала.

Зверек отчаянно задрыгал лапками.

— Тише, тише. Я хотела только поздороваться.

На кухонном столе стояли тарелка с засохшими макаронами, немытая кружка с плесневелыми остатками чая и забитая окурками пепельница. До скрипа зубов знакомый натюрморт, не меняющийся на протяжении многих лет. Проклятое спящее королевство, в которое никогда не найдет дороги ни один принц. А если даже и найдет, едва ли у него вдруг появится желание поцеловать здешнюю Спящую Красавицу (она не особенно красива). Но Красавице уже плевать. В последние годы ей снятся удивительно интересные сны.

В кармане запиликал телефон. Ольга поднесла трубку к уху.

— Здравствуйте, Ольга, — сказал знакомый женский голос, — Как ваше давление?

В прошлый четверг, когда прибыла скорая, Ольга едва смогла открыть дверь. Двести шестьдесят на сто десять — ее личный рекорд. Врач сказала, что с такими цифрами шансы получить инсульт десять к одному, и посоветовала везде носить с собой паспорт и медицинский полис. Ничего удивительного. Когда ты рождаешься с кучей дерьмовых проблем, готовься, что они будут множиться в тебе, как черви в трупе кошки.

— С давлением все хорошо. Выписали.

— Я рада за вас. Сможете прийти сегодня в половине седьмого?

Кулак сжался, и она почувствовала предсмертный тремор маленького сердца. Хомяк из последних сил царапал задними лапами руку и кусался. В горле запершило, и ей пришлось откашляться, прежде чем ответить.

— Да. Конечно. Я приду.

— Тогда до встречи.

Вызов сбросили. Ольга растерянно поднесла здоровую руку к глазам. Изо рта у мертвого зверька вытекла кровь и еще какое-то зеленое дерьмо. Серые капельки глаз вытаращились еще сильнее и как будто повисли на зрительных нервах. Чтобы не идти в ванную, она вырвала страницу из «Народной медицины» и вытерла ладонь.

Мертвый грызун и грязная бумажка полетели в выварку, которая оставалась домом еще для четырех хомяков. Сегодня, в половине четвертого.

7.

Звонок в дверь застал Вику у гладильной доски. Не успела. Заболталась с Аленой. Остались два пододеяльника и два детских платья.

— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста.

Вика раскрыла дверь пошире и отошла в сторону.

Ольга переступила порог правой ногой, оперлась на костыль и затянула в квартиру левую.

— Добрый день. А где Ксюша?

Услышав знакомый голос, девочка выбежала из спальни.

— Наша нянечка пришла, дохлых мышек принесла, — нараспев прокричала она.

— Не обращайте внимания, — смутилась Вика, — Побочный эффект садика. Иногда такие стишки рассказывает, что у меня уши в трубочку заворачиваются.

Ольга улыбнулась и кивнула.

— Привет, золотце, — сказала она, — Как видишь, Белый Кролик вернулся к своей хозяйке.

Улыбка стала шире. Нос сморщился. Верхняя губа поднялась, целиком обнажая два крупных верхних резца. Придерживая локтем костыль, Ольга согнула здоровую руку симметрично больной. Вике не нравилась эта шутка. Белый Кролик в исполнении Ольги выглядел довольно зловещим, но Ксюша, кажется, этого не замечала.

Девочка подбежала и обняла няню.

— А мы будем сегодня играть в «Алису»?

— Обязательно.

— Ура. Наконец-то. А долго?

— До посинения. — Няня потрепала девочку по волосам.

Вика нашла Ольгу в Интернете, на городской доске объявлений. Самая дешевая нянька в городе — шестьдесят рублей в час. Вдвое меньше, чем Вика зарабатывает на кассе. Ольга была тем редким человеком, который был бы счастлив поменяться с Викой работами. Да что там работами — всем.

— Как ваше здоровье?

— В физическом смысле? — переспросила Ольга, как будто у этого слова был еще какой-то смысл, — Превосходно. Знаете, со мной в палате лежала женщина. Вот у кого были действительно огромные проблемы со здоровьем. И, не поверите, все из-за храпа. А у меня все нормально. Немного таблеток, немного укольчиков, и Белый Кролик снова в строю.

— Рада слышать. Ксюша каждый день о вас спрашивала. Уговор прежний: суп на плите, чай на полке. В холодильнике два эклера. Один из них — ваш.

— Спасибо. Вы очень добры.

— И будете купаться — помойте, пожалуйста, голову. Фен в нижнем ящике в спальне. Я пошла. Буду в начале первого. Дочь, иди поцелуй маму.

Девочка радостно чмокнула Вику в щеку. Казалось, ей не терпится остаться с няней наедине.

8.

Четыре часа спустя Ольга сидела на краю детской кроватки и смотрела на девочку. Ночник окрасил лицо Ксюши синеватым трупным оттенком. Как будто мертвый ребенок спит в своей кроватке. Наконец-то мертвый.

Ольга тяжело дышала ртом. Язык облизывал пересохшие от возбуждения губы. Как будто ее трахали сутки, но не удовлетворяли, а только разжигали желание. Она представляла, как вгоняет нож в тонкую шею и теплая кровь бьет фонтаном ей в лицо. «Как будто мертвый» ребенок превращается в мертвого. Игра воображения была последней игрой на сегодня.

— Я так рада, что ты вернулась. А где ты была? — Маленькая теплая ладонь легла Ольге на колено.

— В гостях у белых халатов.

— В шкафу, что ли?

— Нет. В шкафах прячутся скелеты. А это были белые халаты.

— Никогда не видела скелетов в шкафу. Кажется, они умеют прятаться не хуже, чем я.

После ухода Вики они играли в «Кролик ищет Шляпника». Ксюша пряталась в духовке. Ненавязчиво подбросить ребенку оригинальную идею было намного проще, чем удержать себя от соблазна включить газ.

— Расскажи мне про белые халаты, — попросила Ксюша.

Ольга потерла лоб. Эти разговоры на ночь, которые она, в общем-то, любила, сейчас были ни к чему. Девочке надо спать, а ей самой успокоиться, если она не хочет все испортить.

Возбуждение пришло во время купания. Ольга дрожащими пальцами слегка придерживала девочку под водой, когда та ныряла. Совсем чуть-чуть. Только чтобы почувствовать разницу в силах. Она могла бы утопить ребенка, даже не намочив одежду.

Пока девочка чистила зубы, Ольга принесла в спальню нож. Подточила и положила его на книжную полку. На случай, если девочка будет дразнить ее еще сильнее. Тогда, возможно, ей, Ольге, будет наплевать на считалочку. А вместе со считалочкой и на себя и на весь белый свет.

— Знаешь, я не хочу рассказывать про белые халаты, — ответила Ольга, — Это слишком скучная история.

— Тогда расскажи мне другую. Интересную.

— Сказку?

— Да, сказку.

— Ладно, слушай. Только потом не говори, что тебе страшно.

— Хорошо. Я не буду.

Лицо Ольги приняло бесстрастное выражение, как вчера во время вечернего разговора с дочкой старухи-храпухи.

— Давным-давно в одном городе стали пропадать дети. Сначала один мальчик не вернулся домой из школы. Потом пропали еще две девочки, чуть постарше. И так пошло-поехало, пока детей почти не осталось.

В этом городе жила маленькая девочка. Одна с мамой. Папы у них не было. И однажды мама послала эту девочку в магазин за хлебом. Девочка надела свое любимое синее платье с белым воротничком и желтые носки с пингвинчиками.

Ксюша покосилась на свои вещи, которые висели на стуле.

— Как у меня?

— Точно. Около магазина девочку встретила старушка. «Помоги мне перейти через дорогу», — попросила она. Девочка была доброй и сразу протянула руку. А старушка была ведьмой-людоедкой. Она схватила девочку за руку и потащила в темный лес.

Молоть чепуху становилось все сложнее. Желание схватить с полки нож и одним ударом закончить две истории сразу разрывало Ольгу изнутри. Еще пара слов — и к чертовой матери выметайся из спальни. Если, конечно, надеешься закончить считалочку и получить суперприз.

— А почему старуха была такая кровожадная? — спросила Ксюша.

— Кровожадная… — повторила Ольга, — Какие сложные слова ты знаешь. Раньше ведьма была другой. Не то чтобы особенно доброй, но умела держать себя в руках. И уж точно никого не убивала. А потом… Ну, не знаю… Что-то на нее нашло. Так вот, ведьма схватила девочку и поволокла за собой. И никто ее не остановил, потому что на ней была шапка-невидимка. Со стороны казалось, что девочка сама, вытянув руки вперед, бежит на окраину города. А закричать девочка не смогла, потому что от страха потеряла голос. Ведьма притащила девочку домой, сняла шапку, чтобы не вымазать в крови, и бросила ее на лавку у входа.

Ксюшины глаза расплылись на пол-лица. Все. Терпения осталось на несколько секунд. Надо немедленно заканчивать. Вон отсюда. Немедленно вон.

— Будь девочка немного поумней, она воспользовалась бы шапкой-невидимкой. Но девочка была глупой, и ведьма ее съела. Вот и вся история, — выдохнула Ольга, поднимаясь с дивана. — А теперь спи.

— Не могу. Мне страшно.

— Мы же с тобой договорились. Я не люблю, когда меня обманывают. А гнев Белого Кролика намного страшнее любой сказки, если ты не знала.

Ольга изобразила Кролика. В синем свете ночника он выглядел ужасно.

9.

Утром в воскресенье Вика обнаружила в комнате дочки предмет, который не заметила вчера и которому было не место в детской. На книжной полке лежал кухонный нож. Вика взяла его в руку и потрогала лезвие. С тех пор, как она чистила картошку, нож как будто стал острее. Взгляд скользнул по полке и наткнулся на точильный камень. Тут же лежал рулон скотча. Нож в детской спальне сам по себе не понравился ей, а в компании с остальными находками и вовсе выглядел жутковато. За завтраком Вика как бы между прочим спросила Ксюшу про вчерашний вечер. Ксюша сказала, что они много играли с няней, смотрели телевизор и читали книжки. В какие именно игры они играли, Ксюша не уточнила.

10.

Ольга проснулась в кресле за столом перед потухшим монитором. Вчерашний путь домой пролегал в обход памяти, зато она четко помнила сон. Кошмар.

Как будто все ее мертвецы собрались за дверью. И впереди всех стоит девочка с рыжими волосами. Они не ломятся, не шумят. Ждут. И Ольга точно знает, что все равно, рано или поздно, ей придется к ним выйти.

На столе стояли переполненная окурками пепельница и грязная кружка. Сигареты закончились. Под ногами на полу лежали два раздавленных хомяка. Видимо, домой от девочки она пришла на серьезном взводе. Ольга отыскала в пепельнице самый длинный окурок. Прикурила и крепко затянулась. Между ней и суперпризом осталось всего шесть букв.

Прежде чем перейти к ТВ и ОН, ей требовалось решить вопрос с ДИ. Женщина жила в элитном микрорайоне «Царское Село» и была очень необязательным человеком. Они договаривались о встрече, но та не пришла. А может быть, у нее была слишком хорошо развитая интуиция. Разбираться в причинах Ольга не собиралась. Обязательная — не обязательная, с хорошо развитой интуицией или вообще без нее, ДИ должна была умереть. Сегодня. Потому что завтра Ольга снова идет нянчить Ксюшу.

Тащиться в «Царское Село» для человека, у которого из четырех конечностей полноценно работают только две — сомнительное удовольствие. Ольга решила встретиться с ДИ около Управления Пенсионного Фонда, где ДИ работала какой-то начальницей. Даже начальницы мечтают о большой любви и верят в сказки про принцев (богатых странствующих холостяков, ищущих вторую половинку).

Когда ДИ медленно сворачивала с дороги на парковку, Ольга выскочила перед машиной. Она больно ушибла правую ногу, зато оказалась на заднем сиденье модной иномарки на правах пострадавшей.

— Ради бога, вы только держитесь, — без умолку повторяла испуганная ДИ, разворачивая автомобиль и направляя его в сторону травмпункта.

В салоне пахло туалетным мылом. Рядом с передним пассажирским сиденьем стоял пакет с покупками. Белые грибы, тушка курицы, яблоки, молодой картофель и журнал «Космополитен». ДИ часто оборачивалась и о чем-то говорила. На шее у нее ярко блестел знакомый кулон. Ольга кивала, не слушая. Мысль сосредоточилась на двух деревянных катушках из-под ниток, к которым была привязана гитарная струна из набора «Гамма». Номер шесть, ля, нейлон. Продавец обещал божественное звучание. Только бы не подвела больная рука.

Струна вонзилась в горло ДИ, как только машина остановилась на парковке. Женщина захрипела и попыталась просунуть пальцы под удавку, но струна провалилась в шею, и поддеть ее было невозможно даже таким длинным и дорогим маникюром. Звучание, кстати, вышло так себе.

Кулон оказался без гравировки и не попал в коробку с сувенирами. В дамской сумочке на пассажирском сиденье Ольга отыскала права и двадцать восемь тысяч рублей. Пакет с покупками она тоже прихватила с собой. На ужин у нее была курица с грибами.

11.

— С вас тысяча девятьсот два рубля, — цифры горят на дисплее кассового аппарата, но девушка терпеливо ждет, когда Вика назовет сумму.

— А вы карту провели?

— Да. Спасибо за покупку. Здравствуйте. — Вика поворачивается к следующему покупателю и улыбается.

«Говорим больше радиоведущих и улыбаемся чаще кинозвезд» — последняя установка начальства. Сегодня сообщили, что из зарплаты удержат недостачу, и улыбаться стало сложнее. Значит, на ужин будет больше гречки и меньше мяса. Значит, заплатки по-прежнему в моде.

В кармане завибрировал телефон. Вика положила бутылку минеральной воды обратно на ленту. Да, ее предупреждали, никаких телефонных разговоров на рабочем месте, камеры записывают все. Но звонила Ольга. Вика взяла трубку.

— Алло?

— Мама! — крикнула в трубку Ксюша, и связь оборвалась.

Вика попробовала перезвонить. Никто не взял трубку.

— Девушка, может быть, вы потом поговорите? — вежливо поинтересовался бородач, стоявший в голове очереди.

Она кивнула мужчине, не отрывая телефона от уха. В динамике звучали длинные гудки, а в голове голос дочки. Мама. Вика подумала про найденный в спальне нож, точильный камень и рулон скотча. Ольга сказала, что собиралась подклеить «Сказки», но не нашла ножницы. Звучало правдоподобно, но не более. И вот теперь что-то случилось. И это «что-то» намного серьезнее, чем удержание из зарплаты.

Вика вышла из-за кассы и побежала мимо стеллажей с чипсами, консервами и чаем. На мясном отделе свернула вправо.

— Девушка, вы куда?

— Эй, Ткаченко, у тебя совсем крыша поехала? — Товаровед Зинаида Николаевна с колясками колбасы в руках застыла у раскрытой витрины. — Ну-ка вернись.

Стеклянные двери разъехались. Вика выбежала на улицу. В рабочем фартуке и без куртки. Неважно. Главное не опоздать.

12.

То, что девочка будет последней, Ольга поняла давно. Как только угадала последнее слово в тексте. Буквы неспроста складывались в детскую считалочку, потому что в центре этой мистерии находился ребенок.

Именно после знакомства с Оксаной у Ольги начались завихрения. В тот день, когда ей на улице попался паренек с ранцем за спиной, она тоже шла домой от нее. Ольга и раньше часто злилась без видимых причин, но как-то держала себя в руках. А в тот день девочка как будто вытащила у Ольги из мозгов шплинт, отвечавший за торможение, и выбросила его, так что теперь не найти.

— Сейчас я позвоню маме, и ты скажешь, что будешь летать. Только говори громче, у меня барахлит телефон.

Ольга набрала номер Вики.

— А это обязательно? — спросила Ксюша, — Голова уже кружится.

Девочка часто выражалась довольно глубоко, и наивные реплики (например, про головокружение) выглядели притворством. Иногда Ольге казалось, будто девочка понимала, что происходит, но по какой-то причине была согласна превратиться в последний слог четверостишия. Или даже хотела.

— Обязательно. Ты же хочешь стать бабочкой. Говори.

— Мама, я скоро научусь летать.

— Громче, — скомандовала Ольга.

Глаза Ксюши на миг запылали огнем. В ней было много вызывающе рыжего. Она была красивой и здоровой. У нее впереди была вся жизнь. Она будет трахаться и смеяться, когда сама Ольга будет гнить в земле. «Не будет, а стала бы, — мысленно поправила себя Ольга. — Теперь об этом можно говорить только в условном залоге».

— Мама, я скоро научусь летать! — прокричала Ксюша.

Ольга сбросила вызов после первого слова и неторопливо заклеила девочке рот скотчем. Все готово, и у нее есть двадцать минут на то, чтобы попить чай.

13.

Вика отомкнула дверь и вошла. В коридоре тускло горела люстра, было слышно, как за стеной у соседей бубнит телевизор. На ковре валялись детские вещи и картонные трубы с остатками оберточной пленки. Откуда столько пленки? На кухне в нижнем ящике лежал всего один рулон. Вика вспомнила туго набитую хозяйственную сумку из синей парусины, которую Ольга оставила у входа. Теперь сумки не было.

— Ксюша?

Никто не ответил. Подмывало броситься в комнаты, но Вика присела на пуф и сняла сапоги. Если она станет подкидывать суматохи в этот разгорающийся кошмар, то очень скоро все вокруг запылает ярким пламенем. Бегства с работы вполне достаточно. Будь сдержаннее в действиях и (особенно) в мыслях. Мысли могут материализоваться. Во всяком случае, худшие из них.

— Оля? — крикнула Вика.

На кухне что-то зашуршало, и из дверного проема, хромая, выпрыгнул Белый Кролик. Только теперь его звали Бешеный Белый Кролик. Улыбка превратилась в оскал. Вытаращенные глаза уставились на Вику. Как и положено, в здоровой руке у него была трость — алюминиевый костыль, а на голове цилиндр — цветочный горшок из кладовой, в котором когда-то росла пальма.

— Где Ксюша? — спросила Вика.

От сердца немного отлегло. Они просто играют. В прятки, как в прошлый раз. Ксюша спряталась, и Ольга ее ищет.

Кролик припрыгал на середину коридора.

— Давайте выпьем чая, — предложил он. — У нас здесь, как всегда, пять минут до чаепития.

— Ольга, мне не до шуток. Почему вы не берете трубку? Я думала, что-то случилось.

Кролик продолжал таращиться на нее вылупленными глазами. В глазах был смех.

— Самое время выпить чая.

— Я не пью чай. И, пожалуйста, хватит кривляться. Где моя дочь?

— С ней все хорошо. Готовится к встрече с Алой Королевой.

Вика шагнула вперед и заглянула в приоткрытую дверь зала. В комнате было темно, но полосы падающего из прихожей света было достаточно для того, чтобы кое-что разглядеть. Люстры на потолке не было. Вместо нее к крюку была привязана бельевая веревка, на которой вверх ногами висела раздетая догола и обмотанная по шею упаковочной пленкой Ксюша. Прямо под ней стоял желтый пластиковый таз из ванной, в котором Вика замачивала грязное белье. Косичка с бантиком, свесившаяся из целлофанового кокона, касалась кончиком его дна. Отец Вики разводил нутрий и тоже всегда подставлял таз, прежде чем взять в одну руку коричневую от запекшейся крови киянку, а другой поднять животное за хвост.

Тяжелый удар в затылок (как будто той самой киянкой, которая мгновение назад всплыла в воображении) свалил Вику на пол. От боли мир в глазах сузился до маленького окошка, в которое вдруг просунул морду Бешеный Белый Кролик.

— Ну, если вы не хотите чая, тогда, может быть, партию в крикет? — по-прежнему кривляясь, спросила Ольга, — Давайте! Будет весело. Вам точно понравится.

Верхняя губа поднялась еще выше, обнажая синюшную десну над крупными передними зубами.

— Что ты с ней сделала? — Вика поднялась на четвереньки и, цепляясь за стену, попыталась встать в полный рост, — Что ты сделала с моей дочкой?!

— И-и-и раз!

Резкий выпад вперед, неожиданный и неестественно быстрый для калеки.

Костыль снова ударил Вику по голове, соскользнул и обрушился на ключицу. Хрустнула кость. Правая рука вдруг потяжелела и повисла. Вика закричала, согнулась и отступила в кухню.

— Отпусти ее немедленно! Слышишь?! Отпусти Ксюшу.

Цветочный горшок упал с головы Белого Кролика и раскололся на части. Еще один взмах костылем и еще один шаг вперед.

— Два.

Второй удар попал Вике точно по губам, и рот наполнился кровью вперемешку с осколками зубов. Она подавилась, закашляла и выплюнула на пол кровавую кашицу.

— Три.

Вика шагнула назад, и костыль рассек воздух в нескольких сантиметрах от ее лица.

— Четыре.

Теперь Бешеный Белый Кролик превратился в Богомола перед атакой. Он замер и медленно раскачивался, выбирая момент для следующего броска. Два вытаращенных глаза, не моргая, смотрели на Вику. Еще шаг. Вика уперлась в подоконник. Костыль со звоном врезался в окно. Дунул холодный ветер, и сотни острых осколков разлетелись по комнате.

— Кто не спит в своей квартире?

Отступать было некуда. Вика вытянула левую руку, и костыль прошелся по ней, ломая и выворачивая пальцы. Следующий удар сбил ее с ног. Она упала на спину, глядя широко раскрытыми глазами в улыбающееся лицо Ольги, ставшее конопатым от кровяных брызг.

— Всем на свете нужен сон.

Вика поняла, что не сможет спасти дочь. Что умрет прямо здесь и сейчас. На усыпанном стеклами полу кухни, рядом с перевернутым столом. Под ударами костыля психопатки, которую она нашла на городской доске объявлений.

— Кто не спит, выходит вон.

14.

Тяжело дыша, Ольга села на пол, рядом с окровавленным телом. Ветер из окна развевал занавески, но не рассеивал сгущающуюся черно-синюю дымку в голове, предтечу больших перемен.

Шум, истошные крики и разбитое окно не входили в ее планы. Очевидно, перед финальной сценой придется поменять декорации. Можно попробовать спустить кровь здесь, а чистописанием заняться дома, но не свернется ли по дороге кровь? И, может быть, для конечного результата важно присутствие тела. Ответы на такие вопросы лучше не искать экспериментальным путем.

15.

— Это была мама? — спросила девочка, натягивая трусики.

— Что?

— Я слышала, как в коридоре кричала мама.

— Тебе показалось. Так часто случается. В ушах звенит из-за того, что висишь вверх ногами.

Девочка с сомнением посмотрела ей в глаза.

— А зачем ты заклеила мне рот?

— Случайно. Давай собираться. Потом поговорим.

— Куда собираться?

— Ко мне в гости. Ты ведь еще ни разу не была у меня в гостях.

— Хорошо. Но надо будет прибраться. — Девочка толкнула носком пластиковый тазик, вокруг которого были разбросаны клочки полиэтиленовой пленки. — А то мама поругает.

— Не поругает. Она теперь очень добрая.

16.

Черно-синее забытье обмелело. Из-под него, как огромный валун во время отлива, проступила головная боль. Следом появилась сухость во рту и ощущение теплой, крепко сжатой детской руки. Ольга вспомнила холодный ветер, вырвавшийся из разбитого окна, звон стекла, крики женщины, пятно света на асфальте, хлюпающие лужи под ногами и теплую руку девочки. Девочка тянула ее за собой, словно ей не терпелось поскорее умереть.

Какой-то кульбит сознания. Бред, галлюцинации или что-то еще. Я не могла желать ей смерти. Тем более я не могла пытаться ее убить.

Но во сне больничные халаты пахнут цветочным ополаскивателем так же редко, как анонимные «Ботаники» дают интернет-объявления о покупке мраморной малавийской цихлиды. И никогда сны не состоят из десятков связанных эпизодов и не охватывают сюжетом несколько лет.

Двести шестьдесят на сто десять! Ваши шансы на инсульт десять к одному. Я бы посоветовала вам никогда не выкладывать из кармана паспорт и медицинский полис.

Инсульт. Смерть участка мозга, сопровождаемая бредом и продолжительными галлюцинациями. Значит, так это и происходит. Но сколько она должна была проспать, чтобы увидеть такой длинный кошмар? Неделю? Месяц? Год?

— Ты проснулась? — обратился к ней знакомый детский голос. — Очень хорошо. Нам надо поторапливаться.

Ужас (это не сон!) и облегчение (девочка жива!) столкнулись в голове двумя гигантскими волнами. Ольга открыла глаза.

Девочка выглядела именно такой, какой она, Ольга, ее помнила. Лет пяти-шести, рыжая, с очень умными глазами. Девочка улыбалась, как именинница перед тортом, и от сердца ненадолго отлегло. До тех пор, пока Ольга не увидела зажатого в руке девочки хомяка.

— А где их вещи? — спросила девочка.

— Что? — хотела переспросить Ольга, но вместо вопроса вышел сдавленный хрип.

Детский кулачок сжался, как сотни раз до этого сжимался кулак Ольги. Зверек судорожно задергал задними лапками, и девочка небрежно бросила его на пол.

— Где вещи буквенных людей? Тех людей, которые стали буквами. Ты ведь забирала у них кое-какие вещи. Эти вещи мне нужны. Не надо отвечать, просто покажи взглядом.

Девочка смотрела пристально, не моргая, как будто хотела заглянуть в мозги. Ее волосы и глаза стали ярче. Улыбка — шире. На щеках вспыхнул румянец.

Ольга хотела спросить, что происходит, но сухость склеила рот. Попробовала встать, но не смогла даже свесить ногу с дивана.

–Тише, тише, — зашипела девочка. — Да. Я знаю, неприятно. Но все-таки это лучше, чем оберточная пленка и скотч. Уж поверь мне. Так где они?

Девочка сунула руку в карман и достала оттуда знакомые ножницы. Острый блестящий кончик приблизился к глазу Ольги, так что, моргая, она цеплялась за острие ресницами.

— Ты меня слышишь? Показывай. Или мне придется сделать тебе больно.

Кончик ножниц коснулся глаза.

Господи, она сделает это. И еще многое другое, что даже не может прийти тебе в голову. И будет продолжать до тех пор, пока ты не покажешь, где коробка. Да, та самая коробка, в которой ты когда-то хранила кассеты.

Ольга вдавила голову в подушку и медленно, чтобы не наткнуться на острие, кивнула в сторону кухни.

Девочка исчезла и скоро вернулась с тем, что искала.

— Хорошо. Еще мне понадобится тазик, вроде того, что был у меня дома. Или чашка. Нож. Пара свечей. Но прежде чем мы приступим, я расскажу тебе сказку. Она будет тебе наградой за проделанную работу. Нет ничего лучше хорошей истории на ночь.

Лицо девочки вдруг стало злым и старым. Как будто это был и не ребенок вовсе, а что-то, натянувшее себе на голову маску с детским лицом.

— Ну, начало ты знаешь. Давным-давно в одном городе стали пропадать дети. Каждый день кто-то пропадал. Город был небольшой, и скоро детей почти не осталось. Исчезли все, за исключением одной маленькой рыженькой девочки, которая жила на краю города со своей тетей. И это было очень странно.

Однажды зимой родители исчезнувших детей — а их к тому моменту собралось больше сотни — ворвались в дом, в котором жила рыженькая девочка. Они обнаружили массу любопытных вещей вроде погремушек из детских черепов и сарафанчиков из человеческой кожи. А еще они вдруг обнаружили, что рыженькая девочка умеет проделывать разные фокусы: читать мысли, заставлять молчать и все в таком духе.

А самые внимательные заметили, что эта рыженькая девочка — не совсем девочка. И, может быть, даже не человек.

Эти люди не смогли убить ее, хотя очень хотели. Но им удалось забрать у девочки Книгу. Даже не знаю, как правильно эту Книгу назвать. «Сборник заклятий» или «Мистический свиток»? Пусть это будет Колдовская Книга — все-таки у нас сказка, а не готический роман. Они забрали у девочки Колдовскую Книгу и сожгли ее.

После этого происшествия девочка переехала в другой город. Но для того, чтобы жить дальше и оставаться маленькой девочкой, ей нужна была Новая Книга. Написать Новую Книгу сама девочка не могла. Даже для одного, самого простенького, заклятия ей пришлось бы по-настоящему умереть.

Слова ребенка (или того, кто им прикидывался), несмотря на жутковатый смысл, звучали ровно и убаюкивающе. Ольга закрыла глаза.

— Сначала девочка хотела сделать помощницей ту женщину, которую называла мамой. Но из этого ничего не вышло. Без Книги девочка не могла заставить кого-то что-то сделать, только чуточку подтолкнуть. Мама была слишком доброй и к тому же совсем не пила чай.

Но вот однажды судьба улыбнулась девочке. К ним в дом пришла прекрасная незнакомка с алюминиевым костыликом. У гостьи было очень слабое здоровье и спящее зерно обиды. Девочка поливала зерно чаем. Особым чаем, как ты понимаешь. Обида проросла, вытянулась и расцвела. Одним словом, эта женщина стала тем человеком, который мог написать Новую Книгу. Ну, или хотя бы начать ее писать…

— Вот и все, — немного помолчав, добавила девочка.

Маленькая теплая рука обшарила карманы кофты. Девочка вытащила паспорт с медицинским полисом под обложкой и бросила документы на имя Ольги Александровны Норовой в коробку из-под сапог.