Перевод выполнил Radiance специально для kriper.ru
Зависимость медленно овладевала нашей матерью, убивала её. Когда у нее выпадали зубы, она оставляла их на краю ванны. Я собирала их в спичечный коробок и хранила в надежном месте, чтобы не потерять. Тем самым надеясь когда-нибудь «собрать её заново».
Наш дом рассыпался на глазах, и мы изо всех сил старались вернуть его в жилое состояние. Потолки были дырявые и протекали, ступеньки покрылись плесенью и начали гнить, а радиаторы зимой «кровоточили» ржавчиной. Но это все ещё был наш дом.
Моя сестра Энни ухаживала за мной как могла. Она рассказывала мне истории о привидениях и не возражала, когда позже я забиралась к ней в постель, слишком напуганная, чтобы спать в одиночестве. Она учила меня танцевать босиком на ковре в гостиной. Мы включали музыкальный канал на максимальную громкость и танцевали. Она всегда уступала мне ванную, чтобы я могла искупаться в горячей воде. И никогда не жаловалась, что ей доставалась уже холодная. Она расчёсывала мне волосы каждый день перед школой. Иногда волосы путались, мне было больно, и я била её по рукам. Но даже после этого Энни не обижалась и продолжала ухаживать за мной. Она была темноволосой, как и её отец, кем бы он ни был, а я была блондинкой. Энни тоже отчаянно хотела быть блондинкой, как Мэрилин Монро. Как Мама. Наверное, она думала, что это сделает их ближе, будет меньше напоминать маме об отце Энни. Я бы всё отдала за то, чтобы она ещё раз запустила руки мне в волосы, даже если это будет больно. Она переехала в Нью-Йорк, когда мне исполнилось восемнадцать, и больше не вернулась. А я до сих пор иногда вижу её во сне.
Зависимость нашей матери становилась все сильнее и сильнее, и уже с юных лет мы понимали, что всегда будем на втором месте после алкоголя и наркотиков. Иногда она уезжала на несколько дней. Мама никогда не предупреждала о подобном заранее. Просто однажды мы просыпались в пустом доме, с полным холодильником и запиской на двери. На записке обычно красовался след от помады, в виде поцелуя и сообщение о том, что она скоро вернётся.
Иногда она приводила домой парней. Стол заполнялся пивными банками и пепельницами, дым поднимался к потолку, а мама терялась в этом тумане. Мы спали с подушками на головах, пытаясь заглушить музыку, которую они слушали всю ночь. Утром просыпались и видели незнакомых людей за нашим кухонным столом, которые спрашивали, где у нас лежит кофе.
Когда мама пыталась пить меньше, она натурально «разваливалась» на части. Она не покупала еду, холодильник был вечно пуст. Она курила дома, а бычки тушила об обои у лестницы, за счёт чего они выглядели больными и гниющими, как кожа нездорового человека.
Она почти не спала. Ходила с синими полумесяцами под глазами, костяшки пальцев были ободраны. Она психовала и кричала при малейшем раздражении. Помню, как-то раз я пролила сок на диван. Мама посмотрела на меня бешеными глазами и толкнула меня на ковёр, а затем взяла все мокрые подушки с дивана и подожгла их на заднем дворе. Энни, понаблюдав за всем этим из окна, подошла, села рядом со мной на пол и обняла.
Хуже всего было, когда мама очень много пила. Она смеялась слишком громко и слишком долго, над всем и вся, пока ее рот не начинал дрожать, и она не начинала плакать. Энни «отключалась», когда мама была в таком состоянии, уходя куда-то глубоко внутрь себя, где никто не мог причинить ей боль. Она не ложилась спать до утра, смотрела старые чёрно-белые фильмы по телевизору, шепча строки, которые знала наизусть, как молитвы. Когда мне было лет пять, я плакала каждый раз, находя маму без сознания на кровати, уверенная, что она никогда не проснётся. Энни вытирала мне слёзы и говорила, что она просто спит, как принцессы из моего сборника сказок. Мы вместе сидели на маминой кровати и ждали, когда она проснётся. Когда мы стали старше, ничего не изменилось. Я снова и снова поднимала маму с пола в ванной, а Энни укладывала её в постель, убирала волосы с лица, вытирала рвоту со рта и переодевала, если она обмочилась.
*** Случилось это в октябре. Мне было тринадцать, а Энни шестнадцать. Был вечер среды, и мамы не было уже два дня. В то утро она позвонила нам из автомата, невнятно бормоча, что прекрасно проводит время со своими новыми друзьями и надеется, что у нас всё в порядке. Когда она спросила, хорошо ли у меня проходит день рождения, я повесила трубку. Да, этот разговор был именно в день моего рождения.
Энни подарила мне кучу подарков: клубничный блеск для губ, блестящие лаки для ногтей. Я не стала спрашивать, откуда у неё деньги на всё это. Мне было все равно. Мы поехали на автобусе на пляж, где и ели праздничный торт, который она приготовила для меня. Волны бились о скалы на берегу где мы сидели. Ветер доносил до нас разбившиеся капли морской воды, которые попадали на торт. Я никогда не забуду этот солёно-сладкий вкус глазури. Но мне было всё равно. Я наслаждалась каждым кусочком. Мы смотрели, как садится солнце. Энни делала фотографии на свою нокиа, а я задувала свечи, снова и снова желая, чтобы мама не вернулась домой. Чтобы на этот раз её не было дома.
*** В ту среду вечером мы с Энни не разговаривали. Я очень злилась на неё.
Всё началось с того, что она споткнулась у подножия лестницы. Мы обе рассмеялись, а когда я наклонилась, чтобы поднять её, почувствовала запах спиртного. Я отдёрнула руки, а она снова упала, ударившись об пол и засмеявшись. Я не могла смотреть, как она падает снова и снова. Я смотрела на неё сверху вниз и всё, что я могла видеть в ней - нашу мать.
Я побежала на кухню и начала бить все бутылки, которые у нас были. Энни пыталась меня остановить. Всё летело в раковину. Она схватила меня за плечи, и я выронила последнюю бутылку. Она разбилась об пол между нами. Осколки стекла сверкали так, будто мы достали звезды с неба и рассыпали их. Словно части единого целого, которое мы уже не сможем склеить обратно.
Снаружи через открытые окна было видно небо. Оно стало бледно-золотым, облака розовыми и кремовыми пятнами расползлись по горизонту. Я рыдала, глядя, как моя сестра на коленях собирает осколки. Не верилось, что эта была та самая Энни, всегда пытающаяся всё исправить, даже когда, казалось, было слишком поздно.
*** Запах еды заставил меня выйти из комнаты. Желудок предательски сжимался, принося жжение и боль. Энни готовила пасту. Настоящую еду, а не приготовленную в микроволновке. Она накрыла на стол. Тэмми Уайнетт тихонько напевала из CD-плеера. Энни, слегка покачивая бёдрами, помешивала томатный соус, густой и теплый. Мы ели молча, и с каждым кусочком я все меньше злилась на неё. Мама никогда не готовила ужин, никогда не вспоминала, что с детства я больше всего любила спагетти, и никогда не оставалась достаточно трезвой, чтобы сесть за стол. Энни не была мамой.
Мы мыли посуду, когда впервые услышали его. По внутренней стороне стекла полз мотылёк, и я приоткрыла окно, чтобы выпустить его на улицу. Со двора донёсся слабый звук. Я наклонила голову, прислушиваясь, так как он доносился издалека. Кто-то плакал. Я решила, что это либо Мика, двухлетняя дочка соседей, которая частенько устраивала истерики, либо бездомный кот Лаки Страйк, который часто таким ором выпрашивал себе еду. Я всегда хотела покормить его, когда он ходил вокруг да около и тёрся об ноги, но Энни всегда останавливала меня, говоря, что как только ты начинаешь давать, они начинают этим пользоваться. Оглядываясь назад, я думаю, что она говорила не только о котах.
Энни включила рождественскую гирлянду, и мы уселись на пластиковые пляжные стулья, глядя на небо. Когда мы вот так сидели на улице, Энни всегда рассказывала мне названия всех созвездий и истории о том, как они оказались на небе. Мне пришлось повзрослеть, прежде чем я поняла, что она все это выдумывала на ходу. Однако сейчас это стало игрой, в которую мы все еще любили играть, придумывая смешные истории для созвездий.
- Ах да, вон - это блеск пивной банки. Она попала туда, когда Бог выбросил её из окна своего кабриолета и так и не подобрал» - сказала она, глубокомысленно кивая и пряча улыбку.
- Конечно, - сказал я, размахивая руками и указывая за линию электропередач. - Прямо рядом с пепельницей, оставленной ангелами на перекуре.
- Да, говорят, что если ты пожелаешь что-то, глядя на созвездие, то все твои мечты сбудутся, - сказала Энни с усмешкой. Потом она перестала смеяться, и ее голос стал тихим. Она уставилась в небо:
- Давай загадаем желание, Эм.
Так мы и сделали.
Звук плача прервал нас. На этот раз он был ближе и определенно принадлежал человеку. Мы в замешательстве повернулись друг к другу. Энни пожала плечами, а я прищурилась, вглядываясь в темноту. Плач был похож на детский. Такой потерянный, усталый и одинокий.
«Должно быть, Мика?- сказала я, медленно поднимаясь на ноги, - «Может, она обошла дом сзади? Может, ты позвонишь Конни и скажешь, что мы её приведём сейчас?».
Энни не ответила. Я вздохнула и закатила глаза. Придётся всё делать самой. Я сошла с крыльца, чувствуя под ногами мягкую траву. В воздухе пахло дождём, свежим, чистым.
- Эм!, - голос Энни звучал напряженно.
Я с улыбкой повернулась к ней. И эта же улыбка мгновенно пропала с моего лица, когда я увидела выражение лица Энни.
- Эм, сейчас же иди в дом.
Она смотрела в темноту, мимо меня, и уже открывала дверь, держа одну руку за спиной. Пальцы нащупывали щеколду. Я замерла, стоя босиком в грязи, и мельком увидела, на что она смотрит. В кустах у задней изгороди кто-то сидел на корточках, аккуратно подтянув колени к подбородку и обхватив руками ноги. Его рот был широко раскрыт, он тихо открывался и закрывался, издавая те самые звуки. Словно ребёнок потерялся в темноте. Нет, не как ребёнок. Скорее, слово кто-то притворялся, подражая звуку под покровом темноты. Внезапно фигура резко выпрямилась. Лица всё ещё не было видно.
Я побежала, подгоняемая паникой и животными инстинктами. Оказавшись быстрее Энни, я втащила её внутрь и захлопнула дверь. Мы смотрели, как фигура медленно приближается к дому неторопливыми шагами.
Энни взяла меня за руку, крепко обняла и повернула лицом к себе, держа за плечи.
- Не оборачивайся, Эмми. Не оборачивайся.
Инстинктивно я начала оглядываться через плечо в темноту. Энни крепко схватила меня за лицо и покачала головой. Тогда я поняла, что она говорит серьёзно.
- Я... - её голос надломился, и она откашлялась, с силой сжимая мою руку, - я позвоню в полицию, и всё будет... - её голос снова дрогнул. Слёзы потекли по её ресницам. Энни никогда не плакала.
- Твой телефон на крыльце, - прошептала она, и желчь поползла вверх по моему горлу. Её телефон был наверху, заряжался.
Мягкий стук заполнил тишину. Энни уставилась в окно. Это был звук чьего-то лба, медленно и многократно ударяющегося о стекло. Затем удары ускорились, набирая силу. Мгновение спустя стук прекратился, и я уже собиралась спросить Энни, могу ли я посмотреть, как тут же она закричала, параллельно звуку бьющегося стекла. Кто бы ни был в нашем дворе, он только что разбил окно.
Мы взлетели по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки (по привычке минуя сгнившие). Я обернулась, чтобы посмотреть назад, но Энни одёрнула меня, прежде чем я смогла что-то увидеть. Звук бьющегося стекла эхом отдавался позади нас. Мы добрались до ванной и заперли дверь. Слабый, жалобный крик, похожий на плач младенца, зовущего свою мать, заполнил коридор, застряв между стенами и лестничными пролётами.
Энни прижалась спиной к двери, уперевшись ногами в ванну и, сжимая в руке нож, который прихватила на кухне. Я села рядом. На лестнице послышались медленные шаги. Плач принял насмешливый оттенок. Он, то замолкал, то снова появлялся.
Первая дверь на верхнем этаже была моей спальней, и мы отчетливо услышали, как она распахнулась.
Оно искало нас.
“Что, чёрт возьми, происходит? - спросила я Энни, даже не потрудившись смахнуть слёзы, которые не могла сдержать.
Эн поднялась с пола и упёрлась руками в дверь, когда услышала звук открывающейся второй двери. Мамина комната. Следующей комнатой в коридоре была ванная. Энни подняла меня на ноги и протянула нож. Я покачала головой и вернула его, испугавшись того, что случится, если мне придётся им воспользоваться. Энни толкнула меня и вложила нож в мои руки. Она держалась за лезвие так сильно, что порезалась. Я наблюдала за алым ручейком, стекающим с её руки. Несмотря на боль, Энни продолжала всовывать нож мне в руки. Наконец, я пришла в себя и взяла его.
Что-то ударилось о стену. Затем раздался пронзительный вой. Я задержала дыхание и почувствовала, как мое сердце бешено колотится где-то в районе горла.
- Я возьму телефон из своей комнаты, - сказала сестра. Я резко покачала головой в знак протеста. Прежде чем я успела сказать хоть слово, Энни зажала мне рот рукой. Я чувствовала вкус крови на её руке. Солёный и сладкий. Как праздничный торт на берегу океана, - Да. Я возьму телефон и позвоню в полицию. У нас всё будет хорошо.
Я снова покачала головой.
- Это единственный выход, - настаивала Энни, - когда я уйду, мне нужно, чтобы ты заперла дверь и никого не впускала. Даже меня. Кто бы там ни был. Никого! Обещай!
Я покачала головой, и Энни прижала свою руку к моему рту, прижимая мои губы к зубам с такой силой, что у меня заслезились глаза:
- Обещай мне, Эм!
В соседней комнате что-то разбилось. Энни убрала волосы с моего лица и нежно отправила их мне за ухо.
- Обещай! - одними губами произнесла она и как можно тише отперла дверь.
Я смотрела, как изгиб её плеча исчезает в темноте. Секунду я не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, а потом подбежала и закрылась на щеколду. Тут же что-то ударилось в дверь, закричало. Ручка ходила ходуном. А потом всё стихло.
Я сидела спиной к двери, держа нож и жалея, что рядом нет Энн. Тишина. На мгновение единственным звуком было моё дыхание, медленно заполняющее комнату.
Чей-то голос нарушил иллюзию одиночества.
- Эм?- знакомый голос донёсся из-за двери. Я сжала нож ещё крепче, - милая, что происходит?
- Мама?- мой голос надломился, - мама, это ты? - я обхватила себя руками, чтобы не дрожать.
- Милая, всё в порядке, просто открой дверь. Всё в порядке, просто впусти меня.
Ручка снова задребезжала, на этот раз мягче:
- Просто впусти меня, всё в порядке, - она нетерпеливо постучала в дверь, и я взялась за ручку щеколды.
- Дорогая, прости меня. Мне жаль, что я пропустила твой день рождения. Прости. Я такая ужасная мать. Пожалуйста! - её голос сорвался, и она заплакала. - Просто впусти меня, детка. Мне очень жаль.
Я крепко зажмурилась. Она казалась такой грустной и потерянной. Я просто хотела, чтобы она обняла меня, как в детстве, когда я приходила с оцарапанным коленом после очередного падения с качелей. Может быть, на этот раз она говорила серьёзно? Возможно, все будет хорошо. Моя рука потянулась к щеколде.
Из-за двери донесся голос моей сестры, теплый и нежный.
- Да, Эмили, впусти нас. Всё в порядке.
Моя рука замерла. Энни никогда не называла меня полным именем. Чья-то рука с грохотом ударила в дверь.
- Эмилия, впусти нас!- голос Энни стал низким и гортанным, за ним последовали те же пронзительные смешки, что и раньше. Теперь заговорила мама, умоляя и плача, её голос становился все громче и громче. - Впусти нас! Впусти нас! Впусти нас!- она кричала снова и снова, ударяя кулаками в дверь.
- Это не моя сестра, и ты не моя мать!- закричала я через дверь, закрывая руками голову.
Я забралась в ванну, свернулась калачиком в позе эмбриона и прижала нож к груди. Я не знала, что там за дверью, но знала, что это не Энни. Это был не тот голос, который ругал меня всякий раз, когда я переключала телевизор. Не тот голос, который пел мне «с Днём рождения». Не тот голос, который говорил мне, что я умна, даже когда я хватала тройки. Не тот голос, который читал мне сказки о принцессах.
Снизу доносились удары и крики, а затем топот бегущих людей. Низкий, гортанный вой пронёсся по дому, заполняя комнату. Дверь выбили. Я закричала, закрыла глаза и ждала смерти. Мгновение спустя меня подняли из ванны и вынесли в комнату. Пока меня несли, я успела увидеть дверь ванной. Она была вся в царапинах до самого пола. По коридору валялись разодранные подушки, из-за чего казалось, что дома выпал снег. Я смотрела, как медленно дрейфуют крошечные пёрышки, пока люди в униформе проверяли комнаты, которые в свою очередь выглядели так, словно в них лютовал дикий зверь.
Снаружи нас ждали полицейские машины и скорая помощь, а посреди всего этого - Энни, залитая синим и красным светом мигалок. Она сияла как ангел. Я соскочила с рук офицера и побежала к ней. Мы стояли обнявшись, чувствуя себя совершенно разбитыми под светом придуманных нами созвездий. Знакомые приглушённые крики доносились из машины скорой помощи, которая время от времени раскачивалась. Энни мягко отвернула мою голову, улыбаясь так грустно, что у меня заныло в груди. Я всё поняла.
Оказывается, никакого демона не было. Ни дикие звери, ни плохие люди не пытались проникнуть к нам в дом. Это была просто мама, сошедшая с ума от выпивки, наркотиков и всего, что было в ней к концу недельного запоя. Что-то видимо окончательно сломалось в её голове, и на этот раз мы не смогли собрать её обратно, как ни старались. Иногда ты падаешь в последний раз, а потом уже никогда не встаёшь.
В тот момент, перед тем как вбежать в дом, Энни увидела в саду тонкую фигуру мамы. Изо рта у неё текла кровь. Ей нужна была доза. Она обыскала всю кухню в поисках выпивки, которую я выбросила, а когда ничего не нашла, отправилась на поиски своего «тайника», спрятанного в ванной. Я ей была не нужна. Ей нужны были только наркотики по ту сторону двери. Она даже наловчилась почти идеально подражать голосу Энни.
Настоящие монстры - это те, кто медленно съедает тебя заживо, те, что приходят с бутылкой или в игле, или в конце длинного списка причин, по которым ты не можешь встать с постели утром. Иногда монстры - это те, кто воспитывает вас или любит вас больше всего на свете. Но только вы сами должны решить – впустить их или нет.без мистикив детстведомспециально для kriperстранные люди