Трижды обойдя капеллу против часовой стрелки, она, наконец, заметила то, что искала. Инквизитор Эвения Кэлстром остановилась напротив убогой накренившейся постройки. Развалина жалась к капелле Вечной Покорности, словно ища приют или вымаливая подачку. Эвения уже наполовину убедила себя, что ошиблась, и сверила свое местоположение при помощи сервочерепа, парящего рядом в ожидании приказов. Тот утвердительно затрещал. Место было правильным.

Нависающая c самого утра буря наконец разразилась. Грязные маслянистые тучи обрушили вниз мутные струи дождя, а ветер хлестал ими по улицам Стагнума. Капли барабанили по окнам пресвитерия – по тем, в которых еще оставались стекла. Ветер с визгом задувал в щели потрескавшихся рокритовых стен. Из-за обветшалости, постройка больше напоминала сарай, чем пресвитерий. Если в прошлом она и отличалась прочностью, то теперь, казалось, была готова рухнуть от хорошего пинка. В то же время стены капеллы, напротив, были в приличном состоянии, даже омываемые сотни лет кислотным дождем. Создавалось впечатление, что пастор прихода Вечной Покорности вложил все ресурсы, что у него были, в ее содержание. Это совпадало с тем, что Кэлстром о нем слышала, и оттого необходимость ее пребывания здесь казалась ей еще более странной.

Ей открыл дверь служитель Экклезиархии. Мужчина был в коричневом балахоне простого кроя, густо заляпанном и обмотанном цепью вокруг пояса. Кожа на его выбритой голове и шее была усеяна шрамами - вздувшимися следами от ударов плетью. Мужчина был флагеллантом. Некоторые раны на нем были свежие, сочащиеся и отливающие влажным блеском. Он уже начал процедуру оплакивания.

— Я опоздала? — спросила Кэлстром.

Служитель покачал головой. Печально улыбнувшись, он немного приоткрыл рот, демонстрируя отсутствие языка и оправдываясь за то, что не обращается к ней надлежащим образом.

Мужчина проводил ее по короткому коридору в покои умирающего старика. Это оказалась небольшая молитвенная келья. Пожилой пастор лежал на деревянной доске, служившей ему кроватью. Рядом стоял табурет и простой стол, на котором лежал толстый освещенный манускрипт «Катехизис Священных Наказаний». Больше в комнате не было ничего, кроме алтаря Императору, занимавшего почти всю стену перед кроватью, и маленького заколоченного досками окошка высоко в стене напротив двери. Служитель опустился на колени возле проповедника и поцеловал его сморщенную руку. Затем, поклонившись Эвении, он ушел.

Табин Грантиас лежал под потрепанным одеялом. Его била дрожь, несмотря на жар и духоту в келье. Взгляд старика, пронзительный и ясный, устремился на Кэлстром из глубины ввалившихся от бессонницы глазниц. Редкие пучки длинных волос, подобно паутине, окутывали его голову и ниспадали на плечи. Бледную, сморщенную кожу покрывал холодный пот, а дыхание сопровождалось булькающим хрипом.

Итак, это был святитель Стагнума. Кэлстром сверилась с записями, перед тем как прийти. О незапятнанном прошлом Грантиаса можно было судить по тому, как мало информации она нашла на него. Он провел на мире Калиго все время, которое посвятил службе в Экклезиархии. Читал пламенные проповеди об Имперском Кредо с кафедры часовни, а за ее стенами неустанно трудился вместе со своей паствой и на ее благо. Несколько раз ему предлагали повышение, и каждый раз он отказывался от почестей, предпочитая оставаться там, где он был, хоть это и предполагало жизнь полную лишений. Кэлстром никогда не слышала ни о ком, столь явно лишенном амбиций. Это обстоятельство само по себе вызывало у нее любопытство. Она привыкла с подозрением относиться к святым.
— Вы и есть инквизитор? – спросил Грантиас. Голос его был слаб, но в нем слышалась тревожная поспешность.
— Да, это я.
— Считаете меня подозрительным? — жестом обессилевшей руки он пригласил ее присаживаться.
— Меня удивляет, что вы попросили направить к вам инквизитора, — ответила Кэлстром.
— Мне нужно исповедаться.
— Полагаю, мне не придется разъяснять, что за духовной поддержкой вам стоит обратиться к кому-нибудь другому.
— Это исповедь другого сорта. Скажу прямо, я хочу исповедаться представителю Ордо Маллеус.
Эвения бросила на него суровый взгляд. Он печально улыбнулся ей в ответ.
— Ордо Маллеус для меня не секрет, — сказал он. — Когда-то я служил в их рядах.

— Вы были инквизитором? — спросила Кэлстром, не веря своим ушам. У нее не получалось представить этого ослабшего человека, который и прежде навряд ли отличался крепким сложением, охотником на демонов.

— Нет, — ответил Грантиас. — Не был. Я был личным помощником инквизитора Герода Нестира.

— Поиск данных: Нестир, Герод, — Кэлстром отдала распоряжение сервочерепу.

— Вы ничего не найдете, — сказал старик.

— Он размещался здесь?

— Нет, на Риксе.

— Это на другом конце Империума.

— Знаю, — Грантиас сказал это так, словно хотел бы оказаться еще дальше.

— Ну, хорошо. И в чем вы хотите исповедаться?

— В собственной трусости.

Створки крошечного окна задребезжали от ветра. Грантиас бросил на них испуганный взгляд.

— Продолжайте, — сказала Эвения.

— Нас с господином отправили на Солус во время правления планетарного губернатора Леди Гарвинн Штрок. Это случилось много лет назад. Я был молод. Пожалуй, едва достиг зрелости. Но я служил в структурах Инквизиции с раннего детства.

Герод Нестир был господином, который вдохновлял на верное служение. Непреклонный, он не знал жалости к оскверненному и демоническому. Он также был мудр и справедлив. Господин особо опасался, как бы Инквизиция не послужила пешкой в политических играх планетарной аристократии. Я многому у него научился. Он побуждал меня как следует задумываться над тем, с чем мне приходилось сталкиваться во время службы у него. Порой мне кажется, что он видел во мне будущего инквизитора.

Даже мудрейшие из нас могут ошибаться.

Мы отправились на Солус, потому что кто-то анонимно написал донос на Штроков. Нестир поступил необычно, позволив мне ознакомиться с копиями обличительных писем. Я размышлял над ними все время, пока мы летели к Солусу и после, спускаясь с орбиты в частном перевозчике в город Валгааст, где нас доставили на конспиративную квартиру Инквизиции.

Наша база выглядела как неприметная, обветшалая жилая башня на середине пути от центра города к его северной границе, где находилась резиденция Штроков Мальвейл. Наша башня выглядела опустевшей. Большинство жилых помещений были заброшены, а оставшиеся занимали служители Инквизиции. Мы расположились на двух верхних этажах защищенных охранительными гексаграммами, которые могли быть изолированы от нижних.

Едва мы прибыли на место, сервочереп Нестира выплюнул ленту пергамента с посланием. Прочитав его, мой господин помрачнел.

— Плохие новости? — поинтересовался я.

— Неявно. Нам прислали приглашение отужинать в Силлинге, резиденции семьи Монфор.

— Как они узнали, что мы здесь?

— Именно.

— Вы примете это приглашение?

Нестир резко и выразительно мотнул головой.

— Ни в коем случае. Репутация Монфоров настолько же сомнительна, насколько Штроков — безупречна. Мы не станем иметь с ними никаких дел.

— Они раньше были под следствием?

— Были. Много раз. Отчасти это может объяснить, почему они знают о нас. Монфоры привлекали внимание Инквизиции гораздо чаще, чем было бы здраво для обычной семьи.

— И их ни разу не уличали в нарушении чего-либо?

— Нет. Они всегда останавливались в шаге от ереси как таковой или чего похуже. Однако, — Нестир поднял палец, — из-за их поведения нам и нужно быть здесь.

— Думаете, это они написали донос на Штроков? — спросил я.

— Такое возможно. Я просил тебя прочесть обличительные письма. Что ты о них думаешь?

— Мне сложно о них что-либо сказать, господин. Доносчикам удалось сделать их существенными, и в то же время туманными.

Нестир выглядел довольным. Он подошел к окну, обращенному на север. Вдалеке виднелся холм Мальвейла, возвышающийся над мануфакторумами Валгааста и грозные очертания именитого поместья на его вершине.

— Значит, у тебя сложилось абсолютно верное представление. Характер этих обвинений не позволяет нам ими пренебречь, однако же их формулировка настолько размыта, а отправитель так сильно беспокоится об анонимности, что донос сам по себе и есть главный источник подозрений. Таким образом, нам предстоит одновременно вести расследование в двух направлениях. Мы будем тщательно следить за Штроками и попытаемся выявить, кто был автором этих писем.

— Думаете, Штроки могли поддастся искушению?

— Всегда есть такая вероятность. Невиновность требует доказательств. Перед вылетом с Риксы я просмотрел графические сводки с общественных мероприятий. С недавних пор появление Леди Гарвинн на публике стало редчайшим событием, — Нестир скорчил гримасу. — С другой стороны, история ее правления безукоризненна. Нам стоит ступать осторожно, дабы не угодить в ловушку.

— С чего планируете начать, господин?

— Как и всегда, я предпочту узнать как можно больше, прежде чем задавать вопросы, — он указал на север. — Начнем с Мальвейла.

Пройдя вдоль высоких рокритовых стен, окружавших Мальвейл, мы сбавили шаг, приближаясь к воротам. Нестир велел соблюдать такую же анонимность, как и наши доносчики. На нас была униформа рабочих мануфакторума, а время нашей прогулки выпадало на их вечернюю пересменку. На закате небо окрасилось в грязный серо-оранжевый цвет, и на нем взошла огромная луна Люктус. В ее янтарном свете все оттенки становились насыщенней и проявлялись длинные тени.

Выработка на холме Мальвейла, когда-то главный поставщик сырья для предприятий Валгааста, теперь переживала не лучшие времена. Однако те мануфактории, что еще продолжали функционировать, обеспечивали постоянный поток снующих по дороге рабочих. Мы были двумя неприметными фигурами среди безликого множества, а если наш шаг был медлителен – причиной тому усталость, в равной мере одолевавшая и всех остальных.

Мы брели, не поднимая голов. Я изо всех сил старался действовать согласно наставлениям господина и оценивать обстановку лишь беглыми взглядами. Однако я был ему не ровня. Лишь в общих чертах я понимал, где мы, и что еще через сотню ярдов мы пройдем мимо ворот Мальвейла. Нестир, несомненно, прекрасно представлял, что происходило вокруг нас, и о людях, идущих рядом.

Приблизившись к воротам, мы еще больше сбавили шаг. Дорога за ними петляла меж карьеров и рудных шахт и уводила на вершину холма. Тяжелый грохот работающих механизмов эхом отдавался по всей площадке, но даже беглым взглядом я сумел заметить, что некоторые выработки уже исчерпались, а обрамляющие их стальные конструкции торчали без дела, как надгробные плиты. Я также разглядел смутные очертания гигантского поместья, ощетинившегося вимпергами и шпилями. С восточной стороны к нему примыкала башня.

Во всем увиденном я не нашел ничего подозрительного, кроме необычности самого Мальвейла. Вернее, того обстоятельства, что единственное на планете крупное сосредоточение полезных ископаемых находилось в недрах владений одной-единственной семьи. Однако когда мы проходили мимо ворот, Нестир оступился. Я подумал, что он нарочно пытается выиграть чуть больше времени для осмотра. Подыграв, я подхватил его, как если бы рабочий поддержал падающего товарища. Но когда он прислонился ко мне, я понял что это не трюк – мой господин был бледен и тяжело дышал. Я положил его руку себе на плечо и наполовину тащил его на себе, пока мы не удалились от ворот на несколько сотен ярдов.

— Что… — начал было я, но он замотал головой, требуя замолчать.

Мы не разговаривали, пока не вернулись на нашу базу. Он все стоял у окна, выходящего на север, сердито всматриваясь в силуэт огромного холма и особняк на его вершине.

Затем, не отрывая взгляд от Мальвейла, он, наконец, заговорил:

— Разве ты ничего не почувствовал, когда мы проходили мимо ворот?

— Нет, господин.

Такое уже случалось, и не раз. Нестир гораздо лучше ощущал присутствие сил, которые я, слава Императору, не мог различить совершенно. Тем не менее, господин выглядел озадаченным, узнав, что я ничего не почувствовал.

— Даже желания убежать?

— Нет.

— Понятно.

Больше он не сказал ничего, и вскоре удалился в свои покои.

— Мне нужно кое-что выяснить в Адептус Администратум, — заявил Нестир на следующее утро. Он не сообщал никаких подробностей и не обсуждал то происшествие у ворот Мальвейла. Спрашивать я не смел.

— Оставайся здесь, — приказал он. — Дождись моего возвращения.

— Могу я что-нибудь для вас сделать, пока ожидаю?

— Нет. Нам нужно быть предельно осторожными теперь и избегать любых поступков, даже самых незначительных, последствий которых мы не в состоянии предвидеть.

— А это возможно? — поинтересовался я.

— Если бы. Но мы все-таки можем снизить вероятность ошибки по неосторожности. Я расскажу тебе больше, когда смогу.

Я последовал его указу. Нестир вернулся к вечеру и выглядел угрюмо.

— Здесь что-то не так, — подтвердил он. — И это связано с Мальвейлом.

— Штроки в этом тоже завязаны? — спросил я.

— Сложно сказать. Куда ни глянь, данные отсутствуют. В чем я точно не сомневаюсь, так это в существовании демонической угрозы. Но ее проявление едва уловимо, а тайны скрывают настолько тщательно, что даже само их существование трудно предсказать, не говоря уже о понимании их сути.

— Что же нам делать?

— Как я уже говорил, нам нужно быть еще осторожней, — Нестир снова повернулся к окну, на лице его читалась тревога. — Есть кое-что относительно Мальвейла, в чем мне необходимо убедиться.

— Вы собираетесь отправиться туда?

— Придется, рано или поздно. Думаю, пока мне не стоит переступать его порог. Но необходимость может возникнуть.

— Если там так опасно, как же Леди Штрок в нем живет? — спросил я. — Или это признак ее грехопадения?

— Возможно. Она также может быть жертвой. Или… — Нестир удрученно вздохнул. — Я столько всего не знаю, но должен узнать.

Он открыл свой ящик с экипировкой и начал вооружаться. Я последовал было его примеру, но он меня остановил.

— Мне нужно идти одному, — сказал он. — Жди здесь.

— С тех пор, как мы прилетели сюда, я еще ничем не смог послужить вам, господин.

Пока я сидел в ожидании, я начистил и подготовил его оружие и бронежилет – больше от меня не было никакого толку. Мне казалось, что я подведу его, если и в этот раз стану бездействовать.

— Когда я почувствую, что мне нужна твоя помощь, я обращусь за ней, — ответил он. — А пока имей терпение.

Он ушел. Я наблюдал из окна, как он прошел по улице и затем исчез из виду в направлении Мальвейла. Когда опустилась ночь, я все еще ждал у этого окна, уставившись во тьму, пытаясь разглядеть, не вернулся ли мой господин. Я подсчитал, сколько времени потребовалось бы ему, чтобы дойти до стены поместья. Говорил себе, что Нестиру нужен как минимум час, прежде чем он отправится назад. Затем настала пора ему возвращаться.

Было уже за полночь, когда я начал недоумевать. Еще через пару часов я забеспокоился. Я ждал и ждал, чувствуя себя беспомощным и бесполезным. Перед самым рассветом я попытался уснуть, но меня разбудил кошмар, содержания которого я не помню. Лишь ощущение, что кто-то следил, а потом гнался за мной.

Нестир к тому времени так и не вернулся, как впрочем, и утром. Я метался по комнате, из-за тревоги и нетерпения мне казалось, что время ползет. К полудню я не сомневался, что с ним что-то произошло. Я покинул башню, ослушавшись приказа, и направился на север. У меня не было ни четкого плана, ни надежды. Когда мне оставалось менее квартала до стены у подножия холма Мальвейла, я остановился. Был разгар рабочей смены, и вокруг почти никого не было. Перед воротами у меня бы не получилось затеряться среди толпы. Нестир призывал к осторожности, я же действовал безрассудно.

Я повернул назад. Снова оказавшись на нашей базе, я увидел, что ящик господина исчез. Должно быть, он приходил, пока меня не было. Волна облегчения, охватившая меня, была сильней стыда за нарушенный приказ. Я остался ждать с легким сердцем.

Но затем опять наступила ночь, а господин так и не появился. Я обошел наши покои, пытаясь отыскать записку или хоть что-нибудь, что прояснило бы мои дальнейшие действия. Но ничего не нашел.

В самом деле, абсолютно ничего. Исчез не только его ящик, но и все его вещи. Не осталось ни намека на то, что кто-то помимо меня бывал в этих покоях.

Мы ни разу не разговаривали со служителями Инквизиции с нижних этажей. Их роль заключалась в том, чтобы придать башне неприметный вид. При обычных обстоятельствах, их круг обязанностей ограничивался этим. Но я решил, что обстоятельства вышли далеко за пределы обычных. Я спустился вниз и поговорил с каждой группой по очереди.

Никто не видел, чтобы Нестир появлялся в мое отсутствие. Но еще тревожнее то, что никто из служащих не мог вспомнить, что вообще его видел. Продолжив расспрашивать, я выяснил, что у них имелись лишь смутные воспоминания даже о том, когда я сам выходил и возвращался. У меня не осталось ничего, чтобы доказать что Нестир когда-либо существовал.

— Как и теперь, — прервала его Кэлстром. Она просмотрела ленту пергамента, которую только что выдал сервочереп. — Я расширила параметры запроса по вашему господину. И ничего не нашла.

— Я и не жду, что найдете, — ответил Грантиас. — Из вещей в штабе оставались лишь мои немногочисленные пожитки, а способа связаться с Инквизицией у меня не было. Мои попытки доложить о случившемся после отлета с Солуса оказались безуспешны. О моем господине никто никогда не слышал. Мне повезло, что я носил отличительные знаки служителя Инквизиции - по крайней мере, было ясно, что я не лгу о том, кто я. Меня удерживали на Риксе и проводили допросы. В конце концов, они решили, что у меня были бредовые идеи о нарушении субординации. Герод Нестир вышел в ночь на Солусе и напрочь сгинул.

— Итак, вам совершенно нечем подтвердить свои слова, — Кэлстром была обязана отнестись к услышанному с недоверием. С другой стороны, она не могла придумать, зачем старому проповеднику ее обманывать. Она не знала, во что ей труднее поверить — в рассказ Грантиаса, или в то, что последним желанием умирающего старика было сплести для инквизитора паутину лжи.

— Кое-что у меня есть, — сказал Грантиас.

— Покажите.

— Прежде нужно еще кое-то разъяснить, — старик продолжил свой рассказ.

Я оказался в ловушке бездействия. У меня не было представления, что мне делать, но и сидеть в штабе сложа руки, я тоже не мог. Я снова вышагивал из угла в угол, моля Императора указать мне путь. Я обдумывал, стоит ли мне войти в контакт с Монфорами. Им было известно, что мы здесь. Они отправили сообщение непосредственно моему господину. Но сомнения Нестира на их счет удерживали меня. Как мне тогда казалось, это они были в ответе за его исчезновение. Если обличительные письма отправили они, то обставить все так, будто Штроки похитили инквизитора, могло оказаться эффективным способом очернить соперников.

Позже я осознал, насколько ошибочны были мои суждения. Уничтожать все упоминания о существовании Нестира, если это и было возможным, никак не могло играть на руку Монфорам. Но разум мой был в смятении. Я почти поддался панике.

Каждый раз, проходя мимо окна, я бросал взгляд в сторону Мальвейла. Во тьме невозможно было разглядеть очертания холма, но я знал, что он там. И мне казалось, что особняк тоже знал, где я. Я ощущал его присутствие, его взгляд на себе. Он хранил тайну исчезновения моего господина. Дразнил меня этим знанием.

Я говорил себе не поддаваться искушению, и что никто не зовет меня туда. Если бы я пошел по следу Нестира, то ничего бы этим не добился. Я не инквизитор, и у меня не было ни навыков, ни оружия.

Много раз я повторял себе эти слова, и это была чистая правда. Но вскоре я вновь оказался на улице, держа путь на север. До сих пор не припоминаю, чтобы я решил отправиться к Мальвейлу. Помню только, что находился в штабе, а потом вдруг оказался в зоне мануфакторума. Должно быть, я прошагал несколько миль в состоянии транса. Когда я осознал свои действия, я сбавил ход, но не остановился. Необходимость выяснить, что же произошло, призывала меня.

И призывало что-то еще. Теперь я в этом не сомневаюсь. Тогда оно внушало мне страх.

Трубы заводов извергали пламя в ночное небо. Дорога, по которой я шел, вела между двумя остановленными комплексами. По обе стороны от меня в громадах из стали и феррокрита стояла тишина. То были призраки мертвецов. Призрак, поджидавший на вершине холма, был иной природы. Когда мы с Нестиром оказались рядом с ним, я не смог его почувствовать. Но в тот момент страх еще не коснулся моей души. Я не мог описать, что ждало меня там, но я знал, что оно существует.

Пятидесятифутовые ворота, разумеется, были закрыты. Они охраняли земли Мальвейла от незваных гостей. Я почувствовал облегчение – на территорию мне заходить не придется.

Я заглянул между прутьями ворот. Красные люмосферы заливали тусклым светом те рабочие площадки, что еще функционировали, но были остановлены на ночь. Каверны чернели, словно зевающая во все пасти тьма. На фоне диска Люктуса вырисовывалась вершина холма и зловещие очертания Мальвейла. Одно единственное окошко светилось на верхнем этаже особняка, словно глядевший на меня холодный глаз.

Я содрогнулся. «Не на что здесь смотреть, — уговаривал я себя. — Нечего здесь делать. Нужно уходить».

Не двинувшись с места, я стоял, удерживаемый хищным взглядом. Но даже тогда я не мог утверждать, что ощущал присутствие. Особняк казался мне зловещим, как может казаться любая угроза. Я знал, что в нем наверняка таится опасность, потому что так считал мой господин.

Я все еще не мог пошевелиться. Как будто мне предстояло выполнить здесь какое-то поручение, и я не мог уйти, пока не закончу дело.

Но что я мог предпринять? Ворота были закрыты, и попасть на территорию было невозможно. А если б и удалось, я все равно не знал, что мне там делать.

С трудом оторвав взгляд от Мальвейла, я на шаг отступил от ворот. В тот же миг я заметил слабый отблеск на дороге, ведущей на холм. Что-то лежало на самой границе пятна красного света, окружавшего ближайшую шахту. Прищурившись, я попытался рассмотреть этот предмет.

Раздался громкий щелчок, и с металлическим скрежетом сворки ворот приоткрылись ровно настолько, чтобы я мог протиснуться. Во рту у меня пересохло. Я развернулся. Входить я не собирался.

Но мой господин исчез, а идти мне было некуда. После всего, что он для меня сделал и кем был, я не мог не попытаться выяснить, что с ним произошло. В моей жизни было мало случаев, когда я совершал что-то по-настоящему храброе. Мне известна моя репутация здесь, и, к сожалению, не могу сказать, что она заслужена. Я хорошо знаю себя и страх, что живет в моей душе. Я не храбрец. Но все же считаю, что той ночью я проявил смелость, когда вернулся к воротам и прошел через них. Я также проявил вопиющую глупость. Эти качества отнюдь не исключают друг друга.

Я двинулся вперед по дороге. Скрип гравия под ногами казался мне оглушительным. Мне было трудно сглотнуть. Не отрывая взгляд от предмета на земле, я подошел поближе и узнал в нем инквизиторский значок Нестира. Череп из литеры I безучастно воззрился на меня. Да простит меня Император, но значок казался таким ничтожным и беспомощным. Больше не походил на символ безграничной власти.

Я поднял его, протер от грязи и положил в карман. Затем огляделся. Итак, Нестир прошел по этой дороге. Мне хотелось окликнуть его, но вместо этого я сделал еще несколько шагов вперед. Я впился взглядом во тьму, в поисках еще какой-нибудь зацепки.

Ночь стояла тихая, поэтому порыв ветра, ударивший в спину, оказался неприятным сюрпризом. Он длился всего несколько секунд, но успел потревожить какой-то силуэт на земле впереди меня. Что-то еле заметно шевельнулось. Сперва я решил, что это, возможно, кусок брезента перенесло ветром с рабочей площадки. Но силуэт имел некоторую форму. Будто кивал мне, подзывая.

Он находился за границей освещения, и мне пришлось идти медленно. Люктус заливал землю холодным светом, но тень Мальвейла протянулась до самого подножья холма. Я едва разбирал, куда иду. Колышущийся силуэт был призрачной фигурой на призрачной дороге, тенью среди теней.

Подойдя к нему, я наклонился, чтобы получше разглядеть.

Пальто Нестира.

И затем, наконец, я почувствовал. Ощутил это присутствие. Что-то в самом деле поджидало меня здесь, и это не было плодом моей фантазии. Оно заманивало меня, подкидывая одну за другой вещи моего господина. Подводило меня все ближе к Мальвейлу, чтобы затем расправиться со мной.

Огромное и всеведущее, оно таилось во тьме, разинув пасть в ожидании своей последней добычи.

Ночь была напряженной, как сведенная мышца.

Что-то вот-вот пошевелится. Что-то вот-вот явит себя.

Я бросился бежать. Не оборачиваясь. Я несся, завывая от ужаса. Мысли о господине улетучились из моей головы, все до последней. Во мне не осталось ничего кроме инстинктивного порыва к бегству.

Нечто огромное начало возникать у меня за спиной. Хоть я едва мог дышать, я закричал, потому что услышать то, что прорывалось в этот мир было бы еще хуже. Я кричал, и мои крики тонули в бездне ночи. Ничто не в силах было мне помочь, ведь я был не один.

Император был ко мне милостив, потому как я сумел добежать до ворот и протиснуться сквозь уже закрывающиеся створки. Они с грохотом сомкнулись за моей спиной, словно опустилась могильная плита.

Я бежал, не останавливаясь, пока не рухнул у стены мануфакторума. Легкие жадно втягивали воздух. Меня стошнило. Я поднялся и, пошатываясь, побежал дальше. Меня подгонял страх что тварь, возникшая в ту ночь в Мальвейле, преследует меня.

Я бежал, не оглядываясь. Потому что хуже всего было бы увидеть ее...

— По правде говоря, я никогда не переставал бежать, — признался Грантиас. — Я сбежал с Солуса, а когда перестал быть интересен Инквизции на Риксе, сбежал и оттуда тоже. Но я все еще оставался слишком близко к Мальвейлу. Мое бегство привело меня в ряды Адептус Министорум, где я надеялся укрыться щитом веры. Я бежал сюда, на другой конец Империума, чтобы оказаться как можно дальше от Мальвейла. И всю свою жизнь, что я провел здесь, я был готов сорваться с места, как только почувствую, что ужас настигает меня, — он помолчал, хрипло и тяжело дыша. — Теперь, наконец, я могу успокоиться. Конец мой близок, и за это я благодарен. Надеюсь, что скоро я окажусь подле Императора, хоть и боюсь, что недостоин этого. Вот почему мне нужно было поговорить с вами. Я не мог умереть, не рассказав, что произошло на Солусе. Не знаю, можно ли хоть что-нибудь сделать, но нельзя позволить этому остаться в тишине.

Старик посмотрел на Кэлстром и сервочереп с мольбой во взгляде.

— Вы это записали? Все, что я рассказал?

— Да. Каждое слово этого бреда. Вы говорили, есть доказательство?

— То, что может подтвердить некоторые мои слова. Оно на алтаре.

Пройдя в другой конец кельи, Эвения увидела маленькую шкатулку на подставке под крылатым черепом. Открыв ее, она обнаружила внутри значок Инквизиции.

— Это подтверждает вашу связь с орденом, — сказала она.

— Но это уже о чем-то говорит, — ответил старик. — О том…

Снаружи взревел ветер. Доски на окне задребезжали, будто их скребли когтями. Грантиас съежился от страха.

— Нет… — шептал он. — Пожалуйста… Пожалуйста…

В другом конце здания раздался грохот, как будто кто-то тараном выбил дверь. Кэлстром выскочила из кельи, держа наготове плазмопистолет. Служитель Грантиаса был уже там и таращился на дверь огромными от страха глазами. Дверь оставалась невредима.

От вопля, донесшегося из кельи, у Кэлстром застыла кровь. В нем слышалась боль и то, как проведенная в страхе жизнь внезапно достигла своего апофеоза. Еще страшнее оказался заглушивший его рев, от которого содрогнулся весь пресвитерий. Содрогнулась и душа Эвении. Ей потребовалась вся стойкость, развитая за годы тренировок, чтобы развернуться и побежать обратно к проповеднику.

И крик, и рев затихли прежде, чем она успела вернуться. Тишина, в которую вошла Кэлстром, была еще хуже. Все вокруг казалось умиротворенным. Доски на заколоченном окне оставались нетронуты, но сервочереп был разбит и валялся на полу, а записи уничтожены. Шкатулка, в которой хранился значок, оказалась пуста.

Как и кровать старика. Грантиас исчез. Его крик эхом отдавался в памяти Кэлстром — последний отзвук, оборвавшийся в тишине, которая, после стольких лет, наконец, нашла свою жертву.