Тамара убрала из комнат иконы. Так, на всякий случай. Но дочка все равно предпочла погреб. – Ничего, Марьян, заходи, когда хочешь, – сказала тогда Тома и пошла к мужу. В сарае пахло кислым молоком, в воздухе кружил табачный дым. Роман курил третью подряд. Иконы Тома сложила в углу, скинула туда и свой нательный крестик. – Вроде не боится, а вдруг… Выкинь. Старик вздохнул, подошел к жене и крепко...
Здравствуйте! Я рад вас снова видеть передо мной… Привязанным ко стулу… С трусами во рту… Мда. Думаю, для вас это встреча со мной стала не очень удачной и радостной, и вы наверняка хотите по скорее пойти домой, с радостью открыть дверь, а потом запереться в своей четырехстенной тюрьме с мыслью, что все, что вы здесь увидели, услышали и почувствовали, оказалось каким-то розыгрышем или страшным...
Как же тут воняет! Прокисшей едой, потом и, кажется, мочой. Свет едва освещает сальную скатерть да табуретки, покрытые, чем-то вроде смеси грязи и воска. Носки липнут к полу. В углу рядом с хлебницей стоит большая икона. Новенькая. Сверкает красным и зелёным лаком. Удивительно яркая, на этой серо-жёлтой кухне. Рядом, среди крошек, огарки тонких церковных свечей. — Вот отсюда она лезет! — бабка...
- Матвей, Вова идите сюда! – Позвал нас отец. Мы подошли к нему. На улице лето припекает яркое солнышко. Облака безмятежно плывут по небу. Добрый взгляд отца, как-будто шел нам на встречу. - Детишки вы пока-что сено покосите, а я на лесничество, Вова ты за старшего! – Сказал папа и второпях собирал сумку. - Хорошо пап, я не подведу! – Я не вольно заулыбался, а братец провожал его взглядом. Я...
Мы ехали в поезде, преодолевая все большее расстояние, и еловых деревьев. Снежинки безметежно летели и кружили вальс. Через окно веднелась остановка. Там и гостиница с маленьким магазинчиком. Гостиница была двух этажная с зановешанными окнами и облезлыми стенами, окна деревянные даже виднелась вата, как при Советском союзе. Магазин был низким тоже с зашторенными окнами, даже нет просветов. Поезд...
1906 Пожелать удачи экспедиции явился, казалось, весь Петербург, пристань была забита народом. Всем миром деньги по подписке собирали – кто десять тысяч, кто рубль; всем миром и проводить пришли – дамы в шелках и домработницы, офицеры в мундирах и приказчики, разнорабочие и гимназисты. Все были веселые, возбужденные, студенты держали большой плакат «Вперед, к Северному полюсу», детишки сидели у...
Я курю у панорамного окна и смотрю, как небо истекает маслянистым трупным гноем, как бурлит его сукровица и упругой артериальной струей бьют водостоки. Так любовник, исполосовав запястья, с горделивой нежностью протягивает их неверной возлюбленной, заливая кровью хохочущее лживое лицо. Кровь неба черна в набегающих сумерках. Я думаю, что бог мертв, и дожди – соки разлагающейся плоти. Не глядите,...
Даша еще раз вывернула карманы пальто. В сумме – двадцать семь рублей. Даже двадцать семь пятьдесят, если это имеет значение. Пару монеток она сегодня подобрала у метро: потопталась рядом, подождала, пока народ разойдется, и присела, типа ей надо перевязать шнурок. На гладком сапоге до колена, ага. Уши тогда чуть от стыда не задымились. Хотя стесняться-то теперь чего? Поздно стесняться. Тридцать...
Катя выпрыгнула из трамвая прямо в грязную снежную кашу. Следом шумно вывалился народ, кто-то толкнул в плечо, выругался неразборчиво. Хлопнули дверцы за спиной, и трамвай загрохотал дальше. Очень быстро Катя осталась одна. Словно и не было только что всех этих людей в свете подслеповатого фонаря, померещились. Ночь слизнула. В лицо ударил ветер, осыпая колючими снежинками. Ноутбук на лямке...
В юго-западной куче что-то шевелилось. Бабка Зоя привстала с лежанки, откинув ватное одеяло, которое достала из помойки на прошлой неделе, – хорошее, крепкое одеяло, всего лишь несколько подпалин от сигарет, пара пятен мочи да застарелые буроватые разводы, еще лет десять послужит! – и, подслеповато щурясь, вгляделась в полумрак. В тусклом свете уличного фонаря – штор в квартире не было, бабка...