Отвечая «Да» Вы подтверждаете, что Вам есть 18 лет
Первый глоток воздуха дался тяжело. Холодный, он пробрался внутрь до самой души. Этот вдох можно сравнить с первым вдохом младенца – боль, восторг, удивление…
Крысы, копавшиеся в мусоре, бросились врассыпную при моем появлении. Пошатываясь, словно сойдя с палубы корабля, непривычно перебирая ногами, я сделал свой первый шаг. Земля жестко, почти грубо, приняла мой шаг, и я невольно охнул, ощутив всю тяжесть своего тела и твердость асфальта. Звук моего голоса очаровал меня. Около минуты я покричал на разные лады, оглушая себя, наслаждаясь отсутствием вечной абсолютной тишины. Я подошел к мусорной куче и нарочито медленно, ощупывая каждую шероховатость, перебирая пальцами ненужную полусгнившую ветошь, я ощущал себя чем-то похожим. Ненужным, выброшенным, попавшимся на глаза совершенно случайно.
Я выудил старый и грязный фартук, с трудом справившись с тем, чтобы завязать узел у себя на спине. Видавший виды ржавый нож приютился у меня на поясе, а драный мешок с молнией сойдет за маску. Несколько мятых бумажек я сложил в карман.
Я мог с закрытыми глазами пройти всю эту промзону насквозь, хотя, конечно, каждый год она немного менялась. Когда-то грязный пустырь стал стройкой, а вот железнодорожные рельсы выглядели в этом году заброшенными. Холодный октябрьский ветер пронизывал насквозь, вымораживая мои и без того холодные внутренности. Его потоки, играючи, вздымали в воздух пыль и мелкий мусор, и я, не успевая закрывать глаза и рот, вдоволь наглотался этой гадости. Пока я заглядывался на половинку луны, которая, словно погрызанное яблоко, одиноко висела в небе, ветер-проказник бросил в меня каким-то флаером. Судя по всему, реклама одного из клубов. Лицо девушки с окровавленными клыками до подбородка. “Born to Rock – Helloween Party”. Сегодняшняя ночь. И не дальше, чем в километре от меня.
Трамвайная линия оказалась там же, где и была раньше. Я зашел в разошедшиеся передо мной двери и сел на ближайшее сиденье. Народу в трамвае было совсем мало, никто не отреагировал на мой странный прикид. Невозможно представить, какое это удовольствие – сидеть. Мои ноги совсем не устали, но сам факт того, что я могу просто сидеть, уже вызывал во мне восторг. Где-то в дальней от меня части трамвая сидел еще один такой же, как я. Я поймал взгляд его единственного оставшегося глаза и мы незаметно друг другу кивнули. На следующей остановке я вышел.
По дороге к клубу мне встретились пара девчонок в костюмах ведьмочек. Увидев меня, они презабавно запищали в смеси эйфории и легкого испуга:
- Клевый костюм! – крикнули они мне вслед. Не в силах вспомнить нужные слова, я просто кивнул в знак благодарности. Интересно, как я выгляжу для них?
Клуб оказался у самой железной дороги. На входе стояла толпа, человек сорок, разношерстно одетого народа. Были тут и жуткие клоуны, и зомби, и оборотни, и вампиры, и высокий человек в смокинге с лицом, скрытым под абсолютно белой маской без прорезей для глаз и рта. Не знаю, где парень взял эту идею, но смотрелся он и правда жутковато. Тем временем, очередь дошла и до меня.
-Документы, пожалуйста, - обратился ко мне охранник. Я пошарился в карманах и сунул ему в руку флаер от их же вечеринки.
-Благодарю. И нож можно посмотреть? – он взял в руку ржавую железку и довольно-таки опасно провел пальцем по лезвию. Уважительно кивнув, он вернул орудие мне со словами: -
- Отличная реплика.
Отдав на кассе одну из бумажек, подобранных мной в мусорной куче, я прошел на территорию клуба. Играла эта модная нынче рок-музыка. А может быть, уже и не очень модная, я давно не интересовался подобными вещами. На улице тоже был бар; барменом был молодой человек лет двадцати пяти, разрисованный под зомби. Пока тут было пусто, я хотел изучить ассортимент, но с непривычки буквы на карте расплывались у меня перед глазами. Тогда я просто попросил его налить мне что-нибудь на свой выбор. Расплатившись с ним одной из бумажек, я отхлебнул из обжигающе-ледяного стакана темноватую жидкость, и тут мне действительно пришлось напрячься, чтобы выдержать это новое ощущение. Когда ты не пил ровно год, алкоголь жжет горло и проходит гораздо труднее, не говоря уже о других эффектах. Голова у меня закружилась сразу. Пожалуй, не стоило торопиться. Мертвые могут ходить среди живых лишь одну ночь в году. Не хотелось бы провести ее в бессознательном состоянии.
Войдя в сам клуб, я собрал несколько одобрительных взглядов относительно костюма. На самом деле, до безумия интересно, что они там видят. Наверное, какую-нибудь жуткую маску с затемненными тканью глазами и молнией вместо рта, фартук из человеческих лиц и внушительный тесак. Если так – то тут было чем восхититься. Алкоголь все еще жег мое горло, и я пошел в туалет – выпить воды из-под крана. Как же я пожалел об этом. Зеркало было почти над самой раковиной, и как раз, когда я пил, кто-то подошел сзади и начал мыть руки, притом особенно долго и тщательно. Спина жутко затекла из-за положения в согнутом состоянии: пижон постоянно пялился в зеркало, и подними я голову – отражение его бы слегка шокировало. На самом деле хорошо, что это произошло – сие маленькое неудобство напомнило мне, что нужно скрываться от фотографов так же тщательно, как и от зеркал.
Внутри клуба музыка была слишком громкой, чтобы я ее выдерживал. Где-то на углу бара, в зале, я заметил полную пачку сигарет, которую аккуратно забрал с собой. В обществе, где курение приемлемо, лучший способ отбить запах мусора и тухлятины вперемешку с сырой землей – это сигареты. А огонь добыть относительно легко: Хеллоуин, повсюду стоят свечи, факелы и другие курильщики.
Первая затяжка стала откровением и причиной жуткого кашля. Могу себе представить, как смешно я выглядел для остальных. Юнец, только вырвавшийся из-под родительской опеки, и начавший жадно погружаться в разнообразные пороки.
А народ все прибывал – разнообразные маньяки, мертвецы и просто люди, одетые в стиле Викторианской Англии ,притом в весьма специфичных, мрачных костюмах. Интересно, как громко они бы кричали, увидь они настоящего мертвеца?
Закончив с первым стаканом, я пошел к бару заказать второй, когда на глаза мне попалась она. Ничем особенно не примечательная девушка, с кудрявыми волосами в полосатых гетрах и густо подведенными глазами одиноко сидела у бара и медленно опустошала бутылку пива. В этой чертовой маске было очень сложно видеть, к тому же из-за всех этих софитов и внезапно наступающей тьмы , мои глаза с трудом различали черты, поэтому мне приходилось по-птичьи вертеть головой, чтобы как следует рассмотреть ее. Разумеется, это не могло остаться незамеченным. Она первая обратилась ко мне. Грациозно спустившись со слишком высокого для нее барного стула, она подошла ко мне и произнесла своим чудесным голосом что-то, похожее на вопрос, но я, в силу непривычки, громкой музыки и окружающего шума, не смог разобрать сказанное.
Тяжело воспринимать хоть какие-то звуки, если целый год ты не слышал ничего, кроме тишины. А до этого еще год. А до этого еще долгие-долгие годы давящей… даже не тишины. Невозможности слышать. Смерть – это вовсе не ад, черти и котлы. Не рай, арфы и ангелы. Это темный ящик без стенок, в который ты заперт, и этот ящик не дает тебе говорить, шевелиться, думать, ощущать, слышать. Ни одна мысль не придет в твою голову. Ни единая вспышка не развеет тьму, которой ты тоже не слышишь. Ты глух, слеп, бесчувственен, нем и бездумен. Ты – сломанная игрушка, которую убрали в коробку. Все, что тебе остается – это чувство одиночества, сожаления и отчаяния. Вечная обреченность, которая прерывается раз в год лишь на одну ночь, и даже спасительное безумие не является выходом, ведь мертвец не может сойти с ума.
Легко погрузиться в собственные мысли даже посреди шумной вечеринки, когда ты давно разучился их контролировать. И тут, сквозь воспоминание о том, что невозможно помнить, прорывается ее голос :
-У тебя очень крутой костюм! Ты кто? Типа зомби?
-Мертвый. Просто мертвый, – еле взяв под контроль дыхание, ответил я. Осознав, что она имеет ввиду, я окинул взглядом костюм. – Реднек. Аллюзия на «Пятницу Тринадцатое». Ну, этот новый фильм.
Не подумайте, я вовсе не социопат, и я общался раньше с девушками. Мне было всего двадцать четыре к моменту моей смерти, а потом я много времени я провел там, откуда нет возврата, но я примерно представлял, что и в каких ситуациях нужно говорить девушке. Но за столько лет заточения в нигде, забываешь, как выглядишь, забываешь свое имя, забываешь, каково это вообще – выглядеть человеком.
Это очень изощренная пытка – не дать душе превратиться в пустышку, не дать мертвецу забыть, что он был живым, и раз в год давать ему шанс видеть, слышать и чувствовать. И когда это повторяется из года в год, раз за разом, ты видишь, как люди снимают свои маски, смывают искуственную кровь и отправляются домой, в то время, как ты прячешься в тени зданий ,деревьев и машин от лучей рассвета, стараясь выкроить себе еще несколько драгоценных секунд жизни.
- Алекс, - представилась она и протянула руку. В ответ я протянул в ответ и сжал свою холодную кисть на ее маленькой, теплой ладошке. Почувствовал, как она вздрогнула. Нет, детка, это не уличная температура, не низкое давление. Это настоящий могильный холод. Тот самый, что чувствуешь незаметно для себя, но он надолго остается в сердце.
- Рудольф, - после секундной задержки произнес я. Конечно, я поступил глупо , просто прочитав имя бармена с бейджа на его груди. Нужно было придумать что-то свое. Впрочем, мертвецы тем и отличаются от живых, что ничего нового и своего они в этот мир принести больше не могут.
Мы разговорились. Она рассказывала о своей жизни, учебе, о работе, пару курьезных ситуаций. Я, пожалуй, слегка искуственно, посмеялся в ответ. Большую часть слов и выражений я не понимал – слишком много времени прошло со дня моей смерти. Сам я ее пристально разглядывал сквозь материю мешка, и был уверен: хоть она и не видит моих глаз – взгляд она чувствует. Это то самое дурацкое ощущение, когда просыпаешься ночью от чувства, будто кто-то уставился прямо на тебя. Чувство, похожее на то, будто кто-то прошел по твоей могиле.
Несколько раз я заказывал нам выпивку, она порывалась заплатить, но я всегда настаивал, и в итоге, у бармена в руках постоянно оказывалась стопка моего мусора. К утру, думаю, его ждет неслабое разочарование и удивление. Она пила и становилась все более разговорчивой. Я аккуратно приобнял ее за талию и взял за руку. Сначала она вздрогнула, почувствовав холод, но потом привыкла, я же чувствовал, как медленно ее рука становилась холоднее, моя же – наоборот, теплее, согреваясь от ее прикосновения. Вдруг она приблизила лицо и взялась руками за мешок на моей голове. Я попытался удержать ее руки, но она была слишком быстра. Она стащила маску и я почувствовал себя почти голым. Что она сейчас подумает? Закричит? Испугается? Убежит? Ее стошнит? Не знаю. Я давно уже не помню, как выглядит мое лицо. Но я помню, что с ним случилось что-то ужасное…Ее губы были совсем рядом.
-Отличный грим! Будет даже обидно его портить, - сказала она прежде, чем поцеловала меня. Этот вкус был куда сильнее, чем вкус алкоголя или конфет. Солоноватые губы, легкие запахи зубной пасты и рома. Гладкие зубы. Острый, быстрый язычок, проникший в мой рот. Пожалуйста, детка, только не вздумай провести им выше, умоляю, даже не думай. Иначе, никакие заверения о гриме тебя уже не убедят. Неважно, что ты видишь, трогаешь ты сейчас холодный труп. Тот самый труп, найденный на железнодорожных путях пару десятков лет назад… Или это был другой? Я же не могу помнить свою смерть? Или могу? Было ли это прозренье смерти, или ложное воспоминание, почерпнутое из моей давно минувшей жизни?
Да. Мертвец не перестанет думать о смерти. Даже во время поцелуя. Мы стояли и целовались, начав двигаться по кругу в танце, под музыку, которая стала вдруг медленной и романтичной, сменив похожие на звуки бензопилы риффы электрогитары и рычащий вокал исполнителя. Я чувствовал, как ее тепло передается мне, как ее губы холодеют, а руки дрожат.
Так мы танцевали до конца вечеринки. После того, как охрана вывела последних гуляк за ворота, наш танец остановили и мы. Все так же держась за руки, мы вышли к дороге, и она поймала такси. Небо уже светлело, но солнце еще не показалось. Водитель явно не хотел бы брать такого клиента, как я. На всякий случай, я отдал ему сразу все оставшиеся бумажки, чтобы они ненароком не стали тем, чем являются, раньше времени. Мы сидели на заднем сидении, когда она сказала это :
-Я люблю тебя, - засмущавшись, она немного помолчала, но потом снова подняла на меня свои зеленые большие глаза и продолжила: - Я знаю, глупо говорить это в первую встречу после ночи на Хеллоуин , но… Я боюсь, что не наберусь смелости в другой раз.
-И я люблю тебя, - почти протараторил я. Солнце вставало, и я все ниже и ниже сползал по сиденью, чтобы не подставиться под лучи. К счастью, мы как раз проезжали под мостом, где я и схватил водителя за плечо, с криком «Тормози!». Мне кажется, на секунду он увидел мой истинный облик, потому что его лицо перекосилось, когда он взглянул в зеркало заднего вида. Я было рванулся с сиденья за дверь, но тут кое-что вспомнил…
-Когда мы встретимся? – спросила она, будто прочитав мои мысли.
-Скоро, - врал я, - очень скоро. Уверяю, ты не успеешь доехать домой, как я тебе позвоню.
-Как же ты мне позвонишь, если у тебя нет моего номера, дурашка? – хихикнула она. - Давай сюда телефон, я тебе свой запишу.
Я вынул что-то из кармана наугад, и девушка набрала свой номер на пачке сигарет. Что же, люди видят то ,что ожидают увидеть. Сейчас для нее это был телефон.
Заметив блик на крыше, я отшатнулся от машины – нельзя было, чтобы она увидела меня таким. Помахав на прощание рукой, я ушел в тень, за колонны моста. Выкурить последнюю сигарету. Подумать последние мысли. Что же, теперь будет полегче. Я знаю, что разбиваю девочке сердце. Я знаю, что ближайшие пару месяцев ей не будет покоя. Знаю, что она будет искать мое лицо в толпе, будет искать меня на фотографиях с вечеринки. Будет спрашивать тех, кто был там, не знаком ли им некий Рудольф. Нет, не знаком. Кто-то из нас приходит, чтобы повидаться с близкими, но большинство уже давно забыли, кто они такие. Кто-то приходит, чтобы мстить живым, и тогда появляются газетные заголовки о жуткой резне ночью в канун Дня Всех Святых. Кто-то просто предается гедонизму, и старается уместить в одну ночь всю жизнь. Но я-то знаю, зачем это нужно… Мертвые существуют, пока о них помнят...
«О да, эта наивная сучка еще долго меня не забудет!» - была моя последняя мысль в то время, как солнечные лучи стирали меня с ткани реальности, и собранный мной мусор осыпался на асфальт.