Старенький «Фольксваген» мчался по просёлочной дороге меж подсолнуховых полей, серебрящихся в тусклом свете луны. На десятки километров вокруг – ни души, лишь автомобиль сумел ворваться в это царство ночи, разрывая тишину протяжным гулом мотора. Пассажиры что-то живо обсуждали, салон застилал сизый табачный дым, а из колонок доносился голос Боба Марли.

— Серёг, а твоя колымага ещё ничего, могёт, - сказал Андрей, обращаясь к водителю.

— Ну дык… — многозначительно произнёс Серёга.

— Мальчики, а долго ещё ехать? У меня уже ноги затекли, — Аня просунула голову между передними сидениями, вопросительно поглядывая то на Серёгу, то на Андрея.

— Пятнадцать минут от силы. Тут километров десять осталось, — раздался голос с заднего сиденья.

— Смотри у меня, сусанин хренов, — водитель усмехнулся и тут же спросил, — Жень, а там сторожа нет?

— Откуда там сторож? У нас в городе на кладбище и то не понятно — есть он или нет, а там точно нет. В деревне три калеки с половиной живут, какой нахер сторож…

— А расскажи, чё там с этой тёткой? А то я так и не поняла ничего, — Аня повернула голову и принялась усердно подводить губы чёрным карандашом.

— Ну она родом отсюда, из Михайловки. А жила в Новосибе: учиться уехала в молодости, а потом жить там осталась. Папика богатого себе нашла, всё нормуль у них было… А потом то ли рак у неё случился, или другой триппер какой, я не помню. Хахаль её и в Израиль возил, и в Германию, а без толку. Ну, она поняла, что коньки скоро отбросит, и давай завещание строчить. А окочурилась вот на днях, похоронили её на родине, как в завещании было написано. Но до этого папик её решил все брюлики, драгоценности, ожерелья всякие на неё нацепить, не знаю зачем, крыша поехала у мужика. Вот и лежит она там вместе с этой лабудой, на пол-ляма баксов минимум…

— Прямо таки на пол-ляма? — скептически проворчал Серёга и прибавил газу.

— Ну я, по-твоему, считал что ли? Может больше.

В машине воцарилась тишина.

— Это на четверых сколько, — произнёс, молчавший всё это время, Андрей и задумался, — по сто двадцать пять… Во, заживём.

— Да ты не загадывай, — водитель сказал это и ещё прибавил газу, вдавив педаль в пол.

Женя посмотрел в окно:

— Фары выруби, подъезжаем. Скоро поворот налево — давай туда.

— Слушаюсь, капитан! — Сергей картинно отсалютовал.

Машина скатилась с пригорка и оказалась перед высокими кладбищенскими воротами.

— Тачку в кусты загоняй, а ты, Андрюх, инструмент вытаскивай, — продолжал командовать Женя.

— Да ты задрал уже, без тебя знаем, — буркнул Андрей.

Когда все приготовления были сделаны, ребята стояли с лопатами наперевес напротив невысокой оградки.

— Точно эта? Я-то думал, тут посерьёзней чё-то будет, — Андрей разочарованно покосился на памятник.

— А ты склеп фамильный хотел? — с улыбкой произнёс Евгений.

«Сафронова Ирина Ивановна. 1967-2012. Помним, любим, скорбим.» — оттараторила Аня, словно стишок на детском утреннике.

— Ань, выключи фонарик, спалимся ещё. Тут вроде и так светло, — заворчал Андрей.

Перед мраморным памятником, блестящем в лунном свете, находился холмик ещё свежей земли, покрытый одеялом из венков и цветов.

— Хорошо хоть плиту не успели положить, — Серёга выдохнул с облегчением, — ну, за работу!

Парни разбросали венки в стороны и взялись за лопаты.

Работа закипела, земля летела во все стороны, и только Женю не покидало чувство какой-то «неправильности» происходящего. Странно, ведь он сам предложил эту идею.

— Слышь, Андрюх, может, вдвоём будем копать, а то все не помещаемся, — запыхавшись, произнёс Сергей.

— Добро. Жень, ты погуляй пока, потом меня сменишь.

— Ага.

— А мне что делать? — обиженно спросила Аня.

— За шухером следи, — буркнул Андрей.

Аня поняла, что его слова означали «не мешай» и поэтому поспешно удалилась.

Женя решил прогуляться и зашагал куда-то в сторону берёзовой рощицы. Как давно он не был на Михайловском кладбище. Это место вовсе не казалось ему, в отличие от остальных присутствующих, жутким и пугающим, ведь здесь, на его родине, лежали в земле родители, деды и прадеды. Женя медленно шёл мимо голубых оградок, покосившихся крестов, деревянных столиков и скамеек. В ночной тишине раздавались тихие трели соловья, стрёкот сверчков, и, казалось, ничто не могло нарушить этой идиллии.

Сзади послышались медленные шаги. Женя резко обернулся: «Кто идёт?». Ответа не последовало, шаги приближались. «Кто идёт?!» — ноги его затряслись, дыхание перехватило. Ощущение спокойствия вмиг улетучилось: кто-то был здесь и медленно шёл навстречу. Женя сделал шаг назад и, запутавшись в зарослях, повалился на землю. Он растерянно вертел головой по сторонам, пытаясь разглядеть того, кто уже приблизился вплотную.

В квартире профессора Розальского раздался телефонный звонок. Профессор нехотя встал с постели, зевнул и потянулся к трубке.

— Лёва, ну кто в такое время звонит? Час ночи! — из-за спины прозвучал заспанный голос жены.

— Наверное, по работе, милочка. Спи, — профессор поднял трубку, — Розальский слушает.

В трубке послышался взволнованный голос молодого лаборанта:

— Лев Германович, прошу прощения за беспокойство, но вы должны это увидеть! Скорее приезжайте в лабораторию!

— Что случилось, Арсений?

— Потом, все разговоры потом, профессор, скорее!

— Э-э-э, ну… хорошо, хорошо, Арсений, если это так важно…

Короткие гудки прервали разговор.

— Что, опять? — жена села на край кровати и покосилась на мужа.

— Понимаешь, сейчас Арсений…

— Говорила мне мама: выходи за лётчика, а я, дура… — перебила недовольным тоном жена.

Через двадцать минут старенькая «девятка» профессора стояла у входа в НИИ. Профессор спустился в лабораторию, в дверях он увидел радостное лицо лаборанта.

— Арсений, право, что случилось? Объясните же мне, наконец!

— Лев Германович, вы не поверите, — лаборант задыхался от переполняющих его чувств, — образец номер четырнадцать, он, — Арсений перевёл дыхание, — он заговорил!

— Не может быть! — профессор накинул белый халат, возмущённо нацепил на нос очки и проследовал за лаборантом.

На столе лежал человек, практически не подающий признаков жизни. Он был прикован к столу за руки и за ноги, при ближайшем рассмотрении было видно, как тяжело вздымалась его грудная клетка.

— Ну, и? — Лев Германович покосился на лаборанта.

Образец номер четырнадцать поднял голову.

Профессор отпрянул, потеряв дар речи.

— Он ещё и… ээ… шевелится!

— Активность зон Брока и Вернике увеличилась на сорок процентов! Скорость регенерации мягких тканей — на все шестьдесят, профессор!

— Д-ы-ы-о-о-кт-о-ор! А-а-а-ы-ы-ых… — образец разинул рот, хрипло застонал и поднял синюшные веки. Его глаза были подёрнуты мутной плёнкой, они глядели отрешённо, куда-то в пустоту, тело конвульсировало мелкой дрожью.

— Вирус вступил в активную фазу, это невероятно, Лев Германович!

Профессор ещё несколько минут стоял в немом ступоре.

— Арсений, надеюсь, вы понимаете, что сейчас происходит?

— Это же потрясающе! Мы совершили научный прорыв, практически воскресив человека!

— Нет, вы не понимаете. Должно быть, вам неизвестно про наш полигон?

— Какой полигон? — глаза лаборанта округлились.

— Пару недель назад у меня состоялся разговор с Виноградовым, тогда остро стояла проблема нехватки образцов для побочных исследований по нашему проекту. Виноградов предложил обратиться в морг, но я настоял на более экономичном варианте с кладбищем. Я считал, что это самое подходящее место для замеров биологической активности и наблюдений за вирусом в естественной среде. Виноградов согласился со мной и мы выбрали в качестве полигона кладбище в одном из отдалённых посёлков. Теперь вы понимаете, ЧТО там скоро начнётся?

— Поясните.

— Ну, как вам сказать… наверное, это прозвучит глупо, но… вы когда-нибудь смотрели фильмы про «живых мертвецов»?

В глаза ударил яркий свет, Женя зажмурился и закрыл лицо ладонями. Над ним раздался заливистый девичий хохот.

— Испугался?

— Анька, ты? Фонарик выключи!

— Ха-ха-ха! Испуга-а-а-ался, — голос Ани звучал как-то необычно ласково. Чёрный лак на её ногтях зловеще поблёскивал, длинная юбка и иссиня чёрные волосы легко развивались на ветру. Женя продолжал лежать на земле, Аня медленно наклонилась и положила руки ему на грудь. Изгибы её стройного тела были особенно красивы в лунном свете, Женя заворожено наблюдал за происходящим не в силах пошевелиться.

— Знаешь, я ещё никогда не занималась этим на кладбище…

Женя попытался что-то возразить, но Аня проворно заткнула его поцелуем и тут же отпрянула, хищно улыбаясь. На её языке блеснул пирсинг. Женя закрыл глаза и почувствовал горячее дыхание на шее. Аня обвилась вокруг его тела, словно питон, пожирающий добычу, в её глазах было столько желания, столько страсти, что Женя не мог поверить в происходящее. Но его не покидало странное чувство, будто кто-то наблюдает за ними. Женя ощущал десятки глаз, пристально глядящих откуда-то из темноты. Тучи заволокли луну, кладбище погрузилось во мрак, и Женя почувствовал удушающий приступ животного страха. Казалось, что Ани вовсе нет здесь, и Женя был наедине с теми, кто безмолвно наблюдал за ним. Поднялся сильный ветер, и все вздохи и шорохи вмиг пропали в неистовом шуме листвы.

— Нет! — Женя оттолкнул девушку и вскочил на ноги.

Аня недоумевающе уставилась на него.

— Нельзя так, — голос парня звучал резко и в то же время нерешительно.

— Ну и пошёл ты! — Аня развернулась и быстро зашагала куда-то, второпях застёгивая блузку.

Женя застыл на секунду, обернулся, и, наконец, увидел поблекшие глаза, наблюдавшие за ним всё это время.

«Алферов Степан Афанасиевич. 1935-2011». С фотографии на выщербленном памятнике на парня смотрело лицо его деда. Этот взгляд показался Евгению каким-то осуждающим, и в голове сразу же зазвучал голос: «Внучек, внучек…». В голове ли?

— Ну и куда он ушёл? — Серёга недовольно отбросил лопату, — я заколебался уже тут ишачить. «Пол-ляма, пол-ляма», сам трепался, а тут взял и свалил куда-то.

— Да ты не газуй, куда он денется, — Андрей тоже отложил лопату в сторону, — давай покурим.

— Давай. Вот и Анька. Ты где была? Жеку видела?

— Видела. Щас придёт наверно, — Аня прошла мимо недоумевающих парней и нервно зашагала к машине.

— Ты куда?

— За сумкой! — недовольно выкрикнула в ответ девушка.

Парни уселись на оградку и закурили. Теперь вокруг не было слышно ни птиц, ни сверчков, будто бы всё вымерло: кладбище погрузилось в тишину.

— Ребята! — голос Ани раздавался откуда-то со стороны машины, — почему двери открытыми оставили?!

Серёга с Андреем переглянулись.

— Я закрыл, — испуганно произнёс Сергей.

Парни вскочили и стремглав бросились к машине.

— Немедленно организуйте группу для дезактивации полигона, — дрожащим голосом командовал профессор, — баллоны со смесью, распылители, защитные костюмы, всё должно быть исправно. Готовность — десять минут. Вы, Арсений, поедете со мной.

— Ды-ы-ы-о-о-о-о-окт-о-о-р! — образец продолжал истошно выть.

— Ну вколите же ему кетамина, или что там у вас есть?!

— Профессор, машина будет готова через пять минут, — Лаборант стоял в дверях, пытаясь просунуть ногу в штанину защитного комбинезона.

Через пять минут белая «Газель» уже неслась по разбитой дороге через ямы и ухабы.

— Водитель, прибавьте газу! Каждая минута промедления обойдётся она очень дорого! — Лев Германович испуганно взглянул на карту.

— А нам, татарам, всё равно, что варенье… Или ты, доктор, хочешь, чтобы я машину разбил?

— Молодой человек, вы не… — профессор оборвался на полуслове и обратился к лаборанту, — Арсений, мы ведь ещё не снимали показания с датчиков?

— Нет, Лев Германович, не снимали.

— Тогда наша задача сильно усложняется, — профессор растерянно оглядел сидящих в машине, — мы не знаем, как ведёт себя вирус в естественной среде, не знаем, каковы последствия заражения для здор.. кхм… живого человека. И, что самое главное, мы не знаем, мутировал ли вирус и какое воздействие он окажет на находящиеся на полигоне образцы. Вот только бы успеть… Если мои худшие прогнозы подтвердятся, то мы получим опаснейший очаг распространения инфекции.

Водитель, услышав слова профессора, вдавил педаль в пол.

Розальский не мог поверить в происходящее, бывший многообещающим научный проект теперь превратился в бомбу с часовым механизмом, в «машину судного дня».

«Газель» мчалась по дороге ещё более стремительно, яркий свет фар резал ночную темноту, казалось, в этом мире не существует больше ничего, только машина и дорога. И цель. Лишь бы успеть, успеть…

Ребята стояли, раскрыв рты, у «Фольксвагена», двери которого были настежь раскрыты.

— А сигналка? — Андрей дрожащим голосом обратился к Серёге, осматривающему автомобиль.

— Сто лет как накрылась.

— Может это бомж какой залез, или ещё кто?

— Ага, двери пораскрывал и ушёл, даже барсетку не тронул, — Серёга продолжал, недоумевая, ходить вокруг машины, — Ань, сумка твоя на месте?

— Ага.

— Вот, и сумка на месте.

К машине подбежал Женя, тяжело дыша, как после многокилометрового кросса:

— Ребят, там это… ходит кто-то!

— О, явился. Кончай филонить, лопату в зубы и вперёд! — Серёга недовольно указал на полуразрытую могилу.

— А вы тут чё? — Женя согнулся, вытирая рукавом раскрасневшееся лицо.

— Да кто-то в машину залез, только не взял ничего, — Андрей, похоже, был единственным, кто услышал Женино «там ходит кто-то» и поэтому начал копаться в бардачке в поисках перочинного ножа.

Аня уже сидела в машине, обхватив колени дрожащими руками:

— Ребята, мне страшно! Поехали отсюда!

— Смотри-ка, злого дядьку испугалась?! Работать, значит, не хотим? — Серёга сурово оглядел присутствующих и резким движением захлопнул дверь прямо перед лицом Ани, — ну и сиди здесь. Вы, мужики, идите пока, я щас на ключ всё замкну.

Сергей ещё раз взглянул в обрамлённые подтёками туши Анины глаза и принялся закрывать двери, щёлкая ключом. Закончив, он накинул кожаную куртку и двинулся вслед за ребятами, скрывшимися в темноте.

— Ну, дожмём? Немного осталось, — Серёга догнал парней, уже стоявших напротив ямы, — Андрюх, ломик с собой? Крышка скорее всего целая, ломать придётся.

Ребята схватили лопаты, работа вновь закипела, но уже без былого энтузиазма. Каждый теперь чувствовал то, что чувствовал Женя: то самое ощущение «неправильности» или даже противоестественной порочности происходящего. Лопаты жадно вгрызались в землю, взлетали вверх, выбрасывая сырые комья и куски глины, снова вгрызались, и снова взлетали. Вверх-вниз, вверх-вниз.

— Ишь ты, как глубоко закопали, — Серёга запыхался и опёрся на лопату.

— Ага… так, ну-ка погоди. А это чё? — Андрей повертел в руках что-то и недоумевающе взглянул на парней.

Сергей был явно недоволен тем, что работа остановилась:

— Ну и чё ты нашёл?

— А фонарик там, — Женя указал пальцем наверх, — и зря лестницу не взяли.

— Э-э-э-х, — Андрей опёрся на лопату и медленно выбрался из ямы.

Женя и Серёга нетерпеливо уставились наверх, где зажёгся свет фонаря.

— Ну?, — Сергей выскочил из могилы и застыл: Андрей держал в руках деревянный обломок с кусками красного бархата.

— Твою мать… — Серёга вмиг спрыгнул обратно в яму, схватил лопату и в исступлении принялся рыть землю, пока лопата не стукнулась обо что-то твёрдое. Дно пустого гроба.

«Не по-о-о-о-онял», «Это как?» — ребята от изумления выронили инструменты.

А за спинами ошарашенных парней, неуклюже опершись на оградку, стоял посиневший труп в грязных обрывках белого платья. Белесые клочки волос свисали с обезображенной головы, в раздутых ушах неказисто торчали золотые серьги, а вспухшие губы хрипло бормотали:

— Копа-а-а-а-ай, копа-а-а-а-ай…

Вместо эпилога

— Командир, владельца «Фольксвагена» установили?

— Отправили запрос в ГАИ, ждём, профессор.

Ночь тянулась для Розальского неимоверно долго. Профессор надеялся, что в свои неполные семьдесят выглядит неплохо, но за эту ночь он будто вмиг состарился, вся жизнь прошла перед его глазами.

Из темноты вынырнул радостный лаборант:

— Лев Германович, спешу вам сообщить, что датчики не фиксируют биологическую активность. Теперь мы можем с уверенность сказать, что вирус погиб!

— Молодой человек…, — в глазах профессора виделось немое отчаяние, — вы так и не смогли понять. Наш вирус чрезвычайно живуч, и он не мог просто так взять и погибнуть. Знаете, почему датчики больше не фиксируют активность?

— Почему же? — лаборант изумлённо уставился на Розальского.

— Потому что там, — профессор указал пальцем вниз, на сырую кладбищенскую землю, — там уже никого нет…