↑ Глава первая — Рассвет

Я проснулся в четыре утра и первый час просто валялся, пытаясь удержать в памяти обрывки сновидений. За окном снова шёл дождь, но с каждой минутой он явно терял силу. Вылезать из-под тёплого одеяла совершенно не хотелось, поэтому я предусмотрительно отключил будильник. Всё равно не смогу уснуть, жаворонок — это неизлечимо, и никакие внешние силы не помогут, уже пробовал. Нашарив на тумбочке пульт, я включил телевизор, рассеянно прослушал новости, постарался сосредоточиться на прогнозе погоды и, не придумав ничего лучше, поставил какой-то старый фильм. Наконец, организм набрал достаточно сил, чтобы, не дав мозгу времени на раздумья, резко спрыгнуть на пол и окончательно пробудиться, после чего я приступил к обычным утренним процедурам.

За завтраком я по привычке составил план сегодняшних дел — не так, как некоторые, а только в общих чертах, чтобы не забыть ничего важного. День обещали ясный, что очень обнадёживало — после работы, возможно, удастся выбраться из города и по-человечески отдохнуть. Если получится, то даже в хорошей компании, но об этом уже надо было договариваться. Месяц только начинался, можно было не опасаться внезапных отчётов и срочных заказов, поэтому мне захотелось сохранить это мечтательно-философское настроение до вечера. Покончив с трапезой, я выглянул в окно, за которым уже ничего не лилось, записал в блокнот пару новых мыслей, неспешно оделся и с чистой совестью отправился на работу. Опоздание мне точно не грозило, а прийти слишком рано было попросту невозможно — дневная смена часто пересекалась с ночной, и двери конторы никогда не закрывались.

Покинув лифт, я огляделся и, не увидев в пустынном подъезде ни одной живой души, неторопливо пошёл к выходу, одновременно пытаясь нашарить в кармане рубашки ключ — однажды мне уже довелось забыть его дома и битый час сидеть у двери, пока её не откроет кто-то другой. К счастью, в этот раз он был на месте. Привычным движением я нажал на потёртую кнопку, и дверная панель с тихим скрипом отъехала в сторону. Даже в это время улица не была бесшумной — по дороге проносились автомобили, шелестели кроны фиолистов, тихо гудели атмосферные установки, одинокие прохожие о чём-то разговаривали друг с другом или с невидимыми собеседниками... И всё же сейчас было даже тише, чем глубокой ночью. Мне всегда было интересно, почему за два часа до рассвета город внезапно становится таким безмятежно-спокойным, что совершенно не хочется нарушать эту гармонию.

Зажмурившись от внезапно налетевшего порыва свежего ветра, который показался особенно холодным после домашнего уюта, я вышел во двор. Немного постояв на пороге и вдыхая множество городских запахов, ставших после дождя особенно сильными, я посмотрел на небо, с удовлетворением отметив, что сегодня действительно было почти безоблачно — лишь на фоне поднимавшегося из-за горизонта Сатурна виднелись еле заметные обрывки вчерашних тучек. До начала рабочего дня оставалось ещё почти полтора часа, поэтому мне захотелось пройти через парк, а не трястись в общественном транспорте и уж точно не отправляться за машиной. Стараясь не угодить в лужу и мысленно благословляя тех, кто успел положить дощечку через особенно широкую яму, я подобрался к калитке, помахал рукой возвращавшейся из магазина соседке, после чего направился вниз по улице.

Место, куда я направлялся, было самым старым во всём городе. По сути, с него и началось создание колонии — вернее, с оранжереи, где первопроходцы выращивали для себя еду. Сейчас от неё остались только часть фундамента со стеной и памятная табличка посреди вечно цветущего сквера. Мне доводилось бывать в командировках на другие населённые спутники Сатурна, но я нигде не видел ничего похожего на Парк Галилея, даже отдалённо. Лишь здесь у людей выработался такой менталитет, что они едва ли не с самого начала застройки города присоединяли к охраняемому законом саду собственные клумбы и газоны, из-за чего тот разросся на добрую половину города. Обычно там всё было забито толпами туристов, но в столь ранний час волноваться по этому поводу не приходилось. Я нашёл в органайзере карту города и выбрал подходящий маршрут, после чего, слегка ускорив шаг, свернул за угол, выйдя к живописной лужайке, откуда можно было всего за десять минут добраться до центральных кварталов парка. Лет тридцать назад на её месте стоял симпатичный магазинчик, где всегда можно было разжиться чем-то вкусным, и я так и не решил для себя, стало ли после реконструкции города лучше или хуже.

Чем дальше я заходил в эти рукотворные, слишком аккуратные джунгли, тем сильнее предавался воспоминаниям. Вместо тех цветников раньше были заросли фиолистов, идеальные для игры в войнушки, а кинотеатр прямо напротив них до сих пор работает. А вон с того холмика я впервые самостоятельно съехал на велоборде... С некоторыми местами были не слишком приятные ассоциации, но долгая работа в туристическом агентстве научила меня мириться с такими вещами. В конце концов, на свете нет людей, у которых никогда не происходило ничего плохого, а я только пару раз неудачно сходил на свидания, посидел под арестом да однажды сломал руку. Если так подумать, то у меня была вполне заурядная жизнь, и интересного в ней происходило лишь чуть больше, чем в среднем по статистике. По молодости я думал выбрать себе более авантюрное занятие, но быстро усвоил урок, что реальность не всегда соответствует ожиданиям. С другой стороны, никогда не поздно сменить занятие — сосед-филателист с пятого этажа, например, вообще на восьмом десятке устроился пилотом дальнобойного грузовика и уже побывал, кажется, на всех обитаемых планетах Солнечной системы. Значит, и я смогу, только накоплю достаточно денег на полноценное обучение газдайвера... Ещё лет десять, максимум пятнадцать — зарплаты тут очень неплохие.

С такими мыслями я и добрался до конторы. Её окрестности после этой прогулки теперь казались мне продолжением парка — частные цветники ещё не успели отвоевать территорию, хотя явно к этому стремились. Из-за горизонта к тому времени уже начинали пробиваться первые солнечные лучи, поэтому я постарался настроиться на рабочий дух. Устремившись к турникету служебного входа, я полез в карман... и обнаружил, что ключ остался в другом костюме. К счастью, сейчас были не такие суровые времена, как при предыдущем начальнике, поэтому я, проклиная свою рассеянность, направился к охраннику за одноразовым пропуском. Снять деньги со счёта по нему, конечно, было невозможно, но до завтра можно и потерпеть. Главное — получив зарплату за два дня сразу, не потратить её на радостях в тот же день. Пройдя в здание, я достал из шкафчика форму, переоделся и, посматривая на часы, пошёл делать себе чай.

День прошёл почти спокойно, если не считать клиента из дафнийского поселения, чей характер я так и не смог выразить литературным словом. После того, как он наконец определился с тем, чего хочет, и отправился на экскурсию, мы ещё несколько раз пересматривали эту запись — главный весельчак нашей компании до сих пор не вернулся из отпуска, а заряд хорошего настроения надо было как-то получить, иначе можно было серьёзно свихнуться. Кроме того, я поговорил со знакомыми — четверо из них, как и я, собирались отправиться на природу, правда, в разные места. Троим из нас удалось объединить планы, но на несколько часов позже, чем я рассчитывал. Свободное время мне показалось разумным провести дома, основательно готовясь к предстоящей поездке. Спешить, как и утром, было некуда, и я решил ещё раз пройтись пешком, только на этот раз по транспортным улицам — соваться в парк сейчас было не самой лучшей идеей.

Я шёл по залитому вечерним светом городу и старался ни о чём не думать. Рабочая неделя завершилась, и в ближайшие пару дней мне совершенно не хотелось напрягать мозг ненужными сейчас размышлениями. Фонари ещё не горели, рекламные экраны были здесь редкостью, но яркие лучи висящего у самого горизонта Солнца, отражаясь от поднявшегося над домами Сатурна и преломляясь в стеклянных панелях зданий, окрашивали привычные вещи в незнакомые, сказочные оттенки. Автомобили, искрясь и переливаясь, проносились мимо, спеша по каким-то своим делам. Уличные торговцы постепенно убирали сувениры и закуски в контейнеры, чтобы завтра снова радовать туристов. Сверкающие многоэтажки, оплетённые садами и эстакадами, казалось, чего-то ожидали. Через небо с гулом и рычанием проплывали космолёты, устремляясь к другим планетам или прилетая сюда, в эту провинциальную колонию. Деревья тихо шелестели, где-то вдалеке слышалось кряканье опянок, отовсюду раздавались непохожие друг на друга голоса... Знакомый с детства пейзаж в лучах заката казался чем-то потусторонним — удивительно, что человек смог создать такую красоту, даже с помощью сил природы.

Неожиданный удар вывел меня из этого почти отрешённого состояния. Идущая передо мной невысокая, полная женщина внезапно остановилась посреди дороги, и я, не успев среагировать, врезался в неё. Пробормотав извинения, я собрался было сделать шаг в сторону и продолжить свой путь, но что-то показалось мне странным, заставив помедлить. Через пару секунд до меня дошло — она смотрела вверх, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. Я проследил за её взглядом... и понял, почему город выглядел сегодня так необычно. Рука женщины вцепилась в моё плечо, но я даже не заметил этого, поражённый зрелищем, мимо которого едва не прошёл.

Испытываемое мною чувство было не страхом — скорее, благоговением перед открывшейся картиной. За свою жизнь я никогда не видел ничего подобного, хотя видел Сатурн уже тысячи раз. На видимой стороне зависшего в зените титанического, занимавшего собой почти всё небо жёлтого диска вспыхивали тусклые сине-зелёные или красные огни, медленно расходившиеся огромными кольцами. Там, где они сталкивались, возникали причудливые завитки или колышущиеся пятна, и всё это постоянно перетекало в новые формы, повинуясь капризам атмосферных вихрей. Неведомое явление было ограничено сравнительно небольшой областью, но она явно превосходила размеры любого спутника минимум вдвое. Не опуская глаз, я нащупал в кармане фотоаппарат и сделал несколько снимков, досадуя, что батарея почти разрядилась, так что сделать видео не удастся.

Из оцепенения меня вывел раздавшийся вдали крик. Я огляделся и заметил ещё две упущенные ранее детали. Во-первых, прохожие при виде нас тоже обращали внимание на красочный феномен, но реагировали чаще всего не так спокойно — доносившиеся со всех сторон голоса рассуждали о конце света, нападении инопланетян и другой подобной ерунде. Во-вторых, мы были далеко не первым центром этой кристаллизации — например, стоящие возле автомагазина грузчики ещё раньше заприметили эти огненные вспышки, да и окна домов распахивались явно не просто так. Информация распространялась, как пожар, и горожане начинали ощутимо нервничать, не понимая, что происходит. Вырвавшись из цепкой хватки женщины, я быстрым шагом направился домой, не желая оказаться посреди растерянной и шумной толпы. Но гораздо больше меня волновало, удастся ли сегодня поехать за город — на дорогах явно намечались серьёзные пробки.

К сожалению, моим планам на этот вечер так и не было суждено сбыться. После захода Солнца аномальное явление, казалось, стало ещё ярче, придавая городу мистический, призрачный вид. Из-за того, что Сатурн давал достаточно света, фонари не спешили включаться, загораясь лишь в самых тёмных кварталах. К тому моменту, как я добрался до своего жилища, все дороги уже были напрочь забиты, поэтому о том, чтобы куда-то выбраться, не могло быть и речи. Впрочем, мне всё-таки удалось созвониться с приятелями и перенести поездку на другой день, когда люди успокоятся. По новостям передали, что учёные не обнаружили никаких опасностей в этом феномене, однако не смогли сказать ничего определённого насчёт его природы. Что ж, подумал я, нынче всё возможно. Газовые гиганты всегда преподносили астрономам сюрпризы, а уж после того, как Солнце начало расти, его влияние на планеты стало почти непредсказуемым — так что ничего противоестественного и тем более апокалиптичного я не ждал. Увы, многие люди по-прежнему оставались суеверными и, как говорили в какой-то документалке, не могли смириться с высоким уровнем жизни, постоянно ожидая от мироздания какого-то подвоха.

Понаблюдав за переливающимися красками, хорошо видимыми из окна моей квартиры, я вздохнул и отправился смотреть телевизор, стараясь не попадать на новости. От них сейчас было одно расстройство — оказывается, с туризмом в ближайшие дни ожидались некоторые затруднения. Мне оставалось лишь надеяться, что это завершится до начала рабочей недели.

Утром я выглянул в окно и с удовлетворением заметил, что таинственное сияние заметно угасло, хоть и не пропало окончательно, а машин на улицах стало значительно меньше, чем прошлым вечером. Это вселяло надежду хорошо провести выходные. Поскольку спешить сегодня было некуда, я заказал первую попавшуюся газету из тех, которые внушали мне достаточно доверия, и стал читать — естественно, вслух, потому что так информация лучше запоминалась, и вообще бубнящий телевизор успел надоесть ещё вчера.

— Вчера на Сатурне наблюдалось... явление... особенно хорошо видимое со спутников... — Это я и так знаю, сам видел... Ага, вот! — Ведущий астрофизик, профессор Нирман Саддрвуд сообщил, что данный феномен был вызван подобием вулканической активности — вещество из недр планеты в результате ядерно-химической реакции оказалось поднято к верхним слоям атмосферы, изменив их оптические свойства, в частности испуская характерное свечение и незначительную дозу радиации. Учёные заверяют, что этот процесс абсолютно безопасен, как северное сияние, и может угрожать лишь неосторожным газдайверам. Кроме того, сообщают они, необычное явление постепенно слабеет и по прогнозам полностью исчезнет в течение недели...

Ещё раз посмотрев на вихрящиеся вспышки, еле заметные на фоне освещённого Солнцем громадного диска, я продолжил изучать статью.

— Тем не менее, во многих колониях было замечено повышение общего уровня нервозности. Многие люди, в основном хорошо обеспеченные граждане, опасаются возможных последствий — от лучевой болезни и возможных эпидемий до планетарного коллапса. По словам исследователей, эти идеи не имеют никакого фактического подтверждения, однако вблизи космопортов ближайших к Сатурну спутников этим утром наблюдается заметное оживление. Власти призывают граждан сохранять благоразумие и не устраивать панику на ровном месте...

Я захлопнул газету. Ещё не хватало! Что, если их волнение докатится до нас? Мне совершенно не хотелось, чтобы вполне благополучный и довольно тихий город внезапно превратился в отхожее место, где никто не хочет оставаться дольше необходимого. Да что там, я и сам начинал беспокоиться — не по поводу той глупой аномалии, а из-за своих же соотечественников, абсолютно не привыкших решать такие проблемы. Самое меньшее, чем это грозило — массовым замешательством, дикими пробками и дефицитом жизненно необходимых товаров в магазинах. Кстати, вспомнил я, не мешало бы пополнить запасы продуктов, пока ещё есть такая возможность. Надеяться на курьерскую доставку и телепочту мне показалось не лучшим вариантом. Наскоро собравшись, я отправился в ближайший супермаркет.

Несмотря на ранний час, улицы были полны народа. По крайней мере, создавалось такое впечатление — хотя разумом я чувствовал, что даже в обеденное время люди охотнее выбирались на свежий воздух. Многие из них периодически поглядывали на падающий за горизонт желтоватый диск, некоторые старались держаться ближе к навесам и козырькам зданий, а один человек с красными от недосыпа глазами вообще шёл в тени зонта. Очевидно, это были наиболее впечатлительные горожане, по статистике довольно немногочисленные — но из-за того, что они собрались в одном месте, атмосфера стала весьма напряжённой. Это волнение начало передаваться и мне. Выругавшись на собственные эмоции, я достал наушники, включил музыку и постарался оградиться от внешнего мира, насколько это было возможно. К счастью, цель моего путешествия располагалась всего в паре кварталов от дома, и очень скоро я уже складывал продукты в тележку.

Впрочем, это оказалось совсем не так просто, как я надеялся — в магазине был самый настоящий час пик. Полки заметно опустели, продавцы сбивались с ног, отовсюду доносились перешёптывания — последнее очень давило на психику, потому что эти звуки, тихие сами по себе, сливались в шум надвигающегося урагана. По громкой связи время от времени раздавались громогласные призывы соблюдать очередь и вообще вести себя, как подобает гражданам благополучного государства. Раза три или четыре охрана разнимала параноиков, затеявших драку из-за пачки "Моморки" или другой подобной ерунды. Мне пришлось убраться оттуда, вычеркнув из своего списка лишь половину пунктов, поскольку обстановка в любой момент могла накалиться ещё сильнее, а товары сметались с полок быстрее, чем я мог к ним протолкаться. Что ж, во всяком случае на курьера ещё можно было надеяться, если поспешить.

Но и этого мне не дали сделать. В подъезде я встретил вчерашнюю соседку, которая начала изливать свои мысли по поводу творящегося кругом безобразия, поминутно вспоминая то падение кометы на Юпитер три года назад, то диомедский теракт, жертвой которого она едва не стала, то повышение тарифов на энергию, не давая мне вставить ни слова и определённо собираясь продолжать гневную тираду ещё по меньшей мере минут десять. Я тщетно пытался намекнуть ей, что сейчас не самое подходящее время для подобных бесед, и, когда она наконец заткнулась, поплёлся к лифту. Я был почти полностью истощён, особенно психически — а ведь проснулся лишь три часа назад! День, мягко говоря, не задался. Бормоча проклятия в адрес всего мира и каждой его части в отдельности, я буквально на автопилоте поднялся наверх, умудрившись перепутать квартиры, и наконец добрался до своей. Ненароком хлопнув дверью так, что зазвенело в ушах, я не раздеваясь рухнул на диван и забылся тревожным сном.

Проснувшись минут через сорок, я позвонил в службу доставки. В некотором смысле мне повезло — утром я бы не смог ничего сделать, потому что излишне впечатлительных людей в городе оказалось значительно больше, и тем из них, кто опасался выходить из дома, тоже хотелось подготовиться к незнамо чему. Заказ привезли на удивление быстро. По лицу курьера было видно, что он уже успел превратиться из живого человека в автомат по развозке продуктов и мало интересовался происходящим — а ведь обычно эти ребята не прочь поболтать за жизнь. Оставшийся день я провёл, осторожно интересуясь у соседей об их мнении насчёт Сатурна и всего остального — мне не хотелось никаких сюрпризов. Практически все они были в той или иной мере тревожны, и я внезапно понял, что сам стал таким же. В итоге мне показалось самым разумным решением посидеть пару дней дома. Лучше было послать к чёрту нормальные выходные и получить нагоняй от босса, чем портить остатки нервов. И я уже знал, чем займусь в ближайшее время.

Следующие несколько дней я, взяв отпуск по причине явного недостатка клиентов, провёл дома, стараясь лишний раз не высовывать носа наружу. Часть сбережений мне пришлось потратить на строителей, которые укрепили окна и входную дверь моей квартиры. Я старался не параноить, ограничившись минимальной предосторожностью — в конце концов, эти деньги предназначались для иного дела. В новостях, которые я смотрел всё это время, говорили о нестабильности ситуации — народ то почти успокаивался, то вновь начинал опасливо поглядывать на небо, совершая глупости. Нет, ничего по-настоящему серьёзного не происходило, однако такое положение приносило массу неудобств лично мне. Без спокойствия в городе оставалось лишь мечтать о некогда постоянном притоке туристов, то есть прибыль фирмы должна была упасть, и я не получил бы такую зарплату, на которую рассчитывал, при том же расходе нервных клеток. Кроме того, мне совершенно не хотелось превращать свою жизнь в такую же беготню. Нутром я понимал, что реальность не так страшна, как её показывают средства массовой информации, однако червячки страха очень медленно, но неумолимо портили мой рассудок.

В итоге я не выдержал и купил себе небольшой телескоп, чтобы лично наблюдать за Сатурном, благо он был достаточно хорошо виден даже днём. Раздобыв немного литературы по астрономии и физике, а также пользуясь статьями на тему этого необычного явления, где, ко всему прочему, приводились формулы, я попытался рассчитать, когда всё закончится. Однако, вопреки заверениям профессора Саддрвуда и его коллег, цветные огни не собирались гаснуть, всё так же пробивая себе путь из неведомых глубин газового гиганта в его атмосферу и сердца людей. Впрочем, их интенсивность также оставалась прежней, что несколько успокаивало — вот если бы вспышек стало больше, я бы всерьёз начал волноваться, не преувеличивает ли народная молва истинное положение вещей. Мне никогда особенно не давались точные науки, поэтому попытки разобраться, что к чему, были направлены в основном на самоуспокоение.

На четвёртые сутки в городе выпал снег, внеся ещё больший хаос, чем небесные вспышки. Разгадка оказалась пугающе простой — люди, круглосуточно уставившись в экран, общаясь по электронке и делая ещё чёрт знает что, перегрузили энергетические станции, что привело к сбоям в работе атмосферных машин. Неожиданные изменения климата, в свою очередь, вынудили население, включая меня, обзавестись обогревателями, что ещё больше усугубило ситуацию. Даже хуже — несколько установок из-за подобного обращения вышли из строя, а их ремонт затруднялся завалами и заторами на дорогах. Курортная колония не была готова к такому повороту, поэтому без спецтехники и прочего едва не потеряла контроль над событиями. К счастью, подоспела помощь соседей, и к концу недели погода немного улучшилась, а растения потихоньку начали поправляться. Правительству пришлось пойти на крайние меры — временно ввести комендантский час и жёстко ограничить потребление энергии. О теплоизоляции своего жилища я как-то забыл, поэтому мне пришлось отключить телевизор и многое другое, ограничившись газетами — но всё равно было очень холодно, неприятно и тоскливо. Я начал периодически выпивать, чтобы хоть как-то согреться и расслабиться. Мне оставалось только надеяться, что, как говорил мудрый царь Соломон, это тоже пройдёт.

Но этим надеждам не было суждено стать реальность. К концу недели мир облетела страшная новость — прогнозы учёных оказались неверны, и мистическое сияние не рассеялось. Более того, оно начало стремительно усиливаться. Взрывы в недрах Сатурна участились, расползлись по всему его диску и стали заметно ярче. Разноцветные всполохи были различимы даже сквозь тяжёлые облака, которые всё чаще закрывали небосвод. Они были едва ли не единственным источником света — уличные фонари ради экономии электричества больше не включались, а зажигать домашние лампы решались очень немногие. Подземные механизмы работали на пределе возможностей, однако баланс природных сил восстанавливался крайне неохотно. Цветущие сады и парки превратились в болезненную тень самих себя — деревья зябко трясли заснеженными ветвями на пробирающем до костей ветру, их мёртвые, сморщенные листья бурым ковром устилали дороги, а все животные, которые смогли пережить первые дни этой жуткой осени, были куда-то перевезены. Я целыми днями сидел у окна, с тревожной тоской наблюдая за колоннами грузовых машин и периодически прикладываясь к бутылке — мне не хватало духу направить равнодушный глаз телескопа на небо. Мне казалось, что это длится уже много лет, и прежний облик города почти стёрся из моей памяти.

Соседям тоже было нелегко. Они стали угрюмыми, ворчливыми, раздражительными людьми, избегающими друг друга. То и дело меж ними вспыхивали ссоры из-за вещей, на которые в иное время никто не обратил бы внимания. Я и сам несколько раз участвовал в этих конфликтах, и даже начинал их. Обстановка в доме стала очень напряжённой, ухудшаясь день ото дня — казалось, Сатурн вытягивал из каждого человека всё хорошее, оставляя лишь пороки и первобытную агрессию. Не я один пристрастился к алкоголю — дурной привычке оказались подвержены практически все. И это был ещё не самый плохой способ отвлечься от катастрофы. Пару раз на глаза мне попадались валявшиеся под утилизатором куски стекла со следами крови, одноразовые шприцы, упаковки от таблеток и обрывки бумаги со странными символами. Ходили слухи, что на каком-то из нижних этажей произошло жестокое убийство или даже жертвоприношение...

Пожалуй, слухи были худшим из всех зол. Хотя некогда опрятное здание стало напоминать средневековый сарай, его отвратительный вид не шёл ни в какое сравнение с душами людей. Если жильцы не враждовали открыто, то поливали друг друга такой грязью, какую никак нельзя было ожидать от добропорядочных граждан. Многие, в том числе я, старались не ввязываться в это, однако сплетни опутывали каждого из нас, а также лжецов-учёных, правительство, стражей порядка... Наверное, не было на свете ни одного человека, который сумел избежать обвинения во всех смертных грехах. Слухи вытекали за пределы дома, приползали снаружи, плодились и обрастали всё новыми подробностями, которые противоречили здравому смыслу. Если и было в них зерно истины, найти его среди этой навозной кучи не представлялось возможным. Скрывавшееся под налётом цивилизации чудовище росло и крепло каждый час.

Очень скоро мы перестали даже здороваться. Никто больше не чувствовал себя в безопасности, дом-крепость превратился в ветхую карточную башню. Я сначала с опаской, а затем всё чаще стал использовать свой телескоп в шпионских целях, подглядывая за соседями и пытаясь понять, что они замышляют. Им дело не ограничилось — в ход шла любая возможность добыть хоть немного больше информации, а также сохранить собственные секреты. Где-то в глубине души я осознавал, что поступаю неправильно, но какой у меня был выбор? Сатурн оставался где-то там, в космосе, а здесь всё происходило буквально за стенкой. Постоянно вводились новые запреты и ограничения, по улицам ходили вооружённые патрули, а из звездолётов прилетали в основном военные — может быть, это потому, что только их брони было достаточно для полёта сквозь грозовые тучи. По телевизору шли передачи, пытавшиеся успокоить народ, но их давно никто не принимал всерьёз. И совершенно не хотелось думать, что с момента первых вспышек прошло немногим больше семи дней.

Я лежал на грязном диване, пытаясь унять головную боль, и в который раз клялся больше не пить, ни единой капли. Кругом валялись пустые бутылки разных форм и размеров — ещё недавно их было гораздо меньше, но я затруднялся определить, какие из них настоящие, а какие лишь мерещатся. Возможно, мне не пришлось бы вливать в себя эту дрянь, кабы не сухой закон. На него всем было плевать, но раздобыть что-то качественное стало решительно невозможно. Неожиданно до моего затуманенного сознания донеслись неприятные звуки — три громких, тяжёлых удара в дверь и властный голос, требующий открыть её. Простонав, я скорее по привычке, нежели осознанно, встал, на всякий случай подобрал одну из бутылок и поплёлся в прихожую.

Удары стали настойчивее, и голос нетерпеливо повторил свои требования. Каждый стук вонзался в мой ноющий мозг раскалёнными гвоздями, и я крикнул, что сейчас подойду. Впрочем, там вряд ли это услышали, поскольку звук, вырвавшийся из моего горла, был весьма тихим и нечленораздельным — отравленный алкоголем организм ещё не успел прийти в себя. Путь до двери занял не меньше двух минут и показался мне странствием через пустыню. Несколько раз едва не рухнув на пол, я всё же добрался до двери и грузно прислонился к ней, вцепившись ногтями в обивку. Пытаясь понять, кто имел наглость тревожить меня в столь неудачное время, я вспомнил, что глазок и объективы всех камер были закрашены или заклеены недоброжелателями ещё три дня назад. Не желая пускать в дом лихих людей, я грубо поинтересовался, кто они такие и что им здесь надо.

Услышав ответ, я немного протрезвел — это была полиция. Мне совершенно не хотелось рассуждать, зачем они приехали, но явно не вести беседы. В последнее время стражи порядка уже неоднократно наведывались в соседние квартиры. Всё, подумал я, приехали — мало того, что в лучшем случае потрачу часть сбережений на штраф, так ещё и репутацию совсем испорчу. От этих мыслей мне стало так грустно, что я, кажется, даже пустил слезу, однако моя рука, будто без помощи сознания, уже вовсю колдовала над замком, заплетающимися пальцами набирая код. Наконец, дверь открылась, и я отшатнулся от неё, чтобы ненароком не вывалиться наружу.

Непривычно яркий свет с лестничной клетки резанул по глазам, и я, ненадолго ослепнув, не мог рассмотреть тех, кто строевым шагом зашёл в прихожую. Когда ко мне вернулось зрение, я увидел троих полицейских — не таких суровых, как уличные патрули, но всё же внушавших страх. Один из них, отличавшийся дюжим телосложением и королевскими усами, выступил вперёд, предъявляя какую-то бумагу. Когда он заговорил, я сразу понял, что это его бас вырвал меня из туманных сновидений.

— Гражданин Гринов?

— Д-да, это я, — мой разум начал понемногу проясняться, хотя по-прежнему игнорировал половину поступающей информации.

— Вас обвиняют в незаконной слежке за жителями этого дома. У нас есть ордер на осмотр вашей квартиры. В случае сотрудничества...

Я лихорадочно пытался взять себя в руки. Конечно, какая-то из соседских сволочей донесла, что этот-де человек использует телескоп не для наблюдений за космосом и вообще представляет угрозу для общества. А сами-то, сами! По крайней мере, лично я никого пальцем не тронул и вообще оставался последним более-менее порядочным обитателем этого гадюшника. И что в итоге? Вломились, начали обвинять чёрт знает в чём, проклятые полицаи, ещё небось и денег за это получат — а мне как дальше жить? Во мне закипела ярость, и я в праведном гневе, не дослушав усатого верзилу, явно не ожидавшего такой прыти от полуживого тела, со всего размаху обрушил бутылку на его голову.

Жуткие огни Сатурна сверкнули в разлетающихся осколках. Здоровяк выдержал удар, хотя глубокий порез на его лбу обильно кровоточил. В следующий миг его напарники, выхватив дубинки, бросились на меня. Несмотря на сильную боль, я отчаянно отбивался и выкрикивал жестокие оскорбления. Впрочем, силы были неравными, и драка завершилась менее чем через минуту — могучий удар в челюсть практически отправил меня в нокаут. Алкоголь позволил моему сознанию не отключиться, однако тело на некоторое время совершенно перестало подчиняться мозгу, а все мысли отправились вслед за выбитыми зубами. В таком состоянии меня вытащили из квартиры, перенесли к стоявшей во дворе машине и куда-то повезли. Из-за нарушенного восприятия я не имел ни малейшего представления о том, сколько времени заняло каждое из этих действий. Возможно, я всё ещё был в своём доме, пока стражи порядка проводили обыск, составляли протокол и помогали раненому товарищу. Кажется, в какой-то момент я всё-таки вырубился, забывшись беспокойным сном. Или нет — моя память не сохранила деталей, смешав в одну кучу реальность, пьяный бред и обрывки прошлых воспоминаний.

Когда я наконец-то смог собраться с мыслями, то обнаружил, что лежу на узкой, относительно мягкой койке в тесной комнатушке с единственным окном, закрытым решёткой. Сквозь её прутья проникали разноцветные всполохи космических взрывов, отбрасывая на стены и пол дрожащие тени. В углу я заметил шторку и без долгих раздумий задёрнул её, оградив себя от этого пугающего света. Теперь темноту разгоняла только тусклая лампа, спрятанная где-то под потолком, но мне, давно привыкшему к полумраку, было вполне достаточно даже этого. Я присел на койку и только сейчас понял, как же мне плохо. Тело было словно пластилиновым, слабая ноющая боль наполняла каждую клетку, зрение приходилось каждый раз фокусировать заново, а во рту ощущался мерзкий привкус. На руках и голове красовались плотные бинты, свидетельствовавшие о том, что мне всё-таки оказали медицинскую помощь, а заторможенность движений наверняка была вызвана обезболивающими или транквилизаторами. Я с умиротворением подумал, что ещё не всё потеряно и в мире остались места, где к людям относятся по-человечески. Пусть аскетичная обстановка моей камеры не отличалась изяществом, а отхожее место отделялось от остального пространства лишь невысокой перегородкой, здесь по крайней мере было чисто и тепло, да и голода я не испытывал. Тщетно поискав на двери ручку или кнопку, я обессиленно рухнул на нары.

Через несколько часов дверь отворилась, и в камеру зашёл охранник. В руках у него был прозрачный контейнер с нехитрой едой. Я успел разглядеть в коридоре тележку, нагруженную парой десятков таких же, но пустых. На мой вопрос о том, почему, собственно, пришлось так долго ждать, охранник лишь покачал головой.

— Сейчас весь город на ушах. Радуйтесь, что продукты вообще доставили сегодня!

— Ага, аж танцевать хочется... — протянул я без особого интереса.

— Вот вы шутите, — с какой-то тоской в голосе ответил полицейский, — А мне совсем не до смеха. Пашу тут за семерых, дома уже неделю не появлялся, трижды зубы менял...

И он перечислил все проблемы, возникшие за последнюю неделю. Из пятиминутной тирады мне удалось узнать, что под арест загремели уже больше тысячи человек, включая стражей порядка всех рангов, полиция сбилась с ног, пытаясь не дать колонии окончательно рухнуть, в западных кварталах едва не начался бунт против введённых ограничений, полёты из-за непогоды почти прекратились, и вообще всё намного хуже, чем я предполагал.

Многие пытались пробиться к кораблям дальнего следования и улететь отсюда подальше. Для разгона растущих как снежный ком толп пришлось даже применить оружие. После того, как один обеспокоенный тип едва не взорвал самодельную бомбу, требуя перевезти его на более благополучную Каллисто, охрана космопортов ужесточилась до предела, и теперь покинуть колонию могли лишь водители грузовиков, привозящих гуманитарную помощь, оружие или солдат. То же самое происходило на доброй половине населённых спутников Сатурна, причём кое-где ситуация, по слухам, была вообще практически безнадёжной. Полицейские участки и тюрьмы были переполнены, а заключённых, как правило, приходилось держать порознь, чтобы они не покалечили друг друга.

Кроме того, время от времени полиция натыкалась на следы деятельности некоего культа — непонятные письмена, зловещего вида алтари со следами крови, расчленённые трупы, покрытые оккультными символами, и так далее. Никто не мог сказать наверняка, существовал ли он раньше или же появился совсем недавно. Какой-либо системы во всём этом выявить до сих пор не удалось, и это ещё больше усилило массовую паранойю — следующей мишенью сектантов мог стать кто угодно. Я припомнил, что уже натыкался на нечто похожее, и побледнел, но всё-таки сумел взять себя в руки. Не хватало ещё одного аффекта — тогда я мог уже не выйти на свободу.

— Ладно, это всё очень интересно, — прервал я охранника, — Но со мной-то что будет? Так и просижу тут остаток жизни?

— Уж точно не здесь, — сказал он задумчиво, — А вы у нас, простите, кто? Обычно я стараюсь запоминать людей, но сейчас, сами понимаете...

— Гринов... Ижан Гринов, проспект Меделя, сорок седьмой микрорайон, — я припомнил школьные инструкции на тему того, что нужно сообщать стражам порядка в первую очередь, — За мной пришли, что, мол, шпионю за соседями. Представляете?

— А, да-да, припоминаю, — охранник принялся что-то быстро искать в блокноте, — Там ещё нападение на сотрудника при исполнении, злостное нарушение сухого закона и по мелочи.

— То есть, мне...

Я не мог поверить, что всё это произошло наяву. Сейчас мой мозг прочистился, но раньше он был совершенно затуманен. Дрожащим голосом я сказал, что мне тоже необходимо выговориться, и изложил все свои мысли по поводу произошедшего. Как я ни ненавидел подобные сентиментальности, считая их достойными лишь третьесортных киношек, на душе у меня заметно полегчало.

— Нет, все разбирательства отложены на то время, когда мир придёт в норму. Вас освободят, как только понадобится свободная камера, — ответил он с таким видом, что я сразу понял, насколько сейчас тяжело с размещением арестованных и почему никто не станет удерживать спокойного человека дольше необходимого.

— А если не придёт, что тогда будет делать закон? — поинтересовался я, не желая сюрпризов в будущем.

— Поверьте, суд однозначно лучше такой жизни, — многозначительно промолвил охранник, глянув в сторону занавешенного окошка, — Вы, вроде бы, достаточно адекватный человек, должны понимать.

— Хорошо, — с некоторым облегчением, но также плохо скрытым беспокойством сказал я, — Спасибо, что выслушали.

— Взаимно. Постарайтесь не наделать глупостей, и скорее вернётесь домой.

С этими словами охранник удалился. Я же, съев половину ланча и мысленно перенесясь в старые добрые времена, впервые за последние пять или шесть дней нормально заснул. Мне совершенно не хотелось думать ни о Сатурне, ни о культистах, ни о соседях — нервы следовало беречь. Пусть снаружи холод, грязь и ужасы, а в этой камере даже вполне уютно, я понимал, что мне здесь совсем не место.

Следующие три или четыре дня я, потеряв счёт времени, занимался в основном тем, что спал, ел и вёл дневник. Тюремный психолог, или как правильно называется его профессия, посоветовал делать подробные записи, чтобы не слишком отрываться от реального мира — они, как якорь, должны были помочь моему рассудку удержаться на месте, а если повезёт, то и послужить своего рода лекарством для души. Мне даже выдали старенький блокнот и стилус со следами зубов — в другое время я бы с негодованием отказался, поинтересовавшись, за кого они меня принимают, но сейчас был рад, как ребёнок, которому купили дорогую игрушку. Пусть я и не был мастером слова, а мысли путались, увлекая за собой смысл написанного, мне всё больше начинало нравиться такое занятие. Возможно, решил я, в будущем напишу мемуары, а может быть, даже бестселлер об этой катастрофе... Пожалуй, единственное, чем можно было спокойно заниматься в моей камере и чего я ни разу не делал — это сидение у окна. Я старался держаться от него подальше и совершенно не хотел туда смотреть, всеми силами избегая даже случайных взглядов в сторону внешнего, некогда привычного мира.

Наконец, я услышал заветные слова — меня отпустили! Не то, чтобы это принесло мне подлинное счастье, поскольку странный шум вдали, непривычно огромное пространство, струящееся с небес красно-синее зарево и многое другое никак не способствовало хорошему настроению, однако теперь я был свободен и мог делать всё, что захочу. Свободных машин не было, поэтому мне пришлось возвращаться домой пешком, но полиция подсказала достаточно безопасный маршрут. Подобрав с земли какую-то металлическую палку, вполне годящуюся на роль оружия, я торопливо устремился к себе, прислушиваясь к каждому шороху, скрежету и другим подозрительным звукам, которые доносились из самых тёмных мест заваленных мусором улиц.

Было холодно, а я, к тому же, совершенно не подумал о тёплой одежде. В голове у меня вновь начали появляться нехорошие мысли. Из любого переулка мог выскочить грабитель или псих, изредка попадавшиеся на пути люди не производили впечатления мирных жителей, да и их наверняка настораживал мой собственный вид. Я напряжённо вглядывался в полустёртые надписи на стенах, пытаясь понять, не те ли это колдовские знаки, о которых говорил охранник. Однажды прямо перед моим носом промчался полицейский броневик — я едва успел отскочить в сторону. Протяжно выла сирена, а на низко висящих мрачных тучах плясали огненные пятна горевшего где-то пожара. Под моими ногами хрустел серый снег, который не успели убрать, и вытекающие из набитых разным хламом сугробов грязные ручейки собирались в глубокие лужи. Почерневшие от холода ветви деревьев раскачивались на тихом ветру, будто костлявые руки. В городе ещё теплилась жизнь, со временем он наверняка мог исцелиться, однако сейчас выглядел, как призрак из ночного кошмара.

Тем не менее, до дома я добрался без приключений, и на сердце у меня полегчало. Возможно, я просто нафантазировал лишнего — мне никогда раньше не доводилось видеть столь апокалиптичных пейзажей, разве что в фильмах или видеоиграх. Реальность, конечно, в корне отличалась от творений режиссёров и дизайнеров, так что моё состояние было совершенно естественным для такой ситуации. Осознание этого помогло мне взбодриться, и, открыв входную дверь, я устремился наверх. Лифт давно был отключён ради экономии энергии, но я был даже рад лишнему поводу размять ноги — после нескольких суток в тесной камере организм требовал хоть какого-то движения. Спустя минуту или две я уже стоял на пороге своей квартиры, испытывая странную смесь счастья, тоски и ностальгии.

Внутри было так же холодно, как и снаружи — неудивительно для помещения, которое не отапливалось столько времени. Моему взору предстал настоящий бардак. Повсюду валялись пустые бутылки, осколки стекла, упаковки из-под разных продуктов, давно начавшие гнить и плесневеть объедки, засиженные неистребимыми мухами... Я понимал, что сотворил всё это сам, однако поверить в то, что можно так загадить собственное жилище, было довольно трудно. На полу отчётливо виднелись следы той драки — засохшие отпечатки грязной обуви, опрокинутые стулья и сорванная со стены краска. Тем не менее, свидетельств проведённого обыска тоже было предостаточно, а какие-то вещи пропали, но я так и не смог определить, что именно было изъято или украдено. Телескоп мирно покоился на диване — его никто не забрал, хотя явно изучали и, наверное, даже развинчивали. Вздохнув, я взял из шкафа пыльную куртку, безуспешно пощёлкал пультом телевизора, включил радио, нашёл средства для уборки и принялся наводить порядок.

Бестелесный голос приёмника поведал мне много интересного. Во-первых, ситуация в колонии, как ни странно, постепенно налаживалась или, по крайней мере, перестала ухудшаться дальше. Люди попросту начали уставать от своих страхов, которые при более внимательном взгляде оказались беспочвенными — аномалия Сатурна сама по себе никому не навредила, кроме давления на слабую человеческую психику. Тем не менее, газдайверные и ближайшие к газовому гиганту орбитальные станции пустовали — всех эвакуировали оттуда почти неделю назад. Во-вторых, загадочные взрывы также замерли на нынешнем уровне активности, оставаясь такими уже третьи сутки. Их не стало меньше, однако уже то, что интенсивность вспышек перестала расти, позволило горожанам немного привыкнуть к новому жутковатому освещению. И кроме того, в конце месяца пассажирские корабли снова должны были появиться в наших небесах! Там говорилось ещё что-то про спасённые из едва не погибшего парка фауну и флору, приводились списки новых растений, которые должны были появиться после реставрации колонии, но такую информацию я пропускал мимо ушей. В общем-то, на важные новости я тоже почти не обращал внимания — мне нужен был какой-то шумовой фон, чтобы не чувствовать себя песчинкой посреди урагана.

Наконец, квартира была отчищена до относительно приличного состояния, и я без сил рухнул на диван, едва не сломав забытый там телескоп. Пусть сейчас всё было хуже, чем кто-то мог предполагать — но жизнь продолжалась, и я серьёзно намеревался воспользоваться этим. Поискав блокнот, я засел за составление планов на будущее. В конце концов, право мечтать у меня не отнял бы никакой конец света.

↑ Глава вторая — Полдень

На следующий день я принялся решительно менять свою жизнь, прекрасно осознавая, что даже в лучшем случае она уже не станет такой, как прежде. Начать я решил с соседей — за время моего отсутствия их пыл поумерился, однако атмосфера в доме по-прежнему была невыносимой. Я рассмотрел несколько вариантов действий и остановился на том, который почти не требовал усилий с моей стороны и в теории мог стать очень эффективным. А именно — сочинил легенду о том, как наладил контакт с тюремщиками и произвёл на них хорошее впечатление, благодаря чему теперь мог без труда вызвать наряд полиции к любому, кто будет портить моё имущество или ещё как-то меня потревожит. Не просто же так меня отпустили всего через пару дней, тогда как большинство арестованных до сих пор где-то сидело! Кроме того, вернулся я в гораздо лучшем состоянии, чем даже раньше — а разве можно было ожидать снисхождения к простому смертному от тех грубых солдат, что патрулировали улицы и стреляли по толпам людей, ищущих спасения от катаклизма?

Остальное сделали сами жильцы, в сплетнях добавляя красочные подробности к моей истории. Очень скоро в их глазах я стал кем-то вроде криминального авторитета, способного натравить на перешедших мне дорогу хоть копов, хоть головорезов, а то и сделать всё самостоятельно, не опасаясь последствий. Меня обходили стороной, при случайной встрече пытались незаметно прошмыгнуть мимо, опустив глаза, иногда даже задабривали нехитрыми подарками — причём пару раз в надежде на то, что я помогу разобраться с чьим-то неприятелем. Я, однако, сразу дал понять, что сейчас не желаю делать ничего подобного и скорее расправлюсь с заказчиком, чтобы не беспокоил важных людей почём зря. Да, слухи обо мне ходили более чем неприятные, но во-первых я их по понятным причинам почти не слышал, а во-вторых здесь даже праведному монаху выдумали бы кучу смертных грехов. Так что я, пожертвовав уже давно уничтоженной репутацией, создал себе новую и при этом почти ничего не потерял.

Имидж матёрого уголовника, каким бы неправдоподобным он ни являлся, следовало поддерживать, поэтому я выработал у себя несколько характерных привычек киношных злодеев. Изменилась даже моя речь — теперь в ней периодически проскакивали пафосные фразы, насколько хватало фантазии. Актёр из меня был ровным счётом никакой, но созданный воображением соседей образ оказался достаточно надёжным. Хотя остальные жильцы едва ли верили ими же выдуманным байкам, в глубине души они опасались, что это может оказаться правдой. А большего я и не просил — мне было необходимо вырваться из войны всех со всеми, остальное же было не так существенно.

Выходить на улицу всё ещё было небезопасно, поэтому я сосредоточился на прослушивании новостей. Со временем мне даже удалось распределить энергию так, чтобы пару часов в день спокойно смотреть телевизор — этот секрет я подслушал в соседских разговорах. То, что касалось самого Сатурна, я мог проверить, просто выглянув в окно — теперь мне не было страшно от этого зрелища, да и тучи становились всё менее плотными. Мир действительно оживал, пусть это и был очень медленный, тяжёлый, какой-то болезненный процесс. Но чем ближе была весна, тем больше странных вещей показывалось из-под снега.

Тот репортаж поначалу ничем не отличался от предыдущих. Вначале по обыкновению сообщили прогноз погоды на ближайшие дни, затем рассказали, что для исследования аномалии к ней был направлен какой-то продвинутый зонд, поведали об очередном митинге... Я уже собрался было выключить телевизор, чтобы не тратить зазря драгоценное электричество, однако неожиданно заметил нечто совершенно новое. В толпе мелькнули несколько фигур в странных то ли балахонах, то ли мешковатых скафандрах. Официально-спокойный голос диктора бесстрастно комментировал происходящее.

— ...Кроме того, сегодня на улицах впервые были замечены сектанты из так называемой Церкви Последних Дней, занимающиеся разжиганием паники и пропагандой антисоциального поведения среди жителей. Для тех, кто впервые слышит о ней, сообщаем — это теневой культ, чьи адепты поклоняются демону апокалипсиса Торнши и, предположительно, приносят ему человеческие жертвы. В настоящее время арестовано около сотни сектантов и более пятидесяти их сообщников из числа граждан крупнейших сатурнийских колоний...

На экране появилась картинка прямой трансляции. Молоденькая журналистка с некоторым страхом наблюдала за двумя крепкими солдатами, тащившими одного из культистов к бронированной машине. Тот, казалось, скорее простился бы с жизнью, чем позволил лишать себя свободы. Его капюшон сбился набок, явив миру перекошенное лицо, покрытое какими-то оранжевыми пятнами и, если так можно сказать, украшенное замысловатым символом над левым глазом.

— Пустите меня, уроды! — его визгливый крик был хорошо слышен даже с такого расстояния от микрофона, — Когда врата откроются, вы все отправитесь в ад! В ничто! Вы — лишь черви в сравнении с Властителем! Только мы спасёмся! Учтите, чем дольше он ждёт, тем хуже вам будет! Думаете, что сможете нам помешать?! Да вы даже не...

Мощный удар под дых заставил фанатика заткнуться, и его грубо закинули в кузов. За долю секунды до того, как тяжёлая дверь броневика захлопнулась, сектант успел восстановить дыхание и показать в камеру какой-то жест — должно быть, неприличный, однако он не был похож ни на что, известное мне раньше.

— Вот так-так!.. — я откинулся на спинку кресла и потёр лоб, обдумывая всё это.

Разумеется, я совершенно не верил ни в загадочного демона, ни в пользу ритуалов, ни в магию вообще — вся история последних веков показывала, что будь нечто подобное хоть отчасти правдой, разные корпорации давным-давно начали бы делать на этом деньги. Однако даже самая захудалая секта умела промывать людям мозги, поэтому, если я хотел быть уверенным в будущем, мне следовало разузнать побольше об этой Церкви и выяснить, каким может стать мир при её гипотетическом успехе. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что группировка таких размеров наверняка не смогла бы возникнуть с нуля всего за неделю. Следовательно, она или существовала задолго до начала первых взрывов, или использовала какую-то готовую мифологию, чтобы распространиться с такой скоростью. Оба варианта предполагали, что при желании можно было найти всю основную информацию — следы прошлой активности культа, прототип этого Торнши или хотя бы похожие случаи. Игру в сыщика я счёл попросту глупым занятием, поскольку не имел ни малейшего опыта, а улицы по-прежнему оставались неуютным местом. Тем не менее, я знал, какая работа мне по плечу.

Искать интересующие меня сведения в сети я не мог. Сервера колонии пока ещё были отключены, а о восстановлении межпланетной связи оставалось лишь мечтать — нарушенное аномалией излучение Сатурна вызывало кошмарные помехи в дальних сигналах. Все мои попытки найти хоть одну лазейку потерпели сокрушительное поражение. Тем не менее, с улучшением погоды энергетический лимит граждан всё больше увеличивался, и на следующий день я, прихватив пачку картриджей, где оставалось немного свободного места, отправился в городскую библиотеку. Около пары месяцев назад я узнал, что там автоматически сохраняются все местные телепередачи и последние обновления Словаря, поэтому рассчитывал скинуть к себе побольше разных файлов, чтобы дома постепенно изучать их, складывая из кусочков единую картину. Или даже мог, бывают в мире чудеса, обнаружить в Словаре полноценную статью по этой теме.

Я был полон решимости, однако чем ближе подходил к двери подъезда, тем менее уверенно себя чувствовал, а перешагнув порог и вовсе упал духом. Мне так и не удалось полностью привыкнуть к этому полумёртвому, почти загробному пейзажу. Резкий вихрь, швырнувший мне в лицо ледяные капли дождя пополам со снегом, едва не отбил всякую охоту продолжать это путешествие, однако я всё же пересилил себя и поплёлся знакомой с детства дорогой. Несмотря на то, что последние лет двадцать мне не доводилось там бывать, ноги сами несли меня через проспекты и кварталы. В ожидании опасностей все мои чувства обострились в несколько раз, каждый шорох гонимого ветром пакета внушал трепет. Я нервно оборачивался и старался обходить наиболее подозрительные закоулки города, всё время представляя, как сейчас откуда-то выскочит маньяк с ножом или какой-нибудь фанатик. Людей было крайне мало, большинство из них толпилось у дверей продуктовых магазинов. Некоторые кучковались возле каких-то бочек, из чьих недр вырывались дрожащие языки пламени — кажется, в старину бездомные так спасались от холода, хотя я никогда не видел этого собственными глазами. Рядом, как правило, валялось множество веток, и мне было больно представлять, откуда они взялись. По обочинам дорог, а иногда даже посреди проезжей части, громоздились автомобили разной степени побитости — и это здесь, в пешеходной зоне, практически посреди парка! Мне не хотелось даже думать о том, какой хаос творился на дымящихся эстакадах, откуда время от времени доносился дикий рёв моторов и иногда что-то падало.

У самого купола библиотеки я ещё издалека заметил такую же толпу, как перед магазинами, а то и побольше них. Из ворот выходило несколько довольно длинных очередей — вернее, их подобий, так как человеческие потоки дробились и пересекались совершенно безумным образом, не давая ни малейшей возможности понять, кто здесь за кем стоит. Впрочем, далеко не все присутствующие спешили соблюдать церемонии. Мимо меня прошёл здоровенный мужик с рюкзаком, бесцеремонно расталкивавший людей локтями. Я решил не упускать такого шанса и поспешил за ним, пока образовавшийся коридор не сомкнулся снова.

Оказавшись внутри, я наконец осознал, что не мне одному пришла мысль искать здесь информацию. Отовсюду доносились обрывки разговоров, главными темами которых были таинственная Церковь, дела её адептов и вероятные изменения, грозящие колонии, а также всему миру — одно другого страшнее. Начав было успокаиваться после прогулки через полуразрушенный город и увядшие парки, я вновь сделался тревожным. Через несколько минут я понял, что здесь, как и в тот, самый первый раз, собрались главным образом местные параноики, а мне из-за своего ритма жизни опять довелось оказаться среди их пугающих идей. Впрочем, на сей раз всё это не казалось мне безумием. Предыдущий прогноз оказался правдой, пусть и не такой ужасной, поэтому я на всякий случай начал мысленно читать какую-то молитву. И так делал далеко не я один — в библиотеке вообще было много странных людей, даже несмотря на то, что в столь ранний час народу здесь было сравнительно немного.

Передо мной стояли ещё человек десять, и по меньшей мере трое из них несли какие-то смутно знакомые предметы. При более долгом разглядывании оказалось, что это аккумуляторы — два автомобильных и один большой, солдатский, вроде рюкзака. Их владельцы, коротая время, беседовали о разных уловках, которые позволяли в это неспокойное время жить лучше, поэтому я решил прислушаться именно к ним. Оказалось, что многие жители колонии уже давно начали использовать велогенераторы и подобные устройства, благодаря чему жили почти по-королевски. К сожалению, меня такая идея обошла стороной, а теперь уже было слишком поздно — найти что-то подходящее, в том числе запчасти, из которых народные умельцы мастерили собственные электростанции, не представлялось возможным.

Наконец, подошла моя очередь, и я в некоторой нерешительности застыл перед массивным терминалом, соображая, что именно следует искать. Сам аппарат тоже был весьма непривычной конструкции, а из кучи значков на дисплее мне были известны всего штук пять или шесть. Кроме того, для работы мне выделили совсем мало энергии — минуты на три от силы, хотя этого было достаточно. Ещё раз прокрутив в уме сюжет тех новостей, я активировал картриджи, уселся в потёртое и продавленное кресло, припомнил свои вчерашние мысли, после чего приступил к поискам. Я не задумывался над тем, насколько полученный материал соответствовал моим запросам — важнее было закончить всё это как можно скорее и вернуться домой. На картриджи отправилась подборка новостей за последние полторы недели, все результаты по словам "Торнши" и "Церковь Последних Дней", а также информация о религиозной жизни сатурнийских колоний, включая официально исчезнувшие секты. Мне также хотелось сохранить к себе статьи Берона о современной мифологии, но машина вырубилась посреди загрузки, и я остался ни с чем. Торопливо собрав картриджи в пакет, я вышел наружу, неуклюже расталкивая народ и нервно улыбаясь. Главная часть миссии была успешно выполнена, оставалось лишь ещё раз прогуляться через город.

К этому времени погода немного улучшилась, да и я уже начал потихоньку привыкать к тоскливому облику родной колонии, так что на обратном пути смог остаться почти спокойным — хотя в другое время мне наверняка прописали бы успокоительные. На всякий случай спрятав пакет под куртку и десятой дорогой обходя других людей, даже если те физически не могли представлять никакой угрозы, я отнёс свою драгоценную ношу домой, тщательно запер дверь, положил картриджи перед экраном, после чего отправился спать. На часах был полдень.

Проснувшись через три с половиной часа, я как мог привёл себя в порядок, позавтракал и отправился сортировать добытые файлы. Пусть я и не рассчитывал закончить всё за один день, мне хотелось поскорее разобраться, что к чему. Первым делом перекинув библиотечную информацию на отдельный диск и вернув картриджи на их законное место, я запустил программу поиска соответствий, чтобы сразу отсеять повторяющиеся записи. Их оказалось на удивление много, и следующие минут двадцать я просто созерцал медленно, но неумолимо уменьшающееся число файлов. Когда компьютер закончил обработку данных, их оставалось совсем немного — чуть больше пары тысяч статей и видео прескверного качества, из которых львиная доля приходилась на архивы игровых форумов. Проклиная тех, кто решил использовать для своих поделок именно такое сочетание букв, но не будучи уверенным, что там только бесполезный словесный мусор, я приступил к методичному просматриванию всей этой кучи.

Однако поиски, к моему величайшему разочарованию, оказались почти бесплодными. По некоторым косвенным намёкам я сделал вывод, что весь этот культ имел под собой вполне реальную, очень малоизвестную мифологию, но обнаружить ничего более конкретного о ней мне так и не удалось. О самой Церкви Последних Дней до недавних пор никто даже не подозревал, так что пролить на неё немного света могли лишь новости — а их я собирался отложить до следующего раза. Тем не менее, про Торнши мне удалось выяснить немного больше, пусть даже эти противоречивые сведения пришлось долго и тщательно систематизировать.

Это был некий могущественный демон или даже бог, характера не то, чтобы скверного, но настолько чуждого привычным человеческим представлениям о добре и зле, что я так и не понял, как к нему относиться. Торнши изображали в виде своеобразного дракона или рогатого исполина с причудливой анатомией, чьё тело покрывали какие-то иероглифы священных текстов. Иногда он держал огромную книгу, обвитую цепями чёрного металла, по другим версиям его руки были подчёркнуто пусты. Что касается лица Торнши, мнения кардинально различались, поэтому я не смог выбрать ни один из вариантов. Согласно легенде, он жил где-то очень далеко, у древней серой звезды, и следил за множеством обитаемых реальностей, среди населения которых неизменно присутствовали его служители. Когда отпущенный миру срок подходил к концу, культисты проводили ритуал, призывая Торнши, а затем, получив ответ, открывали врата, через которые тот проникал к ним и уничтожал всё, до чего мог дотянуться. После этого, как я понял, за дело брался другой бог, Тцанчу, строивший из осколков что-то совершенно новое. На этом мои знания заканчивались, а предполагать можно было что угодно — я всё равно попал бы пальцем в небо. Даже по скудным обрывкам информации было видно, что это как минимум очень интересная система, практически самобытная философия со своими представлениями о цикле созиданий и разрушений, хотя и не самая гуманная. Наверное, если бы я лучше разбирался в религиях, то нашёл бы множество соответствий с другими верами, но не стоило ждать слишком многого от работника ничем не примечательного турагентства. Чем занималась конкретно Церковь, у меня по-прежнему не было ни малейшего представления.

А вот соседи снова начали меня беспокоить — конечно, не так явно, как раньше, но в их взглядах что-то переменилось. Они всё чаще смотрели на меня, как на психа, и, наверное, причин тому было предостаточно — мне самому иногда казалось хорошей идеей сходить к доктору. Останавливало меня главным образом то, что найти хорошего специалиста теперь было немногим легче, чем домашний генератор, а доверять первому попавшемуся человеку я не собирался. Стараясь не думать о бутылке, я всеми силами настраивал себя на оптимизм или хотя бы его подобие. В итоге мне удалось совершенно забыть о том, что с соседями принято поддерживать хоть какие-то отношения.

Однако было ещё кое-что, не дававшее мне покоя — я вновь начал замечать странные символы в доме. Они обнаруживались в самых неожиданных местах — на потолке лифта, за центральными батареями, под вывернутыми плитками пола, между задней стенкой ящика с песком и стеной... Наверняка были сотни или даже тысячи тех, которые всё ещё не попадались мне на глаза. Причём многие значки и пиктограммы располагались так, что я понятия не имел, чем их можно было нарисовать. Мне не удалось определить каких бы то ни было закономерностей в выборе писчих материалов — они варьировались от карандашных следов и оставленных чем-то острым царапин до непонятной иссиня-чёрной субстанции с отвратительным запахом то ли ракетного топлива, то ли органики вроде осьминожьих чернил. Будучи ещё достаточно разумным человеком, я даже не пытался искать их намеренно — если это был кто-то из жильцов, то мне следовало всеми силами оставаться незаметным. Что бы ни случилось, становиться очередной жертвой богам или демонам я не желал.

Наконец, настал день, когда статьи и форумные архивы подошли к концу. Сосредоточившись, я принялся по несколько раз просматривать каждый сохранённый выпуск новостей в надежде заметить появление сектантов на улицах города. Неоднократно мне казалось, что доказательство найдено, но всякий раз это оказывалось лишь параноидальной игрой воображения — те люди, даже если они действительно были культистами, ничем себя не выдавали. Первые дни, отмеченные зловещими вспышками, не несли ни единого достаточно весомого намёка на присутствие Церкви как таковой. А вот четвёртые сутки оказались гораздо интереснее.

В одной из программ был сюжет про то, как люди реагируют на столь неожиданную ситуацию. Помимо того, что мне и так было известно, там уделялось внимание человеческой религиозности. Дикторша подробно и обстоятельно рассказывала о серьёзных переменах поведения горожан — многие из них всё чаще вспоминали молитвы, некоторые неприятные личности внезапно становились праведниками, а кое-кто даже уходил в священники или монахи. На фоне разнообразных отшельников и раскаявшихся грешников моё внимание уловило интересного персонажа — некий потрёпанного вида мужик с огромными усами ходил по улицам с самодельным плакатом, громко призывая народ достойно вести себя перед концом света. Среди его довольно бессвязных изречений я расслышал некоторые возможные намёки на мифологию Церкви Последних Дней, хотя и сомневался, что это не простое совпадение.

За этим следовало интервью с какой-то набожной старушкой, которая набрала в библиотеке столько всяческой макулатуры о, наверное, нескольких десятках вероучений, что не смогла в одиночку дотащить её до дома. На заднем плане сидел парень с татуировкой на лбу, очень похожей на ту, которая была у арестованного сектанта. Он читал невесть где добытые "Психологические откровения" Макуса Хамма, основателя эпанизма — той причудливой религии, которая первой набрала больше пяти миллиардов живых последователей. Когда-то я и сам безуспешно пытался найти эту книгу — однако она была мне нужна исключительно для дипломной работы, а здесь виднелся неподдельный интерес. Меня не оставляла мысль, что он был одним из тех подпольных культистов, про которых иногда снимают леденящие душу передачи, а может и основателем Церкви как таковой.

Завершающим штрихом приводилась статистика — сетевые блоги философской и опять-таки религиозной направленности всего за пару дней выбились в топ рейтингов, уступая лишь бессменным чемпионам. Всё это являлось очень благодатной почвой для зарождения новой веры или выхода из тени старой, которую в иное время серьёзно воспринимали лишь самые отчаянные фанатики. Как бы то ни было, запущенному процессу едва ли могло что-то помешать.

Кроме того, в одном из вечерних репортажей показывали выставку художников, вдохновлённых разноцветными огнями космических вспышек. В их полотнах, изображавших озарённые мистическим сиянием города, газдайверов на фоне красочных протуберанцев и какую-то пятнистую абстракцию, мне почудились знакомые мотивы. Так оно и оказалось — некоторые линии почти точно повторяли очертания тех оккультных закорючек, которые сохранились в моей памяти. Правда, я не мог решить, что из этого появилось раньше — живописец зашифровал в своей картине тайное послание или Церковь Последних Дней использовала понравившиеся элементы. Как бы то ни было, такое количество совпадений за один день едва ли могло оказаться случайным, поэтому я решил, что разобрался в дате первых намёков на существование этого культа. Значит, прошло совсем немного времени — а это не сулило ничего хорошего. С такой наглостью и скоростью роста секта выбилась бы в абсолютные лидеры самое позднее к концу следующего месяца.

Тревожило меня главным образом то, что люди из Церкви серьёзно использовали философию скорого армагеддона. Из более поздних новостей я узнал, что у них вообще не было предусмотрено ни ада, ни рая, а души умерших пребывали в некоем безвременье, возрождаясь уже после сотворения нового мира совершенно другими созданиями — то есть поощрять праведников или наказывать грешников оказывалось заведомо бесполезным делом. Определённо к этому был причастен эпанизм, но в каком-то совершенно необычном представлении. И всё же сама вера Церкви Последних Дней выглядела гармоничной — а откладывание апокалипсиса на чуть более поздний срок человечество практиковало уже не одну сотню лет. Конечно, ещё оставался крошечный шанс того, что культисты взаправду могли открыть эти врата, поскольку природу сатурнийской аномалии по-прежнему никто полностью не выяснил... Но столь явному бреду я не верил, и вообще у меня намечались дела поважнее. В ближайшее время при любом раскладе ожидалась острая нехватка продовольствия, поэтому я занялся приготовлением запасов и попытками раздобыть хоть какое-то оружие.

С того дня прошла неделя. Я предпринял ещё несколько вылазок, в том числе снова до библиотеки — сейчас никакая информация не могла быть лишней. Население колонии тоннами закупало консервы и воду, поэтому правительство решило наладить с нами торговлю, и дефицит по крайней мере ненадолго откладывался. Домашние генераторы также стали ходовым товаром, и треть своих сбережений я спустил на разнообразные устройства для выживания. Попутно я изучил планы дома и обнаружил, что под ним находится огромный подвал — остатки строительных шахт, где вполне хватило бы места сотне человек. В нём я и начал обустраивать себе убежище на случай, если ситуация станет явно небезопасной. Сейчас власть имущие смотрели на это сквозь пальцы, ибо забот и без того хватало, а раз мои действия никому не мешали, с ними можно было смириться. Потолок и стены этого бункера легко выдержали бы даже астероидный удар, а дорогу к двери своего подземного дворца я успел изучить настолько хорошо, что мог добраться туда даже с закрытыми глазами.

Эти меры предосторожности казались лишними только поначалу. Загадочные сатурнийские огни вновь начали разгораться, исказив облик газового гиганта до неузнаваемости. Переливаясь всеми цветами радуги и какими-то оттенками, которые я, не будучи художником, затруднялся назвать, его исполинский диск озарял город почти так же хорошо, как солнечный свет. К психологическим неудобствам этого явления добавилось ещё одно — у людей напрочь сбились ритмы сна и бодрствования, поскольку времена суток теперь нечасто напоминали прежних себя. По ночам перестали загораться окна домов — жители или закрывали их чем-то непроницаемым, страшась жуткого сияния, или попросту не нуждались в электрических лампах, а редкие периоды темноты посвящая нормальному отдыху. Я определённо относился ко второй группе, поскольку меня не пугали слухи о потоках радиации, а энергию следовало экономить для других целей. Однако на улицу я старался не выглядывать — и не только потому, что чёрные глазницы многоэтажек окончательно придали пейзажу вид вымершего города, изредка нарушаемый только проносящимися далеко внизу мрачными, наглухо затонированными машинами или броневиками.

Другой причиной было то, что Церковь начала стремительно набирать силу, однако прежние религии, имевшие достаточно верных последователей, не собирались просто так отступать. Люди, пребывающие в смятении от непонимания происходящего, отчаянно цеплялись за привычный мир. Тут и там происходили вооружённые столкновения фанатиков, в городе начали появляться мародёры, и армия безо всякой жалости пыталась навести хотя бы подобие порядка. То, что раньше пугало меня в соседях, на этом фоне выглядело несерьёзной ссорой — теперь жизнь стала действительно опасной. Мне пришлось окончательно перебраться в подвал, не успев закончить все важные приготовления. Этих ресурсов хватило бы лишь на некоторое время, но я совершенно не собирался рисковать своей шеей ради того, без чего сейчас можно было обойтись. Если же намечалась полномасштабная война... Что ж, вряд ли у меня вообще были шансы пережить её.

Отныне моя активность свелась к минимуму. Во-первых, делать здесь, кроме просмотра телепередач или коротания времени за играми и чтением, было решительно нечего. Снаружи всё кипело и разгоралось, а здесь, глубоко под землёй, жизнь словно застыла. Кажется, моему примеру последовал кто-то ещё, но у меня пока не было причин проверять это. Я собирался отложить исследование шахт на несколько дней, желая сначала привыкнуть к новой обстановке. Во-вторых, мне следовало беречь силы — голод означал расход продуктов, которые нынче были на вес золота. Ежедневных упражнений на велогенераторе более чем хватало для поддержания организма в тонусе, и не было никакой необходимости в дополнительных нагрузках. И в-третьих, я боялся привлечь внимание. Пусть я и тяжело переносил полное одиночество, это определённо оставалось меньшим из зол — шансы наткнуться на сектантов, полицию или лихих людей, забравшихся в холодные подземелья города, были невелики, но встреча с ними не сулила ничего хорошего. Я старался даже не выходить из своей каморки без крайней нужды.

Что до нужды — возникала она гораздо чаще, чем мне хотелось бы. Обустраивая свой импровизированный бункер, я как-то позабыл о некоторых удобствах современных квартир, бывших слишком очевидными, чтобы обращать на них внимание. Кроме того, вряд ли мне хватило бы времени, умений и средств, чтобы создать их практически с нуля. В итоге я не мог ни помыться, ни нормально сходить в туалет, ни даже помыть руки, оставаясь внутри укрытия. Впрочем, все те подземные коммуникации, что позволяли мне как-то решать подобные проблемы, были далеки от идеала — с тем же успехом я мог поселиться в джунглях или на необитаемом острове. Я чувствовал себя отвратительно как физически, так и душевно, спасаясь лишь лекарствами — в нашей колонии, к счастью, нужные медикаменты никогда не были дефицитом. Спустя неделю подземной жизни я почти смирился с неизбежными ограничениями и своим непрезентабельным обликом. В конце концов, многие знаменитые люди хоть раз были лишены даже этого.

Новости из внешнего мира становились всё хуже и хуже. Ситуация вновь вышла из-под контроля, пусть и не превратив город в место боевых действий, но наполнив его преступниками, мародёрами, психопатами... Мой разум понимал, что большая часть жителей осталась такими же людьми, как я сам, но сердце тревожно замирало при каждой очередной телепередаче. Теперь небо колонии постоянно патрулировали дроны, многие улицы были перегорожены баррикадами, броневиками и даже кусками рухнувших зданий, а число солдат едва ли не превосходило население города. На других спутниках Сатурна, за редким исключением, всё обстояло практически так же. Пусть для цивилизации такой удар и не был смертельным, он мог легко отбросить её на несколько лет назад, а одинокому человеку этого хватило бы с лихвой. Мне оставалось лишь ждать и надеяться — но никаких улучшений не наступало.

К концу второй недели я понял, что оставшихся припасов хватит в лучшем случае на несколько дней, и мне так или иначе придётся выйти наружу. В городе незадолго до того наступило некое подобие затишья, но я едва мог себя заставить высунуть нос из укрытия. Во мне боролись противоречивые чувства — с одной стороны, такой шанс нельзя было упускать, потому что завтра он мог навсегда исчезнуть, но, с другой, я не имел никакого представления о том, как себя вести, чтобы вернуться обратно хотя бы живым. Сроки поджимали, сея в моей душе панику, и, наверное, меня спасло именно это — страх наконец пересилил инстинкт самосохранения, после чего я впервые за долгое время ступил на пыльную металлическую лестницу, поднялся к подъезду, осторожно отворил массивную дверь...

Подъезд выглядел так, словно здесь что-то мощно взорвалось. Грязные стены были усеяны трещинами, кругом валялись куски облицовки, погнутая арматура, обломки мебели и прочий хлам, на потолке отчётливо виднелись следы огня, из десятка ламп работали от силы три, а через свороченную дверь ветер нанёс внутрь горы снега, который теперь равномерно покрывал этот хаос, словно пытаясь спрятать следы случившегося. Единственными знаками того, что здесь ещё кто-то жил, были узкая тропинка, протоптанная от лифта до выхода на улицу, и мятая, закопчённая, нестерпимо воняющая дешёвой пиролью металлическая бочка, стоявшая в углу — я сразу вспомнил импровизированные костры, которые видел во время вылазок. В некоторых местах снег был отчётливо жёлтым или усеянным красновато-бурыми брызгами, о природе которых я решил не думать, а от бочки куда-то к служебным помещениям тянулась цепочка пятен протёкшего топлива. Когда мои глаза окончательно привыкли к слепящему после полутёмных катакомб свету, я разглядел ещё кое-какие интересные следы, достаточно старые, чтобы их почти замело, но по-прежнему отчётливые. Они вели к двери подвала, откуда я только что вышел, и удалялись к дорожке, словно кто-то постоял там, а затем пошёл дальше. На ближайшей стене я увидел знакомые пиктограммы, причём некоторые из них казались совсем свежими. Тем не менее, в подъезде стояла воистину загробная тишина — не было слышно даже завываний ветра, гонявшего по полу снежинки. Нервно сглотнув и потеплее укутавшись, я со всей осторожностью направился к тому, что осталось от входной двери дома.

Первую минуту я лишь смотрел наружу, не решаясь выйти из относительно безопасных стен в мир, полный неожиданностей. Улица выглядела немногим лучше подъезда — мусора было меньше, снега больше, да и освещение оказалось достаточно ярким. Колоссальный диск, возвышающийся над горизонтом и переливающийся, подобно сотне северных сияний, потерял почти всякое сходство с Сатурном, каким тот был всего месяц назад. Радужные огни, отражаясь от заснеженных поверхностей, придавали городу вид миража — дрожащего, невесомого, обманчивого. Мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому — на экране телевизора всё выглядело совершенно иначе, а здесь я с трудом мог отличить дорогу от стены. Чёрные, почти осязаемые тени зданий тянулись во все стороны, насколько хватало глаз. Странным образом казалось, будто они окрашены ещё большим количеством оттенков, чем освещённые участки мостовой. Поднятые вихрями снежинки искрились и танцевали в потоках огненного сияния. Изредка этот мерцающий, яркий сумрак разрезали прожектора дронов, словно лучи спасительного маяка, но надеяться на них не приходилось. Прошло, должно быть, не меньше получаса, и я, потеряв счёт времени, всё же отправился в путь.

Город выглядел опустошённым. Я не видел ни одного человека — лишь смутные тени изредка мелькали в тёмных переулках, но они точно так же могли быть игрой моего воображения. Окна первых, а кое-где и вторых этажей были перекрыты решётками или цельными щитами, кругом валялись непонятные осколки, едва выступающие из-под снежного покрова, а граффити покрывали почти все ровные поверхности. Редкие автомобили оказывались разбитыми, сожжёнными или перевёрнутыми, на некоторых из них были заметны следы тяжёлых гусениц. Вместо многих деревьев торчали грубо срезанные пеньки, о цветниках же можно было вообще забыть. Здания магазинов, попавшихся мне по дороге, напоминали черепа мертвецов с пустыми, чёрными глазницами, за которыми виднелись лишь лёд и хаос — мародёры выпотрошили их задолго до моего визита. Не было никакой надежды, что там мне удастся отыскать хоть что-то полезное. Из новостей я знал, что ещё оставались укреплённые центры, где горожанам продавали пищу и топливо. Нужно было лишь найти такое место. Совладав со страхом и подняв голову ко враждебному небу, я принялся высматривать на низких тучах отблески прожекторов — верного ориентира. Планировка улиц почти не изменилась, и, если не подниматься на эстакады, я легко добрался бы куда угодно.

Спустя полчаса напряжённого разглядывания небосвода, когда перед моими слезящимися глазами уже начали плыть разноцветные круги, я заметил слабый луч в двух или трёх кварталах к северо-востоку и, немного подумав, быстрым шагом направился туда. Поначалу меня терзали сомнения — это могло оказаться ловушкой или просто каким-то совершенно посторонним источником света. Но выбора не было, поэтому я продолжал упорно пробираться через город, стараясь не угодить в яму и избежать других коварных ловушек. Вскоре до меня донеслись характерный рокот пиролиевых генераторов и приглушённые голоса большой толпы, которые с каждой минутой становились всё отчётливее. Вряд ли подобные звуки могли относиться к чему-то другому, и это придало мне сил. Однообразно разрушенные переулки сменяли друг друга, как в сломанном калейдоскопе, но мне хватало знакомых примет, чтобы не заблудиться. Наконец, преодолев последний поворот, я вышел к небольшой площади — и замер от удивления.

Семнадцатый центр гуманитарной помощи, как гласила табличка, оказался очень внушительным даже без учёта его контраста с остальным пейзажем. Это была какая-то помесь базара с военным лагерем — шумное, но странно дисциплинированное место. По всему его периметру тянулась высокая, вдвое больше моего роста, стена из пилонитей, натянутых между переносными столбами и несколькими автобашнями, на вершине которых виднелись зловещие силуэты автоматчиков. От этой границы до ближайших зданий было метров десять — слишком далеко, чтобы спрыгнуть сверху. Единственным путём внутрь являлись ворота, подсвеченные жёлто-оранжевыми фонарями и потому хорошо различимые издалека. Сквозь заграждение я видел вооружённых людей, которые отгоняли тех, кто подошёл слишком близко, вынуждая их собираться у входов. Очередь, к счастью, оказалась небольшой, и я, машинально проверив внутренний карман, где лежали деньги, поспешил занять место. Здесь, в отличие от библиотеки, почти никто не разговаривал, и вскоре я понял, почему — на моих глазах некоего парня, который чем-то привлёк внимание охраны, безо всяких церемоний вытащили из толпы и закинули в кузов одного из броневиков. Я не разобрал, в чём именно его обвинили, поэтому решил не делать вообще ничего, кроме медленного продвижения вперёд, уставившись в грязную землю. Несмотря на исходившие от гуманитарного центра тепло и аппетитные запахи, мне стало ещё холоднее.

Очередь продвигалась не то, чтобы медленно, но какими-то судорожными рывками. Мне не всегда удавалось вовремя отреагировать, и пару раз кто-то, идущий сзади, едва не налетел на меня. Я боялся оглядываться, да и вообще пугался любого резкого движения, втягивая голову в плечи. Это становилось невыносимо — зажатый со всех сторон, я не мог никуда деться, даже если бы вдруг захотел всё бросить и убежать домой, чтобы там умереть от голода. К счастью, минут через десять я приблизился к посту охраны, с замирающим сердцем прошёл через несколько рамок каких-то детекторов и, облегчённо вздохнув, шагнул на территорию этого армейского рынка.

Хоть здесь и не было никакого особенного разнообразия, у меня с непривычки разбежались глаза. В сравнении с тем, к чему я успел привыкнуть, это место напоминало гипермаркет или парк аттракционов. Людей было сравнительно мало, однако казалось, что их не меньше сотни. Кто-то ходил по узким дорожкам между палатками и грузовиками, большинство толпилось у продуктовых прилавков, некоторые грелись возле работающих двигателей. Ближе всего ко мне располагался навес, где стоял огромный чан на колёсах, из которого женщина необъятных размеров разливала по алюминиевым мискам дымящееся варево. Вывеска гласила, что здесь можно было бесплатно получить немного супа — мимо такой возможности я пройти не смог, поскольку мой желудок наверняка скоро начал бы атрофироваться. Дешёвая посуда была далеко не стерильной, пища оказалась отвратительной на вкус и вид, однако я радовался даже этому. К сожалению, давать мне вторую порцию никто не собирался — желающих было много, а привозить сюда еду, как говорили в новостях, становилось всё труднее.

— Ты уже сегодня подходил, у меня отличная память на лица! — гаркнула на кого-то повариха, и я понял, что здесь мне больше делать нечего.

Основную часть семнадцатого центра гуманитарной помощи, насколько я мог разглядеть, занимали машины, набитые консервами и бутылками с водой. Торговали здесь и другими вещами, которые могли пригодиться горожанам. Я внезапно вспомнил, что забыл взять сумку или что-то другое, куда можно было бы сложить покупки, поэтому первым делом приобрёл неказистый, но с виду прочный туристический рюкзак. Затем я раздобыл фонарь и комплект батарей к нему, чтобы в случае чего не пришлось блуждать по тёмным подземельям вслепую. Следом отправилась увесистая канистра топлива, а оставшееся место заняла пища — этого должно было хватить месяца на два. У меня с собой оставалась ещё довольно приличная сумма, но больше товаров в одни руки получить было невозможно.

Тем временем сияние Сатурна сделалось ещё более ярким — медленно, но верно небесные огни разгорались и пульсировали, размывая контуры огромного диска, словно солнечное гало. Было светло, как днём, и лучи прожекторов иногда терялись на фоне переливчатой, почти перламутровой завесы. Я расслышал рёв космического корабля, но не смог разглядеть, где именно он летел — сейчас смотреть на небо было физически больно. Изменился и цвет освещения, теперь он стал преимущественно сине-зелёным или фиолетовым. Перемена произошла быстро, но настолько плавно, что ускользнула от восприятия. Поначалу я испугался, некоторые покупатели тоже явно чувствовали себя не в своей тарелке, однако продавцы и охранники оставались спокойными. По громкой связи передали, что уровень радиации остался в норме, и опасность могла грозить лишь тем, кто вышел в открытый космос. Нас всех это утешило, но народ на всякий случай поспешил разойтись по домам. Я ещё раз попробовал купить еды сверх установленных лимитов, но ничего не добился и отправился в сторону выхода. Несмотря на то, что по часам была глубокая ночь, я отчётливо разглядел, как с другой стороны ворота пропускают на территорию базара большую толпу людей. Торговцы определённо нашли прибыльное место, и я начал подумывать о том, не заняться ли спекуляцией — при правильном подходе мне удалось бы полностью компенсировать все затраты последних недель... или лишиться головы.

Покинул это место я гораздо быстрее, чем попал внутрь — очереди не было, и мне потребовалось только пройти через какой-то радиосканер, реагировавший, вероятно, на сигналы чипов внутри банок. Для меня это стало открытием — последний раз к таким мерам прибегали лет десять назад, а в остальное время всем хватало более дешёвых магнитных лент. Нет, это было вполне логично, ведь положение дел стало почти что военным, но всё равно я начал серьёзно нервничать. Если мои опасения были верны, очень скоро цены на жизненно необходимые товары должны были подскочить до заоблачных высот, и я рисковал остаться вообще без средств к существованию. Мне не удалось придумать другое объяснение тому, что столь дорогое оборудование вдруг понадобилось обыкновенным продавцам консервов. Эти мысли даже отодвинули на второй план стах перед неведомой аномалией, чьи лучи расползались по городу, до неузнаваемости искажая его облик.

Видимо, я слишком сильно задумался, да и туманные, искрящиеся очертания зданий сбили меня с толку. Неожиданно я понял, что нахожусь совсем не в той части города, куда планировал попасть. Я резко замер и растерянно огляделся, словно только что пробудившись от крепкого сна. Мне удалось вспомнить эти улицы — отсюда до моего дома можно было попасть примерно за час, но для этого пришлось бы сделать большой крюк. Подозревая, что там меня могут подстерегать неведомые опасности, я предпочёл вернуться назад и пройти уже проверенной, относительно безопасной дорогой. Мне пришлось напрячь внимание, чтобы не упустить ориентиры — таблички с названиями, мелкие достопримечательности и самые высокие здания, хорошо различимые даже отсюда. Кроме того, мои собственные следы ещё не успели полностью скрыться под слоем свежего снега и чужими отпечатками. Рюкзак тяжело давил на плечи, ноги от непривычно долгой ходьбы начинали ощутимо болеть, ледяной ветер проникал даже через плотно застёгнутую куртку, в глазах рябило от множества разноцветных огней, но я, превозмогая, двигался вперёд — мне было жизненно необходимо попасть домой раньше, чем Сатурн закатится за горизонт. Его диск уже прошёл точку зенита, и через несколько часов тени, которые вновь начали зловеще вытягиваться, будто пытаясь меня схватить, накрыли бы собой весь город. Солнце, каким бы ярким оно ни было, не спешило показываться на небе, озарённом странными цветами заката, поэтому я даже не сомневался, что скоро наступит настоящая, тёмная ночь.

Я спешил как мог, но казалось, будто мои движения замедлены, словно в ночном кошмаре. Сатурн медленно разгорался и пульсировал в вечернем небе. Его свет искажал расстояния и формы, мешая понять, куда я иду. Бежать мне не хотелось — это явно был не лучший способ перемещения по улицам, неравномерно покрытым снегом, грязью, острыми обломками и коварными ямами. Несколько раз мне на глаза попадались очень подозрительные сугробы, но я опасался проверять, что это такое — просто груды снега или те, кому не повезло. Впрочем, я чувствовал себя немногим лучше — сердце бешено колотилось, дрожащие руки мёртвой хваткой вцепились в лямки рюкзака, ботинки насквозь промокли, угрожая серьёзной простудой, а глаза отчаянно слезились, не в силах выдержать контраст густой тени и пляшущих огней. Людей на своём пути я почти не видел, и все они были далеко, теряясь в сверкающей мгле. Однако вскоре после того, как я вновь прошёл рядом с гуманитарным центром и углубился в садовые кварталы, передо мной словно из ниоткуда выросла фигура человека.

— Стоять! — голос оказался грубым, но спокойным и каким-то пугающе уверенным, — Что несём?

Я лишь чудом смог вовремя остановиться, чтобы не налететь на незнакомца, но сразу же об этом пожалел. Он показался мне очевидно недружелюбным, хотя красно-фиолетовое освещение мешало различить детали его внешности — я видел только тёмный силуэт на фоне грязно-серого льда. Протерев глаза, я попытался рассмотреть этого человека подробнее. На первый взгляд он не отличался от большинства других прохожих — закутанный с головы до ног так, что скрытое капюшоном лицо оставалось совершенно неразличимым, а под плотной чёрной курткой легко поместилась бы добрая половина моих покупок или очень мощная мускулатура. В его облике было нечто такое, что сразу навевало мысли о бандитах — причём не благородных гангстерах из фильмов, а обычных грабителях без намёка на мораль. Такие люди, если верить новостям, были способны на любую гадость просто ради удовольствия. Я в нерешительности смотрел на незнакомца, понимая, что меня, скорее всего, не ждёт ничего хорошего, и начиная паниковать из-за невозможности принять решение. Тот, нетерпеливо покачиваясь из стороны в сторону, явно ждал ответа, но я не мог выдавить из себя ни единого звука, кроме тяжёлых ударов сердца и прерывистого, почти хрипящего дыхания.

— Ещё раз спрашиваю, что несём? В третий раз повторять не стану, сам проверю!

— Я... Я с р-рынка, — мне наконец-то удалось справиться с волнением, — Прод-дуктами запасся и фонарик купил. А в чём дело?

— Угу, — незнакомец неприятно усмехнулся, — Снимай рюкзачок, тяжело ведь, небось. И курточку тоже, а то ты совсем запарился, бедняга.

Мне казалось, что это просто страшный сон и надо лишь проснуться. Разум тщетно пытался представить, что всё происходило с кем-то другим — даже если в некогда процветающей колонии завелись такие преступники, я не мог вообразить себя их жертвой. Раньше я полагал, что на самом деле ограбления выглядят не так, а с преступником можно говорить спокойно или даже попытаться быковать самому. На практике же оказалось, что я не был готов к такому происшествию ни морально, ни физически. Хотя грабитель выглядел безоружным, это совершенно не придавало мне уверенности. Я попытался взять себя в руки — но тщетно.

Тянулись мучительные секунды, от которых почти наверняка зависела моя жизнь. Даже если меня собирались просто ограбить, без еды я бы протянул ненамного дольше. Мозг лихорадочно работал, а воображение уже начинало рисовать пугающие картины. Вот я лежу среди кроваво-красного снега, который не в силах перекрасить даже жуткие взрывы на Сатурне, а колючие снежинки медленно опускаются на мои раскрытые в ужасе глаза. Вот по весне кто-то спускается в подвал и обнаруживает там скелет со следами крысиных зубов. Вот рабочие заделывают дорожную яму, на дне которой лежит мой никем не замеченный труп, пронзённый кусками арматуры — свидетельство неудачного побега... Чем больше я об этом думал, тем сильнее был мой ужас. Город всё быстрее погружался во тьму, а я не мог даже сдвинуться с места, словно парализованный. Наконец, грабитель, разминая кулаки, подошёл ко мне почти вплотную.

— Ты что, оглох? Моё время не резиновое! Чем быстрее всё сделаешь, тем целее останешься. Считаю до трёх! Раз...

Нужно было срочно что-то решать, но я начисто лишился способности мыслить. Сознание как будто отошло на второй план, став таким же туманным, как диск Сатурна, а его место занял страх — плотный, вязкий, холодный, парализующий волю. Я чувствовал себя завязшей в паутине мухой, неотрывно следящей за приближением громадного паука, почти осязая вибрацию от его размеренных, неестественно резких движений и думая лишь о том, чтобы ядовитые клыки хищника наконец вонзились в тело, прекратив эти мучения.

— Два...

Понятие времени потеряло всякий смысл — от него остались только эти три мгновения, каждое из которых отдавалось во мне ударами раскалённого молота. Мир сжался до размеров бандита, и я больше не воспринимал ничего другого. Словно в трансе, я медленно стянул со спины рюкзак и, выставив его перед собой, как щит, попятился назад. Грабитель моментально выхватил его у меня и взвесил в руке, после чего удовлетворённо хмыкнул. Я отчётливо услышал, как под крепкой тканью загремели металлические банки и плеснуло о стенку канистры топливо, хотя эти звуки едва ли были громче падающих снежинок. Теперь моя жизнь действительно была в руках этого человека.

— Неплохой улов, хотя прошлый был лучше, — грабитель поставил рюкзак на землю и хлопнул в ладоши, — А теперь прошу вашу курточку.

Я вновь ощутил пронизывающий до самых костей мороз и задрожал ещё сильнее — так, что мне даже не удавалось стиснуть бешено стучащие зубы. Было совершенно непонятно, как у меня до сих пор не подкосились ноги, потому что наполнявший меня ужас по-настоящему сводил мышцы. Где-то в глубине мозга мелькнула мысль позвать на помощь, но вряд ли здесь кто-то мог услышать мой крик, даже если бы у меня остался голос. Сердце колотилось о рёбра так, что я рисковал умереть раньше, чем мне причинили бы реальный вред. Было чувство, как будто я уже стал мертвецом и от меня больше ничего не зависело. Перед глазами, как в фильмах, пронеслась вся моя жизнь — биография человека, который никому не сделал ничего по-настоящему плохого. Разве я заслуживал такой участи? Неужели моя судьба должна была решиться здесь и сейчас?! Сатурн, ещё не успевший покинуть догорающее небо, вдруг начал пульсировать ярче, озарив переулок рубиново-красным сиянием. Это подействовало на меня, как спусковой крючок. Не осознавая происходящего, я резко схватил торчащий из-под снега металлический прут и со всего размаха обрушил его на лицо бандита. Раздался чавкающий хруст, кусок арматуры заметно вдавился внутрь расколотого черепа грабителя, и он тяжело рухнул в грязь. Я со всей силы пнул его в живот и принялся наносить удары один за другим. Во все стороны летели брызги, казавшиеся совершенно чёрными, из-под одежды бандита медленно вытекали струйки крови, впитываясь в снег, а я всё бил и бил его, хотя он уже давно перестал шевелиться.

Наконец, я обессилел. В моём мозгу опять что-то переключилось, и на меня навалилась чудовищная слабость. Руки, казалось, готовы были отвалиться, словно больше не принадлежали этому телу. Пальцы, мёртвой хваткой сжимавшие прут, нестерпимо болели — должно быть, многие из них сломались от перенапряжения. Заполнявший голову вакуум постепенно наполнялся мыслями и ощущениями. Я пошатнулся и едва не упал, успев опереться о своё импровизированное оружие.

— Ох, дьявол...

Отбросив теперь уже бесполезную палку, я сделал нерешительный шаг и, неожиданно ощутив прилив сил, что есть духу бросился подальше от места расправы. Спотыкаясь и скользя, я мчался через тёмные улицы с нечеловеческой скоростью, перепрыгивая препятствия и петляя так, будто за мной гнались все демоны ада. В голове билась единственная мысль — добраться до дома. Я почти ничего не видел в окружившей меня темноте, еле успевая уворачиваться от столбов и стен, но каким-то шестым чувством догадывался, куда бежать. К счастью, на улицах уже никого не осталось, или же мне просто повезло избежать встреч с прохожими.

Добравшись до знакомого безжизненного подъезда, я пулей влетел туда, рванул ручку подвала, что отозвалось резкой болью, автоматически отпер позабытый замок, ворвался внутрь, захлопнул дверь, одним прыжком преодолел лестницу, забился в самый тёмный угол каменных подземелий и сжался, пытаясь стать как можно более незаметным. Ко мне возвращалось сознание, которое с неимоверным трудом пыталось сдержать чудовищную бурю эмоций. Кажется, я кричал и рыдал, пока не охрип окончательно, а затем потерял сознание.

↑ Глава третья — Закат

Следующие дни прошли, как в тумане, оставшись в моей памяти смутными, ускользающими образами, будто отголоски сна. Я практически ничего не делал — только спал, пил воду, изредка справлял естественные потребности, а в свободное время апатично смотрел телевизор или слонялся по катакомбам безо всякой цели и пользы. Мою жизнь в этот период спасли лишь запасы лекарств — но к тому моменту, когда повреждённый разум наконец восстановился и я вновь смог внятно думать, необходимые медикаменты почти закончились. Тяжесть моего положения усугубляло и то, что я в тот роковой момент совершенно забыл о своём рюкзаке, который остался лежать возле искалеченного трупа. О том, чтобы отправиться на рынок ещё раз, не могло быть и речи — сама эта мысль внушала мне необъяснимый первобытный ужас.

Моё сознание за это время претерпело значительную метаморфозу — переосмыслив произошедшее, я сделался совершенно другим человеком. Прежний, доброжелательный Ижан Гринов в ту ночь умер, словно это его череп я раскроил железной палкой, а не голову безымянного грабителя. Его разорванная на куски душа срослась по иному образцу — холодному и жестокому, каким я старался выглядеть в глазах соседей. Хотя я не утратил прежних эмоций, теперь они казались мне какими-то иными, как будто предстали в другом свете или под новым углом зрения. Скорее всего, немалую долю в трансформацию моего разума внесли некоторые лекарства — я всё чаще понимал, что стал от них зависим, и не знал, что делать, когда они иссякнут. Так или иначе, в моём воспалённом мозгу начинали прорастать непривычные, пугающе смелые идеи, столь же чуждые старому Ижану, каким он теперь стал для меня. Схватившись за соломинку своего единственного альтер-эго, я смог выбраться из эмоционального водоворота на прочный берег — но даже не смел предполагать, что меня там ожидало.

Внешний мир тоже изменился, хотя далеко не так сильно, как я. Сатурн заметно увеличился в размерах, окутавшись непроницаемыми облаками колоссальной толщины, подсвеченными изнутри разноцветным сиянием усилившихся взрывов. С ближайших к нему спутников были эвакуированы все люди, кроме оставшихся наблюдателей и тех, кто даже под страхом смерти не захотел покидать родной дом. Из клубящейся поверхности газового гиганта несколько раз вырастали исполинские пыльные протуберанцы, внеся ещё больше хаоса в жизнь колоний. Астрономы лишь разводили руками, не в силах объяснить происходящее или предложить, как следует себя вести. Адепты выросшей, но потерявшей стабильность Церкви Последних Дней ликовали, однако их радость была какой-то тревожной — я испытывал подобное чувство много лет назад, перед своим отлётом к Сатурну, оставляя позади воспоминания раннего детства, но стремясь к жизни, полной новых возможностей. Погода в колонии снова начала портиться — теперь колючий снег не просто сыпался с неба, а застывал причудливыми ледяными наростами на всех поверхностях, куда попадал. Небо стало значительно тоньше и прозрачнее, теперь даже днём можно было разглядеть самые яркие звёзды. Парк погиб, и вряд ли его когда-нибудь смогли бы восстановить до былого величия. Понимая, что городу действительно пришёл конец, его жители окончательно утратили цивилизованную сдержанность и мародёрствовали уже открыто, не боясь ни полиции, ни солдат. Останавливало их лишь то, что теперь из-за радиации выходить на улицу стало по-настоящему опасно.

Я оказался фактически заперт в замерзающем подземелье, без еды и надежды на долгую жизнь. К счастью, меня выручили несколько интервью и остаточные знания школьной программы. Материалов, имеющихся в пределах досягаемости, вполне хватало для создания примитивного защитного костюма — не самого надёжного, но пригодного для краткосрочных вылазок на поверхность. Я соорудил некое подобие манекена, чтобы было легче работать, натянул на него одну из запасных рубашек, обмотал её снаружи толстым слоем полиэтилена, а сверху кое-как надел самую широкую куртку. Приемлемая конструкция получилась далеко не с первого раза — плёнка постоянно сбивалась, суставы отказывались гнуться, а ещё в таких доспехах было невыносимо жарко. Много раз мне хотелось всё бросить, но с маниакальным упорством я продолжал трудиться и в итоге получил почти то, на что рассчитывал. Той же процедуре подверглись брюки, хотя из-за отсутствия подходящей обуви мне пришлось импровизировать, чтобы полностью защитить ноги от излучения и мороза. Финальным штрихом стало гротескное подобие шлема, вырезанного из ведра и утеплённого тем же способом. С величайшим трудом нацепив эту кошмарную броню, я посмотрел на своё отражение в покрывающей часть стены ледяной корке и ужаснулся. Выйти в таком виде на улицу мог лишь безумец — впрочем, у меня было серьёзное подозрение, что я уже им стал.

Двигаться было очень тяжело. Наверное, я не почувствовал бы особой разницы, даже будучи в лучшей физической форме. Силы мне придавало лишь осознание того, что в ином случае я умру ужасной смертью и никто никогда меня не найдёт. Цепляясь за перила, чтобы не свернуть себе шею, я взобрался по лестнице, с трудом отпер замёрзшую входную дверь и грузно вывалился в подъезд. С прошлого раза здесь почти ничего не изменилось — разве что снега стало больше, следов меньше, а в дальней стене красовалась внушительных размеров дыра с торчащими из неё кабелями и проводами. По всей видимости, несколько водопроводных труб разорвало изнутри, и теперь пол был покрыт толстым, неравномерным слоем льда с торчащими из него обломками разнообразных предметов. Те несколько метров, что отделяли меня от улицы, оказались неизмеримо сложнее всего предыдущего маршрута, и пару раз я рисковал не дойти до сорванных дверей, раскроив себе череп или напоровшись на острые штыри. Каким-то чудом мне всё же удалось доползти до порога, по пути разжившись не до конца примёрзшим куском трубы, и, прикрывая глаза от непривычно яркого света, я шагнул в гибнущий мир.

С тех пор, как я последний раз видел город вживую, он очень сильно изменился, став ещё более сюрреалистичным и пугающим. Я вдруг осознал, что не обращал внимания на то, каким его показывали по телевизору, поэтому оказался совершенно неподготовленным. Меня словно перенесли на другую планету — заснеженный кусок камня под блестящим тёмно-синим небом, по которому медленно двигались бесформенные сияющие пятна. Знакомые с детства здания окончательно утратили свой истинный облик, превратившись в безумную помесь разбитого калейдоскопа и гигантских скал. Над ними величественно проплывал Сатурн, мутировавший в какую-то титаническую амёбу, чьи полупрозрачные отростки раскинулись на тысячи километров во все стороны, а тело из шара сделалось беспорядочным нагромождением пульсирующих бугров. Я завороженно бродил по улицам, поражаясь изменениям, которые заняли всего лишь месяц или два. Постепенно моё сознание замечало новые детали, которых никогда раньше не было. Например, отовсюду исчезли брошенные автомобили, рекламные экраны и многие другие объекты, а те, что остались на местах, были со всех сторон оклеены ограждающими лентами. Из-за этого город казался одновременно вымершим и странно ухоженным, словно некая высшая сила готовила его к чему-то грандиозному. Затем я обратил внимание на многочисленные навесы и козырьки, тени которых, сливаясь, образовывали мрачные, но сравнительно чистые дороги. Туда не падал призрачно сияющий снег, застывая поверх пластика и ткани крепким панцирем, поэтому я поспешил в этот сумрак. Оказалось, что я был далеко не единственным человеком на умирающих улицах, но контраст мешал рассмотреть других прохожих. К тому же, они явно сторонились меня, стремясь скрыться во тьме или молчаливо повернув голову в мою сторону. Я чувствовал себя ужасно, едва справляясь со своим скафандром и ощущая себя абсолютно чужим, будто неведомым образом переместился в иное тысячелетие.

— Эй, ты! — кто-то, стоявший сзади, определённо обратился ко мне, поскольку на своём плече я ощутил чью-то тяжёлую руку.

Резкий окрик вырвал меня из этого странного оцепенения. В своём доспехе я не успел вовремя отреагировать, и незнакомец, выхватив у меня трубу, резким движением отшвырнул её подальше. Я не смог решить, броситься за своим оружием или ударить нападавшего, но это парадоксальным образом уберегло меня от неприятных последствий.

— Совсем дурак, что ли? — незнакомец поправил сбившуюся шапку, — Школу прогулял или просто голову напекло? Радиация же!

Внезапно до меня дошло, почему из города исчезли все те объекты. Они наверняка успели облучиться, став опасными для людей, а остальное было убрано от греха подальше. Точно так же пропали все дроны и автоматчики, оставив город без присмотра. Ни у кого из присутствующих не было ничего металлического, и даже опоры навесов при ближайшем рассмотрении оказались пластиковыми или деревянными. При мысли о том, что могло произойти, таскай я с собой эту железяку ещё пару часов, мне сделалось нехорошо, но я сдержался. Потерев руку, всё ещё побаливавшую от неожиданного удара, я обратился к тому человеку, уже намеревавшемуся уйти.

— Стой! — мой голос прозвучал слишком громко, заставив группу людей, стоявших у стены бывшего магазина, удивлённо обернуться.

Незнакомец вздрогнул и замер. Скорее интуитивно, чем осознанно, я заметил его напряжение — он был готов в любой момент броситься наутёк или вступить в драку. Ни один из этих вариантов меня не устраивал, поскольку грозил очевидными проблемами. Я, насколько позволял защитный костюм, сложил руки на груди, показывая, что не собираюсь нападать, и добавил более спокойным тоном.

— Не надо так дёргаться, я только спросить. Здесь всё перестроили, а мне надо пройтись по магазинам. Где они ещё остались?

Тот замер и резко развернулся. Я мог бы поклясться, что за непроницаемыми очками его глаза расширились, и вообще весь облик незнакомца демонстрировал сильнейшее удивление. Впрочем, длилось это лишь долю секунды, после чего человек сделал шаг в мою сторону, сократив расстояние почти до предела, и оглянулся, проверяя, не подслушивает ли кто. Все, однако, были заняты своими делами.

— Не всё так просто, братишка, — произнёс он громким шёпотом сквозь защитную маску, — Видишь ли, тут больше ничего не продают.

— Повторяю, — таким же голосом ответил я, — Мне надо пройтись по магазинам, а не совершать покупки. Уловил направление мыслей?

— Даже так! — то ли хмыкнул, то ли усмехнулся незнакомец и потёр руки. — Разве законопослушные люди поступают подобным образом?

— А разве они ходят по улицам с палкой или ножом? — я как бы невзначай указал, где мой собеседник прятал оружие, — Полагаю, что нет.

— Что ж, логично говоришь, братишка, — человек ещё раз пристально огляделся, — Думаю, что знаю одну лавочку, которая ещё не закрылась.

— Тогда почему мы ещё здесь, а не там? — я поправил немного сбившийся рукав, — Мне казалось, серьёзные люди не тратят время попусту.

— Идём, только не отставай, — незнакомец торопливым шагом устремился туда, откуда я пришёл, — Там теперь очень длинные очереди.

Мы прошли примерно до середины квартала, затем свернули, миновали два перекрёстка, через грязный переулок вышли на соседнюю улицу... Очень скоро я совершенно запутался. Мой проводник нарочно кружил, чтобы сбить меня с толку, но даже без этого я не успевал смотреть по сторонам и вообще едва мог различить прежде знакомые дороги. Силы заканчивались, и я всерьёз опасался, что меня могут заманить в ловушку — однако теперь мне уже было всё равно. Минут через пятнадцать мы вышли к приземистому строению. Человек подошёл к двери из толстых досок, постучался, что-то пробормотал в крошечное окошко и жестом подозвал меня поближе.

— Вот, — сказал он кому-то, кто скрывался внутри здания, — Настроен решительно, поэтому я думаю, что да. Решай скорее, здесь холодно!

Оттуда донёсся приглушённый голос, и, хотя мне не удалось распознать ни единого слова, незнакомец удовлетворительно хлопнул в ладоши. Раздался протяжный скрип, резанувший по ушам, и дверь приоткрылась. Человек с удивительным проворством нырнул в темноту помещения, мне же пришлось неуклюже ковылять и с трудом протискиваться через узкую щель, при этом порвав верхнюю куртку. После ярко освещённой улицы ранее привычный моим глазам полумрак показался невероятно густым, словно космическая бездна, и я несколько секунд нерешительно стоял на пороге, сквозь биение сердца прислушиваясь к тихому шёпоту, раздававшемуся где-то совсем рядом.

Растерянность постепенно сменилась злостью. Не для того я тащился через полгорода и рисковал собственной шеей! Я решительно шагнул в неизвестность, бормоча ругательства. В тот же миг включился свет. От неожиданности я споткнулся и едва не рухнул на невысокого, крепко сбитого мужичка с красным носом, державшего в руках нечто вроде самодельного дробовика. Он, вероятно, испугался не меньше, чем я, потому что мгновенно отпрыгнул назад и наставил на меня свою пушку. Краем глаза я успел заметить того, кто меня сюда привёл, и ещё двоих людей. Кое-как удержав равновесие, я выпрямился во весь рост и в упор посмотрел на вооружённого человека.

— Кто-то сомневается в моей решительности? — я сам на краткий миг испугался своего голоса, столь агрессивно он прозвучал.

— Вообще-то... — попытался возразить кто-то из незнакомцев, стоявших вне поля моего зрения, по всей видимости девушка.

— А если я выхвачу у него пушку, перебью вас и заберу всё, что найду?! — мне пришлось постараться, чтобы не осуществить этот план.

Я не понял, какое именно впечатление произвела на них моя угроза, но мужик попятился и убрал ружьё куда-то под стол, а тот, кто привёл меня сюда, хлопнул в ладоши. Наверное, это был знак одобрения, потому что один из незнакомцев протянул мне какую-то бумажку. Я взял её и пробежал глазами текст. Там говорилось что-то о правилах или рисках, но усталость, злость и начинающаяся ломка не позволили мне сосредоточиться на смысле слов. Взамен я, проявляя чудеса ловкости, достал из кармана список необходимых мне медикаментов и вручил его терпеливо ждущему человеку. Тот посмотрел на криво нацарапанные названия, жестом подозвал девушку и передал список ей. Та, кивнув, скрылась за неприметной дверью. Незнакомец же, улыбнувшись, положил руку мне на плечо.

— Думаю, ты подходишь, — сказал он с каким-то незнакомым акцентом, — Но не забывай, что за всё принято платить.

Секунд через десять мне принесли видавшие виды коробку с баночками и упаковками лекарств. Безо всяких церемоний я взял её, грузно рухнул на стоявший неподалёку стул, сорвал с головы душный шлем, шумно вдохнул воздух, после пребывания внутри доспехов показавшийся амброзией, и, давясь, принялся едва ли не горстями запихивать в рот таблетки. Впервые за долгое время я чувствовал себя хорошо, насколько это слово могло быть применимо. В полуобморочном состоянии я стянул с себя верхнюю часть костюма, всё сильнее давившую на плечи, и погрузился в бессвязный сон.

Мне снились какие-то хтонические кошмары, но память милосердно не стала их сохранять. Проснувшись, я почувствовал себя так, словно без остановок пробежал вдоль всего экватора. В отяжелевшем мозгу бился назойливый звук, который мне удалось, проявив поистине нечеловеческую концентрацию внимания, опознать, как сигнал будильника. Привычным движением я протянул руку к тумбочке, намереваясь выключить ненавистный аппарат, но внезапно наткнулся на твёрдую стену. В ужасе распахнув глаза, я несколько секунд тупо смотрел на светло-коричневую поверхность, пытаясь понять, куда меня вообще занесло. Эти попытки оказались тщетными, но в голову пришла мысль оглядеться по сторонам — там могли оказаться подсказки или даже ответы. Я вновь закрыл глаза, что-то пробормотав слабым, хриплым голосом, и, когда силы начали возвращаться, повернул голову. Оказалось, что я лежал на чём-то вроде старой раскладушки, укрывшись рваным одеялом далеко не первой свежести. Рядом, на нескольких стульях, покоились части моего скафандра, но что-то в их виде показалось мне очень неправильным. Я положил ладонь себе на лоб, вздрогнув от неожиданного холода.

Скрипнула дверь, и в помещение кто-то зашёл. Я разглядел лишь силуэт, несущий какой-то мешок, поскольку рядом со входом находилась лампа, свет которой бил мне в глаза, словно полицейский лазер. Я подождал, пока неизвестный подойдёт поближе, и окликнул его.

— Эй... Что было? Где я?.. — каждое слово сопровождалось ноющей болью в горле, но мне совсем не хотелось думать о болезнях.

— О, ты уже проснулся? — ответил тот, положив свою ношу на стол, который я поначалу не заметил.

— Ага, — буркнул я и вновь закрыл глаза, надеясь таким образом сэкономить энергию.

— И что, совсем ничего не помнишь? Неудивительно, — усмехнулся незнакомец.

— Вопросы тут... буду задавать я, — во мне начинала пробуждаться злость.

Человек, усевшись на край стола, поведал мне, что я немного переборщил с лекарствами и совершенно обезумел. Причём, по его словам, это было два дня назад — однако я не валялся безжизненным овощем, а успел довольно много всего наворотить. Трое из банды, пытавшиеся удержать меня от того, чтобы я не выбежал на улицу, теперь ходили с кучей синяков и ран, а у одного даже была трещина в руке. Я неоднократно отключался, но каждый раз вскакивал, полный сил и странных идей, поэтому меня заперли в этой комнатке. Судя по всему, спальное место я организовал себе сам и уже больше пятнадцати часов мирно пускал слюни, поэтому меня сочли достаточно безопасным.

— А вот твой, с позволения сказать, костюмчик, доработанный и зашитый, — кивнул неизвестный в сторону стульев.

— Что?! Не сметь! Трогать! Мои! Вещи! — я резко вскочил, схватил человека за воротник и вдавил его в стену.

— Полегче, приятель! — он попытался освободиться, но моя хватка оказалась железной, и ему для этого пришлось бы оторвать мне пальцы.

— Что ты сделал с моими вещами?! — крикнул я ему в лицо, но тут же закашлялся, забыв о повреждённых голосовых связках.

— Вообще-то, ты сам нас заставил, так что не нервничай, всё сделано в лучшем виде! — затараторил тот, воспользовавшись паузой.

Я разжал руку, подойдя к своим доспехам, и человек поспешно отскочил к двери, продолжая что-то быстро говорить. Части скафандра действительно выглядели не в пример лучше, чем до того — вероятно, над ними поработали более толковые люди. Я придирчиво осмотрел каждую мелочь, но не нашёл никаких странностей, кроме нескольких заплаток. Смягчившись, я повернулся к незнакомцу.

— Ну что, убедился? А то сразу кидаться, как на врага всему живому.

— Ладно, живи пока. Кстати, я не делал ничего такого, о чём могу сожалеть?

— Пытался, но мы тебя остановили. Да, босс определённо выбрал подходящего человека на роль штурмовика...

— Стой, а кого мы собираемся штурмовать?

— Церковь, кого же ещё. Они нынче самые богатые во всём городе.

Это известие едва ли не шокировало меня. Меньше всего я представлял себя на фоне боевых действий между небольшой шайкой грабителей и организованным культом, полагая, что речь идёт о маленьком магазинчике. Впрочем, незнакомец сообщил об этом настолько уверенно, что я, услышав громкое бурчание в животе, решительно встал и направился к выходу.

Я слишком поторопился, всё должно было произойти только через неделю. Нападать на вооружённый храм никто не собирался — целью ограбления должна была стать небольшая группа фанатиков, перевозящая продовольствие от места сброса далеко за городом. Чтобы не привлекать лишнего внимания, культисты разделялись на отряды и несли драгоценный груз по частям, поскольку многотысячная толпа голодающих жителей, узнав о содержимом их мешков, мгновенно расправилась бы даже с вооружённым караваном. Наша задача была предельно проста — отследить одну из таких групп, без лишнего шума устранить курьеров, перенести всё полезное на территорию заранее выбранного заброшенного склада и постепенно отправлять эти вещи сюда, в штаб-квартиру. Церковники ходили впятером, на задание мы отправлялись в таком же количестве, поэтому нам было выгоднее разойтись по городу, незаметно собраться вместе и вывести их из строя раньше, чем те успеют что-то понять. Двоих после всего этого планировалось поставить на стражу груза, чтобы исключить внезапные визиты посторонних. Босс, ухитрившийся раздобыть карты маршрутов, и ещё пара человек оставались в штабе, координируя наши действия — для этого каждому из нас была выдана рация, спрятанная внутри шлема. Чтобы сохранять анонимность, мы тянули бумажки с номерами, причём их было штук пятьдесят — в случае провала никто не узнал бы размеров банды. Мне достался третий. Оставшееся время мы тренировались, проверяли оружие и экипировку, учили наизусть карты города — словом, готовились на полном серьёзе.

Операция прошла, как по маслу. В нужный момент мы заняли свои места, взяли заранее припрятанные инструменты и, когда культисты прошли половину пустой улицы, атаковали их со всех сторон одновременно. То, что из-за радиации никто больше не мог использовать дальнобойное оружие, могло очень помешать, но, напротив, сыграло нам на руку. Пара кинутых под ноги химпаков привела их в полнейшее замешательство, а тех, кто пытался выбежать из ядовитого облака, мы гнали обратно заточенными кольями. Тяжёлый дым растекался по всей улице, однако у нас, в отличие от курьеров, были противогазы — церковники опасались, что подобный элемент гардероба может вызвать подозрения. Когда они затихли, мы быстро добили их и, тщательно обыскав, оттащили тела подальше от дороги. Всё заняло буквально пару минут, но обеспечило нас едой на несколько недель. Получив свою долю, я решил восстановить свой разрушающийся организм, для чего вернулся в подземелье и вновь отстранился от мира. Я совершенно не хотел общаться с теми людьми иначе как по работе, а другие были мне и вовсе безразличны. Впрочем, я мог бы вернуться туда, когда угодно.

В тишине, спокойствии и абсолютном одиночестве я незаметно для себя настроился на философский лад, рассматривая прежние события с разных ракурсов. Да, теперь Сатурн действительно стал источником опасности, но раньше, когда всё только начиналось, катастрофу устроили сами люди — пусть неосознанно, однако вина целиком и полностью лежала на их плечах. Может быть, размышлял я, произойди всё это несколько веков назад, мир отделался бы несколькими глупостями и локальными проблемами? Или, напротив, конец света настал бы ещё раньше? Город превратился в сюрреалистические декорации далеко не сразу — это происходило постепенно, долгие месяцы, мы могли бы привыкнуть... Но нет, с замедлением ритма жизни человек почти потерял прежнюю остроту ума, с трудом принимая неожиданные вещи.

По телевизору всё так же показывали новости, и я, флегматично наблюдая за происходящим на экране, стал замечать, что изменения продолжались. Сатурн перестал превращаться в бесформенную массу, понемногу возвращаясь к своим обычным контурам. Его внутренние кольца ныне представляли собой жалкое зрелище — разорванные и перемешанные, они стали напоминать мелкую лужу, по которой на полном ходу промчался грузовик. Во все стороны от газового гиганта разлетались потоки метеоритов, и ближайшие к нему колонии, ранее пытавшиеся защититься, поспешно эвакуировались. Учёные лишь разводили руками, не в силах хоть как-то это объяснить — метаморфозы были совершенно противоестественными. Конечно, у Церкви Последних Дней было своё объяснение, однако я меньше всего верил в каких-то космических богов — они, возможно, подходили для ужастика или промывки мозгов, но и только. Впрочем, однажды в уголке моего сознания мелькнула мысль о том, чем ещё это может быть. Она на краткий миг наполнила меня липким, всепоглощающим страхом, но тут же ушла, не оставив ни единой нити, по которой её можно было бы вытянуть. Да я и не стремился к этому — у меня хватало других забот.

Преобразилась и сама колония. Непривычная зима отступала под натиском жгучих лучей, сменяясь пустыней — столь же мёртвой и опасной, если не ужаснее. Люди всё реже выходили на улицу, баррикадировались внутри своих домов, закрывали окна всем, чем могли, и теряли последние крохи человечности. Социум не просто гнил — разлагаясь, он перерождался в нечто чудовищное. Добропорядочные граждане исчезли — многие из них стали мародёрами и разбойниками, а остальные просто вымерли, словно динозавры, ибо им больше не было здесь места. Я опасался покидать свой бункер без крайней нужды, поскольку снаружи не продержался бы и десяти минут. Увы, эта нужда была неизбежной — запасы стремительно подходили к концу, и мне всё чаще мерещилась смерть, заносящая надо мною меч. Впрочем, гибелью теперь было пропитано абсолютно всё — от рассыпающихся в мелкий песок небоскрёбов и обугленных древесных скелетов до ряженых фанатиков Церкви Последних Дней, марширующих по разбитым проспектам. Из-под высохшей земли больше не доносился прерывистый гул механизмов — то, что они потеряли всякий смысл, стало до дрожи очевидно. Даже чёрно-фиолетовое небо, на котором, словно опухоли, виднелись какие-то полупрозрачные сгустки и болезненно-жёлтый Сатурн, казалось бескрайней пустотой, чуждой самому понятию жизни.

Так прошло несколько недель. С каждым днём моё положение становилось всё более отчаянным. Пища закончилась, воды оставалось совсем мало, генератор грозил сломаться в любой момент, а из тёмных, замёрзших тоннелей всё чаще дул ледяной ветер. Моё убежище разрушалось, и я ничего не мог с этим поделать. Если сдавались даже металл и древние камни, что мог противопоставить безжалостной стихии одинокий человек? Время от времени до моего слуха доносились приглушённые огромным расстоянием голоса, но я не знал, реальны они или являются лишь порождением разума, столь же ветхого, как стены, в которых он был заперт. Мне было необходимо покинуть это умирающее место, пусть даже снаружи уже поджидали вестники смерти — но я не мог решиться.

Телевидение каким-то чудом держалось — те, кто ещё отваживались снимать новости, были настоящими героями. К сожалению, информационных передач становилось всё меньше, и я смотрел их от силы пару минут в день. Тот выпуск попался мне на глаза совершенно случайно — ещё немного, и я пропустил бы его. Сатурн неожиданно проявил активность — да ещё какую! Он буквально взорвался, скинув верхний слой своей атмосферы. Мощнейшая волна радиации и пыли буквально смела все ближайшие космические станции. Потоки метеоритов, ударив по спутникам, включая мою планетку, стёрли в порошок несколько крупных городов, а из космической бездны летели всё новые камни и куски льда, сокрушая даже самые укреплённые сооружения. Это известие переполнило чашу — я принялся со всей возможной поспешностью готовиться к бегству, но всё равно не успел.

Своды тоннеля ощутимо содрогнулись от далёкого взрыва, а с потолка что-то посыпалось. Я как раз закончил возиться со скафандром и упаковал генератор. Второй удар пришёлся на дальний конец подземного коридора — тот попросту сложился пополам, издав неимоверный грохот. Секунда промедления грозила неизбежной гибелью под завалами, поэтому я выскочил из своего уголка, помчавшись к выходу со всех ног. Организм оказался быстрее мысли, и я, не успев толком задуматься о жизненно необходимых вещах, оставшихся далеко позади, уже почти добежал до двери подъезда... И в этот момент вспомнил про ключ.

Проклиная весь мир, я рванул обратно, уворачиваясь от падающих сверху кусков льда и камня, но всё же получил несколько очень болезненных ударов. С моим сознанием что-то случилось, и я совершенно не запомнил, как вернулся к двери подъезда, сжимая в кулаке заветный кусочек металла. Он, однако, оказался абсолютно бесполезным — от землетрясения дверь перекосило так, что открыть её не представлялось возможным. К счастью, там образовалась щель, в которую можно было протиснуться, скинув часть брони, что я и сделал, подгоняемый усиливающимся камнепадом. Выбравшись из катакомб, я поспешно накинул куртку, подхватил остальные части защитного костюма и выпрыгнул на улицу, меньше всего думая о радиации. Раньше мне казалось, что чудесное спасение, когда до катастрофы остаётся секунда, бывает лишь в наивных фильмах... Однако меньше, чем через минуту мой дом и половина улицы провалились в разверзшуюся бездну — одну из многих трещин, тянущихся со стороны огромного дымящегося кратера. Осознавая, что волноваться по этому поводу сейчас некогда, я принялся вновь надевать верхние слои своих доспехов, после чего, прикрывая глаза ладонью, огляделся.

Кругом было полно народа — таких же беженцев, как я, и просто случайных прохожих. Некоторые из них казались относительно спокойными, другие бились в истерике, многие обсуждали происходящее — но большинство спешно уходило. Я быстро сообразил, что теперь мне необходимо найти новое укрытие, и отправился на поиски. Город местами выглядел хуже, чем Новый Кагадор после бомбёжки — земля раскололась, вздыбившись огромными плитами под странными углами, здания обрушились друг на друга, частично перегородив дороги, целые кварталы были сметены ударными волнами, и всюду бушевали пожары, дико контрастировавшие с фиолетово-зелёными космическими всполохами. На фоне звёзд медленно двигались многочисленные точки — другие астероиды, рисковавшие врезаться в планету. Не раздумывая, я быстрым шагом отправился как можно дальше, бесцеремонно расталкивая встреченных людей и по возможности обходя опасные районы, которые могли обрушиться в любой момент. Мародёры бесчинствовали пуще прежнего, и, чтобы не искушать судьбу, я подобрал булыжник с острыми краями — довольно лёгкий, но вполне пригодный в качестве оружия.

Вскоре мне предоставилась возможность проверить его в деле. Невдалеке от моего маршрута столкнулись две группы грабителей — одна пыталась отнять у другой несколько пищевых контейнеров. Интуитивно я понял, что обе банды образовались стихийно, и все эти люди едва знали друг друга. Я бросился к ним, нанёс пару сильных ударов камнем, распорол кому-то руку, выхватил одну из больших упаковок еды, и, пользуясь всеобщей суматохой, быстро отбежал, пока никто ничего не успел понять. Кто-то всё же устремился за мной, однако я швырнул булыжник ему в живот и скрылся среди руин. Сердце бешено колотилось, но я впервые за долгое время улыбался — по крайней мере, можно было больше не бояться голодной смерти. Я вскрыл контейнер и рассовал капсулы по карманам, а сам ящик выбросил подальше, чтобы не привлекать внимания. Для двух, однако, места не нашлось — их я сразу же съел. Это придало мне сил для того, чтобы уйти ещё дальше.

Наконец, я добрался до относительно уцелевших кварталов. Конечно, здесь было столь же небезопасно, как и в других пострадавших местах города, но тут, по крайней мере, я мог найти крышу над головой. Сатурн к этому времени снова успокоился, ничуть не напоминая прежнюю опухоль, ещё недавно заполнявшую собой почти весь небосвод, однако я предпочёл спрятаться подальше. Моим новым домом стали руины какого-то офиса, где оказалось вполне можно жить и даже отыскались небольшие генераторы — разбитые, но поддавшиеся неумелому ремонту подручными средствами. Вокруг не было ни души, кроме мародёров, изредка появлявшихся у окраин — видимо, они считали этот район бесперспективным, и я прекрасно их понимал. К вечеру, однако, я заметил в соседних домах огоньки и тени — впрочем, соседи оказались довольно мирными, боящимися последних событий не меньше меня. Я понял это, зайдя к ним в гости.

Из разговоров с ними мне удалось узнать самую важную новость за последние месяцы. Пользуясь недавней паузой в активности Сатурна, на планету прилетели несколько транспортных кораблей для эвакуации жителей, и до начала астероидной бомбардировки более пятиста человек уже покинули планету! Многие из этих кораблей всё ещё были здесь, поскольку тот взрыв не позволил им улететь, но старт вскоре должен был состояться. Также я выяснил причину затишья в самом городе — на борт пускали лишь достаточно мирных граждан, поскольку разномастных преступников и психопатов было решено не спасать. Будь у меня возможность смотреть телевизор чаще, я бы, скорее всего, уже давно снова жил по-человечески. Несмотря на пару тёмных пятен в своей биографии, я был вполне подходящим кандидатом — уж точно не хуже кого бы то ни было, прошедшего через подобные испытания. С другой стороны, те, кому было отказано в билете, теперь позволяли себе абсолютно всё, а Церковь Последних Дней пыталась помешать отлёту, но другого шанса у меня всё равно не было.

Я очень переживал — всё происходило слишком быстро, и мне было некогда готовиться к предстоящему путешествию. Однако надежда придавала сил, и я решил отправляться в путь следующим же утром — оставшейся к вечеру энергии мне попросту не хватило бы, а ещё появлялось некоторое время для составления плана действий, чтобы как можно меньше рисковать. На карту было поставлено действительно очень многое, все прежние ставки теперь казались мне совершенно несерьёзными. Я начал расспрашивать соседей о подробностях, поскольку они сами намеревались так поступить. Транспортники сели довольно далеко от города, потому что так было легче обеспечить их охрану, да и сам космодром не выглядел надёжным — а сейчас от него вообще остались одни воспоминания. Самый короткий маршрут к ним, кроме заведомо самоубийственных, петлял между тремя кратерами, тянулся по лесу с чёрными, давно мёртвыми деревьями и приводил к небольшой скалистой площадке на склоне горы. Отсюда предстояло пройти чуть больше тридцати километров, хотя по прямой получилось бы в несколько раз меньше — никто не предполагал метеоритный обстрел.

Беседа длилась долго, и мы успели обсудить многие тонкости предстоящего спасения. Было решено не собираться толпой, дабы привлекать как можно меньше внимания, идти налегке, а главное — хорошенько выспаться и наесться перед дорогой. Отстающих ждать никто не собирался, каждый был сам за себя. Сатурн уходил за горизонт, так что завтра он постоянно висел бы на опалённом небе, и мы приняли решение перемещаться в тени. Ночь предстояла тёмная, но спокойная, поэтому я последовал совету, попрощался и, насвистывая какой-то мотивчик, ушёл к себе. Спать на острых камнях оказалось не так уж трудно — мои мысли были слишком далеко от мелких неудобств.

Когда я проснулся, было ещё темно — багрово-жёлтый диск только начал восходить, окрашивая верхушки покосившихся башен призрачными огнями. Без уже привычного освещения чёрный город казался подлинным порождением ночных кошмаров — если раньше он напоминал радужный мираж из какой-то потусторонней реальности, то теперь колючие, ломаные силуэты огромных зданий, вырисовывавшиеся на фоне миллионов немигающих звёзд, по-настоящему давили своей поистине космической массой, вгоняя в депрессию и благоговейный ужас, а опалённая земля выглядела, словно чердак старой избушки, заполненный пыльными останками минувших времён. Неосторожные звуки отражались от разрушенных стен тихим эхом, которое едва держалось в разреженной атмосфере. Было трудно дышать, и при каждом шаге я рисковал налететь на незамеченный предмет или свалиться в яму, но мысль о скорой эвакуации гнала меня вперёд.

Я медленно пробирался через руины родной цивилизации, стараясь не заблудиться, и при малейшем шорохе вжимался в стену — мне меньше всего хотелось встреч с другими людьми. Сатурн, еле заметно подрагивая и озаряя разрушенный мир алым светом, поднимался всё выше. Выхваченные из мрака линии и плоскости расцветали горящими пятнами, словно угли костра, в которых по-прежнему теплилась жизнь — но не прежняя, а чуждая, демоническая. Иногда с земли им отвечали иные огни — неизмеримо более слабые, однако всё же хорошо заметные. Мои ноги шли, как на автопилоте, преодолевая сотни метров и обходя все источники света десятой дорогой. Планета постепенно приходила в норму, но я не собирался оставаться на ней дольше, чем требовалось.

Я успел обойти первый гигантский кратер и приблизиться ко второму, когда заметил крошечные, едва уловимые глазом вихри, носившиеся в дорожной пыли. Температура ощутимо повысилась, и вдруг всё вокруг вспыхнуло металлическим, невидимым, но при этом очень ярким светом. Происходило что-то противоестественное, и я, прикрывая глаза ладонью, повернулся в сторону диска Сатурна, уже поднявшегося над домами. Несмотря на его исполинские размеры, мне было отчётливо видно, как он стремительно раздувается, покрываясь сеткой ветвящихся линий. Мгновение — и газовый гигант буквально раскололся, выбросив протуберанец поистине невероятных размеров. Спустя несколько мгновений город содрогнулся, и земля ушла у меня из-под ног. Мощная волна, сокрушая остатки небоскрёбов, неумолимым порывом урагана подняла меня в воздух и ударила о стену. Я услышал отвратительный хруст и беспомощным мешком свалился наземь, а через секунду, растянувшуюся в вечность, сверху на меня обрушилось здание.

Сознание покинуло меня на несколько минут — вряд ли я смог бы прожить более долгий срок. Очнувшись и потянувшись к тусклому свету, я понял, что лежу в луже собственной крови, растекающейся из-под придавившей меня груды камней. Мои ноги наверняка превратились в кашу из мяса и костяных осколков, но разорван

ный позвоночник позволял не чувствовать боль. Отрешённым, едва фокусируемым взглядом я уставился в беззвёздное небо, почти полностью занятое пульсирующей оранжевой массой, с которой успели произойти чудовищные метаморфозы. Огромный кусок погибшего Сатурна исчез, открыв уродливый объект, прежде таившийся в его недрах. Из тёмного, бугристого нароста тянулись то ли корни, то ли щупальца, длины которых хватило бы, чтобы дважды опоясать экватор. Это было живое существо, подобного которому никогда не представлял себе ни один безумец. Ничто, даже Торнши и самые жуткие демоны из колдовских книг, не могло сравниться с этим монстром, одним своим существованием попиравшим все знания людей об устройстве мироздания. Судорожными толчками, словно циклопическая гусеница, тварь покидала свой кокон, раскидывая во все стороны комья сжиженного газа — каждый из них многократно превосходил размеры умирающих перед ней планет. Тусклая поверхность Сатурна вспучивалась и разрывалась, высвобождая всё новые части тела, которым я был бессилен подобрать названия. Чудовище алчно пожирало свою прежнюю оболочку и набиралось сил.

Завороженно, не моргая и задержав дыхание, я наблюдал за рождением этого фантастического ужаса. Он был последним, что я увидел.