Борис продирался сквозь густой, залитый темной дымкой подлесок, не замечая, что в кровь расцарапал лицо. Сердце неистово прыгало, грудь бурно вздымалась, дыхание превратилось в клекот и сдавленный хрип. С ночного неба жутко скалилась огромная, покрытая пятнами гнилая луна. «Ну что, Боренька, нашел, что искал? — спрашивала она. — А теперь беги, спасай свою жизнь!»

Он захрипел и, мотаясь из стороны в сторону, побежал напролом. Ноги не слушались, правый бок скрутила резкая боль. Сзади слышались мягкие, пружинящие шаги, трещали ветки, мелькали размытые тени. Тени то приближались, то вновь отдалялись; яркими всполохами прыгали за спиной могильные огоньки, несся прерывистый шепот и зловещий, клокочущий смех. Когда кто-то позади дернул за одежду, Борис испуганно вскрикнул и резко свернул. Звук погони стих. Под ногами зачавкала мокрая жижа. Лесной просвет манил верхушками елок, перед глазами плыли и кружились цветные круги. Он с размаху влетел в болото, грязное месиво поднялось до лодыжек и потянуло на дно.

Борис заскулил, испуганно озираясь по сторонам. Отовсюду тянуло гнилью, мертвечиной и плесенью. Он медленно повернулся, чувствуя, как холодный пот бежит по спине, осторожно вытащил из трясины одну ногу, потом другую. Где-то внутри снова затеплилась надежда на спасение.

Он почти выбрался из болота, когда тени нашли его. Призрачные фигуры застыли у края трясины, малоразличимые при бледном свете луны. Тени пахли болью и смертью — без прощения, без надежды, без права на выбор. С криком обреченного зверя Борис упал на колени, и темнота жадно протянула к нему черные когтистые лапы...

***

Бритвенно-острое лезвие саперной лопатки резало пряно пахнущий торф, словно масло, снимая горизонтальные пласты в миллиметр толщиной. Отброшенный торф высыхал на лету, попадая в отвал бурой крошащейся пылью. Едкое облако забивало легкие и поедом ело глаза. Жара, чтоб ее, а еще и двенадцати нет. Вера Саймер, в босоножках, старых шортах, оранжевой косынке и верхе от купальника, обтянувшем полную грудь, утерла пот с лица и сощурилась на нещадно пекущее солнце. Желтый, подернутый маревом шар кипел в дрожащих от перегрева голубых небесах. Ночью с болот наползли было робкие облачка, подарили надежду и к рассвету истаяли, не оставив следа. Август девяносто шестого продолжал удивлять.

Совсем рядом, за чахлым кустарником и зарослями крапивы в человеческий рост, слышался глухой перестук топора. В раскопе, за две недели углубленном сантиметров на пятьдесят, блестели от пота сгоревшие спины начинающих археологов. Верина армия — шестеро студентов первого курса псковского универа. Четыре девушки и двое парней, все, кого удалось выпросить у ректора родного истфака. В соседнем квадрате пыхтел и отдувался Володя Крамской. Шея и кисти рук студента налились багровыми полосами, непривычные к лопате руки скользили по черенку.

— Володя, — позвала Вера. — Мы торф не для электростанции добываем, не надо кусков, вот так, осторожненько, не толще фольги.

— Хорошо, Вера Борисовна. — Крамской послушно кивнул, не поднимая глаза. Вере он нравился: тихий, спокойный и добрый. Да, руки из жопы, но кто без греха?

— Вы его на кухню отпустите, Вер Борисовна, — задорно крикнула Людочка Фомина, отбросив на спину слипшуюся от пота белокурую гриву. — Больше пользы будет.

Ее однокурсницы-подружки Соня, Наташа и Машенька Лихачева сдержанно захихикали.

— Не надо Вовку на кухню, — отозвался с другого конца ямы Антон Еремин, первейший на курсе оболтус с длиннющей вереницей хвостов, взятый в экспедицию под честное слово и на второй день за нарушение сухого закона безжалостно сосланный расчищать оплывший ров древнего городища. — Он же там все сожрет, а нам еще две недели науку в этом Задрищенске поднимать. Придется лягушек ловить. Маш, хочешь лягушку?

— Сам ешь. — Машенька, староста группы, Верина опора и надежда, не отрывалась от дела, лопата так и порхала в не по-девичьи сильных руках.

— А я ведь к тебе, Машка, со всей душой, — делано обиделся Еремин.

— Посерьезней, — предупредила Вера. — Вечером похахалитесь, а сейчас работаем!

— Ну Вера Борисовна, — дурашливо заныл Антон. — Не могу я больше ров этот проклятый копать! Тут нет ничего, а я археолог или кто? Хватит, я уж все понял. Пустите вместе с народом!

— Ров, Еремин, ров, отсюда и до самого понедельника, — безжалостно откликнулась Вера. — Умеешь пить, умей и копать.

— Ну Вер Борисовна!

— Не верборисовь мне тут!

Вера вернулась к работе — шутки шутками, а надо спешить. Если начнутся затяжные дожди, можно смело сворачиваться, и тогда прощай кандидатская в этом году! Поэтому Вера сама шуровала лопатой, а не ходила с важным видом вокруг раскопа, как полагается начальнику археологической экспедиции. Время, время, время! И без того бюрократия и отсутствие финансирования едва не разрушили ее радужные мечты. Пришлось поступиться принципами и обратиться к бывшему однокласснику Женьке Серову, дураку, хулигану и двоечнику. Доведенные до ручки учителя пророчили ему тюрьму и забвение, но хаос девяностых неожиданно вознес пропащего Женьку на самый верх. Пока другие спивались, сидели без работы и жаловались на злодейку-судьбу, он крышевал ларьки, подмял под себя Центральный рынок, занялся лесом, пережил два покушения и превратился в респектабельного бизнесмена с охраной, «Мерседесом», моделью-женой и безвкусной двухэтажной виллой из красного кирпича.

Женька, в школе пытавшийся подкатить и получивший от ворот поворот, выслушал приползшую чуть ли не на коленях недотрогу и неожиданно согласился помочь. Не только оплатил все расходы, еще и продуктов достал: крупы, макарон, американских консервов, сухого картофельного пюре и три ящика томатной подливы «Анкл Бенс» с улыбающимся старым негром на этикетке. Да, пришлось отработать на Женькином шикарном диване, но ведь во благо науки! Интересно, что сказал бы отец...

Вера замерла, бессмысленно разглядывая грязные руки. Папа, профессор, археолог со всесоюзным именем, пропал без вести в восьмидесятом году. Он и двое его друзей-ученых уехали на разведку обнаруженного аэрофотосъемкой древнего городища и не вернулись. Вере тогда едва исполнилось семнадцать. Милиция начала розыск, но все трое словно растворились в глухих псковских лесах. В это же время из колонии сбежали пятеро зэков, и пропажу археологов списали на них. Осталось лишь фото на память, сделанное приятелем отца перед отъездом — трое веселых, улыбающихся мужчин на фоне экспедиционной «буханки» с надписью «Ласточка» на боку.

Для разом постаревшей матери отец остался навеки живым, а для Веры... В память об отце она окончила исторический, отучилась в аспирантуре, стала преподавать. А спустя много лет приехала на то самое найденное отцом городище — огромный кусок высохшего болота, усеянный старыми и свежими дырами кладоискательских ям.

— По-о-берегись! — донесся громкий предупреждающий крик. Верхушка старой расщепленной березы дрогнула, качнулась, застыла и с протяжным скрипом обрушилась, ломая тонкие ветки.

— Все целы, землеройки? — На краю раскопа, улыбаясь и помахивая топором, зажатым в перевитой жилами крепкой руке, возник Семен Коршунов. Вера невольно залюбовалась. Семен был без рубашки, под вспотевшей, бронзовой от загара кожей перекатывались шары тугих мышц, черные глаза озорными искорками посверкивали на смуглом, обветренном лице.

Знакомство с Семеном было главной Вериной удачей. Сразу по приезде острейшим образом встала проблема отсутствия умелых рук. С Володи и Антона какой спрос? Хватаются за все, рвутся в бой, но они же просто городские мальчишки. Вот тут на помощь и пришел Семен, житель единственной на всю округу деревушки Анютино, расположенной в полутора километрах от лагеря археологов. Весьма странная, кстати, деревушка. Кругом разруха и нищета, дома заколочены, народишко бежит в города, а Анютино словно картинка с открытки. Вот что значит люди умеют работать!

Семен быстро со всеми перезнакомился, оказавшись приятным в общении человеком. Ну, и симпатичным ко всему прочему. Да еще и неженатым, как тут же выяснила женская часть экспедиции. Коршунов поглядел на студенческие потуги наладить быт, покурил, сплюнул и взялся за дело: сколотил навес, лавки и стол, показал сухое место для палаток, припер на тачке кирпичей и в два счета сложил настоящую печку с плитой.

Оказалось, времени у Семена навалом: вроде как в отпуске у родителей он, заняться нечем, пить бросил, рыбалка осточертела, только и остается науке родной помогать. Денег не просил, водки не клянчил, студенток не лапал, со всеми держался дружелюбно, с оттенком снисходительности бывалого человека. Особенно сошелся с Антоном Ереминым на почве нежной любви к боксу и прочему мордобитию. Антошка был в восторге от старшего друга, ходил важный и всем рассказывал, что Семен обещал показать ему секретный удар, от которого человек превращается в ходячий овощ. Ну дураки, что с них взять? Одному семнадцать, у второго седина на висках.

Вера порой ловила заинтересованные взгляды Семена, но что в этом странного? Он симпатичный, она тоже еще ого-го, не красавица, но фигурка при ней. Ни мужа, ни детей, вольная птаха на полном самообеспечении. Полевой роман казался заманчивым: природа, цветочки, хмельной запах свежего сена, звезды в ночи...

— Вер Борисовна! — позвал Антон неожиданно осипшим голосом.

— Отстань, Еремин! — Вера не подняла головы. Фантазии, так некстати прерванные молодым оболтусом, растаяли, как утренний сон, уступив место суровой реальности.

— Вер Борисовна!

— Ну чего?

— Тут это… — Антон помолчал, подбирая слова. — Трупак я нашел, Вер Борисовна!

— Что-о?

Повернувшись, Вера окинула студента недоверчивым взглядом. За минувший год Еремин обрел славу шутника и приколиста, гремевшую на весь факультет. Шутки чаще всего были на грани фола, так что она не собиралась принимать сказанное Ереминым за чистую монету.

— Труп там лежит, говорю. Я лопатой копнул, чувствую, наткнулся на твердое. Думал, деревяшка, а потом…

— Антон, я как-то не настроена сейчас шутить.

— Да не шучу я! — выпалил он. — Пойдите, гляньте, если не верите! Там, во рву…

Остатки защитного рва щетинились прогнившими кольями, над ямой поднимался щекочущий ноздри торфяной душок. Добравшись до края раскопа, Еремин молча указал на дно.

— Ну, если ты решил пошу…

Слова застряли в горле, словно куриная кость. На дне ямы угадывались очертания человеческой фигуры. Антон успел раскопать только голову и переднюю половину туловища, но остальное наверняка было под землей. Явленная на свет божий мумия выглядела жутковато. Веру качнуло. Она невольно сделала шаг назад и схватилась за один из торчащих кольев. «Проклятая жара!» — подумала, пытаясь взять себя в руки. Прежде ей доводилось видеть раскопанные фрагменты костей и даже целые скелеты, но такое случилось впервые.

Вера спустилась в ров. Мумия лежала на боку, плечи были отведены назад, словно ее похоронили со связанными за спиной руками. Черты лица достаточно сохранились для того, чтобы определить, что древний покойник был мужчиной средних лет: на выдубленном торфом лице угадывались тонкие сеточки морщин и редкая клочковатая борода, обрамлявшая скошенный подбородок.

Увлекшись находкой, Вера не сразу услышала возбужденный шепоток. Ребята стояли у края рва и глядели вниз.

— Ой, мамочки! — всхлипнули за спиной.

Вера вытащила из кармана тонкую малярную кисть и осторожно смахнула с лица мумии остатки налипшей земли. Тело выглядело настолько хорошо, что невольно возникла мысль о недавнем захоронении, но мелкие детали, прекрасно различимые для археолога, говорили об обратном. Несколько лет назад ей попалась на глаза переводная статья о торфяном человеке, найденном в болоте не то в Дании, не то в Голландии. Тело прекрасно сохранилось, и местная полиция даже завела дело об убийстве, пока не выяснилось, что убийство действительно произошло — только не двадцать-тридцать лет назад, а в доримскую эпоху.

За много веков в земле человеческая кожа приобрела черно-землистый оттенок, рот и веки мумии были крепко сшиты кожаной нитью. Колдовство? Ритуальное убийство? В голове тут же закрутились детали будущей диссертации. Само провидение преподнесло ей по-настоящему бесценный подарок. С датировкой городища она пока не определилась, но наверняка не позже десятого века. Еще несколько находок: черепков, осколков керамики, наконечников стрел — и она добьется, чтобы сюда выехала полноценная экспедиция. И, конечно, она окажется в ее составе! Более того — во главе, и горе посмевшему встать на пути! А потом будут монографии, конференции, выступления для прессы, признание коллег и заслуженная ученая степень. Отец мог бы гордиться.

— Копайте, копайте дальше! — скомандовала она студентам.

— Не надо, — возразил тихий, уверенный голос. У края ямы возник Семен Коршунов, напряженный, подобравшийся, словно охотничий пес. — Пускай мертвые остаются в земле.

— Семен, это никакие не мертвые, а важная археологическая находка, — с расстановкой произнесла Вера. — Исследовать находки — наша работа.

— Херовая у вас работа. — Коршунов пристально смотрел ей в глаза. Чересчур пристально.

Вера, не ожидавшая такой реакции, немного растерялась.

— Мы приехали сюда ради этого.

— Лучше бы не приезжали. — Коршунов глянул на мумию, жутко улыбавшуюся заштопанным ртом, повернулся и молча ушел.

Володя Крамской торопливо схватил лопату и спрыгнул в ров. Вдвоем с Ереминым они принялись откапывать найденную мумию.

— Только осторожнее! Ради бога, осторожнее! — взмолилась Вера, сразу выбросив Семеновы загоны из головы.

Прошло совсем немного времени, когда рядом послышался глухой звук, словно лопата наткнулась на гнилую колоду.

— Вера Борисовна!

Вера подняла голову. Володя смотрел себе под ноги с таким видом, будто у его ботинок свернулась кольцами ядовитая гадюка.

— Здесь еще одна.

К вечеру устали как черти — копали весь день, забыв про обед, перекуры и отдых. Так бывает, если обычная для экспедиции монотонная работа приводит к уникальным находкам. Разом открывается второе дыхание, глаза горят, руки порхают, уходит боль из натруженных спин. Вера металась по всему раскопу: возбужденная, взвинченная, деловитая, успевающая абсолютно везде. За девять часов каторжного труда обнаружили еще шесть мумий в дополнение к первой; верхушка айсберга — подсказывало чутье.

Скорчившиеся тела покоились на дне древнего рва чуть ли не вповалку, и Веру потрясывало от мысли, что под ногами могут быть сотни, а то и тысячи таких же. Зашитые рты и глаза, искаженные болью лица, коричневая кожа, туго обтянувшая кости, связанные руки и ноги. Двое мужчин и пять женщин — следы страшного преступления из бездны ушедших веков. Сохранность тел поразительная, можно было разглядеть черты лиц и затейливые татуировки, вышивку на фрагментах одежды. Убиты одинаково — грудная клетка каждого несчастного проткнута тонким деревянным колом. Что здесь случилось тысячу лет назад? В чем провинились эти люди? Кто их убил? Ответов не было, но все это на данный момент казалось сущими мелочами и уступало главному — первому факту находки болотных мумий на территории России. Настоящее открытие века! И кто его сделал? Вера Борисовна Саймер, скромный преподаватель истфака из славного города Пскова! Будущее светило мировой археологии наряду со Шлиманом и Картером.

Багровое солнце утонуло в болоте, и молочные сумерки затопили раскоп. На смену иссушающему пеклу пришла нестерпимая духота; от старых кривых берез упали длинные тени. Пришлось сворачиваться. Эх, побольше бы рабочей силы, генератор, да несколько ламп помощнее, можно бы было в две смены пахать! Мечты, дурацкие мечты.

Мумии зарисовали на плане, сфотографировали и наскоро забросали торфом. Предстояло решить основную проблему — как сохранить находки и на чем вывезти в Псков. Вера слегка запаниковала, представив, как тела под воздействием кислорода и тряски по сельским ухабам превращаются в кучки тлена и желтых костей. Отбой работам она дала почти с сожалением.

Лагерь, уютно закутавшийся в потемки, встретил ароматами дыма и гречневой каши с тушенкой. На плите исходил паром и плевался кипятком трехлитровый чайник с загнутым носом.

— Явились? — хмуро поинтересовался Семен.

Студенты потянулись к рукомойнику смывать пот, грязь и въевшуюся в кожу бурую пыль. За длинный стол попадали обессиленными и загремели железными мисками. Вере кусок в горло не лез — слишком устала. Она механически сжевала пару ложек каши, поковыряла хлеб и подвинула к себе кружку горячего чая, заваренного на зверобое, малине и смородиновом листе. Семен сидел на березовом чурбаке и делал вид, будто точит и без того острый кухонный нож. Лезвие противно чиркало о камень.

— Ну говори давай, не томи, — попросила Вера. — Бесит такое вот многозначительное молчание.

Семен перестал зловеще вжикать ножом и отозвался, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Дело, конечно, ваше, но я бы работу свернул. Дурное место для баловства своего вы нашли, и я сразу не предупредил. Не хотел полудурком деревенским казаться, а теперь это… — Семен кивнул за спину. — Зря вы их выкопали, ох зря.

Ребята притихли, ложки перестали стучать, у Володи Крамского из приоткрытого рта падали крупинки разваренной гречки.

— Это не баловство, — возразила Вера. — Это наука, слыхал о такой? Ну там, прогресс, освоение космоса, технологии. А ты мне про дурное место талдычишь.

— Думаешь, твоя наука знает все обо всем? — Коршунов пренебрежительно фыркнул. — Я и сам, конечно, в сказки не верю, но возле болота прожил всю жизнь и всякое повидал. Это сейчас оно Анютинское, а до революции Чертовой топью звалось, людей тут много пропало. Уйдет человек, и с концом. Говорили, манит что-то с болот, зовет. Сам не слыхал, но дым без огня разве есть? Дед рассказывал: пошел однажды уток стрелять, красота кругом, природа, а потом слышит, по имени кличут его, ласково так. А дед — мужик десятка не робкого был, в разведке воевал, к немцу в тыл, как в гости, ходил. А тут оторопь его взяла, башка затуманилась, заметался он по болоту, ружье потерял. Как спасся — не понял, очнулся по пояс в трясине, еще бы пара шагов — и привет.

Коршунов замолчал, бездумно глядя в быстро сгущавшуюся летнюю ночь. На болотах пронзительно завопила крупная птица. Или не птица? Девчонки испуганно переглянулись, на лице Антона играла недоверчивая улыбка, Володька вспомнил про кашу. Вера ощутила неприятный холодок, бегущий по спине, волоски на руках встали торчком.

— Болотный газ, — несмело оборвала тишину Машенька Лихачева. — Я где-то читала, он в низинах накапливается, человек надышится и начинает блуждать, пока не утонет.

— Ага, газ. — Семен мрачно посмотрел на студентку. — Нигде газа нет, а на Чертовой топи, значит, на каждом шагу? Так вот, дед оклемался, где оказался — не знает. Глядь, а под водой мертвецы ковром лежат, рожи гнилые, в волосах ряска запуталась. Лежат и смотрят, а глаза белые. Как выбрался — сам не понял, да только домой пришел весь седой.

— Всегда есть рациональное объяснение. — Вера с грохотом отставила кружку. — Маша права, может, и газ. Или цветущий багульник, к примеру, от него галлюцинации бывают и потеря ориентации. Отсюда и мертвецы под водой.

— Точно, — нехорошо усмехнулся Семен. — Газ, мать его, и цветочки. А эти мертвяки, которых сегодня нашли, тоже видения?

— Эти настоящие, — кивнула Вера. — Самые что ни на есть всамделишные. Мы на пороге потрясающего открытия, Семен, и…

— И лучше бы за тот порог не переступать. — Коршунов ткнул ножом в темноту. — Вон там, на пригорке, стоял раньше помещичий дом, барин жил, хороший такой, добренький, крепостных в подвале мучил, а тела в болоте топил. С тех пор дурная слава о Чертовой топи идет. Дескать, выползают ночью невинно убиенные из трясины и живым мстят.

— Ты же взрослый мужик. — Вера почувствовала раздражение. — Мумиям этим как минимум тысяча лет, убитые крепостные тут ни при чем.

— Ну, может, и так, — неожиданно легко согласился Семен. — В общем, как хотите, нечего меня слушать, че-то понесло к вечеру на всякую жуть. Ладно, давайте, до завтра.

Он тяжело поднялся и пошел по тропе. Вера дернулась было за ним, подстегнутая странным наитием. Ей не хотелось отпускать Коршунова. Не хотелось оставаться одной с великовозрастными детьми в кромешной, жутко подрагивающей черноте на краю бескрайних болот. Поднявшийся ветер уныло шелестел кронами старых берез, в кустах потрескивало, словно там притаился кто-то страшный и злой, палатки в темноте торчали белыми надгробиями. Вера заставила себя остаться на месте. Не будь слабачкой, обычные глупые байки, рассказанные возле костра. Черная рука, статуя барабанщицы, гроб на колесиках, теперь вот мертвые крепостные, ползущие из болот. Пора из археолога в этнографа переквалифицироваться, уж больно богатый тут оказался фольклор...

После ухода Коршунова разговор не заладился. Похихикали немножко, прогоняя поселившийся внутри мерзенький страх, обсудили планы на завтра и расползлись по местам. Девчонки затихли быстро, мальчишки пошептались и тоже уснули. Вера ворочалась с боку на бок: было душно, медленно остывающий воздух царапал легкие толченым стеклом. Над палаткой пищали голодные комары. С болота доносились дикие вопли, временами чавкало, едва уловимо тянуло компостом и тухлой водой. В голове кружились глупые мысли.

Незаметно для себя она провалилась в тревожный, обрывочный, полный неясных образов сон. Во сне она медленно шла в липкой, осязаемой темноте, под серым небом, подпираемым голыми ветками болезненно искривленных берез. Из клубящихся туч падал крупными хлопьями снег, ложился на голые руки и не таял. Вера попыталась стряхнуть противную слякоть и растерла по предплечью жирную, грязную полосу. Вместо снега с неба сыпался пепел.

Впереди прожорливой пастью чернел свежий раскоп. Ее, Верин раскоп. На краю отвала скорчилась тощая кривая фигура. Существо рылось длинными узловатыми руками, по-собачьи отшвыривая землю и надсадно сопя. Вера инстинктивно шагнула назад.

Существо замерло, бездумно перебирая пальцами торф, шумно принюхалось и повернуло лысую вытянутую башку. С оскаленной пасти сочилась тягучая слизь, в черных дырах на месте глаз тлели багровые угольки. Тварь увидела Веру и плотоядно облизнулась раздвоенным языком. Вера повернулась и побежала по тропке. За спиной чавкнуло, словно по полу ударили сырой тряпкой. Вера вскрикнула и... проснулась, ожесточенно сражаясь с коварно напавшим спальным мешком.

Она лежала, пялясь в низкий полог палатки и учащенно дыша. Дура, дура, дура, наслушалась Семкиных сказок! Хорошо не стала орать в голосину, вот была бы потеха. Руководитель экспедиции, взрослая женщина, строгий преподаватель — и вдруг воет посреди ночи, как потерпевшая.

Вера замерла, услышав странный звук. Шаги. Тихие, вкрадчивые, едва различимые. Кто-то крался по лагерю. Мертвые крепостные со сгнившими лицами и ртами, забитыми ряской, выползшие из недр Чертовой топи. Вера вдохнула поглубже и успокоилась. Сама, будучи студенткой, пережила нечто подобное. Так же ночью проснулись, а рядом кто-то ходит и посудой бренчит. Ой, что было, никто из палатки до рассвета носа не высунул. Следующей ночью то же самое. Оказалось, из деревеньки, что совсем рядом была, кошка повадилась на кухне блудить. Ночь играет жуткие шутки, особенно когда тебе семнадцать с копейками лет. Потом, конечно, было смешно... Здесь деревня подальше, но кто их, кошек, знает — животины самостоятельные. А может, и неугомонный Антошка к девчонкам в палатку полез, с него станется.

Вера отогнула парусиновый край и высунулась на свежий воздух. Ночь была на излете, звезды поблекли, непроглядная тьма посерела и расползлась лохмотьями зыбких теней. Горизонт пронзила бледная, с огненной каймой, полоса. Приближался рассвет. С болота клочьями наползал белый туман, скрывая палатки и густые кусты. Она невольно дернулась, вновь услышав шаги.

— Кто здесь? — тихонько окликнула Вера. Звук собственного голоса добавил уверенности.

Шаги затихли, словно идущий провалился сквозь землю. Веру немного потрясывало. Она выбралась из палатки, отпиналась от прилипшего спальника и пошла по лагерю, зябко обхватив руками голые плечи. После жаркого дня ночь выдалась неожиданно прохладная. В лесу треснула ветка, и Вера резко обернулась. Да что здесь не так? Никого не было, лишь туман плыл тонкими полосами, да в могильной тишине неистово стучало Верино сердце. Трусиха чертова, так и до отдельного номера и рубахи с длинными рукавами недалеко.

Вера хотела вернуться в тепленький спальник и тут заметила тень. Черная, сгорбленная фигура сидела на лавке под кухонным навесом, почти неразличимая в тумане и темноте. «Ну вот, еще кому-то не спится». Вера расслабилась. Кто-то из ребят ночью подкрепиться решил. Или чайку попить? Хорошее дело. Бледная дымка расползлась гнилым саваном, открывая фигуру, сидевшую за столом. Ноги подогнулись, вскипевшая кровь прилила к вискам. Вера Борисовна Саймер, аспирант-историк, любимица студентов, будущее российской археологии, закричала с подвыванием, больше не сдерживая себя, захлебываясь и раздирая рот.

Под навесом сидела болотная мумия. Глаза, еще недавно крепко зашитые, теперь были открыты и наполнены густой чернотой.

Утром, едва перекусив остатками каши, вышли на раскоп. Студенты разошлись по квадратам и взялись за лопаты, вяло колупая мягкую землю. Работали молча. Ров больше не трогали: Вера решила, что в городище наверняка есть много интересного и помимо мумий. Копали без настроения, вчерашнего энтузиазма как не было. За завтраком Антон, обычно многословный, молчал, а на раскопе нарочно выбрал самый дальний квадрат, подальше от нее. Что ж, возможно, она была неправа. Ночью, когда разбуженные ее криком студенты испуганно повыскакивали из палаток, она сгоряча обвинила в произошедшем Антона и наговорила лишнего. Казалось, выбор очевиден — больше никому из ребят не пришло бы в голову выкинуть такую шутку, но Антон оскорбился. Володя подтвердил, что Антон не покидал палатки, — а он, в отличие от приятеля, совсем не умел врать. Мумию вернули к остальным, но осадочек остался.

Пока студенты работали, Вера отлучилась по зову природы. Миновала пустующий лагерь и пошла по тропинке в сторону леса. Мягкая болотистая земля проминалась, но держала уверенно. Тропа петляла меж кочек, поросших болотным вереском и щетинистыми кустами осоки. Лес впереди был густым и черным, с редкими проплешинами поваленных буреломом стволов. Дул слабый ветерок, сосны и ели сонно шевелили кольчатыми лапами, шелестели, словно переговариваясь. В воздухе ощущался прелый запах болота.

Лесная чаща приняла ее, скрыв от посторонних глаз. На всякий случай Вера зашла подальше и присела за кучей валежника. Скривившись, прихлопнула комара, охотно впившегося в оголенную ляжку. Потом натянула шорты и огляделась. Утренний ветерок приятно холодил тело, развевал несобранные волосы. Уходить не хотелось, густой хвойный запах кружил голову и сладко пьянил. Она побродила между деревьями, понаблюдала за белками и почувствовала облегчение. Даже донимавшая ее с ночи мигрень куда-то ушла.

Сырой хруст заставил ее вздрогнуть. Обернувшись на звук, она разглядела невысокую мужскую фигуру в драных лохмотьях, похожую на огородное пугало. Мужчина стоял за стволом исполинской сосны, то испуганно выглядывая, то снова прячась за дерево. Помимо рваной одежды у странного мужичка были седые нечесаные волосы и такая же борода. Будь она сейчас в городе, Вера решила бы, что наткнулась на бомжа, но здесь… «Интересно, есть ли в деревнях бомжи?» — подумала она, сделав шаг навстречу.

— Эй!

Мужик выглядел безобидным, и Вера осторожно приблизилась. Симпатий ко всякому сброду она не питала, но бомжара скорее всего был деревенским аборигеном, а с местными надо поддерживать хорошие отношения.

— Эй, не бойся! Ты из Анютино?

Когда их разделяло уже не более десятка шагов, старик испуганно заозирался, замычал что-то неразборчивое, но остался на месте. Сквозь прорехи в одежде проглядывали застарелые синяки, похожие на трупные пятна. В нос шибанул запах давно не мытого тела, и Вера невольно поморщилась. «Ненормальный, похоже», — догадалась она. Улыбнулась приветливо, но дурачок втянул голову в плечи и отпрянул назад. Открыл рот, но сказать ничего не смог, а только мычал и щерился пеньками гнилых зубов. Ситуация выглядела настолько нелепой, что Вере стало смешно.

— Да не бойся ты!

Она протянула руку. Юродивый испуганно взвизгнул, попятился и задал стрекача, сверкая ботинками без подошв. Отбежав метров на сто, он вновь спрятался за деревом и опасливо поглядел в ее сторону.

Пожав плечами, Вера пошла обратно. Точно, в догонялки я с тобой, дураком, буду играть! Солнце уже поднялось высоко, но от жары, подобной вчерашней, природа избавила. «Надеюсь, дождя не будет», — подумала Вера. Сильный дождь мигом превратит раскоп в искусственный пруд. Она шла вдоль длинного оврага, который становился все глубже и шире. На дне ветвились заросли ивняка и протекал мелкий ручей, впадавший в болото. Она уже собралась повернуть в сторону лагеря, когда внизу среди зарослей показалось что-то металлическое. Вера остановилась.

В овраге раскорячился остов микроавтобуса с выбитыми стеклами и распахнутыми дверями. Ничего странного, просто машина в овраге, тупомордая, лупоглазая сельская труженица «буханка». «Буханка»… Сердце застучало глухо и тяжело, грудь сдавило, и Вера несколько раз судорожно вздохнула. На такой уехал и пропал с друзьями отец. Вера встряхнулась, прогоняя дурацкие мысли. Ну что за глупости? Сколько таких машинок в одном только этом районе, сотня, две? А по области? А по стране? Так и правда можно сойти с ума.

Она тихонечко спустилась, хватаясь за гибкие ветки. Мертвый автомобиль ушел в лесную землю до середины ободьев. Кузов, обросший мхом и вьюном, прохудился и заржавел, краска облезла и повисла лохмотьями. Вера осторожно заглянула в кабину, почему-то представив внутри пожелтелый скелет, вцепившийся в руль. Скелета не было. И руля не было. Вообще ничего не было, только пылинки кружились в отвесных солнечных лучиках. Машину раскурочили, унесли все более-менее ценное: двигатель, приборную панель, коробку передач и сиденья. Вихлялись обрывки с мясом выдранных проводов.

Ну вот, и ничего страшного. А ты чего ожидала? Кучу праха и топор в засохшей крови? Напридумывала себе... Вера провела по кузову ладонью. Металл был теплый и шероховатый на ощупь, из-под пальцев сыпались чешуйки отслоившейся краски. На той старой фотке на боку папиной машины было написано «Ласточка». Веру пронзила зябкая дрожь: вот, вроде «а», а это похоже на «т». Да нет, всего лишь глупые шутки разыгравшегося воображения. Игра ржавого металла и прозрачных теней. Вера Борисовна, миленькая, ради бога, не сходите с ума!

— Вера! — позвал тихий голос.

Она вздрогнула, обернулась и едва не вскрикнула от неожиданности. На откосе, полускрытом кустами, стоял Семен Коршунов. Черт, напугал...

— Ты чего? — вскинул бровь Семен. — Я зову, зову, и ноль эмоций, а потом повернулась и... Ты бы лицо свое видела.

— Задумалась, извини. — Вера вымучено улыбнулась.

— Бывает. — Семен протянул загорелую руку.

Вера отошла от машины, одолела осыпающийся песчаный склон и ухватилась за жесткую, сильную ладонь. Семен вытянул ее из оврага, и они на мгновение соприкоснулись телами. Вера почувствовала горячий укол. Лес, умиротворяющее тепло, прыгающие ажурные тени, пение птиц. Что еще нужно для мимолетной интрижки?

Семен отстранился, пристально поглядел в глаза и спросил:

— Все в порядке?

— Да. — Вера закусила губу. — Наверное. Или нет. Не знаю.

Она обернулась и кивнула на остов мертвой «буханки».

— Там машина.

— Вокруг навалом такого добра, — отмахнулся Семен. — Как колхоз развалился, все побросали, уроды. Я тебя к бывшему правлению отведу, там на пустыре настоящее кладбище техники: грузовики, трактора, даже комбайны. Раньше пахали, сеяли, а теперь...

— Просто... — Вера запнулась, подбирая слова. — На такой уехал отец. Я понимаю, это глупо... Он пропал по дороге на это болото почти двадцать лет назад. Он и еще два человека. А я увидела машину и... вспомнила твои рассказы про Чертову топь.

— Пропал? — Семен чуть напрягся.

— Старая история, — поморщилась Вера. — Они уехали и пропали, милиция сказала, беглые зеки убили. Я на первом курсе училась, должна была с отцом поехать, но не сложилось.

— Везучая.

— Может быть, — согласилась Вера. — Много раз про это думала. Поначалу корила себя, дескать, будь я с ним, спасла бы отца. Дурой была.

— Все мы дураки, когда дело касается близких. Выходит, приехала продолжить дело отца?

— Выходит, так, — вздохнула она и опомнилась: — Слушай, Семен, я тут странного мужика встретила. Лохматый, страшный, зубов нет, мычит чего-то, а чего — не понять. Увидел меня и сбежал.

— Бородатый, а на башке словно ворона живет?

— Ага.

— Это Федька, дурачок здешний, — пояснил Семен. — Любит вокруг болота шататься. Напугал он тебя?

— Есть немножко.

Коршунов увлек ее по едва заметной тропе.

— Федька смирный у нас, мухи не обидит, но, если честно, я бы тоже струхнул, встретив такое чучело. Он, кстати, тоже по вашей теме с ума сходит. Копает везде, клады ищет. Дурачок он и есть дурачок.

— Так эти ямы на городище его рук дело? — Вера вспомнила множество непонятных углублений, вырытых по всему болоту.

— Ага. Одержимый он, как снег стает, лопату в руки и айда землю копать. Днюет и ночует на болоте. Бабы наши его подкармливают за ради Христа, тем и живет. Да и черт с ним, с Федькой этим. Ты куда пропала-то? Не поверишь, там твои орлы золотишко нашли!

Она сидела на коленках в раскопе и не верила глазам. Рядом победно скалился неугомонный Антон, грязный, чумазый и крайне довольный собой. Еще бы, сначала мумии, теперь это. Есть у археологов понятие «чуйка». Один может годами копать и не найдет ничего, кроме костей и трухи. А второму потрясающие находки словно сами в руки идут. Ценное и очень редкое качество. В срезанном пласте бурого торфа весело посверкивала на солнце золотая монета. Вера уняла дрожь в пальцах и осторожно, словно боясь раздавить, подняла тяжелый кругляш, смахнула налипшие комочки влажной земли. На монете были отчеканены женский профиль с изысканной прической и хорошо читаемая надпись на латыни «DIVA FAUSTINA». На другой стороне — изображение женщины в полный рост и полустертые буквы.

— Господи. — Веру качнуло и повело. — Да не может этого быть!

— Я нашел, Вер Борисовна, — похвастался Антон. Утреннюю обиду у парня как рукой сняло.

— Ты… Ты молодец. — Вера обвела столпившихся студентов мутным взглядом.

— Что это, Вера Борисовна? — спросила Машенька.

— Золотой римский ауреус, — пояснила Вера. — Видите, написано: «Божественная Фаустина». Фаустина — жена императора Пия, правившего, дай бог памяти... да не важно, где-то после сотого года нашей эры. Настоящий ауреус на Псковщине, это просто немыслимо!

Она разом забыла про болото, брошенную машину, ночные кошмары и странного бродягу в лесу. Древнее городище подкинуло очередную загадку. Сначала мумии, потом римская золотая монета. Интересно, что дальше?

— Гляньте, там еще есть. — Антон указал грязным пальцем на краешек второй монеты, торчавший из земли неподалеку от первой находки.

«Клад!» — пришла Вере в голову шальная мысль. Где две монеты, там может быть и сотня, и две. Неужели ухватили удачу за хвост? Неужели все это было не зря?

Путаные размышления прервал душераздирающий автомобильный гудок. Затем еще и еще. Кто-то нетерпеливо рвал в клочья умиротворенную тишину.

— Кого там нелегкая принесла? — навострил уши Семен.

— Пойдем поглядим. — Вера положила монету на место, поднялась и вылезла из раскопа. Протяжный сигнал не унимался.

Добравшись до лагеря, Вера недоверчиво хмыкнула. У навеса припарковался огромный, сверкающий хромом внедорожник «Мерседес». Возле машины стояли трое крепких мужчин, в одном из которых она с удивлением узнала Женьку Серова, бывшего одноклассника, а теперь бандита средней руки. Серов заметил ее, улыбнулся и махнул рукой. Когда он увидел, что Вера не одна, его улыбка поблекла. Два коротко стриженных мордоворота, не по погоде одетых в плотные кожаные куртки, как по команде сунули руки в карманы. Вера подошла к мужчинам со смешанными чувствами, не зная, как реагировать на внезапное появление. Пока она мысленно подбирала слова для приветствия, Серов опередил ее.

— Здорово, Верок. — Женька шагнул и приобнял ее за талию, бросив косой взгляд на Семена. — А ты, гляжу, времени зря не теряешь? Или это студент-второгодник?

— Это Семен, местный, из Анютино, — ответила Вера, оглянувшись на спутника. Тот хранил молчание; по каменному выражению лица нельзя было различить, задела ли его Женькина шутка. — Помогает с бытовыми вопросами. Без него мне бы с ребятами совсем туго пришлось.

— А-а… — Серов как бы невзначай коснулся ее бедра и отступил на шаг. — Ну, здорово, деревня!

Семен пожал плечами.

— Ты немой, что ли?

Вере показалось, что прошла вечность, прежде чем Семен наконец ответил:

— Почему немой? Говорящий.

Голос Коршунова был тих, но в его тоне не было и тени страха.

— Жень, чего привязался к человеку? — вступилась за него Вера.

Серов несколько долгих секунд сверлил его взглядом, потом вымученно рассмеялся:

— И правда — чего это я?! Ладно, показывай свое кротовье царство.

Не дожидаясь приглашения, Серов направился в сторону раскопа. Один из громил остался у машины, второй увязался следом. Вера вкратце рассказала о раскопках, но Женька почти не слушал. Сколько она его помнила, еще со школы, Серов был из тех людей, которые умели слушать только себя.

— Я, знаешь ли, всю неделю о тебе и твоих щенках думал, — сказал он, прервав ее рассказ, как раз когда она добралась до найденных мумий. — Мне жуть как интересно, как вы тут живете-можете вдали от цивилизации. Вдруг одичали совсем? Вот и решил навестить, тебя порадовать. Ты же рада меня видеть, верно?

Серов вальяжно улыбнулся и подмигнул. Кривой шрам, память о неудачном покушении, сделал его улыбку похожей на хищный оскал.

— Только не говори, что приехал помочь. Хотя лишние руки мне не помешают, работа в самом разгаре.

— Э, не, Верок — я не по этой части. — Женька хохотнул и демонстративно пнул попавшийся на дороге кусок торфа. — Люди, знаешь ли, делятся на два типа: одни копают, другие показывают, где копать.

— Тебе видней.

— Но чем могу помогу. Жратвы подкинуть, посуду, инструмент — это запросто. Хоть трактор с ковшом организую, если надо. А ты про меня потом в книжке своей научной пару строчек черкнешь. Дескать, вот образец честного и благородного бизнесмена. А то я тут в депутаты баллотироваться решил.

— И все? Больше я тебе ничего не должна?

Серов похабно оскалился, блеснув золотыми коронками:

— Как говорил один батюшка, который мне «мерс» освящал: «Бесплатно — это когда бес платит». Так что о цене договоримся.

Вера промолчала. Один раз она уже нарушила собственное неписаное правило держаться подальше от опасных мужчин, но сделать это снова — значит покатиться по наклонной и в один прекрасный момент оказаться на уровне чуть выше плинтуса. Возможно, бандитская романтика и очаровывала молодых дурочек, но не ее — она и постарше, и поумнее. За красивой жизнью она не гналась, а на роль надежного и заботливого мужчины Серов никоим образом не подходил.

По пути к раскопу Женька без умолку болтал, рассказывал истории, которые считал остроумными, и сам же над ними смеялся. Пару раз она ловила блуждающий взгляд, направленный на ее декольте, от которого становилось не по себе. Семен, мрачный и насупленный, шел позади. Неужели ревнует?

Увидев Веру и Семена в компании незнакомых мужчин, ребята прекратили работу и с настороженным любопытством наблюдали за их приближением.

— Это наш… спонсор, Евгений Михайлович, — коротко представила Вера в ответ на вопросительные взгляды студентов.

— Как дела, молодежь? Готовы к труду и обороне? — спросил Серов, лихо спрыгивая в раскоп.

Студенты заколебались, не зная, как реагировать на вопрос незнакомца. Первой осмелела Люда.

— Вот, — произнесла девушка, протягивая на потемневшей от загара ладони с полдюжины тусклых кругляшей. Вера почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. К римской монете времен Антонина Пия прибавились два арабских дирхема, византийский милиарисий и еще одна монета с Востока, возможно, персидская.

— Ну-ка, ну-ка. — Серов протянул руку и выхватил из Людиной ладони золотой ауреус и один из дирхемов. Присвистнул, оценив монеты на глаз. — Однако. Я думал, вы тут кости копаете, а оно вон как…

Вера не ответила, пытаясь сложить в голове разрозненные детали мозаики. Рим, Византия, Персия, Халифат — география получалась довольно широкой. На первый взгляд казалось, что между ними нет никакой связи, но это только на первый взгляд. А если копнуть глубже… Любой археолог знал, что датировка клада определяется по самой младшей монете. Младшей, вероятно, был серебряный дирхем — такие монеты находили в кладах по всей Восточной Европе. Она попыталась припомнить датировку дирхемов, когда Серов отвлек ее, тронув за плечо:

— Слушай, Верок, я вот о чем подумал. Завтра суббота, хорошо бы твоих ребят в город свозить. К родителям, на выходные. А в понедельник обратно. Что скажешь?

— Нет, не могу. — Вера замотала головой. — У нас экспедиция, и…

— Да брось! Детишкам пора отдохнуть. У меня внедорожник семиместный, как раз всех погрузим, и Толян отвезет. А мы с Черепом... в смысле с Лехой пока тут побудем.

Она заколебалась. Конечно, детям надо бы отдохнуть, но в чем-чем, а в альтруизме и сострадании ближнему заподозрить Женьку Серова было нельзя. Она глянула за спины бандитов, ища поддержки у Семена, но того и след простыл.

— Ну, не знаю, — растерялась Вера.

— Организую все в лучшем виде! — Серов повернулся к студентам. — Эй, ребятишки, кто хочет на выходные домой к мамке и папке? Мягкие постельки, нормальная жрачка, комарики не кусают, как?

— А можно? — с придыханием спросил Володя, соблазненный перспективой рубануть мамкиных пирожков.

— Нужно, мой юный друг, нужно. — Серов жестом фокусника извлек из пиджака пухлый бумажник и зашелестел банкнотами. — А это вам на мороженое.

— Баксы? — изумился Антон, разглядывая новенькую, похрустывающую десятку.

— Баксы, баксы, — подтвердил Серов. — Фирма веников не вяжет. Ты парень крепкий, бросай эту херню с учебой и давай ко мне, быстро в гору пойдешь. Вы, девчата, тоже подумайте, с дядей Женей не пропадете! А теперь быстренько, отправление через пять минут! Такси ждать не будет!

Студенты, радостно гомоня, полезли из раскопа. Вера обреченно вздохнула. Вот на фига этого гада нелегкая принесла? Вся работа к чертям. С другой стороны, ребята заслужили право на отдых. Да и сама заслужила, чего уж там говорить. Все эти мумии, монеты и страшные байки совершенно выбили из колеи.

Она поплелась следом за остальными и без сил упала на лавочку под навесом. В лагере царила веселая суета. Серов, в один момент превратившийся в объект обожания, бодро командовал. Семен куда-то запропастился, видно, и правда обиделся. Господи, как дитя малое!

Вера глядела на подопечных и бездумно собирала пальцем хлебные крошки со стола. Сборы закончились в мгновение ока, ребята похватали вещи и шумной ордой загрузились в машину. Блин, так шустро бы на работу бежали! Серов что-то тихонечко втолковывал «таксисту» Толику, угрюмому амбалу с лицом шимпанзе и шишковатой лысой башкой. Толик кивал в ответ и хмурил нависшие брови.

— Не скучайте, Вер Борисовна, — крикнул, втискиваясь на сиденье, Антон. — Скоро встретимся!

Вера кивнула и вымученно улыбнулась. «Мерседес» взревел и сорвался с места, подняв облако пыли. Над болотом собирались свинцовые тучи, пахло стоялой водой и дождем. Вера неожиданно поняла, что больше всего хочет убраться отсюда к чертям. Странное, необъяснимое, тревожное чувство приближающейся опасности охватило ее.

— Ну, кто у нас молодец? — возвестил широко лыбящийся Серов и устроился рядом. — Женечка молодец! Как все организовал, а? Любо-дорого! Теперь только ты, я и белочки с зайчиками.

— И Алексей. — Вера покосилась на Женькиного подручного, тащившего огромный мангал, выгруженный из внедорожника перед отъездом.

— Его как будто и нет, — подмигнул Серов и потер ладони. — Сейчас шашлычок организуем, водочка, шампанское, любой каприз. Изголодалась поди?

— Зачем ты увез ребят? — проигнорировала Вера вопрос.

— Хотел остаться с тобой наедине.

— Жень, давай начистоту, пожалуйста, я устала.

— Начистоту? — Серов прищурился. — Ну давай. Мне лишние глаза не нужны. Я как золотишко увидел, сразу смекнул: надо брать, раз само в руки идет. Толик метнется в город, доставит желторотиков в лучшем виде, а завтра с утра пригонит пару бульдозеров, и мы тут славненько покопаем. Как тебе расклад?

— Ты совсем дурак? — охнула Вера. — Здесь нельзя техникой, это исторический памятник!

— Болото тут и воняет, — возразил Серов. — Такую ямину сделаем, залюбуешься.

— Ты все уничтожишь! Так нельзя!

— Можно, можно. Представь, сколько бабла халявного. А если золота не один килограмм? Ты хоть знаешь, сколько это? Да откуда тебе, сидишь в институте своем, делаешь вид, что кому-то нужна. А ты никому не нужна. Не видишь, рушится все, горбатишься за копейки и за идею, а жрать нечего. Я с тобой по-братски поделюсь, ты мне как родная. Хату отремонтируешь, тачку возьмешь, приоденешься, причесон наведешь, человеком станешь, а не вот это вот... Косточки, черепочки, наука... Тьфу! Пойми, сейчас время такое, Верунь, грести под себя надо и свое охранять.

— Это преступление, — выдавила Вера.

— Да ладно? Преступление? Хочешь расскажу, как людей в лесу хоронят живьем, как целые семьи пускают под нож, как лес, нефть, газ и металл составами гонят? Вот преступления, а это так, пустячок… Что мне будет, если я все тут экскаватором срою?

— Ничего, — отвернулась Вера. — Этого городища даже в реестре нет, просто болото, как ты и сказал.

— Ну вот видишь. — Серов подвинулся вплотную и приобнял за плечо. — Допустим, примчится местная власть, кипешу наведет, что маловероятно. А я их пошлю, скажу, торфа хочу накопать, огород удобрить, а то брюква херово растет. Выгодное дело, а, Вер? Золото делим, а остальной хлам весь твой. Ну Вер.

— Перестань веркать! Сигарету дай.

Женька неожиданно послушно заткнулся, достал пачку «Мальборо» и щелкнул зажигалкой. Вера посмотрела на язычок пламени, чувствуя себя глупым мотыльком, летящим прямо в огонь. Вырвала зажигалку и, слегка пошатываясь, пошла прочь от навеса.

— Ты куда? — вскинулся Серов.

— На муда, — огрызнулась Вера. Ей хотелось остаться одной, никого не видеть и ничего не говорить. Ноги сами вынесли на раскоп. Яма угрюмо чернела в сгущавшихся сумерках, с болота дул ветер, небо на горизонте подсвечивалось вспышками молний. Быть дождю... Она щелкнула бензиновой зажигалкой, пальцы нервно тряслись. От первой затяжки закружилась голова. Сколько не курила? Четыре года. Ну и зачем? Слабачка... От табака сладко першило в горле, ароматный синий дым отгонял комаров. Перспектива совместного бизнеса с Серовым совершено не радовала. Ну на кой он приперся? Как чувствовал, сволочь, шашлыков с потрахушками захотел, урод! А ты дура, раз связалась с таким. Тупая, идиотская дура. Плакала твоя кандидатская. Зато какие-никакие, а деньги. Маме нужно лечение, холодильник на честном слове работает, сапог зимних нет. Какой вообще смысл строить из себя правильную, если Серов все равно сделает, что задумал, с тобой или без? Ведь всем плевать на это городище, на эти мумии, на открытие. Страна теперь другая: приватизация, цинковые гробы из Чечни, голодный народ, кому ты сдалась с наукой своей?

В кустах затрещало, и Вера от неожиданности уронила тлеющий окурок под ноги. Из подлеска вылезла сгорбленная, несуразная тень. Вера приготовилась закричать, но в последний момент узнала лохматого деревенского дурачка. Юродивый неразборчиво забормотал, пуская слюни на бороду, и замахал тощими паучьими ручками, показывая куда-то в сторону от болота. Весь перепуганный, нервный и взвинченный. Только его тут не хватало!

— Ты откуда? — Вера опасливо отстранилась.

— У-у-ууу, — замычал Федька. — У-у-ыр!

— Я не понимаю.

— У-уу-р. Мы-ы-ык. — Юродивый неожиданно схватил ее за предплечье. Ладонь была холодная, потная и шершавая. Он дернул ошалевшую Веру и потащил за собой в кусты.

— Пусти. — Вера попыталась вырваться, но дурачок вцепился неожиданно сильно. — Пусти, говорю!

— Ы-ыр. — Федька пугливо заозирался, в бешено вращавшихся глазах застыли крупные слезы.

Вера уперлась, не зная, плакать или смеяться. Для полного счастья только и не хватало изнасилования деревенским сумасшедшим. Отличное завершение дня! На самом деле она не очень-то испугалась. Хватка старика быстро слабела. Интересно, на что он рассчитывал?

— Эй, ты че творишь, паскудина? — На тропе появился Женька Серов. — Нет, я не понял!

Федька резко выпустил добычу, жалобно завыл и козлом упрыгал в густые заросли. Быстро темнело, с болота наползала вонючая тьма, на небе высыпали первые звезды. Ощутимо похолодало.

— Он тебя лапал? — строго спросил Женька. — Где эта тварь? Пристрелю сучару!

— Все в порядке. — Вера удержала его от попытки броситься в погоню. — Не трогай, он сумасшедший.

— Раз сумасшедший, пускай в психушке лежит, — окрысился Серов. — Хоть бы закричала, я бы...

— Ты мой рыцарь, — рассмеялась Вера. — Без доспехов, но в малиновом пиджаке.

— У меня нет малинового, — обиженно буркнул Серов. — Че ты пропала? Там шашлыки стынут, водочка греется. А она с ухажером тут развлекается.

— Он из леса выскочил. — Вера поежилась. — Мычать стал и куда-то тащить. Мне кажется, он напуган.

— Или бормотухи нажрался. — Серов протянул сигарету. — Зажигалку не потеряла?

— Нет. — Вера все пыталась высмотреть в зарослях убежавшего Федьку.

Они молча покурили, и Женька бросил рассыпавшийся искрами окурок в раскоп, а на обратном пути неожиданно брякнул:

— Я с женой решил развестись.

— Поздравляю.

— Из-за тебя, между прочим.

— Серьезно?

— Золотишко освоим, и женюсь на тебе, ты терь невеста с приданым.

Вера вздохнула. Где-то вилка была, макароны с ушей поснимать. Разведется он, как же, брехло! Нашел простушку.

Серов вжился в роль, бурно жестикулировал и в красках описывал пышную свадьбу, сотню гостей, непременное путешествие на Мальдивы и прочую красивую жизнь. У Веры перед глазами стоял экскаватор, уничтожающий городище. Муха запуталась в паутине...

— Леха, накрывай поляну! — крикнул Серов.

Ответа не было. Рядом с кухней плевался пламенем огромный костер, тянуло горелым. Леха лежал на боку возле мангала, почти невидимый в темноте.

— Напразновался уже! И когда успел? — Серов выматерился и поспешил к мирно спящему помощнику. — Слышь, ты совсем охренел?

Он легонько пихнул шашлычника ботинком. Алексей мешком перевалился на спину, и Вера перестала дышать. В пляшущих отблесках костра жутко чернела кровь, толчками выходящая из распоротой шеи.

— Мать твою! — выдохнул Женька.

В вечерней тишине пронзительно хрустнула ветка, и в зарослях словно из ниоткуда возникли изломанные зловещие тени. Пару мгновений Серов ошалело таращился в сторону леса, затем выхватил пистолет и нажал на спуск. Пистолет несколько раз оглушительно плюнул огнем и затих. Отбросив в сторону бесполезное оружие, Женька бросился наутек, забыв про застывшую соляным столпом Веру. «Свадьбы не будет» — пришла в голову дурацкая, совершено неуместная мысль.

Размытые тени обрели форму и медленно потекли из зарослей на опушку. Вера вышла из ступора, кинулась следом за Женькой в спасительную темноту, но резко остановилась, не пробежав и десятка шагов. Бежать было некуда: между палаток и возле навеса маячили черные силуэты. Она слышала их шаги, их дыхание, их осипшие, злые голоса. Ее окружили со всех сторон. Чужие пальцы коснулись спины и волос, пробежали по ягодицам, больно сжали и выпустили левую грудь. Вера сдавленно заорала, дернулась и тут же упала, получив удар прямо в лицо...

Очнулась она в каком-то сарае, на грязном дощатом полу. Голова раскалывалась, половина лица онемела и дергалась. С потолка помаргивала тусклая лампочка, разгоняя тьму по увитым клочьями паутины углам. С глаз упала мутная пелена, и Вера задохнулась от ужаса. Напротив, в полутьме, горбилось иссушенное болотом тело древнего мертвеца, похожее на муляж или чучело — проделку сумасшедшего таксидермиста. Мумия сидела на стуле и глядела прямо на нее. В пустые глазницы вставили золотые монетки, отчего казалось, что мумия сверкает глазищами. Вера шевельнулась и зашипела от боли — руки оказались крепко связаны за спиной. Грубая веревка натерла запястья, немеющие пальцы потеряли чувствительность. Вера перевернулась на спину и увидела распластанную мужскую фигуру. «Женька», — догадалась она. Серов ужом извивался на полу и бессвязно мычал сквозь тряпку, заткнувшую рот. Вера охнула, вспомнив опасную лесную тьму и тех, кто пришел из нее.

Дверь со скрипом открылась, в сарай вошли несколько человек. Вера прищурилась и ахнула, отказываясь верить в увиденное. Перед ней стоял Семен Коршунов, презрительно улыбаясь краешком рта. Прежний Семен, добряк и балагур, исчез. Новый Семен, злобный и хищный, недобро щурил пустые глаза. Или не новый? Настоящий...

С ним были трое, два небритых мужика и коренастый старик. Волосы и борода у старика были молочно-седыми, а взгляд цепким и властным. В глаза бросилось неуловимое сходство между ним и Семеном. Дед? Отец? А какая в принципе разница...

— И кто это у нас тут? — спросил старик сухим, надтреснутым голосом.

Женька вновь замычал. По знаку старика Семен наклонился и вынул кляп изо рта.

— Убью, суки! — тут же заверещал Серов. — Вы не знаете, с кем связались. Я с самим губернатором на короткой ноге. Да я…

— Дурак ты, — бросил старик.

Женька продолжал сыпать угрозами. Один из мужиков с какой-то изуверской обыденностью перетянул его железным прутом вдоль спины. Жутко хрустнули сломанные ребра, и Серов захлебнулся криком.

Остальные деревенские встали полукругом у стены. Никто не проронил ни слова, и от этого было страшнее всего.

— От-отпустите. — Серов заплакал навзрыд. — Денег хотите?

Семен засмеялся, а старик покачал головой:

— Дурак, как есть дурак. Подавись деньгами своими. Или еще не понял? Не надо нам от тебя ничего, Чертова топь все дает. Ты же монеты видел? Еще дед мой болото проклятое начал копать, а золотишко до сих пор не перевелось. Потому как лишнего мы не берем, жадность-то губит. Ну вот как тебя.

Вера сжалась, осененная страшной догадкой: неприметная деревенька Анютино много, очень много лет жила за счет разграбления древнего городища. Бережно хранила сокровенную тайну, скрывалась за жуткими сказками, берегла свой сытый покой, не подпускала чужих. А если чужие не унимались...

Старик посмотрел на Веру. Во взгляде выцветших глазах не было злости и ненависти. Не было безумия. Лишь спокойная уверенность в собственной правоте.

— Ну, а ты, красавица? Археолог? Ну-ну, Семка про тебя много порассказал, глянулась ты ему. Вашего брата я боюсь больше всего: настырные, башковитые, ничем не пронять. Мы ведь добром поначалу хотели, мумию эту засратую таскали, слухи страшные распускали, думали, смоетесь. Не поверишь, совестно было мальцов твоих неповинных кончать. А тут надо же, повезло.

Холодный, немигающий взгляд буравил ее, словно дрель, мысли неслись по крутой спирали, не давая сосредоточиться.

— Ч-что это, там, на болоте? — спросила Вера, проталкивая слова через пересохшее горло.

Старик пожал плечами.

— А хер его знает, легенды говорят, капище поганое. Со всех краев везли золотишко в жертву старым богам, а когда христианство пришло, княжьи воины сожгли город дотла, а жителей истребили. Сокровищ не взяли, верили, что проклятое оно. Болото все скрыло до поры до времени.

— Веками это сказочкой было, — вставил Семен. — Пока лет сто назад местный барин не решил на торфе разбогатеть. Копнули раз, другой, потом глядь — золотишко пошло. Анютинские мужики не лопухами были, барина с нанятым инженером прирезали и в болоте прихоронили. Сами дураками прикинулись, дескать, изволил благодетель на утку поохотиться и с концами пропал. Горе какое! А там революция началась, и не до барина стало. Были потом еще любопытные, но топь широкая, места хватило на всех.

— Меня будут искать, слышите, суки! — выпалил Серов.

— Будут, — согласился старик. — Только время нынче знаешь какое? Бандиты кругом, телевизор страшно смотреть, жизнь человеческая не стоит ломаного гроша. Людишки каждый день пропадают, одним больше, одним меньше. Поищут и успокоятся, не впервой.

— Мы тебя в Чертову топь бросим, как того барина, — добавил Семен. — Лет через сто станешь таким же красавцем. — Он ласково погладил мумию по щеке. — А там, глядишь, и тебя кто-нибудь откопает.

Деревенские прижали заскулившего Женьку к полу, в руке Семена блеснул длинный нож. Тот самый, который он самозабвенно точил на кухне, готовя студентам еду.

— Ну что, Вера Борисовна. Ведь предупреждал я тебя, а ты не послушала. — Семен всадил лезвие Серову в горло и принялся деловито пилить. Женька хрипел и плевался кровью, ноги, скребущие по полу, дернулись и застыли.

— Пошел ты! — крикнула Вера. Смачный плевок, посланный в его сторону, пролетел мимо. Коршунов рассмеялся.

— Так, да? А я ведь к тебе со всей душой, даже сюрприз приготовил. — Семен что-то сказал вполголоса одному из деревенских. Тот вышел и через минуту вернулся, волоча за собой дурачка Федьку.

— Не признала? А говорят, родную кровь не забыть. Значит, врут. Это папка твой, помнишь, пропал без вести вместе с товарищами? Любопытство губит.

— Мы-ы-ык, — тоскливо замычал Федька.

Вера ошеломленно уставилась на деревенского юродивого. Нет! Нет! Этого не может быть!!!

— И правда, не больно похож, — кивнул Семен. — Пооброс маленько, завонялся, завшивел, состарился. Но кой-чего ты должна опознать.

Семен рванул на Федьке рубаху, обнажив худое грязное плечо с небрежной татуировкой — якорем и кривоватой подписью «БОРЯ». Вера задохнулась. Такую отец сделал во время срочной службы на флоте, а потом всегда стеснялся и старался лишний раз не показывать.

— Папа?

Убогий дернулся и заверещал, пытаясь вырваться, но Коршунов держал крепко.

— Ну вот, встретились, наконец. Живучий у тебя папка, хоть и профессор. Двое других в болоте гниют, а этот, вишь, ползает. Умишком повредился, конечно, ну так и по башке ему крепко попало. Уметь надо бить.

— Кончай ее, — велел старик.

— Не, бать, у меня планы, — ухмыльнулся Семен. — Че мы, изверги, семью разлучать? Держите ее.

Федька... Нет, не Федька — отец истошно, с надрывом завыл. Веру вздернули на ноги, и на затылок обрушился тяжелый удар. Хрустнуло, меркнущее сознание провалилось в кровавую черноту.

***

Совок мягко входил в податливую болотную почву. Закусив от усердия губу, Федька давил на рукоять и резкими взмахами перебрасывал землю через плечо, не обращая внимания на падавшие за шкирку ошметки. Ему нравилось копать, он и сам не знал почему.

Чуть левее возилась Фроська — странная бабенка, недавно появившаяся в деревне. Порой у Федьки возникало смутное чувство, что он встречал ее раньше, но где и когда — вспомнить не мог. Пробовал и так, и сяк, но от попыток поймать верткую мысль ломило виски и темнело в глазах.

Фроська поначалу долго болела, металась и стонала на грязном матрасе в подвале, где за ней присматривал молодой хозяин — Семен. Семен был хороший, как и все деревенские, Федьку не обижал, кашей кормил, иной раз даже бычок докурить оставлял. Пока Фроська болела, в деревню приезжали разные люди в чудной одежде на машинах с синими полосами и кого-то искали. И Федьку спрашивали, да он не понял, о чем. Чужие люди уехали, и жизнь пошла своим чередом. Фроська выздоровела, только ничего не помнила и совсем перестала разговаривать. Днем они вместе таскали воду, поливали огороды, кололи дрова и стирали. А вечером добрый Семен отпускал их на Чертову топь. Федька удивился и обрадовался, когда увидел, что странная женщина тоже обожает рыться в земле. Вот и сейчас, подоткнув подол драного платья, Фроська с упоением ковырялась в мягком торфе, бубнила и пускала пенные слюни.

Близились сумерки. Федька тревожно замычал и замахал руками, призывая напарницу уходить. Отчего-то ночное болото вселяло в него жуткий, непонятный страх, словно когда-то, очень-очень давно, ночью на болоте с ним случилось что-то нехорошее. Фроська послушно поднялась и отряхнула платье. Они взялись за руки и побежали вприпрыжку в сторону леса, за которым скрывалась деревня, чтобы завтра вернуться на пахнущее тиной и гнилью болото — туда, где можно спрятаться ото всех, где жирный и липкий торф скрывал чудесные монеточки, фигурки и черепки. Где они оба, Федька и Фроська, в прошлом Вера и Борис Саймеры, были по-настоящему счастливы.