7. Вторженец не будет двигаться, пока у вас кто-то гостит (тот, кто действительно хочет быть рядом с вами).
***
Вешалка.
– Где ты? – спросил Митч таким голосом, словно не спал несколько дней.
– Дома, – ответил я, роясь в коробке с инструментами. Мой телефон, включенный на громкую связь, лежал на полу гаража.
– Ты не слышал моих звонков?
– Да, здесь плохая связь.
– Послушай, Брендон, – он прочистил горло, – мне нужно, чтобы ты был на сто процентов честен со мной. Ты разговаривал с моим… С соседом?
– Да.
Последовало долгое, напряженное молчание, а затем… ЩЕЛК. Митч повесил трубку. Покачав головой, я вернулся к своим инструментам. Сейчас у меня не было времени беспокоиться еще и о нем. Сначала нужно было забаррикадировать дверь в подвал. А потом позвонить каждому человеку из моего списка контактов и предложить им бесплатно пожить в свободной комнате. Среди хаоса внутри пластикового ящика моя ладонь наконец нащупала знакомую гладкую деревянную ручку. Я вытащил из кучи молоток. Бинго.
Опираясь на один костыль, я стоял у двери в подвал и вбивал в косяк небольшие дощечки и всякий хлам, подвернувшийся под руку. В отличии от Пола, у меня не было ни знаний, ни ресурсов, чтобы установить дверь из апокалиптического бункера. Эта импровизированная “защита от зомби” должна была сработать, хотя бы на данный момент. Работа спорилась, и я снова погрузился в странное спокойствие. Медитативный покой наполнял меня с каждым движением, каждый вздох был еще одним шажочком к цели и… рука соскользнула. Молоток врезался прямо в указательный палец и пульсирующая боль пронзила мне руку. Выругавшись сквозь зубы, я сжал кулак и выронил молоток, гулко упавший на паркет. Чертов дебил! Идиот! Тупой-долбанный-идиот! Моя голова взорвалась тирадой самоуничижительных воплей.
Через пару секунд боль утихла. Мысли прояснились. Я сделал три медленных вдоха и с трудом присел на корточки, чтобы поднять молоток. И замер. Из щели под подвальной дверью лился свет. Честно говоря, я не мог вспомнить, выключал его в последний раз или нет. Меня больше беспокоила тень, стоящая по другую сторону. Темное пятно, окруженное по бокам оранжевым свечением.
Это и звук дыхания.
Звук на грани слышимости, но безошибочно различимый. Затрудненное, натужное и хрипящее, как будто кто-то пытается выжать последнее из пустого баллончика краски. Внезапно дверь слегка подалась вперед, будто в нее уперлись руками. Глубоко вздохнув, я крепко сжал молоток в руке и поднялся на ноги. Я наклонился и прижал ухо к двери, прислушиваясь. Вторженец что-то шептал.
– Долбаный идиот… – выдохнул он, глотая буквы и задыхаясь. – …Тупой долбаный идиот. – Голос звучал отдельно от тяжелого дыхания. Будто это были два разных голоса. Он стоял там и повторял мои мысли вслух. Точно, до малейших интонаций.
– Вмятина в полу, вмятина, вмятина в полу, свет включен? Я его выключал? – Шепот продолжался. – Это что, дыхание? Думаю, думаю… дыхание? Дом. Вешалка. Подвал. Вмятина в полу, вмятина…
Я услышал достаточно. Встряхнув рукой, я отступил назад, взял еще один гвоздь и вогнал его в деревяшку со всей дури. “Это не по-настоящему,” – твердил я себе. – “Это все в твоей голове.”
***
Наконец я прибил последнюю дощечку. Отступил на четыре шага и оглядел свое творение. Выглядело безобразно. Но работа была сделана. Я непроизвольно бросил взгляд на щель под дверью: свет уже не горел, шепот прекратился. Вытерев пот со лба, я доковылял до гостиной и бросился на диван. Открыл список контактов в телефоне. Пора было найти себе соседа.
Я провел два часа, набирая один номер за другим. И каждый раз попадая на голосовую почту. Ни одного ответа. Вешалка. Мне ответил только один человек – сосед по комнате из колледжа: “Я бы с удовольствием, – сказал он. – Но я сейчас в Канаде”. Ну конечно. Может, дать объявление на Крейгслист? Я засунул телефон подальше, уже готовый сдаться, когда…
В парадную дверь тихо постучали трижды. Я отлично знал, кто это был. Я поднялся с дивана, подхватил костыли и, пройдя через гостиную, распахнул дверь.
– Привет… Брэндон. – На пороге стоял Хови, одетый в красный свитер и красные же джинсы, с зеленым рюкзаком за спиной. Чуть менее бодрый, чем обычно.
– Привет, Хови, – сказал я, стараясь вести себя максимально нормально и игнорировать оживший кошмар, скрывающийся за дверью подвала в полуметре от меня. Я был рад видеть Хови, несмотря на все его причуды. По крайней мере он не был ни Митчем, ни Полом.
– Да, это самое… э-э-э… мне немного… неловко, но можно мне остаться у тебя на пару дней? Я могу спать на диване, платить аренду, все такое. Ничего страшного, если нельзя, – пожал он плечами.
Я оглянулся через плечо, потом снова взглянул на Хови.
– Эм… конечно…
Он тут же оттолкнул меня, бодро потрусил через гостиную и плюхнулся на диван, задрав ноги на кофейный столик.
– Что с дверью? – спросил он, указывая на забаррикадированную дверь подвала. ⠀ Я захлопнул входную дверь и шагнул к нему.
–.Это арт-проект, – солгал я. – Все равно подумывал поменять дверную коробку.
– Хм, – неопределенно хмыкнул Хови, явно не купившись на это. Пожав плечами, он повернулся к телевизору. – Где пульт?
***
Внезапное появление Хови было в лучшем случае неожиданно своевременным, а в худшем – откровенно подозрительным. Но сейчас я не хотел тратить время на размышления об этом. Если правила сработают, то его присутствие здесь, по крайней мере, даст мне небольшую фору, чтобы понять, как остановить этот кошмар. Может быть, получится продать дом или передать банку право собственности. Но, судя по строчке в правилах “никаких третьих лиц”, это может и не сработать. Пока что единственными, кто знал о вторженце, были Митч и его отец. Митч утверждал, что он не считается третьим лицом, потому что “уже уверовал”, но что насчет Пола? Этот момент не давал мне покоя. Чего-то не хватало. Меня тревожила вся та муть, которую пытался внушить мне Пол: “Разберись со своей жизнью, реши свои проблемы.” Но меня тревожило и еще что-то, только я не мог понять, что именно. Как то дурацкое чувство, которое возникает, когда уходишь из дома и никак не можешь вспомнить, не забыл ли сделать что-нибудь важное. Ноющий зуд в затылке.
Я предложил Хови свободную спальню, но он предпочел диван. Я не стал с ним спорить. В моих интересах было удержать его здесь как можно дольше. Я даже не стал спрашивать у него, что случилось. Приятно было хоть раз провести вечер не в одиночестве.
Хови уснул в половине десятого за просмотром повтора шоу “Рискни!”. Я выключил звук у телевизора и поднялся наверх. Завтра я подумаю, что делать дальше, но сейчас мне нужно было поспать. Я забрался в постель и выключил свет. ⠀ Грохот разбудил меня посреди ночи. Тяжелый стук, будто кто-то со всей силы саданул кулаком по стене. Я подскочил с постели и натянул грязную футболку и джинсы, прыгая на одной ноге. Прихватил свой складной нож и сунул его в карман. Прогремел еще один глухой удар снизу, тяжелее предыдущего. Что скажет Хови? Я схватил костыли, осторожно спустился по лестнице и заглянул в гостиную. Голубое свечение телевизора заливало комнату. Хови крепко спал на диване. БАМ. На это раз я увидел, как затряслась дверь подвала. Будто кто-то бился об нее лбом. Я отступил вглубь гостиной. Хови спал как убитый.
БАМ.
Ладно. Я сосредоточился на дыхании и напомнил себе правила: “Можно забаррикадировать дверь, это его замедлит, но будет шумно”. Вот и все. Я найду беруши, включу белый шум и снова усну. Я развернулся и направился на кухню, как можно осторожнее пересекая гостиную. Меньше всего мне хотелось, чтобы Хови проснулся и начал задавать вопросы.... БАМ. На этот раз пол задрожал у меня под ногами. Я замер. Бросил беспокойный взгляд на Хови, но он все еще спал. С лицом неподвижным, почти безмятежным. Я тихонько пошел дальше, уже начав сомневаться, слышит ли он вообще эти звуки из подвала. Я вошел в кухню и…
– Брэндон? – раздался сзади приглушенный голос. Я оглянулся через плечо на подвальную дверь. – Брэндон? – повторил голос, на этот раз прозвучавший глубже и ниже. Я повернулся, готовый встретиться с ним лицом к лицу. ⠀ – Ты там? – Из-за двери раздавался знакомый напряженный голос, с нотками сочувствия. – Ты в порядке? – Внезапно я услышал идеальную имитацию голоса моего покойного отца.
Раздался тихий осторожный стук, и я вспомнил, как отец точно так же постучал в дверь моей комнаты после смерти Зака – моего лучшего и единственного друга детства. Воспоминание, которое я старательно игнорировал до сих пор. Когда Зак умер, я приехал домой на велосипеде, сел на кровать и шесть часов подряд тупо смотрел на раздвижные двери шкафа с виниловыми панелями, маскирующимися под вишневое дерево. Снова и снова пробегая глазами каждый изгиб древесного узора. Внешний мир понемногу растворялся. Стены, разрисованные созвездиями, надвигались все ближе... ⠀ – Я буду здесь, если ты захочешь поговорить, сынок, – крикнул мой отец напоследок.
На секунду я забыл, что это говорит вторженец. На секунду мне показалось, что это папа тихонько стучит из-за подвальной двери. Тишина. Несколько минут стояла мертвая тишина, пока я стоял там, парализованный, не дыша и не сводя глаз с двери подвала. Наконец мои легкие начали гореть огнем, требуя сделать хотя бы вдох, и я очнулся, хватая ртом воздух. Кислород наполнил мозг, и сознание вернулось. По телевизору шел рекламный ролик о каком-то чудо-блендере, а Хови все еще крепко спал. ⠀ Я встряхнул руками, вернулся на кухню, открыл ящик рядом с холодильником и вытащил пару оранжевых затычек для ушей. “Это не по-настоящему”, – снова повторил я себе, пытаясь следовать совету Пола. Я закрыл ящик. Все это у тебя в голове. Но слова остались просто словами. Как пустые банальности после похорон: “Примите мои соболезнования. Примите мои соболезнования. Примите мои соболезнования…” Я прошел через гостиную и поднялся по лестнице, стуча костылями.
Пора спать.
– Брэндон?
Я преодолел уже половину лестницы, когда из-за двери раздался другой голос. Странно знакомый голос подростка. Я оглянулся через плечо. ⠀ – Брэндон? – повторил голос с оттенком страха. На этот раз я был уверен, что знаю его. Давно похороненные воспоминания захлестнули меня. Воспоминания о Заке, моем друге. Воспоминания, которые я так долго игнорировал и гнал прочь, потому что легче было притвориться, что их никогда и не было. Легче было бросить все усилия на то, чтобы игнорировать их, чем найти решимость встретиться с ними лицом к лицу. Легче было притвориться, что Зака не существовало.
– Брэндон… помоги… – Голос Зака испуганно дрогнул. – Здесь что-то есть… – прошептал он. – Брэндон? – Он потянул за ручку, и дверь затряслась – Брэндон? – Он захныкал, страх в его голосе нарастал с каждым мгновением. – Брэндон, открой дверь… пожалуйста. – Он снова потянул за ручку, на этот раз сильнее. – Брэндон, пожалуйста, открой дверь… – Он ударил по ней кулаком. – Брэндон? Прости… Брэндон? – Его голос сорвался на всхлипы, и я услышал, как он скользнул вниз по двери. Приглушенно рыдая. У меня перед глазами стоял образ Зака в зеленой толстовке, с капюшоном, натянутым на голову, свернувшегося в клубочек и плачущего на верхней ступеньке подвальной лестницы.
Тишина…
Пронзительный крик ужаса. Первобытный, почти нечеловеческий. А за ним следом звук, с которым волокут по ступеням человека, кричащего и молящего о пощаде. Его тащат вниз по лестнице и дальше по коридору, в комнату отдыха. Брыкающегося, кричащего и умоляющего. Через вентиляционное отверстие рядом с моим ухом донесся, искаженный эхом, другой голос из подвала: полный паники и раскаяния.
– Прости, Зак… Зак, мне так жаль… Я… Я не могу… Я не…
Тошнотворный треск кости, бьющейся об бетон. Как ветка дерева, хрустнувшая на ветру. Симфония ударов черепа об камень, снова, снова и снова. Слезные крики о помощи становились все более неразборчивыми с каждым ударом. Хуже того, человек, убивающий моего друга, все это время бесконечно искренне извинялся: “Мне очень жаль… Боже… Мне так жаль, Зак...”
И внезапно все стихло.
Прошло пять секунд или пять минут, я не знаю. Только тишина. Тишина, а следом за ней всхлипывания и причитания. Не голосом Зака, не голосом моего отца, голосом того, кто, как я предположил, и был моим вторженцем. Плачущий, почти рыдающий.
– О нет… – Его стон был наполнен невообразимой виной. – О боже… Прости… Мне так жаль… – Он завыл, как раненое животное. Потом я услышал, как он упал на колени, завалился на бок и затих в жалкой, жалобной скорби, свернувшись в клубок на полу. Прошло несколько минут, пока наконец не наступила тишина.
Кто-то шмыгнул носом, поднялся на ноги и поволок тело по бетону. Все глубже и глубже в подвал, звуки становились все тише, будто комната отдыха простиралась дальше, чем это было на самом деле. Все дальше и тише, пока… Тишина.
Словно в трансе, я поднялся по лестнице и вошел в свою спальню. Закрыл дверь, вставил беруши и забрался в постель. Я закрыл глаза, и внезапно на меня нахлынуло осознание. Вешалка. Наконец-то я понял, что вызывало назойливый зуд в моем затылке. Догадка была настолько очевидной, что я возненавидел себя за то, что не понял этого раньше. Я расхохотался. Не счастливым смехом. И не веселым. Безумным, навязчивым смехом. Свернувшись калачиком на кровати, я повернулся на бок и уставился на раздвижные двери шкафа, оклеенные виниловыми панелями, имитирующими вишневое дерево. Так напоминающие мне мою детскую спальню. Я скользил глазами по изгибам древесного узора, а в голове у меня крутились слова Пола: “А потом вынеси вешалку за город, облей ее бензином и сожги к чертям.” ⠀ Я много чем поделился с Полом.