Сокрушая Монументы

Страшные истории

Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.

Настроить сортировку

{sort}

Возможность незарегистрированным пользователям писать комментарии и выставлять рейтинг временно отключена.

100.5 мин. Страшные истории RAINYDAY8 9-11-2020, 08:27 Указать источник! Принял из ТК: Radiance15

Иногда, даже самая глубокая тьма окутывает искалеченные души лишь для того, чтобы они смогли вновь обрести то тусклое сияние жизни, которое уже давно считали угасшим. И если после этих долгих блужданий по обреченному мраку им удастся ощутить, и выйти к этому забытому свету – они больше никогда не смогут перестать его ценить, найдя в его оттенках тысячи потерянных смыслов.

Говорят, человек может найти выход даже в самой тяжелой ситуации.

И если это так, то только мы позволили этой ночи существовать.

Только мы позволили себе остаться.

Мерное гудение уличных фонарей оборвалось резким щелчком, погрузив кварталы пробуждающегося города в полную темноту. Его улочки, блеклые и изношенные, равномерно заполнялись причудливым световым узором,исходящим из стеклянных покосившихся окон. Прорезающийся сквозь веки искусственный свет квартирных ламп, как символ нового фальшивого утра, пробуждал в слепоте тысячи тел к очередному дню их искусственной жизни. По мрачным и безлюдным районам проносился едва слышимый звон хирургически точных будильников, существовавших исключительно ради подлого соучастия с бессмысленной и бесполезной работой. Зевающие рты и усталые глаза безразлично поглощали темноту, прислонившуюся вплотную к их окнам. Город наполнялся утренней суетой, в которой никогда не было времени для раздумий и удивлений. Миром правит привычка, бездумная, но чертовски эффективная. Она не позволяет помнить, она лишь заставляет жить дальше, жить по инерции.

Они не требовали разъяснений и ответов –они только просили вернуть их домой и позволить им плыть в неведении по течению их зацикленной и предсказуемой жизни. Удивительно, насколько быстро все стало таким привычным и обыденным. Прошел всего один месяц, а уже, словно ничего и не было. Будто весь тот ужас, вся та трагедия, та сокрушительная катастрофа никогда не происходила в реальности. Будто это нормально, иногда просыпаться в глубокой ночи, когда на часах раздраженно мерцает время позднего утра. Будто все то безумие, паническое завешивание окон, ужасающие массовые эвакуации, бесконечные выстрелы и нескончаемые крики были лишь отголоском памяти наших давних предков. И они гордились нами. Гордились, за наше беззаботное беспамятство, подводящее нас все ближе к темнейшей бездне, в глубине которой мы сможем увидеть их поблескивающие улыбки.

Но чтобы не происходило, человек не может жить в темноте – наши тела попросту несовместимы с ней. С каждым заходом Солнца, она выходит на охоту, покрывая всех вокруг своими черными метками жертвы. Когда она уже не может скрывать в себе нечто, способное причинить нам вред, она действует напрямую, сначала плавно обволакивая, а затем грубо пробираясь в наш мозг, внушая иррациональные страхи и иллюзорные кошмары. Нас пытались спасти – Природа даровала нам сон, чтобы уберечь от ужасов ночи и каждый раз сохранять нашу психику до рассвета. Но рассвет так и не наступал.

Игривые световые блики скользили по пыльным стеклам угрюмого многоэтажного здания. Люди не дожидаясь Солнца, выходили из домов с фонарями, освещая себе путь до небрежно припаркованных машин и ближайших путей общественного транспорта. Деловые костюмы и пиджаки мимолетно отражали этот свет при полной темноте и смотрелись гораздо лучше в хаотичных лучах светодиодов, чем в искусственной белизне офисов.

Север напряженно всматривался в окно, сидя в просторном кабинете и стараясь не обращать внимания на странно ухмыляющийся оскал его коллеги и перепуганный взгляд нервозно ходящего взад-вперед приставленного к ним военного. Гул разогревающейся лампы накаливания прорезал невыносимую тишину, в которой их нервы были словно отделены от тела и натянуты по площади всей комнаты, болезненно колыхаясь от любого неосторожного звука. Он знал заранее, что сейчас будет.

Дверь распахнулась так резко, что едва не слетев с петель, со всей силы ударила по спине странствующего в ограниченном пространстве вояку. Он не имел права стонать, но дверь разорвала нити нервных окончаний каждого, кто содрогнулся от этого резкого натиска. В кабинет влетела уже до боли знакомая форма с двумя большими звездами на погонах, скрывающая в себе заместителя полковника Фехлера. На самом деле, та деятельность, которой они занимались на этой территории, уже давно вышла за рамки обычной военной службы. Все было взято под контроль самыми влиятельными и тайными правительственными организациями, но формально за их участок отвечал полковник Фехлер, уверовавший в его иллюзорную значимость и не упускающий возможности во время отъездов спускать на всех усомнившихся его фанатичного цепного пса в виде Заместителя.

Он ворвался в их офис подобно дурно пахнущей лавине, протирая взмокшее и покрасневшее от бега лицо. Его немой вопрос, сопровождавшийся бешеным взглядом, кричал эхом в голове каждого из них. Дежуривший в кабинете солдат застыл от неожиданности и лишь спустя несколько секунд боязливо отдал ему честь. Рассвет так и не наступил.

– Кто сегодня вышел на смену? – Заместитель буквально прогавкал это сквозь зубы, выдерживая паузу между словами и повышая тон с каждой произнесенной буквой. Солдатик попытался ему что-то доложить, но тот лишь рявкнул и грубо оборвал его, а затем, скорчив саркастически доброжелательное лицо палача, спрашивающего узника о последнем желании, уставился на Севера и его коллегу Эмиля.

– Я спрашиваю! Кто сегодня поднимался на «Звездочет»? Или я что, непонятно говорю? Может вы уже высунете языки из своих задниц и ответите мне? –Тон Заместителя подавлял, заставлял сразу занимать позицию более слабого, превращал молодых мужчин в оправдывающиеся куски мяса, но Север и Эмиль даже не моргнули и глазом.

Север сосредоточенно смотрел в никуда, располагавшееся, где то между столами и дальней стеной. Его полуостывшее кофе испускало едва заметные пары белесого дыма, словно души сваренных заживо грешников устремлялись ввысь, очерчивая в последний раз знакомое им пространство ночи. Лишь отпив солидный глоток, он ответил Заместителю.

– Вчера вечером была жеребьевка среди руководящих должностей станции. Жребий выпал главному инженеру. Он уже должен быть наверху.

– Уже должен!? – Лицо Заместителя перекосило в страшной гримасе. Он с силой ударил по столу, заставив недопитое содержимое кружки Севера подлететь вверх и с плеском провалиться обратно – Ничего, что уже как десять минут назад должен быть рассвет? Ничего, что я лично видел вашего главного инженера спускающимся с объекта, хныкающего и повторяющего «Я не могу, не могу». Ваши сотрудники это просто беспомощные куски дерьма!

– Это не наши сотрудники и ты это прекрасно знаешь. Мы не имеем никакого отношения к рабочим электроподстанции и вы это знаете. Мы с ними даже не пересекались. Мы врачи. И если мы такие бесполезные – то почему бы вам просто не отпустить нас? Но нет, вы держите нас силой, приставили к нам ваших вояк, сделали здесь закрытую военную часть, а мы теперь тут как пленники. Пленники подстанции, – В разговор вмешался Эмиль. Он никогда не отличался сдержанностью и всегда говорил прямо любому, независимо от его статуса, поведения и количества заточек в кармане. Это всегда вызывало у более спокойного и рационального Севера бурную смесь тормозящего ужаса и искреннего восхищения.

– Это не обсуждается! Вы слишком много знаете! Тем более, вы первые кто вступили с ним в контакт, и один из вас, даже добился в этом больших успехов, – Заместитель с презрительной ухмылкой обернулся в сторону Севера.

– Что мы можем сделать? Все было нормально, у нас был договор с рабочими и их руководством, что после каждой вылазки на «Звездочет» они заходят к нам и отчитываются, – Эмиль пытался наладить контакт.

– Десять минут! – рявкнул Заместитель – Десять гребаных минут назад мой штаб должен был озариться лучами Солнца! У вас что, нет часов, ммм? Или вы не умеете ими пользоваться? Я научу… Я вас всех сегодня научу следить за временем.

Он резко, по-собачьи развернулся к застывшему в углу солдату и прокричал ему команду привести оружие в боевую готовность. Эмиль тяжело вдохнул и уперся локтями в стол, после чего его лицо приняло выражение безмолвного зрителя, уставшего от просмотра одного и того же фильма. Заместитель терпеливо ждал, пока его подчиненный неуклюже стаскивал со своего плеча свободно болтающийся на нем автомат. Его руки дрожали, а тело застыло в сковывающей неуверенности, но затвор на его оружии все же громко щелкнул. Заместитель удовлетворенно кивнул.

– Прострели им все окна, – Он впервые заговорил ровно и спокойно, но затем быстро завелся снова – может тогда они обратят внимание на то, что за ними до сих пор сраная ночь!

Юный солдат, совсем еще мальчишка, растерянно водил глазами по комнате, поглядывая то на окна, то на свой автомат, то на Севера с Эмилем.

– Ты оглох, лейтенант!? Стреляй – это приказ!! – Заместитель заорал, брызгая вокруг слюнями.

Офицер не мог решиться. Пот стекал по его лбу крупными каплями, даже не пытаясь скрыть свое присутствие. Он еще не привык к безумным повадкам своего командира, но уже успел привыкнуть к Северу и Эмилю за дни своего дежурства.

Заместитель угрожающе пошатываясь начал сближаться с хранителем смертоносного механизма. Эмиль вмешался, выкатив кресло вперед и преградив ему тем самым путь.

– Не стоит стрелять в закрытом помещении. Тем более в окна. Осколкам плевать, кто стоит перед ними – порежут всех. А наше тело это очень хрупкая вещь, столько вен и артерий торчит снаружи, будто специально подставляются, это я как врач говорю.

Заместитель победно ухмыльнулся –Что, как появился малейший риск для твоей жизни, сразу запел по-другому? А ведь из-за таких как вы, могут пострадать сотни тысяч. Тупые, безответственные идиоты!Не можете справиться с простейшей задачей!

– А ты сам смог бы сделать это? –Север начал спокойно выводить Заместителя из равновесия. Его голос звучал без вызова, идеально ровно и холодно –Подняться туда и даже просто посмотреть на него?

– Да мне плевать, что ты мне сейчас говоришь, ты не понимаешь? –Заместитель буквально зашипел, сжимая свои зубы до треска – Мне плевать что говорит, думает и высерает каждый из вас, потому что никто!Никто, из вас кретинов, не понимает те масштабы…всю ту ответственность, которая лежит на мне. Как вы вообще дожили до тридцати?!

– Запомните – вы здесь даже не люди. Вы просто шестерни, никчемные гайки, которые я могу менять каждые десять минут. Не будь приказа сверху, вас уже бы давно расстреляли в подвалах того госпиталя. И правильно бы сделали. У вас вообще нет мозгов? Вы хотите вызвать массовую панику, вы этого хотите? Или вам просто вообще плевать на все? Так вы так и скажите, я тогда лично перееду вас на бронетранспортере, а потом спишу все на несчастный случай, и ни одна собака не гавкнет.

– Значит вот чем занимаются наши бравые спецслужбы и военные – создают иллюзию нормальной жизни, да? – Эмиль произнес это с нескрываемой горечью и насмешкой.

– Если это помогает сохранять нашу страну, то да! Называй это как хочешь, но сегодня вы нарушили все! Вы уже, дали им большой повод для сомнений. Теперь они снова будут сомневаться в государстве, в нас, в вас, а потом и сами в себе, тупые вы костоправы! Нет ничего хуже сомнений подхваченных населением. Хотите крови? Хаоса? Массовой истерии? Да я прикончу вас раньше!

– Я думал вы взяли все СМИ под контроль, –Тихий голос Севера плавно обволакивал зудящие нервы Заместителя.

– А ты у нас гений я смотрю? Мы даже пробовали ограничивать доступ в социальные сети, но это только вызывало еще большее напряжение. Они же, как животные, сразу чувствуют, что что-то не так. Поэтому доступ вернули, да и срать на все эти соцсети – информацию в принципе невозможно полностью ограничить в условиях современных городов. Они же все общаются, сплетничают, строят свои идиотские теории. Идешь по дворам и слышишь как суеверные потаскухи истерично вопят в своих домах. А вы уже дали им охрененный повод. Все что они должны знать – что все под контролем. Ситуация стабильна, и так теперь будет всегда. Воющий Парадокс больше никогда не повторится. Жизнь продолжается.

– Но у нас ничего не под контролем! – Эмиль был готов взорваться от возмущения –Мы даже не понимаем с чем имеем дело! Мы ничего не знаем о природе этого явления!

– А нам и не надо знать, – непринужденно парировал его экспрессию Заместитель –Все работает,значит все делаем верно.

– А если мы повредим это? Если все сломается? – Север задавался этим вопросом каждый час последнего месяца своей жизни и никогда не находил ответов.

–Тогда у вас будут проблемы. И мне будет плевать, что с вами сделают. Даже не сомневайтесь – я найду способ признать вас крайними, – Заместитель с силой нахмурил лицо –На прошлой неделе вы уже опоздали на одну минуту, и что произошло? Знаете, сколько гавна мне пришлось расчищать после этого? А сколько нагнетающих статей появилось в интернете? Тогда я еще закрыл на это глаза, но сейчас! Уже двенадцать гребаных минут!Да я уже видел полудурков с фонариками на улицах!

– Я понимаю вашу обеспокоенность, но мы сами ничего не знали. Мы ожидали рабочего с отчетом о его вылазке. Он мог задержаться, он мог долго карабкаться наверх, он, – Севера грубо оборвал разъяренный вопль Заместителя.

– Этот ваш главный инженер!Я как увидел, как он трусливо лезет по лестнице вниз, стащил его с нее, когда он уже был почти у земли, повалил на спину и забил сапогами. Он был так удивлен, что даже не прикрывался, когда я прыгал на нем. Боюсь что в ближайшее время, а надеюсь, что никогда, повторить он не сможет. У меня нет больше времени болтать с вами! Кто его заменит?

В кабинете стало мучительно тихо. Эмиль с безразличием отвернулся от военного, уставившись в убивающий его зрение монитор, а Север снова начал смотреть в пустоту. Заместитель окинул их хищным взглядом. В его кармане запищал военный пейджер.

– Я знаю, кто его заменит. Больше никаких жребиев, никаких сторонних людей из рабочих, никаких снимков с камеры приходящих на вашу электронную почту. Теперь только вы за это отвечаете и больше никто. Мне все-равно как вы будете сменяться, мне все-равно кто из вас сейчас оторвет свою жопу из теплого кресла и полезет туда. Я сейчас выйду, но передам всем на посту, что если никто из вас не появиться у «Звездочета» через минуту…

Заместитель не договорил и с треском захлопнул за собой дверь. Солдат, не сдвинувшийся за все это время не на шаг, тревожно поглядывал на наручные часы, пытаясь нащупать кнопку подсветки циферблата.

– Даже не нашел, чем нас напугать, – Эмиль произнес это со слабо выраженной грустной интонацией – Мы и так уже две недели здесь как заключенные. Привезли силой, огородили все, поставили блок посты, запретили покидать территорию. Чем нас еще можно пугать? Пусть сразу стреляют, мне уже лично терять нечего. Я никогда не сделаю то, чего они так просят.

Север тяжело вздохнул. Эмиль никогда не поднимался на «Звездочет» и открыто презирал все то, что происходит на его вершине. Север знал об этом, но все равно не решался вызваться самостоятельно. Ему самому хватило еще самого первого контакта, чтобы понять всю дикость происходящего. Он мучился каждый день, задаваясь вопросом, поступают ли они правильно, но все же не мог отрицать очевидного: Заместитель был прав – пока что это работало.

Вплоть до сегодняшнего дня, это позволяло им жить.

Север медленно поднялся из-за стола, с силой протирая лицо, словно пытаясь стереть с себя последствия бессонной ночи и согнать прогрессирующее нервное истощение. Эмиль проследил за ним взглядом.

– Ты не обязан. Ты это знаешь.

Север ничего не сказал. Ему нечего было ему ответить. Может быть,они не обязан ничем дуболомам военным, но обязан тысячам людей, которые хотят встретить долгожданный рассвет? Он страдал и спрашивал себя, но не мог точно прочувствовать ту ношу, которую носил в себе, однако тяжесть ее он ощущал полноценно. Его переполняли противоречивые мысли и чувства, все его естество хотело лишь найти временный покой. Он думал о смерти, но боялся, что даже там, в вечной темноте его раздумья не оставят его. Север молча вышел в коридор, обменявшись взглядами с Эмилем и солдатом, будто прощаясь навсегда.

Когда он вышел, Эмиль заметно оживился. Он словно не мог найти себе места, лишь напряженно бродил по просторному помещению проводя рукой по всем предметам мебели на своем пути. Судьба Севера, тяжелая обстановка, сама новая жизнь – все это являлось главной причиной того, почему он никогда не снимал свою докторскую шапочку в присутствии других людей. Раздираемый изнутри, он боялся снова увидеть полностью седые волосы на своей голове.

Его тяжелое медитативное странствие было неосознанно прервано солдатом, усевшимся на кресло Севера. Он спросил у Эмиля: А как думаешь, Воющий Парадокс, что, правда может повториться? Это же конец…

– А что ему может помешать? – Эмиль втиснул свое лицо в маску ухмыляющегося снисходительного учителя – Мы до сих пор понятия не имеем о том, что произошло в ту ночь, и в те месяцы перед ним. Явление не изучено, информации нет. Мы не знаем ни причину его возникновения, ни причину его спада. Если кто-то на самом верху и знает ответы, в чем я сомневаюсь, они точно не представляют что со всем этим делать. Потому что то, чем мы занимаемся здесь – чудовищно. Скажи мне, вот ты веришь в Бога? Если нет, то сейчас самое время начинать…

Солдат отрицательно покачал головой, сделав полный разворот на кресле.

– Видимо наши дела действительно плохи, если даже врачи начинают говорить о Боге, – Он слабо улыбнулся – Не знаю, зачем тогда нужна вся эта секретность, когда есть такие проблемы. Две головы лучше, чем одна, может, чем больше людей было бы в курсе, тем лучше? Вместе что-нибудь бы придумали, как это…коллективным разумом. Люди все равно ведь узнают правду, рано или поздно.

– Да кому нужна твоя правда? – Эмиль обреченно махнул на него рукой –Чьи жизни она облегчит? Твою? Мою? После ночи Воющего Парадокса, правда, это только ноша, которая сделает тебя обреченным. Ты так говоришь… Правда…Что они будут с ней делать? Как они будут дальше жить? Они не справятся с ней. Никто не справится. Она уже сломала нас, а их она вообще полностью разрушит. Каким бы козлом не был Заместитель, он правильно говорит – начнется массовая истерия, кровавая паника и хаос. Вот цена твоей Правды. Хочешь убить их надежды, уничтожить их спокойную, ничем не замороченную, тихую жизнь? А хотя знаешь, мне уже все равно, можешь хоть сейчас выйти с базы и ходить по улицам крича о том, чем мы тут занимаемся, ты это можешь сделать в отличии от нас.

– Может быть… Может быть, – Солдат призадумался от эмоциональной речи Эмиля и пытался нащупать в кармане пачку сигарет. – Но мы же знаем ее. Знаем эту правду. Мы ее приняли и смирились. Мне вот всегда тяжелее, когда я чего то не знаю, а меня это беспокоит…Ну может это я просто такой, – Он открыл форточку, впуская внутрь кабинета частицы ночи, которой не должно существовать.

Заместитель обладал такой мощной негативной аурой, что становилось не по себе даже находясь с ним в разных концах большого здания, поэтому когда Север вышел наружу, ему заметно полегчало.Прохладный ветер раскачивал бесконечно тянущиеся кверху линии электропередач. Свисающие над зданиями леса проводов болтались в воздухе,словно кишки от вспоротого необычной вышкой неба.

«Звездочет». Именно туда ему и предстояло попасть. На улице было невероятно темно, и даже свет от малочисленных фонарей не сильно помогал ориентироваться в пространстве. Север выставил свои руки вперед и неуверенно размахивая ими перед собой пробирался сквозь административные сооружения подстанции. Где-то по сторонам,вспышками сверкали оранжевые каски рабочих, а по всему периметру плавно перемещались белые круги налобных фонарей угрюмых солдат, посменно патрулирующих территорию. Столкнувшись с одной из групп такого патруля, Северу повезло – среди небольшого отряда оказался паренек, которому он вправил поврежденный сустав. Тот искренне поприветствовал его и,оглядев снизу вверх его вырванную из темноты фигуру,отдал ему свой фонарь, чем невероятно облегчил тяжелый путь Севера.

Асфальт под ногами перестал быть ровным, а большие освещенные здания набитые постоянно занятыми людьми остались позади. Север вышел на огромный огороженный пустырь, где над ними угрожающе нависли запутанные темные ряды металлических опор линий электропередачи. Их было так много, что они закрывали собой небо. Он пробирался через этот кошмарный, бесконечно гудящий трансформаторами лабиринт, стараясь не думать о том, что ждет его впереди. Фонарь выхватывал из темноты поблескивающие металлические соединения, уродливые генераторные сооружения и бетонный забор, скрывающий от жителей недалеко расположенных многоэтажек все происходящее на подстанции. Север начал ощущать, как к его горлу подкатывает приступ сильной тревоги.

Он петлял во тьме, среди бесконечно повторяющихся и одинаковых опор и трансформаторов, и давящий гул последних постепенно сводил его с ума. Он уже не мог определить, где сейчас находиться и куда ему идти дальше. Север отчаянно крутил головой, пытаясь найти выход из этой обступившей и сдавливающей его со всех сторон бездушной инженерной конструкции, дающей свет и выжигающей плоть. Глаза хаотично дергались, высматривая в гнетущей черноте красные сигнальные огни «Звездочета», но натыкались лишь на уродливые переплетения бескрайнего железного леса, в котором никогда не было ничего живого. В голове плясали огненные вспышки паники.

Север сел на холодный асфальт, прижавшись спиной к гудящему трансформатору и попытался собраться с мыслями воедино. Он не мог успокоиться, его мозг не мог принять тот факт, что они все равно уже опоздали. В голове проносились последние угрозы Заместителя. Север скорчил кислую улыбку, представив, как большая группа солдат терпеливо ждет, пока он спустится по лестнице со «Звездочета», а затем, когда он уже наступит ногами на твердый асфальт – расстреляет его. Прокрутив эту нелепую сцену в своем сознании несколько раз и успев сменить там около четырех посмертных поз собственного окровавленного тела, Север резко вышел из раздумий и вскочил на ноги – его осенило. Он вспомнил, что у подъема «Звездочета» всегда дежурят несколько солдат. Без особых надежд, он подал незамысловатый сигнал фонарем, поморгав им трижды вертикально в высоту, стараясь сделать свой отчаянный призыв заметнее свечения тусклых звезд. Он вдавливал кнопку фонаря до боли, прекрасно понимая, что это не делает его луч ярче. Он попросту не мог по-другому.

Иногда, много надежды и немного страданий приносят свои плоды. Темнота притупляла восприятие времени, но Север был готов поклясться, что спустя всего десять секунд его боковое зрение обнаружило бледные вспышки в небольшом отдалении от него. Его беспокоила эта бледность, это практически полное отсутствие желтых тонов в лучах фонаря, с таким трудом пробивающемся сквозь плотную обволакивающую тьму, но у него больше не было времени на раздумья. Север перешел на бег, пытаясь не согнать засвеченный роговицей образ направления ответного сигнала. Несколько тяжелых рывков – и он приблизился к нему.

Высокое строение «Звездочета», презрительное и отталкивающее, накрыло Севера своей колоссальной тенью, утопив его плоть в абсолютной тьме. Сам "Звездочет" внешне напоминал обычную дымовую трубу котельной, но в отличие от нее, он не сохранял начальную ширину на протяжении всей своей высоты, а резко утончался к вершине, заканчиваясь острым конусовидным наконечником. Никаких окон или дверей, никаких технических помещений или иных входов – только отвесная поверхность, рассеченная вдоль уходящей вверх лестницей, чьи поперечные дуги защитного ограждения казались швами незаживающей раны. Один раз, Север уже покорял главную высоту этого сооружения, после чего прикинул, что вершина этой постройки была приблизительно равна высоте девятиэтажного здания, в котором он жил до событий Воющего Парадокса. Практически у самого верхнего края «Звездочета», располагалось некое конструктивное подобие смотровой площадки, где нужно было осторожно, держась за высокие перила, делать свою работу всем тем, кто еще хотел жить при дневном солнечном свете.

Двое солдат по бокам у лестницы. Усталость и раздражение. Грубые голоса, ударяющие все хрупкое и прекрасное. Руки, бесцеремонно указывающие ему направо.

«Точно. Как же я мог забыть про инструмент»

Небольшая одноэтажная пристройка. Дверь распахнута нараспашку, у порога лежат осколки разбитой наружной лампы. Маленькое, тесное помещение, больше напоминающее кладовую, освещаемую блеклым синим светом, доносящимся от трех включенных мониторов. Они стоят на единственном свободном столе, выводя на экраны изображения с наружных камер наблюдения, располагавшихся как внизу, на площадке у подъема, так и на самой вершине «Звездочета». Покрытые пылью, раскиданные по углам костюмы химзащиты и даже несколько сварочных масок. Опытные руки без труда нащупывают средних размеров контейнер, задвинутый слегка под стол. Два коротких щелчка и крышка уже безжизненно болтается позади. На его дне виднеется небрежно скинутый внутрь контейнера инструмент. Он легко умещается в ладонь и представляет собой модифицированную версию грозной телескопической дубинки, но с гораздо более толстым ударным звеном и с возможностью его выдвижения исключительно по нажатию специальной кнопки, а также с встроенным креплением. Север мог бесконечно недооценивать военных, но он понимал, что в вопросах насилия, умерщвления и создания холодного инструментария войны им не было равных. Закрепив устройство на поясе, Север в спешке покидал помещение, решив уже у самого порога, напоследок оглянуться назад. В центре одного из мониторов застыл крупный план изображения лица главного инженера, из-за слабости которого сегодняшний рассвет так и не наступил. По его щекам текли слезы.

Показав свою готовность дежурившим солдатам, Север получил удовлетворенный кивок одного из них и последующие за ним шумы радиосвязи. Разрешение было получено и яркая, бело-лунная подсветка осветила каждую ступень «Звездочета. Тяжело вздохнув, Север крепко вцепился руками в холодную лестницу и начал неспешно карабкаться наверх.

Он прекрасно понимал того инженера. Каждый, кто хоть раз поднимался туда, уже не возвращался прежним. В их глазах зияло опустошение и сожаление, граничащее с победным безумием.

Чем выше он поднимался, тем сильнее становились пронизывающие порывы ледяного ветра. Несколько раз ему приходилось в ужасе замирать, прислоняясь спиной к защитным дугам –ему казалось, что лестница начинает болтаться. Шея болезненно ныла, отказываясь держать голову в вертикальном положении, а немеющие от холода пальцы начинали соскальзывать со ступенек. Весь этот путь наверх был словно проверкой, выдержав которую человек лишь сталкивался с еще более тяжелым испытанием. Наконец, его кисти нащупали плоский выступ смотровой площадки. Он медленно, не поднимая взгляд от пола, выбрался наверх, оставив проклятую лестницу позади. Север переводил дыхание и старался не смотреть глазами вперед –он еще не был готов к встрече с ним.

Ведь это было невозможно – не взглянуть ему в глаза.

Аккуратно осматривая края компактной смотровой площадки, Север пытался нагнать в себя как можно больше позитивных мыслей, понимая, что его дальнейшие действия обрушат на него сокрушительный поток калечащего психику негатива. Он думал о пользе, о всеобщем благе, об улыбках красивых людей, встречающих рассвет и счастье в их глазах. Издав короткий крякающий звук, Север поднялся с пола, оперевшись за светящиеся перила. Он боялся того, что мог сделать.

К тому моменту, когда нога человека ступала на уровень смотровой площадки, сужение конусовидного «Звездочета» практически достигало своих максимальных показателей. Север видел перед собой причудливый столб, шириной не более полутора метров, в самом центре которого находилась специальная выемка, скрывающая за прочным матовым стеклом очертания неясной фигуры. В середине стеклянного ограждения были созданы два овальных отверстия, в которые были засунуты два провода, по своей толщине ничем не уступающим корабельным тросам. Снаружи, они тянулись вертикально вниз, распадаясь на более мелкие проводки, растягиваясь и соединяясь под собой с бесчисленным множеством линий электропередач, образуя жуткую обжигающую паутину. Север искренне не понимал, почему объект такой важности, так небрежно спрятан и защищен, но никогда не задавался этими вопросами по-настоящему. После тех страшных событий, он не боялся смерти – он боялся времени. Времени, которого ни у кого из них больше не было.

Большая синяя кнопка в форме двух пересеченных полумесяцев. Пальцы нащупывающие ее шершавые очертания. Нерешительный тремор.

«Хватит! Ты ничего не изменишь!»

Север бормотал про себя свою любимую мантру, говорящую о том, что если ты не можешь изменить ситуацию, то нужно изменить свое отношение к ней.

Резкий удар по тонким клавишам. Негромкое присвистывание затворов. Ограждение из толстого стекла плавно раздвинулось в стороны. Из темноты странной ниши выпала маленькая фигура, подвешенная и удерживаемая на весу теми самыми тросами, крепящимися к его запястьям.

Это был ребенок.

Мальчик.

Не больше восьми лет.

«Просто не смотри ему в глаза»

Его тельце едва заметно шелохнулось. Маленькая, опущенная до груди, голова стала медленно подниматься вверх.

Север, не отводя взгляда от очертаний его силуэта, нащупал правой рукой свой инструмент и не глядя, нажал на кнопку на его гладкой рукоятке. Ударная поверхность стремительно выдвинулась вперед, словно уже давно выжидала этот момент. Но было что-то еще, что-то незнакомое и тревожное в ее движении. Странные звенящие пощелкивания. Север поднес устройство вплотную к своему лицу, пытаясь разглядеть, в чем дело. Его глаза стали расширяться, а изо рта вырвался такой отчаянный, такой безумный, такой несвойственный его равнодушной душе крик.

«Гребаные ублюдки! Просто конченые твари! Нет, только не это! Нет! Только не так! Только не так…Вы, ебаные изверги!»

Военные не любят предупреждать не своих. Они слегка модифицировали привычное оборудование. В выдвижную часть дубинки были искусно помещены едва заметные иглы, торчащие частоколом на всем протяжении ударной поверхности ровно настолько, чтобы обеспечить возможность полноценно бить и одновременно пронзать человеческую плоть.

«Мы опоздали всего второй раз! Сраные нелюди, вы же так спешите, да? Вы решили, чтобы все было побыстрее, да?»

И тогда он поднял свою голову.

Север вздрогнул, словно в первый раз увидев его внеземной, пустой взгляд приемного сына самой Вселенной. Нет сомнений – он увидел его. Он всегда реагирует на тех, кто приходит к нему. По его тельцу проходили едва заметные фиолетовые переливы, двигаясь вверх и вниз, подсвечивая его артерии и вены. Из полной тьмы, его черный силуэт подсвечивался изнутри, словно приветствуя его. Его взгляд не выражал никаких эмоций, но его глаза...они затягивали, словно в бездну. Чернейшая тьма, сменялась белыми отблесками, желтоватыми и синими просветами, светящимися сквозь кожу и кости его черепа. Затем что-то разгоралось в них.

Один глаз – это день, в котором из вечной пустоты поднималось раскаленное Солнце, другой – звездная орбитальная ночь, величественная Луна со вспышками комет и пролетающими метеорами. Ему не нужно было шевелится,оно оживало внутри его головы, живая частичка мертвого Космоса. Луна и Солнце, они плавно перетекали из одной его глазницы в другую, двигаясь под кожей внутри его лица. Они сменялись, они смешивались, они преобразовывались, окрашивая его огромные зрачки в чуждые всему земному тона. Тросы болтались на ветру, слегка раскачивая из стороны в сторону его неподвижный торс. Устрашающий и скованный, он висел, широко раскинув руки в стороны и смотрел на Севера. Это было невыносимо.

«Ненавижу»

Как и ожидалось, все то спокойствие, вся та внутренняя холодность, весь тот безэмоциональный рационализм был сожран, пережеван и выблеван обратно отвратительно-яркой и противоречивой бурей эмоций. Он вновь прошептал свои проклятия, обращенные ко всем в этом мире, а затем с силой ударил дубинкой мальчишку в район левого плеча.

«Светлячок».

Так его здесь все называли. Рабочие придумали ему ласковое прозвище, что впрочем, нисколько не мешало им избивать его. Такого славного, такого хрупкого, некогда любящего и любимого. Он лишился жизни, чтобы стать ею для других, а теперь он брошен и обречен. Прокаженный, чей дар извлекаемый болью, так нужен всем нам.

Странный звук. Он был похож на смесь громкого шлепка, который получают шлюхи по своему измазанному спермой лицу и едва слышимого треска, который издают новенькие ремни при их примерке. Север старался не смотреть, но было очевидно, что в этот раз он попал по правому бедру. В лицо брызнули тонкие струйки крови, и пока он оттирал их рукавом, он задумался, почему все происходит именно так. Небо начало светлеть.

А ведь все началось с того, что дни начали постепенно становиться короче. Это было так плавно, так ненавязчиво – практически незаметно. Никто точно не скажет, сколько на самом деле прошло с самого первого проявления до финального ужаса Воющего Парадокса. Ведь изначально, разница могла быть в даже миллисекундах.

Первые признаки беспокойства, больше походящие на увлеченное любопытство, стали поступать через отчеты сотрудников полярных станций и крупнейших обсерваторий страны. Их легкая нервозность, изложенная на бездушной бумаге практически никогда не выходила за пределы закрытых и никому неинтересных научных конференций. К ним позже подключились экологи, указывающие на резкое ухудшение целого ряда показателей в областях, где уже десятилетиями существовала неустойчивая экологическая обстановка. Другие страны также стали осторожно докладывать о подобном. Там где было плохо – становилось еще хуже. Словно что – то вскрывало старые раны на теле нашей Планеты. Уже потом Север узнал, что многие из тех ученых пытались донести тревожные вести до прессы, но все материалы были изъяты правительством. К тому моменту, скорее всего, это уже не имело никакого значения, ведь они смогли обнаружить аномалию, когда разница в сутках уже составляла несколько минут.

Быть может, верхушки скрывали это, в надежде что все образуется само собой? Что странное, неизученное природное явление закончится как простой и понятный дождь или снегопад? Так или иначе, спустя несколько недель они сдались и изменили стратегию–катаклизм было уже невозможно скрыть.

Тревога росла, несмотря на мощнейшие усилия всех СМИ, в унисон твердящих об абсолютной нормальности происходящего. Тогда уже все это почувствовали, ведь с каждыми сутками продолжительность светового дня сокращалась на одну минуту. Спустя неделю уже на две. Еще неделя и уже на все пять.

В то время Север работал в большом больничном комплексе. Постоянные переработки, стресс и недосып являлись его верными спутниками. Но он всегда считал их своими оберегами, защищающими его психику от гигантского облака суеверных сплетен, панических предположений и тревожных споров, окутавшим на тот момент уже всю страну. Недостаток персонала часто оставлял его ночевать на работе, но ему было все равно. Он был одинок и никогда не испытывал того чувства, когда кто-то нежный и заботливый ждет тебя дома, чего нельзя было сказать об Эмиле, которого перевели в их комплекс из Военного Госпиталя. Им не хватало хирургов, и военные отдали им несколько своих кадров с наименьшим стажем работы. Несмотря на это, он показал себя довольно умелым специалистом и отличным собеседником, поэтому они очень быстро сдружились.

Север держался дольше всех. Его насмешки закончились, когда он увидел включенные фонари за окном на полтора часа раньше, чем садилось солнце в их краях. Его рабочий день никак не сократился, но теперь большую часть своего времени ему приходилось проводить в сумерках. Поначалу, это безумно настораживало. Но потом – приводило в ужас.

Шлеп. Шлеп. Шлеп.

Он уже не считал удары и бил совершенно не целясь, стараясь лишь не задевать голову. Тело мальчика бесшумно покачивалось от каждого прикосновения дубинки, но он не издал ни звука. Северу на секунду померещились черные слезы на лице ребенка, словно сам Космос рыдал, растворяя сквозь его глазницы свою темную материю. Но он никогда не плакал. Он словно наклонился поближе. В его глазах Север видел бурлящую поверхность Солнца. Она была такой близкой, такой детальной, он различал каждую адскую гранулу это раскаленного космического гиганта. И с каждым своим ударом, он видел взрывы на поверхности Солнца. И кровь,игриво поблескивающую на его руках при солнечном свете.

Эмиль еще тогда имел несколько хороших знакомых среди военных благодаря своему предыдущему месту работы. Но даже когда дневные сутки стали длиться около часа, они с Севером так и не услышали от них ответов. Тогда Эмилю казалось, что они специально таят от него нечто глобальное, но потом все стало ясно – они сами не знали что происходит. Их нервные клетки были разрушены также как у всех остальных, только их дрожащие руки сжимали не скальпели или стетоскопы, а боевые винтовки.

Никто не собирался больше ждать. Дни стали измеряться минутами. В бесконечной ночи, люди прониклись разрушительной верой в то, что дальше станет еще хуже. Они хотели подготовиться, успеть сделать хоть что-то, пока их еще полностью не настигла жизнь в вечной темноте, но никто не знал что для этого нужно. Началась массовая истерия, и она была по-настоящему ужасной. Сирены и ослепляющее заградительное освещение не давало ни минуты покоя. Люди выходили на улицы, массовые протесты быстро переходили в вооруженные столкновения с полицией и военными. Удивительно, но скорые продолжали приезжать к их больничному комплексу, груженные до предела израненными телами. Эмиль почти каждую минуту звонил к себе домой, чтобы узнать как дела у его жены с дочерью. Потом персоналу комплекса сообщили, уже официально, что в город прибудет конвой военнослужащих. Будут открыты пункты убежищ, людей начнут эвакуировать из опасных районов. А потом случился Воющий Парадокс и все перестало существовать.

Север почти не застал его в полной мощи, но он прекрасно помнил, как начался их конец. День и ночь чередовали друг друга уже каждые пять секунд. При взгляде на небо невыносимо резало глаза. Никаких мыслей не было –только инстинкты. Кто-то сообразил пораньше и успел зашторить все окна и забить все щели в дверях, но очень многие стали делать это гораздо позже. Людей вывозили в убежища из пылающих войной городов и те, кто добрался до них, никак не пострадали. Военные захватили их больничный комплекс. Север помнил, как их буквально под прицелами автоматов сгоняли на нижний уровень, где были просторные помещения морга и некоторых технических лабораторий. А еще он помнил калечащее его глаза мерцание, которое прорывалось из окон, пока они еще бежали по верхним этажам. День и ночь сменялись так быстро. Так больно. Словно кто-то насильно заставлял тебя моргать. И с каждым разом, свет и тьма вращались еще быстрее. Счет шел уже на миллисекунды. И каждый раз, когда возникал свет, уши разрывала чудовищная смесь разрушительных частот – парализующее сочетание ревущего воя и оглушающего ультразвука. Многочисленная электроника выходила из строя. Все бежали и смотрели в пол, крича от боли и закрывая руками уши, но это не помогало. Ничего не помогало спастись от этого ужасающего мерцания. Этот звук закладывал уши во время фазы «Дня» и тут же с силой вырывал их обратно во время «Ночи». Север кричал громче всех, не имея возможности прикрыться, ведь ему и еще одному доктору приходилось тащить на себе Эмиля. Тот отказался спускаться без своей семьи, начался конфликт, он полез на парней с оружием и они сильно приложили его прикладом. В ту ночь он выжил, но этот шанс, это рискованное спасение лишь обрекло его на гораздо более ужасные мучения. Он больше никогда не видел свою жену и дочь живыми.

Они спустились последними, увидев закрываемую перед их носом большую железную дверь. Север сорвал голос, но их пустили внутрь. Его глаза дергались в невыразимой судороге, из ушей текли струйки крови, и он не сразу сообразил, что вспышки закончились. Но они были словно прелюдией, призванной только ослабить нас.

Подготовить почву.

Началось нечто другое.Самый яркий, самый пронзительный, самый глубокий фиолетовый цвет, что Север когда-либо видел в своей жизни. Он был живым и растекался по поверхностям как жидкость и плыл по воздуху как пар. Север помнил, как он с ужасом наблюдал в щели подвальной двери фиолетовые всплески инородного света. Такого противоестественного, такого запретного, не имеющего права существовать в этом мире. Несколько человек срывали висящие на стенах халаты и пытались забить ими щели под дверью. Снаружи не доносилось ни звука, и Севера это очень напрягало. Но затем он понял, когда попытался привести в чувство Эмиля –звук перестал существовать. Они были словно зажаты в вакууме, под бледным светом ламп накаливания внутри и ослепляющим фиолетовым безумием снаружи. Он беззвучно вопил во весь голос вместе со всеми, смотря как корчатся их перекошенные лица.

Север помнил, с какой ноющей болью звуки возвращались в его уши. Забитые щели перестали просвечиваться противоестественными оттенками фиолетового. Каждый хотел открыть дверь и выглянуть наружу, ожидая увидеть за ней совершенно иной мир. И все они были правы. И все они чертовски боялись. Не боялся только пришедший в себя Эмиль. В нем не было никакого страха – только пустота и отрешенность. Солдаты оцепили собой выход, но увидев его глаза, решили выпустить его наружу, в том числе в качестве расходного материала, ради любопытства. Север пошел следом за ним, пытаясь позвать его, пытаясь остановить, пытаясь хоть немного замедлить, но Эмиль не обращал на его крики и прикосновения никакого внимания. Они вышли из освещенной комнаты морга и ослепли от накинувшейся на них черноты.

Коридоры, подсвечиваемые теми невыносимыми вспышками покрылись невероятно густой темнотой. Воздух был спертым и холодным. Странные чувства. Все казалось таким чужим, таким неправильным. Эмиль держал бодрый темп, прижавшись плечом к ледяной стенке. Военные, убедившись, что коридор безопасен, выдвинулись за ними с потрескивающим шипением раций. Когда они поднялись с подвала на первый этаж, до них стали доноситься отчетливые крики и звуки борьбы. Север прижался к первому попавшемуся окну и ахнул. Именно тогда он впервые увидел «Светлячка».

В свете мерцающих, бесконечно гаснущих и включающихся уличных фонарей, горящих машин и зажженных окон соседних жилых домов. Он стоял посередине дороги, недалеко от начинающегося частокола домов частного сектора. Его голова была почти полностью откинута назад и обращена к небу, а неподвижное тело, словно монумент покачивалось из стороны в сторону под ветрами мировой истории. Затем оно выпрямилось и медленно побрело по дороге, проходящей как раз мимо их окон. Было видно, что он совсем недавно вышел на улицу из широко распахнутой двери своего дома, находящегося чуть ниже по кварталу. Оттуда же за ним выбежал высокий мужчина в разорванной одежде, целиком покрытый кровью.Север мог поклясться, что от его безумного лица исходил неяркий, но заметный в окружающей темноте темно-синий свет. Он безумно вращал головой, словно высматривал что-то, пока она резко не застыла в направлении дороги. Теперь не оставалось никаких сомнений – мужчина раскинул руки в стороны и, не сгибая локти, громко заорал.

Север до сих пор помнит эти звуки, ведь с каждым наступлением темноты ему продолжают мерещится их мертвенные отголоски, каждый раз лишающие его сна. Нет, это не имело ничего общего с человеческим криком. Наша тонкая гортань разорвалась бы изнутри даже от попытки сымитировать этот звук.Окровавленный силуэт, выхватываемый из темноты короткими миганиями фонарей, издал протяжный рев, разносимый эхом по всем уголкам мертвых улиц. Уже после этого, Север долго пытался найти этим звукам понятный земной аналог и каждый раз терпел неудачу. Все что он мог, это сравнить это с воющим шелестом безжалостных потоков ветра в зимнюю метель, разносящихся где-то глубоко под водой. Некогда человеческое лицо потеряло темно-синий отблеск, загоревшись пугающим ярко фиолетовым свечением. А потом оно резко кинулось в сторону медленно идущего по разделительной полосе мальчика. Как выяснилось позже, это был его отец.

Эмиль тоже видел все это. Его перекошенное от изумления и ужаса лицо бродило по головам вооруженных солдат, словно говоря им «Чего вы стоите? Почему вы ничего не делаете?». Несколько солдат медленно побрели в сторону вестибюля, и он, увидев их первые шаги,буквально бросился вперед. Жизнь этого ребенка уже тогда казалась ему священной.

Все оборвалось. На верхних этажах началась лихорадочная стрельба. Существо на улице повторило свой утробный рев, и на этот раз он внезапно получил ужасающий отклик. Сотни шипящих растянутых ртов, сливающихся в жуткий протяжный унисон, отозвались на его зов. Они выбежали из-за угла и набросились на группу военных. Некогда простые посетители, одетые в униформу медработники, случайные прохожие. Их головы просвечивались изнутри меняющим свою интенсивность фиолетовым сиянием, превращающим их уши, ноздри, глаза и рот в источники слепящего света. Именно так Север впервые столкнулся с облученными, сделав выводы о том, что случилось с теми, кто не смог не смотреть на небо во время Воющего Парадокса.

Слишком внезапно. Нет, они не двигались как прирожденные хищники, но их было слишком много. Север не видел в их действиях хитроумного коварства – только неприкрытое насилие. Заторможенная после продолжительного сидения в ожидании психика ускорилась односекундно. Они повалили на пол первые ряды солдат. Те даже не успели поднять свои автоматы вверх, как уже оказались на холодном полу. Они запрыгивали на них и начинали кричать, растягивая свои рты и глазницы, склоняясь над слезящимися и замершими от ужаса лицами лежащих военных. Север видел, как ко лбу упавшего рядом с ним вояки, пытавшегося приподняться, прислоняло свой лоб сидящее на нем существо. Фиолетовые огни внутри его головы разгорелись до нестерпимо ярких оттенков, когда оно уставилось в его зрачки, растягивая свой светящийся рот и выпячивая невидимые за излучением глаза.Солдат перестал отчаянно дергаться и сопротивляться. Он словно покинул этот мир, уйдя вслед этим внеземным, противоестественным огням. Сетчатка глаз, слизистая оболочка рта, все мягкие ткани его лица получали множественные синеватые ожоги, словно его голову поднесли вплотную к мощной ультрафиолетовой лампе. Затем оно отпустило его, обрушив его тело как безвольную куклу. Не прошло и секунды, как солдат поднял свою голову от пола. Он взглянул в сторону Севера с безумным, ярко-фиолетовым оскалом. Он стал одним из них.

Ситуация слишком быстро вышла из под контроля. Пространство больничного комплекса заполнилось громким матом и оглушительными выстрелами. Эмиль с Севером еле успели отпрыгнуть в сторону и прижаться к стене, чтобы не получить пулю в позвоночник или затылок. Облученные издали страшный вой.Когда несколько из них превратилось в кровавое решето, они перестали обращать тех, кого они схватили. Они стали убивать.

Они наваливались и душили, вгрызались в лица, ломали кости и вырывали глаза. В тесных, узких и темных больничных коридорах от них было невозможно скрыться. Солдаты уже забыли о мальчике на улице и пытались прорваться к лестнице наверх. Коридоры были завалены трупами. У многих военных началась паника и они стреляли без разбора, убивая своих и гражданских, стоящих позади. Трещащие рации не замолкали ни на секунду, кричащие о необходимости подкрепления.

Выждав паузу и услышав рев других облученных, забегающих с улицы, Эмиль бросился в соседний коридор. И в этом хаосе, где в абсолютной тьме, пыльный и испачканный кровью воздух рассеивался блуждающими фиолетовыми глазницами, Север смог найти в себе силы и побежать за ним. Он пригибался как мог от визжащих над его головой пуль, стараясь не думать о смерти. Рев приближался. Тело врезалось в широкие перила. Широкими прыжками он пропускал сразу три ступеньки. Пол вибрировал от взрывов и громкого топота позади него. Казалось, что их фиолетовые лица просвечиваются сквозь стены.

На втором этаже все было гораздо страшнее. Те немногие, кто спрятался от Воющего Парадокса в технических помещениях без окон, были застигнуты толпами облученных в тот момент, когда открыли свои двери. Этих бедолаг кромсали, рвали на куски, разбивали их головы об подоконники, выгрызали гортань сквозь шею. Впервые в своей жизни, Север понял, что не готов никому помочь.

Облученные сновали по коридорам и помещениям всего этажа, плавно продвигаясь к лестнице. Эмиль влетел в открытый кабинет и лег полубоком между несколькими разорванными телами. Север в последний момент успел забежать туда же и попытался повторить его действия, опустившись на кровавый пол, прислонившись к стене рядом с трупом пожилой женщины. Ее лицо было сильно деформировано – все что находилось выше половины носа было вбито вовнутрь, образуя широкие трещины по краям оставшейся части лица. Вдвоем, они застыли, подражая мертвым, чтобы сохранить себе жизнь. Облученные организованно проходили мимо их кабинета стройными рядами. Пугающе организованно.

Только когда их топот и шарканье затихло, Север и Эмиль решились сделать осторожный вдох. Они переглянулись между собой, осматривая свои испуганные и измазанные кровью лица. Когда они вышли наружу, то увидели слева от них медленно идущую худощавую девушку с короткой стрижкой. Она повернулась к ним и ее темно-синие глаза раскалились до ярко-фиолетовых огней безумия. Они бросились бежать, стараясь не сойти с ума от ее жутких криков. Все выходы могли быть ловушкой – все здание было слишком опасным. Эмиль на ходу стянул с себя давно нестиранный белый халат и обмотав им руку по локоть с силой ударил по ближайшему окну. Стекло легко поддалось, рассыпавшись тысячами звенящих осколков. Не сговариваясь, они оба спрыгнули вниз, сбив своими телами горшки с завядшими от темноты растениями.

Изуродованный самим временем асфальт одарил их своим внезапным, калечащим поцелуем. Эмиль приземлился крайне неудачно, упав на бок и отбив себе локоть и тазобедренную кость. Север упал совсем рядом, приземлившись точно на ноги, от чего его тело пронзила такая невыносимая волна боли, поднявшаяся от низких стоп до самой головы, что на несколько секунд его зрение расплылось в красноватых просветах боли. Кто-то еще упал позади них. Та девушка. Она уже поднималась с пола. Эмиль в ужасе пытался отползти спиной назад, тихо подвывая от боли, но был слишком медлителен. Она буквально вползла на него и издав уже знакомый рев склонилась над его лицом, расширяя свои глазницы и растягивая свой рот. Север парализовано смотрел, как что-то внеземное начинает разгораться внутри ее головы, находя свое ослепляющее продолжение во всех отверстиях ее лица.

Звуки выстрелов, совсем рядом. Они привели Севера в чувство. Он подбежал и попытался стянуть ее со своего друга, но она вцепилась слишком крепко, а Эмиль уже не был способен сопротивляться.Он бил ее по спине, бил изо всех сил, но она словно приклеенная, не сдвигалась со своего места. В отчаянье, он пытался осмотреться вокруг, чтобы найти хоть что-то и удача улыбнулась ему. Север поднял небольшой осколок кирпича, лежащий неподалеку и с криком обрушил его сбоку на пульсирующее фиолетовым лицо девушки. Ее голову резко качнуло в сторону, и она беззвучно упала, свалившись позади обездвиженного тела Эмиля. Север нагнулся, чтобы помочь ему подняться, как заметил, что она уже поднимается с земли. Вся правая часть ее лица была разбита, сломанная челюсть болталась где-то внизу, а осколки зубов омывались струями подсвеченной инородным сиянием крови. Север не смотрел в ее глаза, и даже при всем желании не смог бы их увидеть – настолько ярко они разгорались. В совершенно диком, кошачьем прыжке она набросилась на него, одним движением перепрыгнув стонущее тело Эмиля. Север совершенно не ожидал этого и резко отпустил ладонь Эмиля, заставив его тело удариться об асфальт еще раз. Она врезалась ему в грудь и повалила на спину, забираясь все выше и выше к его напуганным глазам. Она вдавливала его в пол, издавая громкий утробный рев. Огни ее внутренней плоти слепили и дезориентировали Севера, пока он пытался стряхнуть ее с себя. Ее порванная пасть только усилила ее преимущество, ведь теперь из этой чудовищной раны непрерывным потоком неслось мощное фиолетовое сияние. Она ударила его затылком об асфальт, и Север ощутил как темнеет в его глазах, но даже эта темнота не могла скрыть нависшее вплотную над ним чудовищное свечение искалеченного рта и растянутых глазниц.

Внезапно его разум словно переклинило. С каждой секундой он все меньше и меньше чувствовал связь со своим телом. В это время, лежащий в полуметре Эмиль корчился от боли, ожидая возвращения чувствительности своих конечностей. Он слышал, как оно ревело совсем рядом, ослепляя его боковое зрение светом из иных миров. Эмиль видел, как беспомощно трясутся ноги его друга и стиснув зубы заставлял свое тело шевелиться. Из последних сил, он нащупал в кармане штанов уже давно не пишущую ручку, которую он так и не успел донести до мусорного бака, все время откладывая это на потом. Зажав ее в правой руке, он медленно подполз к ним и с силой вонзил кончик стержня под углом ей в кадык. Она издала короткий захлебывающийся вопль, ослабив световой поток. Эмиль выдернул трясущейся рукой свой пишущий инструмент назад, готовясь воткнуть его снова, но его кисть обожгло ярким фиолетовым светом, вырвавшимся из сделанного в девушке нового отверстия. Корчась от боли, он сжимал второй рукой неестественно посиневший участок своей кожи. Существо снова с силой ударило голову Севера об асфальт, а затем быстрыми движениями переползло обратно на держащего поврежденную конечность Эмиля. Он вопил и пытался отмахиваться от нее ручкой, пока она безжалостно забиралась на него. Остановившись на долю секунды, она без особых усилий вырвала ее у него из рук и глубоко воткнула ему в плечо.

Север очень отчетливо помнил те странные ощущения. Он был где-то совсем далеко, но постепенно возвращался обратно, стекая густой прямой линией с освещаемых неярким светом звезд темных уголков Космоса. Его тело заполнялось им самим, преобразованным в виде жизненной эссенции, разгоняющей кровь и заставляющей сердце биться вновь. Он вышел из анабиоза и повернулся набок, видя как Эмиль хрипит под отвратительным созданием, ползающим на нем. Север также увидел дорогу, и того самого мальчика, медленно идущего по ней. Совсем близко. Рядом с ним крался тот окровавленный мужчина и еще несколько облученных. Это было дико, но они не трогали мальчика, но когда заметили их борьбу, то сразу, не думая рванули к ним, оглушая улицу своими безумными воплями. Мальчик даже не взглянул в их сторону.

Непослушное, пошатывающееся тело, словно очнувшееся от вечного сна. Север поднялся на ноги, прихватив с пола тот самый осколок кирпича. Облученные были уже очень близко и только ускорялись. Он с размаха ударил ей в ту часть лица, где когда-то был маленький и аккуратный женский ротик, раскрывающийся так широко лишь для того чтобы отсосать чей-нибудь вкусный член. Хрустящий треск, как звук столкновения кости и бетона. Он проломил ей верхнюю челюсть, выбив все зубы и разорвал ее пасть практически от уха до уха, вставив кирпич ей в глотку. Его рука ушла глубоко в ее рот, и Север с диким визгом высунул ее назад,уже покрытую сильными ожогами, словно он засунул руку в кипящую воду.Девушка выблевала вязкий сгусток крови на лицо Эмиля, и кровь, проходя через ее свечение, начинала закипать. Он успел прикрыть голову обожжённой рукой, получая критические повреждения тканей и вопя от нестерпимой боли. Она подняла свое изуродованное лицо на Севера, расплавляя его тело мощным сиянием из широкой дыры в своей голове. Закрываясь изуродованной конечностью, он успел увидеть кирпич, застрявший в ее глотке и с силой пнул по нему ногой. Ее голова с чавкающим звуком разделилась напополам, и ее верхняя часть,начинающаяся от середины носа, закинулась назад так, что она доставала своим затылком до лопаток. Из этой отвратительной щели продолжал светить вертикально вверх фиолетовый луч, но только одну секунду. Потом все замерло, она упала на землю, как совершенно обычная, изуродованная и искалеченная девушка. Кроме окровавленных внутренностей, поблескивающих от света тусклых фонарей, в ее голове больше ничего не светилось.

Тогда он думал, что это конец.

Наивный.

Эмиль только смог оторвать свою разбитую голову от асфальта, а они уже были рядом. Слишком много. Север смотрел, как они приближаются и задумался, а что будет, если они начнут обращать сразу всей толпой только одного человека. Эмиль уловил его взгляд и услышал их вопли у себя за спиной. Северу показалось, по выражению его пустых глаз, что Эмиль тогда просил убить его, до того как они доберутся до них. Но тогда все обошлось. Сигнальная ракета, возникшая из ниоткуда, ослепила застывшие в предсмертном параличе улицы. Сбоку раздались множественные выстрелы, и свистящие желтоватые вспышки положили всех облученных за метр до тела Эмиля. Одна из многочисленных колонн военных, с грузовиками, бронетранспортерами и злыми людьми внутри. Облученные были прекрасной мишенью, особенно в полной темноте. Север сказал Эмилю лежать на месте и выбежал на дорогу. Там он чуть не врезался в идущего в темноте «Светлячка». Тот только поднял на него свои бездонно черные впадины вместо глаз, и не выражая к нему никакого интереса, побрел дальше. Север услышал вопли из громкоговорителя. Человеческие вопли.

Они приказывали ему отойти от мальчика иначе его расстреляют вместе с ним. Север чувствовал в этом что-то чудовищно неправильное и не сдвинулся с места даже когда на них направили сотни подсвеченных фонарями стволов. Хрупкое тельце продолжало идти вперед, равнодушно шлепая босыми ногами по черному асфальту. Эмиль все видел, Север только сейчас понял это. Он ведь специально вышел из тени больничного комплекса в тот момент, чтобы отвлечь военных на себя. Он рисковал, и он знал это. Наверняка же знал. Он просто давал им возможность скрыться. Север тогда не догадался. В тех его мыслях, он просто хотел поднять мальчишку и взять его на руки, хотел показать военным, что с ним все в порядке, что он не опасен.

Когда он прикоснулся к нему, мальчик застыл на месте, не оборачиваясь к нему лицом. Его кожа, наощупь, ничем не отличалась от любой другой кожи человеческого ребенка, но Север с изумлением обнаружил, что чем дольше он его держит, тем меньше он его чувствует физически. Словно он растворялся в его ладони, или быть может наоборот,мальчишка отключал у Севера тактильные органы чувств.Севера шатало, из его ожогов сочилась темная кровь, но когда он еще немного удержал «Светлячка», он увидел, как ожоги на его руке загорелись бело лунным светом, после чего бесследно исчезли. Когда он попытался прихватить мальчика, чтобы взять его на руки, раздался выстрел. Пуля пролетела где-то совсем рядом, но от неожиданности он случайно выронил ребенка из рук. Он беззвучно приземлился на твердый и неровный асфальт, и в момент удара его глазницы расширились под давлением неосязаемой и черной пустоты, заполняя эти сосуды ярчайшими частицами безграничного Космоса. Именно тогда Север сгорел на испепеляющей поверхности Красного Гиганта. Именно тогда, бесконечная ночь закончилась, а улицы осветило ранее Солнце.

Север прикрыл глаза от слепящего дневного света.

«Пожалуй, яркости достаточно»

Он видел отсюда их офис – угрюмое многоэтажное здание, а также часть городских построек за территорией подстанции. Он смотрел, как солнечный свет в очередной раз подчеркивает усмиряющее уродство серых панельных зданий, чьи потрескавшиеся силуэты словно бросали вызов самой жизни. Он убрал свой инструмент, сложив его и прицепив к штанам и нажал на знакомую кнопку, стараясь не смотреть как безвольное тело малыша, покачиваясь заезжает на тросах обратно в нишу, оставляя на площадке едва заметные капельки крови, падающие вниз до самой земли. Щелкающий звук. Теперь, матовое стекло скрыло его от нашего мира. Север начал свой долгий путь вниз, с улыбкой обнаружив, что чувствует боль в своем правом колене. Он слишком высоко оставлял ее на ступенях, пока левая была уже далеко внизу. Север всегда верил в то, что боль является лучшим тренером и радовался, что вновь нашел этому подтверждение. Примерно на середине пути со «Звездочета», он снова задумался, как порой бывает одновременно проста и сложна эта жизнь.

Никто в ту ночь больше не пытался пристрелить мальчика. Он увидели в нем метод - извращенный способ вернуть нам солнечный свет. Как Север выяснил потом, они встретились с одним из многочисленных отрядов зачистки во главе с полковником Фехлером. Солдаты с нескрываемым удовольствием рассказывали, насколько же легко она проходила, ведь облученные толпились на улицах даже не думая скрываться. Они все куда-то двигались, стараясь делать это организованно. Их сияющие головы захлебывались в крови, а затем с громким треском лопались, когда по ним проезжала автомобильная колонна. Чтобы быстрее вернуть людей к привычному образу жизни и не переполнять морги, все тела простых людей военные скрупулезно грузили в машины и вывозили за город, составляя при этом списки погибших, если это было возможно. Тела облученных сжигались на месте. Эмиля и Севера погрузили вместе с мальчиком в закрытый кузов большой военной машины и доставили на территорию работающей электроподстанции, располагавшейся в самом слабозаселенном участке города. Там они проводили опыты над всеми ними и жестокие эксперименты над мальчиком, совершенствуя полученный метод. Они выяснили, что если безостановочно пускать по его телу мелкий ток, то он способен поддерживать полученную ранее под пытками яркость Солнца. Когда она спадала, даже несмотря на постоянный поток слабого тока, ребенок покрывал свои глаза густой черной пленкой и тогда у нас наступала ночь. Но если людям не нужна была ночь в этот момент, в процесс включались люди с дубинками. Они «настраивали» его, словно радиоприемник, задавая ему нужные частоты. Под их ударами, в его глазах снова оживали яркие огни, заставляющие Солнце подниматься над нашим миром. Север считал, что Солнце, удерживающееся в течение суток разрядами тока – фальшивое. Но другого, у них попросту не было. В первые же сутки стало ясно, что эффект работает только на открытой местности. Избиения мальчика внутри помещения не давали никакого результата кроме ужасных гематом на его теле. Тогда они и построили «Звездочет».

Такое пафосное название для таких мерзких дел. Или благородных?

Остатки этого дня они с Эмилем провели в привычной кабинетной обстановке. На базе началась необъяснимая суета. Толпы солдат и рабочих носились по территории и переставляли вещи с места на место, перекрашивали старые постройки, выравнивали грунтовые участки дорог у въездов. Как выяснилось позднее, это была подготовка к приезду полковника Фехлера, что означало, что Заместитель покинет свой пост и исчезнет из их жизней навсегда. Эмиль возлагал на приезд полковника большие надежды, и многое хотел с ним обсудить. В обед к ним забежал солдатик и попросил помочь ему составить отчет «О степени ложной информированности граждан». Так начальство его назвало. Они отсматривали в интернете самые крупные новостные ресурсы социальных сетей и местные сообщества. Нужно было выяснить, насколько сильно людей встревожил сегодняшний инцидент, когда восход начался на двадцать минут позже, чем обычно.

К их удивлению, если убрать из расчета некоторые отдельные комментарии, все было абсолютно спокойно. Граждане в большинстве своем даже не обратили внимания на произошедшее, ведь огромное множество людей не только никогда в своей жизни не следило за этим, но даже и не знает точных часов рассвета и заката. Тем единицам, кто писал о странностях сегодняшнего утра и ненормальности происходящего, уже ответили специальные люди, работающие в сфере безопасности. Они писали им, что при высокой пасмурности, такое возможно, и их это устраивало. Если же находились комментарии, кричащие о необходимости вспомнить события Воющего Парадокса и сравнить их с тем, что происходит сейчас, то такие комментарии попросту удалялись администрацией любой интернет площадки по первому обращению к ним. Когда сияющий от радости солдат ушел с отчетом, Север с Эмилем пошли на крышу, откуда они любили курить сигареты и наблюдать за бегающими по линиям электропередач разрядами тока.

– Что дальше? – Эмиль умел задавать непонятные для Севера вопросы.

– Ну... не знаю, приедет полковник, ты же хотел с ним переговорить, – Север говорил не торопясь, делая глубокая затяжку практически после каждого слова.

– Нет, причем тут полковник. Что вообще нас ждет дальше? – Эмиль смотрел вдаль электроподстанции, ожидая новой вспышки на тянущихся повсюду проводах.

– А, ты про это дальше... Я так далеко не заглядывал. Мы все здесь живем одним днем, – Север посмотрел на Эмиля, но тот так и остался стоять в неподвижной задумчивости.

– Ну… а как ты думаешь? У тебя же есть какие-то мысли на этот счет, и не говори что нет. Может, ты веришь, что мальчик скоро станет нормальным, подрастет немного и наплодит себе кучу таких же одаренных деток, которые смогут включать свет на этой планете, когда им захочется. Новая раса людей, охренеть, да? А может ты веришь, что его можно бить каждый день и если нет видимых признаков серьёзных повреждений, то значит, он никогда не умрет от внутреннего кровотечения, вызванного разрывом мягких тканей и органов внутри его тела, а также от полного отсутствия у него пищи и воды уже на протяжении месяца?

Северу показалось, что последнюю фразу Эмиль произнес с неявным укором ему, будто он не знает, что его заставляют делать это также как и всех остальных. Север не подал виду и спокойно ответил.

– Ты знаешь, не во что я уже не верю. Особенно из того что ты перечислил. Наша вера не помогает нам, когда случается что-то по-настоящему плохое. Она только снимает с нас ответственность. Но есть люди, которые полагаются на нас. Если хочешь – верят в нас. И мы просто не можем позволить себе подвести их. Ты понимаешь, о чем я говорю.

Эмиль странно посмотрел на него и Север только тогда понял, какую болезненную, незаживающую рану его души он только что расковырял. Потеря семьи. Ведь он продолжал винить себя в случившемся. В чертогах своего искалеченного разума, он подвел их, и они погибли в ту страшную ночь. Севера разрывало изнутри от собственного идиотизма. После небольшой паузы он тихо добавил:

«Извини»

Эмиль сделал глубокий затяг и немного помолчав, повернулся к нему и с окутывающей его слова дымкой продолжил их диалог.

– Да ничего... Я понимаю, тяжело не задеть того, у кого больше ничего не осталось – Он невесело засмеялся, закашлявшись от переполнивших его легкие никотина –Я просто хотел у тебя узнать, только честно. Есть вещи, которые мы не ценим, но гораздо хуже те вещи, которые мы не договариваем. Что у тебя на уме? Вот эти все твои слова про ответственность, ты и вправду все это чувствуешь? Перед этими сволочами в форме? Или перед простыми работягами? Или перед семьями с детишками, живущих в городах? Я просто хочу понять, что там, внутри тебя, так не дает тебе покоя? Если ты не сделаешь, если МЫ не сделаем…не полезем на эту сраную вышку, и пошлем нахер рабочих с их жребием, то что ты почувствуешь? Легкое волнение, как будто не выполнил какое-то важное поручение от начальства и теперь тебя могут отчитать и заставить все исправлять? Или же это будет таким сжирающим тебя изнутри чувством, такой болью, или как ты говоришь ответственностью, что она просто не позволит тебе жить дальше? Мне правда интересно что ты думаешь об этом.

– Я думаю... я думаю, что если мы или кто либо еще не продолжит делать эту работу, то будет уже не важно какую степень вины или чувства ответственности я буду испытывать. Мы просто перестанем существовать. Лишимся этой жизни, и все. А это значит, что все усилия, все волнения были напрасны, – Север стряхнул пепел с сигареты, постучав им о железное ограждение на крыше.

– Ты и вправду считаешь, что то, как люди сейчас существуют можно назвать настоящей жизнью? Да мы просто выживаем, Север! Особенно мы с тобой, не имея права даже уйти из этой гудящей электричеством свалки, – Эмиля явно тянуло на трущобную философию и Север не мешал ему. Никогда не мешал, считая это его терапией. Разгрузкой поврежденной психики, давящей на его душу. Но сейчас он чувствовал, что это все отголоски всплывших только по его вине семейных воспоминаний.

– Слушай, если ты спрашиваешь меня об этом из-за тех моих идиотских фраз, то я уже извинился. Я не хотел задевать ту тему, поверь.

– Нет, ты чего, я все понимаю, я хотел про совсем другое, – Эмиль явно оживился, но потом увидев как женщина в рабочей каске весело обнимается с другим рабочим, снова усиленно задымил.

– Все нормально и знаешь – это и есть самое страшное. Я спрашиваю сам себя, разве так может быть? Как можно жить, как можно просыпаться по утрам, как можно смеяться, как можно стоять здесь и курить эти горькие дешевые сигареты, которые пока дошли до нас явно побывали не в одной заднице, ты понимаешь меня? Как ты вообще можешь хорошо себя чувствовать, когда у тебя умерли самые близкие люди? Имеешь ли ты это право на это? У тебя больше нет ничего, нет никого, ни единого человека, ради которого стоит вообще открывать глаза по утрам, но ты продолжаешь делать это. Продолжаешь тупо жить.Понимаешь о чем я? –Север кивнул. Ему были незнакомы эти чувства, и он никогда не отличался особой эмпатией, но верил в искренние эмоции и сейчас он видел их перед собой. Эмиль делал большие паузы между словами, было видно, как он сдерживается из последних сил, чтобы не завыть от той боли, которая словно опухоль, пульсируя прорастала у него изнутри.

– И как после этого можно сравнивать людей с животными? Даже лебеди убивают себя в случае смерти своей второй половинки. А я... я не говорил тебе, но знаешь... я уже забыл, как они выглядели, представляешь? Смешно, да? Прошел один месяц, а я уже с большим трудом вспоминаю очертания их лиц. А вчера ночью, я понял, что забыл даже голос своей жены. Понимаешь? Один только голос, а его уже и нет. Все удалено. Стерто. Может так мой мозг хочет облегчить мою жизнь? Убрав из нее память о самых любимых и дорогих мне людях? А может этот мозг пойдет нахуй? А может, я сам пойду нахуй?

Эмиль тяжело вздохнул. По его щеке покатилась едва заметная, кристально чистая слеза. Север молчал – он знал, что будет продолжение.

– Всегда считал, что сначала умираешь, а потом попадаешь в Ад. Я ошибался, Север. Если все не кончится здесь... если нас отсюда выпустят, я хочу попробовать вернуться к себе домой. Найти наши старые фотографии, кассетные записи. Я хочу вспомнить их, как бы больно мне не было, потому что они и есть вся моя жизнь.Я всегда старался разделять с ними свои радости, свои мысли, свое счастье, а что теперь? Без них, даже ушедших, я словно и не существую, я будто неполноценный. А еще мне хочется, знаешь, мне хочется... у меня все время вертится в голове собственный крик. Он постоянно орет на меня, вопит один и тот же вопрос:

«Зачем»

Самый блять, страшный вопрос в этой жизни. И знаешь что? Я не знаю, что на него ответить. Их больше нет, наши дни тоже сочтены, рано или поздно вся эта больная хрень с избиением ребенка закончится, моя угрюмая рожа больше не улыбается – так для чего все это? Но и прекратить это я тоже не могу. Не могу и все, хотя думал об этом не один раз. Я трус. Север? Скажи мне, я трус?

– Нет, ты не трус Эмиль – Север серьезно посмотрел ему в глаза и похлопал его по плечу. Обычно люди этим жестом выражают поддержку, он всегда помнил об этом –Я считаю, что ты один из самых сильных людей из всех кого я знаю. Именно ты, несмотря на страшное горе, несмотря на абсолютную ненормальность всего происходящего, продолжаешь помогать мне, не перестаешь думать как можно что-либо изменить, все равно продолжаешь переживать за простых людей снаружи, что бы ты не говорил. Ты хороший человек, Эмиль. Просто... просто это жизнь, и иногда она почему-то становится мрачным испытанием. Но нужно жить дальше, продолжать идти вперед, цепляться и возможно в нее вернется свет, я так думаю. Только эта мысль заставляет меня открывать мои глаза по утрам, как ты говоришь.

– А если я не хочу проходить это испытание? Если я не вижу в нем смысла, если я откажусь, что тогда со мной будет, а? – Эмиль небрежно бросил окурок вниз даже не отслеживая взглядом его рассыпчатое пепельное падение. Он оперся на ограждение крыши и продолжил, поглядывая то на дымящего Севера, то на высотные здания города.

– А вообще знаешь, я тут задумался – ведь мы самые настоящие изгои. И я говорю не про нас с тобой, а вообще про всех людей, слышишь? Люди –самые презираемые создания во всей Вселенной. Ты только вдумайся -сама жизнь покинула нас, ведь разве может существование без единой цели, без единого стимула, без хоть какого-то смысла, называться жизнью? Это так страшно, Север, я не понимаю почему ты не можешь прочувствовать это... да твою мать, у каждой букашки на этой Земле есть цель, есть предназначение, если хочешь, есть свое место и самое для нас жуткое – эта букашка приносит пользу. Ты вообще понимаешь насколько это сложная система, насколько недостижимо идеален этот баланс? Убери из него любой элемент, выкинь комаров, пчел, мух, выкинь муравьев, выкинь все, что тебе захочется уничтожить и все рухнет мгновенно. Все так крепко сжато, такая тесная связь, это потрясающе. А что мы? Мы только и занимаемся тем что рушим все это, каждый божий день. А самое смешное, мы ведь тоже были рождены в этом балансе, но боже, как же мы блять далеки от его совершенства.Как же так вышло –нас что, испортили еще до начала существования? Или может нас специально для этого и создали? Может это и есть наше истинное предназначение? Разъебать здесь все, не оставить и камня, распороть эту хренову планету напополам и раскидать ее кишки по Млечному пути? Это наш смысл жизни, как они любят писать? Я точно знаю, что когда человеку нечем себя занять он медленно сходит с ума. Получается, Север, что с момента появления первого человека, всю нашу гребаную историю мы только и делали, что постепенно лишались рассудка и совершенствовались в собственном безумии. Вот это масштабы, да? Каждое новое поколение все более и более извращенных тварей. Все эти работы, развлечения, встречи друзей, любое хобби – это ведь просто жалкая попытка отвлечься, найти себе хоть какое-то применение, спасти свою голову от ужасной мысли, кричащей нам о том, что мы абсолютно бесполезны для этой Вселенной. Не знаю, кто это все придумал, но он точно гений, помог нам ощутить иллюзорную значимость и на многие века сдержать неизбежное. Посуди сам, мы ни для чего не годны, мы не приносим никакой пользы –мы существуем просто так. Даже самый великий из нас, дай ему бессмертие не изменит и сотой доли процента тех событий, что происходят в этом мире ежесекундно. Это что, такая жестокая шутка Природы – создать разумное существо, дать ему способность мыслить и творить, а затем просто ожидать, пока он сам придет к этому страшному вопросу «Зачем» и лишиться любого стимула продолжать делать хоть что-либо, кроме как сношаться, пожирать все вокруг и спать, в надежде забыться? Человек – это изгой, не имеющий своего места уродец, бесцельно ожидающий собственную смерть с самого своего рождения, не получая при этом никаких ответов во время своей жизни. Это Ад, Север, где жизнь ради жизни. И здесь нет вопроса, веришь ты в него или нет – ты уже живешь в нем, мой друг. Так просто и так до боли правдиво.

Север больше не выводил его на пространные рассуждения о жизни. Он не любил их – он любил саму жизнь. Он верил в то, что Природа победит все. И как из безжизненного асфальта прорастает трава, как из вечной пустоты проявляются звезды, так и настоящая любовь, как часть самой Природы способна пережить и пройти через что угодно. И Север очень любил свою жизнь.

Вечер подкрался незаметно, но Солнце и не думало садиться. Север думал, что иглы причинили слишком сильную боль и поэтому энергия не расходовалась как прежде. Впервые за все время здесь, они отключили подачу тока в его конечности. Это сработало и солнечный свет начал плавно уступать законное место коварной темноте.

Полковник не приехал в этот день, чем сильно огорчил Эмиля. Ему так нетерпелось обсудить с ним будущее«Светлячка», что он буквально не мог найти себе места. Утром, никто из них даже и не думал лезть на «Звездочет». Они просто отдали часть полученных за последнюю неделю денег рабочим, что бы те делали это за них. Север в очередной раз убедился в волшебных свойствах этих, казалось бы, ничем не примечательных бумажек. Ведь они смогли даже убрать тот непреодолимый страх рабочих перед нарушением приказа Заместителя.

В то утро, они по-настоящему почувствовали себя ненужными. Они прохаживались по оживленным проходам электроподстанции, стараясь проникнуться ритмом этой энергичной и суетливой жизни. Север разочарованно смотрел на помещение одного из цехов, не обнаружив там одну из понравившихся ему работниц. Он сразу ее приметил, за пухлые губки и торчащие даже сквозь толстые слои спецодежды ягодицы. Каждый раз, когда он ее замечал, где-то глубоко внутри он превращался в дикое животное, готовое наброситься на свою добычу –совсем не те романтические чувства, что описывают в любовных романах. Каждый уголок цеха всегда был на виду, а вокруг постоянно бродили вооруженные патрули, поэтому Север запоминал как можно большее количество деталей ее превосходного тела, чтобы вдоволь наиграться с ним перед сном в своих фантазиях.Каждый раз одиночество вело его мимо нее, но правда была в том, что он не хотел вставлять ей под дулами автоматов.

Нагулявшись, они встали под крышей одного из складов, раскуривая остатки сигарет с привкусом немытой задницы. Мимо проплывали погрузчики с большими коробками, из которых торчали различные технические приборы. Север опять ударился в воспоминания, которые в этот раз напомнили ему давно разъедающий его вопрос. Он коснулся плеча Эмиля, привлекая его внимание и спросил.

– Что ты видел, там? В том сиянии, когда та облученная у больницы пыталась «освещать»нас, прислоняясь вплотную к лицу.Ты что-нибудь помнишь? Ты пробыл там больше чем я, под этим фиолетовым светом.

Эмиль уже открыл рот, как тут же его захлопнул, молча указав рукой куда-то вправо. Желтые сигнальные огни вращались по краям территории, где солдаты уже спешно выстраивались в шеренги. Это означало только одно – полковник Фехлер вернулся в свои владения.

Эмиль, не сказав ни слова, буквально сорвался с места в направлении главного штаба, который военные расположили в самом крупном административном здании электроподстанции. Север с большим трудом пытался двигаться в его темпе, стараясь проскальзывать сквозь толпы людей и не отставать. Уже у самого входа, Эмиль придержал его и отвел в сторону.

– Я пойду к нему один.Если со мной что случится, ты сможешь сделать все правильно, в тебе я не сомневаюсь. Под левой ножкой моего стола в кабинете найдешь записи, они помогут, а дальше уже сам.Так продолжать нельзя – он кивком указал в сторону высот «Звездочета» –Нам нужно что-то с этим сделать.

И больше не говорил ни слова.

Хмурящиеся рожи служителей войны нехотя пропустили его внутрь. Север разводил руками. Он не любил все это. Эмиль был одним из тех, кто не говорит, скрывает что-то, думая, что тем самым оберегает тебя. Но когда приходит время узнать, или же ты обнаруживаешь это сам – уже слишком поздно. Так было с его ожогом на кисти и предплечье, после втыкания ручки в горло облученной, когда он «забылся» и ему пришлось пересаживать кожу с мертвого солдата. Так было и в этот раз. Он вернулся после беседы с полковником. Весь мокрый и взъерошенный. Заговорил только когда они отошли в «Место тишины» –небольшой тупичок между производственными цехами, где никогда не сновали солдаты.

– Его нужно убить, – Он буквально испепелял своим взглядом Севера.

– Что? О чем…о ком ты вообще говоришь?

– Нужно убить мальчика.

Слова, прозвучавшие подобно грому среди ясного неба Севера. Он мог предположить разное, но только не это.

«Ни за что»

– Они никогда не остановятся, Север. Этот Фехлер, он еще более упрямый и тупой чем Заместитель. Он отказался от всех дальнейших исследований,любых попыток изучить этот феномен,даже от сканирования состояния его здоровья, понимаешь? Они собираются мучать его вечно, совершенно не представляя, с чем имеют дело!

–Эмиль… но, – Север пытался сказать хоть что-то, но Эмиль беспощадно перебивал его. Он буквально кипел изнутри.

– Нет! Не нужно мне ничего говорить, я знаю, что ты хочешь сказать, что это все мораль, и мне просто жалко мальчика, да? Да тысячу членов тебе в задницу, Север. Знаешь, да даже если есть хоть малейшая вероятность того, что внутри «Светлячка» остался тот маленький и напуганный ребенок – уже нельзя позволять этому продолжаться.Но дело ведь совсем не в этом. Они же не собираются ничего изучать, они будут просто насиловать его тело, пока оно не сломается. Так зачем ждать, зачем оттягивать неизбежное? Зачем калечить живое существо просто так?

– Эмиль, послушай себя сам! Ты сам понятия не имеешь что будет, если убить это существо. Никто не знает этого! С чего ты взял, что в этом и есть наше спасение? Вспомни, что ты говорил мне о бесцельности человеческой жизни, о предназначении. Так вот, «Светлячок» не человек, и ты это знаешь! Так может его предназначение и заключается в том, чтобы давать нам солнечный свет?

– И ты веришь в это? – Эмиль расхохотался –И правда думаешь что так будет всегда? Не, ну а чего бы и нет? Захотел позагорать на пляже под Солнцем – поднялся на вышку и избил битой малыша, да? У него же не хрупкое тело из мяса и костей, а пластичная сталь, не иначе!Вот это я понимаю, вот это прям неразрушимая основа для нашего Нового Мира, хоть плакаты рисуй.

Эмиль с силой сплюнул на шрамированный асфальт. Север с силой вжался в стену, пытаясь справиться с той бурей, которую Эмиль принес с собой из военного штаба.

– Я понимаю, о чем ты, Эмиль. И ты знаешь, что я сам не испытываю счастья и уверенности в завтрашнем дне. Но то что ты предлагаешь… это же конец. Да, мы не знаем, как оно работает, но так нужно требовать! Нужно добиваться исследований, нужно изучать, а не убивать! Должен быть другой способ…

– Ах да, я же еще не сказал тебе – Эмиль коварно ухмыльнулся – Теперь мы можем уехать. Фехлер отстранил нас. Мы им больше не нужны. И вся наша писанина, все эти наблюдения –тоже.

Север всегда считал, что как бы плохо тебе не было, всегда может стать намного хуже. Сейчас это случилось с ним уже дважды.

– Но…как же все эти камеры, все эти датчики на «Звездочете»? Как же так и не состоявшийся забор крови для анализа? А как же все эти бесконечные отслеживания показателей его пульса? А еще целая куча запланированных исследований?

– Ты что, не слушаешь? Им всем плевать, – Эмиль выпрямился, стараясь удержать спокойный тон его дрожащего голоса – этим воякам, и всем нашим верхушкам, всему этому сраному правительству с его сверхсекретными спецслужбами. Они получали наши отчеты и решили, раз ему не нужно есть и пить, а только видеть небо, раз критических повреждений на его теле не остается если аккуратно бить, раз показатели его сердечного ритма постоянно стабильные – то значит больше ничего и не нужно. Прибор! Они так его называют в своих протоколах и докладах, я видел это своими глазами в кабинете полковника. Прибор настроен Север! Мы молодцы!

– Нет, так не должно быть... Ты наверное что-то не понял, они конечно упрямые и недалекие, но не настолько же! Я думаю, были какие-то распоряжения сверху, просто секретные! Мы не имеем к ним доступа, мы не знаем всех их замыслов, у нас нет той информации, которой они могут владеть! – Север пытался убедить Эмиля, но произнеся все это начал понимать, что все это время пытался убедить только себя.

– Да хрень это все собачья, Север! Опять ты мне хочешь втирать свои байки про секретных информаторов и агентов? Я сыт этим по уши! – Эмиль выглядел одновременно раздраженным и печальным. Север еще никогда не видел его таким.

– Мы, первые кто вступили с ним в контакт. Ты его сам на руках тащил к грузовику. Мы, первые кто делали самый примитивный сбор данных по нему! Мы, подключали всю аппаратуру, составляли отчеты, посылали данные куда нам говорили. Очнись, Север –мы и есть информация и мы больше не нужны.

Где-то недалеко от их углубления прошел патруль солдат, загородив им свет и погрузив их в плотную тень на несколько секунд. Эта была нужная им передышка. Эмиль тяжело дышал –при всем его напоре, ему было очень тяжело. Внутри себя, он уже стойко принял это тяжелое решение, но его ноша продолжала пульсирующе сдавливать изнутри. Нельзя было молчать. Только не сейчас.

– Знаешь, если даже отбросить это все... тебе не кажется, что мы делаем что-то охренительно неправильное? Пусть мы и трижды правы, как нам мерещиться.

– Кажется, еще как кажется! Но это все, что у нас есть, – Север пытался нащупать ту незримую точку опоры – а ты хочешь это разрушить, ты даже не предлагаешь попробовать что-то другое, например, найти какой-нибудь способ связаться с людьми из правительства, чтобы они дали разрешение на дальнейшие исследования. Нет, ты просто хочешь взять и уничтожить последнее.

– Ты меня не слушаешь совсем, да? Я же говорил, что полковник имел при себе бумажки высочайших служб и организаций. И нигде не было ни слова про изучение и экспериментирование, мать его. А сам Фехлер, даже слушать про это не хочет –он боится этих бумажек. Ты думаешь, я не размышлял обо всем этом? Это так смешно, ты живешь в долбаной иллюзии, в мире, где завтра может не взойти Солнце если ты перестанешь избивать ребенка, а он боится бумажек и выговоров вышестоящего руководства. Ничтожество.

– Это просто... это... я просто знаю тебя, Эмиль. И если ты и вправду так долго размышлял и планировал все это, то по-любому должен был придумать еще способы. Еще варианты. Ты не можешь по другому.

– Я понимаю куда ты клонишь, Север, но нет. Только не в этом случае, – Эмиль серьезно посмотрел на него – первоначально, чтобы ты понимал и не считал меня кровожадным маньяком, у меня был вариант похитить его и спрятать в надежном месте, а потом, когда все уляжется, отпустить и наблюдать. Но они найдут его где бы я его не прятал. Его можно только убить.

– А если ты ошибаешься? Что будет тогда, Эмиль? Что если он – это наша последняя надежда, которую просто нужно лучше понять?

– А я не думаю об этом, –Э миль нахмурился и с едва заметным беспокойством начал выглядывать из-за угла – Зато я точно уверен в другом: если он и вправду наша последняя надежда, то мы ее уже просрали. Вот что я думаю. И ты тоже так думаешь, просто боишься признаться себе. Я знаю, что ты не можешь жить страданиями другого, жить за счет чужой боли, также как и я. А знаешь, что про это мне сказал Фехлер?

Эмиль заметно взбодрился, в его глазах появился нездоровый разоблачающий блеск – Не поверишь. Он начал рассуждать о балансе боли, представляешь? Хахах, просто конченая мразь. Философ из окопов. Рассказывал мне, что люди так всегда жили, что вся наша история это страдания одних и возвышение других. Это и есть прогресс, по его мнению. Я говорил ему про дальнейшее изучение «Светлячка», а он тыкал мне в лицо бумажками с печатью правительства. Говорил ему про то, что никто не имел права забирать жизнь этого ребенка, что никто не рожден ради безостановочных, бесконечных пыток, а он лишь оправдывался тем, что в этом нет их вины. Кричал мне, что когда ставки так высоки нужно уметь отбрасывать эмоции, что этот перепуганный, трясущийся от ужаса ребенок сам посмотрел на небо когда раскрылся Воющий Парадокс. Я же уже говорил тебе, что они называют его Прибором?

Фехлер тогда не на шутку взбесился:

«Мне очень жаль его, ты это хочешь услышать? Но он уже не человек, его даже нельзя назвать живым. Вдолби это себе и больше не смей произносить в моем присутствии такое слово как справедливость! Справедливость придумана людьми –в природе ее нет! И если тебе его так жаль, то почему ты не можешь также пожалеть миллионы других людей, которые могут умереть, если мы остановимся? В таких масштабах, плевать кто ты, ребенок, беременная юбка,хирург с шестидесятилетним стажем, да даже сама Мать Тереза. А дети –дети всегда умирали и никогда не приносили пользу. А этот... этот мальчик, он уже показал, что полезнее даже может быть всех живущих сейчас людей».

– А потом он отмахнулся и прогнал меня. Сказал, что у нас есть время до вечера чтобы убраться отсюда. Я заберу все, что смогу утащить – все наши доклады, отчеты, наши мысли и наработки.

– Ты говорил про записи под левой ножкой стола, – Север отлично помнил про этот тайник, но при этом совершенно не помнил Эмиля таким возбужденным за последний месяц.

– Точно! Как хорошо, что ты напомнил. Их я сожгу – все, что в них есть мы только что обсудили. А теперь скажи мне, – Эмиль положил свою правую руку на плечо Северу и не отводя от него глаз медленно произнес –Ты поможешь мне, Север?

«Да»

Северу не пришлось долго думать. Он ответил быстро и решительно. Но Север соврал. Он не мог позволить этому случится и решил подыграть другу, чтобы в нужный момент остановить его. Он говорил себе, повторял как мантру, что действует на общее благо, но на самом деле он просто не мог признать, что боится за свою собственную жизнь.

«Я трус, как и мы все. Я хочу жить, и я буду жить»

«Даже если ради этого мне придется сломать все суставы на теле этого несчастного мальчика».

Лицо Эмиля расплылось в счастливой улыбке. Северу стало не по себе – он уже и забыл, когда Эмиль улыбался в последний раз.

– Спасибо... нет, правда, спасибо. Я хочу чтобы ты знал… я живу только благодаря тебе. Благодаря таким людям, как ты. Вы дарите мне надежду.

Эмиль расцвел, словно ранний тюльпан. Такой свежий и красивый, бодрящийся чтобы убить.

Все проходило в дикой спешке. Пока они собирали вещи, Эмиль не прекращал проклинать военных даже не пытаясь говорить тише. Он узнал про новую дубинку с иглами и с ужасом спрашивал у пустоты «как далеко могут зайти эти ублюдки». Север молчал.

«К чему теперь все это?»

Солдаты перестали реагировать на них, словно они были пустым местом. На выезде из электроподстанции их ожидал уже до боли знакомый военный грузовик – Фехлер распорядился. Солдаты несколько раз в сутки выезжали в соседний город и Север с Эмилем были приписаны в один из их рейсов. Но в отличие от этих одинаковых и безвольных тел в форме, у них был план, которого они придерживались.

Все было просто. Даже слишком.

У Эмиля дома, в надежном сейфе была отличная охотничья винтовка с неплохим оптическим прицелом в комплекте. Подарок отца. Нужно было найти хорошую точку, благо высотных зданий поблизости имелось сразу несколько штук. Ночью на подстанции темно, но огни «Звездочета» загораются каждый раз, когда туда лезет очередной мучитель. Достаточно дождаться того времени, когда они решат начинать рассвет. Прочное стекло раздвинется и мальчишка вытянется немного вперед. Один выстрел в голову и все для него закончится. Он же просто обычный ребенок.

Север не сел в грузовик, так как жил в этом городе, а вот Эмилю нужно было уезжать. Его небольшой городок находился неподалеку, в получасе езды отсюда. Он объяснил Северу, что ему нужно забрать оружие и самое главное –вспомнить свою семью. Он обещал, что управиться за сутки и попросил Севера найти подходящее здание и помещение в нем. Держать связь решили через Интернет, переписываясь максимально короткими и простыми фразами. Эмиль уехал, синхронно покачиваясь на каждой кочке вместе с десятками безликих солдат. Он уехал и оставил Севера в раздумьях, как его остановить.

Город совершенно не изменился. Возможно, просто уже нельзя было сделать его хуже. Никаких следов недавней катастрофы. Никакого волнения на лицах прохожих. Все те же горящие ярко красным вывески, завлекающие в дешевые бары работников соседнего офиса. Все те же улыбающиеся рожи жертв пластической хирургии, вещающие с гудящих телеэкранов. Все те же считающие последние копейки старики, безмолвно толпящиеся у хлебных отделов. Все та же простая жизнь. Север отлично чувствовал ту грань, отделяющую эти безмятежные кварталы от безумной сметающей паники, горящих машин и домов, раздавленных толпой детей. Эта грань –знание. И у Севера его было предостаточно. Он ощущал себя носителем ужасной заразы, представляя как он выпускает ее и она расползается по улицам, вызывая массовую эпидемию. Задумавшись, он покачал головой, отбрасывая эти мысли.

«Нет, они не должны знать правду. По крайней мере, сейчас»

Негромкий хруст ключа и запылившийся замок спешно провернулся вправо. Север закрыл глаза и расставил руки в сторону, мысленно готовясь встречать несуществующую девушку, бросающуюся ему навстречу. Это был его тайный ритуал, невинная фантазия, которая как он думал, возвышала его над леденящим чувством глубоко одиночества. Он даже не зашел внутрь –просто проверил, сможет открыть дверь или нет.

Всего десять минут пешком и Север уже был на небольшой лесополосе у черты города, где выхлопные газы отравляющие улицы теряли свою силу. Он смотрел на этот вырванный зеленый кусок из общей плоти планеты и думал, хочет ли он видеть его снова. Одинокая частица природы, с ее пением перелетных птиц и зеленой листвой – она больше не радовала его. Ничего больше не радовало его. Держаться за такое хрупкое счастье, надеяться на такое ненадежное будущее, а теперь еще и Эмиль…

Север надеялся переубедить его, наобещать ему чего угодно, давить на больное в духе «Твоя семья бы хотела, что бы ты жил и помогал людям» – любые способы и манипуляции, которые позволят остановить их план в зародыше. А если ничего из этого не получится...

Убить его.

Север еще недолго прогуливался по знакомым улицам, решив купить побольше алкоголя и запереться у себя. Звеня бутылками он поднялся к себе и рухнул на диван, выпивая одну за одной. Уже покачиваясь, он пошел принимать душ, не переставая пить из горла даже под теплым напором воды. А затем он рухнул, не дойдя до кровати полтора метра.Ему снилось, что он маленький мальчик, размыто видящий небо и облака. Он не мог пошевелиться – его руки были привязаны к толстым тросам, которые пульсировали и пощипывали кожу. Внезапно он стал видеть гораздо лучше. Стекла отодвинулись и тросы вытащили его наружу. Он радовался Солнцу, смотря на теплые, желтые лучи, и мечтал хоть немного пошевелиться. Было страшно смотреть по сторонам, ведь он был так высоко. Овальная площадка на вершине странной трубы. Его ноги безжизненно волоклись по холодному полу. Он был подвешен, страшно выламывало плечи. Все остановилось – услышал новый звук и почему-то его тело сразу сжалось, а по коже начал стекать ледяной пот. Кто-то поднимался к нему.Металлические отголоски лязгающих ступенек. Мужчина. Тело рефлекторно задергалось. Это был Эмиль.Спокойный и важный. Он бегло посмотрел на свои наручные часы, а затем негромко сказал:

«Сейчас должна быть ночь»

После этого он резко дернулся и Север лишь заметил острые сверкающие иглы подлетающие к его лицу. Он с криком вскочил, обнаружив себя замерзшим, лежащим на грязном полу коридора. Ему больше не хотелось спать.

Он пил разогретую до кипятка водопроводную воду, встречая глазами неловкий рассвет. Эмиль отправил ему сообщение, указав, что приедет около полудня и остановится в небольшой гостинице, предложив встретиться у него в номере. У Севера участился пульс. Он хотел знать каждое его действие, хотел следить за ним, но Эмиль словно затаился. Он не был у него на виду, но хотя бы докладывал о каждом своем шаге. Пока что это устраивало Севера.

Он решил осмотреться. Успел даже зайти в больничный комплекс, в котором они с Эмилем работали до Воющего Парадокса. Было неприятно видеть, что большая часть персонала обросла совершенно незнакомыми ему лицами. Знакомые же ему лица, за небольшим исключением, не пережили ту ночь, пополнив списки погибших. К его радости, почти все из «Золотого состава» врачей остались живы и работали посей день. Самые опытные и самые важные, они смогли сохранить себе жизнь. Север искренне приветствовал их и они отвечали ему взаимностью. Он чувствовал –его заждались, он был нужен этому месту. Его работа ждала его. Но Север пришел не за этим. Он легко проникнул в рабочие помещения и выкрал оттуда запечатанный, новенький, острый как бритва скальпель. К чему теперь все это?

Найти подходящее плану Эмиля здание было очень легко. Даже слишком легко. Все так пугающе удачно складывалось, словно сама судьба подыгрывала ему. Недостроенное девятиэтажное панельное здание, стоящее практически напротив «Звездочета». Вояки приостановили стройку, боясь, что жители смогут увидеть не совсем ту картину Нового мира, какую они себе представляют, но снести здание так и не успели. Обмануть в этом вопросе было нереально, поэтому Север с тяжелым сердцем решил подыгрывать Эмилю до самого конца, чего бы это ни стоило.

По дороге к гостинице он сильно волновался. Ощущал себя робким и неуверенным мальчиком, идущим на свое первое свидание с проституткой. Войдя в лобби, он сразу, не теряя времени, пошел к лестнице, чтобы подняться к нужному ему номеру.

«Пусть все хорошее, что я когда-либо делал, поможет мне сейчас»

Эмиль уже ждал его. Север готовил небольшую речь, заучивал про себя сильные, как ему казалось фразы, которые должны были моментально переубедить Эмиля и заставить восхищаться его мудростью, но стоило лишь войти внутрь и все это растворилось в спинномозговой жидкости. Эмиль снова застал его врасплох.

– Я так рад тебя видеть! – Он тепло улыбнулся и крепко обнял его, а затем жестом пригласил его присесть на просторную кровать. Север сел поближе к краю и пока Эмиль доставал из мини-бара красивую бутылку, он заметил небольшую семейную фотографию стоящую в рамке на прикроватном столике. Север ощутил слабое чувство светлой печали. Эмиль нашел их. Он все-таки их вспомнил.

Звон бокалов и красноватая жидкость уже внутри.

– Я что, пришел на романтический вечер? –Северу даже не пришлось сильно стараться, чтобы сымитировать приятное удивление.

-Знаю, знаю, – Эмиль хихикнул – Я просто хотел немного разрядить обстановку.

Он был такой счастливый. Буквально светился изнутри. У Севера проснулась надежда, что, быть может он передумал, быть может та пробудившаяся память о его семье наконец то подарила ему покой. Но стоило им допить первый бокал, как Север все понял.

– Так ты нашел здание? А то я у вас обычно проездом, знаю что есть несколько девятиэтажек, но там куча жильцов и балконы насколько я знаю, выходят на противоположную от электростанции сторону.

Ничего не изменилось. Он все так же упорно стремился к смерти. Верил ли он, что таким путем сможет встретиться со своей семьей или считал себя истинным освободителем? Север не знал. Но он знал, что таким путем он точно встретиться с его скальпелем, терпеливо ожидающим ароматной плоти в кармане.

–Да, я нашел то что нам подойдет. Недострой, прямо напротив «Звездочета». Девять этажей. Военные запретили его достраивать, разогнали всю технику и рабочих, но здание оставили. Просто идеальное место.

–Ты же знаешь, что я люблю тебя? – Эмиль был на высоте собственных позитивных эмоций. Неконтролируемых эмоций. Север часто видел умирающих раковых больных, молящих его задушить их подушкой, чтобы прекратить невыносимые мучения. Иногда, он вводил им через капельницу снотворное, а они думали, что он вводит им яд. Тогда в их лицах было столько надежды, столько облегчения, но никогда – такой безумной радости.

– Мне нужно кое-что показать тебе. Ты был прав Север, мы знали не все, – Эмиль достал из под кровати неприметную и потрепанную кожаную сумку. Открыв ее, он небрежно вывалил ее содержимое на все пространство кровати. Там были снимки, куча разных бумаг, статистические таблицы, рукописные отчеты. Север с интересом начал рыться в этой куче неизвестной ему информации.

– Я украл это из кабинета Фехлера, пока ждал его внутри. У него такой бардак, думаю, что он не скоро заметит пропажу. А когда заметит - что же, надеюсь к тому моменту ему уже будет не до нее, – Эмиль выглядел очень довольным собой.

–Получается, я не ошибся. Есть и другие информаторы, – Север пытался отодвинуть гору бумажных докладов, чтобы добраться до снимков.

– Да. Ты не ошибся, и знаешь, это и есть самое страшное. Эти информаторы, они даже не отсюда. Даже не из нашей страны, понимаешь? Это весь мир, Север. Весь сраный мир.

– О Боже... – Север наконец дотянулся до раскиданной стопки фотографий. Он видел снимки со спутника, где в кромешной темноте горели ярко-фиолетовые точки в десятках точках Земли. Видел снимки военных баз, секретных лабораторий и подземных сооружений. Видел другие «Звездочеты», еще более высокие и технически оснащенные. Видел изображения альтернативных вариантов дубинок, со страшными изогнутыми крючками на ударной части. Видел других «Светлячков».

– Да. Север... мы не одни такие... их много, почти в каждой чужой стране, – Эмиль перестал улыбаться – Но мы можем стать теми, кто положит этому конец.

– Я не понимаю... как это все возможно? – Даже в своих самых смелых догадках, Север никогда не представлял себе ничего подобного.

– Это возможно. Все это возможно пока мы им позволяем, Север. Все наши президенты, пиджаки из правительства –жалкие марионетки. Настоящие хозяева этого мира, как видишь, смогли договориться. Наладить общую систему. Они постоянно общаются, пересылают данные. Совершенствуют свои орудия пыток. Эдакое мировое сообщество по насилию над детьми. Педофилы. Садисты. Планетарного масштаба.

Севера начало лихорадочно трясти. Мерзкие капли ледяного пота начали изящно огибать позвонки на его спине.

– Как им удается все это скрывать? Почему нам ничего не говорили об этом? – Север говорил с несвойственной ему скоростью – Они врали нам, мы не единственные, теперь я,кажется, начинаю понимать. Но, Эмиль – о чем ты говоришь? То, что ты принес – это же отлично! Это показывает, что идет работа, идет обмен данными, идут исследования, просто мы про них ничего не знаем, понимаешь? Закулисье всего мира объединилось, чтобы решить проблему. Они ищут выход, Эмиль!

На лице Эмиля за доли секунд пронеслись сразу несколько эмоций, от разочарования, раздражения и гнева до более спокойного раздражения.

– Вот он, их выход, Север. Они нашли его, – Эмиль поднял снимок одной из моделей дубинки с крючками и поднес его к лицу Севера, тыкая пальцем прямо по центру. – Если хочешь, можешь почитать те документы, я их уже изучил, там нет ничего того, что мы не знаем, но зато есть большие фантазии о том, как наиболее эффективно причинять детям боль. И ты можешь уйти, Север. И жить с этим дальше, всегда помня, за счет чего ты существуешь. А можешь признать, что наш мир всегда был тем еще райским уголком, но после Воющего Парадокса он уже перешел все возможные границы пиздеца. Ты должен признать это и тогда мы сможем попытаться все изменить. Сделать единственную хорошую вещь за последний месяц существования человеческой цивилизации, если ты понимаешь, о чем я.

Север ощутил, как его лицо разбивается об непробиваемую стену. Он показушно налил себе еще немного вина в бокал и выпил одним глотком. Следующие фразы он говорил с максимально возможной искренностью, с нестерпимой болью выдавливая их вместе с соками из самого сердца.

– Я понимаю, о чем ты, Эмиль. Но знай, как бы я сейчас с тобой не спорил, какие бы сомнения тут не произносил – я сейчас здесь, в этом номере. Сижу совсем рядом. И я пойду с тобой до конца.

«Я буду подыгрывать тебе до конца»

– Спасибо тебе. Я, правда, не знаю, за что сама судьба или Бог подарили мне такого человека как ты. Я вижу, как ты сомневаешься, вижу как тебе трудно, но ты все-равно продолжаешь помогать мне. Ты золотой человек, Север, – Эмиль положил ему руку на плечо, уставившись на него взглядом, полным едва заметных слез.

– Я знаю, что ты хочешь получить ответы по всей этой тайной мировой хрени. Не ищи их в этой куче бумаг –там их нет. И у меня их нет. Зато у меня есть целая куча охренительных вопросов, которые не дают мне покоя с той самой ночи Воющего Парадокса и я не думаю, что ты о них по-настоящему задумывался.

Север напрягся, воспринимая это как очередной шанс найти лазейку в его переубеждении. Эмиль посмотрел глазами влево и вверх, а затем продолжил.

– Как ты думаешь, почему «облученные» дети не стали безумными? Вспомни нашего «Светлячка». Отряд зачистки был в его доме. Отец разорвал его мать на куски, ее нашли в подвале, где они пытались пересидеть весь тот кошмар. Он просто уничтожил ее, превратил в густой фарш, но он не причинил вреда малышу, понимаешь? Он будто защищал.

– А все те «облученные» на улице? Целая орда. Они двигались рядом с мальчиком, и не трогали его. Никто из них. Они нападали на нас когда мы были рядом с ним? Или нападали вообще, без причины? И почему некоторых они жестоко убивали, а нас и многих других пытались обратить в себе подобных?

– Знаешь, что пугает больше всего? Ты же видел, как они все куда-то шли, словно у них была цель, понимаешь? Была гребаная цель, а мы ей помешали. Шли куда-то своим крестным ходом, понятным только им самим.

– Помнишь как ты уронил его? Уронил и вернул нам солнечный свет, как же это пафосно звучит. Но знаешь ли ты, куда он шел? Куда он так покачиваясь, еле перебирая своими мелкими ножками плелся по этой пустой и темной дороге? А что если ты просто сбил его с пути, который бы в итоге, принес бы нам истинное спасение?

– А вообще, есть мысли, почему именно дети? Почему самые невинные и беззащитные? Может потому что их бы не стали трогать? Позволили пройти, куда им нужно? Или это уже сраная паранойя?

– Я просто устал. С каждым днем, я чувствую себя все хуже, когда начинаю думать обо всем этом. У меня есть мысль, доводящая меня до истерики – а что если мы все, своим поведением, своими бесконечными ударами по его телу, что если мы отказались от настоящего дара? Убили болью что-то нежное и светлое. Искалечили святую руку, протянутую нам во тьму? Били по ней каждый раз, когда она тянулась к нам, и продолжаем делать это до сих пор, не обращая внимания на уже незаживающие на ней шрамы. Разве мы вообще заслуживаем что-то хорошее, Север?

Он буквально угасал на глазах с каждым произнесенным словом этой скорбной речи. Эмиль рухнул на колени Севера, пытаясь его обнять и тем самым унять страшную боль внутри себя. Север понял, что это его шанс, и прибавил к своему голосу немного эмоциональности.

–Даже если так! Даже если ты прав, Эмиль. Мы еще здесь! Мы рядом, мы можем говорить, можем дышать, можем трогать друг друга, можем радоваться или грустить вместе и самое главное –мы будем помнить друг друга и ничто не сможет лишить нас этого. И если все так оборвать, как это хочешь сделать ты – то на твои вопросы мы никогда и не узнаем ответов! Речь идет не о чудовищной вине, не о непростительных ошибках, не о долбаном отрицании величайших даров человечеству, как ты говоришь! Речь идет о том, как исправить эту ошибку! Я верю, что пока мы живы, все можно изменить, все можно хотя бы попытаться исправить! И то, что эти ублюдки в правительствах всех стран мира имея столько возможностей занимаются только своей извращенной гонкой вооружения против детей, это еще не значит, что ничего нельзя сделать! Мы можем распространять информацию по сети, мы можем добиваться встреч с представителями властей, мы можем разработать свои варианты –ведь они пусть и конченные мрази, но они пытаются что-то делать, а значит есть шанс договориться. Всегда есть шанс договориться. А насчет того что ты сказал...Я понимаю твою боль, я понимаю это чувство обреченности, но Эмиль!Ты ничего не сделал! Это все делали другие люди, военные, рабочие, да даже я, но только не ты! Не убивайся так из-за того, чего ты не делал! У нас все впереди, Эмиль, я все придумал, нужно просто домыслить некоторые моменты, – Север хотел снять с него то глубокое чувство скорби и вины, которое он и считал главным подстрекателем грядущей расправы.

Но он ошибся – он лишь разжег его огонь.

–Ты прав! – Эмиль вскочил с кровати.отодвинувшись от его ног. Он в спешке начал собирать вещи –Я ничего не делал! И теперь я должен, Север. Теперь я точно должен.

В тот момент, Север тысячекратно проклял себя. Он пытался еще что-то говорить, как-то смягчить те острые углы, но Эмиль только отмахивался от него, собираясь уходить.

– Пока мы живы, все еще можно изменить, Север. Клянусь, ты оживил меня той фразой. Я обещаю тебе, что сделаю то, о чем мы договаривались. Я не сдамся, я больше никогда не сдамся. Слишком высокая цена у опущенных рук – теперь я это знаю точно, – На последней фразе Эмиль грустно посмотрел на семейное фото в рамке. Он вышел в коридор, сказав лишь, что будет ждать его сегодня в том здании перед рассветом. Север швырнул недопитую бутылку вина в стену, с удивлением обнаружив, что она не разбилась.

«Что хуже? Ужасный конец или ужас без конца?»

Перед глазами снова стали проноситься окровавленные, корчащиеся от боли лица пациентов. В этой безумном круговороте оторванных от тела голов, перед ним застыла совсем юная, красивая мордашка рыжеволосой девушки. Север часто вспоминал ее, после хотя бы одной капли алкоголя принятой внутрь. Она была такая милая, такая добрая, такая общительная, с вечно смеющимся веснушчатым лицом. Ей было семнадцать, когда она отправилась с друзьями из школы на горнолыжный курорт. Тупые, пьяные подростки, они решили прокатиться ночью, когда уже никто не мог наблюдать за ними. Она так боялась, так не хотела, но толпа взяла ее на слабо. Спустя половину пути она потерялась в полной темноте, сбилась с трассы и не подозревая об этом, уехала глубоко в лес. Ей не повезло – она хорошо каталась и поэтому смогла заехать так далеко, прежде чем внезапно возникший из темноты каменный валун не переломал ей ребра. Ее нашли спустя лишь сутки. Обморожение было таким сильным, что все понимали, какая судьба ждет эту милашку. Она была умной девочкой – она тоже понимала это. Когда Север зашел к ней в палату, она хрипящим шепотом, просила его усыпить ее навсегда. Она не хотела жить обрубком без рук и ног. Он пытался поднять ей настроение, пытался рассказывать сказки о том, что сейчас есть отличные протезы, а через еще несколько лет уже придумают протезы, позволяющие даже чувствовать прикосновения. Север рассказывал ей все это и не понимал, что он говорит больше не с тем маленьким, улыбающимся ангелочком. Она сильно повзрослела за те сутки в горном лесу. Она была уже взрослой и принимала взрослое осмысленное решение.

Предстояла операция по ампутации. Ее родители пытались через интернет связаться с компаниями, изготавливающими протезы, но все предложения были невероятно дорогими и не подходили под конкретный случай их девочки. Они без особых надежд начинали сборы в социальных сетях, но суммы были слишком чудовищными. Та девочка, она была такой сильной, что Север не позволил себе быть слабее ее. Во время операции, он умышленно отсек несколько важных артерий, чем вызвал неконтролируемое кровотечение. Врачебная ошибка –обычное дело. Она умерла прямо в операционной. Когда Север шел сообщать результаты взволнованным родителям, они сияли от счастья. Оказалось, что узнав об их трагедии, одна иностранная компания, производящая экспериментальные гибкие протезы, решила помочь им совершенно бесплатно. Тогда Север выбрал ужасный конец. Но теперь... Теперь он думает иначе.

«Пока мы живы, все можно изменить»

Он с силой надавил рукой на свой карман, нащупывая там запечатанный скальпель. Такой маленький и такой смертоносный. Север решил, что должен хорошенько отоспаться перед их делом. Он вернулся домой и заведя будильник, рухнул на старый протертый диван. В следующий раз он откроет свои глаза уже в глубокой темноте раннего утра.

Назойливый пищащий звук с трудом заставил его поднять голову от жесткой подушки. Север уже давно отметил, насколько же это противоестественно для всего организма –просыпаться посреди тьмы. Подавив все потребности в дальнейшем отдыхе, он полностью поднялся и пошел в ванную, чтобы плеснуть в свое кислое лицо бодрящей ледяной воды. Сделав это, он вскипятил себе чайник, а затем медленно выпил стакан кипятка, стоя на балконе. Он разглядывал темные городские улицы сквозь белесый пар исходящий из стеклянного стакана и думал о том, насколько же он сейчас заметен. Пытаясь взбодриться, он решил отжаться от пола, но остановился уже на третьем повторении, услышав неприятное похрустывание в локтях. Одевая теплое пальто в прихожей, он представил, как они сидят с Эмилем в баре, и тот поднимает тост, крича:

«За последний Рассвет!»,

а Север поправляет его и кричит:

«За последний Светлячковый рассвет! Пусть Солнце освещает нас без его страданий!»

Не оборачиваясь, он вышел из квартиры. Его ждут. Нужно спешить.

До восхода кровавого Солнца оставался один час.

Эмиль был уже наверху. Север пригнувшись, пролез в небольшую дыру хлипкого забора, отделяющего недостроенное строение от всей остальной части города. Никаких фонарей, нельзя чтобы их заметили. Только слабый огонек старой зажигалки. Север медленно поднимался вверх по пустому недостроенному дому, заглядываясь в пустоты тех мест, где когда-то должны были быть квартиры, полные счастливых жильцов. Зияющий провал будущей шахты лифта опасно выплывал из темноты, заставляя Севера сильнее вжиматься в центр ступеней. Один раз он споткнулся и чуть было не рухнул вниз, совсем забыв, что у этих лестниц нет никаких перил. Ободрав одежду и ладони, он продолжил подниматься вверх. Тело не слушалось, пульс стучал в безумном ритме, смешиваясь в единое обреченное эхо мертвых подъездов. Когда Север ударился лбом об непонятно кем прицепленную к потолку этажа алюминиевую балку, он тихо засмеялся. Его смех больше походил на натужное покашливание. Он оценил эту иронию, отдав должное судьбе. Ведь это здание обречено –его бросили незавершенным, а потом и вовсе решили от него избавиться. Так же как и они, так легко сдались и оставили своего «Светлячка», и все ради того, чтобы потом вернуться и убить его.

Севера трясло и лихорадило, но он продолжал идти вперед, прекрасно понимая, что дальше будет только хуже. На секунду он задумался, что,наверное, именно это и испытывает стадо, ведомое на убой. Дойдя до самой верхней точки здания, он даже не удивился, увидев небольшую строительную лестницу, больше напоминающую удлиненную стремянку, прислоненную своим верхним краем к единственному проходу на свежий воздух крыши. Он спешно начал карабкаться по ней, повторяя про себя «Правило Трех Не», которое он услышал днем ранее в одном из интервью с известнейшим наемным убийцей. Это правило, по словам головореза, помогает всем делать свои дела не привыкая и не сближаясь с будущей жертвой.

«Не слушать»

«Не смотреть»

«Не сожалеть»

Север старался не винить себя за это, старался обрести гармонию хотя бы с самим собой.

«Это не моя вина. Это все Эмиль, слишком упрямый, не желающий видеть и пробовать другие варианты. Убедив самого себя, что потерял в этой жизни все, страдая от невыносимой боли, он слишком устал жить и начал тянуть всех за собой в могилу».

– Наконец-то, я уж думал ты и не придешь, – Эмиль был настолько увлечен, что даже не посмотрел в его сторону. Он лежал, замерев, с силой вдавливая свой правый глаз в прицел. Все так удачно совпало – крыша была огорожена по краям невысоким парапетом, служившим идеальным упором для винтовки. Эмиль положил на него переднюю часть и дуло, дополнительно уперев приклад себе в плечо. Увидев эту картину, Север окончательно убедился, что нет никаких надежд в том, чтобы отговорить его и решить все мирным путем.

«Пусть будет так. Он сам выбрал путь смерти»

«Звездочет» затаился в темноте подстанции. Лишь два неярких, красных сигнальные огня на его вершине напоминали о его существовании. Еще несколько минут и туда должен будет кто-то залезть. Север присел на одно колено, сбоку от Эмиля. Очень близко.

– За тобой не следили? – Эмиль никак не мог оторваться от прицела.

– Нет, – Север никогда даже не задумывался об этом, хоть и старался вести переписку с ним в сети максимально нейтрально и не информативно.

–Хорошо, было бы глупо сейчас получить пулю в затылок от какого-нибудь идиота. Мне кажется, я бы даже успел расстроиться, прежде чем умереть, – Эмиль издал слабый смешок, ощупывая рукой затвор. Север молчал, угрюмо уставившись в темно-оранжевый свет уличных фонарей.

– Чего затих? – Эмиль оторвался от своей винтовки и посмотрел на Севера – Не выспался? Я думал, ты будешь меня развлекать, чтобы я тут не уснул, хехе. Ты знаешь, я не люблю всю эту сентиментальную хрень, но Север – мы же стоим на пороге Конца. Ни я, ни ты – никто не знает, что случится. Понимаешь, к чему я веду? Странно думать об этом сейчас, но было бы как-то неправильно сделать все это и не попрощаться, что ли.…Помнишь, как мы с тобой хотели, ох ты ж еб твою мать, началось! – Эмиль так и не успел договорить свои последние предрассветные слова, бросившись к прицелу винтовки.

Сердце в бешеном ритме пробивалось наружу грудной клетки. И вновь, пугающая бело-лунная подсветка распорола темноту ночи, обнажая уродливые очертания «Звездочета». Север медленно потянулся правой рукой в карман и нащупал там кромсающее плоть острие.

Смотри – полез! И даже не спешит, сволочь, – Эмиль на секунду оторвался от оптики и кивком указал Северу на карабкающуюся вверх фигуру рабочего. Север даже не моргнул. Он смотрел прямо на ничего не подозревающего Эмиля и никак не мог решиться. Его рука плавно достала скальпель, скрывшись вместе с ним за правым бедром. Кисть до боли сжимала его рукоять.

– Ну давай же! Долго нам тебя ждать? – Эмиль не отрывался от медленных движений рабочего и покачивал винтовку, стараясь зафиксировать ее в самом устойчивом для выстрела положении.

Север придвинулся к нему поближе. Идеально открытая шея. Можно проткнуть насквозь примерно посередине, разорвав гортань. Можно с силой провести вдоль, дернув лезвие на себя в самом конце. Можно воткнуть в ухо,и он умрет мгновенно, без всяких последних вздохов. Он не шевелится и не смотрит в его сторону, с ним можно делать все что угодно.

–Ты смотри, почти долез! А внизу он вообще не спешил, наверное, разгонялся, хехе.

«Не слушать»

«Не смотреть»

«Не сожалеть»

Север занес скальпель над его головой. Одно легкое движение руки и все мучения закончатся. И кто-то обретет свой долгожданный покой. Эмиль почти не дышал, стараясь максимально контролировать свое дыхание, чтобы повысить точность выстрела. Рабочий стоял уже на смотровой площадке. Еще немного и он нажмет на кнопку, и когда тросы вытащат мальчика наружу, кое-кто нажмет на свой курок.

Бессилие. Абсолютное бессилие.

Эти чувства ощущал в себе Север. Он настраивался, он абстрагировался, он подносил лезвие все ближе и ближе – но он не мог. Его кисть замирала в нескольких сантиметрах от голой шеи и отказывалась двигаться дальше. Север пытался представлять, что его здесь нет, что это все вообще большая случайность, что его рука просто непроизвольно, от внезапно возникшей судороги упадет вниз и отрежет голову Эмилю. Он с ужасом видел, как рабочий тянется к главной кнопке «Звездочета». Но Север замер. Его парализовало.

Всю жизнь он только и занимался тем, что резал и вскрывал людей, но теперь все было иначе – он знал, что в этот раз ему не придется никого зашивать. Север застыл в мучительной беспомощности, готовый молить всех известных ему богов об их вмешательстве. Стекла секретной выемки «Звездочета» раздвинулись. Тросы медленно тянули вперед под яркий свет смотровой площадки тощую и бледную фигуру мальчишки.

– Прощай…Север, – Не отрываясь от прицела, Эмиль сделал глубокий вздох и положил свои пальцы на курок. Винтовка была идеально выставлена. Осталось просто сделать небольшое усилие.

Что-то зазвенело совсем рядом. Север отшвырнул скальпель в сторону, позволив его лезвию биться о плоскую поверхность крыши. Эмиль растерялся и рефлекторно повернул голову в сторону звука, встретив тяжелый удар ноги Севера. Тот с силой пнул его в голову, стараясь выбить винтовку из под его плеча. Тело Эмиля дернулось, разбитое окровавленное лицо откинулось назад и ранний, так и не начавшийся утренний рассвет, прервал оглушительный выстрел. Вцепившиеся в курок пальцы, по инерции встряхнуло в сторону отброшенного тела и механизм был запущен.

В висках невыносимо гудело, дыхание становилось затрудненным от излишков адреналина в крови. Север с невероятным чувством панического безразличия схватил смещенную ударом винтовку и начал вглядываться в ее прицел. Пуля вошла совсем рядом и перебила трос, опутывающий правую руку мальчика. Север с ужасом наблюдал, как его тело болталось на высоте, за пределами смотровой площадки «Звездочета», повиснув на одном единственном целом тросе. Он покачивался в темноте, выплывая из нее во время колебаний у ярких огней лестницы. А затем, его глаза разгорелись беспощадной магмой Солнечной поверхности. Подобно одиноким маякам, они осветили противоестественными бело-красными лучами все улицы вокруг. Густыми потоками, они поднимались высоко вверх, начиная жить своей жизнью где-то в высоте неба.

А потом, Север ослеп.

Но все было не сразу. Он еще продолжал видеть висящее на одной руке тело ребенка, покачивающееся подобно кошмарному маятнику на огромной высоте.Сетчатка глаз Севера даже не сгорела после тех долей секунд вырвавшегося из глаз мальчика чудовищного излучения. Это продлилось всего жалкое мгновение, но потом явился он.

Свет.

Нет, это были вовсе не те, плавно разгорающиеся, робкие лучи рассвета. Это был Первородный Свет, возникший где-то в невообразимой черноте пустот космических бездн и положивший начало всему живому. Поток, вырвавший часть нашей Вселенной из бесконечного мрака. Ужасный звон разрезал уши изнутри. Север давно закрыл свои глаза, но это не больше не имело значения. Он слышал, чувствовал и даже прикасался к этому инородному оттенку. Все перестало существовать. Остался только ярчайший белый свет, поглотивший все вокруг. Он проходил сквозь ладони, сквозь закрытые веки, сквозь сами глазницы, проникая глубоко в бесконечно дремлющее внутри нас подсознание. Север вопил от нестерпимой оглушающей боли и упирался головой в асфальт, сдирая кожу на своем лице. Капилляры в его глазах ежесекундно лопались с отвратительным чувством внутреннего кровотечения.Всего несколько секунд, и он уже хотел найти брошенный где-то совсем рядом скальпель и начать разрезать себе голову. Что-то шевелилось рядом с ним, касаясь его хаотичными, скручивающимися движениями. Север понял, что Эмиль бьется в конвульсиях рядом с ним, но ничем не мог ему помочь. А затем все резко оборвалось, оставив их содрогаться от мучительной, медленно проходящей боли в полной темноте. В их мир пришла Тьма, и Север был готов поклясться, что несмотря на практически лишенный в тот момент слух, он слышал плач и крики ребенка. Обычного, стократно избитого, изрезанного, подвешенного на большой высоте, ребенка.

Когда судороги позволили его телу пошевелиться, Север осознал, что больше не существует разницы между закрытыми и открытыми глазами. Все слилось в единый, неразличимый мрак, стирающий последние различия между более светлым небом и темной землей. Вокруг него сгустилась такая густая, непроницаемая тьма, что он буквально начал в ней тонуть.Его охватила дикая, первобытная, совершенно животная паника – он боялся задохнуться в этой пустоте, но и вместе с этим не хотел впускать эту чужеродную черноту в свой открытый рот. Она была такой плотной, почти осязаемой. Но самое страшное – она была повсюду. Живая мембрана вечной ночи, растекшаяся между узких улочек и аллей, утопившая в себе весь город. Нигде и никогда, за все время существования нашего рода, человек не мог столкнуться с таким. Это нечто, не являлось тьмой по своей натуре, но являлось кошмарной эссенцией тех отдаленных миров, тех отдаленных уголков Космоса, чьих немыслимых бездн никогда не достигал ни один из существующих источников света. Наивысший, забытый, не имеющий оттенков, но существующий, световой поглотитель. Лишающий надежды и разлагающий восприятие. Темнее глубоких снов слепорожденного.

Если бы не боль – Север бы считал, что уже умер.

Он с трудом привстал, на ощупь оперевшись рукой на парапет и лишь подняв взгляд от земли понял, насколько же изменился привычный ему мир. Было так темно, что вытянув перед собой правую руку,он с ужасом обнаружил, что с большим трудом видит ее только до локтя. Стараясь не обращать внимания на стоны Эмиля, Север полностью поднялся и попытался оглядеть город с высоты. Он посмотрел в то место, где должна быть дорога, освещаемая рядами мощных оранжевых фонарей. Горло сдавливала паника. Он увидел неясные блики, на время вырывающиеся из плотной темноты, освещающие несущественные клочки верхних краев фонарных столбов. Их мерцающий, жалкий свет, сводил Севера с ума, он выглядел таким неправильным, таким несуществующим – таким невозможным. Безжизненный,лишенный всех оттенков, сероватый поток, борющийся за свое существование с поглощающей его со всех сторон тьмой. Она не просто гасила его яркость, она словно высасывала все яркие тона, все живые переливы, саму сущность любого света.

Огни «Звездочета» расплылись в неразборчивую серую массу, а затем погасли насовсем. Север, немного наклонившись над краем крыши, вертел головой по сторонам, в надежде, что его взгляд уловит в этом непроглядном мраке хоть что-нибудь светлое, за что можно будет зацепиться взглядом. И он нашел что искал – светящиеся прямоугольники, горящие желтым светом, загорались повсюду. Это были окна соседних домов, где еще ничего не подозревающие работяги пытались включить себя в бессмысленный жизненный цикл. И тогда Север понял – эта тьма не может проникать в закрытые помещения. Она существует только на открытой местности, под тенью устрашающего неба.

Трясущимися руками, Север достал из кармана своей телефон, пытаясь осветить себе путь с крыши встроенным в него фонарем, но он оказался слишком слабым для Нового Мира. Тьма быстро поглотила его, позволив лишь на несколько секунд выпустить из себя бесцветный сероватый луч. Север швырнул бесполезное устройство обратно в карман своих штанов. Он не чувствовал никаких эмоций – только инстинкты, обращенные к древнейшему зарождению цивилизации самых первых людей. Находясь в своей сумрачной колыбели, они никогда не боялись темноты. Они боялись того, что может в ней скрываться.

Север так сильно хотел жить, но быстро усвоил, что теперь сможет только выживать.Эмиль приходил в себя, его тело перестало дергаться, а в стонущих фразах начинала проявляться осмысленность. Север припал к земле и полз, ощупывая каждый сантиметр перед собой. Он хотел как можно скорее выбраться из этого пустого недостроенного здания и вбежать в любой магазин, любой бар, любой клуб – куда угодно, но ближе к свету. Искусственному свету, освещающему искусственную жизнь.

Эмиль что-то промычал, затем сплюнул в сторону. От темного квадрата, где располагалось его тело, стали доноситься приглушенное шебуршание. Он начал ползти.

– Север!!! – Его внезапный возглас раздался подобно выстрелу в закрытом помещении. Это был настоящий крик души, смесь обжигающей ярости, всепоглощающей боли и удушающего разочарования. Северу нечего было ему ответить – он лишь ускорился, даже не развернувшись.

– Север!!! – Эмиль не переставал взывать к нему, но пальцы Севера уже нащупали ледяные ступени прислоненной лестницы, ведущей с крыши в мрачное пространство мертвого подъезда. Он начал осторожно разворачиваться спиной, пытаясь нащупать ногами опору и медленно начать свой спуск. Эмиль снова закричал, но в этот раз было нечто иное.

Север так боялся. Боялся и ожидал, что Эмиль начнет оскорблять его, называть предателем и проклинать всеми возможными словами, но тот истошно орал, просто вопил в дневную темноту всего лишь один вопрос. Самый, блять страшный вопрос в этой жизни.

«Зачем?!!».

Север опускался вниз стараясь не думать больше ни о чем. Примерно на середине пути, Эмиль, кричащий откуда-то сверху замолчал, и Севера бросило в дрожь. За криками Эмиля, он совсем не слышал, что в здании разносятся многочисленные шаги. Несколько рук схватило его и с силой стащило с лестницы. Север сорвался и с грохотом рухнул вниз, больно ударившись позвоночником об холодные бетонные плиты. В глазах заметались искры и цветные огоньки, а к горлу подкатила сильная тошнота. Над ним склонились люди в военной форме, обвешанные со всех сторон мощной световой аппаратурой и мерцающими в темноте окулярами приборов ночного видения на шлемах.

Никаких вопросов и ответов. Секундная пауза. Удар приклада. Еще и еще. Потеря сознания. Легкая окровавленная улыбка от того, что не стало темнее.

Север провалился в абсолютное ничто. Впервые за все время, он по-настоящему расслабился, бессознательно левитируя в бездонных потоках пустоты. Но постепенно, шаг за шагом, она начинала заполнять себя всем тем, что мы называем жизнью. Вечный покой в объятьях первородной темноты так неохотно иссякал, встревоженный пробуждением забытых и суетливых чувств. Они были так далеки, почти неосязаемы, но все же они были, а это нарушало ту безупречную гармонию с частицей истинного небытия. Все было постепенно.

Сначала в пустоту вторглись образы, смешанные как с точными, так и с искаженными воспоминаниями. Север видел, как его руки грубо и энергично сжимают роскошную женскую грудь. Он улыбался и неистово мял ее, оттягивая на себя ее крупные, набухшие соски. Эта была та самая красотка с электроподстанции, он знал это наверняка, хоть и не мог разглядеть ее лицо. По правде говоря, он никогда особо и не засматривался на ее лицо. Но сейчас, оно выплыло из темноты, обессиленное, перекошенное от застывшего крика, с покрасневшими от слез глазами.Севера охватило чувство глубокого отвращения, он попытался убрать от нее свои руки, но они не поддавались назад. Они застряли. Север перевел взгляд от ее головы вниз и с ужасом обнаружил, что они уже по локти погрузились в чьи-то внутренности. Разрезанный напополам живот втянул в себя его конечности, заставив их безвольно барахтаться в безуспешных попытках вырваться из этого кровавого месива. Подергивающееся в глубине тканей сердце, ударяло по его правому запястью с отвратительным хлюпающим звуком. Северу стал мерещиться мерзкий писк кардиомонитора, при каждом движении его кистей. Он с силой рвал руки на себя, впадая в состоянии неконтролируемого безумия, пока не услышал одно долгое, непрекращающееся пищание. Призрачный прибор был непоколебим –сердце остановилось. Зеленая хирургическая простынь, скрывающая под собой все, кроме места изуверского разреза, медленно спала вниз.Рыжая, маленькая, аккуратная голова медленно приподнялась к нему. Та девочка. Девочка-обрубок. Она смотрела на него своим улыбающимся веснушчатым лицом и подмигивала ему. А затем все провалилось в иную черноту. Сначала в пустоту вторглись образы, но теперь же в нее проникли голоса. Такие неразборчивые, такие приглушенные, но только поначалу. К Северу без спроса возвращалась жизнь.

«А зачем эти здесь?»

«Я хочу, чтобы они смотрели. Вы ведь не будете возражать?»

Голоса разносились эхом, словно на пустующей подлодке, один ублюдочнее другого. Скрипящий звук отодвигаемых столов и стульев.

«Капитан, правильно же? Я не особо разбираюсь в ваших значках, уж извините. Свяжитесь с медперсоналом, скажите, чтобы они уже готовились»

Какой мягкий, почти убаюкивающий голос. И как много других, что-то бурно обсуждающих голосов, сливающихся в единый, воспаляющий мозг гул.

«Что опять с изображением? Не заставляйте меня нервничать, вам не понравится это, я гарантирую»

Шипение рации.

«Да какого черта! Полковник Фехлер на связи. Лейтенант, если через пять секунд вы там со своей бригадой не почините этот гребаный телемост, я лично вставлю антенну в твою башку и заставлю твоих же солдат ее настраивать, ты меня понял?»

Знакомый голос. Такой грубый, такой низкий. Такой напуганный.

Небольшое оживление в тесном помещении. Что-то едва слышно загудело.

«О, отлично, только сделайте чуть погромче. Ага, спасибо. Ты меня слышишь?»

– Да, мистер, – Севера передернуло. Он с трудом разбирал отдельные слова и видел лишь вращающуюся вокруг него черноту, но такое перепутать он не мог. Это был голос ребенка.

– Супер! Ты не напугался? А то все так резко оборвалось, но не переживай, один хороший дядя уже все починил. Слушай, ты по секрету кое-что рассказывал мне, как другу. Мы же ведь с тобой друзья, правда?

– Да

– Вот именно! Но все прервалось и, ты же ведь знаешь, что бывает с секретами, которые не успели договорить? Они оживают и убегают, а потом рассказывают про себя всем-всем-всем. Мы же не хотим этого, ведь так?

– Нет. Я не хочу, чтобы мои секреты убежали от меня…

– И я не хочу. Поэтому давай мы еще, немного посекретничаем. Ты остановился на том, что папочка стал злым и хотел сделать тебе больно. Расскажи, пожалуйста, что было дальше.

Север резко открыл глаза. Он сразу узнал архитектуру главного административного здания электроподстанции, где вояки разбили себе штаб. Уродливые, плоские, письменные столики, больше напоминающие ободранные школьные парты. Сдвинутые вместе, они образовывали нелепое подобие круглого переговорного стола, вокруг которого сидели хмурые люди в военной форме. Их было не больше восьми человек, но для этой небольшой комнаты это было больше чем много. В самом центре, у стены напротив собравшихся, светил в глаза большой телевизионный экран. Он был подвешен на подвижный кронштейн, позволяющий легко крутить его во все стороны, и сейчас он был немного сдвинут в правый бок. Именно там, практически вплотную к нему, стоял странный человек. Высокий, худощавый, с длинной, выпяченной вперед шеей. Он не был одет в форму, но даже бы и в ней, он все равно бы резко выделялся из общей массы собравшихся. Было ясно, что он не из военных, и скорее всего даже не из правительства. Север никогда не видел такой трепет на лицах вояк перед кем либо, как перед этим мужчиной. Его непропорциональное тело покрывало длинное однобортное кашемировое пальто со стоячим воротником, под которым выглядывал изящный черный кардиган. На его искривленные, О-образные ноги были надеты дорогие шерстяные брюки светло-серого цвета. Он всем своим видом вызывал необъяснимое чувство иррациональной неприязни, но в тоже время и вполне ощутимую, исходящую от него опасность.

Экран был отвернут от основной части аудитории, но Север, находящийся в крайнем правом углу увидел на нем нечто тревожное. Северу стало не по себе, когда его зрение уловило бледное, истощенное тельце, лежащее на зеленоватой кушетке.

«Светлячок»

Север с облегчением выдохнул. Его охватило невнятное чувство эйфории – он был чрезвычайно рад увидеть этого мальчика живым. Он не был прикован, не был привязан – просто лежал на спине, выхватываемый из полной темноты окружающего его пространства ярким светом круглой лампы, расположенной где-то сверху. Изображение было довольно четким,а камера была установлена прямо над ним, снимая его в полный рост с небольшой высоты.

Север увидел полковника Фехлера, напряженно перебирающего пальцами и заметно затихших остальных военных. Когда Север попытался привстать со своего жесткого стула, чья-то сильная рука вцепилась ему в плечо и развернула к себе. И тогда он увидел полную картину этого места. Их двоих, с Эмилем, отсадили назад от «круглого стола» и приставили к ним за спины вооруженных солдат. Они все носили маски, предназначение которых Север не знал, предполагая, что они возможно, позволяют лучше видеть в темноте. Один из них, крепко схватил его за воротник рубашки и наклонил к Северу свое лицо, поднеся указательный палец к губам. Сделав этот жест, он с силой швырнул его обратно на стул. Это привлекло внимание того странного человека, и он, освещаемый голубыми отсветами экрана, на долю секунды повернулся к ним. Он задержал на Севере беглый взгляд, полный такого нескрываемого отвращения, что Север даже растерялся. Мужчина отвернулся от него, и Север боковым зрением увидел Эмиля, смотрящего на него в упор. Он сидел слева от него, на соседнем стуле и сверлил его взглядом, выражение которого Север не хотел знать. Он избегал его глаз, смотря прямо перед собой. Голос ребенка отвлек всех, заставив вслушиваться в каждое его слово.

– Да, папочка стал очень злым… Мы прятались в подвале, папочка сказал, что нельзя смотреть на небо, и мы сидели с мамочкой внизу, а он стоял наверху у двери.

Север вздрогнул. Мальчику определенно было тяжело – каждое слово давалось ему с большим трудом. Его голос, казалось, был сорван и отдавал болезненной хрипотцой.

– Мы сидели…долго…потом папочка сказал что все... он открыл дверь и….и…

Мальчик будто начал задыхаться. Паузы между его словами увеличились.

– Эй, эй, ты чего там, дружище? Все хорошо, не переживай – тебе не нужно ни о чем волноваться. Все уже закончилось, ты чего.

Мягкий голос мужчины раздражал Севера. Он мог обмануть ребенка, но только не него. В его бархатном и нежном голосе не было ничего, кроме лживой имитации заботы и обеспокоенности. Эйфория Севера испарилась в ту же секунду, сменившись сильной тревогой.

– Да…он открыл дверь…и там было, там было что-то яркое и оно светило на папочку, а потом папочка начал спускаться к нам. Мне было так страшно… я так испугался… у папочки были большие глаза…в них светились огоньки. Он подошел ко мне… очень близко… хотел посмотреть на меня… Но мамочка… она… не давала ему… она толкала его… ударила папочку… а потом он…он…

Из его маленьких, но таких несчастных глаз, полились густые потоки слез.Он страшно завыл, впадая в истерику, но оставаясь неподвижным. В свои года, он уже повидал многое, гораздо больше, чем кто либо из сидящих здесь. Он смог увидеть полное раскрытие Воющего Парадокса и остаться в живых.

– Тише, тише, успокойся, все хорошо, чего ты плачешь? Твоя мама цела и невредима. Мы нашли и вылечили ее. С папочкой тоже все в полном порядке.

Правда? – Мальчик буквально засиял – его счастливая улыбка отражалась в свежих слезах, утопивших его лицо.

– Конечно правда! Разве друзья могут обманывать друг друга? Ты увидишься с ними, сразу как расскажешь мне свою историю, даю тебе слово.

– Спасибо… мистер… вы так добры.

– Ну что ты! Не нужно меня благодарить, мы же друзья, помнишь? А настоящие друзья помогают друг другу просто так. Что было дальше, ты помнишь?

Север поморщился. Ублюдок так нагло врал, даже ни разу не дрогнув ни единой мышцей своего лица. Хладнокровное и расчетливое отродье.

– Да… я помню… я очень испугался…мамочка кричала… я выбежал наружу…на улицу… больно в ушах… все… я не могу понять…все мигало…

– Все нормально, ты не торопись. Расскажи, что было потом, ты смотрел на небо, правда же? Что ты там видел?

Север ощущал все большее напряжение от этого человека. Он чувствовал, как его наигранная дружелюбность скрывает под собой столь чудовищный лед, жить с которым внутри не смог бы не один человек. Север думал, что это ощущали все в помещении. Тому мужчине, о нет, ему было не просто плевать – он не считал их всех за людей.

– Мне… мне тяжело говорить, мистер… –Голос мальчика значительно ослаб. Он закашлял и устало посмотрел перед собой.

– Тебе больно? Что-то болит у тебя?

– Мне очень больно, мистер.

Север заметил, как на жалкую долю секунды лицо мужчины исказилось в раздраженной и усталой гримасе. Всего один миг и его акулья улыбка снова уставилась в экран.

– Я знаю… я знаю, парень. Ты такой уже большой, такой взрослый –потерпи еще немного, здоровяк, совсем чуть чуть. Просто скажи, что ты увидел, и будешь отдыхать, и мама с папой как раз подойдут, увидишься с ними.

Эмиль заерзал на своем стуле, но сзади стоящие солдаты успокоили его, коснувшись дулом его затылка.

– Я… я так плохо помню, мистер… там все мигало… так быстро…день и ночь…все кружилось…заболели глаза...я еще раз посмотрел… там… не знаю, мистер… похоже как разлили краски.

– Разлили краски? Можешь объяснить? То, что было на небе, эта смена суток, день и ночь, это они так смешались между собой? Слились воедино? Одно растворилось в другом? Перестало мерцать, светиться? Это очень важно, помнишь – ты должен рассказать мне свой секрет целиком, чтобы я все понял.

– Да, мистер… я помню… но там… тяжело… там больше ничего не мигало, мистер… там был и день и ночь…все вместе…больше ничего не мигало…смешалось в одно… так странно… потом между ними…проткнули как лист бумаги… небо… оттуда такой яркий свет… фиолетовый… как глаза у папочки…

– Ого, малыш, говоришь, день и ночь сливались воедино? Я не могу себе такое даже представить. А потом, получается, будто все небо разрезало напополам или как то иначе? Появилась щель и оттуда пришел этот свет, да? И ты посмотрел прямо на него, стоя посреди улицы. Ты что-нибудь помнишь, что было с тобой дальше?

– Нет, мистер… я ничего больше не помню… только то, что я был не здесь… не тут…около звездочек… темно… а потом уже увидел вас… так больно… мне так больно… –лицо мальчика исказилось от сильной боли. Он хрипло и натужно закашлялся. Его голова немного подалась вперед и качнулась, а затем обессилено рухнула на кушетку. Его глаза закрылись, а и без того неподвижное тело совсем замерло.

– О, как раз вовремя! Фехлер! А твои медики хороши, прямо секунда в секунду, как и обещали! Теперь пусть меня отсоединят, но чтобы мы продолжали видеть его.

Мужчина стал разворачивать экран в сторону аудитории и когда закончил, резко обернулся и уставился на Севера с Эмилем.

– Как же хорошо, что в вашем городке есть больничный комплекс, а то же вы, два дегенерата, даже и не знаете, что натворили.

Север похолодел после слов о больничном комплексе. Мужчина продолжал говорить, но все остальное уже проходило мимо его ушей.

– Из-за вас, мы как под куполом. В Зоне Затмения, как я ее сам назвал. Все это место, вместе с соседними городами и их ближайшими окрестности. Связь ловит только внутри этой Зоны, а с внешним миром – уже нет. Кроме мощных прожекторов, снаружи почти ничего не может поддерживать свет. Мне повезло – я был на подъезде сюда, когда вы устроили все это.

– Кто ты такой? – Север вздрогнул от неожиданности, когда Эмиль громко задал этот вопрос. Мужчина хищно оскалился.

– Тебе правда интересно? На твоем месте, я бы интересовался чем – то вроде «Что будет со мной»? Но раз ты так вежливо меня спрашиваешь, я отвечу – Кодовое имя Плоть. И поверь, тебе лучше не знать, чем я его заслужил.

Север не увидел в его глазах никаких вспышек безумия, никакой явной агрессии, но при этом он внушал такой иррациональный ужас, что сидящие перед ним военные офицеры буквально вжались в стол. Они явно знали о нем больше, но это было неважно, Север на инстинктивном уровне ощущал исходящую от него угрозу. Он словно играл со всеми ними в игру, готовый в любой момент ее закончить. Он мягко передвигался вдоль комнаты,бесшумными, хищными движениями. Север даже не сомневался – Плоть убивал людей не один раз, и сны его от этого становились только крепче.

–Думаешь, приставил к моей спине кучу автоматчиков и весь из себя такой страшный, да? Думаешь, напугал? Знаешь, мне плевать, что там у вас случилось, хотя нет – я рад, что все погрузилось во тьму, в ней я хотя бы не буду видеть твою мерзкую рожу, – Эмиль был единственным, кто не испытывал, или так мастерски делал вид, что не испытывает никакого страха перед Плотью.

– Я пытался убить этого ребенка, чтобы он не достался таким военным членососам, вроде тебя. Он теперь не дает свет – что будете делать дальше? Может, уже отпустите его? Или у вас кишка тонка, гребаные вы псы войны…

Плоть внимательно слушал эмоциональную речь Эмиля и когда он закончил посвистывающее рассмеялся. Слушая, как из его глотки доносятся странные хрипло свистящие звуки, Север признал, что Эмиль был прав. Этот человек – эта Плоть… казалось, что все странствующее зло целого мира смогло найти свое пристанище в нем одном, изуродовав его тело своей отметиной.

– Ох, я далеко не военный, Эмиль, далекоооо не военный, – Он протянул это нараспев–Я все никак не могу понять – тебе что, вообще все равно, что с вами будет? Даже не поинтересуешься? Ну, тогда я сам расскажу, попозже, просто хочу увидеть реакцию – люблю смотреть, как ломаются якобы сильные люди. А насчет мальчика – я обещал ему, что он увидит своих родителей, и я сдержу свое обещание.

Севера бросило в пот. Он наконец то понял, что его так пугало в нем – он был как робот, такой бесчувственный, безэмоциональный –такой опасный. Даже маньяки убивают ради собственного удовольствия и, получив его, на время останавливаются. Плоть же не чувствовал ничего – он мог пытать и убивать бесконечно.

Плоть кивнул Фехлеру и тот что-то проорал в рацию, после чего на экране началось какое-то движение. Ледяной пот, стекающий по позвоночнику Севера, никак не мог остановиться. Когда в той комнате, где лежал мальчик, зажегся яркий белый свет, Север пожалел, что не ослеп в ночь катастрофы. Он узнал, узнал это кресло, узнал это помещение, узрел знакомые очертания ужасающего откровения.

– Мне понравилась ваша больничка. Все так чистенько, стерильно, но вот старший медперсонал меня конечно огорчил. Я думал, врачи все такие из себя циники, а эти – ну такие уж прям принципиальные. Казалось бы, мясо как мясо, кости как кости, но нет. Правда, стоило взять их семьи в заложники, и все принципы куда-то быстренько делись.

Виски Севера сжались с чудовищной силой, его ноги затрясло, а разум отказывался верить в происходящее. Солдаты, стоявшие чуть позади, придвинулись и обступили их поближе.

На экране замелькали люди в халатах. Даже несмотря на маски, Север угадывал очертания знакомых лиц. Они окружили мальчика со всех сторон и начали обматывать его конечности тугими ремнями, отдельно фиксируя голову специальным держателем. Закончив, они отступили, застыв в немом ожидании.

– Слушай, а быстро – люблю наблюдать за профессионалами, – Плоть удовлетворенно присвистнул, издав звук, больше похожий на агонизирующее удушье, и подошел к столу, оперевшись на него одной рукой. Он щелкнул пальцами, привлекая внимание сидящего рядом Фехлера и кивнул ему головой. Он даже не смотрел на выпученные глаза Эмиля, просверливающие его насквозь. Развернув стул и сев полубоком к экрану, Плоть буквально развалился как на гамаке, вытянув ноги вперед и опираясь локтем в стол.

– Фехлер, – Едва услышав из его уст собственное имя, полковник вытянулся как по струнке –Скажи, чтобы уже начинали вскрытие. Но только одновременно! Пусть одни вскрывают его мозг, а другие брюхо. Нужно выяснить, что там внутри у этого гуманоида.

У Севера все похолодело внутри. То, чего он так боялся, то, о чем он так переживал, та леденящая его тело паника, вырвалась наружу. Его руки безвольно обвисли, он весь обмяк, а его тело тряслось в непрекращающемся ознобе. Эмиль застыл в отчаянной, бессильной ярости, не способный издать ни единого звука. Все это, словно лавина ожившего кошмара, который никогда не должен был сбыться – она накрыла их с головой.

– Фехлер, смотри, я прибавил звук – если твои медики меня обманули… Я запретил им использовать любую анестезию, мы же не знаем как этот пришелец реагирует на боль, чувствует ли он ее вообще, как у него там все эти органы сокращаются во время наркоза, ну все такое. Я просил дать ему успокоительное пока мы с ним беседовали, они говорили, что его вырубит ненадолго, но что-то он… а вот, смотрите, открывает глаза, не обманули!

У Севера поплыло зрение, но он смог увидеть, как за множеством зеленых халатов и фиксирующих голову устройств, открылись непонимающие глаза мальчика. Испуганный, словно зажатый под машину котенок, он смотрел на окруживших его докторов и просил у них позвать его маму, пока один из них не начал выполнять глубокий надрез по центру его грудной клетки.

Из безразличных динамиков раздался самый пронзительный, самый отчаянный крик в их жизни. Этот ужасающий вопль, апогей невыносимой непрекращающейся боли, убивающий всю веру, всю доброту, всю надежду этого мира.

Веру в защитников, что стерегут наш сон, веру в ангелов, что лечат наши раны, веру в родителей, которые всегда смогут помочь. Его слезящиеся глаза еще продолжали смотреть на добрых дяденек в халатах, даже когда они вскрывали ему череп, выполняя скальпелем надрез от виска к виску,сдвигая распатором ненужную кожу от бровей и затылка.

Север пожалел, что не родился глухим. Каждый крик и мучительный стон мальчика, с болью вырывал что-то у него изнутри. Царапал умирающей детской ручкой его взрослую и окрепшую психику. Он вздрагивал и сходил с ума. Его парализовало, он не мог перестать трястись, а его тело сбрасывало колоссальное напряжение, пытаясь лишить его сознания. Внезапно он почувствовал сильный удар в район правой скулы, его голова качнулась вбок, а во рту появился привкус железа. Он обернулся и увидел разъяренного, но такого несчастного и беспомощного Эмиля. Он орал ему, из его глаз текли слезы, он буквально выл в истерике.

– Посмотри что ты наделал, ебаная ты размазня!

Он ударил еще, на этот раз, попав кулаком в область уха. Было видно, что он собирался бить его до тех пор, пока у него не совсем не останется сил, но стоящие рядом солдаты с силой пнули Эмиля в живот, согнув его напополам и отбросив обратно на стул. Это не вызвало никакой радости у Севера – он был готов получить еще сотни таких ударов, пытаясь найти в этом успокоение и очищение. Он был готов быть вбитым в каждую трещину дощетчатого пола, стать фаршем, соскребаемым с асфальта, лишь бы не слышать эти крики, лишь бы не чувствовать этой невыносимый вины. Но этого не случилось – он остался сидеть и смотреть, получая плоды своих трудов. Он спас их «Светлячка», а теперь он умолял его быстрее умереть, наблюдая, как его бывшие коллеги щипцами и скальпелем раздвигают в стороны на его мелком животике кожу, подкожную жировую клетчатку и мышцы.

Но он не спешил умирать. Он больше не дергался и практически не кричал. В аудиторию доносились лишь приглушенные стоны, слышать которые было омерзительно тяжело. Не дрогнувшие руки, аккуратно распиливали крышку его черепа, подготавливая ее к полному снятию с головы.

Один из сидящих за столом не выдержал этого и сорвался, потянувшись вперед к пульту, видимо надеясь закончить эту бесчеловечную презентацию. Но Плоть, словно все время ожидая этого, одним молниеносным, оточенным, движением выхватил откуда-то из глубин его черного пальто сверкающий серебром пистолет.

– Только дотронься до пульта, мудило.

Офицер застыл, а затем, старясь не делать резких движений, отодвинулся назад, стараясь не смотреть перед собой.

– Знаешь этого красавца? Это эксклюзивная модель SIG Sauer P226, с увеличенной обоймой. Довольно странный тип с хорошей репутацией делал мне его на заказ, пришлось даже в другую страну лететь за этим малышом. Но вот проблема – я ни разу его еще не испытывал, но вижу у нас тут есть потенциальные желающие. Или мне показалось?

Все вокруг застыло, все центрировалось только на Плоти. Анабиоз прервал тихий голос одного из хирургов. Он комментировал ход процедуры, говоря полушепотом, выдавливая из себя слова с большим трудом и делая большие паузы между ними. Плоть с интересом развернулся к экрану и стал смотреть, как они вытаскивали из мальчика кишечник и аккуратно клали его на специальный белоснежный поднос. Север впервые в жизни начал про себя молиться, прося высшие силы то, чтобы ребенок больше не дышал. Когда его распухшие и размокшие глаза вновь обрели зрение, он увидел, что это было зря – мальчик уже не подавал никаких признаков жизни. Его тело только безвольно покачивалось, когда они выламывали его ребра.

Динамик исправно передавал их циничные, безоэмоциональные отчеты.

«Делаем разрез мочевого пузыря и ковшиком берем анализ на мочу»

«Реберным ножом надрезаем ребра, освобождаем путь к легким»

«Извлекаем легкие, по массе, внешнему виду и реакции на пальпацию – совершенно нормальные, здоровые»

–Совершенно нормальные легкие, слышал Фехлер? Бери пример с пришельца, а то смолишь как паровоз,– Плоть явно наслаждался процессом, но не как садист, а как человек, чья поставленная задача выполняется безукоризненно. Когда они извлекали мозг, он попросил Фехлера соединить его с ними, приказав им собрать все материалы на анализ и приступить к нему немедленно, напомнив про их семьи.

Экран погас, но шокирующая своей жестокостью картина выпотрошенного и обезглавленного детского тела застыла перед глазами навсегда. Плоть с заметно заскучавшим лицом полностью развернулся к столу, расправляя на плечах свое пальто. Он передал рацию полковнику и стал неотрывно смотреть на Эмиля с Севером.

– Ну что же, будем ожидать результаты. Вот я смотрю на вас, и что–то вижу мало радости у вас на лицах. Эй! Я с вами говорю, смотреть сюда! – Плоть кивнул солдатам и те нанесли несколько ударов ладонями по их лицам, пытаясь привлечь их внимание к безусловному лидеру. Эмиль дышал животной злобой, скаля свое лицо, а Север словно отсутствовал в этом мире и было неважно куда был направлен его пустой взгляд .

– Может я просто чего-то не понимаю? Обычно, люди благодарят за подарки, а не сидят с тупыми лицами, – Плоть говорил с нескрываемой издевкой, оставаясь равнодушным ко всему, кроме своей извращенной игры – Мы, все присутствующие здесь, и особенно вы двое, вы же вообще работники медицины, считай ученые, можно же так вас назвать? Мы сейчас наблюдали историческое событие – первое в мире вскрытие облученного уродца. Сколько открытий в науку это может принести? Да я бы мог уже сотни раз приказать расстрелять вас, но решил поделиться с вами, как с учеными, а вы еще и отводите свои глазки, как шлюхи, строящие из себя девственниц.

– Я убью тебя… Я блять, убью тебя… клянусь... я буду грызть тебя пока не сотру свои зубы, слышишь меня, ебаная нелюдь.

Северу было даже страшно взглянуть на сидящего рядом Эмиля, настолько он был разъярен. Он буквально выплевывал из себя все эти слова с кипящей ненавистью, смотря прямо в глаза Плоти. Тот лишь слегка заметно улыбнулся и обратился к нему своим мягким и спокойным тоном. Его ровный голос был таким же ровным, как и пищащий звук кардиомонитора всех тех, кто оказался на его пути.

– И вот это вот, вместо спасибо? Знаешь, когда я совершал недобрые дела, люди меня обычно молили, ну знаешь, обо всем подряд, как Бога...ну ладно, в основном о том, чтобы я остановился, так уж и быть. Когда я мог совершить недобрые дела, но по определенным причинам не совершал, люди меня так благодарили, ты бы знал как! А сейчас, впервые в жизни сделал доброе дело, и что? Выслушиваю дерьмо от тебя. Ты типа у нас не боишься смерти, да? Ну хорошо, поверь, есть куча вещей гораздо похуже, правда я уже раскусил тебя. Ты же стремишься к ней! О да, ты стремишься к смерти. Это из-за семьи, да? Думаешь, на том свете дадут еще разок полапать женушку?

Эмиль побелел от ярости, уплотнившиеся вены на его лбу вздулись подобно судовым канатам. Он немного подался вперед, изрядно напрягая стоявших рядом солдат и прорычал –Заткни свою пасть, нелюдь! Только пикни о моей семье снова и тогда тебе преисподняя покажется раем, когда я доберусь до тебя, больное ничтожество!

–Кстати! Насчет вот этих твоих раев и преисподен, – Казалось, та поза, те эмоции, слова, те горящие безумием глаза Эмиля не оказывали на Плоть совершенно никакого воздействия. –Читал про твою семью, очень-очень жаль. Нет, ну правда. Слушай, а ты же верующий человек, да? В характеристике на тебя было указано, что было венчание, что даже посещал церковь одно время. Странно для хирурга конечно, ну да ладно, каждый сходит с ума по-своему. Ты лучше скажи, как думаешь, кого из них ебут жестче в аду? Твою дочурку или жену? – Плоть закатился своим посвистывающим смехом. Эмиль бросился вперед, но его моментально подхватили за ноги стоящие сзади солдаты и повалили на пол, начав забивать его тяжелыми сапогами как бешеное животное.

– Ну хватит – хватит, – Плоть жестом приказал солдатам отступить – Он просто расстроился и захотел меня обнять, чтобы ему стало легче, я прав, Эмиль? А теперь внимательнее - сейчас ты и твой более спокойный друг должны меня очень хорошо выслушать, потому что это будет касаться только вас, уродов. А, ну и пары десятков дезертиров, которые отказались выполнять мои приказы.

Он встал из-за стола и начал ходить взад-вперед по кабинету.

–Я очень долго думал, что мне с Вами такого сделать. Вы вообще осознаете, сколько трудностей вы вдвоем создали довольно приличному участку на карте мира? Да ни один Кодекс не содержит наказания против такого вопиющего преступления против человечества.

– Признаюсь честно, я старомоден – сначала я думал убить вас и перед смертью пытками добыть из вас данные. Но потом быстро понял – добывать то из вас нечего, а убить вас было бы слишком гуманно. Ну уж нет! Я ведь могу уничтожить вас не только физически. Я могу сделать так, словно вас никогда и не было. Все, что только может напомнить о вашем существовании, я могу стереть в пыль. Все данные, все документы, да даже школьные фотографии, я сожгу каждую бумагу, где было хоть малейшее упоминание ваших имен. А потом превращу вас самих в ничто. Я вас истреблю и заставлю весь мир забыть. Но нет, я вижу, вы немного напряглись, расслабьтесь – я думаю иначе. Я думаю, что наоборот –нужно сделать так, чтобы вас запомнили. Вы и те дезертиры, вы все станете показательным примером того, что бывает с теми, кто решил, что может распоряжаться судьбой человечества.

Он ухмылялся и ходил кругами. Казалось, он никуда не спешил.

– Как я уже говорил – мне повезло. Когда все произошло, я только въезжал в ваш город через северную часть, как раз недалеко от штаба. Красивые у вас леса, кстати, и деревьев много. Мы двигались колонной из нескольких машин и нас накрыла волна невероятно яркого белого света. Все мои сопровождающие нырнули вниз под сиденья, тряслись и скулили, но только не я. Я должен знать, что происходить даже в радиусе нескольких километров от меня. Скажу честно – это была не просто вспышка света. Еще честнее – она обозначила конкретные границы, будто мелом на карте. И когда наступила тьма, я точно знал пределы зоны Затмения, в которой мы сейчас все заперты. Их видно, перепутать с чем-то невозможно. У этих пределов, я кое что видел... и я хочу проверить это наверняка. Надеюсь, вы любите ночные прогулки, потому что это не так далеко, как вам хотелось бы.

Плоть вновь залился своим отвратительным смехом и жестом приказал солдатам утащить Севера с Эмилем в коридор. Они не разговаривали и даже не переглядывались. Ни гнева, ни обиды – ничего. Растворившись в пустоте, они словно умерли друг для друга и ни одна бетонная исповедальня, по чьим коридорам тащили их тела, не смогла бы сшить их разорванные узы.

Север думал о последних словах Плоти, не понимая, что он хочет с ними сделать. Прокручивая его фразы в голове, он с отвращением обнаружил, что его мозг, между каждым его предложением вставляет отчаянный детский крик. Север пытался разозлиться, пытался напрягать виски глубоко внутри своей головы, но ужас от произошедшего возвышался над всеми другими эмоциями, плотно стоя на их вздрагивающих глотках. Ужас и сокрушающее непонимание. Он старался думать о хорошем, но позитивные воспоминания оказались гораздо больнее, выжигая осознанием того, что их больше никогда не будет. С этой правдой, с этой непоколебимой истиной, эти светлые моменты уже не грели, а обжигали душу, заставляя плоть гореть изнутри. Север устал. Новый мир оказался сильнее, подлее и безумнее. Впервые, Север по-настоящему разочаровался в жизни.

Их тащили под руки по пыльным захламленным коридорам. Под волочащимися по полу ногами скрипел старый, уже разваливающийся паркет, а мерцающий свет потолочных ламп не мог скрыть ту хищную и непроглядную черноту снаружи окон. Север решил взглянуть на Эмиля. Тот смотрел прямо перед собой, не замечая ничего вокруг. Он перегорел, подумал Север, посчитав, что ярость сожгла его. Ярость и обида на него. Предательство.

Их вытолкали наружу, бросив на шершавый асфальт. Север увидел световые тропы, созданные силой десятков мощных фонарей и прожекторов. Они выхватывали из абсолютного мрака основные наземные пути внутри территории электроподстанции. Это было так удивительно, пока перед его глазами не появилось пахнущее порохом дуло. Их повели дальше, только теперь они уже шли сами – бежать все равно было некуда. Все, что могли видеть глаза –это яркая тропинка под ногами, отделяющая их от мира вечной темноты. Они дошли до распутья, на котором грубый голос приказал им свернуть налево. Север понимал, что все –это конец, где ничего хорошего их ждать уже не может. Но и думать о плохом было невыносимо. Север шел, не поднимая голову от светящегося асфальта и пытался насладиться каждым своим шагом и вздохом. Ледяной ветер, проносящийся через темные пустоты пробуждал его уставшее тело.

«Если это наш последний путь, то я хочу пройти его со спокойствием внутри, смиренно получая последние радости этого мира. Я не хочу цепенеть от ужаса и паниковать, это ничего не изменит, а только отберет самое ценное время в моей жизни»

Они вышли к большой площади, Север сразу в ней узнал северный транспортный выезд электроподстанции. Обычно пустая, сейчас она была заполнена дрожащим шумом военной техники. Вооруженные шли рядом с побежденными. Север видел знакомые грузовики, обмотанные яркими светодиодами и дополнительными фарами повышенной мощности. Он видел затаившийся во тьме внушительный бронетранспортер, чьи громадные очертания были едва заметны в общей световой истерии. Светящиеся красновато-серым маски наемников Плоти, их силуэты, обступившие площадь по краям,стали грузить Севера и Эмиля в кузов одного из стоящих на площади грузовиков, как скот. Скот, ведомый на убой.

Уже внутри, они поняли, что были не одни. В темноте кузова на них уставились обреченные лица солдат. Дезертиры, как их назвал Плоть, отказавшиеся выполнять его преступные приказы. Север видел знакомые лица, точнее их бледное подобие. Он узнал солдатика, дежурившего в их кабинете, узнал еще одного, кому он починил сустав, а тот потом дал ему свой фонарь, когда Север лез на «Звездочет».

Север сел на пол у самого входа и наклонил голову вперед, стараясь разглядеть все, что только возможно. Стояла гробовая тишина, прерывая лишь чьим-то покашливанием и тяжелыми вздохами. Северу было жаль этих солдат. Машина войны никогда не щадила собственных детей – она была беспощадна ко всем. Но еще больше ему было жаль Эмиля. В этом беззвучии, искусственной немоте, даже немногословному Северу стало невероятно тяжело. Он задумался, а какого сейчас Эмилю, такому эмоциональному и разговорчивому, если даже его горло уже сжимают непонятные ему тиски. Он взглянул на Эмиля, но тот отвернул от него лицо. Это движение, словно ледяной укол ножом в самое сердце, причинило Северу страшную боль. Его разум не мог понять: как человек, сидящий так близко, может быть одновременно настолько далеко? Север ощущал между ними такую непробиваемую стену, что оставалось лишь разбить об нее голову.

Раздался рев мотора, и их грузовик плавно тронулся с места. Север видел, как позади них, образуя колонну, едут точно такие же грузовики. По бокам от них катились два военных джипа, но в самом конце колонны высвечивались очертания чего-то монструозного. Север ухмыльнулся – за ними ехал тот самый бронетранспортер, с установленным на нем крупнокалиберным пулеметом. Солдаты в кузове мрачно перешептывались. Севера трясло. Не от страха, не от разрушающего психику ожидания, а от глубочайшего непонимания. Непонимания того, как один из когда-то самых близких ему людей, в самые страшные минуты их жизни продолжает отворачивать от него взгляд. Это было так неправильно –так несправедливо. Север хотел придвинуться к нему, обнять его, сказать ему хоть что-нибудь, думая, что Эмиль так сильно нуждается в этом. Но на самом деле, Север не осознавал, что это было нужно только ему самому.

Север задумался:

«Почему людей так тянет друг к другу, только когда мир вокруг начинает разваливаться?»

«Почему животные уходят умирать, чтобы их никто не видел, а люди не умеют умирать в одиночестве? Зачем нам так нужна эта демонстрация собственной смерти?»

Грузовики резко остановились. Весь массив света, исходящий от них, едва покрывал проезжую часть дороги. Но это было уже не нужно – когда Север выбирался наружу из кузова, он понял почему. Они находились у самих пределов зоны Затмения, и в них не было ничего знакомого ни одному из когда-либо живших людей. Крикливые наемники выстраивали их в шеренги и заставляли подходить все ближе к противоестественной аномалии. Бронетранспортер занял наблюдательную позицию, а из люка в его крыше высунулся мужчина, обхватив руками пугающий одним своим видом пулемет. Когда они сделали несколько шагов вперед, Север начал ощущать невероятные приступы самых различных фобий. Он видел эти маслянистые, переливающиеся своей густой, вязкой чернотой границы и его разум лихорадочно отдалялся от него, погружаясь в состоянии предродовой колыбели сознания. Север видел их, восхищался ими, боялся их, преклонялся перед ними. Это было так удивительно и так недостижимо недоступно. Север видел проходящий сквозь них свет, и это было самое потрясающее зрелище в его жизни. Сквозь эти толстые, вполне осязаемые барьеры перекатывающейся тьмы, проходил свет другой стороны. Он видел далекие огни соседнего города, он видел лампы дорожных фонарей, он видел даже звезды, такие яркие и блестящие. Он видел это так, будто находился под водой и смотрел с самого глубокого дна на освещаемую солнцем поверхность. Он мог видеть все и не видеть абсолютно ничего одновременно. Расплывчатые, играющие с воображением цвета самой жизни, доносящиеся по ту сторону зоны Затмения. Они заманивали в Истинную Бездну.

Громкоговоритель орал, разрывая лишенную света реальность на куски. Раздался голос, доносящийся отовсюду, приказывающий всем идти вперед, сквозь эти чужеродные пределы зоны Затмения. Началась паника, солдаты переглядывались, кто-то застывал на месте, а кто-то начинал хаотично метаться, пытаясь сбежать с дороги и скрыться в вечной тьме. Одному это почти удалось, но оглушительный залп выстрелов крупнокалиберного пулемета остановил его, разнеся его на кусочки. Солдаты в ужасе упали вниз, закрывая головы руками. Север мог поклясться, что в этих сочащихся красным отверстиях, он мог увидеть мертвые огни фонарей по другую сторону пределов. Несколько выстрелов в воздух. Запугивание и снова приказ идти вперед. Некоторые не поднялись, парализованные страхом и тогда их прошили очередями из пулемета, так и оставив лежать на сыром от крови асфальте.

Эмиль шел одним из первых, не обращая внимания ни на выстрелы, ни на крики и беготню солдат вблизи него. Он уверенно приближался к пределу, и Север был рядом с ним.Его решимость вдохновляла. Когда они и еще несколько солдат подошли практически вплотную, Север заметил, что предел отреагировал на них. В тех частях его границ, вблизи которых находились люди, в этой вязкой черноте начали проявляться загнутые волнообразные переливы, напоминающие легкие дуновения ветра на тонкой кромке стоячей воды. Все это угрожающе двигалось и расширялось, подстраиваясь под человеческий рост. Эмиль ни разу не сбавлял темпа, но перед самым порогом, он становился. Север замер, всматриваясь в шевелящуюся ткань самой пустоты за его спиной. Эмиль развернулся и впервые за все это время, взглянул на него. Он улыбался.

– Прощай, друг.

Север был поражен, застыв в растерянности. Он ловил воздух раскрытым ртом, пытаясь что-то сказать, но быстро отбросил эту идею и просто улыбнулся ему в ответ самой искренней улыбкой в его жизни. Север испытал такое теплое, такое светлое,бесконечное восхищение. Несмотря на то, что случилось с ним, несмотря на то, что было между ними, в самый страшный час их жизни Эмиль нашел в себе силы, чтобы встретить его вместе. Они задержались взглядами, а потом он отвернулся и сделал шаг вперед. Север молчал, поражаясь его стойкости. Этот мир смог убить все, что Эмилю было дорого и любимо, но он не смог убить его человечность. Под безжизненно серый, слепящий свет фар, Север с улыбкой вошел за ним в абсолютное ничто.

«О, вечная тьма, светлейшая из бездн»

Север ощутил себя в непреодолимой трясине, медленно поглощающей каждую клеточку его тела.Вязкие и маслянистые локоны первородной тьмы сжимали его в себе, втягивая все глубже и глубже в мягкие ткани пустоты. Север раскрыл глаза и сгустки инородного мрака мгновенно облепили его лицо, пробираясь в его глазницы, ноздри, уши и открытый от беззвучного крика рот. Оно просачивалось повсюду, заталкивая себя даже под его ногти. Потоки затмения затекали в него, создавая новый исток течения вечной, никогда не знавшей начала и конца Вселенной. Тянущиеся отовсюду щупальца тьмы, зародившейся задолго до появления первых звезд, опутывали его со всех сторон и прорастали у него изнутри. Нечто, древнее самого времени, пускало вязкие черные корни сквозь его мозговых извилин, превращая его жалкий и одинокий разум, в нечто гораздо большее. Север больше не чувствовал никакой связи с собственным телом, висящим на темных нитях в космической пустоте. Но он был жив, познавая новые пределы существования собственной органики. Сгустки темной материи волокли его по далеким границам Космоса, иногда оставляя его подвешенным на этих нитеобразных отростках, но затем возобновляя движение вновь. Он видел, как его плоть обжигалась изнутри самим Солнцем,и как затем она охлаждалась ледяными космическими ветрами. Он видел, но не чувствовал, кружась в потоке бесконечных астероидных поясов. Сознание заполнили миллиарды образов и звуков. Север больше не принадлежал себе и был отделен от своей плоти. Он снова ощутил себя в инородных пределах зоны Затмения, наполнившись бесформенной легкостью. Вокруг была тьма, посреди которой разгорались яркие световые столбы, идущие высоко вверх от самой земли. Их было так много, и все они были на огромном отдалении друг от друга, но он теперь мог видеть каждый из них, в какой бы части планеты они бы не находились. В центре каждого столба была маленькая фигура, гораздо меньше тех других, бродящих среди темноты.

«Их много, но они разъединены»

«Бессмысленно»

«Им нужно дать путь. Им нужно найти себя и обрести единство»

Яркое фиолетовое излучение, прорезающее туманность его конечностей, непроходимый барьер другой стороны границ. Он был зажат между зоной Затмения и областью разъединённых столбов, посередине незримой воронки Пределов.

«Не знают. Не имеет значения»

«Нельзя объединять пока есть угроза»

Его аморфная субстанция развернулась назад, просвечивая барьеры внутренними красками центра самой Вселенной.

Наемники скучающе наблюдали как шеренги всхлипывающих и покорных солдат входят в неизвестность и растворяются в ее мраке. Они крепко держали оружие в своих руках и изредка докладывали по рации обстановку лично Плоти. Прошло несколько минут, и они заметили, как из предела вышли несколько дезертиров. Они видели их очертания на дороге, в свете расплывающихся фонарей другой стороны барьера.

– Ну, нихрена себе! – пробасил сидящий за пулеметом бронетранспортера наемник – Они что, вот так просто выходят оттуда и идут себе дальше, в другие города?

– Посмотри внимательнее! Ох, сука, срочно свяжитесь с Плотью, нужно открывать огонь они же… – Сидящий на водительском сидении мужчина с ужасом округлил глаза, увидев как из-за непроницаемой черноты, на него обернулись несколько лиц, горящих изнутри ярким фиолетовым свечением. Существа издали протяжный вой и бросились вперед, постепенно отдаляясь от границ зоны Затмения.

– Стреляй, стреляй же сукин ты сын, какого хрена ты стоишь? –Водитель кричал на пулеметчика, срывая голос.

– Если Плоть даст приказ…

– Когда твою мамашу будут насиловать штыком, ты тоже будешь ждать его приказа? Очнись блять! Если облученные достигнут соседних городов, это же конец!

– Стойте! - К бронетранспортеру подбежал один из представителей военных, сопровождавший их на джипе – Вы видели это? Сколько их вошло?

– Пока что пара десятков, –Пулеметчик явно призадумался.

– Вот! Вот именно! А на той стороне их вышло максимум семеро. Где блять все остальные?

Он не успел договорить. Пулеметчик краем глаза успел заметить странное размытое движение. Что-то невероятно быстрое бесшумно скользило рядом с ними в темноте. Он бросился к оружию, прижавшись к нему вплотную. Все вокруг замерло, и даже дезертиры застыли на месте, лихорадочно вертя головами по сторонам. Солдат попросил пустить его к ним, но наемники отказали ему, заставив его замолчать и вглядываться в непроницаемую темноту. Их тусклый серый цвет, исходящий от машин, образовывал вполне видимую границу между светом и тьмой, шириной в полтора-два метра.

Пулеметчик внезапно вспомнил про встроенный в их шлемы прибор ночного видения и начал лихорадочно его ощупывать, пытаясь найти нужную кнопку, не убирая при этом вторую руку от своего крупнокалиберного защитника. Они все отключали прибор, когда рядом работали мощные фонари, и сейчас привычка сыграла с ними злую шутку. Он почти достал вожделенный механизм, как совсем рядом с их машиной раздался оглушительный рев, парализовавший их тела. Этот рев напоминал раскаты грома и вой самой сильной бури, доносящейся из самых мрачных и забытых глубин древнейшего Океана. Из ступора их вывело шипение рации. Один из наемников, сидевший в кабине грузовика паническим шепотом пытался передать свое сообщение.

«Парни….включите ПНВ…О боже…Они повсюду…»

Раздался крик. Простой человеческий крик. Сначала один, а затем они вообще перестали смолкать. Что-то с силой дернуло прижимающегося к их бронетранспортеру солдата, утащив его во тьму с сокрушающей легкостью. Кто-то начал стрелять, но успел лишь выпустить несколько патрон, перед тем как замолчать навсегда. Пулеметчик нажал на заветную кнопку, но было уже поздно – что-то вязкое и густое обвилось вокруг его держащей оружие руки и дернуло его к себе. Оно вылезло из темноты, пробив слабые границы света. Бесконечно черный щупальцевидный, растекающийся по краям отросток, в ширину не толще запястья ребенка, но постоянно движущийся внутри самого себя. Он протащил пулеметчика как куклу, сдирая и повреждая его телом многочисленные световые приборы, облепляющие их бронетранспортер. Наемник перелетел через капот и упал прямо перед колесами их смертоносной машины. Он пытался подняться, стреляя из пистолета совершенно не разбирая куда. Он лежал под светом тусклых фар и пытался понять, кто на них напал. Из темноты вылетел отвратительно шевелящийся сгусток, напоминающий клубок роющихся в трупах червей. Он врезался прямо в левую фару и начал расползаться по ней, мгновенно заставив ее потухнуть. Шевелящееся пятно цвета мазута, плавно сдвигалось через капот, медленно стекаяуже к правой фаре, заставляя волосы на голове пулеметчика седеть. Машина чуть качнулась вперед, он услышал, как заводится ее движок.Его товарищи решили бросить его здесь подыхать, но все уже было предрешено. Когда погас весь свет, исходящий от их бронированной крепости, пулеметчик увидел, как в их тесном салоне, буквально в нескольких сантиметрах от них проявляются фиолетовые глазницы. Они проникли внутрь их салона, возникли из самой темноты, воссоздав свою структуру из темной материи прямо перед их глазами, а затем набросились на них. Пулеметчик успел увидеть, как голова его напарника раскололась изнутри на две части.

Он попытался добежать к одному единственному джипу, от которого еще доносился свет, но что-то схватило его за ноги и перевернуло в воздухе, обрушив вниз головой. Он услышал хруст костей своего шейного отдела и понял, что больше не может пошевелиться. Его практически оторванная от тела голова была направлена подбородком вверх, позволяя видеть запретное торжество. Прибор ночного зрения почти не улавливал их –лишь только смутные контуры их тел. Солдат оказался прав. Они были повсюду.

Они плавали в маслянистой темноте, подобно едва заметным облакам пара, из которых их иногда выдавали горящие фиолетовым глаза. Они были в воздухе, они были на земле –от них не было спасения.Там, где не было света, они могли появиться в любую секунду. Они обретали истинную форму, когда им было это нужно, помогая себе неестественными скользящими движениями. Пулеметчик стонал от боли, видя как подобия светящихся изнутри человеческих голов, прорастали в нечто напоминающем гигантские крылья скатов.Он видел, как из их бочкообразных силуэтов вытягиваются длинные щупальца, утягивающие людей за собой. Он видел, как дезертиры бросались наугад, попадая прямо в объятия этих существ. Они не убивали их, не разрывали их на части.Пулеметчик смог лишь увидеть, как нечто темное раздвигается между жутких «крыльев»этих созданий и оттуда сверкает, подобно раскату молний, противоестественный, инородный свет, после которого дезертиры мгновенно обращались в облученных. В кузове рядом стоящего грузовика, пулеметчик услышал странный шум. Он увидел, как в этом тесном и лишенном света пространстве, материализовалась одна из этих тварей. На его глазах, из ниоткуда, кусочек за кусочком, сантиметр за сантиметром, выстраивалась ее темная структура, создавая змееподобные шевеления темноты в тех частях, где оно только начинало проявляться. Осветив кузов фиолетовым оттенком самой смерти, оно издало уже знакомый рев. Пулеметчик ощутил нечто холодное у своей спины, а затем из нее резко выдернули его позвоночник. Последнее, что он увидел, была группа обратившихся дезертиров, уверенно бредущих к нему по дороге и мысли:

«Они не живут во тьме. Они и есть сама тьма»

– Что там? Что происходит? – Фехлер изрядно занервничал, увидев обеспокоенное лицо Плоти. Они находились на улице, на небольшой, но хорошо освещенной площадке рядом со штабом. Вышли покурить, устав ловить пустые частоты в надежде, что связь с внешним миром восстановится сама собой.

–Тяжело сказать, – Лицо Плоти заметно помрачнело – Давай лучшем зайдем внутрь и поднимемся в штаб.

Фехлер недоумевающе скривил лицо и отбросил недокуренную сигарету на освещенную тропу. Плоть спешно поднимался наверх, не выпуская рацию из рук и раздавая пугающие полковника приказы о полной боевой готовности и экстренной обороне.

– Какого черта? Зачем ты заставляешь моих солдат вооружаться и занимать круговую оборону периметра? Что там блять случилось? – Несмотря на страх перед Плотью, Фехлер ощутил гораздо более сильный иррациональный ужас, когда ему передалась его гнетущая обеспокоенность. Неизвестность подавляла как никогда прежде.

– Мой отряд мог бы ответить тебе, Фехлер, только боюсь его уже нет, – Плоть спешно проносился через коридоры с опаской поглядывая по пути в широкие окна – Не подумай, что я какой-то суеверный тип, но я готовил их лично. Каждого из них. У всех еще до прихода ко мне было множество горячих точек и служба в элитных подразделениях. Фехлер, – Плоть остановился и положил свои руки на плечи полковника –В последних радиосообщениях, мои ребята плакали от ужаса. Если что-то довело их до такого состояния, то у нас большие проблемы.

–Твою мать! – Полковник уже давно потерял контроль над ситуацией, но по крайней мере пытался сохранить за собой хотя бы самообладание – Они что-то успели передать? Что за противник, сколько их, и все такое?

– Облученные, – Плоть поднимался по лестнице, ничуть не сбивая дыхание - Мои предположения подтвердились, Фехлер. Мы полностью отрезаны от внешнего мира.

– Что это значит? – Полковник с трудом сдерживал свою отдышку, пытаясь успевать за своим проворным собеседником.

– Это значит, что любой, кто пересечет границы зоны Затмения, перестает быть человеком. Обращается в тех уродов, которых мы зачищали после Воющего Парадокса, – они поднялись на самый верхний этаж, где располагался штаб, и Плоть начал искать глазами помещение, выделенное под его личный кабинет.

– Охренеть… получается вся эта тьма и прочее… нас изолировали. Нас и соседние области в придачу. Звучит как полное дерьмо, – Полковник прислонился к стенке коридора, вспоминая как сам напросился сюда, имея сотни возможностей не приезжать. Затем, в памяти возникла яркая картина того, как они патрулировали окрестности и он задал крайне неосторожный вопрос Плоти.

– Слушай, я все равно не понимаю. Эти облученные, иногда кидались на нас. Да, они живучие, да они могут начать кричать и созвать так целую орду, но в целом они просто брели куда-то и держались рядом с облученными детьми. Отличные мишени, особенно с их то лампочками в голове. Я просто…

Плоть внезапно развернулся и с силой прижал полковника к стене. В его глазах больше не было того холода и спокойствия.

– Я знаю, куда ты клонишь, полковник, и тебе лучше сейчас просто заткнуть свою пасть. Любой из моего отряда мог в одиночку зачистить целый город от этих тварей, а потом еще снять с каждого из них скальп. Сегодня я слышал от них лишь крики и беспорядочную стрельбу, поэтому тебе, Фехлер, лучше молиться, чтобы это были простые облученные.

Плоть выпустил его из своих цепких рук и прильнул к очередному коридорному окну, вглядываясь в силуэты солдат, занимающих оборонительные позиции, а Полковник пытался прийти в себя, поправляя смятую его руками форму.

– А что если… что если это все-таки простые облученные… просто здесь, внутри зоны, они становятся сильнее? – Полковник сел на пол, рядом с отпираемым Плотью кабинетом. Тот остановился и серьезно взглянул на него.

– Фехлер, а ты не такой дурак, каким кажешься. Только от этого никому не легче, –Плоть с треском отворяемой двери вошел в заветное помещение и сразу бросился к большому письменному столу, начав беспорядочно выдвигать его ящики. Полковник остановился на пороге.

– Нужно эвакуировать рабочих и жителей северной части города. Эти твари, они же могут вернуться на улицы, мы не знаем чего от них можно ожидать.

– Беру свои слова обратно – Фехлер, ты полный идиот, – Плоть разбрасывал бумажки по всей комнате, пытаясь найти что-то важное – Они нас щит, дубина. Пока облученные будут заняты ими, можно будет свалить куда подальше, благо размеры зоны позволяют.

– Но у нее все равно есть границы! Они как эпидемия, они умеют обращать всех в себе подобных. Мы не сможем убегать от них вечно, нам нужно сдерживать их, нужно дать им бой, уничтожить каждую из этих тварей! – Полковник был изрядно напуган, но он не понимал безумных затей Плоти, предлагающих скитаться в абсолютном мраке всю оставшуюся жизнь. Это пугало его гораздо сильнее.

– Нам? – Плоть даже не посмотрел в его сторону – У тебя есть солдаты для этого, но если ты так хочешь – вперед! Я не буду тебя задерживать. Я здесь только за своим диктофоном и недоделанным докладом.

– А что потом? – Полковника трясло от волнительного напряжения. Он больше не чувствовал себя в безопасности, даже находясь в освещенном здании на границы тьмы.

– Потом? Потом я сваливаю отсюда на одном из ваших джипов. Один ваш молоденький солдатик любезно мне его подготовил к новым дорожным условиям. На самом деле, меня бы уже тут давно не было, если бы я не ждал окончания своего маленького эксперимента с дезертирами.А еще я так наивно надеялся, что связь к этому моменту восстановится, и я смогу получить разрешение начальства на мои дальнейшие задумки, но не сложилось…Поэтому мне придется действовать самостоятельно.

– А зачем диктофон? – Фехлер наблюдал за его метаниями, как завороженный зритель сумасшедшего спектакля, где каждый, в любой момент мог стать его актером. Плоть устроил в кабинете настоящий бардак, расшвыривая папки, листы и письменные принадлежности.

– Это моя страховка. Если со мной что-то случится… если я не успею подключиться к общим каналам связи и передать распоряжения, то его можно будет найти где-нибудь поблизости от моего трупа.

Плоть снова вернул себе привычный ровный и спокойный тон, но только на секунду. Фехлер непонимающе кивнул головой, и он взорвался.

– Ну и где?! Где? Где, это сраная хреновина?!! У меня нет на это времени!!! – Плоть со злостью ударил кулаком в монитор и начал сбрасывать все со стола вниз, даже не обращая внимания, что скидывает на пол свой блестящий черный кейс. Он с грохотом рухнул у ножки стола и пронзительно щелкнул, раскрыв перед стоящим в проходе полковником все свое содержимое. Фехлер содрогнулся в резком порыве ужаса и отвращения, его пробил ледяной пот и он, пошатываясь, рефлекторно схватился за дверь, начав пятиться в коридор. Полковник увидел странные ряды шприцов с мутным содержимым внутри, закругленные грязные ножи, похожие на ритуальные, а также большое количество незнакомых ему медицинских приспособлений и различных электронных устройств. Но больше всего его поразило небольшое боковое отделение кейса, из которого высунулось уродливое подобие мужского нижнего белья, созданного из сшитых между собой кусков человеческой кожи. Черная кожа причудливо чередовалась с белой, образуя больной извращенный узор. Фехлер, с трудом останавливая подкатывающую к горлу тошноту, успел разглядеть на одном из кусочков кожи, уже практически стертую татуировку вооруженных сил. От запаха слезились глаза, тело пробивала крупная дрожь.

– Легко умереть за идеалы, за родину, за семью. Другое дело умереть просто так. Все смерти ужасны, но бессмысленная – хуже их всех. Я прав, мой любопытный полковник? – Плоть с кошачьей легкостью перемахнул через стол и наклонился рядом со своим кейсом, улыбаясь теряющему сознание Фехлеру. Он прекрасно видел, как он разглядывал его вещи, и наслаждался последующей реакцией.

– Расслабься, мне некогда учить тебя манерам, да и ты не в моем вкусе. Давай, приходи в себя, нам уже нужно бежать к машине, – Плоть начал поправлять торчащие из кейса вещи, как вдруг победно замер – А вот и мой диктофон! Сложил и забыл. Да уж, память конечно так себе, зато тело в отличной форме. Ты там готов, Фехлер? Я тебя ждать не буду.

У полковника кружилась голова. Его рвало. Он тяжело дышал и пытался сохранять равновесие. Плоть достал заветный диктофон из кейса и засунул к себе в карман, а затем вышел из кабинета и выжидающе посмотрел на Фехлера.

– Ну? Может тебя добить, чтобы не мучился?

Мысли лихорадочно вращались в голове полковника. Все вокруг казалось таким ненастоящим, потрескавшимся управляемым сновидением, мастерской иллюзией искаженной кошмарной реальности.

– Куда нам ехать? Тут хотя бы есть солдаты, есть оружие… – Фехлер сглатывал горькие, подкатывающие к горлу остатки непереваренной пищи – А что там? Мы не знаем…а вдруг Затмение расползется…расширится по карте, и тогда в этой тьме их будут миллионы. Или наоборот, вся эта зона уменьшится, а потом схлопнется…

– Перестань параноить, Фехлер. В отличии от всех вас, у меня уже есть решение, – Плоть заметно терял терпение.

– Неужели? – Фехлер расплылся в саркастической улыбке, забыв вытереть с уголков губ остатки свежей блевотины.

– Так точно, или как там у вас принято, – Плоть ответил ему с нескрываемой издевкой – На самом деле, оно пришло мне в голову сразу, как только я сюда прибыл, но я привык перепроверять все дважды. Я должен был убедиться наверняка. Я не успел подготовить подробный письменный доклад, нона диктофоне есть все мои рассуждения и указания к действию. Здесь слишком опасно находиться, поэтому, как только я окажусь на дороге, то сразу включу общую радиосвязь и раздам приказы всем силовикам в области Затмения. Скажу им: Выполняйте их беспрекословно и увидите Солнышко над вашими домами. Не выполните – подохнем в темноте или нас сожрут эти твари, рано или поздно.

– Что мешает тебе сделать это прямо сейчас? – Фехлер медленно заковылял ему вслед, когда тот уже начал спускаться вниз по лестнице.

– А ты попробуй умник. Давай, свяжись хотя бы с соседним городком, – Плоть издал свой фирменный посвистывающий смех, больше напоминающий сейчас хриплый собачий лай.

Фехлер не стал верить ему на слово – он проверил. Связь сдохла, хотя она была стабильна около получаса назад. Что-то блокировало ее. Он видел доступные каналы только в радиусе их электроподстанции. Он побрел вниз, стараясь не пропускать шатающимися ногами ступеньки. Когда они спустились на второй этаж, полковнику показалось, что он увидел что-то в окне, но он решил не отставать от Плоти и, сражаясь с головокружением и тошнотой, поспешил вперед. Они не сделали и пяти шагов, как над территорией подстанции раздался оглушительный рев, идущий отовсюду. Плоть грубо оттолкнул Фехлера и тревожно начал вглядываться сквозь оконное стекло в едва освещаемую темноту ближайших сооружений.

Совсем рядом прогремели выстрелы. Нескончаемые автоматные очереди разрывали пространство ночи. Невероятный грохот, лишь немного заглушающий агонизирующие крики. Плоть побелел в лице, когда увидел, как в абсолютной тьме за пределами освещаемой территории начали проявляться десятки фиолетовых глаз. Но больше всего его напугало то, что некоторые из них парили над землей, на уровне нескольких этажей. Он слышал звон разбитого стекла и взрывы в отдалении. Он видел как чудовищные, шевелящиеся сгустки самой чернейшей бездны, опутывали своими змеиными клубками прожектора и фонари на всей территории подстанции. Не говоря ни слова, он в безумном, паническом порыве ринулся вниз, не разбирая дороги. Плоть двигался так быстро, что Фехлер опомнился только после того, как его затылок скрылся за лестничным пролетом.

Полковник еще не успел ничего увидеть, но это было и не нужно –звуки говорили сами за себя. Фехлер в спешке начал спускаться за Плотью, ежесекундно сжимаясь внутри от парализующего страха. Он знал, как звучит война, где тысячи жизней, в одну секунду стираются в костяную муку. Он знал, как звучат военные столкновения, где люди без лица сжигают заживо целые деревни. Он даже знал звуки городских перестрелок, где жадность и нужда управляют податливой рукой, копошащейся в карманах забрызганных кровью и последними вздохами. Но это... то что он слышал сейчас – это был настоящий ад, в котором Фехлер, оптимист по своей натуре, желал лишь встретить быструю смерть.

Плоть невероятно спешил. Каждой клеточкой своего тела, он ощущал важность той информации, что так болезненно вертелась у него в голове и была записана на диктофон. Он не мог позволить себе умереть, не передав это. Он не мог провалить задание. Скрипя зубами, Плоть бежал на пределе своих возможностей, перепрыгивая через ступеньки и петляя в одинаковых коридорах. Он всеми силами старался сдерживать зарождающуюся внутри панику, но вокруг не было ничего, что могло бы принести хоть малейшее успокоение. Все больше выстрелов снаружи. Так близко.

Плоть терял много времени в хаотичных попытках свернуть в вестибюль, а когда наконец вбежал в него, то моментально застыл, не смея пошевелиться. У самого входа в здание, за его стеклянными широкими дверями, он увидел дюжину солдат, отчаянно прорывающихся внутрь. Их не должно было быть здесь, они все должны были держать оборону территории. Плоть смотрел на них как на очередных трусливых дезертиров, понимая, что ему теперь нечем их пугать. Они безуспешно пытались отбиться и расчистить себе путь от Тварей Затмения и гигантской орды облученных рабочих. Под звон стекла и звуки отрываемых конечностей несколько солдат с криками влетели в вестибюль и не останавливаясь ни на секунду бездумно побежали вперед по коридору. Они увидели стоящего в его конце Плоть, но не придали этому совершено никакого значения. Он больше не вызывал у них никаких чувств.

Плоть не стал долго думать – он бросился обратно к лестнице. Он видел, как за ним бегут солдаты, видел, как им приходилось постоянно оборачиваться и стрелять на ходу длинными очередями в сотни преследующих их тел, проникающих в здание через каждую его щель. Беззвучно падающие от разрывающих плоть пуль, их первые ряды мгновенно заменялись бегущими сзади них. Они наводнили собой весь первый этаж здания, отбрасывая сотни фиолетовых лучей на темные стены уродливых коридоров.

Фехлер услышал звуки резни снизу и неторопливо поднялся на третий этаж, а затем, немного отойдя от лестничной клетки, облокотился на подоконник, всматриваясь в темные стекла. Он больше никуда не спешил, впервые за все годы службы. Он видел как под бледно-серый свет последних оставшихся уличных прожекторов, в здание забегали сотни облученных. Он видел, как ярко светились их глаза изнутри и как они яростно заталкивали себя в двери и узкие оконные проемы. Настоящий рой.

У Фехлера загудели виски, и когда он уже собирался подняться еще повыше, он заметил несколько странных фигур, плавно вышедших из тени на свет прилегающей к строению территории. Они двигались так мягко, так неспешно, что незаметить их в этом безумном хаосе было невозможно. Полковник не поверил своим глазам, когда узнал среди них тех двух докторов, что находились здесь на базе и готовили отчеты по состоянию «Прибора». Они стояли позади бушующей орды облученных, словно полководцы, отправляющие своих воинов на смерть. Фехлер видел, как из их светящихся темно фиолетовых отверстий на лице, стекали непонятные сгустки черной материи, и как нечто невообразимое пульсировало у них в груди. Они стояли не шевелясь, ожидая, когда последние прожектора у входа будут разнесены облученными. Те громили их, переворачивали и разбивали об асфальт, погружая последнюю освещенную территорию подстанции в вечный мрак. Полковник побелел, когда увидел во что превратились их силуэты во тьме и как стремительно они влетели внутрь, проскальзывая густыми вязкими линиями между бесчисленными рядами безумной орды.

Плоть в неудержимой лихорадке перепрыгивал через ступени, цепляясь за стертые, покосившиеся перила. Сзади него велась отчаянная борьба за жизнь, чьи последние остатки следовали за ним по пятам. Облученные буквально прогрызали себе путь наверх, разрывая на куски настигнутых ими солдат. Плоть увидел сквозь перила, как отстреливающийся и поднимающийся спиной вперед молодой солдат, споткнулся и рухнул на бетонные ступени, после чего его ноги были моментально сломаны и разодраны, а гениталии вырваны и отброшены в сторону. Исчадия ада, порождения самой тьмы, издавали оглушительный рев и пробирались вперед сквозь разорванные и растянутые отверстия в телах павших военных. Плоть задыхался, готовый выплюнуть свои легкие наружу. Когда он увидел, что последний из солдатиков был схвачен и стянут вниз несмолкающим бушующим роем, то решил найти укрытие в каком-нибудь надежном кабинете и резко свернул вбок. Сойдя с лестничной площадки под безумные крики облученных, он побежал вдоль коридоров третьего этажа, хаотично вылавливая глазами любое укромное место. В главном коридоре он увидел Фехлера, стоящего с пустым, ничего не видящим взглядом. Тот, молча взглянул на его покрасневшее, потное лицо, на его жадно заглатывающий воздух рот и тихо засмеялся.

– Все кончено, Плоть. Теперь это их мир…

Плоть увидел, как десятки фиолетовых лучей уже мелькали на этаже. Он не мог быть уверен, что полковник, увидев их, не сорвется с места под приступом адреналина и не бросится вперед него. Поэтому когда он пробегал мимо, он с силой воткнул один из своих ножей ему в живот, а затем дернул за рукоятку вниз.

– Задержи их, – Он прошептал это истекающему кровью полковнику и быстро скрылся за ближайшим поворотом, не увидев как на слезящемся и корчащемся от боли лице Фехлера отразились инородные фиолетовые огни.

«Я слишком ценный чтобы умереть. Я надежда этого гребаного мира»

Плоть слышал отвратительные хлюпающие звуки отрываемой плоти, приглушаемые истеричными криками Полковника. Затекшие ноги предательски подкашивались, а угрожающее свечение доносились уже из всех поворотов на этаже. Тяжело выдохнув, Плоть с шумом завалился в один из ближайших к нему кабинетов, захлопнув за собой дверь. С бешеным рвением он опрокинул шкаф поперек двери, пытаясь ее забаррикадировать. Он метался, он поднимал непонятные коробки с документами и ставил их поверх лежащего шкафа, пытался вырвать запертые ящики стола, а когда не получилось, то начал придвигать к двери сам стол. Плоть не отдавал себе отчет в собственных действиях, его тело действовало быстро и эффективно, пока голова была в состоянии парализующей лихорадки. Он слышал топот сотен ног в коридоре и за соседними стенами. Плоть замер и задержал дыхание, но это не помогло.

Они быстро нашли его и начали ломиться внутрь, нанося тяжелые удары, прогибая под собой дверь. Вся его импровизированная баррикада тряслась и немного отодвигалась от двери после каждого толчка с той стороны. С потолка сыпалась побелка, попадая на тусклую лампочку, раскачивая по сторонам единственный источник света в этой комнате. В двери появлялись маленькие щели, быстро превращающиеся в большие дыры, сквозь которые Плоть видел бредущие во тьме фиолетовые глазницы.Он старался не смотреть на них – он знал, как они умеют обращать в себе подобных, но и не смотреть совсем он не мог. Последнее убежище спасителя человеческого рода рушилось на его глазах и он чувствовал, что они пришли вовсе не за тем, чтобы пополнить свои ряды его телом.

В комнату проникали инородные цветовые переливы из коридора. Плоть лихорадочно перебирал варианты, но ничего не мог придумать. Он даже не понимал, какая часть его тела еще не смирилась, если даже сам мозг не видел никакого выхода и лишь захлебывался в потоках безостановочной паники. Плоть умел воевать только с людьми. Против орды этих существ он чувствовал забитую детскую беспомощность, чьи вытянутые вперед ручки ломает жестокий мир взрослых. Левой рукой он залез в карман своего черного пальто и достал оттуда диктофон, сильно сдавив его в ладони. Его голубоватый дисплей радостно загорелся, а символы в правом верхнем углу указывали на превышенный допустимый для записи уровень шума. Плоть смотрел на него и улыбался безумной гримасой. Он предполагал, что этот диктофон переживет его самого, и это и было изначальной частью плана, но теперь в этом не было никакого смысла. Плоть никому не успел рассказать о немза пределами этой подстанции, до потери связи. Никто не будет его искать. Никто не будет слушать его содержимое. Никто никогда даже не узнает о его существовании. Плоть смотрел на бесполезное устройство и слышал скрип сдвигаемого шкафа за своей спиной. Внезапная, ошеломляющая мысль разорвала его голову изнутри.

«Какой я же идиот! Совсем забыл про окно!»

Грубо сдвинув одной рукой старые выцветшие шторы, Плоть застыл на месте, увидев на уровне своих глаз блестящие фиолетовые глазницы, горящие из самой черной темноты на уровне третьего этажа. Он рефлекторно отскочил в сторону, прижавшись к стене. Облученные неистово ревели и выламывали последние остатки двери. От их ударов щепки разлетались по всей комнате, а последние тяжелые коробки уже давно лежали на грязном полу. Когда они стали высовывать сквозь выбитые отверстия свои конечности и бешено вращать ими по воздуху, толкая стол вглубь комнаты, Плоть понял, что момент истины уже настал. И он встречал его зажатым между разъяренной ордой облученных и еще более кошмарными порождениями Затмения. Он медленно потянулся в специальный потайной карман в кардигане, вытащив оттуда свой именной, сделанный на заказ пистолет. Его слегка подрагивающая правая рука, плавно ощупывала его идеальные грани, сконструированные с наивысшим изяществом ради эстетически безжалостного лишения жизни. Он блестел серебристыми оттенками под светом тусклой потолочной лампы.

Громкий звон стекла. Плоть взвел курок и приставил его к правому виску. Бесформенный шевелящийся сгусток абсолютной темноты залетел в кабинет, разбив окно. Размером с футбольный мяч, он приземлился на пол и сжался в вязкую объемную кляксу, от которой шла едва заметная беловатая дымка. Плоть замер – он наблюдал свое последнее шоу и хотел получить от него все. Он не мог позволить себе умереть, не увидев то, что убивает его.

Эта субстанция начала вытягиваться тонкой густой струей вверх к потолку, размазываясь по его площади и не стекая ни на миллиметр вниз. Нарушая все законы физики, оно жило и существовало, разрушая одним своим подобием все известное устройство мира. Оно притянулось к лампе и заполнило ее, проникнув сквозь тонкое стекло к шипящему свету. Вновь небольшой белый пар и все погасло, укрывшись в безмолвной темноте.

И тогда появились они.

Их было двое. Они возникли из ниоткуда, Плоть лишь успел заметить неяркие фиолетовые точки, которые быстро превратились в огромные глаза, вблизи которых материализовывались их чудовищные тела. Он видел выпускаемые ими отростки, болтающиеся, словно нити в тканях непроглядной темноты. Плоть сглотнул засохшую слюну и с силой вдавил дуло себе в голову. Его вены стянулись от напряжения, а сердце начало аритмично биться, периодически останавливая его дыхание. Перед ним встало одно из существ, накрыв его тенью абсолютного мрака. Справа раздался оглушительный грохот –упали последние баррикады. Но облученные не спешили забегать внутрь, они внезапно утихли и замерли в дверном проеме, освещая комнату световыми переливами из своих голов. Никто из них не решался врываться внутрь.

Плоть отвлекся на облученных, повернув голову вправо, потеряв из виду гораздо более опасных созданий. Он не спешил, считая, что дуло вжатое в его висок обеспечивает наилучший контроль ситуации. Когда боковым зрением, он увидел неясное мерцание где-то слева от него, он понял, что у него есть чуть меньше секунды чтобы сделать свой выбор. Поставить красную точку и нажать на курок или посмотреть на нечто невообразимое и противоестественное, расширяя горизонты своего обреченного сознания.

Плоть выбрал второе.

Он хотел увидеть то, что не видел ни один из живущих когда-либо людей. Прислонив указательный палец к курку для подстраховки, он резко повернулся в сторону ужасающих существ Затмения. Его голова качнулась, он почувствовал как нечто из темноты парализовало его движения. На короткий миг, одну сотую долю секунды, Плоть увидел, как из середины антропоморфного силуэта разворачиваются отвратительные трубчатые сочленения, образующие подобия крыльев морских позвоночных. В их самом центре, связывающим бывшую плоть с вязкой первородной темнотой, начало пробуждаться нестерпимое мерцание. Эти образы, как короткие вспышки, прошли так быстро, буквально проскользнули мимо истощенного разума Плоти, словно их и никогда не существовало. Ему хватило одного короткого взгляда, чтобы навсегда забыть.

Он видел ярко фиолетовые грозы, бушующие на границах самых отдаленных уголках Вселенной. Он видел разрывающие пустоту молнии, переливающиеся холодными оттенками Космоса. Они оставили его разум неотделимым от его плоти, выдвинув его хребет к пределам самого небытия. Они не позволили ему перестать чувствовать собственное тело.Но они позволили ему взглянуть на то, что лишило его последних остатков разума, поместив в то место, откуда в бесконечном цикле, раз за разом умирала и возрождалась сама Жизнь.

Там, за недостижимыми гранями бушующей красками и движением Вселенной, в непреодолимом мраке космического обрыва, на самом дне плавающей в невесомости бездны, находились истоки всего мироздания. Упав с этих склонов и продолжая лететь вниз,Плоть увидел невозможное, неописуемое Абсолютное Ничто. Он видел, как именно из него появилась та самая первородная тьма, подарившая в конце времен людям то, что они называют светом. Он падал все глубже, поддерживаемый тонкими вязкими нитями, пока его тело парализовано покачивалось из стороны в сторону в тесном пыльном кабинете. Плоть увидел, как обессиленно свесились его руки, и как именной пистолет, так и не сделавший ни единого выстрела, падает на грязный пол. Но он также видел, как по бокам от него, во мраке бездны пределов, медленно проплывают бесчисленные разрушенные планеты, ожидающие своего перерождения. Когда его опустили еще ниже, заставив зависнуть над Абсолютным Ничто, ледяное червивое копье пустотного средоточия пронзило его мозжечок, закручиваясь изуверской спиралью между его позвонков. Плоть закричал ни издав ни звука. Его слегка приглушенная связь с собственным телом усилилась стократно, а затем он был грубо вышвырнут обратно в его реальность, разрывая по пути присосавшиеся к его сущности вязкие нити. Его сознание, отброшенное в покачивающееся тело, заставило его упасть и ощутить невероятную боль.

Раньше он бы даже не почувствовал такого падения, но теперь все изменилось. Плоть ощущал, как кровь бежит по его венам, он чувствовал каждую клеточку, каждое покачивание волосинки на своей коже. Он стал сверхчувствительным, и это легкое падение заставило его согнуться пополам от невыносимой боли. Каждый миллиметр его воющих нервных окончаний, он ощущал их все. Открыв затянутые слезами глаза, он увидел как постепенно растворяются в темноте последние очертания тварей затмения. Их было всего двое, он понял это по угасающим во тьме фиолетовым глазницам. Его диктофон вылетел из его кармана и закатился под кресло, стоящее в самом углу комнаты. Он был включен и после удара начал воспроизводить последнюю и самую ценную запись Плоти. Пока орда с воем забегала в помещение и окружала его тело, он слушал собственный голос, тихо вещающий из под кресла, и хотел забиться туда же, но боль не отпускала его с места.

«По неизвестной причине «Прибор» перестал работать. Я выяснил, что сбой случился после выстрела, но сам выстрел прошел мимо, не повредив никаких жизненно важных органов. Носитель жив и здоров, подает признаки человеческого существа. Есть теория о том, что причина поломки в допущении условий, при которых существует реальная вероятность смерти носителя, либо в превышении уровня насилия над ним. Я продолжаю получать данные –нужно время»

Облученные вцепились в него со всех сторон, разрывая его одежду и погружая ногти в его кожу. Плоть завыл, чувствуя, как начинает терять сознание от боли. Его тело будто пронзили десятки острых ножей, ковыряющих протыкаемые раны в безумном припадке. Они подняли его и грубо бросили на отодвинутый стол. Плоть ощутил как согнулись, а затем резко выгнулись его позвонки, и слышал их подкожный хруст и дробящееся трение. Внутренние ледяные судороги сковали бьющееся в конвульсиях тело, и заморозили его эмоции.

«Мы взаперти. Хуже чем в карантинной зоне. Очень большая площадь, не могу сказать точно, военные только начали собирать данные, но она уже включает в себя десятки гектар лесов и шесть больших городов, включая маленькие пригороды и деревни. Это аномальное образование, присвойте кодовое наименование зона Затмения, или придумайте сами, как вам больше нравится. Я поручил делать пробы воздуха и провести их анализ, результат еще не готов. Из имеющихся данных: Любой световой прибор мощностью ниже 100 ватт гаснет мгновенно, а затем совсем перестает работать. Электроприборы также ведут себя нестабильно. Связь постоянно ухудшается, сейчас она позволяет получать доклады только от самых ближайших штабов в нашем периметре. Радары фиксируют странные волнообразные движения на границах»

Они столпились вокруг его тела, обступив со всех сторон. Десятки растянутых глазниц и ртов, с сочащимся из них свечением. Они склонились над его лицом.расталкивая друг друга и залезая к нему на стол. Плоть видел нежно розовый свет, просвечивающийся через кожу их голов, и шевелил своей, стараясь не пересекаться с ними взглядом. Он вращал ей как безумный, пока с их застывших лиц не начала капать черно-фиолетовая субстанция. Она стекала из их отверстий прямо на его дергающееся лицо. Плоть закрыл глаза, но понял, что их выделения прожигают его кожу. Он ощутил боль, равной которой никогда не испытывал в этой жизни. Его тело вытянулось в единую, натянутую струну страдания, застыв в вибрациях подергивающей их агонии. Они растворили его веки и сожгли глаза с отвратительным хлюпающим звуком. Он ослеп, но не перестал видеть,как они направляли на него свое обжигающее излучение. Каждый из них – они делали это одновременно, всей своей бесчисленной ордой, а если кому то не хватало места, то они сменяли друг друга, и уже облучившие уступали места новым мучителям.

«Самое важное, что удалось изучить– у зоны Затмения есть вполне видимые границы. По дороге к объекту я увидел, как несколько жителей города попытались их пересечь и моментально превратились в облученных, выйдя уже с обратной стороны. Я собираюсь повторить это с местными вояками и теми двумя докторами, что работали на базе.Необходимо изучать это явление, я уверен, это прямой ключ к разгадке всего происходящего. Это наше будущее»

Он видел раскаленное, кипящее белым Солнце, казавшееся ему таким же слепым как и он сам. Оно разгоралось в абсолютной темноте, освещая разрушенные ландшафты плавающих рядом мертвых планет. Его что-то удерживало рядом с этой звездой, от чего его кожа начала покрываться огромными волдырями. Эти запретные, немыслимые пространства, отвергали любую материю, но когда тело Плоти, под чудовищным давлением извне оказалось там, его связь с телом была идеальной – он чувствовал абсолютно всё. Еще при жизни, Плоть думал, что сможет подготовить себя к аду, но теперь у него не было сил даже усомниться в этом. Кружась в невесомости, в бесконечном круговороте нечеловеческих страданий, он порвал все связки в горле от собственных немых криков, продолжая тихо хрипеть от боли. Сжатые зубы уже начинали крошиться, а плоть обжигалась брызгами лопающихся кровавых волдырей.

Боль была такая сильная, что каждый раз, когда Плоть отключался, она приводила его в чувство еще более чудовищными волнами мучений. Последним, что он увидел сквозь свои обугленные глазницы, был извергающийся с поверхности кипящей планеты фонтан. Его гигантские, раскаленные белесые сгустки двигались неупорядоченно, образуя своими искривлёнными струями форму ужасающего дерева. Лучи его крон вытягивались тонкими нитями в космическое пространство, с шипением просачиваясь сквозь темную материю. Плоть, полностью ослепший, ощущал, как с каждой секундой невыносимый жар становился все сильнее, понимая, что эти монструозные отростки возродившейся в бездне Звезды, тянутся прямо к нему. Они пронзили его, вползая и втягиваясь во все отверстия этого отчаянно бьющегося в судорогах тела. Плоть терял сознание каждую секунду, но тут же приходил в себя и отключался вновь. Эти вспышки невыносимых страданий, мелькали яростными молниями внутри его тела. В те секунды, в те короткие мгновения перед накрывающей сознание чернотой, он чувствовал, как закипает и пенится его кровь, прорываясь сквозь почерневшие стволы сосудов. Ожившие, изуверские грани, они заполняли его всего, пробираясь и обугливая его ушные каналы, выжигая ноздри и расплавляя язык. Проклятый и прокаженный самим Космосом, Плоть захлебывался между жизнью и смертью, пока корни его нервных окончаний превращались в кровавый пепел.Лишь полностью потеряв себя, он ощутил необъяснимое облегчение. Частично сохранив способность мыслить, он вывел разум из состояния воющей агонии, и тот открыл перед ним ужасающее откровение. Ему не стало легче – он просто перестал что-либо чувствовать.

«Я думаю, мы можем получить новый «Прибор». У меня есть мысли, но мне необходимо ваше разрешение. Нужно подключить местные органы и отобрать несколько десятков подопытных детей. Не нужно еще больше ухудшать ситуацию – будем действовать скрытно, забирать их из приютов, из детских домов, отбирать у неблагополучных семей под видом рейдов органов опеки. Для тех, кто слышит эту запись: привяжите их всех верёвкой в один ряд и пусть они по очереди проходят сквозь границы зоны Затмения. Кто после обращения начнет проявлять агрессию – убивайте на месте. Но я верю, нет, я абсолютно уверен, что из нескольких десятков точно найдется один, кто сможет стать нашим новым «Прибором». Возможно, его включение, сможет уничтожить поглотившую и изолировавшую нас тьму»

Последние облученные неспешно выходили из разгромленного кабинета. Скрюченное тело Плоти неподвижно лежало на столе, не подавая никаких признаков жизни. Диктофон продолжал тихо шелестеть под креслом, прокручивая последнюю запись в полной темноте.

«Я буду дополнять этот доклад любыми новостями»

Слабые покачивания конечностей. Искалеченный разум возвращался в несуществующее тело. Он вошел в него и моментально заблудился в мрачных лабиринтах некогда знакомых пульсирующих внутренностей. Каждую частичку его нематериальной эссенции пронзил острый приступ сокрушительной паники. Все его естество кричало обреченным отчаянием, не способное совладать с этим чудовищным разрушительным порывом. Бьющаяся от безысходности душа, безумный разум, запертый в темнице собственного бессилия. Плоть мог осознавать себя, мог понимать своим обугленным рассудком что он по-прежнему жив, но больше он не мог ничего.

Он ослеп и видел перед собой лишь бесконечную темноту.

Он полностью оглох и слышал только странные шипящие всплески глубоко внутри своего затихшего организма.

Его выжженные до самого пищевода ноздри были неспособны ощутить даже вдох и выдох.

Его расплавленный язык почти отсутствовал в ротовой полости, и представлял из себя ни на что негодное подобие многократно разорванного, а затем прижжённого куска мяса.

Все его нервные окончания были уничтожены, а кожный покров оброс кровавой обугленной коркой.

Плоть не чувствовал ничего и медленно сходил с ума, чувствуя как его разум бешено мечется внутри головы, пытаясь адаптироваться, пытаясь убедить себя, что жизнь продолжается, и что она просто стала иной. Но Плоть не считал это жизнью, падая все ниже в бездну абсолютного безумия.

Он пытался пошевелить конечностями, он пытался встать, пытался скатиться вниз со стола, но каждый раз лишь впадал в сокрушительную неконтролируемую истерику – он вообще ничего не ощущал. Никакой температуры, никаких прикосновений, никакой боли – абсолютно ничего. Все, что он мог прочувствовать – это невероятно слабые, неявные колебания, появляющиеся, когда он представлял что двигает своими ногами.

Он встал со стола, затем с силой рухнул вниз, затем снова покачиваясь встал и снова упал на пол. Он жил и хаотично двигался в пустом и темном здании. Слепой, глухой, ничего не чувствующий безумец, медленно впадающий в неконтролируемое, необратимое сумасшествие. Он шел и не чувствовал своих шагов, он падал, но ничего не менялось внутри. Его парализованное подсознание молило его убить себя, но Плоть не мог это сделать. Как это было возможно?

Его искалеченное, пустое тело бездумно кружилось в захламленном коридоре. Он бродил кругами, пока его рассудок не погас окончательно. Его вращающееся подсознание начало сжирать Плоть изнутри, не давая никакого шанса отвлечься и сбежать от него. Панические атаки, чудовищные истерики и безумная паника не отпускали его ни на секунду, безостановочно сводя с ума. И тогда он что-то почувствовал, в последний раз своей жизни, а затем провалился в Абсолютное Ничто.

Он не мог не кружиться. Пустая оболочка без тела и души. Безвольное мясо, продолжающее бесцельно двигаться до тех пор, пока не откажут все органы. Живой мертвец, разносящий шаркающее эхо среди сотен трупов военной части. Освещаемый густой тьмой коридорных окон, он не прекращал свой путь истинной обреченности. И может где то глубоко внутри него, осталась маленькая искра надежды, что однажды, наступивший где-то далеко за границами Затмения рассвет, пробьется сквозь его инородные пределы и хоть немного осветит его Плоть.

странные люди конец света военные необычные состояния дети существа

2 885 просмотров

+12

Предыдущая история Следующая история

Секрет (Страшные истории)

Множество (Бездна)

5 комментариев

Последние

Написать

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.

Pluto_ 9 ноября 2020 21:51

Хорошая история и, безусловно, отличная идея! Только местами бы попроще изложение. Я понимаю, что хотелось написать красиво, чтобы форма соответствовала содержанию. Но воспринимается всё же тяжеловато.
Разумный Шляпник 10 ноября 2020 22:16

Терпеть не могу рассказы без ответов. Но лайк.
Виктір 16 мая 2022 21:21

Херня, если честно.
Жаль убитого времени.
Евгений 8 ноября 2022 12:03

Не тратьте свою время, этот рассказ того не стоит.
ellison-1 7 апреля 2023 23:02

https://www.litprichal.ru/work/490875/ вот реальная биография