Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Пацаны с Опольцево
© Олег Новгородов40 мин. Страшные истории RAINYDAY8 9-10-2020, 12:47 Источник Принял из ТК: - - -
Впрочем, узость и однобокость нашего восприятия ничего не меняют. Странности – вокруг нас, и ничто не насыщено ими так, как повседневность. И это не какие-то мелочи; подчас целые пласты реальности осыпаются, будто разбитый камнем витраж, наотрез отвергаясь опытом и не вмещаясь в рамки наших представлений о том, как «должно быть». Мало кому доводится видеть подобное, но находятся те, кто - в силу обстоятельств или для заполнения досуга - задним числом пытается сложить осколки. Зачастую от этих попыток лучше сразу отказаться: слишком пугающим может получиться рисунок.
Вот история о десяти мужчинах, которые ноябрьским утром вышли из дома, под разными предлогами объяснив своё отсутствие до самого вечера. И ни один из них обратно не вернулся. А, некоторое время спустя, еще один человек, используя обрывочные сведения, собранные тут и там, и свое воображение, отчасти восстановил картину происшедшего до и после. Об этом он сильно пожалел.
∗ ∗ ∗
В свои пятьдесят лет Миша Потапов располагал собой и занимался любимым делом, хотя ничто не предвещало. Мужик-то простецкий: ни связей, ни способности влезать во все дыры, ни предприимчивости особой. Фотографировать научился в армии, а на гражданке закончил художественный техникум. Сотрудничал фотокорром со всеми газетами и журналами Союза, исколесив страну от Туркмении до Крайнего Севера. Однажды в Карелии по заданию редакции «Наука и жизнь» делал снимки в зоне геопатогенной активности. Снимки эти в журнале так и не появились, а на Мишин вопрос «Почему?» ответ был резкий: «Не надо лишнего спрашивать». Миша и не спрашивал. Характер у него покладистый – в любой компании с таким уживешься.
Спрашивать не спрашивал, но про себя предположил: материал к публикации запретили, а то и вовсе изъяли. Потапов охотно поизучал бы кадры: что-то, не видимое глазом, «увидел» объектив; но негде было отпечатать плёнку. В разбитом у подножья сопки лагере геологоразведочной партии ему отвели угол в палатке, а кассету Миша передал курьеру, прилетевшему на вертолете снабжения.
После вылазки в геопатогенную зону у него отстали на сорок минут наручные часы. Миша их подвёл, и больше они не барахлили. К тому времени, когда он начал уставать от разъездов, как-то сами, без особых усилий с его стороны, появились частные клиенты и заказы. Миша обзавелся хорошей камерой и фотографировал свадьбы, юбилеи, выставки, посиделки в ресторанах. Деньги получались не регулярные, но на жизнь хватало, а работалось с душой. У него была однокомнатная квартира в Перово, он ее сдавал интеллигентной семье, а сам жил в общаге, в комнатушке: для него, неприхотливого и к уюту не привыкшего – почти апартаменты.
А вот про Опольцевские хрущобы он ничего не слышал до зимы две тысячи пятого года.
Правда, где-то за месяц ему «посчастливилось» застрять очень от них близко, на шоссе Опольцево-Петля. Но тогда он не знал, как называется проступающий в гуще тумана торцами пятиэтажек квартал, откуда веяло чем-то тревожным, безысходным и опасным. Миша возвращался из монастырского подворья, где запечатлел открытие приютской столовой. Заодно он обкатывал своё приобретение – бордовую «Оку» (с пробегом, но не битую, не ржавую, гаражного хранения). Над этим чудом автопрома обхохоталась вся общага, но Потапов остался доволен покупкой, пусть смеются, раз смешно. Двухцилиндровая, тридцать с копейками лошадей «авоська на колесах» отвечала всем его скромным требованиям. Для пробы он разок крутанулся вокруг второго корпуса общаги и воздел большой палец к окнам, из которых взирали ухмыляющиеся рожи соседей - машинка самое что надо.
В общем, «самое что надо» заглохло на полдороги к московской кольцевой и не реагировало на ключ зажигания три тягостных часа. Скоро в кабине сделалось так же холодно, как снаружи, приходилось постоянно выскакивать, чтобы погреться ходьбой. За всю вынужденную стоянку из квартала не появилось ни души, и Миша уверился, что здания расселены и предназначены под снос. Наконец он, вопреки собственному пессимизму, запустил двигатель, и, совершенно запутавшись, покатил на юг. В нижней части «петли» дорогу преградил разбитый и опрокинутый на бок «ПАЗ». Невдалеке валялся смятый мотоцикл; мерцали проблесковые маяки машин милиции и «скорой помощи». На асфальте лежали, запакованные в черный пластик, тела погибших. Одиннадцать страшных черных мешков, источающих запах сырого мяса. Миша перекрестился и осторожно объехал место трагедии по гравийной обочине.
Это был тот самый день, когда в Опольцевские хрущобы пришла смерть. Умирали здесь не часто: местные – поголовно крутой закваски и крепкого здоровья, или амёбы, которым ничто не треплет нервов. Иным на Опольцево не житье. Очередь в винный отдел единственного на весь квартал магазина никогда не бывала короткой, но цирроз печени обходил Опольцево десятой дорогой, не решаясь на неравную схватку. «Лучший мир» забирал к себе в основном молодежь: либо после разборок со сверстниками из «заовражья» - многоэтажного придатка хрущоб, района Антенное Поле, либо за собственную дурь и отмороженность. Человек двадцать были убиты в армии старослужащими - строптивый опольцевский норов не позволял призывникам из хрущоб прогибаться перед кем бы то ни было, больше того – они сами строили «дедов» и офицеров. Вести себя иначе пацаны, чьи отцы в девяностые отстояли район от люберецкой братвы, не умели. Их и без того мизерные шансы на выживание уменьшала тоже чисто опольцевская склонность пакостничать или вовсе уж жестоко вредить окружающим.
Как-то хрущобы потряс случай с братьями Черныховыми. Старший брат – четырнадцатилетний подросток – надумал отучить младшего «быть ссыклом». Глухой ночью он с парой приятелей угнал стоявшую у магазина «пятерку» экспедитора, силком усадил в нее младшего и поехал на кладбище Лосиная Роща. Там парни отыскали выкопанную для завтрашних похорон могилу и заставили плачущего от страха семилетнего мальчишку в нее спуститься. Сами ушли, пообещав вернуться, «когда он перестанет скулить, как баба».
С возвращением они запоздали: мальчишка не только перестал скулить, но и умер от разрыва сердца.
Осталось тайной, поплатился ли изверг хоть как-нибудь, но в милицию его привлекли только за угон: родители велели соседям не распускать языки. Опольцевские, порой суеверные по-деревенски, судачили, что мальчика убил не страх, а предсмертное проклятье девушки, для которой копалась могила. Ее с двумя подругами захватили в заложники бандиты – дело было в банке, где девчонки оформляли кредит. Предпринятый спецназом штурм потерпел неудачу, и заложницы получили тяжелые ранения. Перед смертью, отталкивая руки хирурга, одна из жертв сулила скорую и мучительную погибель всем, чьи имена смогла вспомнить. Но прозвучало ли в операционной имя мальчишки из квартиры напротив – об этом «сказка» умалчивала. Однако был у «сказки» и другой вариант: той ночью покойница явилась проверить, не занял ли кто ее законное место, и «нарушитель» этой встречи не пережил.
…Райвоенкомат никогда не имел проблем в хрущобах. Формула «Не служил – не мужик» имеет здесь не символический, а вполне практический смысл. Не был в армии – значит, не умеешь обращаться с оружием, а оружия, причем огнестрельного, на Опольцево есть в достатке: арсеналом ведает штаб гражданской обороны, хотя это как бы и не законно. Но у опольцевских свои взгляды на законы и на государство в целом. Школьники безнаказанно прогуливают все подчистую уроки, но физкультура и НВП – святое. «Заовражные» конкуренты, остервенело лупившие соседей на дискотеке «Снежок», к получению паспортов брались за ум и успешно сдавали вступительные экзамены в ВУЗы. Отпрыски технической интеллигенции, обитавшей на Антенном Поле с тех пор, как возле района был развернут, а вскоре законсервирован секретный радиополигон, стремились пробиться хотя бы в низовую элиту. Но ребята и девчата из хрущоб больших претензий к своему социальному статусу не предъявляли и ограничивались довольно скромным набором окраинных «путяг», до которых можно добраться автобусом – единственным маршрутом, который следовал по шоссе Опольцево-Петля до метро, мимо станции пригородной электрички.
Несмотря на суровые обычаи, на Опольцево не в почете бывшие уголовники. Сидеть в тюрьме по здешним понятиям – зашквар вдвойне: во-первых, попалился, во-вторых – позволил государству наложить на себя руки. Не то что здесь нет криминала, но он доморощенный и весьма специфический, а желающих козырнуть тюремным прошлым гонят в шею, да так, чтобы уже не возвращались. Кое-кто из «блатных», пожелавших залечь на дно в этом тихом местечке, в обратку даже до МКАДа не добрался… Бандитский сленг тут не в ходу. Взрослые говорят на странной смеси послевоенного и дальстроевского жаргонов, порой приводя в изумление столичных жителей, а молодые вовсе красноречием не отличаются.
На территории этих двух смежных районов умерялись акульи аппетиты муниципальных властей, старавшихся спихнуть Опольцево под ответственность области, а администрация областная отчаянно защищала свои владения от этого «гнойного нарыва». Мэрские прибавки и льготы сюда дотировались, но, как высказывался опольцевский префект в узком кругу – «как бы, нате, подавитесь… да поскорее бы».
…За час с небольшим до того, как Миша Потапов на руках дотолкал отрубившуюся «Оку» к поребрику, квартал согласованно обратился в траур. Беда постучалась в двери – вернее, позвонила по телефону – семье Поляковичей – у которых сын учился в десятом классе, а дочка ходила в подготовительный, но после этого звонка осталась только дочка. С криком «Женечка!!!» Вера Полякович сорвала с кухонного окна тюлевые занавески и едва не кинулась вниз; муж оттащил ее от распахнутых створок.
Женя – или Жека, как звали его приятели – фанаты «Спартака» - не справился с мотоциклом. Через перекресток он выскочил на полосу встречного движения, слишком круто забрал вправо и улетел в отбойник. Невероятно, но он удержался на сидении и пронесся по прямой метров двадцать, хотя ему сорвало голову. Когда ее подобрали с асфальта и кое-как извлекли из мотошлема, лицо сморщила гримаса: парень не только заглянул в глаза своей погибели, но еще и успел потолкаться с нею на пороге.
По крайней левой полосе неуклюже выворачивал в правый ряд автобус «Ритуал»; в него-то, в переднюю боковину, и врезался мотоцикл с мертвым телом, вцепившимся в руль. Силы тарана хватило, чтобы «Пазик» крутанулся вокруг своей оси, и тут же в другой его борт ударил большегруз. Водитель и пассажиры ритуального автобуса погибли на месте; шофера фуры довезли до больницы, и дальнейшая его судьба неизвестна. Агенты транспортной компании прибыли одновременно с милицией: предъявив милиционерам какие-то бумаги, они отстыковали прицеп, подогнали новый тягач, и сменный шофер освободил аварийный участок от лишнего железа.
Среди показанных сотрудникам ДПС документов спецификации на перевозимый груз не было.
А весть о том, что Жека Полякович разбился на шоссе, облетела хрущобы, сублимировавшись в зловещую ауру, которую безошибочно почувствовал, стоя у своей «Оки», Миша Потапов. На опознание в морг вместе с отцом погибшего парня отправились четверо его друзей: Веру Полякович оставили на попечении срочно вызванной из деревни свекрови.
Футбольные фанаты оказались чересчур внушаемы, и, насмотревшись на чернеющую смертью физиономию приятеля, впали в городское мифотворчество. К вечеру следующего дня в квартале пятиэтажек воцарилась необычная тишина, а особенно малолюдно было на задворках – там, где подростки собирались попить пивка. Взрослые двигались от автобусной остановки или от гаражного комплекса к подъездам домов как-то настороженно, оглядываясь через плечо и искренне радуясь попутчикам.
И еще почти месяц сбившиеся в кучки тинейджеры вздрагивали, стоило вдалеке за домами затрещать мотоциклетному двигателю. На мотоцикле в хрущобах гонял только Жека: старая отцовская «Ява» досталась ему в подарок на шестнадцатилетие, и Жека переквалифицировался из болельщика в механика. Не иначе сработали гены отца: автослесарь первого разряда под хорошее настроение делился профессиональными хитростями не только с сыном, но и с остальными пацанами. (Расписываясь в протоколе опознания, он пробормотал: «Вот и всё, сынок, и тут уж я пас, тут не починишь»).
В реставрации «Явы» Жека достиг успехов, судя по скорости, выжатой им из двигателя к последним секундам своей жизни. Каким-то образом мотоцикл с места аварии исчез, но между собой подростки говорили, что Жека сам забрал его со свалки и после наступления темноты наматывает круги по шоссе, нет-нет да и сворачивая в родной район. К воротнику его потертой байкерской куртки крепится заклепками пустой мотошлем.
Или не пустой. Вряд ли опольцевские школьники серьезно верили в самопальный триллер, скорее, им доставляло извращенное удовольствие щекотать себе нервы россказнями о призраке. Но когда над палисадниками разносился характерный взрыкивающий треск движка сборки позапрошлого десятилетия, желающих задержаться и выяснить, что там – в шлеме – не находилось.
∗ ∗ ∗
В первых числах декабря бывший замредактора «Науки и религии» - хороший знакомый Потапова – сосватал Мише клиента с презентацией фирмы. «Мужик поганый, - честно предупредил замред, - но платит много. В конце концов, если не понравится, помашешь ему ручкой, да и всё. Только не советую махать ручкой, когда уже поздно будет дублера тебе искать: может и обидеться. А обид он не прощает. Короче, Михаил, - умыл руки замред, - посмотри на него и сам решай». Миша, уверенный, что все люди – братья, и что найти общий язык можно даже с самыми мерзкими, созвонился с господином Сизых. Их встреча в офисе компании «Риэлта» разочаровала Потапова в теории братства если не навсегда, то очень надолго.
- Михаил, - представился Потапов.
- Юрий Павлович, - подчеркнуто ответил Сизых – младше Потапова лет на двадцать. «Эффективный менеджер» - обычно Миша старался таких избегать. Он уже начинал жалеть, что приехал: а то ему клиентуры не хватает.
- Мне рекомендовал вас Горбунов, - сказал Сизых. Глаза его, уродливо-выпуклые за стеклами очков, нехорошо поблескивали. – Говорит, вы такой мастер своего дела, прям заслуженный фотограф СССР. По первой специальности я психолог, людей вижу насквозь. Так вот, мастером вы не выглядите.
Миша и сам в общих чертах видел, с кем его угораздило связаться: тупой и ограниченный сноб, зашуганный в детстве и до сих пор не выместивший всех своих обид. Отними у него деньги, красавицу-жену, на эти деньги польстившуюся, и те моменты удачи, по которым он вскарабкался на верхушку в бизнесе – останется никто и ничто. Но эту мысль Миша выкинул из головы: недавно он исповедовался батюшке о невоздержанности в оценках людей.
- Итак, - Сизых скривил губы в усмешке. – Если я вас нанимаю – значит, я убежден, что вы справитесь с работой на отлично. Пока еще я в этом не убежден. Могу я взглянуть на ваше портфолио?
- Порт… что, извините?
- Подборку ваших фоторабот, - снизошел до его отсталости господин Сизых. – То, что вы снимали раньше. Мне необходимо определить вашу профпригодность. После этого я приму решение, нанимать вас или кого-то другого. Так есть при вас подборка или нет?
- Н… нет, - ответил Потапов. – Видите ли, прежде никто не спрашивал.
- Ну а я спрашивал, у все была! Даю вам два часа ровно, чтобы за подборкой и обратно. Не деловой подход какой-то!
…Секретарша в приемной проводила Мишу сочувственным взглядом, но Потапов в сочувствиях не нуждался. Он здорово разозлился на Сизыха. «Вот погоди, - думал Миша. – Принесу тебе портфолио, времени не пожалею, а сделаю в лучшем виде. А потом… а потом я сам от тебя откажусь, охота была».
Отходчивым людям живется легче, чем топ-менеджерам: Миша вдохнул морозный воздух полной грудью и зашагал к станции метро. В десяти минутах езды еще один его знакомый арендовал небольшое помещение под дизайнерскую контору: подвал, зато центр города. Если дизайнер не пьян – а набраться Ромка может и к девяти утра – то помочь не откажется. Фотографии Мишиного авторства есть у него на жестком диске.
Ромка встретил Мишу почти трезвым – заветная «чекушка» стояла непочатой. Помочь с портфолио согласился, но в мыслях витал где-то далеко и добрых десять минут искал нужную папку, хотя та лежала в корневом каталоге. Щедрой рукой Ромка вставил в принтер пачку глянцевой бумаги «десять на пятнадцать» и тут же плеснул в рюмки «Столичной».
- Нельзя мне, - с сожалением покачал головой Миша. – Сейчас еще на собеседование возвращаться. А ты что-то… хмурый какой-то. Уж не случилось ли чего? Сам-то хоть здоровый?
- Побаиваюсь я на похороны ходить, - вздохнул Ромка и опрокинул рюмку в рот. – А в субботу придется.
- Кто умер-то? – тихо спросил Миша.
- Одногруппник Танькин. Поехал с друзьями на машине за город куда-то, шашлыки жарить. Обратно ехали подшофе, что ли… Да они и пили-то немного! – почему-то с обидой воскликнул Ромка. – Дураки просто. Заплутали на шоссейной, а там по обочине другая тусовка шла. Ну и кто-то из кабины пустую бутылку кинул.
- Стеклянную, что ли, бутылку?
- Да нет, обычную, пластиковую. От спрайта. И не попали – парнишка, который живой остался, говорит, что мимо пролетела.
- Живой остался? Один? А сколько их всего было?
- Пятеро. Трое сзади, двое спереди. Через полкилометра, за поворотом, у них бензин кончился. Встали, в общем. А им и деваться некуда было, хотя лично я бы пешком удирал. Те, местные, подтянулись минут через пять – дворами срезали, как заранее знали, что ребята застрянут. И устроили месилово: четверых просто в клочья изорвали, одному зубы вынесли арматурой и отпустили. И на прощание говорят: расскажи, мол, всем про Опольцево. Откуда-то притащили канистру с бензином, машину облили и подожгли.
- Ничего себе! Выродки… А что за Опольцево такое? Подмосковье?
Принтер зажужжал, выкладывая в лоток отправленные на печать фотографии.
- Да, где-то там. Киевка, Калужское… Но не Троицк и не Наро-Фоминск. Сам не бывал и не собираюсь. Ну вот, Миш, твоё портфолио, сейчас файлик тебе прозрачный нарою.
- Спасибо огромное.
…Господина Сизых Миша уже не застал: уехал «на объект». Фотографии приняла секретарша и пообещала связаться с Потаповым, как только Юрий Павлович даст ответ. «Ну, бог в помощь», - добродушно распрощался Миша с секретаршей и заторопился домой: набегался за день, а уж ведь и не мальчик. Ноги отдыха просят.
∗ ∗ ∗
Выспавшись и подзарядив мобильник, Потапов сел в машину и поехал в монастырь. Дорога не ближняя, ну так ему и спешить некуда. На правое сидение Миша бережно уложил драгоценный конверт: отпечатанные в лучшей фотолаборатории снимки с открытия столовой. Тоже вроде «презентация», да не такая, как у «Риэлты»: душевно всё, и по-человечески, и по-божески. (Атеист в недавнем еще прошлом, Потапов стеснялся и таких слов, и таких мыслей). Печка дышала теплом, двигатель гудел ровно, трассу машина держала отлично. И чего это все ругают «Оку»?, недоумевал Миша. Хотя, сравнивать ему особо не с чем – прежде он только вездеход в тайге водил. Ну заблажила разок, но это с любым автомобилем случиться может.
Забросить снимки в монастырь он обещался давно, но после той дурацкой стоянки на пустом шоссе всё никак не мог собраться.
Загодя он обзавелся подробной картой Московской области. Главное-то, на самом деле – не прозевать съезд на малую дорогу, а оттуда до подворья по прямой. Справа и слева за окнами величественно плыла стена зимнего леса. «Надо будет как-нибудь съездить сюда, костерок развести», - подумал Миша. «Костерок»… Вот и те ребята, одногруппники Татьяны, Ромкиной жены – съездили на костёр.
В монастыре он засиделся допоздна.
Столовая дымила трубами, и настоятель Григорий с гордостью демонстрировал Потапову новые «владения». Настоятеля Миша знал еще по своей походной молодости: был он вохровцем в ИТК. Как-то воры устроили бунт, и прапорщик Григорий Терентьев из табельного пистолета пристрелил зачинщика, чем спас не одну жизнь: зэки прорвались уже в караулку, громили всё подряд. Служебное расследование признало, что прапорщик действовал по инструкции, Терентьева представили к награде, но из внутренних войск он уволился. После крестился, поступил в семинарию.
Фотографиям настоятель очень обрадовался, тут же усадил Мишу за стол. Отведав монастырской кухни, Миша не устоял перед искушением и остался до ужина. Побродил по окрестностям, любуясь зимним пейзажем, и к трапезе нагулял отличный аппетит. С каверзной улыбкой настоятель предложил Потапову стаканчик медовухи, добавив, что место для ночлега найдется, но Миша рассудил, что злоупотребить гостеприимством еще успеет. На прощанье Григорий вручил ему термос с горячим кофе и пожелал, чтобы никаких аварийных стоянок, как в прошлый раз.
…Ехать обратно в темноте было не комфортно, и «Ока» уже не казалась такой надежной, особенно когда навстречу проносились массивные иномарки. Миша аккуратно установил стрелку спидометра на цифру «пятьдесят» и старательно ее удерживал на этой отметке.
Зато благодаря медленной езде он сделал открытие: в двух километрах от смыкания бетонки и прилегающей дороги магистраль имела ответвление на восток. «Ветка» уходила в сторону почти параллельно, и, если не приглядываться к разметке, можно незаметно для себя вильнуть на нее. А вот куда она приведет…
Миша остановился, включил лампочку под потолком и развернул на коленях карту. Ему понадобилось несколько минут, чтобы отыскать место своей остановки. Да, вот он, вот МКАД, а вот коварная развилка. Подняв глаза, Миша прищурился, разобрал знак «Одностороннее движение». Соскочил – и ловушка захлопнулась: катись вперед и ищи, где развернуться. Именно это с ним и случилось в ноябрьском тумане: сколько он помнил, дорога была трехполосной односторонней вплоть до – вот досюда. Кладбище Лосиная Роща за пролеском и шоссе Опольцево-Петля.
«Опольцево», - пробормотал Миша, включил сигнал поворота и отвалил от обочины. Ему захотелось домой, да побыстрее бы. Не дело разъезжать по пригороду в такое время.
Где-то неподалеку снег присыпал угли костра, разведенного убитыми ребятами.
∗ ∗ ∗
Спалось ему плохо. Мозг и нервы вибрировали от напряженной поездки; проваливаясь в сон, Потапов вновь сжимал ладонями руль и выискивал взглядом указатели. Потом через сновидения пробился дневной свет, и он увидел место автомобильной аварии на шоссе Опольцево-Петля: разбросанные запчасти, улегшийся на бок «Пазик», мертвецы в пластиковых мешках и зевающие врачи «скорой» - оказывать помощь некому.
Сон сделал что-то с двигателем «Оки»: он опять заглох, и машина застыла напротив скорбного ряда черных мешков. Миша понимал, что нужно уезжать, но мотор не издавал ни звука. А к мешкам подошел какой-то человек, которого т о г д а не было, но – что-то Мише подсказывало – он вполне мог появиться. Человек присел на корточки, расстегнул молнию мешка и ухмыльнулся в лицо погибшему. Затем повернулся к Потапову, и ухмылка стала еще шире, еще страшнее. Миша узнал генерального директора фирмы «Риэлта».
Вдруг на дорогу накатил ужас. Еще не все увидали его личину, но каждый из присутствующих насторожился, оборвал себя на полуслове, и головы синхронно, как по команде, вскинулись. Миша видел, что н а ч а л о с ь , а для директора «Риэлты» творящийся кошмар, кажется, был в порядке вещей. С каждой проходящей во сне секундой его ухмылка становилась всё нестерпимее.
Труп неуклюже выбрался из черного пластика, и на четвереньках, с трудом сгибая окоченевшие конечности, пополз прочь. Мешок волочился за ним, зацепившись за отворот зимнего сапога…
Проснувшись, Миша долго тёр ладонями виски. Вяло умылся, почистил зубы. Звонил мобильный, но за шумом льющейся воды его не было слышно. Миша взял телефон, только выйдя из ванной.
- Здравствуйте, вас беспокоит компания «Риэлта». Минуточку, с вами будет говорить Юрий Павлович Сизых.
В динамике стукнуло: трубку положили на стол. Неужели в приемной нет мини-АТС? Пусть бы уж Сизых отказал ему сейчас в работе. Не нужно ему таких нанимателей. Господин генеральный директор к телефону не торопился: голос его звучал издалека, и Миша против воли прислушался.
- …я четко распорядился – никаких компенсаций! Если эти шавки думают, что мои приказы можно игнорить, так я быстро точки расставлю, кто шавка, а кто – Всевышний, - Мишу покоробило откровенное богохульство. – Нет – и всё!!!
- Палыч, да чего тебя понесло-то? – другой голос. Кто бы это ни был, он может себе позволить разговаривать с Сизыхом на «ты». – Сам рассуди! Мы бабло грохаем на благотворительность, только-только репутация появилась, а тебе надо всё похерить ради собственной дури?! Маклеров и так не любят, а ты обостряешь, еще журналюги пронюхают…
- Слушай сюда! – взорвался Сизых. – Не надо херить мои приказы! Это не тема для дискуссии, и это не разрешается никому!!!
- Хватит орать, - невидимый Мише оппонент Сизыха явно не боялся дискутировать даже на самые опасные темы. – Ты влез со своими приказами в их личную жизнь. Ты бы еще официальную бумагу подписал: запрещаю мол таким-то и таким-то…
- Я их предупредил, что я категорически против! – рявкнул Сизых. – Раз этим козлам плевать на моё мнение, мне плевать на них. Нравилось им хренью страдать в личной жизни, пусть лично за всё и расплачиваются! Не сами - семьи ихние пусть...
Кто-то – очевидно, секретарша – прикрыл микрофон ладонью.
Миша набрался терпения, и тут Сизых обратился к нему. Это было так неожиданно, что Миша вздрогнул: директор «Риэлты» словно бы похлопал его сзади по плечу.
- Добрый день, Михаил. Я рассмотрел ваше портфолио. Вы наняты фотографом для работы на презентации. Дату и время вам сообщат дополнительно.
∗ ∗ ∗
Дальше с компанией «Риэлта» всё оказалось легко и гладко.
В виде приятного сюрприза сам господин Сизых на презентации не появился, и руководил всем его заместитель Тверской (все называли его по фамилии). Он лаконично изложил основные пункты повестки дня. «Риэлта», одна из ведущих компаний на рынке столичной недвижимости, отметила в уходящем году своё пятилетие. За эти годы фирмой накоплен гигантский капитал: это и богатый опыт, и эксклюзивные методы взаимодействия с клиентами, и великое множество благодарных москвичей, чьи «квартирные вопросы» решены стараниями агентов «Риэлты». Люди - вот главное достоинство компании: специалисты высшего класса, умеющие в полной мере соблюсти интересы заказчиков, на благо которых фирма, собственно, и существует. Основатель и идейный вдохновитель «Риэлты» - Юрий Сизых – передаёт самые тёплые пожелания гостям; к сожалению, напряженный график не оставляет ему ни единой свободной минуты. С целью расширения сферы своей деятельности, компания учредила дочернюю фирму «Риэлта Плюс», которой передаются все работы с недвижимостью по региону Подмосковье. Директором назначается… Потапов фотографировал; когда закончились выступления и начался фуршет, Тверской пригласил его к столу, но есть Мише отчего-то не хотелось, и он сослался на головную боль. С понимающей улыбкой зам извлёк из кармана пиджака пачку таблеток и протянул фотографу. Миша поблагодарил и запил парацетамол минеральной водой.
Он заметил, что в отсутствие генерального директора свободнее дышится не только ему. Рядом кто-то вполголоса произнес оригинальный тост: «За то, что Юрий Палыч сегодня не с нами, и так бы почаще». Концовка фразы потонула в общем хохоте. После собравшиеся в круг маклеры выпили «за тех, кто не с нами», но выпили, не чокаясь.
Переходя от одной компании к другой, Потапов подсобрал собственное «досье» на господина Сизых, но не практики ради, а любопытства для. Поклонников у Сизыха явно не имелось, даже среди тех, кто вместе с ним открывал «Риэлту». Женат, налево не гуляет, но и тут не всё однозначно: вроде жена только для виду, а сам Юрий Палыч вовсе другой ориентации. Коллекционирует холодное оружие. Кандидат в мастера спорта по фехтованию. Состоит в клубе исторических боев – с такими же, как сам, машется на мечах и боевых топорах. Нда-а-а. Уж личность так личность…
Гости презентации уже расходились, когда Тверской вновь подошел к Мише и попросил загрузить фотографии на его ноутбук. Потапов с легкой душой откопировал файлы: если что, пусть «Риэлта» оставляет их себе, своё дело он сделал и претензий к нему быть не может.
Однако на следующее утро позвонили из приемной Сизыха и сказали, что можно подъезжать за гонораром.
- Юрию Павловичу очень понравилось, - улыбнулась секретарша, вручая Потапову конверт с деньгами. - А ему трудно угодить.
- Охотно верю, - ошарашено ответил Потапов, неловко запихивая конверт во внутренний карман зимней куртки.
- Он попросил передать вам, что, если вы захотите, в штате есть должность фотографа. Пожалуйста, свяжитесь с Юрием Павловичем, если надумаете. Всего доброго.
«Еще не хватало», - подумал Миша, и вот тут ему стало по-настоящему страшно.
- До свидания, - пробормотал он в сторону секретарши и почти выбежал из приемной.
В лифте он развернул конверт, и, кроме новеньких купюр, нашел визитную карточку Сизыха. Держа ее в руке и не зная, как с ней поступить, он вышел на улицу и оглянулся в поисках мусорного бака. Топтался на месте, пока его не окликнули:
- Выбрось эту пакость.
Миша поднял глаза и уткнулся взглядом в наглухо застегнутую кожаную куртку, чья юность – если верить бесчисленным царапинам и потертостям – миновала еще до Беловежского соглашения. Ниже пузырились на коленях шерстяные штаны, а выше багровело лицо человека, часто и помногу прикладывающегося к бутылке, но полагающего себя не последним членом общества.
- Собственно, я о том и… Простите, а в чем проблема? – осведомился Миша.
- Проблема, - откашлялся «суровый пролетарий» (если бы Миша постоянно себя не одёргивал, он бы употребил определение «синяк»), - …проблема в том, кто тебе ее всучил. Или ты на него калымишь?
- Можно и так сказать… Разовый заказ выполнял. Я фрилансер, фотограф.
- Я уж вижу, что не дрова грузишь, - сипло расхохотался «пролетарий». – Небось, бабла от него ждешь не дождешься?
- Уже дождался, - Миша раздраженно прицокнул языком. Гневаться на ближнего – грех, но не любил он навязчивых советчиков. Свою «коронку» - слева по печени и правой в голову – Миша мог пробить как молодой, пусть и разменяв шестой десяток, школа-то советская. Бродячая судьба сводила его не с одними романтиками-геологами, задушевно перепевающими у костра бардовский репертуар: повидал Потапов и беглых зэков, и «честных урок», и воров в законе, и каждый из них был уверен, что его слово на вес золота.
- Да ты что! – откровенно изумился навязчивый тип. – Ну, с тебя бутылка! Да ладно, - он вдруг добродушно выставил ладонь: пошутил. – Рад за тебя, коль Сизых не кинул.
- Погоди, - встрепенулся Миша. – Знаешь что-то про него?
- Мне ли не знать. Я десятый год начальником АХО трудился, когда этот сукин кот сюда с конторой въехал. Сизых мне сразу не приглянулся, а я ему еще больше, вот он и лез из шкуры, чтобы меня спихнуть. Пришлось ему постараться – я на хорошем счету был. Но это уже другая песня.
- Пошли тогда за бутылкой, - сказал Миша. – Я угощаю, а ты мне песни поёшь.
Сделав заход в магазин, они притулились в проулке позади офисного здания, рядом с венткиоском. В пакете у них позвякивали три емкости – водка и два пива, ну и чипсы. Водку завхоз употреблял сам – Потапов отхлебывал потихоньку пиво. «Беленькую» полагается дома, в тепле, да под пристойную закуску.
- Ну, за знакомство, - веско произнес Анатолий (познакомились они, пока стояли в кассу, где Миша бестрепетно разменял самую крупную из полученных банкнот).
Он свинтил крышку «Столичной» и глотнул.
- Взаимно. Просвети, как ты с Сизыхом пересекся…
- А разве я не сказал?
- В подробностях бы. Он меня на постоянку зазывает, да что-то не тянет.
- О! Правильной дорогой идёте, товарищ. Делай карьеру в другом месте. Как пересеклись? «Риэлта» арендовала этаж. Они еще мебель таскали, а Сизых уже до меня докопался: какого, говорит, хрена не в костюме и не при галстуке? Типа, против дресс-кода ихнего… корпоративного. У него даже те, которые на холодном прозвоне, в «тройках» ходят. Знаешь, что за холодный прозвон такой?
Миша кивнул.
- Я ему объясняю, что по чердакам да бойлерным лазить – костюмов не напасешься. Слово за слово, Сизых психанул, и к шефу моему жаловаться. Тот посмеялся и Сизыха послал подальше. Но Сизых меня четыре года пас, хотя общались мы через Жорку… Жорка Буров в «Риэлте» на хозяйстве был, вроде меня, только работы поменьше, а зарплата побольше. Сизых марку держит – платит много.
- Поэтому от него народ не разбегается?
Анатолий надорвал пакет с чипсами.
- Да боятся они! И даже не так боятся под ним работать, как от него свалить. Сам прикинь, да? Уволился человек, а за ним участок остался. На остальных раскидывай или замену ищи, а у Сизыха идеология простая: и то и другое – прямые убытки. А тех, от кого убытки, Юрий Палыч не просто ненавидит – люто ненавидит, до смерти. Они у него больничные-то брать остерегаются.
- Архипелаг ГУЛАГ как он есть, - Миша уже и не рад был «агентурным сведениям». – Маньяк прям, из фильма ужасов…
- Он в натуре маньячина, - подтвердил Анатолий. – Мстительный урод. Злой и злопамятный. Хотя умеет и добренького сыграть: в школы компьютеры покупает, рожу добрую корчит. Но как он с персоналом обходится… Сизых, может, и хуже, чем кажется, но по любому не лучше. Про галстук с ним побрехались – добился ведь, чтоб меня выперли! Я сюда прихожу, - Анатолий глянул на Потапова исподлобья, - прихожу, потому что больше пойти некуда. Этому дому десять лет отдал, со сдачи в эксплуатацию… Но речь не обо мне. Жора Буров классный мужик был, хоть и водились за ним прибабахи. Сизых-то со всеми одинаково, но Бурову почище других доставалось. У Жорки ни родных, ни близких – семья в девяносто девятом погибла, на Гурьянова. Сам он тогда в ночную смену вкалывал… Короче, разругались они с Сизыхом, и Жорка ему – заявление на стол.
Я к Бурову зашел, по поводу счетчиков для воды. Сизыху в бошку уперлось, что краны в сортирах не заворачивают, а он от этого на деньги попадает. Жору он еще с утрева застроил, я в каморку к нему стучусь – отвели ему такой… хозблок… - а он на бумаге строчит. Я ему по счетчикам прайс даю, а он: обожди, мол. Схватил бумагу свою - и в кабинет сизыховский. Краем глаза я в ту маляву подсмотрел: уволить по собственному желанию, и дата сегодняшняя.
Ну, сижу, жду. Ждал не долго: трёх минут не прошло, как Сизых заорал. Если Юрий Палыч хавальник разинет – затыкай уши… «Ты, козел плешивый, я тебя с улицы подобрал, ты же бомжара, бомжара ты, халупу твою азеры подорвали, ты на помойке кантовался!!! Я тебе работу дал, бабло платил, а ты - увольняться? А ты, сука гнойная, увольняться?! Я тебе покажу, как от меня увольняются!!!». Так, думаю, понеслась, надо сматываться. Только я за порог, а там Сизых Жорку из приемной за воротник тащит. За ними Тверской, зам по развитию, ну этот хоть в своём уме, и с генеральным лясы не точит – оторвал Сизыха от Жорки и говорит: «Всё, Юрий, завязывай». Жора к стене прислонился и не отдышится никак. А Сизых ему: «В общем, я тебя, бомжа, предупредил. Я тебя научу мои приказы выполнять и крутого из себя не строить. Ты, бомж, без моего разрешения на тот свет не отправишься». И дверью за собой хлопнул.
Жора мимо каморки проволокся, глаза остекленелые, за грудь держится. «Георгий, говорю, ты чего? Может, говорю, врача вызвать?». Но я так понимаю, он меня и не слышал. Охранник внизу сказал, что Буров через КПП на улицу чуть не ползком, а с улицы машину поймал и домой уехал. Из дома его «скорая» забрала. Жил он в спальном районе, откуда родом…
Про то уже назавтра сизыховские ребята толковали в курилке. Бурова все любили, он безотказный был: кто чего попросит – всё сделает. Умер в реанимации, ночью, и в больнице сказали, что инфаркт он на ногах перенес, потом поллитру уговорил, и сразу второй его шарахнул – ну и не смогли откачать. Я такого мнения, что первый инфаркт Жору прихватил, когда Сизых его за шкирку тряс…
Двое из «Риэлты» - экономист и еще один, менеджер – насчет похорон суетились. Надо, дескать, скинуться всем и Бурова похоронить. Базарили вполголоса, будто боялись, как бы Сизых не подкрался и не подслушал. Может, он и подкрался, потому что в обеденный перерыв всех согнал в переговорную и объявил: кто с Буровым прощаться поедет, тому жизни не будет. Ни хорошей, ни плохой. Если, говорит, кого за этим делом поймаю – финиш. Разговор был во вторник, и вплоть до пятницы Сизых мониторил, чтобы не дай Боже никто на сторону не срулил. Только те двое, по ходу, время выкроили между местными командировками и Жорку из морга забрали, на кладбище отвезли.
- Чем Сизых всех застращал? – упавшим голосом спросил Миша. – Увольнение по статье? Так лучше разок трудовую книжку потерять, чем так на тебя давить будут…
- А он про статью ни словом не обмолвился, - отрезал Анатолий. – Ни про статью, ни про черный список. Но, мне так кажется, все отлично знают, что запугивает он не впустую, и административкой никто не отделается. Компромат на всякого есть: по сделкам-то не всё чисто. Он сказал: кто этого сучка хоронить поедет – готовьтесь к войне. Всех и каждого закопаю. Но с десяток храбрых на похороны собрались…
- Ты ж сказал, его втихую похоронили, двое на кладбище ездили…
- Не на похороны. На поминки, что ли. А вообще, я до конца не знаю, потому что Сизых меня аккурат ментам сдал: якобы, пока он с Жоркой разбирался, я из хозблока деньги подотчетные свистнул. Шеф вступился, характеристику для следака написал, но велел, чтобы я больше на глаза не показывался. Я манатки собрал и на выход, а Сизых навстречу, во всю харю лыбится. «Вот так вот, говорит. Бомжара»…
∗ ∗ ∗
…Потапов спускался в метро, когда час пик пошел на спад. Поток людей медленно вливался в стеклянные двери. Пассажиры стряхивали с одежды снег, притопывали, сбивая грязную корку с обуви. На радиаторах за входом спали бездомные, и, проходя мимо, Миша против логики позавидовал им. Непробиваемая броня кастового неравенства надежно защищала их от контактов с «сильными этого мира» - подобными Юрию Сизых. Хотя, куда уж там… Ночуя по подвалам, а того хлеще – в подземке - навидаешься страхов Господних, каким только и место что в рукотворном чреве мегаполиса, во мраке тоннелей.
Он выпил больше, чем собирался, и в голове слегка шумело. Но в этот шум неумолимо прорывались звуки из реальности – треск застегиваемых молний. Перед глазами мелькали и гасли элементы сохраненного памятью видеоряда: черные пластиковые мешки, в которые запакованы жертвы автомобильной аварии. Трупы на шоссе Опольцево-Петля.
«Но с десяток храбрых… собрались на похороны».
Именно. С десяток. Всего пластиковых мешков было одиннадцать. Но в автобусе находился еще и водитель…
∗ ∗ ∗
Его страдания «после вчерашнего» усугубились конфиденциальной и малоприятной информацией, поступившей от вахтера. Тот с кислым видом сообщил, что на новый год общежитие ждут катаклизмы. Помимо гулянки новогодней, состоятся подряд три свадьбы: четвертого, седьмого и десятого января, и всё на Мишином этаже. Уже доставлено энное количество бутылок водки: торжества будут шумные – с шатающимися по коридору пьяными, с битьем стекол и хорошо бы, если только их. Миша почесал затылок. В прошлый раз, когда в общаге гуляли (двумя этажами ниже!), у него в комнате выбили замок, раскрошили фотоаппарат и изрезали матрац. «Пожалуй, неплохо съехать отсюда на месяцок», решил Миша. Как раз подходило время получить выплату с собственных квартирантов, и если подыскать дешевенькую «однушку», его бюджет большого урона не понесет. Не покупать же путевку в санаторий! Летом он бы отправился в монастырь, дали бы ему топчан в келье для трудников, большего и не надо, и ловил бы на речке рыбу, но, увы - зима, а в полынье он рыбачить не мастак.
Миша позвонил Ромке и спросил, нельзя ли попользоваться интернетом у него в подвальчике. Ромка сказал, что без проблем, но говорил он каким-то сдавленным голосом, будто простудился.
- На похороны я больше не ходок, - бурчал Ромка, набирая запрос в поисковой строке. Бутылка водки, спрятанная за системный блок, была наполовину пуста. Миша от рюмки отказался наотрез: во рту гадко.
- А что там было? – спросил он.
- Сдаю квартиру, сдаю квартиру… Сейчас, Миш. Доску объявлений надо, вот чего. Вот она. Выбирай на свой вкус. Я аж до сих пор не просохну. Ненавижу похороны.
Предоставив Потапову самостоятельно щелкать курсором, Ромка махнул пятьдесят и пустился в воспоминания о пережитом стрессе. Сигарета в его пальцах подрагивала, пепел сыпался на ковролин.
Мать погибшего начисто вышибло из реальности, и ей мнилось, что Виталика выписывают из больницы. Включилась она уже в зале прощаний, увидев гроб. Женщина крутая – бизнес-леди, держащая несколько торговых палаток – она закатила не истерику, а скандал. Даже муж не рискнул ее приструнить, когда она с руганью и угрозами накинулась на служащего, требуя поднять крышку гроба. Почему закрыта крышка?! Вы, сволочи! Она – мать, она повидала своего ребенка всяким, и она должна повязать ему галстук. В итоге служащий сдался, кликнул на помощь коллегу, и вдвоем они сняли крышку. Навязывать галстук было не на что. Отморозки с Опольцево давили обидчика тяжелыми ботинками, вспрыгивая на его грудь и голову, пока не размазали туловище до пояса по асфальту. Скандалистка упала в обморок, и Ромка едва не последовал ее примеру. Он попытался выскользнуть на улицу, но спутал двери и угодил в чей-то кабинет, хозяин которого по достоинству оценил бледность незваного гостя, сжалился и налил из металлической фляжки коньяку. Ромку выручило обаяние доброго пьяницы: собутыльников он находил где угодно, даже за вывеской «Вход только для персонала».
Процедура тем временем затянулась: женщину приводили в чувство, а распорядители прилаживали обратно крышку. Труженик морга сетовал, что с коммерсами труднее всего, особенно когда они не высокого полёта. У этих самые дикие запросы и самые тупые заморочки. Вот и недавно один… Тут на столе зазвонил телефон с наклеенной на трубку биркой «Город». Диалог сходу пошел на высоких тонах: «Нет! Я же вам уже объяснял. Объяснял!!! И не пытался даже, я не знаю, и мне таких сведений не предоставляют. Еще раз – как фамилия? Нет, я без понятия. Труп забрали на микроавтобусе. Двое или трое! (Шепотом: «Нарожают дебильных, а я мучайся!») Да не помню я номер автобуса! Обратитесь в собес по месту прописки!». Во идиотина, - праведный гнев обрушился на Ромку, хотя тот и был ни при чем, - уже месяц отбою нет. Две церемонии мне сорвал, самого чуть не грохнули, а всё не уймется.
…При отпевании на Николо-Архангельском Ромка поставил жене ультиматум: либо они с кладбища ловят такси до дома, либо он ловит такси и едет домой один. Татьяна с ультиматумом согласилась. Она и сама хотела домой. Последние почести одногруппнику отданы – так чего задерживаться? С его родителями она и прежде не общалась, а сейчас какое уж общение…
- А чего хотел-то этот бесноватый? – человек, звонивший в морг, когда Ромка отпаивался там коньяком, для Потапова был никем и ничем, даже не голосом – отголоском. Но Миша подсознательно ассоциировал слово «бесноватый» с Юрием Сизых. На том конце провода… вполне мог быть он.
- А они мне дались, их заботы? Я и не вслушивался. Мне оно и не надо.
- А всё-таки?...
- Что-то там типа… А, ну, выяснить хотел, где родственника похоронили. В смысле – где конкретно. То ли цветочков подвезти, то ли еще зачем-то. Этот бальзамировщик, с которым мы пили… или кто он там… смотритель морга… всё возмущался: что, мол, за хамство. Вот! Кого-то там похоронили без спросу. Надо же… Без спросу! А ведь и впрямь – хамство.
Потапов обернулся к Ромке, мельком заметив, что за окном повалил снег. Надо было «Оку» к приятелю в гараж поставить… Его ладонь на «мыши» замерла, и курсор тоже замер на списке ссылок.
- Похоронили без спросу?
- Я, Миш, не вслушивался, - туповато повторил Ромка. – Да, похоронили вот, а спросить забыли, кого надо. Маразм.
Правая кнопка «мыши» тихо клацнула, и Потапов, вернув взгляд к монитору, прочитал текст раскрывшегося объявления: «Сдам двухкомн. квартиру на любой срок. Цена договорная. 15 мин. автобус от метро, шоссе Опольцево-Петля».
∗ ∗ ∗
Хозяйка временного жилья угощала Мишу грибным супом. Переговоры проходили удачно и были совмещены с обедом.
- Квартира эта от мамы досталась, - сказала она. – Продать бы побыстрее, а то и не сдашь толком, да ведь там вообще жить никто не хочет. Не престижное место. Я так обрадовалась, когда вы позвонили!
Наталье было лет сорок пять, плюс-минус совсем чуть-чуть. «В теле», а красивая, глаза светло-синие и ласковые. Пока доваривался суп, пили чай с брусникой, и Потапов обрисовал свою ситуацию, хотя сейчас жалел, что не может снять у нее квартиру на длительный срок.
- Вы не замужем? – спросил он. Раньше таких вопросов у него к женщинам не возникало.
- Восемь лет как развелись, - ответила Наталья. – Разные характеры... Ссорились часто. Без мужа трудно, - спокойно сказала она и улыбнулась. Миша заволновался, и, чтобы скрыть волнение, стал пересчитывать деньги.
- Ну, вот вся сумма, - он передал Наталье тысячу. – И вы мне еще точный адрес обещались, и ключик бы… Что ж, погляжу на ваш не престижный район.
Женщина подошла к секретеру, чтобы взять ручку и листок бумаги, но остановилась.
- Вы там поосторожнее, - вырвалось у нее. – Слушайте, давайте я сразу всё скажу. Может, лучше вам туда не ездить. Беда не в том, что не престижно, там и люди… как бы помягче… непредсказуемые. Непредсказуемые и не добрые.
- Спасибо вам, - поблагодарил Потапов. – Но я не боюсь.
- Ну… - Наталья запнулась. – И всё-таки я вас очень прошу: поздно никуда из квартиры не выходите. Запирайтесь получше, в двери два замка. Как стемнеет – сидите дома.
- Это уж вы преувеличиваете…
- Не преувеличиваю. Как вам такой примерчик? Трое девчонок опольцевских поехали в Москву, в банк. А туда грабители ворвались. Застрелили охранника, кассира, управляющего отделением. Сработала сигнализация, прибыли наряды и здание оцепили. Бандиты взяли девчонок в заложницы. Потребовали дать уйти, тогда заложниц не тронут. Если б вас взяли в заложники, как бы вы себя повели?
- Я бы молился, - подумав, ответил Миша. – Тут всякий бы молился, даже и не верующий. Не герой же в кино, плохой дубль не переснимут. Молился… и надеялся бы, что спасут. Других вариантов ведь и нету…
Наталья безнадежно махнула рукой.
- Когда стало ясно, что требования бандитов могут выполнить – для виду им гарантировали свободный отход, но уже расставили снайперов по крышам – девчонки словно с ума сошли. Принялись бросаться на пол, головами. Разбили себе головы, понимаете? Для них было важно не спастись, а насолить бандитам, без заложников ведь оставалось только сдаваться. И абсолютно ничто их не держало, никакого инстинкта самосохранения. Две девочки умерли сразу, а третью довезли до больницы. Ее последние слова были такие: хорошо, что я этим… малину обломала, чтоб их в тюрьме… ну, короче, ничего хорошего не пожелала. А когда ее хоронили, в могиле нашли ребеночка умершего… Но я к чему это? Опольцевские свою-то жизнь в грош не ставят, а вы там подавно не свой. Повод прицепиться всегда найдут: попросят у вас закурить, а вы без сигарет…
- Я куплю сигареты, - серьезно сказал Потапов. – И выходить никуда не собираюсь. Привезу с собой ноутбук и с архивами своими поработаю. Надо их в порядок привести. Простите, Наташа, - перевел он разговор на другое, - а для кого подарки готовите? – в прихожей он видел коробку с игрушками.
- А, это я в дом малютки свезу, - заулыбалась она. – Знакомые, друзья приносят. На Рождество поеду и раздарю всё детишкам. Михаил, вы голубцы любите? Сейчас принесу второе.
…На ужин Миша обычно делал себе что-нибудь незатейливое, но сытное: пельмени, макароны с котлетами, картошку с тушенкой. Однако Наталья слишком хорошо его покормила, и он не проголодался настолько, чтобы соблазниться полуфабрикатами. Очень уж здорово она готовит.
Он механически складывал в дорожную сумку всё нужное к переезду, а мысленно сидел за столом на кухне у Натальи и пил брусничный чай, пока милая, немного наивная женщина рассуждала о природе зла, незримо довлеющего над районом Опольцево. «Это всё из-за антенн. Вот вам смешно, Михаил, а через антенны эти ад прослушивали, что там творится. И на плёнку записывали. Вот оно и осталось». Настоятель Григорий, не больно-то терпимый к суесловию, укорил бы Наталью за огульность. Может, в чем-то Наталья и наивна, но мудрость часто говорит о сложных вещах языком столь простым, что можно принять за наивность…
Он уже уходил, когда она вдруг сказала: «В детстве я жила летом у бабушки, в деревне. Заброшенная деревня, всего три дома, а у ручья, за пролеском, колокольня пустует. Бабушка говорила, что там упыри появляются. А, по-моему, если где и встретишь упыря, так на Опольцево». И перекрестила его.
Интересно, а как настоятель отнесся бы к его сну, в котором виденное наяву ДТП воссоздало само себя и на передний план выставило человека, причастного к этой мясорубке?
Конечно, Юрию Сизых вполне пристало дьявольски хохотать мертвым в лицо, но роль его здесь, скорее, не главная, а опосредованная. В чем Миша готов был поклясться – ритуальный автобус вез именно его сотрудников, и гендиректор уничтожил бы их за неподчинение, ни секунды не колеблясь. Всё же он не знал наверняка, а лишь подозревал, что приказ его нарушен. Если нарушен, он не мог знать, кем.
Он этого и не знал до понедельника, когда десять человек не вышли на работу.
Разумеется, аварию на шоссе Опольцево-Петля он не подстраивал и никак с ней не связан. Там сошлись в одной точке факторы пути, и самые уязвимые приняли на себя удар… По крайней мере, связь Сизыха с ДТП при всём желании не то что не установишь – не вообразишь, какой может быть эта связь. …Вода для пельменей вскипела. Потапов выключил плитку и лег спать. Но сон к нему не шел. Он ворочался и думал о Наталье. Какая она добрая и уютная! И красивая. И вот его озарило: он влюбился. Ему пятьдесят пять, в феврале стукнет пятьдесят шестой, и он влюбился в женщину, у которой снял на две недели квартиру. Сейчас, расставшись с ней, он чувствовал себя одиноким… и ей тоже одиноко, только она бы ни за что ему об этом не сказала. Он не близкий для нее человек.
Вся прожитая жизнь показалась бессмысленной. Но это поправимо. Потапов вздохнул и закутался поплотнее в одеяло. Пятьдесят шесть – не старость, и всё у него еще впереди.
…А на другом конце города, за кольцевой автодорогой, связь Юрия Сизых с катастрофой на шоссе Опольцево-Петля без длительных дискуссий признали очевидной и сутью ее не озадачивались. Генерального директора фирмы «Риэлта» судили без адвоката и присяжных, объявили виновным и вынесли ему приговор.
∗ ∗ ∗
Потапов собирался уехать из общаги на Опольцево тридцать первого декабря, но накануне все его планы с треском провалились. А планов было немало. Во-первых, настоятель пригласил его на елку в монастырь, а это значило, что не придется скучно и безвылазно торчать на съемной квартире в новогоднюю ночь. Во-вторых, можно было позвать с собой Наталью – там и дети, и веселье, да и благодать-то какая… Он купил бы новые игрушки, чтобы не делить собранную ею коробку между домом малютки и приходскими ребятами. Но тридцатого Потапов проснулся с температурой, распухшим горлом и тупо гудящей головой. Он откашлялся, и тут же разболелась грудь. В лёгких что-то похрипывало. «Ну здравствуйте», сказал себе Миша. Видать, распитие пива в компании с отставным завхозом, хоть и отсрочено, а вышло ему боком – больше подцепить простуду было негде.
Он прополоскал горло ромашкой, выпил жаропонижающее, но лучше не стало. В полдень Потапов стряхнул сонную одурь и пошел в поликлинику. Врач сказал, что это бронхит, и прописал постельный режим. «Вот беда-то», думал Миша, идя обратно в общагу. Можно, конечно, надеть два-три свитера и наглотаться таблеток, но удовольствия от гуляний он так не получит… Да и Наталье кашляющий и чихающий, неопытный притом ухажер будет в тягость. Нет уж, придется отложить. В монастырь можно и в другой день съездить, а Наталье он позвонит и поздравит ее с новым годом. Да, вот именно. Ровно в двенадцать он ей и позвонит. Возможность путешествия на Опольцево общественным транспортом Потапов, разумеется, не рассматривал. Пока настоишься на всех остановках, продует так, что вместо бронхита свалишься с воспалением. Да с собой тащить ноутбук, камеру, два дорогущих объектива... Миша сбегал в магазин, набрал впрок еды, потом в аптеку за таблетками. Сдал ключи от комнаты вахтеру, примостил сумки в багажник «Оки», долил незамерзайки и бензина из канистры, полистал карту, пока нагревалась печка, и отправился в путь. В тонкие борта машины бил порывистый ледяной ветер, и Миша с трудом выдерживал прямое направление. Но около семи часов вечера он выбрался на шоссе Петля, а еще через четверть часа припарковался в квартале хрущоб рядом с домом номер семнадцать – тем самым, где ему предстояло прожить следующие две недели.
Пятиэтажка без лифта; в подъезде такой же холод, как на улице. Еле переставляя ноги, Миша поднялся со своей поклажей на четвертый этаж, открыл дверь и ввалился в прихожую. В квартире чисто – Наталья убирается здесь раз в месяц, и не лень же в такую даль мотаться! Только вода капает – в ванной или в туалете, но это ничего, инструменты с собой есть, он поглядит, что можно починить. Проверил санузел – шаровые краны перекрыты, всё в порядке, а капель доносится из-за стены.
Распаковав багаж, Миша обнаружил, что забыл взять мёду и молока для горячего питья. Хочешь не хочешь, а надо в магазин. Вывеска «Продукты» мелькнула на въезде в квартал. Он решил, что дойдет пешком, за руль уже не хотелось. В глубине подсознания затаилась мысль: лучше поэкономь топливо... на случай, если придется срочно удирать.
Низина, в которой угрюмо сдвинулись серые коробки пятиэтажек, продувалась бешеным ветром, и, стоило отойти на пару шагов от козырька подъезда, как уже не верилось, что от этого ветра можно где-то укрыться. Дыша в шарф, Потапов мелко семенил по скользкому тротуару, удивляясь, как здесь безлюдно. Такое запустение увидишь разве в глухой провинции, где справа и слева от дороги чернеют заколоченные, покосившиеся избы… Четверо дворников в куртках «ЖКХ Опольцево», лениво разгребающих снег на детской площадке, обосновавшаяся в сквере стайка унылых мамаш с колясками. Вот пожилой мужчина, подняв капот проржавевшей «классики», снимает аккумулятор. Вообще, справляют ли жители района новый год? Мише самому стало тоскливо, но до «Продуктов» еще пилить и пилить. Магазин гораздо дальше, в сторону шоссе, туда, где месяца полтора назад он отчаянно пытался завести свою машину. Потапов не учитывал и не мог учесть двух вещей. Обитателей хрущоб, от самых маленьких до самых старых, так или иначе что-то объединяет: дружба, родство, работа, бутылка или ненависть ко всему миру. Всё, происходящее здесь, в равной мере затрагивало каждого из гордо называющих себя «опольцевскими», приводя амплитуды настроений к общему знаменателю. И если на праздники выпадал чей-то траур, последнему отдавалось предпочтение. Но горе здесь не разделяли – его «вампирили», оно придавало обыденности мрачной остроты, и тогда праздник обращался в смакование загробных подробностей и злорадство от того, что кто-то, вчера еще выносивший мусор, покупавший в ларьке пиво или ехавший с тобою в автобусе, оказался более смертен. То есть – оказался смертен раньше других. Досадуя на память, подведшую в самый неподходящий момент – как бы, действительно, не догуляться до осложнения – Миша прибег к испытанному способу «раскачать» свой ум вычислениями. Он принялся считать, сколько точно дней минуло с тех пор, как он впервые попал на шоссе Опольцево-Петля. Но с температурой под тридцать восемь особо не навычисляешься. Дней сорок пять назад. Или сорок три. Или сорок четыре…
Утруждался он напрасно. Чтобы установить дату своего первого визита в эти края, ему нужно было всего лишь повернуть голову и прочесть надпись на стене школы, выведенную огромными коричневыми буквами: «ЖЕКЕ СОРОК ДНЕЙ! ТЫ БЫЛ ЛУЧШИМ, ПАЦАН!!!». Надпись появилась сегодняшним утром, чего, впрочем, Потапову было не определить. Но он ее и не увидел.
Начертанию этой безыскусной эпитафии предшествовал новый всплеск слухов по сюжету ДТП. Жека Полякович никак не желает угомониться, и, будучи пятую неделю мертвым, объезжает хрущобы, задерживаясь ненадолго в закоулках, где при жизни тусовался с одноклассниками, отбирал деньги у малышей, курил травку… Как это обычно бывает, никто не мог честно сказать про себя, что сталкивался с покойным - оседлавшим искореженную «Яву» и взираюшим на прежних друзей сквозь щиток пустого мотошлема - зато практически у любого был знакомый, знакомый которого лично перенес эту психологическую травму и забухал от страха. Возраст членов «фан-клуба» Поляковича перешкаливал за совершеннолетие минимум на пару лет; взрослые скептически ухмылялись, но местные патриархи во главе с председателем гаражного кооператива от комментариев воздерживались.
Зловещим шепотом пересказывался эпизод, в котором двое ребят, отыграв в хоккей против команды «заовражных», двинули к зданию бывшей поликлиники, и, забивая по косяку в честь одержанной победы, обнаружили мотоциклиста буквально перед собой: упершись ногами в землю и привстав над сидением, он молча стоял в тени пристройки. Словно приветствуя пацанов, он дважды мигнул фарой. Естественно, байка путалась в именах свидетелей феномена, да и прожила от силы сутки. Ирка Лаврова, школьный секретарь, заявила, что это был вовсе не мертвый Полякович, а новый ухажер завучихи – рокер и мотогонщик, и стыдобища, что хоккеисты не отличили ярко-синюю «Хонду» от облезлой «Явы» Поляковича.
Впрочем, накануне того дня, когда Миша Потапов приехал в «отпуск» на Опольцево, по хрущобам пополз еще один слух – совсем уж неправдоподобный. Парадоксально, но именно Потапову – ничего обо всём этом не ведавшему – очень скоро предстояло убедиться в его реальности.
∗ ∗ ∗
Интерьер магазина один в один повторял сельские продмаги, какими они были в далекие семидесятые годы, разве что ассортимент побогаче. При появлении Потапова продавщица, игравшаяся с мобильником, отошла от прилавка и уселась в подсобке. Миша поберег здоровье и воздержался от замечаний. Он подчеркнуто вежливо поздоровался и попросил три пакета молока и баночку липового меда. Сдачи наглая девица дала на тридцать рублей меньше, чем надо, но Миша и тут сдержался, сказав только: «Правильно, девушка, еще пачку сигарет ровно за тридцать». С тех пор, как Миша приехал в Москву, курил он лишь однажды, на Ромкиной свадьбе, но он обещал Наталье обезопасить себя от «наездов», запасшись сигаретами. Как ни крути, предосторожность не лишняя. …Доплетясь до семнадцатого дома, он проведал «Оку», постоял немного, осматривая по-прежнему безлюдный район, и собирался уже войти в подъезд, когда на балкон четвертого этажа по фасаду, нелепо согнувшись, выбрался человек.
В Натальиной квартире балкона не имелось, но вон ее окна с цветастыми занавесками – стало быть, квартира рядом. Ну и хорошо, кто-то живой под боком, хотя и пьянь пьянью. В сумерках вспыхнул огонёк: алкоголик прикуривал сигарету. Не прикурилась; уж очень силен ветер. Еще вспышка. Сигарета полыхнула. Седьмое чувство заставило Мишу прикинуться, что он вовсе не спешит в тепло, на мягкий диван; он прислонил пакет к низенькому заборчику, вынул из него свои ментоловые и ободрал полиэтилен. Заминка, возможно, спасла его от ожога: сигарета упала там, где Потапов проходил бы в этот момент к подъезду. Вероятность невелика, но если тлеющая сигарета влетает за шиворот, приятного тоже не много. Хлопнула балконная дверь – перекур закончился. Миша наклонился к сигарете. Что-то в ней странное… раскурена с фильтра, что ли… По пьяной лавке-то как только не промахнешься. И очень уж нехорошо она пахнет. Не коноплей. Хуже. А это что еще такое?...
Он взбежал на четвертый этаж, перескакивая через ступеньки. Отдышавшись, тщательно вымыл руки с мылом и переоделся. Согрел молока, улёгся на диван и включил телевизор. Позвонила Наталья: узнать, нормально ли он добрался и хорошо ли устроился. Миша мужественно подавил спазм кашля и сказал, что квартира отличная. «Как вы там… вообще?», - спросила она. «Вообще» было так себе, но он счел неуместным распространяться о своих проблемах. Тон Натальи выдавал беспокойство за него, и, значит, он для нее не просто квартиросъемщик. Уже без всякой робости он сказал, что обязательно позвонит ей завтра. Тревога, закравшаяся в его душу, едва он завидел указатель «Опольцево – 500 м», отошла, и наступило блаженство. Блаженная, абсолютная тишина – не то, что в общаге, где тихо не бывает никогда. Теперь можно и поспать.
Но тишина не живет долго там, где живут люди. Посреди ночи в соседней квартире зашумела льющаяся вода, что-то несколько раз стукнуло в стену. Но Потапов спал слишком крепко: он приоткрыл на минуту глаза, поворочался, прижал к уху подушку и снова заснул.
∗ ∗ ∗
За ночь сдал свои позиции и бронхит. Организм, напуганный собственными незавидными перспективами, задействовал внутренние ресурсы и поборол болезнь. Главное - не мешать ему справиться с ней окончательно – то есть, сидеть в квартире, полоскать горло и пить молоко с мёдом. Вчерашние страхи дотаивали в мутной дымке сна, с пробуждением возвратилось предвкушение чуда. Высокая температура оставила после себя слабость и ломоту в теле, но терпеть можно. Потапов отдернул занавески, впуская в комнату солнце. Во дворе наряжали ёлку, бегали и кричали дети. «Вот и слава Богу, подумал он, пришел Новый Год и на Опольцево. Счастья вам, люди!»
Этот день он проводил в своё удовольствие. Позавтракал, попил чаю и молока. Разослал поздравительные СМС, а некоторым позвонил: Ромке, настоятелю Григорию (заодно извинился, что не сможет приехать) и еще пятерым своим друзьям, с которыми сошелся в экспедициях на Севере. Но самое радостное поздравление будет ровно в полночь. Изучил содержимое книжных полок, прихватил «Остров сокровищ» и с наслаждением завалился под плед, но читал не очень долго: задремал с раскрытой книгой на груди. Выспался за пятнадцать минут и отправился на кухню, сварил суп из двух видов консервов. После обеда снова взялся за книжку. О чем ему совсем не думалось, так это о Юрии Сизых. Эти мысли Миша гнал от себя. Он не хотел верить, что вчера, пропуская машины перед поворотом в квартал пятиэтажек, видел за лобовым стеклом черного джипа лицо гендиректора «Риэлты». Стекло ведь было тонированное, а навязчивая идея имеет обыкновение воплощаться всюду, где она хоть сколько-нибудь уместна.
Но мозг сам собой, в фоновом режиме, обрабатывал информацию, монтируя факты в логику и хронологию. Наконец, Потапов отложил «Остров сокровищ» на тумбочку и беспокойно поднялся с дивана.
Если за рулем джипа сидел Юрий Сизых – кой бес занес его в гетто на столичной окраине? Со слов Анатолия, выяснение отношений между Сизыхом и Буровым состоялось в самом начале рабочий недели. Во вторник о смерти Бурова уже шептались в курилке. До пятницы Сизых тщательно контролировал все отлучки. Для него принципиальным было не дать похоронить Бурова по-людски. «Ты, бомж, без моего разрешения на тот свет не отправишься».
«…те двое время выкроили между местными командировками и Жорку из морга забрали, на кладбище отвезли…»
«…но с десяток храбрых на похороны собрались… Не на похороны. На поминки, что ли».
Потапов (в отличие от Сизыха) не был психологом, но в людях кое-что понимал. Анатолий не принадлежал к завирающимся; его речь изобиловала оговорками: я точно не знаю, этого мне не сказали… а это я знаю т о ч н о . Так сколько же человек пришло на похороны Георгия Бурова: двое или десятеро? Разница-то существенная. Скажем, двое исхитрились забрать из морга тело, но долгое отсутствие грозило им немилостью босса. Это всё в течение недели. А в пятницу вечером – катастрофа на шоссе, двенадцать погибших, из них один мотоциклист и один водитель ритуального автобуса. Миша не сомневался, что остальные и есть тот «десяток храбрых», наперекор запрету сговорившихся достойно предать земле коллегу. Именно предать земле, а не помянуть. Не требуется большой храбрости, чтобы посидеть где-нибудь за столом, а Юрий Сизых – не всевидящее око. С похоронами сложнее. Это долго, и это дает Сизыху шансы застукать ослушавшихся. В точке сбора, при посадке в «Пазик», на кладбище…
Бурова хоронили десять человек из коллектива «Риэлты». Двое только вывезли его из морга, забальзамированным, одетым в черный костюм и уложенным в гроб. Но похороны намечались на пятницу, после работы: самый крайний срок, оправдываемый форс-мажором и с грехом пополам не выходящий за рамки уважения к мертвому. Только где же Жора Буров ждал тех, кто сопроводит его на кладбище?
У себя дома.
ЗДЕСЬ, НА ОПОЛЬЦЕВО.
Сюда они и направились на арендованном «ПАЗе». Кто-то – вероятно, те же двое – получили в больнице одежду и ключи от квартиры. Нет, ключи навряд ли. Но у Бурова сто процентов были нелады со здоровьем, и он, предусматривая такую именно ситуацию, мог сделать дубликат и оставить его тому из сотрудников, которому доверял.
Конечно, это дико – запереть труп до похорон в квартире. Надо было приплатить сотрудникам морга, чтобы подержали его на леднике. Но имелась некая веская причина, по которой этот вариант отвергли. И причина эта – Юрий Сизых.
Его безумная, сатанинская ярость не разграничивала жизнь и смерть. Даже умерев, Жора оставался для него неблагодарным бомжом, тварью, которая без визы шефа не смеет и в могилу сойти. Отлично зная, на что способен господин гендиректор, его подчиненные плюнули на условности и спрятали Бурова там, куда Сизыху не добраться. С этого нелюдя сталось бы самому забрать труп, не поскупившись на взятки, и где-нибудь в лесу изрубить его на куски военным топором, отработанными на тренировках ударами, повторяя: бомж, бомж, бомж. Небось он и разыскивал Бурова, когда выяснил, что ритуальный автобус шел порожняком, без гроба, и десятеро погибших в ДТП так и не выполнили свою добровольную миссию.
Хватит, пора прекращать. Не годится думать обо всём э т о м в праздник. Тем более не годится об этом думать, сидя в малогабаритной квартире в полупустом, похоже, доме, отстоящем от шоссе на полкилометра, и то если «Ока» с морозу не забарахлит. Сколько ни думай, Юрий Сизых никуда не денется. Немало таких, как он, топчут землю почем зря. И жертвами их становятся Жорки Буровы – сломленные горем потери, безобидные и безответные. И ничего ты тут не изменишь.
Миша стал читать «Остров сокровищ», прибрав громкость у телевизора, чтобы реклама не отвлекала. Остаток дня он лечился, ел, пил горячее молоко. Иногда выглядывал на улицу. Сегодня там было шумно, и, кажется, весело. Ну и прекрасно.
Ровно в двенадцать ноль одну он позвонил Наталье. Разговаривали они долго. Он предложил ей встретиться как-нибудь… просто так, погулять, и Наталья – правда, смутившись – всё же не отказала ему. А то, что она добавила, превратило Потапова в счастливейшего человека: «Вы берегите себя… Миша. Пожалуйста. Я очень хочу встретиться с вами просто так».
Новогодний концерт он смотрел краем глаза: не до концерта. Уж тем более не до «Острова сокровищ». За окном рвались петарды и сыпали искры фейерверков. Спеть бы, что ли, или выпить водки; но водки он не припас, а петь не умел. Его, жившего тихо и размеренно, избегавшего страстей и даже полагавшего влечение к женщине до некоторой степени порочным, лихорадило от чувства, что он пользуется взаимностью. Около половины второго ночи во дворах как-то разом стихло, но заснуть Миша не мог. Он тяготился теплом и двухкомнатным уединением, хотелось на воздух, хотелось куда-нибудь идти быстрым шагом. И всё-таки, как бы хорошо ему ни было после разговора с Натальей, здравый смысл протестовал против выхода на улицу и разминки спортивной ходьбой. Незачем дразнить бронхит… и местных хулиганов, пожалуй, тоже. Смотря какой расклад... сигареты могут не спасти от драки, да и честно заработанный когда-то первый разряд по боксу не поможет.
Сигареты. От драки они не спасут, но сейчас именно выкуренная сигаретка поможет ему успокоить взбудораженные нервы. Сигаретка, выкуренная на лестничной площадке – не дымить же в квартире, потом не выветришь. Он поднялся на пятый этаж и присел на заляпанный краской табурет в углу. Повертел в руках сигареты, спички, закурил. Но не сделал он и трёх затяжек, как над лестничными маршами раскатился грохот, и снизу донеслись шаги. Миша выронил сигарету.
***
Низкие, ломающиеся голоса подростков. Трое или четверо, но не меньше троих. Голоса и шаги приближались: им либо к нему на этаж, либо… на пятый. Потапову стало не по себе. Удирать в квартиру поздно: его застигли врасплох, и те несколько секунд, в которые он мог метнуться к себе, не столкнувшись с пришельцами, безвозвратно упущены.
Шаги сменились шарканьем, но голоса не умолкли. Компания остановилась на четвертом. Чиркнула зажигалка, потянуло сигаретным дымом.
(Первый подросток):
- Конь, ты, что ли, ментоловые сосёшь? – Потапов заткнул бы себе уши, но руки ему не повиновались.
(Второй подросток):
- Не, ты че, не я. Слышь, Гимлер, стрёмно тут стоять…
- Не очкуй, ты никому не нужен. Нужен этот…
(Третий подросток):
- Не спалят нас?
- Кто? Один на заводе в три смены пашет, другая в психдиспансере, а эта хата съемная, только ее не снимают. Так что не ссы, а то в могилу полезешь. На Лосиной как раз пустая есть.
У Потапова сжалось сердце. Может быть, парни - из той банды, что забила оставшихся без бензина студентов. Они что-то затеяли, а буквально над их головами торчит невольный свидетель злодеяния, в чем бы оно ни заключалось.
Молчание. (Второй):
- Здесь шарился какой-то новый. Не он ли снял?
- Ну, лазил и лазил, тебе не пох?
(Третий):
- Гим, а этот в натуре из наших?
Пауза. Плевок.
- Из жопы он, а не из наших. Интернатовский, здесь у тётки кантовался. Батя Жекин говорит, в интернате его отпетушили, поэтому такой умный.
(Второй подросток):
- Ну бомбанешь ты замок, а замут в чем?
- Я бомбить ничего не собираюсь, и вообще глохни, вы с Конем для массовки. Тереть я сам буду. Из-за него, петушары, Жендосу башку отстегнуло. Жека поэтому и не уходит, что его тут караулит. Если бы не условка, я б его вальнул. Но так даже лучше будет.
Молчание. Снова шаги. Плевок. Пыхтение. И – четвертый голос. Ни с чьим не спутаешь.
(Юрий Сизых).
- Как обещал, минута в минуту. Моё слово – закон. Здорово, пацаны.
- Че у тебя в кофре-то? - спросил тот, кого называли Гимлером.
- Щас покажу.
Звук расстегиваемой молнии.
- Ого! - присвистнул Гимлер. - Не кислый топорик, ты мамонта валить собрался, что ли?
- Надо будет - завалю, - рыкнул на него Сизых. Пока еще он был хозяином положения. Нанимателем. – Где баулы мои?
- Вот же они, бля.
- Дров накололи?
- В лесу.
- Значит, так. Меня внутрь пропускаешь, и дальше вы только на шухере. Мне понадобится час, полтора от пуза. Как закончу, берете груз и тащите на улицу, в джип. Потом получите остальное бабло. Ясно?
(Гимлер):
- Да ясно, ясно.
- Ну действуй тогда, че встал?
Пауза. Возня. Негромкий металлический скрежет, клацанье. Шарканье ног. Кто-то кашлянул, сплюнул на пол.
Скрип петель.
(Сизых):
- Да ты профи, я погляжу! Всё, мужики, ждать молча! А то штрафану. Из зарплаты вычту, у меня с этим строго. Где тут свет-то?
Дальнейшее происходило быстро. Миша физически ощутил, что сборище внизу уменьшилось на одного. И – шепот:
- Держите дверь. Конь, навались справа.
Клацанье, скрежет.
- Э, шушера, вы че там творите?!
Скрежет.
- Есть! Они его заперли!!!
Мгновенно, без усилий, фрагменты истины сложились в Откровение.
Жоркина квартира – тут, слева от Натальиной. Буров – безмолвный, бесстрастный - до сих пор там: похоронщики до него ведь так и не доехали! Но он не один – неважно, кто там, но у этого человека есть запасной комплект ключей, и он выходил на балкон с сигаретой. Юрий Сизых не отменил возмездие лишь из-за того, что Буров умер, и явился сюда для окончательного расчета, вооружившись топором. Но теперь он в западне.
И не факт, что ему помогут разученные в клубе приемы.
- Шушера, бля, я с вами разговариваю!!! Ну-ка дверь! Открыли!!! Повторять не буду!!!
(Гимлер):
- Это тебе за Жеку, пидор.
- Мужики! Мужики, вы чего?! Выпустите меня!!!
- Помаши топором, чтоб не скучно было. А труба твоя у меня в кармане. В окно орать не советую, тут на психов всем положить. Пацаны, за мной.
Уходят. Спускаются по лестнице. Молча.
(Сизых – нормальным тоном):
- Мужики, вы зря это. Откройте, побазарим. Насчет Жеки – я ни при чем. Я даже не в курсах, что это за чел.
Но базарить ему было не с кем: троица пацанов уже покинула подъезд.
Сизых сказал в замочную скважину:
- Ладно, уроды, вы у меня кровью умоетесь.
Преодолев оцепенение, Потапов сошел на пролёт. Он хотел окликнуть Сизыха, но язык прилип к нёбу. Сизых там с топором, и ему есть, чем защищаться от того, курильщика, невесть каким образом очутившегося в доме у Бурова. Но противник еще себя не обнаружил, и схватка не началась – уж очень тихо. Тихо, тихо, тихо.
Шум падения, ругательство. И снова тишина.
Тишина длилась секунд десять, а затем глухо чавкнула, исторгнув стон. Стон, а за ним истошное верещание. Дверь содрогнулась от удара изнутри, и Потапов понесся вниз. Замок поддался – следующий удар вырвал его с мясом – однако Миша ни за что не оглянулся бы и ничего бы не увидел, но на нижней ступеньке подвернул ногу. Он врезался спиной в батарею и оказался лицом к Юрию Сизых, стоящему, шатаясь, в дверном проеме. Из черного зева распахнутой двери неслось скулящее, в малой октаве, завывание. Мишу изумило, что Сизых уже не кричал. Такое же изумление выражал взгляд Сизыха: он явно собирался предпринять что-то важное, но в последний момент его решительно и жестоко остановили. Сизых взмахнул руками, хватаясь за косяк, но правую руку ему отсекли по самый локоть, и кровь хлестала на коричневый кафель. Не найдя опоры, генеральный директор опрокинулся лицом вниз, но тут же подтянул колени к животу, перекатился и вскочил, оттолкнувшись от пола левой ладонью. И тут в тёмной квартире вновь начали рубить руки.
Это Мише так показалось, а на самом деле трещало под ударами топора дерево – невидимый во мраке монстр вымещал свой гнев на мебели. Сизых, хотя искалеченный, двигался тем не менее проворно – он спасал свою жизнь и уцелевшие пока конечности. Он почти пробежал мимо прижавшегося к стене Потапова; лестничный марш украсился багровыми пятнами. А Миша молился, чтобы убийца, подстерегший Сизыха в квартире мёртвого Бурова, не кидался в погоню. Ибо бояться надо не мертвых, но живых. После Потапов долго не решался молиться, ведь молитва не подразумевает ответа, а ответ он получил такой отчетливый, будто Всевышний заглянул в распахнутую оконную форточку: «Живых там НЕТ».
∗ ∗ ∗
К эпилогу этой истории не было в живых и генерального директора «Риэлты». Он истёк кровью, пробежав без малого километр. Его не только рубанули топором по предплечью; еще раньше Сизых получил черепно-мозговую травму. По причине сильнейшего болевого шока организму для перехода в клиническую смерть потребовалось время, и Сизых его израсходовал, достигнув оврага в южной части квартала. Но вряд ли он соображал, что делает, иначе бежал бы в любую другую сторону, но никак не от домов, где мог бы рассчитывать на помощь. Не сбавляя темпа, Сизых пересек Опольцево пустырем, мимо поликлиники и дальше за железнодорожную ветку.
Показания Михаила Потапова занесли в протокол, но интерпретировали упрощенно. Составленный следователем в черновом варианте отчет гласил: «Гражданин Сизых Ю.П., 1972 г.р., при пособничестве группы лиц, на данный момент не установленных, осуществил взлом квартиры по адресу… …предположительно, с целью грабежа. Так же, проникнув в помещение, Сизых Ю.П. совершил акт вандализма, разрушив находящийся в квартире гроб и выбросив из него мертвое тело. После этого между грабителями завязалась ссора, в результате которой один из соучастников топором нанес Сизых ранения разной степени тяжести. Сизых и остальные скрылись с места преступления. Топор - репликат секиры XI века, изготовлен по заказу клуба «Русская Дружина», членом которого являлся Сизых Ю.П. Находившееся в квартире мёртвое тело принадлежало ее владельцу Бурову Г.Н., 1954 г.р. Буров скончался от инфаркта 17 ноября текущего года; 19.11 труп был выдан для захоронения с нарушением процессуальной нормы и в этот же день доставлен в квартиру. Дознание показало, что транспортировкой занимались коллеги покойного; они же заключили предварительную (по телефону) договоренность о похоронах на кладбище Лосиная Роща на 21 ноября. Аванс был переведен безналичным расчетом.
Мотивы действий Сизых Ю.П. не выяснены, но покойный Буров занимал должность начальника административно-хозяйственной части в организации, возглавляемой Сизых, и был уволен за систематические прогулы. Увольнение сопровождалось конфликтом между Сизых и Буровым. Сизых неоднократно заявлял, что Буров виновен в хищении денег и материальных ценностей».
(Отчет редактировался после доклада начальнику ОВД «Антенное Поле». По настоянию майора Овчарука из текста убраны абзацы о преследовании Юрия Сизых мотоциклистом, ехавшим сзади с малой скоростью на короткой дистанции. Траектория колеи указывает на то, что мотоциклист маневрировал, препятствуя Сизыху изменить направление. Отпечатки ботинок частично перекрываются отпечатками протектора до линии железной дороги; там преследователь задержался на неопределенное время).
Вот так события, о которых свидетельствовал Потапов, в официальном изложении утратили мистический оттенок и обрели вполне криминальную форму. Но упомянутые им детали не были обойдены вниманием. Днём его посетил участковый инспектор, проверил паспорт и долго читал лекцию о вреде пьянства. Его палец с толстым желтым ногтем выскребывал в воздухе жутковатые узоры вровень с Мишиным лицом, и Миша старался держаться подальше.
- Снимут квартиру, набухаются по-черному, - одышливо бубнил участковый. – А потом глюки ловят, да еще на местных клевещут. Видите ли, одного из взломщиков называли Гимлером! Здесь ветераны Великой Отечественной живут, внуки их чтят и уважают, а, по-вашему, у нас тут нацизм буйным цветом цветет. Вы, Михаил Алексеевич, говорите, да не заговаривайтесь, а то и за клевету ответить можно. Я так вижу, вы запойный? – Миша поперхнулся молоком, но инспектор резким жестом отмёл все возражения. – Мой вам совет: выпили – за порог ни шагу, а то неприятностей не оберетесь. Да и мне неохота с вами потом возиться. И еще совет, уж не побрезгуйте: какие вам ночью черти мерещились, вы помалкивайте и перед людьми не позорьтесь. За приличного сканаете – это я, Михаил Алексеевич, не шутя. В ваши годы и так напиваться!
Потапов провел параллель с теми фотографиями из патогенной зоны, которые так и не попали на страницы журнала… и прикусил язык. Он до сих пор пребывает в неведении по поводу развязки ночного кошмара; для него развязкой стало бегство Сизыха, а потом грохот в темноте возобновился, и Миша, собравшись с духом, прошмыгнул к себе, схватил телефон и вызвал милицию.
Те, кто опечатывал квартиру Бурова, безусловно, знают больше, чем фотограф из общежития. Мише не удалось подсмотреть в глазок на работу следственной бригады – глазок заклеили непрозрачным скотчем. Но в окно он удостоверился, что бригада, скорее всего, не следственная, а какая-то другая. Четверо в химзащите вынесли на носилках труп и погрузили его в микроавтобус без номеров. Машина тут же уехала.
Развязку Потапов, как сумел, додумал сам, за две недели не притронувшись к своему фотоархиву. Он покинул Опольцево с новорожденной верой в способность чёрных сил вторгаться в людское бытие. Милость Господня не допущена в застроенную пятиэтажками низину на юг от московской кольцевой, и власть узурпирована силами темноты мироздания. Печать этой власти несут на себе все выходцы здешних мест: и те, что становятся директорами больших фирм, и те, что на них работают.
«Жора Буров классный мужик был, хоть и водились за ним прибабахи…». Читай – «себе на уме». Ох, не бывают «себе на уме» классными мужиками, и безобидными жертвами они не бывают. Маски носят, а под масками сатана рожи корчит. Носил маску и Буров. Но таилось под ней не паясничающее из запределья Зло, а существо осязаемое и опасное даже за гранью тлена. Не крутизны же ради его не вынесли – эвакуировали! – из дома бойцы в химзащите, а двое по бокам бежали с пистолетами наизготовку…
Что Юрий Сизых, что Георгий Буров – одной, опольцевской породы. Да только Сизых для Бурова по местным понятиям – недочеловек, чего «классный мужик», должно быть, и не скрывал от самонадеянного босса. А Сизых небрежения к себе не поощрял, вот и «доставалось Бурову почище других». Сизых, пожалуй, задушил бы его, не разними их Тверской… Но есть в мире такие шеи, от которых руки надо держать подальше, не ровен час оттяпают. Такую судьбу и уготовил Сизыху всеми любимый, несчастный завхоз.
Смерть – дешевая цена для тех, кто родился и вырос в этих хрущобах. Не испытывал к ней пиетета и Юрий Сизых, одержимый жаждой расправы и приехавший за тем на Опольцево новогодней ночью. Сизыху было невдомек, что в его шизофренических замыслах ему самому отведена роль пешки. Для него не имело значения, что человек, которому он намерился воздать за дерзость, мёртв.
Но не имело это значения и для Бурова. Он ждал, и поработившая его тело скверна опробовала на пригодность мускульные рефлексы и перебирала в нейронах мозга шаблоны стандартных функций. Мертвец ковылял туда-сюда, натыкаясь на мебель, брал и откладывал предметы, сливал воду в бачке унитаза, открывал окна, а один раз даже вышел на балкон «покурить». Эмиссар Зла не «сидел» у него внутри – он не более чем сигнал, зафиксированный когда-то на магнитную пленку опрометчивыми изыскателями и копирующий себя с носителя на носитель.
Сидя за столом на кухне, Потапов отхлебывал чай, пытаясь освободить ум от этой ужасающей реконструкции. Всего этого не могло быть! Но... что же произошло с Юрием Сизых в квартире Бурова? Потапов просидел с этими мыслями до самого вечера, изыскивая хотя бы крохотную возможность свести все в русло нормальной, трехмерной реальности, но стоило ему нащупать что-то подходящее, как одна деталь, единственная страшная улика возвращала его туда, откуда он начинал. Внезапно в голову ему пришла другая версия, куда проще, не ссылающаяся на психиатрические категории и абстрактную месть за не почтение, но с участием того же персонажа, которому надлежало ни в чем уже не участвовать.
Сизых не был коренным жителем этого коварного и скрытного окраинного района. Но в детстве он провел здесь сколько-то, год или два, достаточно, чтобы запомниться старожилам и даже получить от них весьма нелицеприятную характеристику. И уж наверное он наслушался россказней вроде тех, которыми потчевала самого Потапова простодушная Наталья. Но если ему привелось воочию лицезреть нечто над-естестественное и убедиться, что опольцевские легенды не врут?! О нет, лучше не строить предположений, как это могло с ним случиться. Как вариант, сверстники подвергли его одному из суровых испытаний, придуманных для тех, кого они не принимали в свое общество. И что-то там пошло не так, и Сизых это пережил, (и одним из его мучителей был Жора Буров??). Главное - в роковую для него ночь Сизых действовал, исходя из вполне рациональных мотивов. Он трезво оценивал ситуацию: его враг умер, но и труп может быть ч ь и м - т о орудием. Поэтому его требовалось привести в негодность: расчленить, упаковать в пакеты, отвезти в лес и сжечь. Вот только доброхоты из собственной конторы развесили сопли, взяли на себя хлопоты и фактически выкрали тело из морга, чтобы похоронить, а потом окончательно все испортили, погибнув в автокатастрофе. Может быть, генеральный директор «Риэлты» смотрел далеко вперед, и практиковался работать с топором, предвидя, что однажды это ему пригодится. Но на последнем этапе он прохлопал некоторые существенные нюансы. Он не знал, что на районе шептались: Буров-то... вроде и помер, а вроде и нет, очень уж шумно у него в квартире, да и в окнах кто-то больно похожий мелькал. А похорон-то, кстати, и не было! Привыкнув, что люди безоговорочно ему подчиняются, Сизых не ожидал, что гопник со скинхедовской кличкой запрет за ним дверь. Он слишком смело и по-хозяйски вошел к Бурову, надеясь, что располагает запасом времени и успеет принять меры до того, как адская запись начнет проигрывать кошмарный сценарий. Но он не успел даже включить свет, а тот, кто ждал его визита, не нуждался в освещении.
...Для Потапова куда спокойнее принять объяснение, содержащееся в отчете следователя: взлом, вандализм, потасовка между преступниками… Но чересчур пристальный взгляд выхватывает из коллажа повседневности вещи, которые сохраняются памятью не в пример надежнее досадных мелочей или списка покупок. Ту сигарету, лежащую, дымясь, на дорожке к подъезду, Потапову не забыть ну никак. Зажженная с фильтра, перевернутая и потушенная не иначе как прямо во рту. Курильщик наверняка обжег губы, нёбо и язык, но даже не вскрикнул, хотя докуривать не стал, а в несгоревшей половине фильтра оставил один из своих зубов. Морозный ветер, свирепствовавшей в низине, выстудил из безобразного окурка запах табака и палёной бумаги. Но исходивший от него миазм (сразу защипало веки) был отнюдь не табачным.
Окурок словно пропитали формальдегидом.
3 579 просмотров
7 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
