Мальчишка русым всклокоченным ураганом ворвался в кухню, налетев на табурет и повалившись вместе с ним на пол. — Вот окаянный… — пробормотала пожилая женщина в затёртом выцветшем халате с бигуди в редких волосах, и шумно отхлебнула чай из блюдечка. — Валера, ты не ушибся? — участливо спросил сидевший слева от женщины молодой священник, перестав разворачивать конфету. Валера вскочил на ноги, словно и не заметив, что куда-то падал. — Бабушка, батюшка Михаил! — заголосил мальчишка, делая большие круглые глаза, — Тоню клещ укусил! В больницу увезли!!! — Ох ты господи! — женщина встала из-за стола, поспешно схлебнув остатки чая, — скорей, скорей! Валера, разбуди деда. Пускай в гараж идёт за машиной! — Не нужно, не нужно, Тамара Сергеевна, — запротестовал молодой священник, — человек с работы, устал. Я вас подвезу. — Ой спасибо! Ой спасибо Вам, отец Михаил! Валерка, скорее пойдём! Бабка схватила пацанёнка за руку и, как была, в халате и бигуди, потащила к входной двери. Батюшка направился следом, закидывая конфету промеж губ, между усами и бородой. В полутёмном больничном коридоре Тамара Сергеевна сразу набросилась на вышедшего встречать их врача. — Что с Тонечкой? Ради бога, скажите, как там девочка моя? Врач, мужчина, на первый взгляд старше Тамары Сергеевны лет на десять, а на самом деле — на тринадцать, отвечал то ли растерянно, то ли просто безэмоционально. — Так это… Клещ укусил ребёнка вашего. В парке похоже что. Там же ей и дурно стало. Прохожие скорую вызвали. — Мамочка… — плаксиво пропищал Валера, вцепившись в подол бабкиного халата и скуксившись лицом. — Ой ты господи ты боже мой, Николай-угодник! — запричитала старуха. — За что же так с Тонечкой? С золотиночкой моей! — На всё воля божия, — наставительно проговорил отец Михаил из-за спины бабки. — Ой господи прости. Прости господи, — зашептала Тамара Сергеевна и три раза перекрестилась. — Да ничего страшного, — так же флегматично произнёс доктор. — Клеща мы сняли — большой такой. Укол сделали. Застрахована больная была. — Слава тебе господи! Ведь как знала. А она всё отказывалась! Всё лень сходить было. Пока ведь мать не позаботится, сами не пошевелятся. Скажите, доктор, — строгое лицо Тамары Сергеевны снова мягко раскисло, на глаза навернулись слёзы. — Он был — инцифалдовый? — Клеща мы на экспертизу отнесём, — доктор непроизвольно качнул внушительного размера непрозрачным пакетом в левой руке. — Но укол сделали. Превентивный. Он не повредит. — А жало? Жало вытащили? Нужно обязательно с жалом! — не унималась перепуганная мать. — Всё как положено сделали, не переживайте. Вытащили всё. И жало вытащили. Здоро-о-овое… — снова как-то рассеянно проговорил доктор, неопределённо всплеснув руками. — Знаете что, мне пора идти. Пациент вне опасности. Я вас передам медсестре. Зиночка!
∗ ∗ ∗ Тамара Сергеевна прихлёбывала чай из блюдечка, глядя на копошащихся за окном детей, когда Тонечка вошла в кухню. На ней были застиранный халат, но не такой выцветший и затёртый, как у матери, и коротко стриженные обесцвеченные волосы. — Доброе утро, мамочка. — Доброе утро, золотце моё. С кем ты разговаривала в прихожей? — Да доктор опять звонил. Спрашивал, как самочувствие у меня. — Заботливый какой. Уж, почитай, пять месяцев прошло, или шесть… Тамара Сергеевна, содрогнувшись нутром, вспомнила то страшное происшествие, когда Тонечку укусил клещ. И как батюшка Михаил возил её с Валеркой в больницу. И как потом пришёл зять-алкаш и перепугал всю больницу своими пьяными воплями. — Такой он сердечный человек, — вспомнила Тоня старого доктора, — всё беспокоится. Может, потому ещё, что положение такое. Она с улыбкой погладила себя по выпирающему животу. — На УЗИ всё зовёт. Да я не пойду — наврежу ещё ребёночку. Валерку вон без всяких узей родила. — Правильно, правильно, нечего, — подхватила Тамара Сергеевна, — Раньше вообще дома рожали, без докторов… «Хоть на что-то он годный, — подумала бабка, глядя но свою дочь и её сильно округлившийся живот, — любит он всё-таки Тонечку. Как пить дать — любит. Ну и что, что алкаш. Зато свой, родной…» — Доброе утречко, — раздался сиплый голос из дверей. — Помяни чёрта, — буркнула Тамара Сергеевна. — Иди кушать, Володя, — улыбнулась Тонечка своему супружнику. Володя, явившийся к завтраку по-семейному в трусах, носках и тапочках, прошаркал к столу и уселся. — И я! И я кушать! — в кухню по своему обыкновению влетел Валера и плюхнулся на стул рядом с отцом. Володя потрепал мальчишку по волосам: — Куда уселся? Иди кружки доставай, чай разливай. Видишь же — мать беременная, тяжело ей. — Ой, а я такая голодная что-то. Я, наверное, борщику поем, — подала голос Тоня. В дверь позвонили. — Это батюшка Михаил, — оживилась Тамара Сергеевна, — Володя, сынок, встреть поди гостя дорогого. — Как жрать — так прётся, — пробурчал зять, неохотно вылезая из-за стола. — Святой человек! — безапелляционно заявила бабка. — Это ведь зачтётся всё. Да портки хоть одень! Через пятнадцать минут суеты семья полным составом и дорогой гость расселись за столом на кухне. Седой глава семейства Игнатий Олегович рассказывал свои бесконечные истории о союзе и безбожниках батюшке Михаилу. Остальные слушали и ели. Солнышко ярко светило в окно, бликуя на бесконечных банках, мисках и плошках, которыми был уставлен подоконник. Тонечка с энтузиазмом хлебала борщ и только было собралась отломить от кусочка чёрного хлеба, как живот скрутила резкая боль. — Ой! — громко вскрикнула она, схватилась руками за живот и согнулась так, что упавшая со лба прядь волос угодила в тарелку с супом. — Ой, господи! — крикнула она снова. За столом все замерли. Тамара Сергеевна отреагировала первой: — Тонечка, — в её голосе сконцентрировались вся материнская забота и тревога, — что такое? — Шевелится!.. Ой! Больно как! Шевелится он!!! — Подыши, подыши глубоко, — начала советовать многоопытная бабушка и мать. — Ой мамочки. Мамочки! Он наружу просится! Тонечка смогла разогнуться, и выпавшая прядка легла на лицо, пустив борщ по щеке кровавой слезой. — Рановато Вам ещё рожать. Рановато, — со знанием дела заявил отец Михаил. — Эх, современная молодёжь, — не замедлил вступить в разговор Игнат Олегович, — всё куда-то торопится, всё не терпится им. Детки в школах вон проходят, чего мы в институтах не видывали… — Тоня, — перебил его Володя. — Тоня, ты подумай. Ты точно рожаешь? — Ой господи! — во весь голос закричала Тоня. — Ой не могу больше! Не могу!!! Всё повскакивали из-за стола с неопределёнными намерениями. Бабка и дед кинулись было к Тоне, но та, резко качнувшись на стуле назад, уперлась в стену спиной и в край стола ногами. Даже через халат было видно, как шевелится её живот. Тоня кричала резаным поросёнком. Тамара Сергеевна вцепилась обеими руками в своего мужа, который, казалось, был напуган не менее. Валерка спрятался за отца. Отец Михаил принялся читать молитву, креститься сам и крестить пространство вокруг. Вдруг какой-то тёмный комок буквально вылетел из под полы Тониного халата, ударился в край стола, подскочил высоко вверх, почти до потолка, и упал в тарелку с борщом. Воцарилась мёртвая тишина. Вся маленькая вселенная трёхкомнатной квартиры в старой сталинке с шестью людьми на кухне вращалась сейчас вокруг тарелки борща, в которой неуклюже пыталось подняться на ноги или лапы неведомое существо с продолговатой кабачкообразной головой, оканчивающейся маленькой, но хищной и зубастой пастью. — Чу… чу… чужой, — пропищал, заикаясь, Валера, выглядывая из-за отца. Сам Володя смотрел на существо в тарелке, широка распахнув глаза. Впервые за много лет нейроны в его мозгу активно передавали электрические импульсы, готовя внезапное озарение. И озарение пришло. Тоня с грохотом опустилась на все четыре ножки стула и протяжно и шумно вздохнула. Рыхлая фигура мужа метнулась к ней с грацией бросающейся в атаку кобры; грубая мужская ладонь хлёстко врезалась в щёку, всколыхнув пухлое лицо. — Шлюха!!! Тоня совершенно опешила, схватившись руками за голову. Остальные присутствующие громко ахнули. — Как ты могла?!! Нагуляла этого… ублюдка!!! — Володя, это не то! — вышла из ступора Тоня. — Володя, я клянуся!!! Ты один у меня! Володя! Спроси хоть у кого угодно! Хоть у батюшки Михаила, я на исповеди ему всё рассказываю!!! — Единственный… да… — рассеяно подтвердил батюшка, не сводя глаз с существа в тарелке. Володя по инерции приготовился снова орать, но осёкся. Настало время реванша — слово взяла тёща: — Скотина! Алкаш! Это из-за тебя ребёночек уродом родился!!! Ублюдок! Ещё и Тонечку бьёт! Игнаша! Ну что ты стоишь столбом! Твою дочь избивают — ты стоишь! Но Игнатий Олегович не смел шелохнуться — он тоже смотрел с Валеркой кино про инопланетян. Все три, мать их, части. — Погоди, Тамара, не голоси. Давай разберёмся сначала, что к чему. Что-то в голосе мужа заставило Тамару Сергеевну замолчать. Володя вслепую нашарил за спиной стул и сел, едва не придавив Валерку. Тоня, утирая слёзы, смотрела на своего «новорождённого». Существо азартно вылавливало из борща куски мяса и с энтузиазмом их поедало. Когда мясо кончилось, оно заозиралось по сторонам и, не найдя ничего похожего на варёные мышцы, капризно запищало. — Бедненький мой! — Тоня непроизвольно потянулась к новорождённому. — Стой, доча! — вскрикнул Игнатий Олегович. — Мама, не нада-а-а… — заревел Валерка. Существо хищно оскалилось, глядя на «мать». — Так, тихо, — будто собравшись на смертельную схватку поговорил отец Михаил. — Сейчас я его крещу! Православные все под Богом ходят! Господь нас в беде не оставит! — Я его и таким полюблю, — сквозь слёзы говорила Тоня. — Не брошу кровиночку. — Ну что же мы, не люди, что ли, — вслед за дочерью запричитала Тамара Сергеевна. Володя подсел ближе к жене и обнял её. Валерка примостился рядом. Тамара Сергеевна и Игнатий Олегович встали на колени и принялись креститься и отбивать поклоны. Батюшка ловким движением выудил откуда-то из-под рясы молитвенник и принялся читать. Существо в растерянности уселось на дно тарелки.
∗ ∗ ∗
Через пять лет быстрорастущая гермафродитная особь, крещённая в борще по всем предписаниям православной церкви в кругу своей новой семьи, уже умела прилично материться, пить водку, верить в бога, любить президента и пользоваться всеми преимуществами своего двуполого тела. Беспощадная, чужеродная, хищная форма жизни была полностью ассимилирована организмом куда более сильным, хищным и беспощадным. Росла бодрой и здоровой на радость родителям, братику и деду с бабушкой. Чужого поглотил и растворил в себе филиал российского социума в небольшом областном центре Центрального федерального округа. Врач местной травмы, который занимался «извлечением клеща» у Тони, был удручён и раздосадован: его идея ксенореволюции в современном российском обществе с треском провалилась. «Зря только душу продал на старости лет…» — таковы были последние слова пожилого доктора перед вечным морфиновым сном.существанеожиданный финалчто я сейчас прочитал