— Когда меня выпустят? — с ходу спросил Алексей. — Я что, арестован? К чему эти постоянные допросы и медицинские обследования?
— Добрый день, — улыбнулась психолог, присаживаясь за стол, — боюсь, что на все вопросы у меня нет ответов. Я с хорошими новостями, встречалась с вашими родителями, передают привет.
— Извините, сорвался, — смутился Алексей, — честно, уже пятый день сижу в этой комнате, как будто преступник какой опасный.
— Вы тоже поймите, ситуация сложилась очень... нестандартная, — ответила психолог, — без излишнего пафоса, но судьба всего мира на ниточке.
— Ладно, потерплю, — примирительно поднял руки Алексей. — Что вы хотели узнать? Я уже письменно всё изложил следователю.
— Ну, следователи, — фыркнула психолог, — им состав преступления подавай. А меня интересует история вашими глазами. Расскажите о том, как случилось замирание, своими словами. Поверьте, это очень важно. Не против, если я буду снимать показания с помощью датчиков? Это что-то типа электроэнцефалограммы.
— Попробую помочь, — пожал плечами Алексей, — я в тот день дома был, готовился к вступительному экзамену в МГУ, на философский. Вспоминаю сейчас, и снова дрожь берет...
В голове порядком перемешались в кашу суффиксы и даты, а с кухни доносился неземной аромат папиной стряпни. Он всегда любил готовить нечто сложное, когда у него случался выходной. По квартире витал запах баранины, от которого сложно было отвлечься. Но потом запахло уже горелым, и пришлось выйти на кухню. Из духовки тянуло дымом, а папа застыл рядом с ней в какой-то расслабленной позе.
— Шеф, спасай обед, подгорает мясо, — сказал я.
Он даже не повернулся и смотрел на стенку перед собой, словно замер. Мы в детстве часто играли с ним в игру «замри», иногда он и сейчас мог подурачиться.
Я выключил духовку и открыл дверцу, волна дыма и запах горелого мяса заполнили кухню.
— Ну все, пап, отомри, обед пришел в негодность, — сказал я.
Отец никак не реагировал. Взял его за руку и отвел от плиты, взгляд у него был устремлен в стену, а сам он двигался как механическая кукла. И все это при полной неподвижности лица, как у гипсовой маски. Мне стало до того жутко, что прошиб холодный пот. В такие игры отец раньше не играл. Потрогал пульс у него на руке — бьется. Дыхание есть. В голове вертелись всякие инфаркты и инсульты, но даже с моими слабыми познаниями в медицине я понимал, что здесь нечто другое.
Посадил отца на стул и кинулся звонить в «скорую», но никто не отвечал. Мамин телефон выдавал длинные гудки. Выбранные наугад номера знакомых молчали. Что за черт?
Когда я выглянул в окно, то обомлел — поток машин на Ленинградском проспекте замер. Пешеходы тоже стояли, как замороженные. Все походило на страшный сон. В голову полезли мысли о зомби и прочей ерунде. Телевизор исправно работал, показывая картинку...
Сел на кухню с отцом и стал ждать. Не ясно чего: прихода мамы, спасателей, врачей — кого угодно. Но я сидел несколько часов и прислушивался, ожидая, что тишина сейчас нарушится. К вечеру, когда уже зажглись фонари на улице, отец описался. Понял, что больше не могу вот так сидеть один. Вышел на балкон и высматривал хоть какое — то движение. Но кроме ворон, которые нагло лезли в открытые окна автомобилей и магазинов, все замерло.
Когда через час выключился свет в квартире, я не выдержал и кинулся на улицу, стараясь не касаться замерших людей. На тротуаре лежал упавший скутер, а неподалеку распластался хозяин, застывший в нелепой позе при падении. И тут я увидел взлетевшую в небо ракету, где-то совсем недалеко, в районе Кремля! Неужели там кто-то есть, нормальные люди?
Я гнал, как безумный, на скутере, объезжая заторы из машин по тротуарам и лавируя среди замерших людей. Мне все время казалось, что кто-нибудь из них сейчас очнется и схватит меня. Спину словно сверлил чей-то нехороший взгляд.
В сгущающейся темноте летнего вечера над Красной площадью висела осветительная ракета. В фосфорном свете плясали резкие тени замерших людей, словно в каком-то причудливом танце, и все это в полной тишине.
Недалеко от памятника Минину и Пожарскому стояли коренастый седой старик в замшевом костюме и высокая женщина лет сорока в очках.
— Господи, думал, один на всю Москву нормальный остался, — кинулся я к ним, — а оказывается, еще кто-то есть!
— Добрый вечер, юноша, — приветствовал меня старик, пожимая руку, — меня зовут Эдуард Михайлович, пенсионер.
— Алексей, — смущенно представился я, — что случилось?
— Пока ясно, что ничего хорошего, — ответил Эдуард Михайлович, заряжая ракетницу. — Есть мнение, что люди впали в ступор неизвестной природы, причем одномоментно на всей планете. Если считать, что на целую Москву пока нашлось только три человека, то на всю планету примерно... около тысячи незамёрзших.
— Вы уверены? — недоверчиво спросил я.
— Да, к сожалению, — печально улыбнулся Эдуард Михайлович, стреляя в воздух. Ракета с шипением взвилась в небо, разбрасывая искры по сторонам.
— Пыталась проехать по МКАДу, везде одна и та же картина, замершие люди, — добавила Светлана, закуривая сигарету. Руки у нее при этом заметно тряслись.
— Недалеко от Шереметьево в лесу горят два самолета, то ли при посадке, то ли при взлете, наверное, замерли пилоты. Ужасное зрелище... Много врезавшихся машин, кое-где пожары дымят.
— Это война? — спросил я.
— Интересное предположение, юноша, — ответил Эдуард Михайлович, — возможно, вы правы. Всё, ракеты у меня кончились. Пора на ночлег устраиваться, я порядком вымотался за день.
— У меня отец дома застыл на кухне, и мама где-то в Москве, — с отчаянием заметил я.
— А у меня двое детей в машине сидят без движения, — со злостью добавила Светлана, — и муж неизвестно где.
— Граждане, давайте все обсудим, — поднял руки старик, — эмоции сейчас плохой советчик. В ГУМе можно недурственно поужинать. Я на голодный желудок совершенно не могу рассуждать, целый день на ногах.
В небольшом ресторане застыло несколько посетителей и пара официантов. На кухне дымили остатки супа, судя по запаху, рыбного.
— Я не смогу есть среди всех этих замерших людей, — передернула плечами брюнетка, — такое ощущение, что они смотрят на нас.
— Можно вывести их всех наружу, — предложил я, — если медленно это делать, то они слушаются.
Светлана пошла искать что-нибудь из еды, а Эдуард Михайлович отправился выбирать вино под ужин. С одной стороны, я был безумно рад, что нашел нормальных людей, но хотелось бы увидеть кого-то более внушающего доверие, чем женщина и старик. Хотя, с другой стороны, сам я тоже, наверное, выглядел далеко не героем. Перепуганный юноша, который не знает, что делать.
— Итак, я буду подводить итоги, а вы меня поправляйте, — начал Эдуард Михайлович, наливая всем по бокалу вина, — знаете, сто лет не был в ресторане, на пенсию ведь не разгуляешься.
— Господи, тут, можно сказать, конец света, а вы о еде, — еле сдерживая раздражение, бросила Светлана.
— Итак, замирание произошло в одну секунду по всей планете, — не обращая внимания на Светлану, продолжил пенсионер, — причем животные и прочие организмы совершенно не были задеты. Так что газы и яды, скорее всего, можно исключить. Да и на вирус не похоже. Согласны?
— Допустим, — ответила Светлана, — а как насчет полей?
— Шапочку из фольги пробовал, — усмехнулся Эдуард Михайлович, — не помогает. Шучу. Направление верное. Только тогда это какое-то всепроникающее поле, охватывающее всю планету, даже под землю проходит. И это не электромагнитное излучение. От него по большей части экранироваться можно.
— Значит, все-таки война? — спросила Светлана, пробуя гамбургер. — Только какая-то странная. Победители тоже попали под удар?
— Как-то не похоже на войну, — ответил я.
— Эти все умственные упражнения, конечно, замечательны, — заметила Светлана, — но как это поможет вернуть в нормальное состояние моих детей? Кстати, мне надо накормить их.
— Только очень осторожно, — предостерег пенсионер, — пробовал кормить одного из них — не выходит. Жевать не могут. Поить надо очень аккуратно, вода может попасть в дыхательные пути. Ступор ведь, полное отсутствие осмысленных реакций, но рефлексы есть.
— И что делать? — побледнела Светлана.
— Ну, можно внутривенно раствор глюкозы, это наиболее безопасно, — предложил Эдуард Михайлович, выбирая колбасу. — Вы умеете делать внутривенные инъекции?
— Нет, — ответила Светлана.
— Плохо, — покачал головой старик, — через три дня, максимум четыре или пять, надо уметь. Столько человек может без воды в нормальном климате продержаться.
Внезапно погасло освещение.
— Эх, не успели доесть. Где-то предохранитель сработал, или что-то замкнуло. Пора укладываться спать. Вот фонари, тут недалеко магазин туристического снаряжения, — предложил старик. — Выбирайте себе спальник и ложитесь в пределах видимости.
— А детей мне укладывать или как? — спросила Светлана.
— Лучше посадите их, лежа могут задохнуться или подавиться слюной, — посоветовал Эдуард Михайлович. — Завтра с утра встанем пораньше. Нам надо много сделать.
Я залез в спальник и вначале долго не мог заснуть. Неужели через несколько дней все необратимо изменится? Весь мир, который я знал, исчезнет. Зачем? Почему? Засыпал я долго, ворочался и все никак не мог улечься. Старик напротив читал книгу, подсвечивая себе фонарем. Светлана куда-то ушла и вернулась только через час, сдавленно плача...
— Так, значит, версию о войне озвучила Светлана? — спросила психолог, когда Алексей закончил рассказ.
— Наверное, она, — ответил Алексей, — но больше всего рассуждал пенсионер. Он вообще очень рассудительный.
— Скажите, а как звали детей Светланы? — уточнила женщина.
— Хм, не запомнил, — задумался Алексей, — она и не показывала их. Стеснялась, что ли, в таком состоянии.
— Спасибо вам огромное, очень помогли, — пожимая руку Алексею, сказала психолог. — Ой, у вас царапина...
— Да ерунда, — пряча руку, занервничал юноша, — уже и не помню, где посадил.
— Уверена, скоро вас выпустят, — улыбнулась на прощанье психолог.
Часть 2. Проснись
— Надеюсь, электроды не будут мешать вам? — спросила психолог, прикрепляя датчики к голове Светланы. — Расскажите в деталях про второй день замирания, когда вы в кремлевскую больницу пошли. Особенно интересует причина несчастного случая в палате.
— Собственно, я уже все на бумаге изложила, — пожала плечами женщина, — день назад следователю.
— Бумага это одно, а когда проговариваешь вслух, то намного больше деталей выясняется, — заметила психолог. — Много времени это не займет.
— Мне все равно взаперти делать нечего, — усмехнулась Светлана, — пятый день сижу как узница. Уже с ума схожу без детей. Как там они?
— Ребята просто молодцы, у них все нормально, — ободряюще улыбнулась психолог, — и поверьте, скоро все разрешится. Мы же должны разобраться. Кроме вас, никаких свидетелей событий трех дней замирания нет. Живых свидетелей...
— Да, да, конечно, — закивала Светлана, — я готова...
Утром, после скорого завтрака, Эдуард Михайлович предложил нам пойти в кремлевскую больницу, что на Воздвиженке. Это примерно минут двадцать быстрым шагом от Кремля. У меня сложилось ощущение, что старик придумал какой-то план заранее...
Полутемные коридоры с замершими людьми в белых халатах производили зловещее впечатление. Звук шагов гулко отражался от высоких потолков и разносился далеко вокруг. В нос сразу ударил запах неизбежной больничной хлорки и мочи. Организм у замерших хоть и замедленно, но работал, исправно выполняя свои функции. У меня мурашки бежали от этого места, хотелось уйти прочь отсюда, к солнцу. Для чего мы сюда пришли, я так вначале толком и не поняла из объяснений нашего энергичного пенсионера.
— Все очень просто, — рассуждал Эдуард Михайлович, идя по гулким коридорам больницы, — надо попробовать вывести из этого ступора специалиста, в идеале врача нейрофизиолога, а уж он сможет разобраться дальше в причине всего этого замирания.
— Здорово, — усмехнулся Алексей, — подумаешь, всего-то и делов...
— Я как больной со стажем и с приличным набором старческих болячек знаю основное правило врачей, — усмехнулся пенсионер, — не можешь устранить причину — купируй или снимай симптомы.
— Логично, но как это сделать в реальности? Я вот не врач ни разу, — призналась я. — Какие симптомы и как их устранить?
— Ну, это просто, — ответил Эдуард Михайлович, достав увесистый медицинский справочник, — вот здесь ответ. Юноша, почитайте, где закладка, не сочтите за труд. Я вчера перед сном пометки сделал.
— Так, кататонический ступор, признаки, — быстро бежал по тексту Алексей, — восковая гибкость, больной не реагирует на внешний мир... речевое общение невозможно... Терапия... электросудорожная, транквилизаторы из группы бензодиазепинов. Феназепам, диазепам, лоразепам...
Я рассмеялась истерическим смехом, настолько все происходящее показалось мне каким-то нереальным.
— Представила себе, как мы сейчас будем током приводить в чувство замерших людей, — сказала я, смахивая слезы от смеха. — В точном соответствии со справочником.
Эдуард Михайлович остановился около процедурного кабинета и открыл дверь.
— Нет, начнем мы как раз с инъекций лекарств, — возразил пенсионер, — это более понятно. Главное, с дозировкой не переборщить. Ведите замершего, только не врача. Будем тренироваться.
— Совесть мучить не будет? — спросила я. — Ведь юридически мы сейчас совершаем противоправное действие.
— Хотите порассуждать о морали и праве? — удивился Эдуард Михайлович. — И пусть весь мир катится в пропасть?
— Вы как-то много на себя берете, уважаемый, — ответила я, — и не очень понятно, почему.
— У меня, по крайней мере, есть какой-то план, — парировал пенсионер, — и понимание, как действовать. Какие у вас предложения?
— Товарищи, нас всего трое на всю Москву, а может, и страну, — вмешался Алексей, — а вы начали отношения выяснять.
— Ничего личного, — сказала я, — просто начинать эксперименты над живыми людьми, мягко говоря, неправильно.
— Вы хотите вернуть своих детей в нормальное состояние? — спросил Эдуард Михайлович.
— Однако решили уколоть в самое больное место? — удивилась я.
— Блин, старик прав, — сказал Алексей, — это уже не совсем люди, они же овощи почти.
— Ну, тогда приведите своего папу, — заметила я, — и начнем опыты с него, если все овощи.
— Сучка... — процедил едва слышно Алексей, бросая на меня взгляд исподлобья.
Вот тебе и робкий юноша-студент, показал зубки.
— Молодой человек! — повысил голос Эдуард Михайлович. — Я бы попросил соблюдать приличия!
Ситуация складывалась неуютная. Три человека в пустой Москве умудрились повздорить между собой. Я знала этих людей меньше суток, но жизнь могла повернуться так, что мне придется видеть и общаться с ними годами. Только с ними, если замершие люди не придут в себя. И тогда мальчишки так и останутся молчаливыми манекенами, писающими в штаны. На что я готова, чтобы они вернулись в нормальное состояние? Я поняла, что на всё. Даже если придется рисковать всеми замершими людьми во всей Москве. Они мне чужие... Но все-таки бесчеловечный подход старика и студента показался противен.
— Никаких работников МЧС не будет, — с усталостью в голосе сказал пенсионер, — если мы не попробуем спасти всех, то наступит самый настоящий конец. Навсегда.
— Кого лучше вести, мужчину или женщину? — спросила я, открывая дверь и выходя в коридор.
— Мужчину, лет сорока, среднего роста и обычного телосложения, — ответил старик, роясь в лекарствах, — как минимум четырех человек надо. На всякий случай.
Замершие передвигались маленькими шажками, вперив неподвижный взгляд куда-то ввысь. Не понимаю, как они умудряются при этом не спотыкаться?
— Положите первого на кушетку, — кивнул Эдуард Михайлович, — нет желающих сделать инъекцию?
— Не, я пас, — замотал головой студент.
— Я тоже воздержусь, — пожала я плечами.
— Эх, опять всё на мне, — сокрушённо вздохнул старик, — ну, поехали.
Старик долго не мог попасть в вену замершего, сразу было видно, что опыта у него нет. Если бы на месте несчастного находился живой пациент, то он уже обложил бы пенсионера матом. Я отвернулась, не хотелось смотреть на кровь.
— Ну вот, будем ждать, — отошел в сторону пенсионер. — И наблюдать за реакцией.
Замерший, мужчина с редкими волосами, начал бледнеть. Руки и ноги у него мелко задрожали. На какой-то миг лицо у него утратило неподвижное выражение, и он посмотрел осмысленным взглядом. И тут же закрыл глаза, замерев.
— Он... умер? — сдавленно спросил Алексей.
— Да, — старик проверил пульс, — но вы видели! Перед смертью он посмотрел на нас, черт меня подери!
— Да, жестокое лечение, — сказала я, — и что теперь дальше?
— Ну а как вы хотели? С чистыми руками спасать мир? — ответил старик. — Переборщил с дозировкой, наверное.
Я вышла в коридор и закурила, не было сил смотреть на эти медицинские эксперименты. Пусть наш пенсионер на все руки мучает людей, у меня нервы не железные.
— Светлана, я это... извиниться хотел, — неслышно вышел из процедурной Алексей, — нервы на взводе...
— Ладно, студент, проехали, — отрезала я, — сама не сахар. Не куришь?
— Не, — потупился Алексей, — запах дыма не нравится.
— Мне тоже, — усмехнулась я, — на дух не переношу, когда другие дымят. А сама курю.
— Получится что-нибудь у нас? — спросил Алексей, переминаясь с ноги на ногу.
— Не знаю, надо у нашего «менгеле» спросить, — пожала плечами я. — Но верить хочется.
За дверью раздался звон упавших инструментов и крик пенсионера. Потом дверь распахнулась, и на студента налетел один из замерших, оба с криками повалились на пол. Следом из кабинета выскочил пенсионер и чуть не упал в свалку.
— Ожил! Воскрес, голубчик! — радовался старик. — Работает методика!
Виктор Сушков, как звали нашего первого воскресшего, сидел и пил чай, держа кружку дрожащими руками. В больничном буфете нашли пироги, и все с удовольствием обедали на скорую руку. Он долго не мог поверить, что это никакой не розыгрыш, а все происходит на самом деле. Несколько раз вскакивал и подбегал к окну, ожидая увидеть нормальных людей.
— Ничего не помню, — ошалело мотал головой Виктор, — пришел на прогревание, в очереди стоял, и тут как вырубило. А потом раз — и здесь лежу. В голове шумит, пить дико хочется.
— Дозировка лекарства большая, меньше не действует, — сказал Эдуард Михайлович, — побочные эффекты, наверное.
— Так это получается, все как заснули? — в очередной раз удивился Виктор. — Вирус? Война? Ну, расскажите, что произошло.
— Пытаемся понять, — ответил Алексей, — только пока далеко не продвинулись.
— Мне бы домой, жена там... — заволновался Виктор.
— Нельзя так резко, — замахал руками Эдуард Михайлович, — надо понаблюдать еще, мало ли что.
— Нет, надо идти... Надо... — заплетающимся языком сказал Виктор.
Чашка выпала у него из рук, а сам он начал оседать на пол. Дыхание у него стало прерывистым, быстро слабело, а потом и совсем пропало.
— Почти двадцать минут в сознании, — посмотрел на часы Эдуард Михайлович, — и наступает смерть.
— План по массовому приему лекарств откладывается. Спасения не получилось? — спросила я, накрывая Виктора каким-то халатом. — И чего мы добились?
— Да, цена, конечно, высокая, — вздохнул пенсионер, — но мы получили важную информацию.
— Чего тут бесценного? — спросил студент.
— Это нечто, что всех заморозило, действует и сейчас, — ответила я, закуривая сигарету.
— Именно, — важно поднял палец Эдуард Михайлович, — вначале я думал, что всех кроме нас стукнуло каким-нибудь разовым импульсом. Тогда никакие лекарства в чувство не смогли бы привести. А если люди приходят в себя, то значит, это неизвестное поле еще действует, мы просто ненадолго смогли выдернуть человека из-под воздействия.
— Ну а дальше что? — спросил Алексей.
— Это промежуточный этап, — ответил старик, — теперь ищем врача-нейрофизиолога или, на худой конец, невролога, и переходим ко второй части попытки спасения. Пусть они посмотрят, что происходит с мозгом.
— Так мы же их убьем, — удивился Алексей, — навсегда причем.
— Ну, предложите свой план, — пожал плечами пенсионер.
Сколько же всего этих частей, промелькнуло у меня в голове. Старик явно не прост и в прошлом занимался чем-то загадочным. Врача нашли в ординаторской, на втором этаже. В комнате находилось несколько специалистов, которые замерли во время отдыха. Здесь было проще, у каждого красовался бейдж с именем и специализацией. Эдуард Михайлович вколол лекарство нейрофизиологу, уже более умело, и через несколько минут врач кинулся к стоящему в углу кулеру.
— Что вы тут делаете? Вы кто? — ошалело спросил врач, выпив подряд два стакана воды.
— Времени мало, — начал говорить Эдуард Михайлович, — нам срочно нужно, чтобы вы провели обследование одного из замерших.
— У меня штаны мокрые! — удивленно произнес врач.
— Доктор, миленький, потом о штанах думать будете, — раздраженно сказала я, — у нас тут конец света на носу. Минут через двадцать вы снова вырубитесь.
— Дайте сообразить, — подумал врач, запахивая халат, — можно быстро сокращенную электроэнцефалографию. Тут кабинет функциональной диагностики рядом. Буду с ходу расшифровывать.
На замершего надели шапку с датчиками, и из аппарата поползла лента с пиками сигналов.
— Если бы я сам не видел, то, наверное, точно не поверил, — удивился врач, — слабый альфа-ритм, смешанная активность в мозге... какая-то асинхронность в ритмах полушарий. Словно шум какой-то.
— Доктор, переведите на нормальный язык, — сказал Алексей, — мы же не специалисты.
— Если коротко, то такое ощущение, что мозг словно шумит. Основные его части, скорее всего, лимбическая система, подает хаотические сигналы.
— Чуть-чуть понятнее, но все равно не ясно, — вздохнул Эдуард Михайлович, — нам бы попроще... Как для обычных смертных.
— Если коротко, то у человека не один мозг, а как бы три, каждый из которых выполняет свою функцию, — продолжил врач. — Самый древний — ствол головного мозга, его еще рептильным называют, это инстинкты. Потом лимбический мозг, эмоции, память и реакции, и, наконец, неокортекс, самый молодой, начал появляться несколько миллионов лет назад. Он отвечает за разумное поведение. Они все в связке работают, конечно.
— А сейчас что не так? — поинтересовался Алексей.
— Судя по результатам, части, входящие в лимбическоий мозг, словно стали шум гнать. Первый раз такое вижу, но электрическая активность это четко показывает. И работа всего мозга разладилась. Но основные инстинкты, дыхание — функционируют.
— Что может быть причиной? Какое-нибудь пси-излучение? — спросил пенсионер.
— Ну, кроме физического вмешательства — ничего. По крайней мере, я не знаю, — ответил врач. — Словно часть функций просто выключили, перевели в спящий режим. Но как это сделано?
— Вы можете что-то придумать, что переведет мозг в нормальный режим? — не отставал Алексей.
— Скорее всего... всего... нет... — постепенно замирая, пробормотал врач, — надо... устранить... влияние...
— Немногим больше пятнадцати минут, — посмотрел Алексей на часы, — у всех по-разному срабатывает лекарство.
— Итак, коллеги, вот мы и выяснили природу и механизм действия этого загадочного нечто, — набирая лекарства в карманы, сказал Эдуард Михайлович, — теперь надо обмозговать, что с этой информацией делать дальше. И будет ли это дальше. Предлагаю сворачивать наши эксперименты и возвращаться на нашу импровизированную базу, в ГУМ.
— Все, кому вы вводили препараты, впоследствии умерли, — сказала психолог, когда Светлана закончила свой рассказ, — кома из-за передозировки, с остановкой дыхания.
— Надо было ничего не делать? — со злобой спросила Светлана.
— Я этого не говорила, — подняла руки психолог, — просто хотела понять, осознавали ли вы в тот момент, что убиваете людей.
— Конечно, я вначале была против, — возразила Светлана, — и сама точно не смогла бы всё это делать. Благодаря активности нашего пенсионера, который и взял на себя всю работу, мы ведь и сидим тут, беседуем. Кстати, как он там?
— Нормально, — коротко ответила психолог, — думаю, вам можно будет всем увидеться. Почему не спрашиваете, как дела у Алексея?
— Не знаю, всё равно, наверное, — пожала плечами Светлана, — не понравился он мне. Балласт какой-то, если откровенно.
— Спасибо за уделенное время, — поднимаясь, сказала психолог, — вы очень помогли.
— А вы не можете помочь мне? — спросила Светлана. — Очень хочется курить, а сигарет нет.
— Это сделано в целях безопасности, — виновато улыбнулась психолог, — я ничего не могу поделать. Но я думаю, терпеть осталось недолго. Кстати, вам врач не нужен?
— Врач? Зачем? — удивилась Светлана.
— Повязку на ране сменить, — уже подходя к двери, ответила психолог.
— Не надо, это же царапина обычная, — покачала головой Светлана.
Часть 3. Воскресни
— Как там погода снаружи? — спросил Эдуард Михайлович. — А то сложно понять, окон в моем теремке нет.
— Солнечно, легкий ветерок, — ответила психолог, заходя в комнату.
— Это хорошо, что ветер, дышать легче будет, — довольно покивал старик. — Зачем пожаловали, барышня?
— Побеседовать, — улыбнулась психолог, располагаясь за столом, — вернее, послушать ваш рассказ о произошедшем на третий день.
— Как я понимаю, истории Алексея и Светланы вы уже выслушали? — полуутвердительно спросил старик. — А меня напоследок оставили.
— От вас ничего не скрыть, — попыталась отшутиться психолог.
— Обычная логика, — заметил старик. — Итак, последний день замирания, значит. Хотите самого главного виновника произошедшего найти?
— Скажем так, хочется понять мотивы, которые двигали вами, — тщательно подбирая слова, ответила психолог. — Нам важен именно ваш взгляд на события. Ну и разобраться в том, что вы наворочали.
— Что, до сих пор расхлебать не можете? — усмехнулся Эдуард Михайлович. — Ладно, слушайте.
Вечером я так устал, что начали дрожать руки. Вся эта возня в больнице стоила нервов, хотя мои спутники ничего не заметили, полагая меня этаким бесчувственным препаратором. Но казалось, только я один понимаю, насколько серьезна ситуация. Вот и сейчас я один готовлю ужин на походной плите, а они занимаются спасением своих близких. Студент мотается по замершему, возможно навсегда, городу в поисках своей матери, а Светлана пытается поддержать своих ребят, делая им глюкозу. И только я думаю обо всех сразу, а не о каждом в отдельности.
Вечером, уже перед заходом солнца, все собрались в почти обжитом уголке ГУМа. Ужин я сделал на славу, благо продуктов в достатке.
— Итак, мои дорогие пятницы, — начал я, поднимая стакан вина. — У меня новая версия происходящего. И боюсь, она вам не понравится.
— Всё безнадежно? — прямо спросила Светлана. — Никого не спасти?
— Скорее наоборот, надежда есть, — ответил я.
— Хватит тянуть кота за это самое, — с раздражением сказал Алексей, — выкладывайте, до чего там додумались.
Не люблю хамов. Особенно если они молодые и ничего примечательного из себя не представляют.
— А давайте-ка поменяемся местами, — сложив руки, заявил я студенту. — Вы думайте, а я буду критиковать. Чего я один за всех отдуваюсь?
— Эдуард Михайлович, извините нас, — вмешалась Светлана, — это всё нервы.
— Будем считать, что инцидента не было, — я примирительно кивнул. — Если я что-то не так скажу, поправьте меня. Итак, мы умеем ненадолго нейтрализовать непонятное воздействие, мы знаем теперь, что оно вырубает что-то в лимбической системе. И...
— ...и что это непонятное пси-воздействие еще присутствует, — закончил Алексей.
— Хорошая у нас молодежь, — похвалил я.
— Возникает еще вопрос, почему нас это воздействие не взяло? — спросила Светлана, задумчиво смотря куда-то вдаль. — Получается, наш мозг чем-то отличается от мозга прочих.
— Да, это тоже важный вывод, — согласился я. — Но сейчас главное — попытаться устранить это неизвестное воздействие.
— И как мы это сделаем? — умничал студент. — Рубильника не наблюдается.
— Тогда надо найти того, у кого он есть, — ответил я.
— Не понимаю... — сморщилась Светлана.
— Смотрите, где должно находиться это нечто, чтобы охватить всё население Земли? — спросил я.
— В космосе? — удивился Алексей.
— Скорее всего, там, — согласился я, — причем должна быть целая сеть таких станций.
— Заговор какой-то, — с недоверием заметила Светлана, — может, тогда уже пришельцев предположить?
— Ага, злобные пришельцы чем-то долбанули по нам и сейчас готовятся к вторжению, чтобы захватить наши ресурсы, — съязвил Алексей, — похоже на фантастику, и не самую оригинальную.
— В каком-то смысле такой вариант вполне возможен, — согласился я. — Но не будем плодить сущности сверх необходимого.
— Тогда американцы? — предположила Светлана. — Или китайцы?
— Сами по себе стукнули? — спросил Алексей. — Нажали не ту кнопку по ошибке.
— Даже не знаю, какой вариант ужаснее, — покачала головой Светлана. — Знать, что гибель человечества — это дело наших собственных рук. Или что это такой привет от братьев по разуму.
— Если это самоуничтожение, то военные скажут нам, так это или нет, — отозвался я, — уж у кого, как не у них, искать ответ на этот вопрос.
— Какие военные, что еще вы придумали? — с подозрением спросил Алексей.
— Как временно привести в чувство замершего, мы теперь знаем, — спокойно ответил я, — и надо попробовать привести в чувство военных. Поедем в министерство обороны и будем оживлять всех шишек. Есть же у них какой-то план икс на такой случай. Или они что-нибудь успели зафиксировать перед замиранием.
— А дальше? — спросила Светлана.
— По обстановке, — бросил я. — Вернее, по картине, которая сложится. Ну, если не они, то кто еще обладает информацией о всяких тайнах? В любом случае, мы немного сейчас знаем.
Национальный центр управления обороной на Фрунзенской набережной равнодушно смотрел на замерший город. Знамена на фасаде окаменели в вечном параде, словно воодушевляя застывших с ружьями наперевес солдат под самой крышей здания. Сейчас как никогда стиль дома соответствовал уснувшему городу и людям. На входе замерла охрана, строго глядя в никуда. Судя по обстановке внутри, никакой тревоги не было. Когда случилась катастрофа, все занимались своими обычными делами. Вот группа молодых офицеров сбилась в кружок, наверное, что-то обсуждали. Важный генерал в сопровождении пары адъютантов застыл около входа, так и не успев сделать шаг.
После просторного и залитого светом фойе мы попали в длинные печальные коридоры. Приводить в себя простого капитана представлялось пустой тратой времени, так я размышлял. Если уже оживлять, то какую-то важную птицу, вроде старшего дежурного центра или хотя бы заместителя министра. Либо взять «языка», чтобы уже тот вывел на нужного человека. Мы выбрали второй вариант.
— Пить...
Это было первое, что произнес капитан с красной повязкой «дежурный» на рукаве после инъекции лекарства. Потом он кинулся к телефону и начал куда-то названивать. Наверное, своему начальству. Звонил он долго, и каждый раз, набирая номер, тихо ругался. Бросив трубку, начал листать какой-то журнал на посту.
— Последняя запись два дня назад сделана, — ошарашенно пробормотал капитан, оглядываясь вокруг. — Вы кто? Как сюда попали? Документы!
— Паспорт не взял с собой, — пожал я плечами. — Да и зачем? Послушайте, у нас очень мало времени. Нам нужен главный, который может сказать, что случилось до замирания.
— Голова кружится... — вытирая выступивший пот, сказал капитан, — Нападение, что ли?
— Собственно, это мы и хотим понять, — теряя терпение, ответил я, — нам...
— Никто не отвечает, — перебил меня офицер, — причем связь есть. Непонятно ничего... Стойте тут, сейчас проверю.
И убежал, только гул шагов эхом разносился по безмолвным коридорам.
— Ничего не получится, — сокрушался Алексей. — Бюрократия. Надо было самим искать их главного.
Но капитан вернулся довольно быстро, только бледнее прежнего.
— Все как окаменели, — сказал офицер, — и доложить некому.
— Послушайте, мы сможем привести в чувство вашего главного, — обратился я к растерянному капитану. — Ну а дальше уже как он скажет.
— Ладно, идем, — сдался капитан.
Дежурный генерал оказался относительно молодым и подтянутым мужчиной с уже проступившей сединой. Он пристально смотрел на меня, выслушивая короткий пересказ событий за прошедшие дни. Потом генерал попытался соединиться с кем-то, что-то набирая на клавиатуре. В центре управления, куда он нас привел, работал большой экран, на котором была схема двух полушарий земли и какие-то символы.
— В целом, картина совпадает с тем, что вы рассказали, — мрачно кивнул генерал, — нигде никого нет. Линия связи с правительством работает, но никто не подходит. Экстренная линия связи со штабом НАТО тоже работает, а в ответ тишина. В небе ни одного самолета, ни у нас, ни у них.
— У вас и с ними связь есть? — удивился я. — Хотя, действительно, мало ли что...
— Ну и какая у вас гипотеза всему происходящему? — спросил меня генерал.
— Кто-то каким-то образом включил нечто, что выключило у всех часть мозга... — начал я. — Специально или несознательно, уж не знаю.
— Ни у нас, ни у наших потенциальных врагов нет такой технологии, — рассуждал генерал, открывая бутылку воды. — Нет никакого психотропного оружия. Если не брать телевизор в расчет.
— Тогда пришельцы, — сказал я.
— Только не говорите про инопланетное вторжение, — поморщился генерал, перебив меня. — Мы бы зафиксировали хоть что-нибудь.
— Не случалось что-то перед самым замиранием? Что-нибудь странное или необычное? Не только у нас, но и за границей, — спросил я. — Какие-нибудь явления, или запуск каких-то устройств... Вы же тут всю информацию собираете.
— Секунду, сейчас просмотрю сводку... — полез генерал в настольный комп, — учения станции дальнего обнаружения на Камчатке, запуск разведывательного спутника в Китае... Срабатывание сейсмодатчиков на Памире...
— ... всё не то, — перебил я генерала, — что-то другое.
— Вот, вывод на орбиту научного спутника, — перечислял генерал, — международный проект. Правда, замирание, если и случилось, то не сразу после этого, часа через три.
— А что этот спутник делать должен? — спросил я.
— Вот тут информационная сводка есть детальная, — пояснил генерал, — на спутнике стоит какой-то экспериментальный прибор для передачи сигнала быстрее света.
— Что-то не понял. Быстрее света? — переспросил я.
— Так написано, — пожал плечами генерал, — создают вакуум Казимира, и в нем можно превысить скорость света. Эффект Шарнхорста, как написано в сводке. Не тянет на нечто, способное вырубить все человечество.
— Послушайте, генерал, я конечно не физик, но мне кажется, от этой штуки все беды и начались, — уверенно сказал я, — она ведь и сейчас там работает на орбите.
— И какие предложения? — нахмурился генерал. — Выключить спутник я не могу.
— Тогда сбейте его, и проверим, прав ли я, — просто сказал я.
— Вы представляете, что говорите? — повысил голос генерал. — Уничтожить спутники чужой страны! Это же акт агрессии!
— Генерал, еще пару дней, и никаких стран не будет, — я устало вздохнул.
— Проблема в том, что при этом уничтожатся и другие, — признал генерал, — в наших спутниках есть система самоуничтожения, и если я дам сигнал, то на орбите будет рой скоростного мусора, сметающий все на своем пути.
— Если я не прав... Некому будет нас наказать, — заметил я. — А если прав, тогда, может, стоить рискнуть ради всего человечества?
— Да, захватывающая история, — сказала психолог, помолчав минутку.
— Главное, правдивая, — добавил Эдуард Михайлович, — генерал уничтожил этот спутник, и через несколько часов началось всеобщее воскрешение замерших.
— А где были Светлана и Алексей во время беседы с генералом? — спросила психолог.
— Не помню, — признался старик, — я их оставил в фойе, чтобы не мешались. Да они мне уже и не нужны были, свою роль они сыграли.
— Получается, версия была верна? — спросила психолог. — Откуда вы знали, что именно разрушение спутника явилось причиной исчезновения непонятного воздействия? Или спутник сам являлся источником излучения?
— Я не знаю, почему, — пожал плечами Эдуард Михайлович, — но был уверен, что дело именно в этом спутнике.
— И еще одна странность, — заметила психолог, — после уничтожения спутника прошло часов пять до оживления людей, а замирание началось примерно через три часа после начала его работы.
— А может, дело было и не в самом спутнике? — спросил старик.
— Генерал и офицер не выжили, — поднимаясь, сказала психолог, — впали в кому и умерли. Нет у нас свидетелей беседы, получается. Только вы.
— Но остальные же ожили, — возразил старик.
— Да, ожили, — согласилась психолог, уже на выходе, — но не все. Много умерших от переохлаждения или из-за аварий. И все выжили, получается, благодаря вам. Кстати, вам повязку на руке сменить не надо?
— Повязку? — переспросил пенсионер, словно в первый раз посмотрев на забинтованную руку. — Нет, спасибо.
Часть 4. Мышеловка и пожарный выход
Когда экран погас и выключили проектор, Сергей Иванович закашлялся. Двустороннее воспаление легких, как сказали врачи. После оживления многие всерьез простудились, ночи хоть и летние, но одето большинство людей было легко.
Эту запись он пересматривал уже третий раз, и каждый просмотр добавлял всё больше вопросов. Совершенно немыслимый рассказ, из которого надо сделать правильные выводы и отчет для очнувшегося начальства в Кремле.
— Еще раз включать? — спросила психолог.
— Нет, Катя, не надо, — покачал головой Сергей Иванович. — Аппаратура, которая снимала показания, точно исправна была?
— Точно, — закатила глаза Екатерина, — проверили несколько раз. Каждая личность у него имеет свою карту активности мозга, даже пульс и давление меняется. И таких людей реально не существует.
— Невидимка-спаситель, — задумчиво повторил Сергей Иванович, — и в одиночку сумел докопаться до причины. Чудеса какие-то...
— Обследование показало, что у него аномально развит неокортекс, очень высокая активность, — добавила психолог, — вот и все, что могу пока сказать. Сейчас идет анализ его ДНК. Очень возможно, что в его голове спят ещё и другие личности. Во время замирания они активировались одновременно, словно хором. А после снятия неизвестного воздействия стали включаться по очереди. Мое мнение — что это уже не совсем человек по своим возможностям и тому, как у него мозг функционирует.
— Что с ним дальше делать? — спросил Сергей Иванович. — Мне через два часа отчет надо наверх дать с однозначными выводами. А кроме записи и нет ничего. Каким образом связан спутник, общее замирание и этот уникум с множественными личностями, который единственный остался в сознании? Есть же что-то, что объединяет их, ниточка какая-то...
«Вызывает пост охраны. Объект исчез. Конец связи», — раздался голос из интеркома.
— Исчез? — переспросил Сергей Иванович.
В комнате уже находился начальник охраны вместе со своими сотрудниками.
— У вас же постоянный видеоконтроль должен быть! — с ходу закричал Сергей Иванович. — Как можно исчезнуть из запертой комнаты?
— Запись есть, — невозмутимо ответил один из сотрудников, включая ноутбук, — вон он есть в кадре, сидит за столом. На следующем кадре его уже нет. Исчез.
— Тут записка на столе, — сказал начальник охраны, — ерунда какая-то...
«Забежала мышка в кладовку и случайно сунула нос не туда. Попала в мышеловку, и погибать бы ей совсем, но тут пришел хозяин кладовки и спас любопытную мышку. Испуганная мышка кинулась со всех ног в свою норку, потирая ушибленный носик».
— Хозяин, значит, пришел, — повторил Сергей Иванович, — навел порядок и ушел восвояси.
— Получается, весь этот рассказ неправда? — предположила психолог.
— Что-то, наверное, правда, — ответил Сергей Иванович, — но теперь хоть многое ясно стало.
— Да что ясно? — воскликнула психолог. — При чем тут мышка?
— Вроде как получается, что мы случайно с этим научным спутником запустили некий предохранитель, который всех нас вырубил неизвестным способом. Но тот, кто эту мышеловку устроил, нас же и спас.
— Так это... — потрясенно замолчала психолог.
— Ага, они самые, — продолжил Сергей Иванович. — Хозяева кладовки. Присматривают за нами, опекают. Берегут свои творения.
— Получается, это был контакт? — удивилась психолог.