Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Бабушкин ночник
Указать автора!6.5 мин. Страшные истории Марго 27-04-2020, 14:26 Источник Принял из ТК: Helga
Стоял июль, и в маленькой комнате было невероятно жарко. Четырёхлетняя Женя уже битый час недовольно ворочалась, и она была бы рада раскинуть руки и ноги и сбросить ненавистное одеяло, но грузное бабушкино тело, лежащее на краю «полуторки», едва ли что не вжимало ее в стену. Да ещё и не в меру яркий для своих размеров ночник-избушка из покоцанного мрамора разливал по стенам противное рыжеватое сияние.
Татьяна Фёдоровна громко вздохнула. Не проходило и дня, чтобы внучка не задала этот вопрос. Женька вообще была на редкость упрямым ребёнком — сначала всерьёз утверждала, что готова жить в гордом одиночестве в родительской квартире, пока те уехали в Москву разбираться с покупкой нового жилья. И никому дверь открывать не будет, и цветы все польёт, и даже готовить себе будет сама, только покажите, как. Потом, когда родители просмеялись, уговаривала подселить к ней бабушку. Потом непонимающе надулась, когда ей объяснили, что придётся провести пару недель у бабушки в ее «однушке» на другом конце города вдали от родного двора и песочницы и качелей и лучшей подружки Машки. Женьке протестовала, бубнила, даже плакала — но как объяснить ребёнку, что бабушка с больными ногами попросту не сможет сидеть с ней в родительской квартире и каждый день пешком ходить на 5-й этаж в доме без лифта?
Теперь вот история с ночником. В то время, когда другие малые дети с головой прятались под одеялом, обуреваемые неуемной фантазией и пугаясь колышущейся занавески, Женька, сложив руки на груди и хмуря брови, безапелляционно заявляла, что она уже взрослая, и в квартире родителей она спит без света, а свет вообще нужен только маленьким и тем, кто боится.
«Маленьким и тем, кто боится», — с тоской повторяла про себя Татьяна Фёдоровна и тихо крестилась. — Внучка, я уже старая и полуслепая. Ежели ночью нужно будет что, в туалет или воды попить, хоть видеть буду, куда идти.
Женьке такие доводы сразу показались неубедительными — она молча указала пальчиком на стену над их головой, где под матовым стеклом висел небольшой бра, и приподняла брови. Бабушка включала его, когда перед сном читала молитвослов, и стенной светильник вполне неплохо справлялся со своей задачей. Затем бабушка выключала его , и оставался только ненавистный Жене ночник-избушка. Отдельной странностью было то, что он зажигался с заходом солнца, даже если в комнате ещё горел верхний свет, и никакой пользы от него не было. Порядок действий бабушки был такой: включить верхний свет, включить ночник-избушку, перед сном включить бра, выключить верхний свет, прочитать молитву, выключить бра. «Избушка» оставалась гореть до утра.
Кнопки переключателя на ночнике-избушке не было, он включался прямо в розетку высоко в стене. Женька один раз попробовала достать и получила нагоняй. Зачем бабушка врет, что она может встать ночью? Она ведь никогда не встаёт — Женька сама слышала, как та жаловалась соседке на ноги, которые затекают и болят от долгого лежания. А даже если и вставала бы — не легче ли включить светильник на стене, кнопка от которого вот — лежит на тумбочке рядом? Неужели взрослая бабушка боится темноты, когда даже она, Женька, совсем-совсем смелая?
Словом, в детской жениной голове один вопрос громоздился на другой, и она с завидной регулярностью выплескивала их на Татьяну Фёдоровну. И как только дочка с мужем с ней справляются? Почему-то Татьяна Фёдоровна была уверена, что в ее время дети если и были такими же любознательными, то точно лучше понимали слово «надо».
— Бабушка, так зачем со светом? — из мыслей Татьяну Фёдоровну вырвал недовольный голос внучки, которая снова скинула с себя одеяло, привстала на подушке и картинно прикрыла глаза тыльной стороной ладошки.
— Да что ж ты будешь делать-то, а... —женщина повернула голову на прикроватную тумбочку и подслеповато прищурилась, глядя на часы. Те показывали первый час ночи. — Женечка, я тебе сколько раз говорила? Бабушка старая, видит плохо, разве тебе так мешает этот ночник? Он же далеко. Время уже ужас какое, а ты не спишь. Мне что твои родители потом скажут?
— Бабушка, а ты точно не боишься темноты? — Женька хитро прищурилась.
— Уж темноты я точно не боюсь, — буркнула Татьяна Фёдоровна, а потом спохватилась и добавила, — Ты тогда к стене отвернись, и одеяло давай мне не скидывай. Ноги хоть прикрой, насквозит же.
Женька отвернулась и насупилась. Спустя несколько минут тишины, когда Татьяна Фёдоровна уже проваливалась в сон, внучка снова подала голос:
— Бабушка, а почему это избушка? Там Баба-Яга живет?
Татьяна Фёдоровна распахнула глаза и резко села на кровати с колотящиеся сердцем. Женька испуганно повернулась и вжалась в стену.
— С чего ты взяла такую глупость?! — женщина произнесла это, как ей самой показалось, с какой-то истеричкой ноткой, о чем тут же пожалела. Женька шмыгнула носом. Смелая-смелая, а нагоняя боится. — Нет, внученька, и не думай даже, — уже более мягко произнесла бабушка и погладила внучку по голове тёплой полноватой ладонью. — Это все сказки, а нас Бог бережёт.
∗ ∗ ∗
— А вот там самую яркую звезду видишь? Это Полярная звезда, она находится в ручке ковша Малой Медведицы. — Димка с умным видом тыкал пальцем в ясное вечернее небо. Димка перешёл уже во второй класс, и у него были сплошь пятерки. Особенно Димка любил природоведение, и как раз несколько месяцев назад они проходили атлас звездного неба.
Женьке внук бабушкиной соседки не очень-то нравился, и она с тоской вспоминала подружку Машку, оставшуюся на другом конце города. Уж с ней-то было интересно играть, а Димка только знай себе про жуков рассказывает, про листочки всякие, да в небо тычет. Что ему эти звёзды дались? Светят себе и светят, а созвездия эти вообще непонятные — совсем не подходят своим названиям. Когда Димка заговорщицки ей подмигивал и обещал показать на небе Медведиц, Женька ожидала картинки как в книжках, где соединяешь рисунок по точкам. Там даже соединять иногда не надо, и так понятно и красиво. А тут что?
— Не вижу никакой ручки, — Женька фыркнула и пнула носком сандалика камешек. Там только одна звезда есть, и все.
— Э, нет, — для восьми лет Димка слишком комично пытался натянуть на себя вид знатока. — В Малой Медведице аж двадцать пять звезд, просто нам мешает свет фонарей.
— Это как? — девочка не понимала. Фонари же наоборот нужны, чтобы видеть.
— Сразу видно, в школу не ходишь. Короче, от нас до звёзд во-о-от столько, — Димка развёл руки в стороны. — В космосе темно, поэтому космонавты их видят хорошо. А у нас тут светло, понимаешь? Так что фонари, считай, у нас под носом. Они нам свет звёзд как бы перекрывают, для нас сейчас фонари ярче, чем звезды. Поэтому мы их не видим. Эх, были мы с родителями в посёлке на море, там темно-о-о ночью, фонарей нет, звезды яркие. Я вот лично знаешь сколько созвездий насчитал?...
Димка приготовился пуститься в воспоминания, но тут Женька закашлялась. Димка с готовностью похлопал ее по спине, но кашель не прошёл.
— Ты чего, Женька? Заболела, что ли? — с подозрением сказал мальчик. — Только не говори, что это из-за воды холодной, которую я днём выносил. Меня ж бабушка прибьёт.
Девочка неопределённо повела плечами и зябко поёжилась.
∗ ∗ ∗
Женька температурила. Татьяна Фёдоровна с ужасом смотрела на градусник — 38,6. Внучку бил озноб. Таблеток у пенсионерки была тьма, да разве ж много дашь четырёхлетнему ребёнку? Насилу впихнула половинку горького парацетамола, положила компресс холодный, укутала потеплее, да рядом прилегла.
Женька металась в тревожном сне, размахивала руками, из косичек выбились прядки и прилипли ко влажному лбу. На тумбочке лежал молитвослов, раскрытый на молитвах за здравие. На дальнем столике горел ночник-избушка. Тихо тикали часы. Уже давно перевалило за полночь. Ноги болели, а ещё болело сердце за внучку. Завтра с утра врача вызову, успокаивала себя женщина. Не скорую же вызвать, чай не первый раз ребёнок болеет. Точно Димка этот виноват, да и соседка Светлана хороша, просила ж не давать дитям холодное в такую жару пить.
Приобняв внучку, Татьяна Фёдоровна обвела взглядом комнату, остановившись на ночнике-избушке, через белесый камень которого пробивался липкий рыжеватый свет. Кажется, тот стал чуть тусклее. Женщина нахмурилась, попытавшись вспомнить, когда в последний раз меняла там лампочку. Несколько месяцев назад? Кажется, в апреле? Надо завтра позвать соседа Николая, чтобы с антресоли новую достал. Пора менять.
С этими мыслями Татьяна Фёдоровна уснула.
∗ ∗ ∗
Обычно сны Женьке снились яркие и интересные. В этот раз все было иначе. Ей снилось, что бабушка, как обычно, укладывает ее спать, только отчего-то протягивает ей снятый со стены деревянный крестик и просит крепко держать в руках. Взгляд у бабушки озабоченный, в руках зажат молитвослов, но смотрит она не в него, а на ночник-избушку.
— Бабушка, а бабушка, — осторожно зовёт Женька, — а зачем крестик в руках держать?
Татьяна Фёдоровна прикладывает палец к губам и шепотом отвечает почему-то Димкиным голосом:
— Понимаешь, Женька, ведь если у нас перед глазами свет, он нам мешает видеть то, что в темноте. Как со звёздами, Женька, понимаешь?
Женька не очень понимает, во-первых, что у неё с голосом, во вторых, к чему она ведёт, но осторожно кивает.
— Представь, Женька, что ты в избушке сидишь голодная. А снаружи вкусности всякие лежат, наверное. Торты лежат, Женька, чипсы лежат, мясо лежит вкуснющее. Только там темно, а у тебя свет горит. А ты и не видишь ничего снаружи, потому что ты внутри, и у тебя светло, понимаешь? Вот пока у неё там свет горит, она нас тоже не видит. А она голодная, Женька. Очень голодная. Но креста тоже боится, нечистая.
Женьку сковывает ледяной страх. Последние несколько слов бабушка произносит уже не димкиным голосом, и даже не своим. Этот голос странный и монотонный, низкий, и на вдохах из бабушкиной груди вырывается свист.
Женька что есть мочи сжимает крестик и, не отрываясь, глядит на ночник-избушку. Бабушка же говорила, что никакой Бабы-Яги нет! Зачем она опять соврала?
Татьяна Фёдоровна рядом уже снова шелестит молитвословом и уже своим голосом затягивает молитву на совсем непонятном языке. Женька вслушивается в тиканье часов на тумбочке. Один, два... Двадцать пять, двадцать шесть... На двадцать седьмом щелчке часы замолкают. Через секунду ночник мигает. Бабушка замолкает на полуслове. Женька судорожно выдыхает. Ночник мигает ещё раз, и его рыжий свет стремительно тает. Ещё через долю секунды комната погружается во тьму. Со стороны дальнего столика доносится тихий скрежет отворяемой двери.
∗ ∗ ∗
Женька просыпается утром, заходясь кашлем. Бабушки нигде нет — и это первое, что замечает девочка, сев в кровати. Женька хмурится и тянется к тумбочке за стаканом воды. «Запив» кашель, она выскальзывает из кровати и идёт на кухню.
На кухни бабушки нет. Как нет ее и в ванной, и в туалете, и даже в кладовке. Наверное, бабушка ушла в магазин или аптеку, решает Женька, довольно подмечая, что наконец-то ее перестали бояться оставлять одну. Она возвращается в комнату и садится за раскраску в ожидании возвращения бабушки. Когда Женька болеет, родители всегда приносят ей киндер-сюрпризы и вкусные леденцы с апельсином от горла. Наверное, бабушка тоже их принесёт.
От раскраски Женьку отрывает чувство голода. Она смотрит на часы — совсем недавно папа объяснял ей, что маленькая стрелка обозначает часы, а длинная — минуты. Почти три часа дня.
Нехороший холодок ползёт по коже девочки. Бабушка никогда не уходит в такое время, ведь в половину третьего начинается повтор ее сериала, это Женька запомнила. А давно ли сама Женька проснулась? Давно ли нет бабушки? Девочка непонимающе оглядывает комнату. Что-то не так. Ну конечно! Над иконами в дальнем углу всегда висел крест, а где он сейчас?
Женька бросается к кровати и переворачивает одеяло. С глухим стуком крест падает на ковёр. Девочка замирает и поднимает глаза на ночник. Даже отсюда видно, что провод от него подключён к розетке, но ночник не горит.
И с самой белой избушкой что-то не так. Женька запомнила, как та выглядит при свете дня — белый камень с редкими серыми разводами. Сейчас ночник покрыт пятнами, точно такими же, какие видела Женька, когда бабушка резала мясо на белой разделочной доске. Розоватые, неровные.
Женька чувствует накатывающую тошноту . К глазам подступают слезы, и девочка уже готова разрыдаться, как тишину квартиры разрывает звонок стоящего в коридоре телефона. Стараясь не отрывать взгляд от ночника, Женька пятится к двери.
— Женечка, привет, это соседка ваша, Светлана Семёновна, димкина бабушка. Мне б Татьяну... Мне бы твою бабушку к телефону, дома она?
— Бабушки нет... — осторожно говорит Женька. — Бабушки нет нигде. Ее Баба-Яга съела! — голос Женька срывается на плач.
На том конце трубки воцаряется молчание, а потом что-то начинают тараторить.
∗ ∗ ∗
В больнице Женька лежит уже неделю, и все эти дни смешались в какой-то неясный клубок. Родители, конечно, приехали почти сразу, и даже не ругались, а только все тревожно спрашивали что-то, а потом приходили милиционеры, а потом ей делали уколы и давали таблетки, а врачи и медсёстры все кружили и кружили рядом.
Женька не обижалась, что ей никто не поверил. Когда Светлана Семёновна привела в гости Димку, он сначала как-то жался к стенке, а потом осмелел и начал рассказывать, что при болезни у людей поднимается температура, и они видят всякое, что кажется взаправду, а оно не взаправду. А ее бабушку обязательно найдут, вот его дедушка на старости лет тоже начал чудить, и как-то ушёл из дома, но его потом привели, правда он все равно умер в прошлом году от сердца. На этом моменте Димкина бабушка одернула внука и резко засобиралась.
Женька слушала его безучастно. Димка в два раза старше ее, Димка все знает про дурацких жуков, и про листочки, и про сто тысяч звёзд всяких. Димка вроде умный, он знает почти все. Но Димка не знает, что бабушка уже никогда не вернётся.
2 989 просмотров
3 комментария
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
