Одноклассница

Страшные истории

Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.

Настроить сортировку

{sort}

Возможность незарегистрированным пользователям писать комментарии и выставлять рейтинг временно отключена.

64 мин. Страшные истории archive 15-02-2019, 21:24 Указать источник! Принял из ТК: rainbow666

Виктор проснулся оттого, что Татьяна усиленно толкала его в бок и что-то взволнованно наговаривала ему на ухо. Смысл ее слов никак не доходил до его провалившегося в тяжелый сон сознания. Наконец, он с большим трудом смог сообразить, чего она так настойчиво добивается от него.

— Витя, ну проснись! Ви-и-ть… проснись же!

Виктор приподнял тяжеленные веки и увидел вокруг себя только ночной сумрак.

— А? Ты чего?.. Проспали, что ли?

— Да нет, Вить… третий час только…

— Третий? Тань, ты с ума сошла? Мне вставать в полшестого, а ты…

— Витя, — тихо прошептала Татьяна, и голос ее дрожал. — Витя, там в прихожей ходит кто-то! Мне страшно, Вить…

Виктор тяжело перевернулся на спину. Откинувшись на подушку, тщательно прислушался. Тишина. Он широко зевнул.

— Ничего не слышу… Выдумщица ты, Танюх.

Он хотел было вновь повернуться на бок, чтобы снова погрузиться в еще не до конца ускользнувший сон, но дрожащие пальцы жены крепко ухватили его за плечо.

— Танюха, отстань, мне вставать рано! На работу же!.. — недовольно заворчал он в подушку.

— Витя, там кто-то есть! Я шаги слышала… и дыхание чье-то!

Виктор резко повернулся к ней. Его глаза, полностью утратив сонное добродушие, сверкнули неожиданной злобой. Татьяна даже отпрянула.

— Шаги слышала?! — выкрикнул он. — Так это же черт с рогами там ходит, копытами стучит!

— Не надо, Вить… — голос Татьяны звучал умоляюще. — Не надо, ну пожалуйста…

— Нет там никого, понимаешь, нету! — Виктор уже всерьез разозлился. — Ну кто там может ходить? Дверь я на ночь запирал, в окно к нам никто не влез — третий этаж ведь! Отстань от меня, ради Бога, ладно? Будь человеком, я устал, я спать хочу…

— Витенька, миленький, — голос Татьяны показался ему противно плаксивым, — Я тебя не буду тревожить — честное слово, не буду! Ты только сходи, посмотри… ладно? Христом Богом тебя прошу.

Виктор испустил тягостный стон. Потом, кряхтя, приподнялся и сел на постели, свесив ноги.

— Совести у тебя нет, Таня, — сказал он укоризненно. — Взрослая баба вроде, а ведешь себя, как малое дитя.

— Ну Ви-и-ть… — Татьяна накрыла грудь одеялом, как будто ждала, что из прихожей кто-то внезапно ворвется в комнату.

Виктор только раздраженно махнул на нее рукой. Нашарив ногами стоптанные тапочки, он всунул в них ступни, рывком поднялся и пошел в прихожую. Татьяна смотрела ему вслед, и если бы Виктор обернулся в этот момент, то увидел бы в ее глазах животный ужас.

Пробираясь ощупью в темноте, Виктор добрался до двери в прихожую, рывком распахнул ее и включил свет. Естественно, прихожая оказалась совершенно пуста. Светильник на стене горел тускловато, и по углам скопились темные тени. Спрятаться там было немыслимо — прихожая имела мизерные размеры. Постояв немного, он открыл дверь в санузел и нажал на кнопку выключателя. Так… Обычный санузел. Совмещенный. По стенке суетливо бежал потревоженный светом таракан. Вот, наверно, напугался, бедняга… Сидел себе, сидел впотьмах, и — на тебе: Хозяин приперся, не спится ему… Виктор постоял несколько секунд, слушая шелест воды в стояке, потом выключил свет и закрыл дверь. Нехотя поплелся на кухню, снова щелкнул выключателем. Вспышка света неприятно резанула по глазам, и он невольно зажмурился. Разумеется, кухня тоже оказалась пуста… А разве могло быть как-то иначе? Тем не менее, он ощутил жгучую досаду на жену и ее нелепые детские страхи.

«Черт знает что выдумывает, — подумал он. — Спать только не дает».

Выключив свет, он вернулся в комнату, сел на заскрипевшее супружеское ложе, скинул тапки, стараясь при этом произвести побольше шума. Татьяна напряженно сопела, затаившись под одеялом.

— Ну что там… Вить? — робко спросила она из темноты.

— Что «что»? — злобно отозвался Виктор. — Ничего, конечно! А ты чего ждала? Что я там кого-то встречу?

Жена не ответила. Виктор улегся, накрылся одеялом, уставился в потолок раскрытыми глазами.

На сердце было мерзко и обидно.

— Витенька, милый, ну, не сердись, пожалуйста! — Татьяна чуть не плакала. — Ну вот дура я у тебя такая, ну что тут поделаешь?

— Да ну тебя, — Виктор отвернулся и обиженно засопел. — Спи лучше…

— Страшно мне очень, — всхлипнула Татьяна. — Нехорошо как-то…

Виктор едва не завыл от досады. Ну вот, снова началось! Пошло, поехало…

Скоро год, как они живут в этой квартире. И все бы хорошо. Но Татьяну почему-то вдруг взялись преследовать ночные кошмары. Сначала Виктор только посмеивался, да подтрунивал над супругой.

Женщины — создания мнительные! Что с них возьмешь… Переутомилась, наверное, ведь столько лет мотались по частным углам! Даже детей из-за этой проклятущей неустроенности не завели! Пройдет, все забудется. Однако время шло, а кошмары, донимавшие женщину, не только не уходили, а напротив, становились все ярче и насыщенней. Как-то ей вдруг привиделось какое-то странное существо, похожее на большого ежа, сидевшее сначала посреди комнаты и смотревшее на нее огромными желтыми глазами, а потом, когда Татьяна закричала, резко метнувшееся к стене, пробежавшее вдоль плинтуса и вдруг будто растаявшее в воздухе! Виктор тогда серьезно испугался, заподозрив, что по квартире шныряют крысы — дом ведь был далеко не новый! Однако Татьяна уверяла, что тварь не являлась крысой, и даже хвоста не имела. Виктор не слишком полагался на жену в подобных неопределенных вопросах, но хоть и облазил тщательно все углы, ничего похожего на крысиную нору не нашел… В другой раз среди ночи ей чудилось чье-то присутствие, при этом ее охватывал такой ужас, что Виктору становилось не по себе. Порой Татьяне казалось, что на нее кто-то смотрит тяжелым немигающим взглядом. И подобные случаи повторялись с пугающей регулярностью… и если раньше Виктор просто отмахивался от них, то теперь, похоже, наступала пора серьезно призадуматься.

Он повернул лицо к жене. Она была закутана в одеяло с головой, но до слуха Виктора донеслось ровное сопение. Похоже было, что Татьяна все же успокоилась и заснула. У Виктора же сон пропал напрочь. Он знал уже, что если и сможет теперь заснуть, то лишь к утру.

Досадуя на супругу, поломавшую ему сон, Виктор поднялся с постели и отправился на кухню.

Зажег светильник над семейным кухонным столом, присел к окну. Взял сигарету, задумчиво размял ее в пальцах.

За окном стояла тишина, и во мраке было видно, как с черного неба на укрытую белым ковром землю медленно и тихо опускаются крупные снежные хлопья. Стояло полное безветрие, и улица была совершенно пустынна, каковой и подобает ей быть в три часа ночи. Удивительная погода для заполярной зимы! Виктор почувствовал, как его медленно наполняет умиротворение. Он любил такую погоду, обожал этот заснеженный город, в котором прошло его детство. Здесь он жил с родителями, здесь ходил в школу… Потом уехал в Питер, поступил в институт, после окончания его служил в армии. А закончив службу, вернулся в свой родной город. Встретил и полюбил Татьяну, они поженились. Именно тогда остро встала жилищная проблема. Квартирка родителей была тесной, да и свекровь с невесткой не слишком ладили. Молодые супруги желали жить отдельно. Сначала жили у Татьяны в служебном общежитии, потом, когда Татьяна сменила работу, пришлось снимать жилье. Одновременно копили на покупку квартиры — отказывали себе во всем, каждый свободный рубль откладывали для заветной покупки. Помогли и родственники с обеих сторон, искренне пожелавшие помочь молодым супругам… Когда через несколько лет изматывающего труда и всяческих отречений скопили необходимую сумму, обратились в агентство. Но там оказалось, что собранных денег с трудом хватит на однушку, да и то — если дозанять… Пришлось копить дальше. Виктор работал на износ, Татьяна брала с работы халтуру, сидела ночами, кропая курсовые нерадивым студентам… И гигантские усилия все-таки принесли свои плоды. Девушка-агент позвонила Виктору на работу и предложила вариант: есть квартира — в старом доме, за выездом, честно сказать, в неважном состоянии… Это минусы. А вот и плюсы — третий этаж, две комнаты (хоть и смежные, но две!), и пойдет она за цену новой однушки — то есть за сумму, которой они как раз располагают! Виктор едва не запрыгал от радости!.. Преимущество плюсов над минусами представлялось вполне очевидным. В тот же день с Татьяной помчались смотреть долгожданное жилье. Когда увидели предлагаемую квартиру, радость несколько поутихла… Дом был постройки начала 60-ых годов и находился в старом районе города, на бывшей окраине, которая теперь активно застраивалась красавицами-высотками. Обычная обшарпанная пятиэтажка нелепого зеленоватого цвета — получить квартиру в таком доме лет тридцать назад было целой вехой в жизни советского труженика. Народный фольклор окрестил такие дома хрущатниками или хрущобами в честь известного государственного деятеля, который сумел-таки миллионы людей вытащить из подвалов и бараков. Теперь времена иные… Такой дом производил тягостное впечатление — особенно в компании близлежащих новостроек. Ремонта он явно не видел много лет — дверь в подъезде висела на честном слове, облезлые стены испещрены гадкими надписями и рисунками известной тематики, лестница не мылась, наверное, года три… Под стать дому оказалось и жилое помещение: дверь покосилась (открыли ее с трудом), стекла побиты, полы повыщерблены, на санузел было страшно смотреть — сантехника старая, покрытая плесенью, унитаз сворочен набок, а ванна измызгана так, будто в ней жили дикобразы… Создавалось впечатление, что прежние хозяева, съезжая отсюда, действовали по принципу «врагу ничего не оставлять! Что нельзя вывезти — уничтожить и взорвать!»

Виктор с Татьяной долго стояли посреди большой комнаты, в скорбном молчании созерцая все это убожество: так ведут себя в доме, где лежит покойник. И не мудрено: квартира оказалась совершенно убитой.

Виктор с Татьяной тоже чувствовали себя убитыми. Было такое мерзкое ощущение, что их подло обманули. Хотя никакого обмана вроде как и не было — им предложили вариант. Если не хотят — могут отказаться. Никто не неволит… Но как откажешься? Они мечтали об отдельной квартире, хотя бы однокомнатной. А тут — двухкомнатная. Да, старая. Да, замызганная! Но — их квартира! Надо только приложить голову и руки, устроить хороший ремонт — и она будет как новенькая. А если они откажутся — то другого такого случая может и не представиться.

И цены на недвижимость на месте не останутся. Они будут меняться. Легко угадать, в какую сторону… И после недолгих размышлений супруги приняли решение.

Ремонт сделали быстро — Виктор работал прорабом на стройке и задействовал самых лучших мастеров, каких только знал. Обновление квартиры влетело в копеечку — денег не осталось даже на еду. Но ведь деньги можно еще заработать! Зато квартирка сверкала теперь первозданной свежестью. Можно было жить и радоваться…

Так бы оно и вышло, да вот незадача. И года не прошло, как новая напасть — Татьяну ни с того ни с сего начали душить ночные кошмары…

Виктор докурил сигарету и бросил взгляд на часы. Господи, четвертый час! Скоро вставать уже… Надо поспать хоть немного, хоть как-нибудь! Иначе завтра… Виктор тяжко вздохнул и отправился в комнату досыпать.

После этой скверной ночи прошла неделя… Виктор старался и сам ее не вспоминать, и жену не беспокоить пустыми разговорами. Ну, приснилось супруге что-то нехорошее — с кем такого не бывает? Однако кошмар возвратился, и в куда более жесткой форме…

…Среди ночи Виктор вдруг пробудился. Приподняв голову, увидел, что жены рядом нет. Рывком поднявшись в постели, он увидел ее, сидевшую на краю кровати спиной к нему. Обхватив себя руками за плечи, Татьяна вся тряслась мелкой дрожью.

— Танюх, ты чего?!

Ответа не последовало. Виктор подскочил, как подброшенный пружиной, включил ночник и, сорвавшись с места, бросился к жене. Татьяна была страшно бледна, ее колотило так, будто она оказалась в одной ночнушке на морозе. Виктор опустился рядом с ней на колени.

— Таня! — крикнул перепуганный Виктор.

Она подняла на него широко раскрытые глаза, в которых застыл неописуемый ужас. Виктор постарался взять себя в руки.

— Танечка, милая… Что случилось, что с тобой? — спросил он как можно спокойнее.

— Там… — Татьяна кивнула в сторону прихожей. — Там … в туалете…

Виктор поднялся с колен, одним прыжком выскочил в прихожую, распахнул дверь в санузел, включил свет. Придирчиво оглядел маленькое помещение, заглянул в унитаз, осмотрел ванну…

Ничего. Он вернулся в комнату.

— Что в туалете? — спросил он. — Татьяна… в туалете что?

Женщина продолжала трястись всем телом. Виктору сделалось не по себе…

— В раковине… Ты видел?

Виктор решительно шагнул к ней, приобнял ее за плечи, с усилием поднял на ноги. Ощутив его объятия, жена стала дрожать уже не так сильно, и он это сразу почувствовал.

— Танечка, — сказал он ласково. — Пойдем со мной… Я тебе покажу наш туалет.

— Я не пойду, Витя! — прошептала Татьяна. — Там… такой ужас! Я боюсь…

— Ничего не бойся, я с тобой, — решительно сказал Виктор. — Пойдем!

— Нет!..

Виктор применил силу. Татьяна отчаянно упиралась, вырывалась из его тисков, попыталась даже укусить державшую ее руку мужа. Однако Виктор упорно тащил ее в прихожую, одновременно успокаивая ласковыми словами. Подтащив жену к туалету, он распахнул дверь.

— Вот посмотри, — сказал он. — Здесь никого и ничего нет. И бояться абсолютно нечего. Посмотри! Видишь, вот раковина! В ней тоже пусто…

Татьяна деловито заглянула в раковину, помолчала с полминуты, и вдруг спросила:

— Ты уже убрал ее, Витя?

— Убрал — что?.. — спросил Виктор.

— Руку… В раковине лежала кисть руки. Отрезанная… Ты ее убрал? И кровь смыл?

Виктор чуть заметно вздрогнул, внимательно посмотрел на жену и закричал в приступе отчаяния:

— Татьяна!.. Тебе к врачу срочно надо!!!

Однако визиты к докторам не принесли ни результатов, ни хоть какого-нибудь успокоения. Их ответы и вердикты сводились к общим фразам и благим пожеланиям. Татьяна прошла несколько обследований — слава Богу, никаких там опухолей в мозгу или иных страшных вещей у нее не обнаружили. Этому можно было бы только порадоваться, если бы не одно «но» — Татьяна плохо спала по ночам и не давала спать мужу, у нее не прекращались ночные кошмары, а вдобавок ее стали одолевать мучительные головные боли. В общем, дела обстояли весьма паршиво. Виктор совсем измучился: из-за жены все больше и больше ночей сделались для него бессонными. Он стал раздражительным, резким, осунулся, побледнел… И совсем его добило пожелание супруги, высказанное как-то вечером во время очередного приступа головной боли:

— Витя… Давай продадим квартиру…

Виктора словно огрели дубиной по голове. Вот еще удумала!

— Таня, ты думаешь, что говоришь? — негодующе воскликнул он. — Ты совсем спятила? Как это мы ее продадим? А жить мы где будем? Опять по чужим углам мотаться?

— Ну почему? У нас деньги вырученные будут… купим другую, — сказала Татьяна слабым голосом.

— Вот так просто возьмем и купим! — раздраженно заметил Виктор. — Да у нас денег не хватит, ведь цены-то на жилье росли, пока мы тут живем! Да и продавать ее замучаешься — кто польстится на хрущобу? Дело верное — останемся без угла, вот и все!

— Но я не могу здесь жить, Витя! — отчаянно вскричала Татьяна. — Ты хочешь, чтобы меня забрали в дурдом?

— Причем тут квартира? — резко возразил Виктор. — Ну скажи — причем?!

— С ней что-то не так, — сказала Татьяна. — Мне плохо здесь, разве не видишь?

— Глупости! Начиталась желтых статеек и плетешь черт знает что… Не выдумывай!

Татьяна вдруг расплакалась. Это выглядело так неожиданно, что Виктор оторопел. Он подсел к жене и приобнял ее за вздрагивающие плечи.

— Тань… Ну ты чего, Танюх… — он погладил ее по волосам. — Танечка…

— Ты меня совсем не любишь, — всхлипнула жена. — Тебе все равно, что со мной будет! Я говорю: мне здесь плохо, я тут схожу с ума! А тебе лишь бы ничего не делать!

— Танюха, ты сама себя слышишь? — с обидой отозвался Виктор. — Это я ничего не делаю? Мы с тобой столько лет угробили на съемное жилье, нашли, наконец, себе хату за приемлемую цену, ремонт какой сварганили! Конфетку из квартиры сделали! А теперь ты предлагаешь все это бросить и снова обтирать чужие углы только потому, что тебе слышатся чьи-то шаги и мерещатся отрезанные руки в раковине?! Дело не в квартире, а в тебе. Я-то тоже здесь живу, и ничего не чувствую.

— Зато я чувствую, — озлобленно заметила Татьяна. — Это ты такой толстокожий. А у меня уже сил нет терпеть весь этот ужас! Я тебя прошу как мужа, как человека: спаси меня, Витя! Не хочешь продавать квартиру — так придумай что-нибудь! Что угодно, только бы я не слышала и не видела ничего! Я еще не все тебе рассказываю…

«И слава Богу, — раздраженно подумал Виктор. — Это тебе с ума сходить можно, а мне вот недосуг».

Но когда он вновь взглянул на бледную, трясущуюся супругу, ему стало ее жалко до слез. Бедняжка… Что же она так мучается? Он нежно обнял ее, кротко поцеловал в щечку… Татьяна доверчиво прильнула к нему.

— Успокойся, милая, — сказал Виктор. — Я что-нибудь придумаю… Обещаю тебе.

Виктор честно собирался что-нибудь придумать. Мысли о продаже квартиры он вообще не допускал, гнал ее прочь. Однако надо было что-то предпринимать, что-то делать… Оставался сущий пустяк — наконец-то решить, что именно.

Как ни ломал голову Виктор, спасительного решения не приходило. Все же он был убежден, что жена его психически нездорова. Но где найти доктора, который бы действительно помог? Он спрашивал знакомых, сам ездил по клиникам, куда они с Татьяной еще не заглядывали.

Все без толку.

В лучшем случае пожимали плечами и предлагали подвезти жену: «Привозите, посмотрим…» Но в их глазах Виктор читал немой вопрос: «На кой черт ты еще сдался? И без тебя хлопот полон рот». А в худшем случае ему предлагали адрес сумасшедшего дома: «Ее там полечат, успокоят, присмотрят». Виктор устало благодарил и уходил прочь.

Между тем кошмары продолжались, вопреки робким надеждам Виктора, что все как-то образуется само собой. Он постоянно пребывал в состоянии бесконечного стресса, а сон его свелся к двух-трехчасовому беспамятству, похожему скорее на обморок, чем на сон. Вечное недосыпание наконец дало себя знать: в конце осени как-то после очередной сумасшедшей ночи Виктор провалился в глубокий сон и безнадежно проспал на работу. Организм, видимо, решил-таки взять свое (сколько же можно над ним измываться!), и Виктор не слышал ни будильника, ни телефонного трезвона — вообще ничего! Татьяна тоже спала, совершенно измученная своими видениями…

А на работе разразился скандал: машинист гусеничного крана не начинал смену, пока не получит подпись Виктора в крановом журнале. Никакие уговоры бригадиров и подрядчиков не действовали, мужик попался принципиальный и без официального разрешения должностного лица не желал лезть в кабину. Позвонили в управление. Примчался главный инженер, подписал требуемое разрешение, и когда крановщик приступил, наконец, к работе, появился и Виктор с опозданием более чем на два часа. Главный инженер налетел на него с площадной бранью, орал, матерился, топал ногами… Виктор же наблюдал истерику начальника с таким видом, словно все происходящее его никак не касалось. Казалось, он просто не слышит ни диких воплей, ни фигурной матерщины, от которых сотрясались стены штаба строительства. Он не оправдывался, не возражал, не пытался кричать в ответ. Просто стоял и слушал. Извергнув все свое негодование и не встретив никакой реакции, главный, наконец, тоже замолчал. Потом все же спросил о причине столь вопиющего опоздания. Виктор в ответ только пожал плечами.

— Чувствовал себя плохо, — выдавил он.

— Справка есть? — резко спросил главный, будто гавкнул.

— Какая справка? — вылупил глаза Виктор.

— Медицинская, мать вашу так и разэтак! — заорал начальник, снова выходя из себя.

— А-а, справка!.. — протянул Виктор так, словно ему вдруг открылся некий секрет. — Нет, такой справки нет…

Главный инженер уехал невероятно озлобленный и пообещал Виктору сегодня же издать приказ, предусматривающий оплату вынужденного простоя техники за его счет. Еще сказал, что при повторном случае подобного безобразия Виктор будет немедленно уволен. Однако Виктор и ухом не повел, будто ему было наплевать. Мало-помалу все свидетели этой безобразной сцены разошлись.

Виктор устало опустился на стул и скорбно склонил голову. Легкое покашливание заставило его вздрогнуть: оказалось, что в кабинете помимо его самого находился еще и Петр, один из субподрядчиков, с которым у Виктора помимо производственных были еще и дружеские отношения

— А, ты здесь, — рассеянно заметил Виктор. — Что хотел-то?..

— Да ничего я не хотел, Витя, — отвечал Петр. — Вопросы есть, конечно, но вижу, не до них тебе сегодня… Ишь, главный-то ваш как разорался! Я уж думал, припадок у него… Хоть врача вызывай!

Виктор в ответ только рукой махнул. Но Петр не уходил.

— Послушай, Вить, — негромко буркнул он. — Главному ты не хотел говорить, понятное дело, ну так мне хоть скажи: что с тобой стряслось? Который день смотрю — ты не в себе… Чего у тебя?

— А, ничего, — Виктор хотел улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и жалкой. — Ничего, Петро, все нормально…

— Нормально? — Петр горько усмехнулся. — Оно по тебе видно, это твое «нормально»…

— А что? — Виктор был удивлен. — Что по мне видно?

— Ты в зеркало давно смотрел? — спросил Петр мрачно. — Глянь как-нибудь… сам и увидишь!

— Ну, я зеркала с собой не таскаю, — с легким раздражением заметил Виктор. — Не девочка…

— Выглядишь ты хреново! — отозвался Петр назидательно. — Прямо скажу: крайне погано выглядишь. Странно, что ваш главный этого не видит… А впрочем, что ему? А по всему видно — болен ты. Обследовался бы, что ли, со здоровьем шутки плохи…

— Я думал, ты строитель, — хмуро отвечал Виктор. — А ты, видно, дохтур?..

— Ничего смешного, Витя, — сказал Петр серьезно. — Я ведь по-дружески спросил. Не хочешь — не говори ничего, в душу лезть не стану. Только вижу — дурно тебе, так как же не спросить — в чем беда-то?

Виктор тяжко вздохнул.

— Петь, ну что проку, если я тебе и скажу? — горько спросил он. — Тебе что, своих проблем мало?..

— Мало не мало… А вдруг чем помогу?..

Виктор растерянно замигал, не зная, что ответить. Он знал Петра давно, знал как человека с редкой особенностью — принимать чужие удачи как свои; всегда спешить на помощь тем, кто в ней нуждался… Виктор помнил, как однажды у одного из водителей прямо в день получки украли из машины только что выданную ему зарплату, и Петр тотчас же дал ему половину своей… Так что действительно, спрашивал Петр не из праздного любопытства.

— Знаешь, Петро, — сказал он безнадежно. — Сказать, что мне дурно — это как ничего не сказать.

— Ну, что случилось-то?..

— Жена у меня с ума сходит, Петя.

Петр откинулся на спинку стула, негромко спросил:

— В смысле?..

— Да вот в самом что ни на есть прямом смысле! Она уже почти спятила, а скоро и я вслед за ней спячу…

Петр некоторое время ошарашено молчал, потом хмуро сказал:

— Знаешь, Витя, давай-ка все по порядку. И подробно.

И Виктор принялся рассказывать. Неожиданно для самого себя рассказывал долго, откровенно, не упуская ни одной детали из тех, что помнил сам. Может быть, ему необходимо было выговориться, он нуждался в заинтересованном слушателе. А Петр слушать умел.

***

Когда Виктор завершил свой сбивчивый и эмоциональный рассказ, Петр некоторое время сидел молча и неподвижно, устремив взгляд в пустоту. Потом откинулся на спинку стула и протянул:

— Да-а… Плохи твои дела, дружище.

— Спасибо, приятель, — кисло отозвался Виктор. — знаешь, я как-то и сам такое подозревал.

Петр поднял голову и внимательно посмотрел на друга. Спросил:

— Значит, на докторов никакой надежды?

— Никакой… Какая к х… надежда, если даже диагноза нет.

— Ну и что думаешь делать?

— Не знаю, — угрюмо отрезал Виктор. — хоть в петлю лезь. Не могу я больше, Петро… Ей-богу, не могу. Вот приду вечером домой, а там опять нытье — продадим квартиру, давай продадим… Я ей говорю — жить-то где будем? Веришь ли, будто не слышит! А ночью… Лучше и не вспоминать, Петя… Врагу такого не пожелаю… Ну ладно, Петро! — Виктор встал из-за стола. — Вот поговорил с тобой, вроде полегче на душе стало. Жаль — не надолго… Ну, давай теперь работать. У тебя ко мне вроде как вопросы были… Пошли решать.

— Ты погоди-погоди, Витя, — торопливо осадил его Петр. — Работа не убежит. Ты лучше присядь.

Виктор с удивлением покосился на него. Петр смотрел на него снизу вверх какими-то странными глазами. В них была вроде как и просьба… и вместе с тем нечто жесткое, подчиняющее. Виктор послушно опустился на стул.

— Ну сел… Дальше что?

— Дальше… — Петр словно бы подыскивал слова. А потом заговорил просто и решительно:

— Могу дать тебе адресок, Витя. По этому адреску один человек живет…

— Какой человек? — заинтересовался Виктор.

— Необычный. Полагаю, Витя, стоит тебе взять с собой жену, да и съездить к нему.

— Да что за человек, Петя? И зачем я к нему поеду, да еще с Танькой? Знахарь, что ли, какой? Или целитель с кучей фальшивых дипломов? Если так — уволь, Петро: я в этих шарлатанов не верю и тратить на них время и деньги не буду.

— Да ты обожди, чего сразу в бутылку-то лезешь? — строго осадил его Петр. — Знахарь, целитель…

Говоришь так, будто разбираешься… Вот тебе информация к размышлению. Есть у меня дядька двоюродный, у нас в городе живет. Врачи его приговорили — рак в неоперабельной стадии. Готовься, мол, мужик — месяца три-четыре, и лапти сплетешь! Так он к этому человечку поехал, и тот его лечил! Я не знаю как — но очень жестоко лечил, какими-то жуткими способами… Дядька на все был согласен — чего уж тут, коли деревянный бушлат готовить велели! И что же? Вылечил его этот мужичок! Да так вылечил, что врачи глазам не поверили: был рак, и вот — нет рака!

— Ой, Петя… — Виктор с досады только глаза закатил. — Я таких историй с детства еще слыхал немерено! Прости меня, дружок: я понимаю, ты рад бы мне помочь, но… извини, я не в том состоянии, чтобы бредовые россказни слушать.

— Это у меня россказни?! — Петр привстал на стуле с угрожающим видом.

— Да не обижайся, Петя… знаю, ты не болтун. Но такое! Ну не бывает таких чудес, Петя!

— Послушай, это случилось не с кем-то и где-то, а с моим родственником! Я его каждую неделю вижу… Какие тут к черту россказни?

— Ну, совпадение какое-нибудь, — не сдавался Виктор. — Может, и не рак это был вовсе. Врачи — они что, не ошибаются что ли?

— Витя, рак — это не насморк, он сам по себе не проходит. И врачи, а это были хорошие врачи, подобных ошибок в диагнозах не допускают.

— Ну хорошо, рак твоему дядьке каким-то чудом вылечили, — махнул рукой Виктор, и не потому что поверил, а чтобы не разобидеть доброго Петра, — но у нас-то не рак! У нас вообще незнамо что, и с чего ты взял, что твой чудо-доктор здесь поможет?

— А по-моему, у тебя вариантов все равно нет, — спокойно сообщил Петр. — Или есть варианты?

— Да какое там, — со злостью буркнул Виктор. — Вариантов нет.

— Ну, а раз их нет… — Петр взял со стола лист бумаги из тех, что остались после вчерашнего совещания, — то вот тебе адрес… Мое дело — тебе сообщить, а ехать или нет — решай сам! Ты мужик взрослый…

Он размашисто начиркал несколько слов и толкнул листок Виктору. Тот осторожно взял его, с недоверием пробежал глазами адрес…

— Постой-постой! — невольно вырвалось у него. — поселок Три ручья… это на другом берегу залива, что ли?!

— Ты знаешь еще какой-то поселок Три Ручья? А навигация у нас по заливу круглый год, если помнишь…

— Но ведь это… — Виктор совершенно растерялся. — Это же у черта на рогах! И что там делает этот доктор?.. Кого он там лечит? Тундровых волков, что ли?

— Ну почему волков, — невозмутимо отвечал Петр. — Там же поселок, там люди живут. Да, не ближний свет, согласен. Но в пределах досягаемости. Сядете с Татьяной на катер, потом — на автобус… Люди-то ездят! Ты не первый. Дело стоит того!

— Вот уж не уверен! — воскликнул Виктор. — И вообще непонятно — чего это доктор живет в такой глуши? Почему не в городе? У него там и клиентов наверняка нет…

— Ты за него не переживай, — заметил Петр сухо. — Хватает ему клиентов. Да и не доктор он вовсе.

— Не доктор? А кто?!

— Он шаман, — спокойно ответил Петр.

У Виктора подкосились ноги, и он тяжело плюхнулся на стул.

— Нет, Петя, я не поеду…

— Ну как хочешь, — пожал плечами Петр, встал из-за стола и направился к выходу.

Целый день Виктор ходил сам не свой — почти ни с кем не разговаривал. И только в конце рабочего дня после долгих колебаний он приблизился к Петру и хмуро, сквозь зубы спросил:

— Слышь, Петь… А этому шаману… сколько бабок-то надо дать? Надеюсь, в разумных границах?..

— Не надо денег, Витя… — вздохнул в ответ Петр. — Не берет он денег — в Трех Ручьях тратить-то их не на что. Привези с собой что-нибудь из снеди. Ну, пару курочек там мороженых или кролика. Конфет шоколадных привези. Только хороших! Захвати бутылку водки… а то у них там одно пойло продают! Нормальной водки привези — купи в универсаме… смотрю, ты решил-таки ехать?

— Решил, Петро… Деваться-то все равно некуда.

* * *

День для поездки выбрали крайне неудачный: ветер валил с ног, хлестал снег вперемешку с дождем… Когда спускались к причалу по ледяному накату, Виктор тщательно оберегал закутанную в теплый платок жену: не дай бог поскользнется — костей не собрать! Он даже надеялся в глубине души, что катер не поплывет на другой берег в такую мерзкую погоду, и почему-то при одной мысли об этом чувствовал какое-то облегчение. Однако, несмотря на ветер, осадки и немалое волнение в заливе, оказалось, что катер ходил исправно, почти без задержек… Бывает же такое!

«Ну и слава богу, — решил про себя Виктор. — Съездим разок и все! Едва ли это поможет, зато совесть будет чиста».

Больше двух часов небольшой катерок отважно боролся с волнами, выматывая немногочисленным пассажирам душу. И не только оную. Поэтому, когда посудина причалила к дощатому причалу на противоположном берегу залива, Виктор уже ощутил себя почти счастливым…

Потом пришлось еще около часа дожидаться рейсового автобуса. Далее — полтора часа ехать по сырой, раздолбанной дороге, не знавшей ремонта со времен царя Гороха…

Переполненный автобус отчаянно скрипел, натужно буксовал в снежно-грязевой каше, угрожающе раскачивался, будто готовый развалиться на ходу… Хорошо хоть Татьяну, вымотанную долгим плаванием через залив, удалось сразу посадить к окну, а вот самому Виктору пришлось болтаться стоя в тесном проходе почти целый час. Только на предпоследней перед конечным пунктом остановке место возле дремавшей Татьяны освободилось, и Виктор смог присесть.

Наконец, старенький автобус, самоотверженно преодолев долгий и трудный путь, добрался до цели. Выехав на заметенный снегом «пятачок», гордо именуемый местным населением площадью, машина остановилась. Виктор глянул в окно: в полумраке топорщился покосившийся навес с прибитой облезлой табличкой и надписью: «пос. Три Ручья».

— Ну, Татьяна, вылезай — приехали! — мрачно сказал Виктор. — Пошли нашего шамана искать.

Высадив оставшихся немногих пассажиров, автобус развернулся и отъехал на другую сторону площади. Там транспорт ожидали несколько человек, желавших ехать по обратному маршруту, конечным пунктом которого служил причал на берегу залива. При мысли о том, что им с Татьяной предстоит не менее изматывающий обратный путь, Виктор чуть не завыл от тоски.

Он огляделся. Поселок, носящий столь романтическое название, состоял из единственной улицы, пролегающей между двумя рядами четырехэтажных однотипных домов. Это и не улица была даже, а скорее широкая дорога без бортов и тротуаров. Сейчас она была заметена снегом, укрывшим еще не замерзшую осеннюю грязь, но легко представлялось, во что превращалась улица по весне.

Неподалеку от автобусной остановки Виктор заметил в полумраке старое кирпичное здание, наверное, еще довоенной постройки. За ним возвышался огромный силуэт трубы. Это была котельная. Напротив нее примостился местный продуктовый магазин, в окнах которого тускло мерцал свет. «Электричество есть, значит, и электростанция где-то имеется, — подумал Виктор. — Ну, слава Богу! Я уж думал, кроме чумов ничего не увижу… А дыра — страшная! Как тут люди живут?..»

Узкая, полузанесенная снегом тропинка вела от остановки к жилым домам. Виктор решительно двинулся по ней, таща увесистую сумку с гостинцами — все, как советовал Петр. Татьяна осторожно ступала за ним, боясь оступиться.

Пришлось пройти почти всю улицу из конца в конец, чтобы добраться до нужного дома. Зашли в подъезд, тускло освещаемый полусдохшей лампочкой, поднялись на третий этаж. Над дверью, покрытой облупившейся краской, висел нужный номер… Виктор позвонил, с трудом подавляя неведомо откуда взявшуюся робость.

Дверь открыла маленькая старушка с раскосыми глазами и сухим морщинистым лицом. Ее узкие глазки смотрели на незваных гостей без удивления и любопытства, как будто соседи за спичками зашли. Виктор несмело спросил, здесь ли живет шаман. Старушка распахнула дверь пошире, без слов пропуская их в квартиру. Виктор с Татьяной вошли.

Самая обычная двухкомнатная квартира, обставленная простенькой, видавшей виды мебелью. Ничего лишнего, никакой экзотики в виде зловещих масок, звериных шкур, бубнов с бубенчиками… Виктор полагал, что в жилище шамана такие вещи непременно должны быть. Здесь не было. Да и сам хозяин ничем не походил на таинственного посредника между миром людей и миром духов: аккуратненький, совершенно седой старичок с плоским лицом, похожим на луну, приплюснутым носом и узкими глазами-щелками, из которых на гостей внимательно взирали темные колючие зрачки. И одет он был совсем не по-шамански: рубашка, домашние брюки… Все старенькое, но чистое и глаженое.

— Здрасте, — буркнул Виктор. — Мы, значит, к вам… тут адрес ваш дали… Друг мой дал…

В ответ старик протянул руку, указывая на стул.

— Садись! — сказал он неожиданно звонким голосом, и Татьяна даже вздрогнула. — И ты садись! — обратился он к ней.

Гости с облегчением присели. Виктор предупредительно пристроил у стенки сумку с подношениями, но хозяин не обратил на нее никакого внимания.

— Жена! — крикнул старик еще более звонко. — Чаю принеси!..

— Ой, да не надо бы… — отозвалась Татьяна, всегда избегавшая чаевничать у незнакомых людей. Но Виктор предостерегающе толкнул ее локтем: мол, не перечь, у них свой обычай.

— Холодно, — просто пояснил хозяин, как-то по-отечески взглянув на Татьяну. Женщина даже смутилась. Виктору вдруг сделалось тепло на душе. Старичок даже показался ему забавным и умильным. В его раскосых глазах мелькала добрая, немного плутоватая искра, а редкая белая бороденка чем-то напоминала маленькую метелку. Виктор попробовал представить его себе в меховой рогатой шапке, в шкурах, с бубном и колотушкой в руках, и едва не прыснул. И тут же поймал себя на мысли, что уже забыл, когда ему в последний раз хотелось смеяться.

Чай оказался необычным — скорее, это был настой из трав, по цвету напоминающий коньяк, а по аромату не похожий ни на что знакомое Виктору. Но после первых же глотков он почувствовал небывалый прилив энергии — будто и не было долгой изнурительной дороги… «Может, он и впрямь целитель…» — невольно подумалось Виктору.

После чаепития старик предложил гостям рассказать, что привело их к нему. Виктор рассказал — очень подробно, так же, как рассказывал Петру. Шаман слушал внимательно, не спуская прищуренных глаз с рассказчика. Когда Виктор останавливался, чтобы перевести дух, начинала говорить Татьяна, внося свои дополнения, воспоминания о собственных переживаниях и впечатлениях. Так вдвоем, помогая друг другу, довели они до конца свою мучительную повесть.

Старик долго молчал, сидя перед ними и закатив глаза, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

В какой-то момент Виктор даже испугался, что он свалится на пол. Но вот шаман будто бы очнулся, взгляд его снова сделался осмысленным.

— От меня что хочешь? — отрывисто спросил он, и Виктор вздрогнул, вновь услышав его не по годам звонкий и чистый голос.

— Ну как что?.. — нерешительно промямлил он. — Мне сказали… в общем, хочу, чтобы вы вылечили мою жену. От врачей-то проку нет…

— Здоровый твой жена! — уверенно сказал шаман. — Совсем здоровый. Лечить не надо.

— Как так не надо?! — Виктор даже привстал. — Так ведь она…

— Твой квартира плохой! — сурово произнес старик. — Очень плохой квартира… А жена здоровый. Твой жена видит…

— Что значит — плохая квартира? — почти закричал Виктор. — Что в ней плохого?..

Последнюю фразу старика Виктор просто не услышал. Но шаман будто и не замечал его возбужденного состояния.

— Злой дух в твой квартира, — просто сказал он, как будто речь шла о тараканах или клопах. — Очень сильный дух… Ты не видишь. Твой жена видит.

Виктор почувствовал, как кровь бросилась ему в голову. Ворот рубашки сдавил шею, как петлей.

Неужели он тащил жену в эту богом забытую дыру, пересекал залив под ураганным ветром, волочился на старом автобусе, тратил время, силы, деньги — и все для того лишь, чтобы услышать вот такой бессмысленный вздор?! Татьяна испуганно глянула на мужа, успокаивающе положила руку ему на плечо… Огромным волевым усилием Виктор овладел собой.

— Ну и что нам теперь делать? — спросил он как мог спокойнее.

— Уходить надо, — ответил шаман. — Меняй, продавай…

Виктору до жути захотелось ударить старика! Кулаком в его плоскую физиономию. Но он только свирепо засопел, раздувая ноздри. Татьяна попыталась взять его за руку, но Виктор раздраженно выхватил свою руку из ее ладоней. Сверля старика прожигающим взглядом, он жестко спросил:

— А еще какой-нибудь способ есть? Я не хочу уходить из квартиры. Мне там нормально.

Шаман внимательно посмотрел на него. Он, в отличие от Виктора, оставался совершенно невозмутим…

— Способ? Способ есть…

— Какой? — жадно спросил Виктор.

— Прежнюю хозяйку найди. У нее тайна… Плохая тайна, тяжкая. Никто кроме нее тайну эту не знай! Эта тайна хозяйка в себе носи. Тайну ее узнай, и зло твой квартира оставляй. Твой жена спокойно живи.

Виктор смотрел на шамана в злобном недоумении. Потом заметил не слишком вежливо.

— Я эту хозяйку в жизни ни разу не видел. И не знаю вообще, кто там раньше жил — хозяйка, а может, хозяин… Так с какой стати она мне какие-то свои тайны раскрывать станет? Мне пытать ее, что ли?..

— Ты человек недобрый, — сурово ответил старик, пристально глядя на Виктора.

— Я недобрый?! — вскричал Виктор, и Татьяна снова, в который уже раз, предупредительно сжала его руку. — С чего ты взял это, шаман?..

— Добрым стань, — невозмутимо продолжал старик. — И хозяйка тайну свою тебе открывай.

— Бред какой-то!.. — выругался Виктор.

— Тайну хозяйкину с ней разделяй, и квартира твоя злой дух уходи!

— Татьяна, пошли отсюда! — Виктор решительно поднялся со стула. — Хватит здесь сидеть, хрень всякую про тайны и про духов слушать!..

* * *

— Ну, Петя… Спасибо тебе, друг сердечный! Благодаря тебе я хоть знаю, что это за дыра такая — Три Ручья! Ума только не приложу, откуда такое красивое название у этого жопного поселка!

— Так ты ездил? — хмуро спросил Петр, с опаской косясь на друга, ибо ернический тон Виктора не предвещал ничего хорошего.

— Ездил, Петро, ездил. Поболтал с этим твоим… чертовым шаманом!

— И что?..

— А ничего, Петя, ничего, милый… — было видно, что Виктор крайне раздосадован. — Ну там, даром потраченное время, расходы всякие, дорога эта изнурительно-дурацкая, вдобавок Татьяна простыла на этом чертовом катере… В общем, если этих пустяков не считать, нормально все! Подумаешь!..

— Ты толком-то скажи, что тебе посоветовал шаман! — Петр был вполне серьезен. — К нему ни зря, ни попусту никто еще не ездил, а ты тут клоуна из себя корчишь…

Виктор смачно выругался, а потом кратко изложил другу результат своей поездки. Петр выслушал внимательно, потом хмуро заметил:

— Сделай, как сказал тебе шаман…

— Чего сделать-то? — вскинулся Виктор. — С квартиры съехать? Мне и без шамана Татьяна все мозги уже проела: «Давай продадим, давай продадим…» За этим, что ли, я через залив таскался? Для этого мешок продуктов возил?.. Да черт с ними, продуктами, водку вот жаль, лучше бы сам выпил.

— А ты не жалей. Выпьешь еще, — усмехнулся Петр. — Старик-то тебе конкретно сказал: прежнюю хозяйку найди, тайну ее узнай! Чего тут непонятного?

— Слушай, Петро, ты надо мной издеваешься, что ли? Какая к чертям собачьим хозяйка? Где я буду ее искать? Тайну узнавать? Кто я ей, Петя? Родственник? Друг сердечный? Исповедник? Приду и скажу — а ну-ка, тетка, открывай мне свою тайну! А она мне — ой, миленький, я давно тебя жду, вот тебе моя тайна! За бесплатно! Как ты все это себе представляешь? Посмеялся надо мной твой проклятый шаман, и все! Да еще нахамил мне за мои же деньги!

— Это как же? — удивился Петр.

— Сказал мне, что человек я недобрый… Представляешь? Вот пердун старый!..

— Ты, Витя, не возмущайся, а подумай лучше: вдруг старик прав? — заметил Петр. — Может, и беды твои все от этого происходят?

Виктор смерил друга уничтожающим взглядом.

— Еще раз тебе спасибо, Петя. Не ожидал от тебя… Ты вот только не поучал бы меня, а сам попробовал бы этак месячишка два-три по ночам не спать. И не просто не спать, а смотреть, как твоя жена с ума сходит! И понимать, что ты ничего сделать не можешь! Ничего! А я погляжу, как там у тебя с добротой будет… Нормально?

Петр приобнял расстроенного друга за плечи и сочувственно сказал:

— Ладно, ты не ершись… Давай мы с тобой вот что сделаем. Прежде всего, тетку эту надо найти. Как? А вот как: у моей сестры есть муж, а его мамаша работает в отделе милиции Октябрьского района. Я сестренку попрошу, она со свекровью потолкует, а уж та… Тетка обязательная и дотошная. Поищет она, кто там жил в твоей квартире, и куда именно этот человек съехал. Видимо, это женщина одинокая, раз шаман сказал про хозяйку. Мы ее найдем, а уж потом ты с нею встретишься, посмотришь, может, дело-то выеденного яйца не стоит! Вдруг она алкашка какая — поставишь ей пузырь, она тебе все как на духу и выложит! Знаешь, я вот сердцем чую — так оно и есть! Вот и будет тебе твоя тайна… А ты уж и лапки кверху! Нельзя же так, Витя…

Виктор усмехнулся уже совсем благодушно… Затем сказал виновато:

— Да, Петя… ты настоящий друг. И чего ради ты со мной только возишься?

— Ладно, нечего слюни распускать — неровен час, расплачусь. Ты лучше адрес своей квартиры говори. Я записываю…

На поиски адреса неизвестной хозяйки квартиры ушло больше месяца. Странно, однако после визита супругов к шаману в положении Татьяны наступило облегчение. Первые ночи после вояжа в забытый богом поселок прошли на удивление спокойно. Татьяна спала сном младенца, лишь изредка что-то бормоча во сне. Правда, сам Виктор нормально спать все равно не мог — караулил жену. Любой ее всхрап, сонный вскрик мгновенно выводил его из состояния тревожной дремы. Он вскакивал на постели, подолгу сидел, тщательно прислушиваясь к ее дыханию, потом, видя, что Татьяна спит, ложился снова. И хотя полноценным такой сон назвать было нельзя, все же это было много лучше, нежели те кошмарные ночи, когда Татьяна кричала от ужаса, а Виктор ни на минуту не мог сомкнуть глаз.

Постепенно сон Татьяны становился спокойнее, и вот наступили ночи, когда Виктор мог поспать часов пять-шесть, практически не просыпаясь. Для него это была давно забытая роскошь…

— Танюш, ты во сне что-нибудь видишь? — спросил ее как-то Виктор за завтраком. Сидя напротив жены, он отметил про себя, что, несмотря на видимое отсутствие кошмаров, жена выглядела неважно — так, будто и не спала ночь.

— Вижу, Витя, — отвечала она, механически пережевывая бутерброд.

— А что видишь?

— Не помню… — Татьяна отвечала как-то отрешенно, но в глазах ее Виктор видел леденящий душу страх. И Виктор понял: ничего не закончилось, как он уже хотел надеяться… Неведомое зло затаилось рядом с ними, а может, даже внутри них, и словно выжидало момент, чтобы нанести удар — коварный, внезапный, предательский… Виктор обреченно вздохнул: в последнее время Татьяна все больше молчала, не заводила разговоров о продаже квартиры, но Виктора именно эта ее апатия пугала больше всего. Иногда ему казалось, что рядом с ним не прежняя Татьяна, а только пустая оболочка, и ему становилось по-настоящему страшно.

Наступила зима — как всегда резко и неожиданно.

Зима пришла настоящая — с буранами, метелями, морозами. В считанные дни намело сугробы, дороги и тропы покрылись наледью… И вот в один из таких бурных и снежных дней, когда невольно возникает ощущение, что зима пришла навечно, Петр, придя утром на работу, вручил Виктору листок с начирканными на нем буквами и цифрами.

— Вот, Витя… — сказал он просто. — Здесь фамилия, имя и адрес.

Виктор жадно ухватился за бумажку. Поможет или не поможет, но это была последняя надежда. Видеть, как день ото дня угасает жена, больше не было сил. Виктор решил, что доведет дело до конца, сделает то, что сказал шаман, а там — как бог даст. Не поможет — будет продавать эту чертову квартиру. Если, конечно, ее вообще кто-нибудь купит.

— Ты бы не мешкал, Витя, — мягко заметил Петр. — Вот в ближайший выходной и навести эту милую женщину. Поговори с ней, присмотрись… Ну, чего ты на листок-то вылупился, того и гляди, дыру в нем прожжешь! Через залив пилить уже не надо, улица Карла Маркса… это в городе. Правда, не знаю, где, уж не обессудь!

— Да вот смотрю, Петя, и вижу — имя и фамилия мне знакомы, — отозвался Виктор. — Раиса… К-ва. Интересно… Одна Раиса К-ва, знаешь ли, в школе в одном классе со мной училась.

— Да ну? — слегка удивился Петр. — Одноклассница, значит?

— Ну да… Если это она, конечно. Мало ли в городе Раис… Да и фамилия не слишком редкая.

— Действительно… — согласился Петр. — Думаю, у нас в городе и области женщин с такими именем и фамилией наберется человек сорок, а то и больше. Ну, а если и вправду подружка твоя… Наверное, это неплохо: быстрее найдешь общий язык!

— А может, и нет, — вздохнул Петр задумчиво.

— Может, и нет, — согласился Петр. — Ну, гадать давай не будем! Фамилия есть, адрес есть. Я свое дело сделал. А теперь — ты делай свое…

Улица Карла Маркса оказалась расположенной хоть и в черте города, однако пролегала на далекой окраине, проще сказать — у черта на рогах. Виктор долго трясся на одном автобусе, шедшем из его района в центр, потом пересел на другой, едущий из центра на окраины… И на нем тащился еще целую вечность. Водитель и не думал объявлять остановки, всю дорогу молчал как рыба.

— Простите, мне нужна улица Карла Маркса, — обратился Виктор к пожилой женщине. — Не подскажете, где мне выходить?..

— Ой, милок, еще не скоро, — живо откликнулась та. — Остановок пять, шесть. Как увидишь — универсам, так и выходи! А там спросишь.

Виктор поблагодарил, а про себя выругался. За окном мелькали в основном деревянные дома еще довоенной постройки, сараи какие-то, старые заборы… Такая картина оптимизма не внушала.

«Хорошо хоть, универсам есть, а не сельпо», — хмуро подумал Виктор.

Однако, когда он вышел из автобуса, настроение его совсем испортилось. Универсам-то и вправду был, и вполне современный, но до искомой улицы надо было еще идти и идти. А в том направлении, куда его послали, виднелась огромная гора, густо усеянная убогими домишками и заснеженными дворами. Ему пришлось еще дважды спрашивать, где же находится улица основоположника марксизма, пока он, по колено утопая в снегу, не остановился, наконец, возле потрескавшегося деревянного столба ЛЭП, на котором был криво приколочен кусок ржавого листового железа с надписью, утверждавшей, что это и есть нужная ему улица.

Виктор осторожно пошел вперед по улице, а вернее, по узкой стежке, протоптанной в глубоком снегу. Возле одного двора он увидел колодец и возле него — старушку, достававшую ведро.

— Скажите, пожалуйста, — обратился к ней Виктор, — где тут дом шестнадцать?

— А вон там, сынок! — охотно ответила бабушка. — Пройдешь дальше, увидишь магазин. А за ним через два дома и будет тебе дом шестнадцать…

«Вот черт, еще надо тащиться, — недовольно подумал Виктор. — А насчет магазина интересно! И откуда здесь магазин?.. А еще интереснее — как в него завозят товар! Уж не на вертолете ли?»

Скоро он добрался и до магазина, представлявшего собой такой же деревянный дом, как и прочие на этой улице, только габаритами побольше. Над входной дверью из больших деревянных букв была набрана надпись «ПРОДУКТЫ». Но так как буква К из вывески выпала и валялась внизу, наполовину утонув в сугробе, то получилось некое издевательски ехидное слово — «ПРОДУ… ТЫ».

А вот и дом шестнадцать — на это указывал железный кругляш, приколоченный к потемневшему забору. Судя по его неприглядному виду, этот указатель висел здесь лет сорок, не меньше. Виктор остановился перед забором, до половины своей высоты заваленным снегом, и поискал в нем глазами что-нибудь похожее на вход. Забор непрерывно тянулся до следующего дома, и все же Виктор углядел в нем нечто среднее между дверным проемом и собачьей дырой, в котором виднелась плохо подогнанная калитка. То, что это вход во двор, можно было определить и по кое-как расчищенной площадке перед проемом.

Постояв немного и безуспешно поломав голову над тем, с какими словами обратится он к хозяйке, Виктор глубоко вздохнул и открыл покосившуюся дверь, благо даже простая щеколда на столбе отсутствовала. Потревоженная калитка пронзительно завизжала проржавевшими петлями, заставив непрошеного гостя содрогнуться от испуга. Тем не менее, Виктор перешагнул неструганное бревно, выполнявшее роль порога, и очутился во дворе. Старательно прикрыв за собой калитку, он огляделся.

С первого взгляда было ясно, что двор является общим сразу для двух домов, чьи крыльца выходили на него с обеих сторон. Обширная площадь между крыльцами и домами была занесена снегом, из которого местами торчали какие-то бочки, обломки досок и всякий хлам. В глубине двора виднелся старый сарай с крышей, готовой вот-вот проломиться под тяжестью снежного покрова. Отсутствие хозяйской руки здесь просто бросалось в глаза.

Сразу от калитки вели две тропки: одна направо, другая налево, и обе заканчивались каждая у своего крыльца. «Прямо как в сказке, — подумал Виктор. — Направо пойдешь — богатому быть, налево пойдешь — женатому быть… А прямо пойдешь — убитому быть! Да уж… Богатства здесь точно не найти. Жену — тоже вряд ли. А вот убитому быть… — Он бросил взгляд на сарай, занесенный снегом и все более утопающий в сумерках. — Похоже, убить здесь могут легко, главное — закопают, и никакая милиция не найдет! Но, — усмехнулся он своим мыслям, — прямо у нас тропинки нет, только нетронутый снег… Выходит, будем живы!»

Он, как мог, пытался поднять себе настроение, которое у него стремительно портилось.

Все, что он видел вокруг себя, действовало на психику весьма угнетающе. Однако делать было нечего: явился, так надо выполнять то, чего ради пришел. И Виктор отправился по левой тропинке, ведущей к дому номер шестнадцать.

Старый дом с замшелыми бревенчатыми стенами и провалившимся в землю крыльцом стоял темен и неприветлив. В маленьких покосившихся окошках сгущался мрак. Впечатление было таково, будто здесь давно уже никто не живет. «Вот ведь зараза! — с крайней досадой подумал Виктор. — Да этой тетки, похоже, тут и в помине нет!..»

Вдруг громко хлопнула дверь соседнего дома.

— Эй-эй! А вы, простите, к кому?

Виктор невольно вздрогнул и обернулся. На крыльце дома напротив стояла крепкая женщина средних лет, укутанная в теплый платок. Голос у нее был звонкий и требовательный.

— Извините, я… — промолвил Виктор, застигнутый врасплох. — Мне нужна Раиса К-ва… Она здесь проживает?

— Здесь! — с вызовом ответила тетка. — А вы, мил-человек, кто будете?

— Я к ней по делу… — уклончиво отвечал Виктор. — А она-то сама дома, не знаете?

— Нет ее дома, — не слишком любезно сказала женщина. — А вы откуда? Из милиции?

— Я что, неужто на мента похож? — искренне удивился Виктор. — Или к ней милиция то и дело наведывается?..

— А шут вас разберет, на кого ты там похож, — проворчала соседка. — Раиса вернется, мне надо ей сказать — кто и зачем к ней приходил? Как-никак, одним двором живем…

— Да не волнуйтесь вы, худа ей не сделаю, — сказал Виктор. — И я не из милиции. Но у меня дело очень серьезное и личное к ней… Вы уж извините.

Соседка была явно заинтригована таким ответом и взглянула на Виктора с критическим интересом. А он между тем продолжал:

— Скажите лучше, пожалуйста, когда мне прийти, чтобы ее застать? И с ней поговорить, и вас не беспокоить…

— А я не знаю, милый… Она обычно дома сидит, как сыч, днями не выходит, а то возьмет, да и пропадет куда-то. Женщина она одинокая, нелюдимая, ни с кем не общается, когда уходит, мне не докладывает…

— А уехать никуда не могла? — с тревогой спросил Виктор.

— Да бог с тобою! — махнула рукой женщина. — Сегодня была дома, как штык! Пришел бы с утречка, точно застал бы…

Виктор чуть не застонал от досады. Ведь собирался же, собирался встать пораньше, поехать… Нет же, проспал: как-никак выходной! Вот и результат: день потрачен зря. Ну, что ж теперь поделаешь! Винить некого, кроме себя…

Он уже направился было к выходу со двора, как вдруг снова жутко завизжала открываемая калитка, и во двор шагнула женщина в полушубке и пуховом платке. При виде вошедшей соседка радостно воскликнула:

— О! А вот, мил-человек, это она и есть, Раиса-то!.. Вернулась! — и дальше, обращаясь уже к женщине: — Григорьевна!.. Глянь-ка, к тебе мужичок пришел!.. По делу, говорит…

Слово «мужичок» в ее произношении прозвучало довольно двусмысленно, и это не понравилось Виктору. Он подумал, что соседка явно не из тех людей, которые умеют держать язык за зубами.

Видимо, Раиса была того же мнения, ибо она хмуро взглянула на женщину и сказала недовольным и глуховатым голосом:

— Ну, и чего орешь-то, ненормальная? Какой еще мужичок?

— А вот он, погляди…

Раиса повернулась к Виктору, в упор глянула на него. И у того сладостно и больно сжалось сердце: это была Она! За прошедшие годы она, конечно, немало изменилась, но нельзя было забыть эти глаза — такие большие, серые со стальным отливом… только много лет назад в них была какая-то искорка, частица волшебного огня, от которой мальчишка Витька просто сходил с ума, а сейчас… Сейчас в них не было ничего, только серая, холодная пустота.

— Чего там глядеть, — угрюмо буркнула Раиса. — Я гостей не звала…

И она двинулась по тропке к своему дому, прямо на Виктора, как будто его тут и не было вообще.

Ему следовало посторониться, иначе она просто отпихнула бы его в сугроб: женщина была выше его ростом и крупней. Но он оставался на месте, пристально глядя ей в лицо. Женщина остановилась перед ним. Глаза их встретились. Он отметил, как заострился ее некогда точеный нос с очаровательной горбинкой, как посерело и осунулось лицо, на котором в былые годы появлялись такие очаровательные ямочки, стоило ей только улыбнуться… Но по всему было видно, что улыбка уже давно не появлялась на этом бледном, постаревшем лице.

— Ну, и чего стал? — откровенно грубо спросила женщина. — Дай пройти.

— Рая!.. Ты меня не узнаешь? Я же Витя С-ин… Помнишь? Мы с тобой в одном классе учились, почти два года за одной партой сидели…

Серые глаза Раисы оставались пустыми и отсутствующими, словно их сковал вековой холод.

— Ну учились, ну сидели… — пробурчала она. — И дальше что?

Виктор только сейчас заметил, что голос женщины временами как-то подозрительно «плывет», а затем уловил характерный тяжкий дух, волна которого окатила его, как только Раиса придвинулась к нему достаточно близко. «Черт побери, — подумал он с щемящей тоской, — да ведь она с глубокой похмелюги, как хроник-алкаш… Эх, Раиса… Что же ты над собой сделала!»

— Да ничего, — сказал он упавшим голосом. — Ничего… Поговорить с тобой мне надо.

— Поговорить? А ты что — принес с собой?.. — в глазах женщины мелькнул нездоровый интерес.

— Да нет, не принес, — угрюмо ответил Виктор. — Я хотел только…

— А если не принес, какого х… тогда приперся? Пошшел отсюда!..

И она так решительно двинулась на него, что ему невольно пришлось шагнуть в сторону, прямо в снег, в котором он сразу утонул по колено. Женщина прошла мимо, словно небольшой танк, толкнув Виктора плечом и даже не оглянувшись. Он с тоской в глазах наблюдал, как она поднялась на скрипнувшее крыльцо, отперла ключом свой дом и мгновенно скрылась из виду, злобно хлопнув забухшей дверью.

Виктор выбрался на тропу, отряхнул с брюк снег. Лицо его было сумрачным, как, впрочем, и его настроение. Соседке, похоже, стало его жалко.

— А ты, мил-человек, не особо переживай! — бодро сказала она. — Райка, она такая — гостей не любит. К ней-то раньше из милиции все таскались, чего-то выспрашивали, вынюхивали… Потом перестали ходить — как отрезало! Вот она с тех пор и не любит, когда к ней ходят… Все одна и одна.

В голосе ее явно прозвучало скрытое сочувствие. Судя по всему, тетка была незлая…

— Так ведь я не из милиции! — с обидой сказал Виктор. — И не чужой даже. Одноклассники мы с нею, и она меня признала вроде… Могла бы хоть приличия ради в дом позвать.

— Признала — не признала, — вздохнула соседка. — Сам заметил, поди, что выпивши она…

Виктор повернулся к женщине лицом, а к Раисиному дому спиной. Спросил как бы невзначай:

— А вас-то, простите, как величать?

— Да Полиной всю жизнь величают!

— А скажите, Полина… Раиса-то часто за воротник закладывает?

— Да чего греха таить, — сокрушенно вздохнула Полина. — Не так, чтобы очень часто… но и не сказать, чтобы редко…

— Ясно, — мрачно отозвался Виктор. — Ну, а трезвой ее застать вообще можно?

— Можно-можно! Ты не смотри, мил-человек, что она такая! — Полина вдруг резко оживилась. — Она баба-то добрая, отзывчивая, работящая! Только вот камень у нее на душе… жаль ее!

— Ну, ее отзывчивость я только что видел, — горько усмехнулся Виктор. — А что еще за камень? Вы о чем?..

— А про то лишь она одна, да сам Господь ведает, — назидательно сказала соседка. А затем добавила, понизив голос: — Только я-то не слепая, вижу — душа ее не на месте. Гнетет и давит ее что-то… Потому-то и милиция к ней ходила! Потому-то и в рюмку то и дело смотрит… И людей оттого же сторонится! Ей мужика бы хорошего! Доброго да любящего, глядишь, и наладилось бы все …

«Ишь, всем вам мужики нужны — добрые, да любящие, — озлобленно подумал Виктор. — меньше бы водку хлестали — был бы вам и мужик подходящий, и семья была бы… А то все кругом виноваты, только вы одни бедные да несчастные», а вслух спросил:

— А что, мужа у нее никогда не было?

— Ой, не знаю, милый, вот уж не знаю! Никогда про свово мужа не говорила — был, не был ли…

— Полина, и последний вопрос, — сказал Виктор. — Раиса где-то работает? Я к чему спрашиваю: может, к ней лучше на работу прийти? Ведь, как я понимаю, в основном она после работы бухлом-то заправляется?..

Женщина взглянула на него с некоторым осуждением. Взгляд ее будто говорил: «Сами-то мужики — пьете без удержу, и всегда вам причина на то есть, а нам, бабам, выходит, нельзя?..»

— А вот и не угадал, — сказала она спокойно. — Это на работу Раиса часто ходит поддавши… А дома больше трезвая.

— И не гонят ее с работы за появление в нетрезвом виде? — невольно улыбнулся Виктор.

— Да бог с тобой! Она работает сразу в двух местах: в магазине погрузчицей, и еще на станции! У нас тут станция неподалеку есть… Вот она там уголек по вагонам ведрами разносит. Да кто ж ее с такой работы погонит-то? Где еще на такую работу охотников найти? Да за гроши эти… Она как-то приболела, и на работу не пошла. Так замначальника станции домой к ней явился: выручай, мол, Григорьевна, уголек-то разнести некому! Она-то тетка здоровая: как схватит сразу два полных ведра, и потащила по насыпи! Мужики глазеют, да только ахают. Там, где Райка одна справляется, трое мужиков зараз нужны — во как! — в голосе Полины послышалась гордость: дескать, знай наших! — Ну, а она, как уголь таскать идет, стакан непременно пропустит, мне, грит, так сподручнее. А начальство на то глаза закрывает — ведь пуще нее никто не работает!..

Чем больше рассказывала Полина, тем мрачнее становился Виктор. Тем невыполнимее представлялась поставленная перед ним задача… Хотя разве кто-то обещал, что будет легко?..

— Ну, спасибо, Полина! — хмуро сказал Виктор. — И послушайте. Я приду опять и, наверное, не раз. У меня к соседке вашей очень серьезное дело. Очень сложное и секретное. Вы понимаете?.. Никаких слухов вокруг моих хождений быть не должно. Это не тот случай, когда можно языком трепать. Поэтому убедительно прошу — помалкивайте. И с Раисой обо мне не заговаривайте. Ей не понравилось, что я пришел — пусть подзабудет о моем появлении, ясно?.. А вот это вам… за молчание.

Виктор сунул в карман Полининой душегрейки смятую сотенную купюру.

— Да ты что… — слабо ахнула Полина, но карман свой трогать не стала.

Виктор вышел за калитку и направился по заснеженной улице обратно. Отойдя немного, оглянулся на мрачный, утопавший в снегу Раисин дом. Несмотря на сгустившийся сумрак, свет ни в одном окне не горел. Было такое чувство, что женщина стоит у окна в темном доме и смотрит ему вслед. А может, просто световой блик мелькнул на темном гладком стекле?..

***

Домой Виктор вернулся совсем затемно и в самых расстроенных чувствах. Хорошо еще, что в квартире он был один: вконец измученную Татьяну он отправил на полтора месяца к родителям, так что была надежда, что за время ее отсутствия ему удастся хотя бы выспаться. Помимо сна и повседневной работы Виктор планировал еще непременное решение той задачи, что нарезал ему шаман: найти бывшую хозяйку квартиры и каким-либо образом узнать ее тайну, имеющую прямое отношение к творящейся в квартире чертовщине. Первую часть этой задачи выполнить удалось, к тому же выбывшая из квартиры собственница оказалась его бывшей одноклассницей.

А вот как решить вторую часть? Как сделать, чтобы одноклассница поведала ему, что же происходило в этой несчастной квартире до того, как они с Татьяной приобрели ее? Что может побудить Раису к такой откровенности, если она фактически сразу послала его ко всем чертям, да еще если она постоянно пребывает в нетрезвом состоянии? Виктор не мог себе представить, как он может повлиять на свою одноклассницу. Ясно только, что в квартире творилось что-то нехорошее. Виктор вспомнил, в каком состоянии им передалось их нынешнее жилище. Ужас… Что тут Райка делала, чем она тут занималась — одному черту, наверное, известно. Может, наркоту варила? Ванна-то какая была — насилу отмыли! Неспроста же соседка Полина говорит, что милиция к ней то и дело шастала? А он теперь хочет, чтобы Раиска ему взяла бы и про все это сама рассказала? Да что ж она — полная дура, что ли? За такие дела ей изрядный срок светит, а она станет ему рассказывать?

При одной этой мысли Виктору едва не стало плохо. Проклятье! Скорее всего, так оно и было! А это значит одно: сколько бы он ни бился, его бывшая одноклассница ничего ему не скажет. Хоть умри…

А кроме всего этого — Виктор не верил. Он ни на грош не верил шаману, которого так расхваливал ему добродушный и легковерный Петр. Какие-то злые духи в квартире — вздор и мракобесие!

Нехорошая квартира, хранящая некую тайну — страшилки для детей, дремучее средневековье! Виктор никогда не принимал всерьез подобные россказни. Правда, шаман каким-то образом сразу определил, что бывшей хозяйкой квартиры была одинокая женщина… Ну и что? Просто угадал, и все! Вот если бы он предвидел, что ею окажется Викторова одноклассница! Тогда еще было бы, над чем подумать… А так — ерунда! Чушь собачья…

А коли так, то и нет никакой связи между кошмарами, изводящими его жену, и некой пресловутой тайной, хранимой бывшей хозяйкой квартиры. Татьянины кошмары суть следствие ее расстроенной психики. И если врачи не могут найти причину — значит, никудышные врачи! И даже если Раиса каким-то чудом поведает ему эту тайну — Татьяне от этого лучше не станет.

Ну и чего ради тогда мучиться, зачем понапрасну изнурять себя, таскаться на городскую окраину — для того лишь, чтобы уговаривать, упрашивать, умолять свою бывшую одноклассницу, женщину, ставшую ему давным-давно чужой, а к тому же медленно, но неуклонно спивающуюся? Ведь она даже на порог не пожелала его пустить! Для чего ему ходить к ней, набиваться на разговоры, терпеть от нее унижения?.. Результата все равно не будет. Только потратит время и нервы. Так не разумнее ли будет плюнуть на все это дело и никогда о нем не вспоминать?

Обуреваемый всеми этими тяжелыми мыслями, Виктор завалился спать. Заснуть не мог долго, ворочался, стонал в полудреме. Когда же сон все же пришел к нему, Виктор провалился в него, как в черную яму…

Утром в понедельник на работе Петр сразу спросил его при встрече:

— Ну что? Ездил по адресу?

— Ездил, Петя…

— И?..

— Ну… Ты как в воду глядел, дружок. Женщина одинокая. Пьющая. Необщительная…

— И точно твоя одноклассница?

Виктор с досадой мотнул головой.

— Нет… — он и сам не понял, зачем солгал. Но Петр не стал развивать эту тему, видимо, не придавая ей особого значения. Он спросил, что Виктор намерен дальше делать. И тут Виктора словно прорвало. Он принялся подробно и с жаром излагать Петру свой взгляд на проблему. Он выложил ему все, о чем так мучительно размышлял накануне вечером. И все казалось таким стройным и логичным… Петр слушал, не перебивая, ведь слушать он умел… Когда же Виктор наконец закончил свой страстный монолог, Петр угрюмо спросил:

— Так я не понял… Ты что же, решил все дело свернуть и забыть?

— Не вижу смысла копать дальше, Петя. И так все ясно.

— Что тебе ясно-то?

— Тетка варила в квартире какое-то зелье, всю ванну изгадила. Ядовитые пары впитались в стены, в полы, потолки… Дрянь въелась так сильно, что и ремонт до конца не помог. Татьяна женщина чувствительная, пары на нее подействовали, отсюда у нее и глюки. Ну, а я покрепче, вот ничего и не чувствую особенного… Сам подумай, в таких своих делах тетка никогда не признается. Вот и вся ее тайна! Просто, как пареная репа…

— Я смотрю, ты специалист, Витя… А если Татьяна отравлена парами, как ты говоришь, чего ж тогда при обследовании следов отравления у ней не обнаружили? Всех врачей ведь обошли!

— Значит, такие врачи! — со злобой выкрикнул Виктор.

— Ты не нервничай, спокойнее, — заметил Петр. — Ладно, врачи плохие. А шаман тоже врет?

— Ох, шаман!.. Ну о чем ты говоришь, Петя! Двадцатый век заканчивается… какой к черту шаман? Естественно, врет как сивый мерин твой шаман… шарлатан и мракобес! С ним давно все ясно…

— Да нет, Виктор, — серьезно сказал Петр. — Этот шаман не врет. А врешь ты, причем врешь самому себе. Пары, зелье… Это ты сам придумал. А Татьяна приедет — ты ей так и скажешь? А квартиру что — продавать будешь? Если ни себя, ни жену не жалко, хоть о других людях подумай — ведь кто-то в эту квартиру после тебя въедет, тоже мучиться будет…

— А мне плевать! Я мучился, пусть теперь и другие мучаются… Я квартиру продавать не хотел и не хочу.

— Зря ты так, Витя, — с сожалением сказал Петр. — Зря… Решать тебе, конечно, но вот мой дружеский совет: ты ходил к шаману — он сказал, что тебе делать. Вот и сделай! Добросовестно! До конца. Если хочешь, конечно, своей жене помочь и самому себе заодно…

* * *

Через неделю Виктор снова стоял на заваленной снегом улице Карла Маркса перед домом номер шестнадцать. На этот раз у него с собой была сумка с кое-какой снедью и бутылка дорогой водки.

Если бы его спросили, зачем он все же снова явился сюда, если совершенно не верит в успех своего предприятия, он, наверное, затруднился бы с ответом. Пришел он со странным и смешанным чувством… Возможно, все-таки надеялся… На чудо! Что Раиса ему все расскажет о его квартире, и Татьянины кошмары сами собой прекратятся. У нас люди при всем своем неверии в чудесное умудряются при этом всю жизнь надеяться на чудо. Но Виктор все же был не из таких людей. И пришел он не за чудом, а скорее потому, что неделю спустя ему страстно захотелось увидеть Раису. Увидеть ее — пусть даже такую, так сильно изменившуюся, — но увидеть Ее! Ибо для него она была не просто одноклассницей. Она была его первой любовью… и осознал он это лишь спустя несколько лет после окончания школы, когда мало-мальски серьезно узнал жизнь, узнал людей. Как часто он мучился при мысли о том, что после школы они расстались так просто, так бездумно… Даже не прощаясь. А впрочем, даже школьного романа между ними не было. Было только сумасшедшее безудержное обожание… с его стороны. А с ее?.. Пожалуй, ничего не было. Скорее, она просто позволяла ему робко боготворить себя, и все. Но и этого ему хватало, чтобы чувствовать себя счастливым. Каждый день, собираясь в школу, он приходил в восторг, что сегодня снова увидит ее. Как он любил ее глаза, которые бывали такими разными: то синими-синими, как ледниковые озера весной, а то — становились серо-стальными, будто заснеженные зимние поля!.. А еще любил ее волосы, удивительные пшеничные волосы с пепельным отливом, ее вечно спадавшую на лоб густую челку и длинную толстую косу, которую она заплетала всегда с какой-то особой элегантной небрежностью, присущей одной только ей. Он обожал ее руки — красивые, крупные, ее длинные гибкие пальцы… Он так любил украдкой смотреть на них, мысленно покрывать их робкими, полудетскими поцелуями! Сделать такое в реале он просто не осмелился бы. Раиска была выше всех в классе ростом и всех сильней. Не только девчонок, но и мальчишек! Они это знали и уважали ее не только за ее силу, но и за то, что силой своей она никогда не кичилась. Но если кто-то начинал заноситься и хулиганить, ей довольно было просто крикнуть на шалуна, и все вставало на свои места. Поэтому, наверное, все годы обучения ее бессменно выбирали классным старостой…

Сколько с той поры воды утекло! Виктор не чаял когда-нибудь увидеть Раю… Только вспоминал ее часто — восторженно, мучительно, страстно… И вдруг — такая вот странная неожиданная встреча! Что за дикие зигзаги способна порой выписывать жизнь!..

И теперь Виктор, идя на встречу с этой изломанной невзгодами, спивающейся женщиной, в которой почти ничего не осталось от прежней Раисы, все равно чувствовал себя так, будто вновь прикасался к самому сокровенному в своей безрадостной судьбе… И возможно — к самому главному.

Он с бьющимся сердцем приоткрыл ужасающе скрипящую калитку и, переступив порог-бревно, сразу же услышал скрип снега под быстрыми шагами. Обернулся — к нему спешила Полина.

— Здравствуй, мил-человек!.. Ты уж не серчай, имени с прошлого раза не упомнила!

— Здравствуйте, Полина. А зовут меня Виктор. Вы, конечно, не забыли мою просьбу?

— Нет-нет, как же можно!.. Помню, милый, помню… Я никому. Ни-ни! А пришла сказать: дома Райка-то! Дома… И трезвая. С утра во двор трижды выходила, будто ждала. Так что ступай, милок, решай свое дело, бог тебе в помощь!..

Виктор поблагодарил, усмехаясь про себя: стоило денежку дать, и вот уже тетка ковром стелется! И можно не сомневаться — языком чесать не будет, ибо ждет — а вдруг чужак еще даст? Так что тут все нормально. А вот как с Раисой обходиться — Виктор так и не придумал. Надо потолковать с ней, посмотреть-прикинуть, с какого боку к ней лучше подобраться… Осторожно, ненавязчиво…

Раиса сразу вышла на крыльцо, как только он приблизился к ступеням. Наверное, в окно его увидела. Стала перед своей дверью — высокая, крупная, одетая в платок и потертый полушубок. Серые большие глаза смотрели холодно и сурово.

— Здравствуй, Раиса… — смущенно произнес Виктор.

— Здравствуй, — хмуро ответила женщина. — Опять пришел?

— Вот, пришел… и бутылочку принес, — криво улыбнулся Виктор, чувствуя себя последним идиотом.

— Ну, заходи в дом, коли принес, — просто сказала Раиса, поворачиваясь к нему спиной и открывая дверь. — Да быстрее заходи, чтобы холоду не напускать!

Она сказала, как скомандовала. И Виктор вспомнил приказной тон своей классной старосты, так волновавший его когда-то. Сердце отозвалось на воспоминание сладкой болью.

Они вошли в сени. Раиса сняла платок с головы. Скинула полушубок. Виктор стоял посреди тесного помещения, нелепо озираясь и не выпуская из руки увесистой сумки.

— Ну, и чего стоишь столбом? — спросила Раиса. — Пришел — так раздевайся, мой руки, в комнату проходи…

Виктор послушно снял меховую куртку, повесил в сенях на крючок. Умывальник оказался допотопный: емкость с соском внизу. Поднимаешь сосок снизу, и водичка льется на руки. Если, конечно заранее в емкость воду из ведра залить…

В комнате оказалось убрано и вполне чисто — Виктор подспудно боялся, что увидит нечто подобное тому, что они с Татьяной застали в брошенной Раисой квартире. На окошках — белые занавески. На полу — пара ковровых дорожек. На столе — домотканая скатерка. Старая мебель, явно довоенного еще производства. Под потолком — тканевой абажур, из тех, что запомнились Виктору с далекого детства — цветочки, бахрома… В углу — икона с худым и суровым ликом какого-то святого, потемневшая от времени и явно перешедшая по наследству, как, впрочем, и все остальное. Ну что же… Старомодно, как-то даже патриархально, однако вполне уютно.

Виктор жадно всматривался в Раису, тщательно избегая при этом прямых взглядов. Перемены, происшедшие в ее облике, не могли не удручать… Глаза ее давно утратили ту васильковую синеву, что когда-то так влекла и вдохновляла его, теперь они постоянно имели цвет зимнего поля в пасмурный день. Исчезли и чудесные пшенично-пепельные волосы. Теперь Раиса стриглась коротко, и ее короткая бесхитростная прическа отливала каким-то серо-желтоватым оттенком. С немалым удивлением Виктор заметил, что и фигура, и даже телосложение его давней любви весьма изменились: перед ним была высокая сухопарая женщина, довольно узкоплечая, с четко обозначенными ключицами и невыразительной грудью… Виктор почувствовал горькое разочарование. Ну что же делать — жизнь есть жизнь, а годы отнюдь не украшают, особенно когда несут с собой сплошные невзгоды…

Он извлек из сумки и выставил на стол принесенную водку и снедь. Раиса тем временем пошла на кухню и принесла оттуда соленые огурчики, селедку пряного посола, какой-то дешевый сыр. На стол собрали за несколько минут и сели друг против друга. Виктор открыл бутылку и налил водку в два граненых стакана.

— Ну что ж, — нерешительно произнес он. — Давай выпьем… за встречу, что ли…

Женщина не ответила, а только поднесла свой стакан к его стакану, чтобы чокнуться.

Выпили.

Заедая водку соленым огурцом, Виктор горько подумал о том, что, нередко вспоминая о своей первой школьной любви, никогда бы не подумал, что их встреча будет вот такой…

Водка была добротная, качественная, и по башке ударила хоть и крепко, но скованность и растерянность сняла почти сразу. Виктор заметил живые огоньки, появившиеся в Раисиных глазах. Дальше-то что делать?.. Но тут Раиса сама завладела инициативой.

Она отставила от себя опорожненный стакан и уставилась на Виктора тяжким и пристальным взглядом.

— Ты кто хоть будешь-то? — вдруг спросила Раиса. — Снова сыщик, что ли?..

Виктор чуть не подавился куском селедки.

— Рай, да ты чего?.. Я же одноклассник твой, Виктор С-ин! А что, к тебе сыщики ходят? С какой стати? Чего им у тебя искать?

Он задал вопрос неспроста — а вдруг женщина сразу и расколется? Однако не тут-то было…

— Ишь ты! Любопытный какой… — сказала Раиса, и Виктор невольно вздрогнул — она произнесла эту фразу с той же интонацией, с какой говорила ее в школе, когда они вместе, бывало, дурачились, сидя за одной партой! — Раньше ходили сыщики, а теперь вот не ходят! Знать тебе про то незачем. Так-то… одноклассник…

— Послушай, неужели ты меня совсем не помнишь?

Раиса вроде бы внимательнее вгляделась в него. Виктор попытался шутливо приосаниться, хотя ему было совсем не до шуток: впору волком выть! Раиса с минуту изучала глазами его лицо, потом небрежно махнула рукой:

— Нет … Не помню…

Ее крупная рука после отмашки осталась на столе, опираясь локтем на скатерть. Перед лицом Виктора непринужденно повисли длинные пальцы… Когда-то эти пальцы восхищали юного Виктора своей гибкостью и красотой… Теперь они были узловатые, натруженные, тяжелые. Крупные ногти имели по краям черные прерывистые полоски от въевшегося под них угля… От них можно было бы избавиться, укоротив ногти до подушечек пальцев, но женщина делать этого, похоже, не желала, и ее ногти производили устрашающее впечатление, особенно если мелькали прямо перед глазами.

— Ну ладно, — Раиса откинулась на спинку заскрипевшего под ней стула. — Чего сиднем сидишь? Наливай!..

Поколебавшись, Виктор молча налил водку в стаканы. Он вдруг поймал себя на мысли, что не в силах противоречить ей… Совсем как тогда, в далекие школьные годы.

— За что пьем? — спросил он, почти умоляюще глядя в ее серые мутнеющие глаза.

— А ни за что, — хмуро ответила Раиса. — Просто пьем… И все!

Они снова выпили, и водка показалась Виктору куда более горькой, чем в первый раз. В голове зашумело, но разгоряченный алкогольными парами мозг работал, казалось, еще напряженнее, чем раньше. И вдруг его осенило…

— Раиса! — почти выкрикнул он.

— М… м?.. — отозвалась она с набитым ртом.

— А хочешь, я тебе все напомню! И ты точно меня вспомнишь!

Раиса пожала плечами, словно бы говоря: «Валяй, напоминай… мне как-то по барабану».

— У тебя школьные фотографии есть? Ну, выпускные? — интригующим тоном спросил Виктор.

— Фотографии? — Раиса нахмурила лоб, сдвинула брови. Похоже было, она много лет никаких фотографий в глаза не видела. — Да знаешь, были где-то… — она повернулась в сторону старого массивного комода. Раиса вдруг отложила вилку, поднялась из-за стола и выдвинула наружу взвизгнувший ящик. Судя по звуку, производимому движением ящика в пазах, его открывали очень давно. Раиса порылась в пыльных бумагах, извлекла какую-то папку и положила ее на стол, сама же снова присела. Раскрыв папку, она стала перебирать старые фото, и Виктор со своего места почти сразу увидел большую фотографию, правда, не выпускную, а сделанную после окончания начальной школы…

— Вот! Вот… — радостно воскликнул он. — У меня ведь такая тоже есть!

Он вскочил и, обогнув стол, стал за Раисиным плечом. Наклонившись к ее уху, он вместе с ней вгляделся в милые и незабываемые лица. Виктор помнил их всех — и по фамилиям, и по именам…

— Вот это кто? — Виктор показал пальцем на крупную девочку в последнем, верхнем ряду, справа и слева от которой стояли по два мальчика. Над челкой у девочки был большой белый бант, а макушка ее возвышалась над всеми.

— Это? — как-то напряженно спросила Раиса. — Ну, я это…

— Правильно! — воскликнул Виктор ободряюще, будто говорил с ребенком. — А вот это? — и он показал теперь на шустроглазого мальчугана во втором ряду слева.

— Это?.. — протянула Раиса слегка озадаченно. — Н… не знаю…

— Ну, Рай! Ну-ка, посмотри на меня! — он слегка отстранился, давая ей возможность себя рассмотреть получше, но женщина лишь скользнула по его лицу равнодушным взглядом.

— Это ты, что ли?.. — буркнула она неуверенно.

— Я, конечно, Рая! Ну, разве не видно!.. А еще фотографии есть?

— Не знаю… вот тебе папка, смотри сам.

Виктор поворошил содержимое папки и вынул еще одно фото — на сей раз это был снимок их класса после окончания школы. Здесь уже все ребята были взрослые, а еще каждый был сфотографирован отдельно, и каждый фотопортрет помещен в индивидуальный овал, под которым указывались имя и фамилия. Виктор как завороженный смотрел на Раино изображение, а потом, словно очнувшись, положил снимок перед ней.

— Вот посмотри, — сказал он грустно. — Может, сама меня найдешь?..

Раиса склонила голову над фотографией. Виктор смотрел через ее плечо, и вдруг невольно обратил внимание на ее сильную, точеную шею… потом на плечо — мосластое и несколько угловатое, но ощутимо источающее некую теплую силу. Перед ним вдруг предстала она — прежняя Раиса, из другой жизни, той, которая давно закончилась без следа. У него слегка закружилась голова, а на глаза навернулись слезы…

— Нашла, — вдруг коротко сообщила Раиса. — Вот это ты.

И она провела длинным и твердым ногтем по его изображению на снимке. Острый как нож, ноготь оставил на гладкой поверхности фото неровную царапинку, пересекающую его лицо.

— Ну, это просто, — безрадостно заметил Виктор. — Здесь подписано: «С-ин Виктор».

— Нет, ты правда мало изменился! — вдруг сказала она. — Я и без подписи узнала… Это ты!

«Зато ты очень сильно изменилась! — с горечью подумал Виктор. — Сама даже не представляешь».

Она повернула к нему лицо и вдруг улыбнулась… это была очень скупая, едва заметная улыбка, чуть тронувшая ее тонкие губы. Но при этом на щеках у нее очень слабо обозначились две малюсенькие ямочки, едва-едва заметные… Будто далекий прообраз тех очаровательных ямочек, что появлялись на щеках Раи-школьницы всякий раз, когда она улыбалась… Или это только показалось Виктору, пребывающему в плену воспоминаний?..

— Ну, давай, — сказала Раиса, решительно закрывая папку. — Наливай, выпьем!

— Рая, а может…

— Наливай! — она хлопнула тяжелой ладонью по столу так, что пустые стаканы подскочили.

Виктор со вздохом разлил остатки по стаканам, и они выпили снова без тоста. Виктор молча опустился на свой стул. Хозяйка поставила на стол локти, сплела свои длинные пальцы и положила на них подбородок. Ее мутно-серые глаза непонимающе уставились на пустую бутылку. Виктор, перехватив ее взгляд, протянул руку, взял емкость за горлышко и поставил ее под стол.

— А еще не принес? — спросила Раиса.

— Нет, — сухо ответил Виктор.

— А ты два пузыря не мог захватить? Одного-то мало! — почти выкрикнула она.

— А я к тебе вообще-то пришел не затем, чтобы водку пить…

— Да?.. — блуждающие глаза женщины выразили что-то похожее на изумление. — Ах, да… Ты вроде как поговорить хотел… Мы поговорили?..

«Надо же, — со злобой подумал Виктор. — Еще что-то помнит… Значит, не все мозги пропила».

А вслух сказал:

— Знаешь, Раиса… У меня к тебе очень серьезный разговор. Такие вещи с пьяных глаз не обсуждают. Давай поговорим в следующий раз… Без бутылки. А сейчас я пойду…

— А… ну, как хочешь… Ступай себе.

Виктор почувствовал себя так, будто его попросту выставляют за дверь. Он никак не мог принять тот вполне очевидный факт, что Раиса из его класса и Раиса нынешняя имеют между собой ничтожно мало общего. И если для той Раисы из прошлого он представлял хоть какой-то интерес (пусть даже и весьма неопределенный, полудетский), то для Раисы сегодняшней он был пустым местом, и весь ее интерес сводился к возможности накачаться халявной водки. И ему страстно захотелось уйти, уйти немедленно и навсегда забыть дорогу в эту занесенную снегом покосившуюся избу. Он поднялся со стула:

— Ну, я пошел…

— Валяй, — равнодушно отозвалась она. Когда Виктор вышел в сени и принялся одеваться, Раиса крикнула ему вслед:

— Ты вот что… как тебя… этот… Виктор! Знаешь, ты ко мне без пузыря не приходи, понял? Просто так, всухую, я с тобой лясы точить не буду… Одноклассник нашелся!.. Шляетесь тут!

— Понял, — угрюмо отвечал Виктор. Раздосадованный и обозленный, он вышел во мрак зимнего снежного вечера и, не оглядываясь, быстро пошел со двора. Раиса даже не встала из-за стола, чтобы проводить гостя. Похоже, правила приличия были не для нее. «Черта с два я к тебе еще вернусь — оно мне надо? Только расстраиваться попусту, нервы выматывать и время впустую тратить. Все равно проку от тебя никакого, пьянь чертова, все твои тайны в стакане, так что пропади оно все пропадом!..»

Он брел по этой проклятущей улице Карла Маркса, и ему дозарезу хотелось набить кому-нибудь морду. Холодный порывистый ветер хлестал его по пылающему лицу пригоршнями жесткого колючего снега, словно издевался. Злоба душила так, что трудно было вздохнуть. Он вдруг вспомнил слова шамана: «Ты человек недобрый! Добрым стань!» Это к тому, что если добрым станешь, то бывшая хозяйка тайну свою откроет… Вот же придурок старый! Чертов шарлатан, реликт из средневековья! Вот кому Виктор с удовольствием набил бы его плутоватую, морщинистую рожу! Чтобы мало не показалось, да чтобы знал, каково добрых людей в соблазн вводить, да лапшу им по ушам развешивать! Да и Петя тоже хорош — дернул же черт его послушаться! Советчик хренов…

Всю обратную дорогу ему люто не везло: пришлось автобуса дожидаться едва ли не час, стоя на пронизывающем ветру. А когда чертова колымага все же пришла, Виктор в нее еле втиснулся. Такая же хрень случилась и в центре — сорок пять минут ожидания, потом тряска в переполненном автобусе… Как будто всему городу понадобилось именно в этот день куда-то ехать, и в одно время с ним, а автопарк как назло подвижной состав — взял и зажал. Домой добрался только к ночи — жутко вымотанный, голодный, злой…

Виктор долго сидел на кухне и не мог заставить себя отправиться в постель. Как хорошо дома — тихо, спокойно, уютно, тепло… И никаких кошмаров. Нет Татьяны — и видений нет. Никаких там злых духов, о которых толковал ему шаман, проклятый абориген, на старости лет выживший из ума. И вот эту квартиру — взять и продать только из-за того, что Татьяне что-то мерещится? После стольких мучений, мытарств, трудов? Ну уж нет! Виктора снова охватила злость. Перебьется Татьяна. Дурь это все, раз врачи ничего не находят. Бабья дурь… И где гарантия, что, перебравшись на другую квартиру, они не столкнутся с той же проблемой? А тогда что делать?.. следующую квартиру искать? Он злобно усмехнулся. Абсурдность ситуации просто лезла в глаза. Злые духи… Тайна… Тьфу-ты! Ну как он мог, взрослый человек, повестись на подобные россказни? Как мог?

Виктор сокрушенно покачал головой. Просто вымотала его Татьяна своими кошмарами. Извела настолько, что он готов был поверить в самый дикий вздор, лишь бы избавиться от бессонья, вечного нервного напряжения, бесконечной тревоги… А вот побыл он дома полторы недели — один, в тишине, в покое… и этого хватило, чтобы он выспался, отдохнул. Пришел в себя и стал смотреть на происходящее здраво. Нет, к черту всех этих шаманов и дружков-советчиков! К черту! Надо убедить Татьяну лечиться. Может, надо в больницу лечь, пройти какой-нибудь курс…

Ну а что с Раисой, с ее тайной? Если даже и есть тайна, к видениям Татьяны она не имеет отношения, он давно это понял. А вот она сама… Виктор взглянул в окно, где виднелась пустая ночная улица, да тускло мерцал одинокий фонарь на столбе. Тишина… Покой! Он и не думал раньше, что можно просто вот так — наслаждаться покоем! И вдруг подумалось: ему вот сейчас так хорошо дома! А каково ей? Он представил себе, как Раиса сидит сейчас одна в пустом доме, на этой богом забытой городской окраине… Что она делает? О чем думает? Виктора охватил ужас, и волна нежданно нахлынувшего сострадания вдруг охватила его. Виктор даже изумился: он никогда не переживал столь глубокого и трепетного чувства. Как ей должно быть страшно! И безумно одиноко…

Он невольно вскочил со стула, заметался по кухне… Ему вдруг захотелось немедля одеться и пуститься через весь город обратно, прямиком на улицу Карла Маркса, в дом 16… Невзирая на снег, на ураганный, тоскливо воющий ветер, ночной мрак… Он с трудом прогнал этот сумасшедший порыв. Его бросило в жар… «Кажется, я спятил… — подумал Виктор. — Откуда все это?.. Надо спать, скорее спать!» И когда он ложился, то отчетливо ощутил, что от злобы, досады и обиды на Раису не осталось и следа. Было только невероятное, томительное, мучительное желание…

* * *

И он стал мотаться на улицу Карла Маркса через день-два. При этом пожелание (или требование?) хозяйки выполнялось неукоснительно. Виктор покупал бутылку и через весь город ехал к Раисе. Там он наливал водку в стаканы, но сам демонстративно не пил, всем своим видом показывая, что спиртное возит исключительно для нее. Сам же вел разговоры ни о чем, а точнее — пускался в воспоминания о школьных годах, о бывших школьных товарищах, об учителях… Иногда случалось, что его разговоры будили и в памяти женщины ответные воспоминания, и она увлекалась ими, а порой добавляла некие детали в рассказ Виктора. В такие минуты она становилась будто бы той прежней, дорогой его сердцу Раисой, и ради таких мгновений стоило ездить к ней домой, чтобы хоть на какой-то миг окунуться в благодатную атмосферу самых волнующих дней его жизни…

Постепенно ему стало казаться, что она даже радуется его приезду, пусть и весьма сдержанно. Самое отрадное было в том, что радовалась она именно ему, а не бутылке, привезенной им с собой.

Конечно, радость эта была столь незаметна, что увидеть ее кроме Виктора никто не сумел бы. А однажды во время пятого или шестого его визита Раиса вдруг спросила:

— Я вот думаю все… чего это ты ко мне все ездишь и ездишь? Далеко ведь мотаться-то?

— Далеко, — сухо заметил Виктор, чувствуя, как внутри его все напряглось. Раиса испытующе смотрела на него, и взгляд ее был весьма осмысленным. Такое случалось совсем не часто…

Виктор лихорадочно соображал, что ему ответить. Неожиданно в голове возникла мысль о том, насколько важно именно сейчас начать с бывшей одноклассницей самый главный разговор. Он уже и не вспоминал о квартирной тайне, а тут будто кто толкнул его — мол, говори! Время… Между тем, Раиса продолжила развитие затронутой темы:

— Вроде поговорить хотел… Не во вспоминалки ведь играть приезжаешь? И не водку пить со мной?.. А может, — она понизила голос, как будто кто-то еще мог ее услышать. — Может, ждешь, что я ноги для тебя раздвину? Ну, так я тебе не дам, так что не надейся…

— Рая, ну что ты… — растерянно отозвался Виктор. — Честно сказать, не до того мне…

— Да? — Раиса ернически усмехнулась. — Значит, здорово тебя приперло! Вы-то, мужики, знамо, зачем к одиноким бабам ходите, у вас, кобелей, одно на уме! А у тебя, выходит, что-то другое?

— Другое, Раиса, совсем другое, — буркнул Виктор, чувствуя, что краснеет. — Давай поговорим. Только, пожалуйста, не пей больше. Разговор слишком серьезный…

— Ну, ты меня совсем заинтриговал! — воскликнула Раиса. — Ладно. Пить не буду… Садись вот за стол и рассказывай.

Виктор сел напротив хозяйки и начал говорить, стараясь отводить глаза.

— Дело в том, Рая… В общем, я со своей женой уже почти три года живу в твоей бывшей квартире… Ну, то есть, где ты раньше жила…

Он вдруг почувствовал, как Раиса сразу напряглась, глаза ее стали будто свинцовыми.

— Ах, вон оно что!.. — задумчиво протянула она.

— Что? — исподлобья глянул на нее Виктор.

— Да нет… ничего! Ты дальше говори, говори…

И Виктор принялся говорить. Рассказывал подробно, самозабвенно. Про то, как они с Татьяной мечтали о своем жилье, как нашли наконец квартиру, сколько сил вложили в ремонт… Ну и какой потом начался кошмар в этой квартире. Рассказал про бесконечные визиты к врачам, не давшие результатов, про бессонные ночи, про поездку к шаману, и про то, что он велел сделать для избавления…

— Вот стал я бывшую хозяйку искать, а это оказалась ты… — сказал он смущенно.

— Ну, а от меня-то ты чего хочешь? — угрюмо спросила Раиса.

— Рая… Умоляю тебя… расскажи, что там стряслось в твоей квартире. Знаешь, не верю я этому шаману, и в злых духов на волос не верю! Бред это все… Но пойми меня, бога ради… Жить-то просто невозможно, а никто не может помочь! Врачи все только руками разводят… Жена просто на глазах загибается, и я вместе с ней загибаюсь. А тут шаман этот… Вот я и думаю: а вдруг-таки не врет шаман? А вдруг и вправду толк будет? Поверь, Рая: я никогда не лез бы тебе в душу, но… что делать-то? Это так ужасно — каждый день видеть, как близкий человек с ума сходит!

— Любишь жену-то? — вдруг спросила Раиса. Виктор поколебался, но ответил виновато:

— Как же не любить? На то и жена…

— А в злых духов… не веришь?

— Нет.

— А почему?

— Ну, Рая, не знаю… Вздор это все! Выдумки и суеверие…

— Да, нас так учили, — согласилась Раиса. — А я вот верю… Я их видела, и много раз!

Виктор невольно усмехнулся:

— Раюш, милая… Да как же можно видеть дух? Он же — бесплотный! Если бы ты в них не верила, они бы и не беспокоили тебя…

— Да? — горько усмехнулась Раиса. — Дурак ты, Виктор. По-твоему выходит — если ты не веришь, что в нашей тундре водятся волки, то можешь смело идти один в тундру, и волки тебя не тронут?

— Ну, волки… Волки — это другое. Они живут с нами в одном мире.

— А кто тебе сказал, что из мира духов нельзя проникнуть в наш мир?.. Проникнуть и напасть?

Виктор не ответил. Он с трепетом ждал ее ответа. Его только удивило, что Раиса вообще способна рассуждать на такие темы. По его мнению, ее ничто не интересовало, кроме выпивки. И вдруг такое!

— Рая… Расскажи мне, пожалуйста! Богом клянусь — что бы там у тебя ни произошло, я никому… В общем — могила! Ни слова, никому и никогда! Обещаю…

Раиса пропустила мимо ушей его страстную клятву. Сама она вся как-то ссутулилась, сгорбилась, как будто постарела сразу еще лет на десять. Молчание длилось долго.

— Жалко мне твою жену, Виктор, — сказала вдруг женщина. — Да и тебя жалко. Бесы тебя мучают!.. Ты и впрямь думаешь, если я тебе расскажу, твоей Татьяне это поможет?

— Честно говорю, Рая: не верится мне в такое! Но мне больше ничего не остается… А вдруг да поможет! С отчаяния к тебе пришел — говорю как на духу! Поможешь — молиться за тебя всю жизнь стану, хоть и неверующий я вроде. Выгонишь — ну значит, не судьба… Ты ведь мне ничего не должна.

Раиса снова долго молчала, потом сказала хмуро, глядя в стол:

— Ты вот что, Виктор… Ты сейчас уходи, ладно? Я должна одна остаться, подумать мне надо. Приходи, ну, скажем, в субботу… Тогда и поговорим… А сейчас — уходи.

И Виктор ушел…

Вернулся он, как и было велено ему, в субботу. Раиса встретила его на крыльце в накинутом на плечи полушубке. Полина, наблюдавшая из окна за гостем, в очередной раз навестившим соседку, по-доброму вздохнула:

— Эка повезло Раиске! Хороший мужик повадился, может, и выйдет что-нибудь путное! А говорил хитрец: дело у меня к ней важное, дело! Дела-то небось за раз-два решаются, а тут, глядишь, чуть ли не каждый божий день — он к ней во двор! Ну да пусть — может, Райка-то еще порадуется, баба-то ведь пока молодая…

Раиса завела гостя в дом, посадила к столу. Однако ни выпивки, ни закуски в этот раз не было. Вместо этого она достала пачку сигарет, молча затянулась. При этом лицо ее показалось Виктору особенно бледным и осунувшимся. Он молча ждал, настороженно глядя на женщину.

— Сначала говорить ничего не хотела, — сказала Раиса, глядя куда-то в угол. — А потом подумала: мне-то как-то все равно уже, а тебе вдруг поможет! И жена твоя перестанет мучиться. Решила рассказать. Да и в себе уже таскать тяжесть эту невмоготу, хоть с кем-то поделиться… Ты вроде как самый подходящий…

Она запнулась, и Виктор осторожно вставил слово:

— Говори, Рая… Пожалуйста! Я внимательно слушаю…

— Ко мне эта квартира от родителей перешла, — начала рассказывать Раиса. — Когда папа с мамой умерли, я в ней одна осталась… Так и жила себе, работала. Была замужем, развелась, ну… это к делу не относится. Пожила я там одна несколько лет, а потом мужик ко мне прибился. Видный такой. Симпатичный… Евгением звали. В общем, влюбилась я… Думала, семья у меня будет. Ну, там — муж, дети, квартира — все, как положено. Только Женька мой как-то совсем по-другому на семью смотрел. Он сам приезжий был, не помню, откуда. В общем, ни прописки не было, ничего. И работать не хотел. Я одна пахала, нас обоих кормила-одевала, готовила-стирала, а ему хоть бы что. Жил у меня паразитом, и его устраивало. Я ему говорила: давай поженимся, я тебя как мужа пропишу, пойдешь тогда — на работу устроишься… Так нет же! Не хотел… Мало того, бухать начал… ну, на мои же деньги, понятное дело. Мучилась я, маялась с ним — все без толку. Совесть, сволочь, совсем потерял… а если по-честному, так видно, и не было ее у него никогда. Я и ругалась, и уговаривала, и просила — а он все больше хужел. Я все чаще думала — ну как я, дура этакая, могла полюбить паразита такого бессовестного?.. Все, что ему нужно было — крыша над головой, да бессловесная баба под боком — и все!

Раиса замолчала, словно ей не хватало воздуха. Она снова жадно затянулась и выпустила целое облако дыма. Виктор тихонько сказал:

— Прости, Раюш, я понимаю, тебе тяжело… Но все-таки… Дальше-то что было?

Раиса вперила в него жесткий взгляд своих серо-свинцовых глаз.

— Дальше-то? — усмехнулась она. — Дальше было просто: порешила я его… и все!

— То есть как «порешила»? — опешил Виктор. — Как понять?..

— Ты дурак, что ли, совсем? — сурово спросила Раиса. — Убила я его! Теперь понял?..

— Понял… — промямлил Виктор, совсем оторопев.

— Дальше слушать будешь? — угрюмо спросила Раиса.

— Конечно, Рая… — Виктор понял, что второй случай не представится, и решил вытянуть из женщины все, что возможно… — Я слушаю тебя, слушаю…

— Дело так было, — вновь заговорила Раиса, избегая глядеть на Виктора. — Сидели мы как-то за ужином. И эта сволочь начала мне выговаривать, мол, кормлю я его не очень разнообразно! Тут меня такая злоба взяла — да еще под пьяную руку разговор-то зашел… Ну, слово за слово — поссорились мы. У меня терпение лопнуло! Я ему и говорю: все, хватит! Забирай свои шмотки и — вон! Чтобы сегодня, сейчас уже духу твоего не было! А он… бутылку схватил, да хвать ее об стол! И с «розочкой» — да на меня! Зарежу, сука! — орет… Я сперва отшатнулась, растерялась даже. А он — ну чисто зверь! Да не просто зверь — бешеный! Я его таким никогда и не видела… «Розочкой» своей махал-махал, чуть горло мне не развалил! Насилу увернулась… А тут нож мне под руку подвернулся — схватила я его и ударила! Себя при этом не помнила… Опомнилась уже после, когда он бездыханный на полу валялся, и кровища лужей растеклась…

Раиса снова жадно затянулась сигаретой. Виктор подавленно молчал.

— А как опомнилась, перепугалась до смерти! — продолжала Раиса, пуская из ноздрей клубы дыма. — Ну что теперь делать? Идти в милицию сдаваться? Посадят ведь, лет этак с десяток огребешь… За эту сволочь. Так обидно стало — просто сил нет! И тут мне как шепнул кто: чего, мол, испугалась? Женька-то мужик бесхозный — ни прописки, ни работы, ни родных. А мне он кто? Да никто — приживалец, паразит чертов… Кому он нужен, кто его хватится-то? Нигде он не числится, не значится. Неужто мне за него в тюрьму садиться? Ну нет! — думаю. — Надо только от мертвяка избавиться, всего и делов!

Решила так, и сразу полегчало… Пихнула Женьку ногой и говорю ему: «За то, что ты, гаденыш, жилы из меня тянул, кровушку мою пил, я тебя убила. А за то, что ты руку поднять на меня посмел, я тебя сейчас расчленять буду!» Ухватила я его за ноги и потащила в ванную. Там вывалила в ванну его, как куль… чуть не надорвалась, тяжеленный такой! Вот, думаю, сама же и откормила такого кабана! А теперь, говорю, я с тобой и обойдусь, аккурат как с тем кабаном! Раздела Женьку догола, взяла нож разделочный в руки… Ну и давай разделывать его, как мясную тушу. Отрезала голову, потом руки, затем одну ногу… Сколько раз пыталась забыть про это, а не могу — не забывается, как будто все вчера только было! А еще помню, будто бы чем больше я его расчленяла, тем его самого больше становилось — в ванне не помещался! Уже начала раскладывать куски его тела по сторонам: голову бросила в ведро, руки сложила в раковину…

Виктора неожиданно мелко затрясло — он вдруг вспомнил, как одной кошмарной ночью Татьяна «увидела» в раковине отрезанную человеческую руку… Именно после того видения он и начал систематически возить жену по врачам. Раиса заметила его нервную дрожь и едко спросила:

— Что, противно стало? Ишь, слабонервный какой… Сам просил все рассказать, вот и слушай… Ладно, опускаю подробности. В общем, порубила я его на куски, разложила по мусорным мешкам. Ванну изгадила страшно! А потом еще неделю избавлялась от кусков мертвечины. Варила суп и выливала в уборную… Кости и крупные части потихоньку вывозила за городскую окраину… Голову изуродовала до неузнаваемости (изрезала ножом все Женькино лицо!), засунула в пакет и увезла тоже за город — утопила в болоте. Вот так — был Женька, и не стало Женьки. Всю кухню потом отмыла, линолеум перестелила, вот только ванну никак не могла в порядок привесть! Уж чем только ни оттирала, какие только средства ни применяла — все не до конца! Бывало, ототрешь и отмоешь — вроде все чин-чинарем. А вечером с работы вернусь, гляжу — опять по стенкам и на дне будто бы какие-то смутные пятна, разводы темные… Снова оттирать, отмывать… И так без конца. Даже выбросить ее хотела — да новую ванну купить, но испугалась: у соседских баб глаза завидущие, так и норовят свой нос в чужие дела сунуть!.. Потом, думаю… как-нибудь.

Раиса вновь прервалась, жадно делая одну затяжку за другой. Виктор угрюмо спросил:

— И что же?.. Так никто и не хватился твоего мужика?

— Никто… Никому он не был нужен, кроме меня. Соседушки первое время посматривали косо, некоторые спрашивали: «К тебе тут вроде мужичок похаживал… жил даже у тебя. Не видать его что-то…» «Уехал», — отвечала, и все отставали. Потом в газете прочитала, через несколько месяцев уже, что школьники в поход ходили в сопки, в болоте череп нашли…

«Женька», — думаю… А потом милиция ко мне ходила, вопросы всякие задавали… ну, так! Походили и отстали… позже еще какое-то время вдруг начали ходить, когда я уже здесь жила. Спрашивали, почему я переехала, фотографии каких-то мужиков показывали — мол, не знаю ли кого. Я никого не знала, а Женьки на фотках этих не было… А потом тоже ходить перестали, а дальше и ты появился.

Раиса докурила сигарету и задавила в пепельнице окурок своими могучими длинными пальцами.

— Рая, позволь последний вопрос, ладно? — осторожно спросил Виктор.

— Ну?..

— А действительно… почему ты с квартиры съехала?

— Жить там дальше не смогла! — ответила Раиса вызывающе. — Знаешь, вроде все путем: от паразита-душемота избавилась, от милиции спряталась… Не шутки ведь, человека убила, труп расчленила и в тюрьму за это не села! Казалось бы — повезло, так и живи себе, да грех замаливай! Ан нет, Витька… оказалось все по-другому. От себя самой не спрячешься… Так мне было там тяжко, особенно по ночам! Невыносимо. Как на кухню зайду — Женька словно живой стоит. Понимаю, что нет его, а чувство такое, будто бы он рядом вот, просто я его не вижу… То жалко его становилось, так жалко, что слез не могла сдержать — сидела на кухне и, как дура последняя, ревела… Как будто и забыла уже, что ведь это он на меня с розочкой бросился, и не убей я его, так он меня бы прирезал. Умом это понимаю, а вот сердцем — никак. Я хотела даже иногда, чтобы он мне приснился. Порой как бы говорю ему: «Жень, ты хоть бы пришел ко мне во сне, рассказал бы — как ты ТАМ?» А он… Нет, не приходит! Ни разу не приснился мне… А потом стала испытывать временами страх до того жуткий, что хоть из дома беги! Особенно по ночам… Или в ванную зайду и замру на пороге, все мне кажется — сейчас подойду, а он там, в ванне лежит, на куски порубленный! Мною… Тогда-то и пить начала, да так, что не остановишь! По-черному… Вот же, надеялась, дура, что полегчает мне. И в церковь ходила, перед иконами стояла, свечки ставила… Все понапрасну… Видно, и Господь отвернулся от меня. Тогда-то и решила — квартиру продать и съехать! За любую цену, пускай почти задаром, лишь бы бежать оттуда! А тут бабушка моя старенькая помирает. Это вот ее дом, и наследников, кроме меня, нету! Вот так я здесь и оказалась… Но и тут легче не стало…

Раиса замолчала, и на сей раз Виктор понял, что рассказ ее завершен. Теперь он чувствовал себя очень странно — какая-то смесь неловкости, стыда и ужаса. Он понимал, конечно, что бывшая одноклассница ничего приятного ему не поведает, но чтобы такое!

— Ну что, одноклассник! — Раиса хлопнула по столу своей мощной ладонью. — Давай выпьем, что ли?

— Да нет, Раиса, мне, наверное, пора. Я, пожалуй, пойду…

— Конечно, пойдешь, только давай бабахнем… По одной!

— Ну, давай, если тебе от этого легче…

Выпили по стакану, и Виктор сразу же засобирался уходить. Раиса молча наблюдала за ним.

— Ты ведь, — заметила она, провожая его к двери. — В ментовку теперь пойдешь?..

— Не надо говорить глупостей. Я же сказал — никому ни-ни. Я ничего от тебя не слышал и ничего не знаю.

— Но ко мне ты уже точно не придешь!

Виктор очень внимательно посмотрел на одноклассницу. Его школьная любовь. Самая яркая, светлая… Незабвенная…

— А ты не станешь возражать, если я еще к тебе приду? — спросил он неожиданно для самого себя.

— Не стану…

И Виктор молча ушел.

* * *

Дома Виктор никак не мог успокоиться. Сидел на кухне, рассеянно курил, все думал и думал…

Эх, Раиса! Что же у тебя жизнь такая вышла горемычная? Виктор смотрел в окно, на темную, тускло освещаемую светом единственного фонаря улицу, и почему-то школьные воспоминания, тесно связанные с его школьной любовью, сегодня вставали перед ним на удивление ярко и выпукло, будто живые картины…

— Витька!.. — окликнула его Рая на перемене. Он остановился и обернулся. Нет, он не ослышался. Это и вправду была она. Она к нему обратилась! Раньше этого не было…

— Классная сказала, что с понедельника ты со мной сидеть будешь! — сообщила девочка.

— Правда?.. — спросил он, стараясь выглядеть вполне равнодушным, хотя сердце его так и затрепетало от радости.

— Правда, — подтвердила Рая. — Теперь будешь у меня в классе лучше всех, понял?..

— Понял, — промямлил Витя, провожая глазами ее рослую, крепкую девичью фигурку.

Он до конца дня не мог опомниться. А когда шел домой, солнце казалось ему ярче, весенние ручьи звонче, небо голубее, нежели вчера… Раиса оказалась отменной соседкой. Они чудесно ладили. Оба учились хорошо, и проблем с уроками не было. Иногда они дурачились или болтали, получали от учителей замечания, порой давали друг другу списывать уроки, по необходимости друг друга выгораживали… Раньше Витька ходил в школу как на отработку, теперь каждое утро бежал туда, как на праздник. Ведь в школе была она! И он вновь увидит ее… Больше года сидели они за одной партой, и это, наверное, был самый счастливый в его жизни год. Только один раз между ними возникло маленькое недоразумение. Однажды он увидел у нее на парте объемистую тетрадь в матовой обложке.

— Рай! — воскликнул Витя. — А что это у тебя? По какому предмету?

— Тебе-то что? — холодно отозвалась Рая.

— Можно посмотреть? — спросил он и, не дожидаясь ответа, дернул тетрадь. Но не успел он и приоткрыть ее, как Раиса молниеносно схватила его за руки. Ее длинные сильные пальцы намертво стиснули сразу оба его запястья так, что он оказался как в наручниках! В ту же секунду другой рукой она выхватила тетрадь из его онемевших пальцев и бросила ее в сумку. Витька невольно присмирел: его поразил ее сокрушительный натиск, и огромная сила, противиться которой было невозможно — она отняла у него тетрадку, как взрослая женщина отнимает опасную игрушку у расшалившегося ребенка…

— Не цапай того, что не твое! — сурово сказала Раиса. — А еще протянешь свои грабли без спросу, так я тебе пальцы поломаю… или вообще тебя убью!..

В тот момент он увидел очень близко ее глаза — такие большие, бездонные, синие, в глубине которых словно ощущался холодный блеск металла. И Витя понял — он никогда не посмеет взять что-либо без ее разрешения… А потом, спустя несколько дней, она призналась ему, что это был ее личный дневник, который она взяла в тот день с собой, и мальчикам в него заглядывать не полагается.

Вспоминалось Виктору и многое другое. И походы в тундру и в сопки. И веселые субботники по весне, когда они дружно, всем классом выходили на площадку перед школьным крыльцом очищать площадку от зимней наледи… Он вспомнил, как они втроем с Пашкой Чертковым и Вовкой Филипповым кололи, протыкали, колотили ломами мощный ледяной панцирь, затянувший асфальтовое покрытие, и ничего не получалось… А Раиса стала их упрекать в лени и слабосилии, и тогда кто-то из ребят ехидно посоветовал ей самой взять в руки лом. Девушка взяла — только не лом, а обычную штыковую лопату… Нескольких взмахов лопатой ей хватило, чтобы ледяной нарост оказался расколотым на куски и выброшенным вниз с откоса, в канаву, где только набирал силу весенний поток. «Вот как надо работать! — весело воскликнула разрумянившаяся староста. — Эх, вы…» Ребята так и застыли с приоткрытыми ртами. Витя, Саша и Володя только молча взирали на обнажившийся черный асфальт. Раиса вручила им слегка погнутую лопату: «Действуйте! И не смешите меня больше…» Витя тогда ощутил такой прилив гордости, что сам поразился. Какой восторг! Ведь никто не мог сравниться с ней — ни в чем не мог! В тот год они заканчивали девятый класс…

Виктор докурил и еще долго сидел, уставившись в темное окно. Ему так дороги были те далекие, бесконечно дорогие сердцу воспоминания! Он хотел помнить свою школьную любимую именно такой, какая она была тогда. Но теперь той девочки, девушки больше не было. Теперь была лютая фурия, способная легко убить и расчленить своего сожителя или любовника — черт знает, кого еще! И при мысли о том, чтобы вновь хотя бы раз прийти к ней в дом, Виктору становилось страшно…

Той ночью ему впервые приснился настоящий кошмар. Ему снилось, как здесь, в квартире, прямо у него на глазах, рослая женщина убивала ножом мужчину… А он смотрел. Он видел, как они ссорились на кухне, как мужчина размахивал битой бутылкой, а женщина схватилась за нож… Видел, как она нанесла ему единственный смертельный удар прямо в сердце, и как кровь темным потоком хлынула на стол, заливая пустые стаканы и остатки еды… Как кровавые брызги веером разлетелись по кафельным стенам, а потом медленными струйками стекали вниз… Виктор хотел бежать, однако ноги не слушались, они были будто скованы… Он оцепенел от ужаса — ему казалось, что она вот-вот обернется и увидит его, и тогда ему конец. Но женщина не оборачивалась. Она постояла над убитым, а потом нагнулась, ухватила труп за ноги и поволокла его в ванную. Она протащила свою жертву мимо Виктора, даже не повернув головы. А потом она скрылась в ванной комнате, и мертвец еще продолжал лежать прямо у Виктора перед глазами. Затем могучим рывком его втащили в ванную, и голова его звонко стукнулась лбом о плитки пола… А далее до Виктора донеслись тяжкие удары, ужасающий хруст, какое-то мерзкое хлюпанье…

Он проснулся от собственного крика. Какое-то время сидел на диване, свесив голову и мелко трясясь, будто в припадке… По лбу медленно скатывались, капая на пол, струйки холодного пота.

«Это что же… — подумал он в смятении, — теперь ЭТО и у меня началось? И каждую ночь будет так?..»

Виктор продолжал сидеть, терпеливо ожидая, когда успокоится сердцебиение. Потом он поднял голову и застыл от изумления: в приоткрытую дверь проникала полоса неяркого света.

«Что еще за черт? — подумал Виктор. — Или я забыл выключить свет в прихожей, когда ложился? А может, Татьяна приехала? Раньше срока, да еще среди ночи? Не может быть…»

Чтобы не гадать попусту, Виктор нашарил тапки, поднялся с дивана и пошел в соседнюю комнату. Войдя в нее, он в крайнем изумлении уставился на приоткрытый дверной проем, ведущий из большой проходной комнаты в прихожую. Проем был ярко освещен, однако это не был привычный электрический свет, исходящий от настенного плафона или потолочного светильника. Свет, озарявший прихожую, был каким-то матовым, подобным клубящемуся световому туману. Виктор не увидел через проем ни стены прихожей, ни пола… Только светящийся туман. Виктор постоял немного, дивясь на невиданное никогда зрелище, потом медленно пошел к проему, будто завороженный: словно неведомая сила тянула его туда. Неожиданно он почувствовал, каким плотным и вязким сделался окружающий воздух — он буквально осязал его всей кожей…

«Что происходит? — недоуменно подумал он. — Или я еще сплю?!»

Вдруг его внезапно охватил непонятный, невероятно сильный страх. Страх, пробивающий все его существо, заставляющий замереть сердце — подобного ужаса он не испытывал никогда в жизни! Виктор вдруг осознал, что в комнате он не один… Есть кто-то еще, пристально наблюдающий за ним из ночного мрака, подстерегающий, как хищник намеченную жертву. И Виктор отчетливо понял, что этот кто-то — не человек!

Он с трудом повернул голову на задеревеневшей шее. Матовый свет, проникающий в комнату из дверного проема, обозначил во мраке нечеткие очертания какой-то нелепой и уродливой фигуры. Виктор опешил — перед ним было нечто невообразимое. Какой-то чудовищный гибрид огромной кошки и костлявой гиены, и при этом в облике существа неуловимо присутствовало некое человекоподобие, и как раз это внушало ужас… Зверюга не то оскалилась, не то плотоядно улыбнулась, и Виктор отчетливо увидел острейшие треугольные зубы… Возможно, у монстра были и глаза, но их Виктор не разглядел. Мерзкая, невиданная тварь как будто соскочила с полотен средневековых мастеров, изображавших картины ада и Страшного Суда…

— Что такое… — прошептал Виктор онемевшими губами.

В ту же секунду монстр бросился на него.

* * *

Раиса достала с книжной полки старую клеенчатую тетрадь, села к столу и взяла шариковую ручку. Привычка вести дневник сохранилась у нее со школьных лет…

«27 января 199… г.

Опять сегодня слышала голос. Снова убеждал меня покончить с собой. Вот же привязался проклятый! Шепчет и шепчет: «Хочешь ведь Женьку увидеть? Знаю, хочешь… Ты не думай, он зла на тебя не держит! Ты все правильно сделала. Только не до конца! Теперь тебе самой туда же надо. Нужно только решиться! Это просто… Подумай только: раз — и нет тебя! Никаких забот о еде-питье, не надо ходить на постылую работу, не надо думать, что будет завтра! Тебя просто нет! Ты не заботишься ни о чем, не боишься ничего, никогда и ничем не болеешь… За тебя уже все решено! Ты не представляешь, как это прекрасно!» Вот так и уговаривает, заманивает… Врет ведь, сволочь! ОН никогда правду не говорит… Только вранье! Как же — так я и повелась!

А вот со здоровьем у меня и впрямь в последнее время погано. На днях меня так рвало — всю ночь не спала, все бегала — нужник пугала! И рвало-то какой-то темной дрянью, уж и не знаю чем…

А то вдруг начинает все тело ныть и болеть — как будто на мне сутки воду возили! Прямо хоть ложись и помирай! Или ни с того ни с сего начинают пальцы неметь… пошевелишь ими, согнешь-разогнешь, вроде ничего становится. Как будто задушить кого просятся! А еще несколько дней перед глазами стоял синий огонек: как проснулась поутру — так и стоит! На улицу вышла — опять мерцает перед глазами. И на работе… Вечером пришла — снова этот чертов огонек! Только ночью пропадает, а поутру — опять… По врачам походила, а они мне в один голос: «Слышь, тетка, да твоего здоровья-то на девятерых хватит! Скажи уж честно — работать надоело, на больничный хочешь? Ну, договориться можно…» Придурки чертовы… А я так думаю — это все Его проделки! Сволочь, гадина! Ух, пусть только появится мне на глаза! Убью… А чтобы я с собой покончила — Ему меня не прельстить! И не заставить! Еще чего — всякая нечисть будет мне указывать! Вот сколько мне Господом отпущено, столько и буду жить! Пусть трудно, тяжко — но буду! Всякой дряни назло буду! А тут мне Бог, кажется, и помощь прислал… Мужичок ко мне ходить стал. Чудной такой, говорит, одноклассник бывший! Виктором зовут, фамилии не упомнила. Ну, неважно… Я вообще никак его вспомнить не могла! Фотки школьные мне показывал (мои же, а я-то в них сто лет не заглядывала!), и тогда я и впрямь припоминать стала, что мы с ним за одной партой сидели! А теперь он в бывшей моей квартире с женой живет, и уж больно им там нехорошо. Вот и рассказал он мне все, как на духу! Помоги, мол, Рая! Тайну свою открой — что там случилось, ведь сладу нет, совсем замучил… Это все ОН! Думала я, думала… И решилась! Присмотрелась к нему: нет, думаю, не такой он мужик, чтоб в ментовку на меня донести! А если и донесет — ну что же… Значит, судьба! Но и в себе тайну эту проклятую таскать уже сил нет никаких. А тут есть, с кем поделиться. Неужто не помощь Божья?.. Да и жалко мне его стало — ну зачем за мои дела добрый человек мучается? И жену его жалко… каково ей, бедной? Вот и решила — сделаю доброе дело, расскажу! И рассказала… Он ушел, и глаз теперь не кажет. Оно и понятно! Кто ж к такой бабе-душегубице по доброй воле придет? Бывает, сама нет-нет, и гляну в окошко — не идут ли ко мне из милиции? Нет, никто не приходил… Не знаю, почему, но верю я ему! А на душе-то и вправду полегче стало…»

Раиса закрыла тетрадь и положила ее на полку. Сама подошла к старому бабушкиному трюмо и оглядела себя в зеркало, в котором отражалась целиком, несмотря на свой внушительный рост.

— А ведь я еще совсем не дурна! — сказала своему отражению. — Может, все-таки придешь, Витя? Хоть разочек… — уперла сильные руки в тяжелые бедра, склонила голову на точеной шее, улыбнулась себе самой лукаво: — Я тебя не прогоню!..

* * *

Татьяна вернулась домой. Выглядела она получше, чем перед отъездом — посвежела, отдохнула. Сразу после ее возвращения Виктор с ужасом ждал наступления ночи. Татьяна же была довольно спокойна и даже весела — таким обычно бывает человек, вернувшийся из отпуска. Сославшись на усталость после дороги, рано запросилась спать. Виктор, как мог, старался быть любезным и предупредительным. При этом внутри у него как будто все сжималось… Татьяна легла в постель и быстро заснула. Виктор еще посидел немного, а потом тоже отправился спать.

Всю ночь он прислушивался к ровному дыханию жены, всякий раз вздрагивая, стоило ей лишь шевельнуться или всхрапнуть. Однако Татьяна спала спокойно до самого утра! Такого не было уже много-много месяцев. Утром Виктор пошел на работу, как всегда. Он не решился спросить жену, как она спала ночью.

На работе Петр спросил его, как чувствует себя Татьяна. Виктор сдержанно ответил, что выводы пока делать рано.

— Ну, так ты разобрался с бывшей хозяйкой? — спросил Петр.

— Разобрался, — сухо ответил Виктор.

— И она тебе все рассказала? — в голосе Петра сквозило легкое удивление.

— Представь себе, да…

— Ну, ты молодец! И что же там стряслось, в этой квартире?

— Прости, Петя: я, похоже, тебе весьма обязан, но… видишь ли, я обещал молчать. Женщина мне доверилась, и я не могу нарушить обещание.

— Понял! — сказал Петр. — Обещал — значит, обещал. Нет вопросов! И я очень рад за тебя, дружище. А сам-то как?..

— Нормально! А что?..

— Да знаешь ли… глаза у тебя какие-то странные. Я понимаю, надо время, чтобы прийти в себя. И все же… Очень странные у тебя глаза! никогда таких не видел.

— Да нет, Петя… я в порядке.

Миновала неделя… Татьяна спала по-прежнему хорошо, и каждая ночь проходила на удивление спокойно. Виктор смотрел на жену и боялся радоваться: Господи, неужели и вправду помогло! По ночам он продолжал спать тревожно, тщательно прислушиваясь к жене, и только убедившись, что Татьяна безмятежно спит, засыпал и сам, и сон его был глубоким и ровным… перед выходными он, наконец, спросил ее, как она спит после своего возвращения.

— Очень хорошо, Витя, — легко ответила Татьяна. — Мне кажется, я давным-давно так не спала!

— А чего не говоришь сама? Я-то переживаю, между прочим!

— Извини, Витенька… Сглазить боюсь!

— Сглазить, — недовольно буркнул Виктор. — Ну… в общем, так. Сделал я все, как велел шаман. Видел хозяйку бывшую, рассказала она мне…

— Правда? — изумилась Татьяна. — Да ты кудесник, Витя… Честно скажу, я не верила, что у тебя получится! Впрочем, у тебя к женщинам всегда подход был — по себе знаю.

— Вот только хреновину не разводи, ладно? — мрачно сказал Виктор. — Какой там к черту подход? Сам уж не знаю, как получилось… и не сразу, конечно. Ходил не однажды, пузыри таскал… Бухает она по-черному, видно, это и помогло…

— Тут трагедия какая-то была, да, Витя? — напряженно спросила Татьяна.

— Да нет, комедия! — ответил Виктор с неожиданной злостью. — Просто ухохочешься! Думаешь, мне радостно было в чужое-то дерьмо окунаться? Ну вот видишь — вроде как помогло…

— Ну не злись, Витенька! — Татьяна обняла мужа за шею, нежно поцеловала. — Я тебя так люблю! Ты у меня такой молодец… Спас меня! Не знаю, как тебя и благодарить, милый…

— Хочешь отблагодарить — обещай, что не будешь больше гундосить о продаже квартиры. Мне здесь нравится, и я никуда отсюда не поеду.

— Не буду! Не буду, Витенька! — быстро согласилась Татьяна. — Зачем же уезжать, если все хорошо? Незачем! Просто дальше жить будем, деньжат подкопим, детишек заведем! А там уж, бог даст, новую квартиру купим! Большую… трехкомнатную…

Перед Виктором была прежняя Татьяна — молодая, живая, здоровая, веселая! Ради такого результата стоило стараться, мучиться… Однако, несмотря на все основания для радости, Виктору было как-то неспокойно. Раньше он думал о жене, не думая при этом о себе самом… А вот теперь… С ним творилось что-то непонятное. Виктор не стал рассказывать жене, что незадолго до ее возвращения ему привиделся ночью настоящий кошмар, а что было потом — он и сам не помнил! Помнил только, что очнулся уже утром, и не на диване, где ложился спать, а на голом полу, да еще в соседней, большой комнате! Ничего подобного с ним не случалось никогда! И хотя после того случая все с ним было вроде в порядке, и спал он хорошо, и никаких кошмаров больше не видел, но два вопроса не давали ему покоя… Первый: что это было? Второй: что с ним будет дальше?..

А еще почему-то вспоминался шаман с его спокойным и строгим взглядом узких, колючих глаз, и его такой молодой голос, сурово произносящий: «Ты человек недобрый! Добрым стань!..»

Он будто приказывал ему… Но разве можно стать добрым по приказу? Да и что значит — добрый?..

Виктор попросту никогда не задумывался о таких вещах. Было некогда… да и незачем.

Однако шаман появлялся перед ним ненадолго. Возникнет, будто ниоткуда, и опять пропадет. А вот Раиса… С каждым днем он думал о ней все больше и все чаще. Она являлась перед его мысленным взором постоянно: утром, во время умывания, он думал о ней… когда ехал на работу в переполненном автобусе, ее образ сопровождал его… на работе, во время планерки, или на обеде, или на стройплощадке — она всюду сопровождала его, наблюдала за ним, звала к себе… Особенно невыносимо становилось перед сном: ложась в постель рядом с женой, Виктор представлял себе только Раису. Он представлял себе, как она сейчас одна в своем доме, как ложится в одинокую постель и долго лежит, вперив во тьму своего мрачного жилища неподвижный взгляд, полный тоски, и думает, думает… Не о нем ли?.. И от этих мыслей его бросало в жар, хотелось вскочить и бежать к ней через весь город, только бы прижаться к ее сильному, крупному телу, овладеть им, наслаждаться его теплой упругостью, слиться с нею в бесконечном экстазе… Виктор начинал стонать, скрипеть зубами, и потом проваливался в глубокий сон, а утром поднимался разбитый и опустошенный. И с каждым днем такие переживания становились все острее и мучительнее…

Порой Виктору казалось, что внутри него ведется какой-то жесткий диалог. Некто убеждал его в том, чтобы он одумался и успокоился — ведь той давней школьной любви, его первой мальчишеской страсти по имени Рая, давно уже нет, с этим надо смириться и не строить пустых иллюзий. Есть женщина — грубая, циничная, пьющая. К тому же давно утратившая всякую женскую привлекательность. К тому же — убийца, жестоко зарезавшая своего сожителя и хладнокровно порубившая его на куски с целью сокрытия своего преступления. Ему нужна такая женщина?.. Да, она стала такой в силу многих причин, но в его задачу не входит спасение души этой опустившейся особы, которая когда-то была его детской и юношеской любовью. Надо забыть ее и жить своей жизнью. Пусть в памяти его она остается той самой Раей, которую он любил и обожал… но только в памяти! Виктор соглашался с этим «некто», но только разумом. А сердце? Сердце его рвалось только к ней, оно изнывало от тоски и боли… Сердце слушало другого участника внутреннего диалога.

И тот говорил совсем другое… Да, люди меняются, но они всегда остаются собой. Остаются в своей сути, в своем внутреннем Я. Та девочка, девушка Рая и нынешняя грубая, измордованная жизнью женщина — суть один и тот же человек. Он всегда любил только ее, и будет любить всегда, как бы она ни менялась. Разве он не видит, что она любит его? Разве непонятно, что она зовет его? Она нуждается в нем и только в нем, она ждет его мужской страсти, она жаждет его безумной запоздалой любви, которая теплилась в его сердце столько лет, чтобы вспыхнуть однажды всепоглощающим пламенем! Этот миг настал… Так иди же к ней! А то опоздаешь… Ты ведь ждал этого? Чего ж испугался? Хочешь потом казнить себя за малодушие?

Виктор не знал, какой из внутренних голосов ему слушать, он разрывался надвое, и страдания его множились с каждым днем. Он срывался на работе, кричал на жену… Татьяна не понимала, что происходит. Прошло больше двух недель, как она вернулась, все стало так хорошо… но что же такое творится с мужем! Даже заниматься с ней любовью не хочет: ложится в постель, отворачивается, гневно сопя, и демонстративно засыпает, как будто она смертельно его обидела. Да что ж такое?.. Что еще за напасть?

— Витенька, ты не заболел?

Долгое молчание, потом голос, будто идущий из колодца:

— Нет.

— Я так соскучилась по твоей ласке! Может, мы с тобой…

— Я устал.

И на этом — все!.. Татьяна молча плакала в подушку под свистящий храп Виктора. Но никакие кошмары ее больше не изводили. Все было спокойно.

К середине февраля Виктор понял окончательно, что без Раисы ему нельзя. Решение пришло внезапно. Заканчивалась пятница, короткий день давно угас, разгулялась метель. Пришла вторая смена, но домой Виктор не спешил. Он задержался в комнате совещаний и, дождавшись, пока все ее покинут, взялся за телефон. Вскоре Татьяна узнала, что на работе у мужа аврал: не явился старший второй смены, и Виктору придется его подменять, а назавтра, хоть и суббота, тоже придется работать — уже за себя. Такой вот расклад. Жена, конечно, расстроилась, но что делать! Работа есть работа. И вскоре Виктор уже мчался прямо с работы на улицу Карла Маркса…

Народ валом валил по домам — впереди два выходных! На автобусных остановках скопились толпы желающих скорее добраться домой. Но непогода разгулялась не на шутку — автобуса надо было ждать часами, троллейбусы не ходили вообще. А со стройки Виктора до улицы, где жила Раиса, было раза в полтора дальше, чем от дома! Виктор томился в очередях, с гневом и тоской наблюдая, как густая толпа заполняет очередной автобус… В этот тоже не попал! Так еще далеко до заветной точки, откуда начинается посадка! Сколько еще ждать, когда придет следующий? Как будто само Провидение противилась тому, чтобы он ехал на улицу Карла Маркса! Другой бы на его месте призадумался, но не таков Виктор! Он принял решение и пойдет до конца… Раиса примет его! Она ждет его…

До улицы Карла Маркса он добрался уже к полуночи.

Жуткая метель свирепо выла, наметая вдоль заборов огромные сугробы, бешеный ветер валил с ног, пресекал дыхание. Единственный фонарь, угрожающе раскачиваясь на покосившемся столбе, озарял прыгающим тусклым сиянием снежные заносы, похоронившие под собой все стежки-дорожки, а в густой тьме зловеще чернели утонувшие в снегу избы, некоторые из которых еще мерцали размытыми глазами окошек. Кое-как Виктор добрался-таки до заветной калитки.

Он рванул что было сил забухшую дверь, но она оказалась запертой. Неожиданное препятствие вызвало у Виктора приступ бешенства — он будто ждал, что эта дверь открыта для него всегда.

— Откройте! Откройте! — Виктор неистово заколотил в калитку, которая под его сокрушительными ударами заходила ходуном.

— Тише, тише, оглашенный! — раздался из-за ограды испуганный голос. — Дверь высадишь!

Щеколда с той стороны упала, и порыв ветра сам распахнул калитку. Виктор ворвался во двор, едва не сбив женщину с ног.

— Чего тебе?! — воскликнула она, инстинктивно закрываясь руками.

— Раиса дома? — заорал Виктор, сверкая безумными глазами на залепленном снегом лице.

— Ах, это ты, мил-человек? Тебя не узнаешь — снеговик оживший! Да какая тебе Раиса, прости Господи? Ты на часы-то смотрел?..

— Я разве спрашиваю тебя, который час, чертова курица?! Я спросил, Раиса где?!

— Дома была! — отвечала насмерть перепуганная Полина. — И повежливей нельзя ли?..

— А сейчас тоже дома? — спросил Виктор, будто и не слыша замечания женщины. — Света в окнах нет…

— Да что я — сторож твоей Раисе, что ли? — возмутилась Полина. — Света нет — поздно уже! Спит поди…

— А ну, пошла с дороги!..

Виктор кинулся к дому Раисы, грубо отпихнув Полину в сторону. Женщина едва удержалась на ногах. Виктор задержался на мгновение, обернулся, смерил Полину горящими глазами, торопливо сунул ей смятую сторублевку.

— На вот, держи! — выкрикнул он. — И ты меня не видела… Ясно?

— Ясно, ясно… — пролепетала соседка, пряча денежку в карман телогрейки. — Сумасшедший. Черт ненормальный…

Она еще понаблюдала, как Виктор, увязая в глубоком снегу, добрался до Раисиного крыльца, вспрыгнул на ступени, исступленно заколотил в дверь…

— Раиса! Открой!.. Раиса…

Полина, покачав головой, направилась домой. Из своей прихожей она еще увидела через окно, как в соседском доме зажегся свет, как потом приоткрылась входная дверь, и сумасшедший ночной гость был впущен в дом… Если там что-то и происходило, то любопытная Полина ничего не могла слышать — она видела только, что у Раисы горит свет, и все… Ничего интересного. Полина широко зевнула и отправилась спать…

Утром в субботу Полина поднялась непривычно поздно — было светло уже. Подошла к окну, посмотрела. Соседский дом был занесен за ночь снегом местами под самую крышу, но над трубой курился дымок — значит, Раиса затопила печь! Полина взглянула на заметенную стежку, едва угадывающуюся в глубоком снегу — она была девственно чиста.

«Ишь ты… — подумала наблюдательная соседка. — Мужик-то и не уходил никуда! В доме, значит».

Она еще постояла у окна, но никакого движения не заметила и занялась своими делами.

Только к обеду, когда Полина собралась в магазин и вышла на крыльцо, она внезапно увидела соседку, бредущую от старого сарая к своему крыльцу.

— Здорово, Григорьевна! — весело крикнула Полина.

— Здорова будь, — хмуро ответила Раиса.

— Эко хату твою снегом замело! Едва ли не с крышей!

Раиса подняла голову, укутанную теплым платком, посмотрела.

— Да уж… Ну так метель какая была, так что неудивительно…

— Взяла бы, да мужика-то свово запрягла! — сказала Полина. — Пусть крышу-то почистит, а то не ровен час — рухнет тебе на голову!

— Что? — Раиса пристально взглянула на соседку недобрым взглядом серых зимних глаз. — Ты чего это несешь-то? Какого еще мужика?

— А того, что к тебе мотается! — лукаво улыбнулась Полина. — Вчера под ночь уже прилетел, как оглашенный, чуть калиткою меня не зашиб! Подавай ему Раису — вынь да положь! Скажешь, не было вчера такого, что ли?

— Ну, было, — угрюмо буркнула Раиса. — А твое-то какое дело?

— Мое-то? — Полина вдруг ощутила, что робеет под тяжелым взглядом Раисы. — Да никакого дела… Так, по-соседски… Крышу тебе мог бы… — язык у нее начал заплетаться, в сердце забрался страх.

— Вот то-то! — Раиса назидательно подняла длинный палец. — Никакого дела! Так что заткнись и молчи…

Она отвернулась, взошла на свое крыльцо и мощно хлопнула дверью, оставив Полину на улице в испуганном недоумении.

«Скажите, пожалуйста! — обиженно подумала она. — Тот говорит «молчи», эта говорит «молчи»!.. Мужик-то хоть денег за молчание давал, а эта… только глазищами зыркать! И то правда — пикнешь, того и гляди, удавит в два счета — ручищи-то сильней, чем у любого мужика!.. Ну и ладно! Черт с вами, а я пойду себе…»

Она гордо подняла голову и отправилась в магазин, куда и собиралась…

А Раиса весь день мыла, чистила, скоблила, убирала… К вечеру с ног уже валилась от усталости! И все же присела к столу, чтобы сделать запись в своем заветном дневнике.

«20 февраля 199… г.

Ох, и метель нынешней ночью лютовала! Жуть просто! А у меня сегодня был знаменательный день! Наконец-то управилась я с этой сволочью! Нечисть проклятая… Но — все по порядку.

Который раз по ночам видела один и тот же сон: будто приходит ко мне этот самый Виктор, и мы с ним в постель ложимся, сначала разговариваем… и так мне хорошо становится, прямо на душе праздник! А потом мы с ним занимаемся сексом. Он меня гладит, ласкает, и я прямо млею в его руках! А когда он входил в меня, я просто криком кричала от наслаждения! После вырубалась напрочь и спала как убитая… А утром проснусь — и нет никого! Думала сперва даже — он просто ушел, пока я спала, а потом уже понимала — сон это. Наваждение… И так обидно сразу становилось — хоть плачь! И на душе сразу пусто… Все думала — когда же придет-то? Ведь обещал, а сам и глаз не кажет. Тосковала, скучала, мучилась…

И вот, поди ж ты, явился! Прямо среди ночи, когда метель бушевала! Слышу — в дверь колошматят, открываю — он! Весь в снегу, глаза горят… «Пусти!» — говорит. Как не пустить — среди такой ночи человек явился, может, беда с ним какая случилась. Пустила… А он чуть отдышался, и ко мне: «Рай, — кричит, — не могу без тебя, я всю жизнь тебя только любил, возьми меня…» Я даже перепугалась: хоть и ждала его сердцем, но не так это все должно было быть! Не так — и все! Явно не по-людски. Говорю ему — мол, давай тебе постелю в сенях, на сундуке, там тепло, а утром поговорим… Согласился сперва, я все справила, легла сама-то, и все слушаю — как он там. Слышу — захрапел вроде. Только я сама задремала — вдруг слышу, в постель ко мне лезет! Я ему: «Виктор, Виктор, погоди, нельзя так…», а он мне «Можно, можно!..» и смеется как-то по-гнусному. Тут я глянула: Господи! Только что был Виктор, а тут — образина страшная, с жуткой пастью, уши волчьи, шерсть жесткая… ОН! Нечисть проклятая!» «Ты моя!» — рычит… ну, думаю, дудки! Не взять тебе меня, мучитель проклятый, не на ту напал! Согнула я ноги, да как ударила коленями Его в грудь! ОН только лапищами взмахнул и опрокинулся на пол! Я вскочила, свет зажгла и на него сверху прыгнула. Коленом грудь придавила, руками за горло схватила и давай гаденыша душить! ОН захрипел, глазищи выпучил… и замер! Ну, я-то думаю: прикидывается, сволочь, чтоб я его отпустила. Я поднялась, ногу ему на горло поставила, сама смотрю — лежит, как мертвый, и прямо на глазах снова в Виктора превращается… Морок на меня наводит! Ухватила я нечистого за волосы, поволокла, да и сбросила в подпол! Слышу, как ОН там завыл, застонал, и думаю: «Посиди, милок, в подполе у меня, поостынь немного…» Сама взяла свечу, зажгла ее, и стала комнаты обходить, Отче наш читать… Как ОН там внизу вскинется! Такой треск и вой пошел — хоть святых выноси! И слышу: зовет меня вроде как Виктор! Не удержалась, подпол открыла, и ОН выскочил, да на меня кинулся. Стали мы бороться… ОН рычал, слюной брызгал, но я-то знала, что не побороть ему меня никогда! Я сильнее… Повалила его на пол, башкой о доски била-колотила, пока не затих. Потом сволокла я Его вниз, на колени поставила, за лапы привязала к стене. А ОН как рванется — чуть веревки не порвал! Вижу я — не удержать его на привязи, только я уйду, опять вырвется… Надо с ним кончать. Ну что ж, сказано — сделано. Подкатила я к Нему колоду, а сама говорю: «Довольно ты меня мучил, проклятый, теперь я тебя убью! Больше ходить ко мне не будешь.» А ОН как зарычит, да все норовит меня лапищей своей достать, когти черные выпускает… Решила я сперва лапы ему отрубить. Взяла топор, одну лапу отвязала. На колоде растянула — одной рукой лапу Его держу, а в другой руке топор… Как ударила — и сразу лапу отрубила! Только хруст пошел. ОН орет, извивается, но веревки крепки, а руки мои еще крепче. Точно так же вторую лапу отрубила… Кровища рекой хлещет, весь пол залил поганой кровью своей! Пощады запросил, и смотрю — опять вроде как Виктор! Ну не отличишь! И возле ноги моей рука человеческая валяется, и вдруг вижу — превращается она в лапу черную, обволошенную… Ну, гад… Снова морочить меня вздумал! Схватила я Его за волосы, к колоде пригнула, и хрясь — топором! С одного удара голову отрубила, она так и осталась у меня в руке. Вот тогда и тишина настала. Вылезла я из подпола, а голову нечистого так и держу за волосы, а волосы все мокрые от Его крови. На кухню пришла, гляжу — на голове-то глазищи открыты, так и пялятся на меня, пламенем полыхают! У-у, дьявол… Положила я отрубленную голову на стол, да и вырвала глаза ей ногтями — ногти-то у меня как лезвия, острые, да крепкие! Потом уже только за нож взялась…

Уже под утро взялась убираться в доме — а вдруг днем все-таки Виктор придет? Если кровь нечистого увидит, больше уж точно не появится… А мне ведь в охоту, чтобы он ходил. Ну, кажется все успела, даже в подполе прибрала. Вот суббота кончилась, а его так и не было. Ну и ладно, уж больно намаялась я сегодня. Может, завтра придет? А нечистого больше нет, убила я Его! и никогда больше не будет… Избавилась! Пойду спать».

Утром в воскресенье Полина по какой-то надобности вздумала наведаться в старый сарай, утопавший в снежных заносах в глубине двора. Женщина обычно избегала захаживать туда — особенно, когда крыша прогибалась под тяжестью снега. Но вот сегодня — понадобилось…

Проваливаясь в снегу по колено, добралась туда, с трудом приоткрыла скрипучую покосившуюся дверь. Начала что-то искать в углу, где валялся всякий хлам, и тут внимание Полины привлекли два полиэтиленовых мешка, стоявших рядком на припорошенных снежком досках продавленного пола.

«Это еще что такое? — подумала Полина. — Видать, Райка выставила что-то… Никак мясо свежее? Чего ж сюда приволокла, погреб-то на что?..»

Такая мысль возникла у нее оттого, что под одним из мешков была заметна замерзшая красноватая лужица. Любопытная тетка сунула свой нос в один из мешков, какое-то время непонимающе разглядывала содержимое, а затем вдруг отшатнулась, как будто ее опалило огнем.

— Батюшки мои-то! — негромко воскликнула Полина, едва переведя дух. — Ничего себе… Господи, да что же это я?.. Видать, милицию звать надо!

Не помня себя, женщина выскочила из сарая и торопливо побежала к дому, неуклюже проваливаясь в снег при каждом шаге…

Газета «Заполярный Вестник» Февраль 199.. г.

«Настоящий шок испытала жительница дома № 18 по улице Карла Маркса, обнаружившая воскресным утром две полиэтиленовые сумки в сарае, расположенном в ее собственном дворе. Заглянув в пакеты, женщина увидела в одном из них отрубленную мужскую голову и кисти рук, в другом — отделенное от костей мясо. Прибывшие на место эксперты установили, что голову, прежде чем выбросить, основательно обработали: с черепа сняли скальп, нос и уши отрезали, с лица частично содрали кожу. Кроме того, из черепа извлекли глаза, после чего глазницы выскребли каким-то твердым предметом — возможно, столовой ложкой. Уже в полдень сотрудники милиции задержали по подозрению в совершении этого жуткого преступления 40-летнюю женщину, жительницу соседнего дома № 16, находящегося в том же дворе. В ее доме обнаружены тщательно замытые следы крови. Однако допросить задержанную сыщикам не удалось. У женщины начался припадок, и она повела себя крайне агрессивно. Милиционерам пришлось вызывать скорую психиатрическую помощь — женщина обнаружила невероятную физическую силу, а их самих обзывала слугами нечистого, угрожала им смертью. Оперативники уверены, что убийство и расчленение мужчины — дело ее рук. В пользу этого заключения свидетельствует множество неопровержимых улик. Недостающие останки трупа обнаружить пока не удалось. Личность убитого на сегодняшний день также не установлена. По словам соседки, погибший ранее нередко наведывался в гости к своей будущей убийце, с которой они были хорошо знакомы. Совершенно очевидно, что женщина, столь жестоко убившая своего знакомого, страдает сильным психическим расстройством и не в состоянии адекватно оценивать свои поступки. Несомненно, ее ждет долгое принудительное лечение в психиатрической клинике закрытого типа».

P. S. «Если бы люди могли видеть, КТО их порой окружает, то многие сошли бы с ума».
Св. Иоанн Кронштадтский.

квартира видения необычные состояния архив зима

2 348 просмотров

+62

Предыдущая история Следующая история

Похожие истории

Отчаяние (Страшные истории)

Друг по переписке (Страшные истории)

Оккультное Простоквашино (Страшные истории)

3 комментария

Последние

Написать

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.