По тропе сквозь размокшее поле шёл человек. Разбитые башмаки и пыльное рубище говорили о том, что он проделал долгий путь, а деревянный крест на груди и крепкий посох в руке прирастили к нему мрачную личину одинокого паломника. Завидев тёмную фигуру, редкие встречные склоняли головы в коротком поклоне и после ещё смотрели вслед, раздумывая, куда он идёт? Ведь в здешних землях да и на много миль вокруг не было ни одной святыни.
Однако под капюшоном монашеского плаща скрывался отнюдь не седовласый старец, а юноша-послушник по имени Иоганн. Его путь пролегал из Падерборна на север, в Билефельд, куда он был на время отпущен присматривать за своим занемогшим отцом.

Солнце медленно клонилось к закату. Уставившись под ноги, Иоганн тихо шептал молитвы и, глубоко увлечённый этим душеспасительным занятием, не заметил, как из бурой равнины жнивья дорога вывела его к небольшому селению. Несколько каменных хижин стояли, погружённые в вечернюю тишину; над крышами поднимался дымок; ставни были открыты. Иоганн мгновение помедлил, но, чувствуя, как глубоко под кожу забралась осенняя прохлада, содрогнулся и, вжав голову в плечи, устремился к двери крайнего дома. Приблизившись, юноша спешно постучал. По ту сторону низкой двери послышались быстрые шаги, звякнула задвижка. Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось серьёзное женское лицо.

– Чего тебе? – спросила незнакомка, недоверчиво уставив на Иоганна голубые глаза.
– Не найдется ли у вас для меня свободного тюфяка? Я смогу заплатить, – начал было юноша и сунул руку в кошель на поясе.
– Не нужно, – остановила его женщина. – Заходи.

Обрадованный таким радушием, Иоганн охотно шагнул внутрь. Небольшую комнату освещала всего одна лучина и слабое пламя, тлевшее в грубо сложенном очаге. В углу примостился сундук; вдоль стен тянулись необструганные полки, уставленные всякой утварью; у огня стояла прялка, а чуть поодаль — стол и две широкие скамьи. На одну из них хозяйка и усадила гостя.

– Ты, должно быть, проголодался, – проговорила она, опустив перед Иоганном полную миску горячей похлёбки. – Мясом она не богата, но слышала, в монастырях и того хуже кормят. Ты ведь оттуда, верно?
Юноша смущенно кивнул.
– Моё имя Грета, а как тебя зовут?
– Иоганн.
– Иоганн, – добродушно ухмыльнувшись, повторила женщина и, сгребя в охапку монашеский плащ, намереваясь его подлатать, села у очага.

Швея из неё была умелая. Быстро орудуя тонкой иглой, она не пропускала даже крошечные прорехи, хоть и всё время что-то напевала себе под нос. Будто в такт этой незамысловатой песенки на её розовых щеках плясали отсветы пламени. Иоганн, с аппетитом уплетавший похлёбку, украдкой бросал взгляд на хозяйку. Она казалась ему непохожей на простую крестьянку. Не молодая и не старая; светлые волосы скрыты под тонким серо-зелёным платком, повязанным вокруг головы; поверх чёрного шерстяного платья длинный белый передник; на шее пара нитей чёрных и красных бусин.

– Ты так и не сказал куда идёшь? - вдруг спохватилась Грета, вопросительно повернувшись к юноше.
– В Билефельд, к отцу.
– И тебе так просто разрешили уйти?
– Он тяжело болен, и, хотя я молюсь за него каждый день, вряд ли поправится. Я хочу успеть увидеть его в последний раз.
– Хм, - женщина нахмурилась, - ты будущий монах и не веришь в свои молитвы?
– Это здесь ни при чём. Всем мучениям однажды приходит конец, и я уверен, Бог вскоре окажет эту милость моему отцу. Для праведников смерть — награда, а не наказание.
– А, знаешь, мой отец тоже болен, - немного помолчав, призналась Грета, точно прониклась к юноше каким-то доверием. – Боюсь, он не доживёт до утра, но ни лекарь, ни священник не согласились прийти к нему.
– Как такое возможно?
Женщина с грустью пожала плечами.
– Должно быть, не хотят выбираться к беднякам, да ещё и в ночь.
– Что за безбожник ваш священник! - негодующе воскликнул Иоганн. – Оставлять душу без покаяния в такой час невообразимо жестоко.
Грета горячо закивала и в её голубых глазах сверкнули слезы, но, заметив, как растерялся гость, она тотчас отерла лицо и отвернулась к огню.
– Мне не стоило заботить тебя своим горем.
– Если я чем-то могу помочь, только попросите. Мне будет совестно не отблагодарить вас за гостеприимство.
– Пустяки, - отмахнулась женщина, – гостей здесь почти не бывает, так что я рада всякому заглянувшему в наше жилище. Соседские лица давно опостылели.
– Наше? А где же ваш отец? - Иоганн оглянулся по сторонам.
Встретив его озадаченный взгляд, хозяйка указала на потолок.
– С тех пор как старика схватила эта проклятая болезнь, он перебрался под самую крышу и больше сюда не спускается. Я отношу ему питьё и немного еды, но со вчерашнего дня он не прикасался даже к тем жалким крохам.
– Ему повезло, что вы всегда рядом. Своего отца я не видел уже два года и неизвестно, успею ли до того, как он…- юноша запнулся.
– … отдаст Богу душу, - отстранённо закончила Грета, протянув гостю заштопанный плащ.
– Благодарю.
– Ты правда веришь, что смерть не конец?
Гость на мгновение растерялся.
– Меня учили, что в могиле оканчивается земная жизнь, но это только половина пути, вторую половину надлежит пройти нашей душе, чтобы оказаться подле Господа.
– А как же те, кто отверг Бога? Что будет с ними?
Иоганн заметил в глазах женщины неподдельный интерес, будто от ответа зависела вся её жизнь.
– Если даже при смерти они будут упрямствовать, до последнего вздоха, отказываясь принять Святую Веру, то их ждёт тьма и ничего, кроме тьмы. Ад поглотит их так быстро, что даже Бог при всём своём бесконечном могуществе не успеет взглянуть на них.
Внезапный грохот, раздавшийся над головой, отвлёк их от разговора.
– Должно быть, отец проснулся, - быстро поднявшись, проговорила женщина.
Зажгя огарок, она подошла к узкой лестнице, скрытой в тени, и аккуратно забравшись на неё, толкнула дверцу лаза внутрь чердака. Прислушиваясь к стуку шагов наверху, юноша вновь подумал над вопросом, на который Грета так хотела получить ответ. К удивлению Иоганна, хозяйка не носила креста, но он был абсолютно уверен, что её слова об отступниках и их участи - всего лишь беспокойство, которое присуще всем, кому не безразлична судьба своей души. К тому же, её, казалось, взаправду тревожило, что к отцу не пришёл священник.
Через несколько минут ступени ветхой лестницы снова заскрипели. Женщина медленно спускалась, её руки были заняты посудой и каким-то грязным тряпьём.
– Помоги мне.
Иоганн послушно забрал плошки с нетронутой едой и кувшин воды.
– Что-нибудь случилось?
– Нет…нет, - замотала головой Грета, отводя взгляд, – отец просто услышал наши голоса и хотел узнать, что за гости пришли в такой поздний час.
– Если вы разрешите, я тоже могу проведать его.
– Чуть позже, - оборвала хозяйка, и в её выразительных глазах на мгновение проскользнуло что-то недоброе. – Дай старику немного времени, он слишком слаб. Но его обрадовало, что нас посетил божий человек.
– Каким ремеслом занимался ваш отец до тех пор, пока не слёг? – полюбопытствовал Иоганн, склонившись над очагом, и поднеся к нему руки. К ночи в доме сделалось довольно холодно.
– Всего по немногу, - уклончиво ответила женщина, разбирая принесённое тряпьё. – Одним помогал вести хозяйство, лечил их скотину, другие просто приходили за советом. Он никому не отказывал, и его всегда щедро благодарили за помощь.
– Кажется, ваш отец славный человек. Помощь ближнему – богоугодное дело. А чем вы живёте?
– Пряжей и шитьём, - резко оборвала женщина, точно этот разговор ей уже наскучил.
Иоганн ничего не ответил. Кое-как согревшись, он взял плащ, опустился на скамью, свернул его, подложил под голову и лёг. Огонь мерно трещал, Грета вновь что-то тихо запела, и обуянный усталостью после долгой дороги, юноша вскоре уснул.

Сны Иоганн видел редко, и обычно они были смутные и бессмысленные, но только не в этот раз. Ему снился он сам в той же хижине, где сейчас лежал на скамье. Только вокруг было пусто и темно. В ночном небе за окном коротко вспыхивали серебристые молнии, и беснующийся ветер стучал распахнутыми ставнями. Тук! Тук! Тук! — не стихали глухие удары, и вскоре к ним прибавился ещё один. Он звучал отчётливей и громче. То был стук клюки о дощатый пол, и тот, кто сжимал её в руке, медленно шёл из тьмы к Иоганну. Через мгновение всполох молнии осветил фигуру незнакомца, и юноша вздрогнул во сне. К нему приближался мертвец. На бледном, словно вылепленном из воска, лице стёрлись все черты, только впалые глаза были широко открыты, жутко таращась на Иоганна. Нащупывая твердь, мертвец продолжал идти, а юноша, точно пригвождённый его взглядом, застыл как вкопанный, не в силах пошевелиться. Мертвец обошёл Иоганна кругом, как будто присматриваясь, и, наконец, удостоверившись в чём-то, понятном лишь ему одному, остановился напротив юноши. Вытянув руку, он коснулся креста у него на груди. Дерево коротко вспыхнуло. Иоганн стоял не шелохнувшись, но, чувствуя, как жжёт грудь, он зашёлся сильным кашлем. Всё вокруг вновь погрузилось во тьму. Кто-то схватил его за плечо и принялся трясти, пытаясь вырвать из сна.

Открыв глаза, он увидел перед собой Грету.
– Я опять была наверху. Отец очень хочет увидеть тебя. Он говорит, у него дурное предчувствие.
Иоганн участливо закивал, поднимаясь на ноги.
– Я сейчас же пойду к нему, но... – он замялся. – Принять исповедь я не смогу. Мне нельзя.
– Тебе и не придётся, – тут же облегчила его Грета, а саму её затрясла дрожь. – Он всего лишь хочет услышать божье слово перед тем, как умереть. Что-нибудь об ангелах или небесной благодати, не знаю, тебе виднее. Но если не найдётся, что сказать, хотя бы помолись с ним вместе.

Женщина уже не просила, а просто умоляла Иоганна не медлить, трясущимися руками подталкивая его в сторону лестницы. Юноша старался её успокоить, но Грета была сама не своя. Невнятно бормоча о том, что старик плохо слышит, она протянула Иоганну свечу. Едва он взобрался наверх по хлипким ступеням и скрылся в темноте лаза, губы хозяйки дрогнули в горькой улыбке. Она села на скамью, прислонившись спиной к стене и прикрыла глаза. Её грудь тяжело вздымалась, а пальцы нервно комкали край белоснежного передника. Женщина чутко прислушалась к воцарившейся тишине.
На чердаке пахло холодом и сыростью. Освещая путь тусклым огоньком, Иоганн осторожно сделал несколько шагов вперёд и обо что-то споткнулся. Посветив под ноги, он увидел увесистую книгу, а рядом с ней ещё несколько таких же. Все надписи, которые могли хоть что-то поведать об их сути, были стёрты временем и, хотя книги в крестьянской лачуге довольно странная находка, Иоганн решил, что будет лучше их не трогать и, молча удивившись, прошёл дальше.

Вскоре слабый свет выхватил из тьмы соломенный тюфяк. На нём лежал худой старик, из-за серости кожи почти слившийся с укрывавшим его грубым тряпьём. На мгновение Иоганну показалось, что он уже мёртв, но мужчина медленно зашевелился, повернулся на бок и открыл глаза. Несмотря на крайнюю немощь, взгляд у него был ясный.

– Не думал, что ты будешь так молод, - задумчиво уставившись на Иоганна, прохрипел он.
Юноша поймал себя на мысли, что во сне у мертвеца был такой же холодный, застывший взгляд. Должно быть, старику действительно оставалось не много.
– Мы можем вместе помолиться, если хотите, – начал юноша, старательно подбирая слова. Прежде ему ни разу не приходилось говорить с умирающим. – Или вам есть что мне сказать?
– Я не расслышал тебя, подойди ближе.
Иоганн робко присел в изножье тюфяка.
– Вот так, - одобрительно пробормотал старик. – А теперь повтори, что ты сказал.
– Мы можем помолиться вместе…
В тишине раздался короткий смешок.
– Нееет, - протянул мужчина. – Я для этого не гожусь. Если захочешь, помолись потом за мою душу.
– Обещаю! Но чем сейчас я могу помочь вам?
– У меня есть последнее желание.
Иоганн подался вперёд, приготовившись внимательно слушать.
– Для начала дай мне руку, - глухо проговорил он и первый выполнил свою просьбу.
Юноша коснулся протянутой ладони. Она была сухая и холодная. Иоганн отвёл глаза. Выдерживать взгляд этого человека ему было сложно. Он вспоминал лицо мертвеца и крест, который тот одним прикосновением превратил в пепел прямо у него на шее.
– Не бойся меня.
– Вы меня не пугаете, - солгал юноша, чувствую, как пристально мужчина рассматривает его лицо. – Грета поведала о вашей беде. Не зная, как отблагодарить её за гостеприимство, я решил помочь вам, хоть я и не священник.
– Не нужно им становиться, чтобы помочь такому как я. Достаточно лишь твоего доброго сердца и честного согласия.
– Говорите же. Я готов.

Едва юноша произнёс последнее слово, чёрное небо, видневшееся через маленькое окошко в крыше, осветила молния. Хватка старика окрепла, так что Иоганну сделалось больно. Он просил отпустить, но всё было без толку. Схватив свободной рукой свечу, он поднёс её к лицу мужчины и увидел, что тот едва дышит. На его лбу выступил пот; без того впалые щёки осунулись ещё больше, провалившись внутрь; взгляд потемнел. Но как бы ни был слаб умиравший, Иоганн не мог разжать его худые пальцы. Он будто попался в капкан.

Молнии в небе вспыхивали и гасли, мгновениями освещая его беспокойную возню. Как вдруг оглушительный грохот сотряс дом от порога до самых стропил, и весь огонь внутри погас. Решив, что это рушится крыша, Иоганн попробовал рвануться вперёд, но тут же упал, придавленный мёртвым телом, которое он с силой стащил вслед за собой, так и не сумев высвободиться. В голове у него загудело. Перед глазами рябила тьма. Едва осознав случившееся, юноша попытался сбросить мертвеца, но к своему ужасу, обнаружил на себе лишь тряпьё, под которым прежде лежал старик. По-настоящему испуганный произошедшим, Иоганн быстро поднялся и принялся искать выход, помня, что лаз был где-то у противоположной стены, ощупью пошёл вперёд. Чердак всё не кончался и не кончался. Ещё через мгновение юноша понял, что слышит эхо своих шагов, будто в пещере, а вдалеке перед ним забрезжил жёлтый призрачный свет.

Иоганн не шёл, а бежал, на ходу вспоминая все молитвы, которые только знал; от страха сводило нутро; ноги спотыкались о камни, но он не останавливался, надеясь скорее выбраться из этого наваждения.
Свет становился всё ближе.

Перед Иоганном возникла высокая дверь, распахнутая внутрь круглого каменного зала, и у юноши подогнулись колени от ужаса перед тем, что он увидел. Посередине, на огромном плоском булыжнике лежал чёрный дракон. Его тяжёлая голова неподвижно покоилась на когтистых лапах, длинное толстое тело покрывала чешуя. Подле чудовищного зверя сидел ребёнок. Мальчик лет пяти. Он был наг и бледен, с огромными, выпученными точно у совы глазами и двумя маленькими костяными отростками, торчащими из копны золотистых волос. Перед этой двоицей, вскинув голову, стоял человек, как две капли воды походивший на Иоганна. Разомкнув белые губы, ребёнок издал отрывистый, рыкающий голос, спрашивая, будет ли юноша верен Ему до самой своей смерти? Двойник Иоганн тихо, но твёрдо поклялся. В его серьёзном лице не было ни страха, ни сомнения; одетый в черно-белое монашеское платье, он стоял, выпрямившись в струну, и на все, что бес и дальше продолжил от него требовать, отвечал кивком и безропотным согласием.
Так, спустя короткое время, он отдал Ему свою плоть, кровь, сердце, разум и душу, не пролив о последней даже одной слезы.

Смотря на всё это, настоящему Иоганну ужасно хотелось кричать, вопить во всё горло, чтобы наконец выбраться из этого кошмара, разбудить себя. Он попытался мысленно начать читать молитву, но слова, которые прежде он знал так же хорошо, как своё имя, путались на языке, превращаясь в гнусную нелепицу: «Pater noster, qui es in caelis… Menap murtson munaiditouq ad sibon eidoh, te ettimid sibon atibed artson tucis te son sumittimid subirotibed sirtson». С ужасом для себя, он забыл к кому обращают молитву и, как ни старался, не смог выговорить ничего дельного. Обессилено припав к холодной стене, юноша смотрел, как круглую комнату заволакивает тьма; где-то в глубине ещё раздавалось шумное дыхание змея, но он больше не слышал и не видел своего двойника и мерзостную тварь, принявшую облик ребёнка. Вскоре чёрный морок поглотил и самого Иоганна.

***
Юноша открыл глаза и увидел над собой низкое осеннее небо. Моргнул и взглянул снова. Он лежал навзничь, а над головой нависала тёмная чердачная крыша, сквозь оконце в которой пробивался серый рассвет.
– Deo gratias, - прошептал он одними губами
С силой растерев ладонями лицо, чтоб уже наверняка прийти в себя, Иоганн медленно поднялся и взглянул на тюфяк: умерший ночью старик, давно окоченел и его скрюченное тело теперь было почти незаметно под грудой лохмотьев.
По крыше застучал мелкий дождь.
Юноша спустился вниз. Едва завидев его, сидевшая за прялкой Грета тревожно вздрогнула.
– Возьми узел на столе, в нём немного хлеба и сыра, это для тебя, - тихо проговорила она, видя, как спешно Иоганн начал собираться.
– Благодарю, - холодно бросил он, небрежно смяв под мышкой холщевый мешок и, не оборачиваясь, направился к двери.
Грета пошла следом. С растрепавшейся косой и в сером залатанном платье она выглядела уставшей. Застыв на пороге перед распахнутой дверью, женщина долго смотрела вслед чёрной удаляющейся фигуре. Иоганн шёл неровно и торопливо; дождь лил ему за шиворот, а его капюшон так и продолжал лежать на спине, не скрывая ставшую белой как снег голову.

Грета прищурилась, глядя сквозь мутную пелену дождя, что вот-вот смоет одинокого путника, едва дорога пойдёт под уклон.
– Иди, Иоганн. Иди и будь счастлив, - произнесла женщина, наперёд зная, что отныне его будут преследовать лишь горе и страдание.
Что же до Греты, её жизнь ещё будет полна радости, ведь дьяволово наследство, что причиталось ей от отца, она отдала юноше, чьё доброе сердце оказалось открытым для чужого несчастья. Старик не смог бы умереть, не передав свой дар, и теперь этот подарок будет снедать Иоганна как болезнь. Покалечит тело, отравит кровь, разорвёт сердце, заберёт разум и, наконец, вытряхнет душу, о которой он уже не сможет пролить ни одной слезы, как бы ни пытался.