Тварь наблюдала за ними много лет. Прилетала в канун Нового года в их небольшую квартиру в блочной пятиэтажке, занимала уютное местечко на платяном старом шкафу и глядела. Глядела, как эти двое – мужчина и женщина, ставили в маленькой комнатёнке пахнущую смолой и хвоей ёлку; наряжали её старинными стеклянными игрушками (наверняка, передающимися из поколения в поколение); вешали сверкающую разноцветными огоньками гирлянду на окно; прятали подарки под мохнатые еловые лапы.

  С виду самая обычная пара. Она – невысокая и русоволосая, с миловидным лицом и яркими васильковыми глазами, красивыми, только очень печальными. Он – коренастый и широкоплечий, черноволосый и кареглазый, суровый и хмурый. Они никогда не разговаривали, только время от времени бросали тревожные взгляды друг на друга и робко улыбались, будто затеяли нечто не очень-то хорошее. На самом деле они просто ждали наступления Нового года, как и все жители в этом городе. А когда начинали бить куранты, они, взявшись за руки, загадывали желание. Своё самое заветное желание. Одно на двоих, из года в год одно и то же желание…

 Возможно, тварь давно бы уже перестала прилетать в их квартиру и занялась другими, более интересными делами, вот только не могла. Тварь возвращалась каждый год, в одно и то же время, и ждала. Ждала, что их желание изменится. Но, оно оставалось прежним. 

 Тварь только качала головой, когда мужчина и женщина в очередной раз загадывали желание под бой курантов. Глядели с нежностью в глаза друг другу и беззвучно шептали заветные слова. Слова, полные надежды, боли и веры. Страшные слова…

  Эти двое не знали (хоть, наверняка, надеялись), что иногда желания исполняются, и не всегда это хорошо… Не знали, что если долгое время искушать судьбу, она показывает самую тёмную сторону жизни, иную сторону…

 Твари очень хотелось сказать им, что пора смириться и продолжить жить дальше, вот только она не могла. Тварь могла только наблюдать…

***

 Виски мужчины уже посеребрила седина, а от уголков глаз женщины разбежались мелкие морщинки. Они старели, как стареют все. Но тридцать первого числа, в последний день года, они отправлялись в лес и срубали самую красивую ель. Покупали подарки в местном детском супермаркете – машинки, самолётики, плюшевых медведей, конструкторы – всё что нравилось.  А потом, придя домой, доставали из сундучка старинные стеклянные игрушки и гирлянду, перетаскивали в маленькую комнатку журнальный столик и ждали, когда начнётся бой курантов.

 Так было и в этом году… 

 Тварь просочилась сквозь узкую щель в окне и уселась на своё излюбленное место на платяном шкафу. Шкаф был полон детских вещей (а разобрать его мужчина и женщина не стремились, да и не хотели) – одежды, обуви и игрушек. Некоторая одежда была абсолютно новая, а игрушки даже не распакованы.

  Наверху шкафа ждали своего часа детские лыжи, роликовые коньки и несколько мячей. Тварь всегда боялась, что случайно уронит что-нибудь и привлечёт внимание людей. А привлекать внимание нисколько не хотелось – нельзя, чтобы кто-то, пусть даже мельком, увидел её. В мире должно быть равновесие, и не всё должны видеть людские глаза. 

 В воздухе витали ароматы смолы и еловой хвои, а ещё запах мандаринов щекотал ноздри. Гирлянда переливалась на окне, сверкали блики на новогодних игрушках, тени скользили по углам – всё, как всегда. Вот только в воздухе комнаты повисла напряжённая звенящая тишина, готовая вот-вот взорваться, как новогодняя петарда.

 За окном же кипела жизнь: люди спешили в гости к друзьям и родным, гремели салюты, раздавались радостные пьяные голоса. За стенкой вовсю веселились соседи – безбашенные молодые, у которых ещё всё впереди. 

 Мужчина и женщина переглянулись, как люди, затеявшие преступление. Он включил телевизор, сходил на кухню за шампанским, она поставила на стол рамку с фотографией. Скупая слеза сползла по щеке мужчины, когда он скользнул взглядом по улыбчивому личику мальчика на снимке. Мужчина полоснул острым ножом по ладони. Кровь выступила на коже из неглубокого пореза. Улыбаясь, протянул нож женщине. Она проделала тоже самое со своей рукой. Алая кровь окропила белоснежную скатерть, прежде чем потекла в чашу с молоком. Чашу, исписанную иероглифами.

— Возвращайся к нам, малыш…

 Тварь поморщилась. Запах крови ударил в голову, пьяня и дурманя. 

— Возвращайся к нам, малыш…

 Мужской и женские голоса слились воедино, когда куранты отбивали последние мгновения года. 

— Возвращайся к нам, малыш…

 Повторяли они одни и те же слова, как заклинание. Хвост твари бил из стороны в сторону, с клыков закапала вязкая слюна. 

«Глупцы… мёртвые должны оставаться мёртвыми…»

 Один из мячей слетел на пол. Звонко плюхнулся и покатился к наряженной ёлке. Но они даже не заметили, их глаза были закрыты.

—Возвращайся к нам, малыш…

 Вдруг женщина не выдержала, распахнула глаза. Уронила голову на плечо мужчины и разрыдалась. Впервые за многие годы тварь услышала другие слова из уст хмурого, сурового человека:

— Ну полно тебе, не плачь…

 Голос мужчины звучал нежно. Он погладил женщину по спине, чмокнул в макушку. Но она всё равно никак не могла унять слёз:

— В последнее время он мне всё чаще снится… Такой маленький… одинокий… напуганный. Стоит посреди темени и ждёт, что мы придём за ним… заберём его домой…

— Не плачь…

 Мужчина обнял женщину. Она, всхлипывая, продолжила говорить:

— Но мы не можем забрать его… не можем вернуть нашего мальчика… Ему так холодно… там…

— Мы должны…должны верить, — голос мужчины дрогнул.

 Тварь на шкафу заёрзала, заскребла когтями по пыльной поверхности. Но двое ничего не заметили…

 — Во что верить…

 — Просто верить, что однажды всё изменится, — мужчина крепко сжал руку женщины, опустился на колени рядом с ней и заговорил быстро, сбивчиво, — однажды утром мы проснёмся и всё… всё будет как прежде… Детская полна смеха, повсюду разбросаны игрушки и на столе фантики от конфет… Мы пожурим его за беспорядок, вместе приберёмся… а потом… потом позавтракаем…и…и пойдём гулять на озеро…

— Нет!!! Только не на озеро…

— Прости…прости… мы пойдём… в парк… — мужчина замолчал, положил голову на колени жены. Перед глазами мелькнули события того давнего, чёрного утра. Солнечного морозного утра, полного детского смеха. Он вновь слышал треск льда, вскрик сына и чувствовал черноту, опустившуюся перед глазами. Вновь тяжело бухало сердце в груди, совсем как тогда, у реанимации, а в голове звучали последние слова его ребёнка «Холодно…»

— Родной? — она тревожно вглядывалась в глаза мужчины, — ты со мной?

— Да…

 Мужчина поднялся на ноги, падал руку женщине и неуверенно предложил:

— Потанцуем?  

 Она хмыкнула, но улыбка озарила заплаканное лицо: 

— Потанцуем…

 Он включил музыку, тихую и ненавязчивую. Обнял женщину за талию, прижал к себе и медленно повёл за собой.

— Когда-то я хорошо танцевал…но сейчас стал неуклюжим…

— Вовсе нет…

 Тварь наблюдала за ними, тихонько раскачиваясь в такт музыки…

 Куранты уже давно отбили последние мгновения старого года. С улицы доносились взрывы фейерверков, смех и крики людей. А двое в маленькой комнатушке, пропахшей мандаринами и хвоей танцевали, тесно прижавшись друг к другу.

 Тук-тук.

— Что это? 

 Женщина вздрогнула и резко отпрянула от мужчины. Почти оттолкнула его.

— Я не знаю…

 Мужчина огляделся по сторонам.

Тварь на шкафу застыла, слившись со стеной.

Тук-тук.

— Ну вот, опять… — женщина сжала руку мужчины.

 Скрежет маленьких коготков по стеклу окна, а спустя мгновение донеслось тихое приглушенное:

— Ма-ма… па-па…

— Господи… — слились в унисон мужской и женский голоса.

 И в следующую секунду родители бросились открывать окно.

***

  Вместе с холодом и ветром, в комнату ворвались крошечные чёрные снежинки. Они тут же осели на полу и растаяли, оставив тёмные лужицы. Но мужчина и женщина не заметили. Они обнимали маленького мальчика, которого так давно не обнимали. Но теперь он вновь был рядом, был в своей детской комнате, где под ёлкой стояли приготовленные для него подарки. 

— Мама…папа… — приглушённо звучал детский голосок.

  Малыш – маленький, черноволосый мальчик оглядывал свою комнату. Холодно, безразлично оглядывал, будто бы за долгие годы позабыл все эмоции.

— Ты дома…

— Теперь всё будет хорошо…

 Говорили родители и не могли перестать обнимать и целовать Малыша. Их не смущали ни его мертвенная бледность, ни холод, исходящий от тела, ни приглушенный голос, ни запах земли. 

— До…ма… — по слогам сказал Малыш, и взгляд его потускневших карих глаз остановился на твари, сидящей на шкафу.

 Малыш растянул посиневшие губы в подобии улыбки. Тварь оскалилась в ответ и покачала головой:

«Ты не дома, Малыш… Это больше не твой дом… Ты и сам это знаешь…»

— До…ма… — ещё раз повторил Малыш, растягивая слова. Он будто бы пробовал звуки на вкус, вспоминая как звучит человеческая речь.

 Женщина вытерла слёзы. С любовью поглядела на вернувшегося сына. Взъерошила ему чёрные непослушные волосы, прежде мягкие, но теперь ставшие жёсткими. Сжала его маленькие ледяные ручонки. 

— Мы приготовили подарки… Смотри! 

 Она подвела Малыша к ёлке. Легонько подтолкнула замершего от стеснения сына:

— Ну же, смелее…

 Малыш скользнул равнодушным взглядом по коробочкам, упакованным в яркую обёрточную бумагу. Неуверенно огляделся, словно не знал, что делать со всем этим и ждал помощи. Не было ни счастливого блеска в глазах, ни смеха. 

— Давай же, открывай, — мужчина присел на корточки рядом с сыном, приобнял его за плечи. Сам взял в руки один из подарков, потянул зелёную ленту, аккуратно разорвал бумагу, — смотри, это же робот. Мы вставим волшебные батарейки, загадаем желание, и он оживёт…

 Мужчина поставил робота на пол.

— Как… я? — тихо спросил Малыш и улыбнулся.

 Мужчина промолчал, усадил Малыша к себе на колени, чмокнул в макушку, посмотрел на женщину. Та стояла, еле сдерживая слёзы.

— Я … я хочу пить… — прошептал вдруг Малыш.

 Женщина рассмеялась:

— Какие же мы глупые. Подарки…подарки… А ты хочешь пить и, наверняка, голоден. Иди скорей сюда…

 Она ухватила сына за руку:

— Есть лимонад, сок, морс…Что ты хочешь?

— Молоко…

— Конечно, солнышко, я сейчас принесу…

 Женщина дёрнулась в сторону кухни, но мужчина жестом остановил её:

— Я схожу… 

— Подогрей, ему нужно согреться.

— Хорошо…

 Мужчина ушёл на кухню. Женщина села на стул, не сводя глаз с сына. Малыш потрогал кончиками пальцев скатерть:

— Она такая белая и мягкая…

— Да, Малыш…— женщина поёжилась от холода, пробежавшего дрожью по позвоночнику, — что-то холодно. Да, солнышко? 

 Малыш помотал головой и лукаво улыбнулся. Ему не было холодно, ведь вообще не чувствовал больше ни холода, ни тепла.

 Женщине стало не по себе от его улыбки. Она бросила взгляд в сторону кухни. 

— Подожди немного, сейчас папа придёт…

 Малыш промолчал, продолжая разглядывать стол. Ткнул пальцем в пирог, дотронулся до графина с морсом, взял в руки чашу, на дне которой плескалось молоко с тоненькими кровяными прожилками.

— Поставь на место, Малыш. 

 Он же только улыбнулся, поднёс чашу к губам и отпил…

***

  Малыш скривился, тусклые карие глаза на мгновение блеснули.

— Сейчас папа принесёт хорошего молочка, — женщина выхватила из рук сына чашу.

 Но не успела поставить на стол, как крик сорвался с её губ. Чаша выскользнула из ослабевших пальцев. Разбилась вдребезги, окропив белыми каплями пол и стены, поклеенные обоями с машинками.

 В комнату вбежал мужчина и тут же замер в ступоре.

— О, Боже… — только и прошептал он, бледнея всё больше и больше.

«Поздно вспоминать Бога…»

 Тварь на шкафу дёрнулась было вперёд, но вовремя остановилась – нельзя искажать равновесие. То, что недоступно человеческому глазу таковым и должно оставаться. 

 Гирлянда заискрила. Свет на кухне тут же мигнул и погас. Но в отблесках взрывающихся на улице фейерверков, можно было увидеть, как маленький мальчик, которого родители привыкли называть Малышом меняется, растёт и всё менее становится похож на себя прежнего. Синяя выцветшая футболка, в которой он заявился домой, затрещала по швам, и её лохмотья скользнули на пол. Тонкая бледная кожа на спине лопнула, обнажая почерневшую плоть и сухожилия. И из лопаток прорастали перепончатые большие крылья в прожилках лиловых вен. Тусклые глаза Малыша налились кровью, в зрачках полыхнул зеленоватый огонёк. Пальцы на руках и ногах вытянулись, ногти удлинились, превращаясь в ороговевшие когти зверя. Ноздри шумно вдыхали и выдыхали воздух. 

 Изменённый Малыш взвыл на одной короткой ноте и смолк.

«Мёртвые должны оставаться мёртвыми… иначе…»

 Тварь зажала уши лапами и зажмурилась. 

— Холодно… — прохрипел Малыш чужим голосом. И после этого мороз пополз по комнате, покрывая чёрным инеем всё на своём пути. Ель, ещё совсем недавно благоухающая хвоей и смолой, почернела, скукожилась и осыпалась в труху. Стеклянные игрушки звякнули и сорвались, часть из них разбилась, устлав пол осколками. Мандарины покрылись инеем и лопнули, заляпав скатерть грязно-оранжевыми соком.

  Последние слова не успели сорваться с губ, остолбеневших от ужаса мужчины и женщины. Они упали на пол, сражённые внезапной смертью. Тела их вмиг почернели и иссохли, будто бы несчастные умерли не сейчас, а много месяцев назад... 

 Малыш же расправил огромные перепончатые крылья, оскалился, показав два ряда острых зубов. Раздался звон стекла. И огромный монстр, вскормленный родительской любовью, выпорхнул в новогоднюю ночь…

***

  Прошло несколько мгновений прежде, чем тварь пришла в себя и стряхнула колючий чёрный иней со шкуры. Поёжилась и оглядела комнату. Теперь это была не уютная маленькая комнатушка, где когда-то жил ребёнок, это была – мёртвая обитель, где стены и мебель покрывал тонкой слой чёрного инея.

«Чёрное дыхание вернувшегося…»

 Пахло гарью, морозом и смертью. Окно разбито, и в комнате хозяйничал зябкий январский ветер…

 Тварь спустилась со шкафа и, осторожно ступая, подкралась к лежащим возле стола телам. Мужчина и женщина вцепились друг другу в запястья. На их ссохшихся и почерневших лицах остались отпечатки ужаса и удивления, будто они до самого конца не могли поверить, что позвали в этот мир монстра, и что этот крылатый монстр был когда-то их сыном. 

 «Тот, кто перешёл по ту сторону никогда не вернётся прежним… как бы вы не надеялись…»

 Тварь аккуратно обошла тела мужчины и женщины. Если они и осознали эту простую истину в последний миг перед смертью, то всё равно было уже поздно – в новогоднюю ночь улетел монстр. Большой опасный монстр, чудовище, вызванное из другого мира. И теперь Малыша нужно вернуть назад. 

«Между мирами должно быть равновесие…»

  Тварь выпрыгнула в окно и, расправив крылья, полетела над ночным городом, в котором не умолкало новогоднее веселье. Вглядывалась в сверкающую огнями январскую ночь, выискивая Малыша…

***

 Она нашла его в безлюдном парке, когда ночь подходила к концу. Маленький мальчик с поникшей головой сидел на скамейке и рыхлил ногами мягкий пушистый снежок. В свете фонаря было видно его огромную крылатую тень, и это внушало страх.

«Малыш…»

 Тварь присела рядом на краешек скамейки. Малыш вскинул черноволосую голову и посмотрел тусклыми безжизненными глазами.

«Пора, Малыш… здесь тебе нечего делать…»

 Тварь говорила, не раскрывая рта. Малыш всхлипнул, потёр глаза:

— Они не дают мне спать, всё время зовут и плачут…

«Кто, Малыш?»

Тварь осторожно пододвинулась ближе. Только бы не напугать, или не разозлить.

— Мама и папа…

«Они больше не будут, Малыш…»

— Я люблю их…

«Они тоже любят тебя. Они ждут… Пойдём, Малыш…»

— Правда?

 Малыш недоверчиво посмотрел на Тварь.

«Да. Пойдём, Малыш, нам нельзя долго оставаться на этой стороне…»

  Она подала Малышу лапу. Тот неуверенно улыбнулся и ухватился ручонкой за когтистый указательный палец Твари. Всё-таки Малыш был послушным.

— Кто ты? — спросил Малыш.

«Я слежу, чтобы между мирами было равновесие…»

 Ещё несколько фейерверков взорвалось в воздухе…

 Но никто не видел, как двое уходили из города…

                                                                                                      Конец.