На полу детской комнаты – толстый пушистый ковёр. На таком спать не жёстко и не холодно. В обнимку с большим плюшевым тигром прямо в одежде на ковре спал Максим.

Его разбудил оглушительный раскат грома. Задребезжали стёкла окон, дрогнули, будто их тоже разбудили, стены двухэтажного дома. За мгновение до того, как совсем проснуться и открыть глаза, Максим увидел вспышку. Молния полыхнула прямо над домом и была такой яркой, что её пронзительный свет пробился не только через неплотные шторы, но и сквозь веки. Через приоткрытую форточку в комнату вползал грозовой воздух, насыщенный тревогой.

Максим её сразу уловил, как только открыл глаза и глубоко вздохнул. Тревога овладела прежде всего телом – отозвалась мелкой дрожью, ощущениями холода и упругой скользкой пустоты в груди. Дыхание перехватило, но детское сознание ещё не вполне выразило для себя чувство страха и понимание, чего именно следует бояться.

Может, это статическое электричество или непривычный, слишком стерильный запах озона, которые разлились в плотной, как песок, темноте комнаты, вызвали такую физиологическую реакцию – такой буквальный животный страх. А может, всё вместе плюс то, что мальчик был в доме совершенно один. Он ещё не знал этого наверняка, но кожей почувствовал – побежали мурашки.

Один и в полной темноте. Темноту лишь усугубляли, делая её контрастной, зернистой, мгновенные и всё более редкие вспышки уже далёких зарниц. Скоро их не стало совсем, и по крыше и в окна забарабанил дождь. Мелкая назойливая дробь дождя и внутренняя дрожь тела вошли в резонанс, усиливая тревогу Максима. Она стала просачиваться сквозь кожу тонкими прочными волокнами, размывая в ощущениях границу между телом и окружающим тёмным неведомым пространством.

Мысли Максима запрыгали туда-сюда, словно сошедший с ума маятник антикварных напольных часов, что стояли внизу, в огромной гостиной, которая занимала почти весь первый этаж. Старшая сестра сегодня должна быть там. Но её там не было.

***

Когда родители уезжали, Ольга обычно валялась в гостиной на диванчике и смотрела сериалы на широченном – в полстены – телевизоре. Ей нравилось, когда «никто не шастал» и «не мешался», весь дом оставался в её распоряжении. Младший брат не в счёт. «Мал ещё, пусть сидит в детской и делает вид, что его нет» – так говорила Ольга.

Оставленный на попечение сестры Максим старался лишний раз её не беспокоить, «не шастать» и «не мешаться». Не очень-то и хотелось: говорить с глупой и заносчивой сестрой всё равно не о чем. Главное для Максима – знание и ощущение, что дома он не один, а разговаривать необязательно.

Ольга уже была достаточно взрослой, и у неё полным ходом шла «своя жизнь». Максим плохо понимал, что это значит, но принимал как данность, что в «свою жизнь» сестры он не включён. С Ольгой он оставался нечасто – кто-то из родителей почти всегда был дома. Хотя по отдельности мама и папа регулярно уезжали на несколько дней в «командировки». Что это такое, Максим тоже не очень ясно понимал, но пришёл к выводу, что это важнее, чем Ольгина «своя жизнь», которую ей приходилось в таких случаях откладывать, если командировки родителей совпадали. Тогда сестра «возилась с мелким», чему была не рада. «Ещё бы! – даже сочувствовал ей Максим. – Кому понравится откладывать “свою жизнь”?»

Но в этот раз Ольга, похоже, огорчилась сильнее обычного. Вечером она так и не смогла заставить брата лечь спать и оставила играть «сколько влезет» и «пока не одуреешь» – как она ему клятвенно пообещала после долгих уговоров, подкупов и угроз.

«После десяти вечера из шкафа вылезает Тварь и забирает детей, которые ещё не спят», – сказала сестра.

Шкаф, конечно же, в комнате Максима был. В каждой детской всегда есть Шкаф. («И зачем его только ставят? Словно специально…»)

«Только под одеялом можно укрыться от Твари», – уверяла сестра, но мальчик не очень-то ей поверил. Во-первых, обычно твари появляются после полуночи, об этом знают все, кто смотрел фильмы ужасов, а он уже видел парочку. Во-вторых, одеяло вряд ли спасёт от Твари-из-Шкафа. И даже ночник в виде тыквы с беззубой улыбкой, который освещает комнату тусклым светом, чтобы отгонять всякую нечисть, не так уж надёжен. (Хотя папа уверял, что в свете ночника-тыквы абсолютно безопасно!) Если Максим просыпался ночью и ему казалось, что в Шкафу кто-то есть, он звал родителей и только после того, как они всё проверяли, успокаивался. А в-третьих…

Так было, пока Максиму на седьмой день рождения родители не подарили большую плюшевую игрушку – саблезубого тигра из мультфильма «Ледниковый период». Тот был размером с мальчика, и Максим как-то сразу понял, что теперь с ночными страхами покончено – этот тигр сможет защитить от кого угодно. Родителям даже не пришлось его убеждать в этом, выдумывая всякие истории. С тех пор прошло полгода, и ни одна тварь не шелохнулась в Шкафу, и Шкаф стал просто шкафом – таким же, как шкафы в других комнатах, в которых отродясь не водилось ничего страшного.

***

Сейчас мысли Максима – такие простые и детские – носились туда-сюда, но с удивительной чёткостью. Он подумал, что сестра его так и не уложила и он заснул, играя на полу. Странно, что она его так оставила – не перенесла в кровать или хотя бы не разбудила, чтобы он разделся и лёг сам. Когда он играл, а значит, и когда заснул, в комнате горел свет, а сейчас его не было. Если бы свет выключила Ольга, то она бы включила ночник-тыкву, но ночник тоже не горел…

Дождь дробил по крыше нервно и напряжённо. Это настойчивое «дроб-дроб-дроб!» казалось не то предупреждением, не то угрозой, нервными длинными пальцами проникало в самое сердце и перебирало в нём что-то ещё более сокровенное.

Максим закричал:

– Оля! Оля, ты здесь?! Оля, мне страшно, включи свет!

Но никакой реакции на его крик не последовало – ни ответа, ни шагов по гулкой деревянной лестнице, ни какого-нибудь шороха, звука, по которому можно было бы судить, что в доме кто-то есть. Сестра хоть и не любила «возиться» с младшим братом, но не была настолько врединой и не стала бы его пугать и томить ожиданием. Максим был в этом уверен.

Он покрепче обнял тигра – словно чтобы попросить защитника быть начеку и убедиться, что сам он по-прежнему под его защитой, – а потом на ощупь добрался до тумбочки, на которой стоял ночник. Максим попытался включить его, но безрезультатно. Выключатель щёлкал вхолостую, электричества в доме не было. Максим знал, что это бывает из-за грозы. Когда такое случалось раньше, родители зажигали свечи и брали фонарики. У Максима тоже был фонарик, нужно его только найти, причём чем скорее, тем лучше. Об этом ему сообщал дождь – отбивая своё предупреждение «дроб-дроб-дроб!» всё громче и всё быстрее… Сердце мальчика бухало в такт.

Фонарик нашёлся во втором ящике тумбочки. Слава богу, включился! Максим подошёл к двери своей комнаты и застыл в нерешительности. Он хотел пойти поискать сестру, спуститься в гостиную, но из комнаты выходить было страшно, ведь здесь он под защитой тигра, а там… Там – в большом, утонувшем во тьме доме – неизвестно, какие опасности.

Максим приоткрыл дверь и ещё раз громко позвал в проём:

– Оля! Оля, ты где?! Мне страшно!

Ни звука в ответ – Оля куда-то ушла. «А может, пропала?.. Может, её утащила какая-нибудь Тварь?» – пугало предательское воображение. «Нет, – Максим приказал себе искать только разумные объяснения, – взрослых твари не трогают. Сестра ушла, потому что у неё “своя жизнь”. А я остался один. Как в смешном американском фильме про мальчика, которого родители забыли дома».

Только было не смешно и не весело. Было страшно.

***

Прошло не более получаса с последней безуспешной попытки уложить брата в постель. Максим заснул на полу сам – в обнимку со своим любимым тигром. Как и ожидала Ольга. Надо было лишь оставить его в покое и не заставлять. Она особенно и не старалась, а все уговоры и страшилки нужны скорее для вида. Она, как и положено, играла роль строгой (ну ладно, не слишком строгой!) няньки. Конечно, если бы брат лёг спать вовремя, было бы ещё лучше, но…

Как только он заснул, Ольга быстро собралась и вышла из дома. Такси не понадобилось – её подруга, которая жила неподалёку, тоже опаздывала и согласилась заехать за ней на своей машине. На вечеринку они попадут в самый разгар. А ночью она вернётся домой. Брат будет спать, её отлучку не заметят. Ольга была в этом уверена.

А на вечеринку она попасть просто обязана! Там будет её бывший. Проклятый богатенький инфантильный, эгоистичный, самовлюблённый самец! Чтоб он разбился на своей обожаемой тачке! Ну ладно, не насмерть разбился, но вогнал свой любимый спортивный «Порш» в какое-нибудь дерево или столб так, чтоб его скрутило, как пивную жестянку! Ох, как он расстроится! Пара переломов и разбитый «Порш» – с него хватит. Ольга никогда не была слишком жестока. Даже с теми, кто этого заслуживал. А он заслуживал! Ну ничего, сегодня на вечеринке она покажет! Она ему покажет… что? Что она независима! Что ей плевать! Что она вовсю наслаждается жизнью и у неё новый бойфренд! Его, правда, пока нет, но Ольга не сомневалась, что это не проблема: на вечеринке будет полно парней, которые с радостью, пуская слюни и тэ-дэ и тэ-пэ… Дело известное, дело плёвое – лицом и фигурой бог её не обидел, а косметикой пользоваться и глазами стрелять она сама давно научилась!

Из-за грозы дороги стали скользкими, а электричество вырубилось. Несколько кварталов окунулись во тьму. Уличное освещение тоже не работало. Надо было поторапливаться, и подруга давила на газ. Пустынные улицы – в помощь. Ольга даже не заметила выскочивший наперерез массивный джип. Подруга не заметила тоже: пустынные улицы кажутся такими безопасными…

Ольга очнулась в больнице. Её жизнь была вне опасности. Всего лишь сломала руку в запястье и здорово ударилась головой. Подруга вообще отделалась ушибами и лёгким сотрясением мозга. Кому пришло в голову сообщать об этом родителям? Среди ночи! Рыться в её телефоне, звонить…

Мать с отцом должны прилететь рано утром. С разницей в сорок минут. Конечно, они тут же помчатся домой – проверять, как там этот «бедняжка» Максим. Большое дело, экая цаца! Подумаешь, проведёт ночь один! Всё равно спит как сурок, даже не заметит, что дома никого. Да и не маленький уже: ужастики смотрит – даже глазом не моргнёт! Даром что Твари из шкафа бояться только полгода как перестал…

Ну а потом предки, конечно, приедут в больницу. Будут «лечить»… Чёртова гроза, всё наперекосяк!

***

«Бом… бом… бом…» Через приоткрытую дверь Максим услышал, как антикварные часы в гостиной негромко пробили двенадцать раз. И тут же пространство заполнилось уже совсем неистовым и истеричным «дроб-дроб-дроб!» дождя. Самого пространства внезапно стало мало. Оно сжалось и уплотнилось так, что Максим ощущал кожей его границы. (Впрочем, к нему хотя бы вернулось ощущение границ собственного тела – уже легче!) Слабый луч фонарика отвоёвывал у тьмы недостаточно места, чтобы вернуть пространству привычные масштабы. Кто-то мог находиться совсем рядом, за спиной. Стоило только об этом подумать, как фонарик замерцал и погас. Всё было против Максима. Тьма была против Максима. И – пустой дом.

Из открытой форточки дуло холодной неприятной свежестью. По спине прошёл озноб. Тревожные вибрации в груди на высокой частоте пели в унисон с бешено молотящим по крыше и окнам дождём. Буквальный животный страх тела дополнился страхом осознанным. Сознание Максима наконец полностью сформулировало, чего стоит бояться: он был совсем один в доме, в полной темноте, в полночь – самое время для всяких ужасов!

– Мне страшно… – прошептал Максим сам себе, чтобы развеять тишину, и поёжился.

– Мне тоже, – вдруг раздалось из-за спины.

Максим испугано обернулся и огляделся, насколько это было возможно. Тёмные, едва различимые силуэты не изменились. Саблезубый тигр царственно полулежал на ворсистом ковре там же, где он его оставил.

– Мне тоже очень-очень страшно! – с жаром затараторил голос. – Здесь ещё темнее, чем снаружи, и так тесно, что даже трудно дышать!

Голос шёл определённо из шкафа. Из того самого Шкафа, в котором никто не объявлялся уже полгода.

– Пожалуйста, открой! Мне здесь страшно, – попросил голос. Звучал он, в общем, спокойно и твёрдо. Не похоже было, что тот, кто говорит, боится. Или то, что говорит?!

– Ты кто? – прошептал Максим. Голос так сильно его напугал, что сердце чуть не выскочило горлом, а весь прежний страх показался игрой и нелепой фантазией.

– Я – друг, – просто ответил голос с такой уверенностью, словно его слова не подлежали сомнению. – И мне так же страшно, как и тебе. Ты же меня понимаешь, знаешь, как это – быть одному в темноте! Открой, и нам вдвоём будет уже не так страшно.

Мальчик сделал шаг в направлении Шкафа и замер:

– А где моя сестра?

– Она ушла по своим делам, Максим. Ты же знаешь… Она уже взрослая, и у неё своя жизнь, ты же сам знаешь… – ответил голос и тихо хихикнул, как показалось Максиму. А ещё у него промелькнула вполне взрослая, зрелая мысль, что, по мнению голоса, он слишком уж много должен знать в свои семь лет. Хотя в этом случае с голосом трудно было не согласиться, ведь Максим уже и сам – зрело и по-взрослому – решил считать так же.

– Это я знаю. А откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я заперт здесь давно, Максим, просто раньше ты не слышал меня, потому что тебе не было так же страшно, как и мне, – объяснил голос. – Но теперь-то ты понимаешь…

Максим подумал о том, как ему страшно, и объяснения голоса показались ему разумными.

– Да, понимаю. Но… я решил: я дома совсем один. А тут вдруг ты – это тоже страшно. Теперь ещё сильнее…

– Не бойся, я друг, – миролюбиво сказал голос.

До этого неистовое и истеричное дождливое «дроб-дроб-дроб!» стало успокаиваться, словно выбилось из сил, и перешло в унылое и печальное «дропп… дропп…» – как будто смирилось с какой-то неизбежностью. Максим на ватных ногах неуверенно направился к Шкафу.

– Не делай этого! Не открывай! – рявкнул кто-то сбоку.

Максим дёрнулся, словно опомнился, и посмотрел, кто ещё с ним разговаривает в абсолютно пустом доме. Это оказался тигр. Он полулежал, как обычно, и смотрел прямо на него живыми, сверкающими в темноте глазами.

– Почему? – спросил Максим машинально.

– Это Тварь! Она сожрёт тебя и заберёт твою душу, – сказал тигр. – Я этого не допущу!

– Хи-хи! Интересно, как это? – весело спросила Тварь голоском, который вмиг стал мерзким и хриплым. – Как это бесполезный кусок дурацкого плюша мне помешает, а? Даже если он – этот кусок облезлого плюша – с живыми глазами?!

И Тварь начала издевательски напевать:

– Поду-у-умаешь! Живые гла-аза… Поду-у-умаешь! Живые гла-аза…

Максим потрясённо и испуганно смотрел то на тигра, то в сторону Шкафа, дверца которого, скрипнув, приоткрылась, а изнутри послышались шорохи, хлюпанье и царапанье – что-то явно пыталось оттуда выбраться. И у него могло получиться!

– Как ты мне помешаешь, глупая набитая игрушка?! – злобно проревел голос, и дверца Шкафа с силой распахнулась, грохнув о стену.

– А вот как! – рявкнул тигр и прыгнул на мальчика…

***

Мать Максима, Светлана Николаевна, расплатившись с таксистом, вбежала в дом. Она подавила желание громко позвать сына по имени, вспомнив, что ещё только шесть утра и он может мирно спать у себя в комнате. Не снимая плащ и не разуваясь, она поднялась на второй этаж и заглянула в детскую. В комнате было пусто.

Потом, дозываясь Максима, она сорвала голос, обыскала каждый угол в доме, подвал. Сына нигде не было. В суматохе и волнении Светлана Николаевна не обратила внимания, что саблезубый тигр из «Ледникового периода» в детской комнате увеличился в размерах. Но это заметил ее муж и отец Максима Григорий Олегович, который появился дома чуть позже. Тигр не то чтобы вырос буквально, сохранив прежние пропорции, но как-то неестественно располнел. Уродливо раздувшаяся мягкая игрушка бросалась в глаза. Григорий Олегович достал из кармана многофункциональный складной ножик и разрезал тигра. Полупереваренное мёртвое тело Максима вывалилось из синтепоновых потрохов на ворсистый мягкий ковёр.

Григорий Олегович отпрянул, выпрямился и оторопело уставился на труп сына и раскуроченную игрушку. Её однообразная набивка была измазана кровью и какой-то слизью. Если бы Григорий Олегович мог сейчас рассуждать, он подумал бы, что это желудочный сок (желудочный сок плюшевого тигра, набитого синтепоном!). Светлана Николаевна закричала, но тут же смолкла и прижалась к мужу.

– Гриша, мне страшно! – прошептала она.

– Мне тоже… – раздался как будто бы робкий и слегка насмешливый голос из шкафа, и родители Максима вздрогнули.

Разрезанный плюшевый тигр сверкнул на них внезапно живыми глазами, и взгляд их тут же потух. Но Светлана Васильевна успела его заметить (взгляд живых глаз разрезанного плюшевого тигра!), и когда муж ринулся было к шкафу, сжимая в напряжённой руке такой нелепый сейчас перочинный нож, она остановила его:

– Гриша, не надо… Уйдём! Уйдём отсюда!

– Мне тоже страшно! – повторил голос – уже напористый, отвратительный, хрипящий и свистящий. – Но теперь мы вместе, и нам не будет так страшно, правда?! – Он не то закашлялся, не то засмеялся. В его тоне чувствовалась самоуверенная наглость. Словно обладатель голоса знал, что его добыча никуда не денется.

(Его добыча?! Кто – его добыча? Ну конечно, они!)

Родителями Максима овладел животный страх, хотя их взрослое рациональное сознание не могло сформулировать, чего именно они должны бояться. (Ну, не Твари же из Шкафа! Что за детские страшилки!) И, повинуясь древнему инстинкту, взрослые мужчина и женщина, пятясь, вышли из комнаты сына и закрыли дверь. Что-то грозное, отвратительное и ужасное – какая-то Тварь! – рыча, хрипя, причмокивая, присвистывая и сопя, бормоча что-то невнятное или напевая («Живые гла-аза… Живые гла-аза за-а-ахлопнулись на-а-авсегда-а-а!»), скребясь и царапаясь, выбиралось из Шкафа. Скорее всего, оно захочет – и сможет! – выбраться и из детской…

***

Ольга беспокоилась. Ни мать, ни отец так и не приехали к ней в больницу. И даже не позвонили, чтобы высказать всё, что они думают о её безответственном поведении. На её звонки они тоже не отвечали. Это было странно. Молчаливый бойкот как мера дисциплинарного воздействия в их семье никогда не практиковался. Наверное, случилось что-то очень серьёзное, и виновата во всём, конечно, будет она!

Днём Ольгу выписали из больницы. Предчувствуя недоброе, ощущая смутный холодок и лёгкую дрожь в груди, она села в такси. Под зеркалом заднего вида в салоне автомобиля болтался маленький плюшевый тигр из «Ледникового периода». Когда такси подъехало к дому, Ольге почему-то очень захотелось выпросить или купить игрушку. Но она отбросила эту глупую мысль, молча расплатилась и вышла из машины…