Красноярск, 2025 год. Меня зовут Иван, и я мечтал спасать жизни. Поступил в медицинский, горел желанием стать хирургом. Рутина: лекции, бессонные ночи над учебниками, практики в больницах, ночные дежурства. Жизнь кипела, неслась, казалась бесконечной. И Лиза. Лиза, с ее огненными волосами, острым умом и нежной душой. Она писала стихи и верила в лучшее.

Мы снимали квартиру на окраине города, в панельке, похожей на тысячи других. Тесная, пропахшая кофе и книгами, но своя. Там мы мечтали о будущем, спорили о политике, читали стихи друг другу и планировали путешествия.

Но мир вокруг нас медленно сходил с ума. Новости становились все тревожнее, политика – все грязнее. Война где-то далеко, но чувствовалось, что она дышит нам в спину. Цены росли, люди злились, в воздухе висело ощущение беды.

В университете преподаватели стали серьезнее, чаще говорили о необходимости запасов воды и еды, о правилах поведения в чрезвычайных ситуациях. Учения проводили, как в старые добрые времена Холодной Войны. Мы смеялись, конечно, но в глубине души… что-то сломалось.

Однажды, возвращаясь домой после ночной смены в больнице, я увидел, как военные патрулируют улицы. Бронетехника, солдаты с автоматами. Стало по-настоящему страшно.

Лиза заметила мое состояние. Обняла меня, прижала к себе. “Не бойся, Ваня. Мы справимся. Мы же сильные.”

Но даже ее слова не могли развеять тревогу.

В ту субботу я должен был идти на практику, помогать в хирургическом отделении. Но всю ночь не спал, мучили кошмары. Решил остаться дома, отдохнуть. Позвонил Лизе, сказал, что сегодня у меня выходной. Она обрадовалась, предложила сходить в кино.

Я отказался. Предложил встретиться с Димой и Сашей, поехать на Чёрную Сопку. Давно хотел сделать фотографии города с высоты птичьего полета.

Лиза погрустнела. “Опять горы? Тебе там что, мёдом намазано?”

“Ну, надо же чем-то отвлечься,” - ответил я, пытаясь пошутить. “А то от этих новостей совсем свихнуться можно.”

Лиза обняла меня. “Будь осторожен, ладно? И позвони, когда вернешься.”

Мы встретились с Димой и Сашей на остановке. Ехать было далеко, но вид того стоил. Чёрная Сопка возвышалась над городом, словно каменный страж.

Поднялись наверх. Город расстилался перед нами, как на ладони. Енисей, мосты, дома, заводы, всё было таким маленьким, таким хрупким.

“Красиво, да?” - спросил Дима, доставая фотоаппарат.

“Да,” - ответил я. “Но что-то неспокойно. Как будто над нами туча висит.”

Саша отмахнулся. “Хватит нагнетать. Просто воздух сегодня какой-то тяжёлый.”

Мы начали фотографировать. Занимались ерундой. Пытались поймать лучший кадр. Дима, как всегда, ворчал, что я заслоняю ему свет. Саша рассказывал смешные истории из своей жизни.

Я смотрел на город. И думал о Лизе. О родителях. О будущем, которое могло и не наступить.

Вдруг…

Вспышка.

Нестерпимый свет.

Жар.

Меня подбросило в воздух, словно куклу.

Темнота.

Очнулся. Лежал на земле. Голова раскалывалась. Тело горело.

Вокруг – тишина. Звенящая, пугающая тишина.

Попытался встать. С трудом. Ноги не слушались.

Дима и Саша… лежали рядом. Неподвижные.

Я подполз к ним. Потрогал. Холодные.

Мертвы.

Я закричал.

И сорвал голос.

Повернулся к городу.

Вместо Красноярска – ад.

Огонь.

Дым.

Пепел.

Грибовидное облако, похожее на огромный, зловещий гриб, росло в небе.

Я смотрел.

И не мог поверить.

Это не могло быть правдой.

Это был кошмар.

Я попытался убедить себя, что сейчас проснусь. Что все это – лишь сон.

Но сон не заканчивался.

Я снова закричал.

Бесполезно.

Один.

Совсем один.

На Чёрной Сопке.

Над руинами своего дома.

В голове проносились обрывки воспоминаний: Лиза, родители, друзья, учеба, мечты… Все это – исчезло. Навсегда.

Слёзы текли по лицу.

Я не знал, что делать.

Куда идти.

Зачем жить.

Потом…

Я увидел их.

Выживших.

Они шли по дороге, брели, как призраки. Обезумевшие, израненные, потерянные.

Я попытался их позвать.

Они не услышали.

Или не хотели слышать.

Я встал и пошел за ними.

Спустился с горы.

Вошел в город.

Там был ад.

Трупы на улицах, разрушенные здания, пожары.

Встречал людей.

Они просили о помощи.

Но я не мог помочь.

Я был врачом.

Но у меня не было ничего.

Ни лекарств, ни инструментов.

Ни надежды.

Я дошел до своего дома.

Там – только руины.

Потом я дошел до больницы.

Там было еще хуже.

Раны, ожоги, стоны.

Но врачей не было.

Медсестер не было.

Только смерть.

Я пытался помочь.

Перевязывал раны, успокаивал умирающих.

Но это было бесполезно.

Я ничего не мог сделать.

Мне было больно.

Страшно.

Одиноко.

Я хотел умереть.

Но не мог.

Должен был что-то делать.

Должен был кому-то помочь.

Должен был хотя бы попытаться выжить.

Нашел старый рюкзак.

Закинул туда бинты, лекарства, немного еды и воды.

Нашел счётчик Гейгера.

Включил.

Он затрещал.

Радиация зашкаливала.

Но я должен был идти дальше.

Бродил по городу.

Искал выживших.

Помогал им.

Делал все, что мог.

Стал тем, кто раньше вызывал у меня смех – стал сталкером.

Но это не героизм. Это просто попытка не сойти с ума.

В одном из домов я нашел дневник.

Начал писать.

О том, что видел.

О том, что чувствовал.

О том, что потерял.

О Лизе.

О родителях.

О будущем.

Я знал, что никто никогда не прочитает эти строки.

Но мне нужно было выговориться.

Чтобы не сойти с ума.

Шло время.

Я привык к ужасу.

Привык к смерти.

Привык к одиночеству.

Научился выживать.

Нашел группу людей.

Мы вместе построили убежище.

Собирали воду, выращивали еду.

Пытались создать подобие жизни.

Но все было обречено.

Радиация медленно убивала нас.

Люди умирали.

Один за другим.

Но мы не сдавались.

Мы боролись.

До последнего вздоха.

Я стал врачом.

Снова стал врачом.

Не потому, что хотел спасать жизни.

А потому, что должен был.

Потому что больше некому.

Однажды ночью я сидел у костра.

смотрел на звездное небо.

Такое же красивое, как и до войны.

Только теперь оно казалось далеким и недостижимым.

В голове прозвучали стихи Лизы.

О надежде.

О любви.

О вере.

Но надежды не было.

Любви не было.

Веры не было.

Осталась только тьма.

И красное небо над Красноярском.

Вечным напоминанием о том, что мы сделали с собой.

Последняя запись в дневнике Ивана, найденном в руинах убежища спустя много лет после катастрофы:

“…Я устал. Я хочу умереть. Но не могу. Должен помнить. Должен рассказать. Должен предупредить. Чтобы это больше никогда не повторилось…”

Послесловие из доклада историка в 2125 году:

Зона отчуждения Красноярск. Радиоактивный фон – повышенный. Выжившие – единичные случаи. Остались только легенды и дневники, найденные в руинах.

На Чёрной Сопке всегда дует ветер. Он шепчет имена погибших. Он рассказывает о том, как город, мечты и надежды превратились в пепел. О том, что когда-то была жизнь.