— Серёга, ну куда ты мне их тащишь постоянно, что он сделал, пирожок украл?

— На теплотрассе спал.

— Ну и спал бы дальше!

— Товарищ сержант, вы же сами знаете, что майор сказал...

— Ох, молодой блин ты, Серый, вот только я тебе так скажу: Семёныч щас уехал, забыв ключ от каталажки в кармане, а у него жена рожает, а роддом сам знаешь где, так что ну никак я его туда не посажу.

— Ну давайте тут его посадим.

— К батарее ещё пристегни.

— Да просто посадим на стул, ну и тем более там ливень, куда я его?

— Посади его там в уголке и отстань от меня пожалуйста.

Саша, парень тридцати лет, с полным безразличием слушал диалог двух полицейских. Он не был бомжом, скорее бродягой, немного заросший, с покладистой бородой, однако вполне прилично, хотя и просто одет. Несмотря на то что ему было около тридцати, на вид можно было дать все пятьдесят: его лицо, с постоянной гримасой сожаления и нестерпимой болью в глазах выдавали в нём человека с тяжёлой судьбой.

Его усадили на стул возле камеры, ключи от который были благополучно взяты неким Семёнычем, что вызывало в Саше не радость, а скорее лёгкое удовлетворение от осознания того, что ему там не придётся сидеть, чего не сказать о двоих уже находившихся там. Один мерно похрапывал, лёжа на скамье, другой с интересом наблюдал за происходящим. Пожалуй, примерно так и выглядели отделения полиции в провинциальных городах.

— Сержант, дайте бланк, протокол составлю.

— Слушай, ну не позорься ты, посидит до утра и всё, делать тебе нечего.

— Охх... Как вас ещё не тырнули отсюда? - недовольно процедил молодой полицейский, сел за стол и уставился в компьютер.

—Меня Витёк зовут. — сказал заключённый из камеры, протянув Саше руку.

— Саша. — протянул тот в ответ.

Вот его собеседник уже как раз таки бомжом и являлся, но вид у него всё равно был очень приятный, можно даже сказать «располагающий к себе».

— Впервые тебя вижу, а я тут, хе-хе, местный завсегдатай.

— Тихо там! — не отрывая взгляд от компьютера сказал полицейский.

— Начальник, ну будь ты человеком, я уже 2 дня с людьми не общался, дай поболтать

— Господи, болтайте, только потише.

— Так вот...

И после этого «так вот» последовало ещё два часа историй о том, как Витёк работал на заводе при Союзе и трубы воровал, как три раза женился и три раза развёлся, как служил в Афганистане, что доказывал, обнажая плечо и показывая шрамы, и главная его гордость о которой он упомянул раз 5 за всё время, так это то что он за руку с самим Брежневым держался, что даже фото было, вот только вторая жена выкинула его с кучей вещей.

Саша слушал всё это с неподдельным интересом. Не часто в последнее время попадался более-менее интересный собеседник. Хотя назвать Витька собеседником язык не поворачивался, он болтал без умолку и вставить что-то было довольно трудно, скорее, он был рассказчиком. Тем не менее, настал момент и он замолчал, ожидая ответного душеизлияния от Саши. Обычно он был молчалив и вряд ли бы стал рассказывать подобное первому встречному, но в последние годы вся его жизнь состояла из первых встречных и он подумал, что спустя столько лет можно рассказать эту историю хоть кому-то. Нет, легче бы не стало, но что он теряет? Ничего, тем более ему спешить было некуда.

И он начал, медленно, не спеша, с выражением. Веяло от Саши загадочностью, которая не давала покоя окружающим, вызывая в них желание эту загадку разгадать, что даже спавший до этого арестант и полицейские отвлеклись от своих дел и стали слушать.

Я жил далеко на окраине одного из крупных городов России. И как в сотнях таких окраин главной нашей достопримечательностью был памятник Ленину на площади и двухэтажный торговый центр, где половина помещений, отданных под аренду, попросту пустовала. Разбитый асфальт сливался с обшарпанными девятиэтажками, делая жизнь здесь такой же серой, как их фасады. Наверное, у всех здешних жителей дни были такими монотонными и одинаковыми, что потихоньку начинаешь сходить с ума от этого однообразия. Такой была и моя жизнь.

В школе я учился, в принципе, нормально, мог бы и поступить в более-менее нормальный университет, однако собственная лень и нежелание выходить из зоны комфорта, обрекли меня на местный техникум, который я терпеть не мог. Жалкой стипендии в пару тысяч мало на что хватало, а брать деньги у старого отца, работающего охранником на стройке, было стыдно. Потому то, прогуливая учёбу, я работал официантом в кафе на окраине. Эта работа была унизительной для меня, ведь в ответ на хамство пьяного быдла я мог только глупо улыбаться, но выбирать не приходилось. Работал я до позднего вечера, а после садился на скрипящую маршрутку, ехал домой, валился спать и с утра по новой. Так было и в этот раз.

Это был дождливый октябрьский день. Закончив в 10 часов и распрощавшись с коллегами, я, по обыкновению, вставил наушники в уши, закурил и пошёл на остановку. Дождь на время прекратился и лишь осенний ветер дул мне на встречу. Но холодным бы я его не назвал, скорее, слегка прохладным, даже, можно сказать, меланхоличным. Я любил осень, была в ней какая-то приятная грусть. Мне нравилось ходить вечерами по разбитым тротуарам в местном парке и думать о том, как я не люблю эту монотонную жизнь, какой я весь из себя не раб системы, как я вырвусь из неё, а на деле, так и продолжал 9-й месяц подряд вставать в 6 утра и идти на работу. Ни девушки, ни друзей, так, чуть больше чем знакомые, чьи интересы ограничивались вечерними посиделками на площадке местной школы и поглощением пива, а я, за неимением иного, не особо сопротивляясь, присоединялся к ним. А когда дело касалось жизни вне работы и площадки школы я был... один.

На этой грустной мысли я затянулся последний раз, бросил окурок в урну и, как по заказу, прямо в этот момент автобус выехал из-за угла. Он затормозил возле меня, я вошёл, отдал мелочь водителю и сел сзади. Кроме меня в автобусе ехало ещё несколько человек, обычные, ничем не примечательные, поэтому я сразу же уставился в окно.

Старый тарахтящий двигатель слегка заглушал музыку в наушниках, но это не мешало, а даже успокаивало. Этот звук всегда усыплял меня. Рассматривая редкие огни фонарных столбов, чей свет отражался в каплях на стекле, я понемногу засыпал и моя голова, наливаясь тяжестью, клонила вниз. Какофония рёва пыхтящего двигателя и музыки постепенно угасала, слова песни стали всё менее и менее различимы, вливаясь в мои уши лишь обрывками, пока не перестали вовсе. Я отключился.

Холод, тьма и песня "Кино", громко играющая в наушниках. Где я..? Стоп, я всё ещё в автобусе, но почему темно, нет, почему мы не едем, остановка? Я выглянул в окно и в свете луны увидел, что мы стоим в каком-то дворе посреди девятиэтажек. Неужели меня не заметили и попросту так и оставили спать, оставив автобус на стоянке? Но всё-таки почему во дворе, а не в автопарке? Ничего не понимаю, что происходит? Я медленно снимаю наушники — тишина, гробовая. Меня понемногу начинает сковывать страх, я сижу с приоткрытым ртом и нервно пытаюсь найти точку, где могу остановить свой взгляд. Ни людей, никого, может это сон, но вот только хрен там, ущипнул я себя больно. Лихорадочно опускаю руку вниз, нашариваю рюкзак, встаю и начинаю медленно пробираться по салону. Подойдя к водительскому месту я обнаружил, что и там пусто. Ну может он и вправду меня не заметил, я же сидел в самом конце. Ладно, хорошо, мало ли что бывает, заработался мужик, не заметил меня. Взглянув на часы я увидел там, что уже ровно 2 часа ночи.

— Класс, мне вставать через 4 часа, а я дома даже не был. — сказал я вслух.

Сидеть здесь и дальше было бы не лучшим решением и я залез на водительское сиденье, поднял дверную защёлку вверх, нажал на ручку и дверь открылась. Аккуратно выйдя, я тихо прижал дверь обратно с надеждой, что ночью в неё никто не залезет и не украдёт этот автобус, хотя, будем честны, кому это надо.

На улице было, как ни странно, всё так же относительно тепло как и вечером и даже ветер не дул — полный штиль. И всё та же гробовая тишина, даже собаки не лаяли. Осмотрев местность, я понял что нахожусь в 7 минутах от своего дома. При всей странности ситуации, я всё же взял и решительно двинулся в нужную мне сторону, при этом прокручивая у себя в голове одновременно сотни вариантов того, как это случилось и один вариант казался страннее другого, однако сколько бы я не силился понять в чём же дело, я осознавал, что скорее всего для меня это навсегда останется загадкой.

Луна исчезла за толщей облаков и потому было темно, хоть глаз вырви, и чтобы не споткнуться я включил фонарик на телефоне и шёл дальше. От осознания того, что скоро я буду дома и вся эта дурацкая история закончится, страх стал понемногу отступать. От нервов из-за пережитого я решил закурить. Потягивая едкий дым дешёвых сигарет, я шёл, вновь и вновь прокручивая в голове эту ситуацию, вглядываясь в пустые тёмные улицы, хм, странно, а ведь здесь всегда горели фонари, почему не... ПОЧЕМУ НЕ ГОРИТ НИ ОДИН ФОНАРЬ? НИ ОДНО ОКНО??? Как я раньше этого не заметил. Сказать что я занервничал — ничего не сказать. Я, конечно, пытался найти оправдание для этой ситуации, однако шаг всё же прибавил. Абсолютно пусто и темно, а из звуков лишь лёгкое дуновение ветра. Такая ситуация была в корне не обычной, ведь всегда горело ну... ну хотя бы одно окно, хотя бы один фонарь. Постепенно я перешёл на бег и уже через 2 минуты был у своего дома. Вбежав в подъезд, я поднялся на 3-й этаж, где была моя квартира, дрожащими руками достал ключи, вставил их в замочную скважину с 5-й попытки, провернул, раз, два, дверь открылась, я, забежав, моментально захлопнул за собой дверь, защёлкнул... всё, я был дома, от осознания этого стало легче и бешено бьющееся сердце, стало замедлять свой ритм. Ноги подкашивались, единственное, что хотелось сделать — залезть с головой под одеяло и проспать до полудня, привести себя в порядок, плевать на работу, потом объяснюсь, но это завтра, а сейчас я, сбросив с себя кроссовки и куртку, освещая путь фонариком еле доплёлся до кровати и, рухнув на неё, моментально уснул.

Лёгкое забвение, сухость в горле и убаюкивающий дождь, мерно тарабанящий в окно. С трудом открываю глаза, всё ещё ночь, но я уже проснулся — в горле пересохло, однако из кровати, такой мягкой и тёплой встать трудно. Провалявшись ещё минут 10 в полудрёме, я всё же нахожу в себе силы подняться и дойти до кухни, по привычке освещая путь экраном телефона. Нашарив чайник, я припал к его горлышку. Вдоволь напившись, я вернулся в тёплую постель и, прежде чем снова провалиться в сон, по привычке решил проверить соц.сети, а заодно и написать начальнице, что меня завтра не будет. Взглянув на экран телефона, меня шибануло током. Два часа, ровно. Я вскочил с кровати, прошёл в зал, щёлкнул выключателем — не работает. Я щёлкнул ещё пару раз — без толку. Пройдясь по всему дому и прощёлкав все выключатели я понял, что света нет. Под ложечкой засосало, тяжело дыша и нервно водя глазами из стороны в сторону, я решился и сделал шаг, затем ещё один и ещё, спустя минуту я снова добрался до зала и, направив луч фонаря от телефона на часы и... и спустя минуту, быстро обувшись и схватив куртку, я был уже на улице. Я был в панике, нет, не в панике, я был объят таким страхом, который доселе ещё никто никогда не описывал, на меня будто давили стены со всех сторон, всё тело сжимало, а к горлу подступала рвота. Да, вы угадали, там было два часа. Это всё было таким нереальным, в голове роилась куча мыслей, начиная от того что я умер и заканчивая тем, что это какой-то масштабный розыгрыш. Нет, ладно, это точно не розыгрыш, да и вряд ли я мёртв, хотя, откуда мне знать наверняка. Сейчас нужно было быстро решать что делать. Впрочем, долго думать не пришлось. Мне нужно было увидеть какого-нибудь человека, хоть кого-то, только так бы я почувствовал себя в безопасности. Переборов страх, я вернулся в свой подъезд и стал стучать в двери. Сначала в одни, потом в другие и, дойдя до 5-го этажа, я понял что это бесполезно, никто не открывал. Звонки, конечно, не работали, но так как я стучал... меня просто обязаны были услышать, но никого не было, никого, и по всему городу — тьма, ни в одном из окон нет света, ни один фонарь не горит. Выйдя из подъезда, я чувствовал обречённость, страх отступил, я попросту не знал что делать, я прижался к стене, съехал вниз по ней и, обняв колени, заплакал.

«Почему я? Почему? Пусть это будет сон, пусть я просто проснусь, пожалуйста». Ни шлепки по щекам, ни удары в лоб — ничего не помогало, я не спал, да и всё это было слишком реальным, и в то же время таким искусственным. В это просто не верилось. Я просидел так минут 20 или 30, а может и час — не знаю, время для меня потеряло всякий смысл, ведь глядя на часы я снова и снова видел злополучные 02:00.

Успокоившись, я встал и облокотился об стену. Безразличие, да, будто бы смирение приговорённого к смерти, который знает что его ждёт и просто принимает это, идя и не сопротивляясь. Я попал в такой тупик, я не знал даже чего ожидать, умру я или нет — ждать было мучительно невыносимо. Я достал телефон, набрал номер отца, пошли гудки, но я и не надеялся что он возьмёт трубку, просто единственный план который у меня был, так это набрать его номер и упиваться теми секундами спокойствия, когда слышал гудки. Я был бы спокоен, что я хотя бы попытался, что я что-то делал, а не просто сидел, но понимал, что как только...

— Алло, Саша, ты чего поздно так звонишь, случилось что? — внезапно раздалось из трубки

— П..Папа?

— Да, что такое...?

— Пап, ты на работе?

— Ну да, так а что случилось то, ты можешь объяснить?

— Нет... в смысле могу, только давай не по телефону, могу я прийти к тебе?

— Можешь, а зачем..? — отец вздохнул, — в общем можешь, только я всё равно не понимаю в чём срочность.

— Скоро буду.

Я повесил трубку, включил фонарик и что есть мочи побежал к отцу. Моей радости не было предела, я получил надежду, что скоро всё будет хорошо, как раньше, что это просто какая-то дурацкая ситуация, что я себе накрутил, что всё так совпало. Может я буду выглядеть глупо, трусливо — плевать, отец поймёт, всегда понимал.

Каждый шаг отдавался в ушах невероятным грохотом, тяжёлое дыхание перебивало шум дождя, который... который даже не капал. Клянусь, я слышал дождь, но он не шёл, ни единой капли, вообще. От осознания этого я только прибавил ходу и бежал быстро, как никогда. Отец работал минутах в 20 от дома, я же прибыл туда через 10. Это было строящееся офисное здание, ограждённое забором. Я набрал отца и попросил открыть ворота. Ожидание было просто нестерпимым, но меня успокаивало, что ещё немного и всё, конец этому кошмару. Секунда сменялась другой, в висках так пульсировало, что казалось, будто бы в моей голове медленно ходят тяжёлые стрелки часов. Вдруг звонок — это отец. Я моментально отвечаю:

— Где ты, пап?

— Лучше скажи мне где ты?

— У ворот...

— Да нет тебя здесь, я вот открыл, стою смотрю.

— Да я же, может... может ты на других воротах? — сказал я, пытаясь подарить себе надежду, хотя помнил, что это единственные ворота

— На каких других, Саша, тут только одни! Ты чё, поприкалываться решил, ну так какого хрена, Саша, я ж тут работаю, тебе же не 5 лет, что за дела вообще, а? Я не...

— Пап, сколько времени?

— Чего, ты вообще слушаешь меня?

— Пап, прошу, скажи, сколько времени...

— Ну два часа почти, без двух минут.

— Час пятьдесят восемь?

— Да...Саша, бога ради, объясни что случилось, где ты, а? Что вообще происходит?

— Пап, — по моим щекам потекли слёзы, я начал реветь, — я, я не понимаю что происходит, нигде никого нет, света нет, ничего нет, даже дождя нет, а звук... — Пап, что это, что..? — я был просто в истерике, я не хотел ничего решать, я хотел чтобы просто кто-то пришёл и помог мне, я полностью потерял самообладание, — пап, папочка, прошу, приди, помоги, я не... я не могу, прошу.

— Саша, сынок, прости, я, я не знаю, где ты, почему ты плачешь, что значит никого нет, что это всё значит?

— Папа, я так тебя люблю, прости, прости...

— И я тебя, Саша, прошу, успокойся, скажи чт... — звук удара — телефон упал на землю.

— Пап, папа, пааап...

Ничего. Никто не отвечал.

— Нет, так просто я это не оставлю. — процедил я сквозь зубы и стал перелезать забор. Будка охраны была в 10 метрах. Я шёл утирая слёзы, шёл с неопределённостью, боясь узнать что там. Это были самые долгие и, в то же время, самые короткие 10 метров в моей жизни. Свет не горел — от этого кольнуло в сердце, но, в то же время, я понимал что так и будет. Мои стуки в дверь ничего не дали и поэтому я просто выбил стекло валявшейся неподалёку арматурой, влез внутрь и... ничего. Ничего не в том смысле, что там не было никого, а в том смысле, что будка была абсолютно пуста. Я был в ней много раз до этого и прекрасно помнил, что в левом углу стоял старый телевизор, а напротив него стол, где неизменно был чайник, сахарница, печенье и валялась пара изгрызанных спичек — дурная привычка отца. А теперь пусто, отца больше нет, теперь он часть этой тьмы. Тьмы, которая не имеет никаких законов логики, где всё необоснованно и происходит просто «потому что», без какой либо явной причины. Это был какой-то хаос, но при этом от всего этого веяло холодной расчётливостью, что ещё больше ужасало. Будто бы план какого-то безумца, желающего показать свою неординарность. Сомнений больше не оставалось — это был не сон, и не ад, и не чистилище. Это был наш мир, но потусторонний, во власти чего-то страшного, неосязаемого, и посреди всего этого кошмара я — один...

Четвёртая или пятая это была сигарета, не помню, но это было единственное, чем я мог тогда себя занять. Каждый раз, доходя до фильтра, я закуривал ещё одну, оттягивая тот момент, когда вновь встанет вопрос «А что делать?». А пока, пока я курил. Слёзы уже не текли, мне просто нечем было плакать. И страх, то нарастающий, то угасающий, похоже всё таки начинал окончательно меня покидать. Перестать бояться оказалось легче, чем остановить непрекращающийся поток мыслей, впивающихся в мой мозг, а вернее пары вопросов «Как?» и «Почему?». Пропуская через себя дым и кучу мыслей, я всё таки определил для себя новую цель — ответить на эти 2 вопроса. Если я не могу ничего вернуть вспять, так может смогу узнать почему случилось именно так. Честно сказать, энтузиазмом я не горел, потому что понимал, что может для себя я и узнаю ответы, вот только, скорее всего, другим я об этом вряд ли смогу когда-нибудь рассказать. Но всё лучше, чем забиться в угол и трястись.

Поднявшись на ноги я устремился к трассе, ведущей из города. Хотелось узнать где конец всему этому и есть ли конец вообще. По прежнему тарабанил дождь, при этом не роняя ни капли с неба. Ветра не было и деревья стояли застывшие, ни один листик не шелестел, ни одна ветвь не качалась. Мимо медленно плыли массивные девятиэтажки, осветить которые полностью не хватало мощности фонаря. Одна за одной они сменялись, оставаясь при этом практически идентичными. Смотря то влево, то вправо, я наблюдал за бликами в окнах, которые были как зеркало за которым лишь пустота, будто за ними не некогда жилая квартира, а стена, тёмная и непроглядная. Взглянув налево, очередной еле заметный блик мелькнул в окне... так он же жёлтый. Нет, это был не блик, это был свет в окне дальнего дома, слабый, но свет! Нет, нет, не надо давать мне надежды, почему, что за идиотская игра?! Однако я не колеблясь ни секунды пошёл туда. Я шёл настороженно и не спешил, каждую секунду было ожидание того, что свет погаснет и всё. Однако не взирая на это, я бы всё равно заглянул в ту квартиру. Это было окно на 7 этаже на самом углу дома.

Спустя какое-то время я стоял перед входом в подъезд. Открыв старую деревянную скрипучую дверь, я ступил внутрь. Вроде всё то же — абсолютная темнота и звуки дождя доносящиеся через давно выбитые окна подъезда, тем не менее в закрытом пространстве было не по себе. Поднявшись на 7-й этаж — я повернул налево, тамбур оказался незаперт. По моим подсчётам это была дальняя квартира справа — девятнадцатая. Постояв с минуту и прислушавшись, я всё же постучал в дверь. Ничего не произошло. Я постучал второй раз, третий — тщетно. Тогда я решил, что плевать, будь что будет и просто дёрнул за ручку и дверь открылась. В коридоре было темно, а вот из гостиной доносился тот самый слабый свет. Я медленно вошёл в комнату. Обычная квартира — старая советская мебель, книжные шкафы, тумбочка с лампой, возле которой стояло кресло, где сидела девушка лет 25, читала, попутно слушая музыку в наушниках. Настоящая, живая, перелистывала страницы старой пожелтевшей книги и размеренно дышала. Мне нужно было привлечь её внимание и я понимал, что не напугав этого сделать не получится, поэтому легко коснулся её плеча и, как я и ожидал, она завопила и вскочила с кресла, упала и попятилась к стене.

— Кто вы? Что вы здесь делаете?

— Пожалуйста, простите, прошу, извините, я... — мне было очень стыдно, страшно и радостно в одно время. — я, позвольте мне объяснить.

— Да какого хрена вы вообще здесь делаете, я сейчас вызову полицию!

— Нет, разрешите мне... — я обессиленно упал на колени: уж слишком неожиданной в таких обстоятельствах была эта встреча. Девушка опешила от такого и, судя по всему если и не прониклась доверием ко мне, то жалостью точно. Всё ещё с опаской, она, медленно приподнимаясь, спросила:

— Так что вы делаете в моём доме и как сюда попали? Отвечайте! —прикрикнула она.

Говоря отрывисто, перескакивая с одного на другое, я кое как рассказал в общем всё что со мной произошло. Было видно, что девушка верила и не верила одновременно. С одной стороны я нёс полную чушь, но с другой я делал это уж слишком убедительно.

— Но, послушайте, на улице же ещё, ну, вечер только, темнеет, конечно, но не настолько же, как вы описываете.

— Что? — поднял я на неё глаза.

— Ну, в окно выгляните.

Я встал и медленно повернулся к окну: стая птиц пролетела на фоне багрового заката. Подойдя вплотную, я увидел как во дворе внизу бегают дети, ездят машины и всё абсолютно нормально, как и должно быть. Я не верил своим глазам. Я открыл окно настежь и ничего не исчезло. Дети всё ещё бегали и машины всё ещё ездили. Я вдохнул воздух — это был тот самый воздух, он пах октябрьским вечером.

—Эй! — крикнул я вниз. И несколько детей подняли головы, вопрошая что же я хотел. Я лишь улыбнулся и засунул голову обратно в квартиру. Всё было таким настоящим и обычными, что вряд ли это был сон, в отличии от всего того, что было до. У меня была куча догадок о том, почему всё так. Может я напился до беспамятства, может я лунатик и куча других бредовых, но не менее чем вся ситуация, вариантов. Но теперь это было абсолютно не важно. Я повернулся, подошёл к девушке, недоумевающе смотрящей на меня. Господи, в тот момент она была самой красивой, я почти был уверен, что люблю её, хотя, правды ради, тогда я любил всех и каждого, ведь радости моей не было предела. Я взглянул на неё, обнял и закрыл глаза, она пыталась отстраниться, но потом осторожно тоже обняла меня. Наверное она думала что я психически больной или просто дурак, но чувствовала, что вреда я ей не причиню. В её объятиях было хорошо. Всё кончилось, я был уверен в этом.

До тех пор, пока мои руки не опустели. Я открыл глаза. Тьма и тарабанящий за окном «дождь», за окном, где минуту назад кипела жизнь.

— Бляяяяять! — протяжно закричал я.

Хах, похоже пора привыкнуть, что надежда в этом абсолютно чёрном мире не живёт. Как, как же так, а? Я ходил по кругу, мне хотелось рвать волосы на голове.

— Ну чего, чего ты хочешь, а? Что ты блять такое? — кричал я срывая голос, брюзжа слюной во все стороны — Иди сюда, покажись!

Я ещё долго так кричал, пока не кончились силы. Потом просто ждал ответа, тяжело дыша, но он не последовал ни через минуту, ни через 2. Что же, наверное это даже ожидаемо. Усевшись в кресло, где ещё пару минут назад сидела девушка, сидела ли? в общем, усевшись, на меня накатило что ни на есть овощное состояние, да, это лучшее описание, которое я могу придумать. Идти дальше, не идти — не знаю. Ничего не хотелось. За всё это время я пережил столько эмоциональных потрясений, сколько не было у меня за всю жизнь. Я то был полностью растерян, то полон уверенности, то абсолютно безразличен ко всему как сейчас, пока... пока не стало до жути неуютно здесь находиться. Не то чтобы раньше для меня это было прогулкой по парку, но сейчас, особенно глядя в дальний угол, который не темнее всей общей картины, к которой я уже порядком привык, но там, как будто бы... как будто бы сама тьма, сама смерть и... она поползла... нет, оттуда не явилось мне уродское создание, просто я нутром чувствовал, будто что-то надвигается, будоража во мне страх, первородный страх перед смертью, я был уверен, что если эта неосязаемая, но, наверняка, вполне существующая тьма настигнет меня, то я навсегда останусь её частью. И тут моё безразличие граничило со страхом, страхом, которого у меня не должно было быть, потому что я чувствовал, что он кем-то навязан мне, будто ЭТО хочет, чтобы я боялся, но не просто боялся, а следовал куда надо, я осознавал, что эти чувства не мои, но контролировать себя не мог и я побежал, побежал что есть сил. Чувствуя, как меня со всех сторон окружает эта тьма. Я выбежал на улицу и бежал, бежал, бежал. Ужасное чувство неуютности, когда на тебя давит со всех сторон, будто у меня резко развилась клаустрофобия. Я убегал так долго, не чувствуя усталости просто потому что этот животный страх от крадущейся по пятам смерти, перебивал все мысли, чувства и эмоции напрочь, становясь всё сильнее и сильнее, пока резко не отступил, будто и не было его никогда. К тому моменту я уже очутился в поле за городом и адская усталость, боль во всём теле и одышка захлестнули меня. Я просто рухнул на землю и мне казалось, что моё сердце сейчас разорвётся и я умру. Это было бы даже забавно, учитывая от чего я сейчас бежал.

Я пролежал так минут 10, пока не услышал шуршание травы. Будто в беспамятстве, я с трудом поднялся на ноги и увидел, как неподалёку от меня стоит дерево над которым из ниоткуда горел тусклый свет. А под ним какой-то мужчина подметал... поле. Я встал и медленно подошёл к нему и сердце ёкнуло — это был мой отец. В своей поношенной робе, подметал, как иногда делал на работе для поддержания порядка. Не дойдя до него пары метров, он, не поворачиваясь, сказал:

— Сынок, а я тут заждался уж тебя. Проходи, проходи. Присаживайся, — указал он мне слева от себя, где действительно стоял стул. Я присел. Отец закончил подметать, повернулся ко мне и, облокотившись на метлу, сказал:

— А дай-ка старику своему сигаретку. Ну что ты зеньки вылупил, знаю я что ты куришь, давай, не жмоть.

Отец разговаривал, как будто ни в чём не бывало. Я сунул руку в карман куртки, достал пачку, где осталась одна сигарета и протянул её отцу. Он сунул её в зубы, поджёг спичками, затянулся, взглянул на сигарету и продолжил:

— Ты прости, Сашка, что батя твой тебе ничего не дал и что маму не сберёг, прости.

— Не говори так, пап.

— Прости, что тебе в твои 19 приходится работать, а не учиться, с девчонками там гулять, на дискотеки ходить, но... ты вырос человеком, настоящим, я вижу. И у тебя могут быть свои слабости, страхи, но ты сильный, сынок, сильный. Ну молодцы мы с мамкой, да? Воспитали, орла! — отец рассмеялся, с трудом сдерживая слёзы и я, слёз не сдерживая, кивнул.

— Хех, орёл, — он потрепал меня по голове, — а сейчас, шёл бы ты, Саша... оно так хочет, хочет чтоб ты остался и... видел, как всё заканчивается.

— Пап, что это, кто оно, почему всё...

Отец поставил метлу к дереву и с болью в глазах взглянул на меня.

— Пора мне, сынуля, пора, да и ты не засиживайся.

— Па.

— Я люблю тебя и мама любила, больше всех на свете.

Он улыбнулся , взглянул на меня в последний раз и, войдя в темноту, растворился в ней.

— И я люблю вас.

Меня разбудили вороньи крики и мелкие капли дождя, ударявшиеся об меня. С трудом открыв глаза, я увидел что был всё там же, под деревом, на стуле, а у дерева стояла метла. А вокруг, вокруг было утро. Я вытащил телефон из кармана — 08:23. Наверное в этот момент надо было радоваться, вот только не было ни сил ни желания. Взглянув туда, где когда-то был мой родной город, я его не увидел, а с той стороны лишь веяло холодом и так хорошо знакомым мне страхом. Немного посидев, я отправился к дороге, видневшейся вдалеке, постоянно прокручивая в голове слова, сказанные моим отцом. Однако их смысл мне ещё долго не суждено было понять.

После рассказанного Сашей все сидели поникшими, задумавшись о чём-то своём. Всем было жутко, но вида никто не подавал. В течении долгого времени никто не мог произнести и слова.

— Ахахахахахаха, не, ну ты и загнал, фантазёр, слушай! — внезапно раздалось от второго арестанта, спавшего в самом начале. — Смари, даже товарища сержанта напугал, даёшь.

— Заткнись нахрен, Филькин, без тебя тошно. — прокричал Сержант. — эмм...хорошая история, Александр, хорошо придумали.

Саша лишь улыбнулся через силу, он и не ожидал, что ему поверят.

— В каком городе, говоришь, ты жил? — всё никак не успокаивался Филькин.

— В Москве.

— Не слыхал, эт чё, за Уралом?

— Да, где-то там.

Александр взглянул на часы, встал и пошёл к выходу.

— Эй, ты куда это собрался? — вскочил полицейский.

—Вам пора. — сказал он с улыбкой полной сожаления и шагнул за дверь...

Во тьму.