Я спускался в преисподнюю » Страшные истории на KRIPER.NET | Крипипасты и хоррор

Страшные истории

Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
{sort}
Возможность незарегистрированным пользователям писать комментарии и выставлять рейтинг временно отключена.

СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ

Я спускался в преисподнюю

© Олег Новгородов
32 мин.    Страшные истории    Hell Inquisitor    10-05-2021, 21:26    Источник     Принял из ТК: Radiance15

Содержание:

-1- 


Утром Алька разнервничалась. У нее безотказная чуйка: мигом замечает, если со мной что-то не так. А со мной было не так абсолютно всё.

Я собирался уезжать.

- Ну конечно, взяли тебя на работу, еще и в пригород, - проворчала Алька, отставляя свою чашку. – А то там своих мало…
- Алкаш на алкаше. Транспортной компании не упало на штрафы налетать, вот и берут, кто поприличней… Да ладно, Альк, поезжу пока на транспортере, дальше видно будет.
- Витя, ты хоть сам слышишь, что говоришь? – Алька всплеснула руками. – Кто тебя пустит на транспортер? У тебя категория какая?
- На собеседовании сказали - достаточно моей «Б»…
- Еще неплохо бы дороги знать, а ты иначе как в центр никуда и не ездил.
- Я куплю карту.
- Карту, карту… Темнишь ты что-то, - без обиняков заявила она и встала. Я залюбовался. Моей жене сорок два, она старше меня на три года, но у нее стройная фигурка девочки-подростка, гладкая кожа и огромные глаза цвета ясного неба. А у меня морщины на лице, седые виски, и с недавних пор мне уступают сидячие места в метро. Все невзгоды жизни словно бы обходили Альку стороной – а ей приходилось несладко. Когда я остался без зарплаты, она ни словом меня не попрекнула, хотя на нее легла забота о нашем семейном бюджете. Устроилась в школу вести младшие классы. Первая-вторая смена плюс продленка. Если ваше отношение со школой заключается в том, что там учится ваш ребенок, вы многого не можете себе представить. Например, длящегося час за часом ада в окружении истерично орущих и бесящихся малолетних дебилов. Я только что обозвал ваших детей дебилами. Прошу прощения. Я немного не в себе.
- Делать мне нечего – темнить, от тебя разве что скроешь, - с вымученным смешком отозвался я. Запихнул в барсетку паспорт, водительские права, трудовую книжку, военный билет – всё, что предъявляют в отделе кадров.

Алька так до конца мне и не поверила, с ней притворяться – себе дороже. Уже перед самым выходом я сказал:

- Аль, пока меня не будет… сегодня ведь стажировка… так вот, может позвонить или даже подъехать Борис Войтехович. Запомни или запиши: Вой-те-хо-вич. Это – друг…
- Чей друг, Витя? – с прохладцей переспросила Алька. – Твой?
- Мой. Ну, не друг… знакомый. Довольно давно я кое в чем ему помог, и он назвался должником. На днях объявился в Москве, и, якобы, хочет должок вернуть. Вообще-то, - зачастил я, - он чуть не угодил за решетку. В драке убил парня… ну, и я дал показания, и суд квалифицировал как самооборону. – Алька захлопала глазами. – Слушай, убитый был бандитом. Борису выбирать не приходилось, либо он, либо – его. После суда он надолго исчез, но обещался, что услуги не забудет. Так что жди и не волнуйся.

Я поцеловал ее в губы и выскользнул за дверь.

***

«Шестерка» завелась с полуоборота. Вчера я четыре часа пил кофе и курил сигареты в буфете автосервиса, пока механики «лечили» ее по всем симптомам. «Будет бегать еще полгода минимум», - но таких свершений от «шестерки» не требовалось. Я оставлю ее в маленьком поселке городского типа в северном Подмосковье.

Пробок не было.

По МКАДу до Ярославского шоссе и несколько километров к обозначенному на распечатке щиту-указателю… Документы я сложил в бардачок, только права сунул в нагрудный карман джинсовки. Проехав указатель, принял вправо и стал искать разворот на Старую Ярославку.

Позвонила Алька.

- Витя… - она почти визжала, я раньше от нее такого не слышал. - Витя, Вить, что происходит?!
- А что случилось?
- Что случилось?! Вить, приезжал человек от твоего этого… Бориса! Вить, он денег привез… кейс с деньгами. Вить, он говорит – это от Бориса, как его там, с дружбой и наилучшими пожеланиями. Вить, мне страшно…
- А чего бояться, наличка же не кусается, – пошутил я. Шутку приготовил заранее.
- Витя, там четверть миллиона валютой… Парень так и сказал - четверть, я не считала, но навскидку никак не меньше… купюры все крупные… Вить, за что эти деньги?!!! Что мы будем с ними делать?!
- Тратить. Мы будем их тратить.
- Вить, а ты знал, СКОЛЬКО тебе перепадёт за ту услугу? – вдруг вкрадчиво осведомилась Алька.
- Ну, примерно…
- Так какого черта ты водителем нанимался?! – заорала она.

Поймала, нечего сказать.

- Алька, Аль… - я перестроился в средний ряд. – Аля, а не было бы этих денег, и что тогда? На твоей шее сидеть? У нас в квартире четверть миллиона зелени. Вот теперь никому не открывай. А лучше скинь смску своему братцу, пусть погостит, пока меня нет. Милая, поговорим вечером или завтра. Я за рулём. Пока-пока.

Сбросил вызов и выключил мобильный.

Сделка состоялась. Передача денег моей худенькой, вечно не досыпающей, смертельно уставшей от младшеклассников жене означала, что моя жизнь по-честному оплачена. И мне остается по-честному с ней расстаться.

Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Сбор назначен в восемь-пятнадцать.

***

…Валера приехал раньше – по командирской привычке, надо думать. Долго ли ему нами командовать – это уж как карта ляжет. Рассевшись на ступеньках ДК, он щелкал фисташки, ссыпая скорлупу в карман ветровки с капюшоном.

Поселок городского типа оказался совсем не таким живописным, как некоторые подмосковные городки с проложенными от пригорка к пригорку мощеными дорогами и отреставрированными церквушками. Здесь всё строилось в прагматичные восьмидесятые: типовые девятиэтажки, строго распланированные улицы. Зато – зона экологической чистоты.

Пока я шел к ДК через площадь, по ее обочинам припарковались еще три машины: праворульная «хонда» Павлика, Серёгин «гольф» двадцати шести лет от роду и тюнингованная «семёра» Игната. В упор не понимаю, как Игнат затесался в нашу компанию. Широкоплечая скотина с отменной мускулатурой, бронебойным самомнением и несгораемой усмешкой на лице, еще и подлый, как скунс.

Ни с кем не здороваясь, Игнат подчеркнуто устроился особняком.

- Моя звонила, - вполголоса сообщил Серёга. – Ей деньги привезли. Хоть что-то. У меня камень с души свалился.

Серёга попал в команду господина Шкруевича по той же причине, что и я: чересчур затрудненное финансовое положение. Его дочке три года, у нее лимфолейкоз. Серёгиной зарплаты не хватит и на консультацию хорошего специалиста, а требуется еще курс лечения, дорогостоящие лекарства. Странно: Серёга здоров как лось, служил в морской пехоте, жена – кровь с молоком, а вот ребенка сделали больного…

Павлик толкнул Валеру в бок. Они на дружеской ноге – оба из спецназа, вместе воевали в горах. Павлик младше по званию. Ему тридцать девять, но он до сих пор похож на пацанчика, метр с кепкой.

- Привет, старлей, - буркнул Валера. Павлика привлек в проект именно он. Сам же Валера единственный из нас волонтер. Он напросился, потому что ему – с его же слов – осточертело рулить службой безопасности. Захотелось приключений. Ну что ж, туда и дорога. Родных-близких у него нет. Наследство Павлика завещано его сестре, а гонораром Игната распорядятся родители.

Валера хлопнул в ладоши.

- Господа, спасибо, что вы здесь. – Игнат перекантовал свою задницу на сантиметр-другой, как бы говоря: правилам-то я подчиняюсь, но больше у меня ничего общего с вами нет и быть не может. – Теоретически, пока еще мы с вами не в схеме, до подтверждения полномочий, после чего операция считается начатой, и дай бог нам выбраться из этого кишлака полным составом.

Он достал трубку и вызвал оператора.

- Борис Войтехович, мы на исходной. Разрешите начинать? Принял, начинаем.

У меня пискнул брелок сигнализации, и я потянулся за ключами.

- Всё нормально, Витюх, так надо, - успокоил меня Валера. – Господа, полномочия подтверждены. Оружие и телефоны для контактов с оператором у вас в машинах. Прошу без суеты всё забрать и направляться к автобусному кругу. Я, Виктор и Павел садимся в «Газель», Игнат и Сергей – в автобус. Всем удачи. 

-2-

Четыре месяца назад, в слякотную весну, мы собрались все вместе, обменялись рукопожатиями и анкетными выжимками. Коротко, но ёмко: кто такой Серёга, кто – Виктор, кто – Игнат. Кто такие Валера и Павлик.


Валера нет-нет прикладывался к графину с водой, запивая таблетки. На войне в нем наделали столько дырок, что без болеутоляющих уже никак. Лично рекомендованный Валерой Павлик – такой же боевой офицер.

Меня, Серёгу и Игната Борис Шкруевич нашел сам.

А потом я впервые увидел на компьютерном мониторе эту женщину.

- Кабрихина Вероника Романовна, генеральный директор холдинга «Кабреал». Импорт-экспорт, лизинг, аренда, розничная торговля, дочерний банк «Кабреал-Кредит». Но это так – прикрытие, под ним формируется крупнейшая в регионе сеть наркодиллеров, которых опекает и милиция, и собственные «бойцы» Кабрихиной. Конкурентов устраняют жестоко и показательно, хотя причастность ее людей к расправам не инкриминируема. Есть мнение, что сверхосторожная Кабрихина своих на такие дела не подписывает, нанимает левых. По другим сведениям, госпожа гендиректор вовсе не санкционирует насилие. Странноватый пацифизм для такой диктаторши...

Вероника Кабрихина выглядела не красавицей. Слишком резкие черты лица, слишком глубоко посаженные глаза, слишком черные волосы – «вороново крыло». Барби ее родители не осилили.

- На нее было организовано одиннадцать покушений. Она пережила их все – и ни единой царапинки.
- Ее, небось, пасут по вип-классу, - заметил сидевший рядом со мной серьезный Серёга. Он постоянно очень серьезный. Не знаю, был ли он таким всегда, или серьезность накатила после того, как добрые доктора приговорили его дочурку к скорой смерти.
- С ее масштабами – класс отнюдь не вип. Кабрихину сопровождают двое, она отпускает их в конце рабочего дня – курам на смех. В доме дежурит сотрудник ЧОПа. Это всё.

Игнат хапнул из вазы с фруктами яблоко и впился в него зубами.

- Более того, Кабрихина несколько раз поздно вечером отправлялась в ресторан. Одна. Такая опрометчивость с ней не вяжется: в бизнесе у нее всё безукоризненно, комар носа не подточит, прибыли от наркотрафика отмываются до белизны…
- Тогда откуда известно, чем она промышляет? – спросил я.
- От респондентов во властных структурах: сливки общества наперебой жаждут делового партнерства с Кабрихиной, пока без взаимности, и слагают о ней легенды. А о ее беспечности ходят слухи среди вольнонаемных киллеров…
- Уж не подставная ли эта тётка? – Игнат пожонглировал огрызком. Гнида.
- Ни в коей мере. Ну, пусть и так – загадка-то осталась бы загадкой, но… Кабрихина думает сама, решает сама и командует сама. И отчего-то свято верит в свою неуязвимость.

***

…Валера возле маршрутки косил под похмельного работягу. Имидж портили «полароиды», которые он носил в любую погоду; даже на тренингах гонял нас, не снимая темных очков. Очки и прядь волос, спадавшая на правую линзу, придавали Валере не пролетарскую демоничность.

Павлик разместился рядом с водителем и развязно покуривал в открытую дверь.

- Шеф, скоро двинем? – окликнул Валера водителя.
- Минут через десять, не раньше.

В магазине у остановки я купил банку холодной колы и выхлебал ее залпом: жара вступала в свои права. Закурил сигарету. Город проснулся раньше, чем мы собрались на лестнице ДК: машины одна за другой проезжали через круг в сторону центра. Не дешевые машины. Я подумал, что Алька теперь сможет позволить себе жить в таком экологически чистом городке со свежим воздухом. Еще подумалось: лишь бы не подцепила после меня какого-нибудь «кидалу». Да нет же, нет. У Альки на людей чутье сильнейшее, да и не такая она, чтобы вешаться на шею первому встречному. У нее будет лучший в мире муж.

Игнат и Серёга поднялись в рейсовый автобус, купив в киоске карточки на одну поездку. Рожа Игната выражала отвращение.

Маршрутка забурчала стартером, и я залез в салон. Передал тридцать рублей и протиснулся к свободному месту сзади. Валера был уже там.

На перекрестке загорелся зеленый.

«Газель» покатилась, набирая скорость, чтобы проскочить светофор. На спидометре было под восемьдесят, когда в салоне вдруг стемнело, словно слева за окнами выросла глухая стена.

Рейсовый, каким-то образом нас догнавший, притирался к «Газели» - мужик за рулем автобуса спал или обдолбался наркотиков. Между бортами было уже не втиснуть спичечный коробок.

Столкновение казалось неизбежным.

В последнюю секунду наш водитель нырнул к обочине, на пустой – к счастью для пешеходов – тротуар.

- Бля, шеф, ты че – пьяный, что ли? – рыкнул на трясущегося водилу Валера. Остальные пассажиры лишились дара речи, да и мне тоже сказать было нечего.
- Хер знает, куда он прёт, - пролепетал шофер. – Козёл дебильный. Деревня грёбаная…
- Наваляй ему после смены, - посоветовал Валера.

«Газель» поехала дальше, а я сидел, сцепив пальцы на животе.

Первый нам звоночек.

***

- …Даже если не вдаваться в детали, Кабрихина – настоящий феномен. С ней произошло слишком много чудес. Люди, подобные ей, живут… не по всем законам природы, и это сложно объяснить с научных позиций.
- Про какие еще чудеса вы нам тут втираете? – почему-то обиделся Игнат.
- В девяносто пятом году вчерашняя студентка Вероника Кабрихина устроилась в страховую компанию. По образованию она юрист. Компания практиковала выдачу распаренных полисов: два полиса за одинаковыми реквизитами, ликвидный и фиктивный. Кабрихина активно участвовала в махинациях, быстро доросла до начальника департамента и была доверенным лицом директора компании. Моральных принципов она лишена начисто.
С одним из фиктивных полисов попали на крупную сумму весьма авторитетные люди. Ничего не драматизируя, они по своим каналам учинили страховщикам «маски-шоу» с передачей дела в производство. Собственно, задача ставилась конкретная: наказать руководство компании лет на пятнадцать, но, когда в офисе уже шел обыск, Кабрихина улизнула из здания, прихватив сумку с кучей документов. Без этой макулатуры суд отказался признать махинаторов виновными – присяжные не усмотрели состава преступления. Пострадавшие сильно обиделись на Кабрихину; она сама вряд ли такого ожидала. Ее вычислили и заминировали ей машину. Сапёр находился не в расцвете своего мастерства и неправильно рассчитал мощность заряда: по-настоящему рванул только бензобак, однако при взрыве Кабрихина получила ожоги, переломы и смещения внутренних органов.
Ее доставили в больницу и срочно прооперировали. Кабрихина выжила при шансах в одну сотую из ста. Я доступными средствами восстановил события в операционной, и, похоже, мне удалось локализовать нечто, чему я затрудняюсь дать название. Но это нечто имело место именно там, во время операции.
- С дьяволом она сговорилась, что ли? – спросил Игнат. Вопрос прозвучал как-то машинально, словно Игнат успел понять, что спрашивает глупость, но не успел прикусить язык.

Шкруевич вопросу улыбнулся.

- Нами правят стереотипы. Так уж повелось с древности, когда зачатки веры в сверхъестественное разделили силы природы на добрые и злые. На богов и на демонов. Да, в предубеждении не скажешь иначе как «сговорилась с дьяволом». Но с недавних пор наука не отрицает, а отдельные исследования подтверждают наличие во Вселенной энергий, определяющих и видоизменяющих ее основные законы. Энергии эти способны контактировать с людьми, в ходе чего они адаптируются к контактеру. На языке предрассудка – дьявол является в человеческом обличье.
- И в обличье какого именно человека дьявол явился к Кабрихиной? – моему скепсису позавидовал бы самый циничный коломнист светской хроники.
- Думаю, в обличье хирурга, - ответил Шкруевич. – Ассистировавшей медсестре мнилось чужое лицо под маской хирурга. Но было недосуг разбираться, кто есть кто, работал он мастерски, а в операционной самым закаленным чего только не померещится… Несколько раз он заговаривал с пациенткой, а у той, хотя она и пребывала в глубокой коме, шевелились губы, словно она пыталась отвечать.
- Я не вижу здесь ничего сверхъестественного, - скучно протянул Павлик. – Ну, допустим, кто-то посторонний занял место хирурга, но почему именно сатана, или какая-то там… основополагающая энергия?
- Хирург-то и впрямь был не тот. Штатного хирурга нашли в подсобке за больничным моргом. Он повесился. К воротнику халата приколол иглой шприца записку: «Я не могу этого выдержать». Вскрытие показало, что он умер от асфиксии до того, как Кабрихину доставили в операционную.

***

Серега с Игнатом порознь ожидали нас около метро.

Автобус приехал первым. Его водитель, окрыленный собственной крутизной – обошел на старте «Газель»! – ругался с хозяином лэндкрузера, загромоздившего половину остановки. Он гнал всю дорогу, рискуя вновь попасть в аварийную ситуацию. Наш шофер вел машину с опаской, по делу и не по делу топя среднюю педаль. Валера обругал его «извозчиком», но тот даже не огрызнулся.

По согласованному со Шкруевичем маршруту нам предстояло проехать три станции метро, продолжая движение на юг города. Наша команда всё еще состояла из пяти человек.

Выйдя из «Газели», Валера потянулся, поправил на носу солнцезащитные очки и коротко взмахнул рукой. Игнат и Серега пропустили нашу троицу вперед.

Мы спускались в метро. В мир смертоносного железа и коварных агрегатов, наделенных гротескной самоидентификацией. В созданный руками человека мир, изображающий покорность воле своих создателей. Мир лязгающих стальными челюстями монстров, не упускающих возможности напиться живой горячей крови.

Кто-то из нас не поднимется наверх. Может быть, не один.

Может, все здесь останемся.

-3- 

В метро никто из нас не погиб.

Вернее, не так. Не погиб никто из тех, кто ехал в метро.

Я сошел по ступенькам на станцию и отвлекся, выискивая в толпе спину Валеры, который исполнял обязанности ведущего – пока кому-то не придется его сменить. Сверху донесся крик.

Оглянувшись, я увидел, что за турникетами двое патрульных сцепились с какими-то пацанами. Драка была нешуточная. К хору матершины, женских визгов и топота ног присоединились поющие полонез турникеты. Почему-то они все запели разом. Словно радовались вспышке вражды между людьми, хотя, скорее всего, экономные граждане под шумок попёрли зайцами.

Я прибавил шагу, нагоняя Валеру, но вместо того, чтобы свернуть к поездам южного направления, ведущий остановился в центре зала. Это был условный знак, означающий заминку. Когда я подходил, Валера разговаривал по сотовому.

Мы встали рядом с ним… втроем. Меня пробрало холодом, в желудке всколыхнулась замогильная жуть.

- Игнат готов, - сказал Валера.
- Как – готов? – сорвавшимся голосом переспросил Серёга.
- Штырь в сердце. Наверху. Только что. Наблюдатель передал оператору. Шел мимо скинов, пьяных или обкуренных, одного толкнул. Ударили заточкой. Скинов скрутили. Игнат лежит; вызвали «скорую», но, по ходу, без надобности.
- Убили? – недоверчиво пробормотал Павлик.
- До реанимации не довезут, зуб даю. Ладно. Мы со старлеем в третий вагон, Серый и Виктор – в центральный. По коням!

…Поезд с грохотом влетел в тоннель, но даже будь этот грохот на миллион децибел громче, он не перебил бы влажного потрескивания в моих ушах. Я не слыхал этого звука в оригинале, мой мозг синтезировал его сам, использовав какой-то забытый мною жизненный опыт.

Звук, с которым заточка вспарывает мышечную ткань бьющегося человеческого сердца.

***

- Тем же днем, вскоре после того, как Кабрихину перевели в интенсивную терапию, у палаты появились двое охранников. Караулили именно ее. Те, кто с ними сталкивался, вспоминают их похожесть: не иначе, близнецы. – Шкруевич говорил ровно, как лекцию в институте читал. – Отмечу: у Кабрихиной не было знакомых или друзей, готовых предоставить ей охрану, бывшие шефы ее использовали и предоставили расхлебывать заваруху самой, а на личников она себе не заработала. В настоящее время этих парней среди приближенных Кабрихиной нет – сделали своё дело и ушли… «Заказчики» на том унялись, сочтя, что преподали юристке хороший урок.
- А что, врачи не заметили, что у них на глазах случилось чудо? – Валера снял «полароиды» и протирал их замшевой тряпочкой. – В реанимации всякое бывает, но ожоги так, в легкую, не сходят, я молчу про смещенные органы…
- С ее документами вышла путаница. Бригада «скорой» и те, кто принимал ее в реанимации, конечно, видели, как она выглядит, но не могут же они упомнить всех подряд… А в терапии персонал менялся чуть не ежедневно, людям не нравилось сидеть без зарплаты, а времена были кризисные.
Короче, чудо они прохлопали, и, не займись я биографией Вероники Романовны, оно так и осталось бы нераспознанным. Трудно сказать, о чем именно договаривалась Кабрихина с… с дьяволом, - хмыкнул Шкруевич, - лёжа на операционном столе, да и был ли вообще какой-то договор. Но, выписавшись из больницы, она с цепи сорвалась. Завела кучу полезных знакомых, через месяц свободно заходила в такие кабинеты, куда и премьер-министр запросто не ходит…
Откуда-то на ее банковский счет пошли взносы. Кабрихина вновь занялась страховым бизнесом, но это был грубый отъём денег у населения. Она не гнушалась никакими методами, хотя довольно ловко избегала подводных камней: как в законодательстве, так и среди клиентуры. С этого она начинала. Года полтора спустя перешла на оптовую торговлю, для чего создала специальную контору, в которой ее страховая компания стала департаментом. Потом там еще много чего наслоилось: частная охрана, риэлтерская фирма, турагентство. В двухтысячном году ей предложили взять на реализацию крупную партию героина… Поразительно, но у нее уже всё было готово: партия разошлась в считанные дни.
Тогда на Кабрихину вышел первый киллер.

***

Паника, слабость и желание сбежать – вот что я испытывал, забившись на сидение в торце вагона. Серёга, стоявший в углу у двери, сжимал и разжимал кулаки, и было без слов понятно, что в душе у него творится то же самое. С разницей, что он изначально не оставил себе обратного пути. Просто не мог такого себе позволить.

Рядом со мной толкалось и орало примерно с полдесятка детей. Пятый-шестой класс. Такие же, как те, из-за кого Алька вечерами глотает волокардин от сердца или анальгин от головной боли. Я смотрел на них, и всё, что лихорадило меня изнутри, требуя бежать из метро на следующей же станции, выбросить в мусорку «ТТ» и вернуться домой, отступило на задний план. Сублимировалось.

Я мог бы передушить всех этих маленьких чудовищ, сколько их есть в нашем полушарии, лишь бы моя жена перестала мучиться. (Алька, правда, уверяет, что не мучается, просто работа такая тяжелая. Но мне-то виднее). Я бы стоял по самые плечи в крови и смеялся от счастья, зная, что Альке никогда больше не придется слышать оскорбления от этих недоносков и их родителей. Так чего я струсил? Ее будущее обеспечено. Она купит себе квартиру в районе со свежим воздухом и даже сможет поездить по миру, как всегда мечтала. Жертва-то совсем крохотная. Всего-навсего я сам.

Больше я не колебался. Где бы ни достала меня смерть, напрасной она не будет.

Я ухмыльнулся, глядя в глаза слишком близко вставшего ко мне школьника. Ухмылка, наверное, была диковатой. Ребёнок вздрогнул и спрятался за спинами приятелей…

***

О том, что Игнат умер в машине «скорой помощи», мы узнали, всплыв на перископную глубину. Остался внизу воющий по тоннелям воздух, рвущая в клочья мощь контактного рельса, красные габаритные огни несущихся махин… Валера вслух прочитал sms-сообщение, присланное оператором.

- Первый пошел, - понурился он. – Эх, угораздило же!...
- Бывает, Валер, - сказал Павлик, промакивая линялой бейсболкой испарину. - На войне как на войне.
- То на войне, а здесь не война… не пойми что. Бывало, под огнем ребят терял, хороших ребят, настоящих, - он выделил слово «настоящих», - но там мы долг свой выполняли, а этот… Придурок конченый, а вот… будто сам его подставил!
- Почему это? – спросил Серёга.
- Да потому, - Валера сплюнул, достал сигарету, по очереди протянул каждому полупустую пачку. Павлик отказался. – Я ведь проходил там, видел, что за борзота стоит, на рылах написано: «Пыряем заточками» - думал, обойдется. Ни хрена не обошлось.
- Может, случайно это? – сказал Павлик. Он явно подыскивал разумные обоснования удару заточкой. – Мы же в Москве, здесь нарваться на гопов – пара пустяков безотносительно какой-то там Кабрихиной… Ну? Я правильно мыслю, кто за?
- На улицу выходить – в любом городе риск, не только в Москве, - обобщил я. - Даже в деревне «Три Дворика»: десять метров от избушки, а там бык пасется… В квартире тоже сидеть не аллё: ну как у соседей газ рванёт? Да хоть ты в атомном бункере запрись – сдохнешь от инфаркта…
- Витюх, завязывай, - попросил Валера. – А ты, Паш, тоже это… хватит мыслить. Правильно, неправильно… Случайным это не было. Почему он, Игнат? Почему один из нас?

Мы переглянулись, и Павлик резюмировал:

- Потому что он был достаточно отмороженным, чтобы совершить убийство. За этим и шел.

Валера наклонил голову.

- Перекур закончен. Марш-бросок четыре километра. Смотрите в оба, по сторонам смотрите. За мной!

***

- Как ты думаешь, вылечат мою Аннушку? – неожиданно спросил меня Серёга.

Я поперхнулся. Строго говоря, его дочка абсолютно меня не трогала. Она тоже могла учиться в Алькиной школе, и я был последним человеком, которому следовало задавать такие вопросы.

Валера с Павликом прокладывали курс, мы отстали метров на двадцать. Разбитый самосвалами асфальт зиял трещинами и бугрился грязью. Справа ремонтировали автомагистраль.

- Ну, должны… Главное, что деньги будут. Сейчас за деньги всё лечат. Выкладываешь бабло, и все передовые медтехнологии к твоим услугам. Вон, депутаты стволовые клетки себе колют, чтобы до ста лет и дольше жить.
- У Павлухи сестра в онкодиспансере на учете… Вить, скажи мне кое-что. Вот Павлуха за сестру вписался. Я – за дочку, Игнат… да хрен с ним, с Игнатом… Валерке просто в пекло лезть привычно. А ты-то с чего?
- Я вписался за жену. У меня кроме нее никого нет.
- У вас и детей нет?
- Бог миловал… К чему ты это?
- Блин, в школе же сейчас платят до фига! Или ей тебя содержать надоело?
- МНЕ надоело. И вообще – ты работал когда-нибудь в школе? Нет? А зря… Тот еще дурдом.

Я, было, обрадовался, что поставил точку на разговоре, но потом Серёга сказал со злостью:

- А моя Аннушка в школу не пойдет, если не поправится! «Дурдом»… - передразнил он меня. – Тебе дурдом, а мы с Машулькой спим и видим, как в первый класс ее поведем. С цветами, с сумкой красивой. Дурдом, бля…

***

За бесконечным (в одну сторону) забором уродовала ландшафт законсервированная стройка. Плакат на заборе гласил: «Приносим извинения за временные неудобства… СМУ такое-то». Дверь бытовки вахтера заколочена досками; на ворота навесили пару тяжелых замков, а на калитку – один, кодовый. Никому не нужный дождевой козырек над калиткой; под ней собирались сделать порог, но когда банкротятся подрядчики, тут уж не до порогов.

В другую сторону забор тянулся до шоссе, прихватив его часть и оставив для проезда две вместо трех полос. Водители шустрили, обгоняя нерасторопных «чайников».

- Через стройку или не через стройку? - озадачил нас почти гамлетовской дилеммой Валера, объявив пять минут отдыха.
- А если в обход? – предложил Павлик. – Туда, до конца и дальше…
- Потопнем, - отверг Валера обходной вариант. – Жидкое болото, тут где-то водопровод пробило. Может почва осесть под ногами.
- Давайте по трассе, - сказал Серега. Он дистанцировался от меня, встав под козырек. Иначе ему оставалось топтаться в грязевой луже.
- Ты че, боец, мозгами-то думаешь?! – уставился на него Валера. – Первый же стритрейсер - твой, и крышка, костей не соберешь.
- Да и по фигу!!! – взорвался Серега. – Подыхать так подыхать, чего бегать-то далеко?!
- Отставить истерику, - холодно приказал Валера. – По контракту мы не имеем права нарываться. Наоборот, должны беречься изо всех сил. Идём через стройку насквозь. Какие могут быть сюрпризы? Старлей?

Павлик взялся перечислять подвохи, которые могла затаить стройка с вырытым под «плазу» фундаментом.

- Падение крана, – загнул большой палец и по порядку – указательный, средний, безымянный, мизинец. На безымянном темнел кольцевой шрам, словно когда-то палец был отрублен и пришит. Сгибался он хуже других. – Обвал. Ржавые железки. Провод под напряжением. Голодные собаки. Всё, - деловито и сухо; Павлик абстрагировал гибель Игната в область будничных эпизодов мегаполиса и был упорно рационалистичен.
- И слава богу, если всё, - выпалил Серёга. - Ну так пошли уже? – И он выступил из-под козырька, приведя в действие капкан, в котором стоял, пока мы разговаривали.

Капкан этот был, скорее, психологический, однако сработал безотказно.

Левой ногой Серега зацепился за торчащую из земли верхушку арматурного прута. Он всего-навсего прикоснулся к ней рантом ботинка, но готовность к атаке извне сыграла с ним по правилам пинг-понга судьбы.

Равновесия он не терял, это единственное, что наверняка. Но на долю секунды уверился в том, что падает, что его сбили с ног, и рванулся. Этим рывком на мускульном рефлексе Серега хотел остановить падение, но он никуда не падал, и вся инерция рывка швырнула его в другую сторону.

Треснула разбитая кость.

Виском Серега напоролся на кронштейн дождевого козырька, погрузив его в свой мозг сантиметров на пять, и этого было вполне достаточно, чтобы умереть. Но Серега боролся и после смерти. Всем телом – точнее, всем трупом – он отпрянул, выдергивая засевший на кронштейне череп, и ноги его вдруг взмыли в воздух. Последним, уже несознательным движением, он раскинул в полёте руки, группируясь, но врезался в гравий шейными позвонками.

-4-

- Я сказал – первый из одиннадцати, - поправился Шкруевич. – Первый из тех одиннадцати, кому было оплачено устранение госпожи Кабрихиной. Но цифра может и занижена. У меня есть выборка по фактам обнаружения трупов – это только те, чья личность установлена. Наемные убийцы, прошедшие школу в спецвойсках, мужчины до сорока пяти лет, каждый на момент смерти имел при себе оружие и располагался в укромном месте, подходящем для засады. Но именно там, в надежном уединении, они и умирали. В девяти случаях из одиннадцати. Одного застрелили в загородном доме, где он отсиживался между «делами» - он успел принять заказ на убийство Кабрихиной, но до этого облажался с предыдущим объектом, да еще и нагрел клиента на деньги. К нему прислали другого профи.
Третьим или четвертым по счету Кабрихиной занимался подрывник, опытный, офицер из антитеррора. Не изобретая велосипеда, он решил заминировать джип жертвы на автостоянке. С поддельными документами он устроился в ЧОП и за несколько дежурств сориентировался по обстановке. На смену с ним заступали двое напарников, оба запойные, ко второй половине дня наливали глаза до отключки. Он им внушил, что нести вахту за троих ему совсем не трудно, те расслабились и спокойно пили в караулке, благо, никто их не проверял. Чтобы наверняка, сам же купил им литр водки. Но эффект алкоголя наперед не подгадаешь, они с дозой переборщили или еще что; один из них уселся в свою машину и стал гонять по стоянке, показывая приятелю «полицейский разворот». Киллер уже приступил к закладке мины, и деваться было некуда. Чоповец не справился с управлением и врезался в «Лексус» Кабрихиной. Стоянку только что под корень не снесло…
- Откуда уверенность, что все одиннадцать трупов подстерегали конкретно Веронику? – спросил я.
- Проводилось расследование, не милицейское. «Заказчиков» выявили и конфиденциально… хмм… опросили. Впрочем, всё и так прозрачно: каждый из них нёс убытки из-за госпожи Кабрихиной, переделившей рынок. Цыганский барон, которому Вероника насолила больше других, заказывал ее аж три раза, и после третьего подсел на свой же героин. Родня упекла его в клинику – избавляться от зависимости. Там его и крутанули на «чистуху».
- Борьк, а кто тебя спонсирует? – походя отклонился от темы Валера.

Шкруевич и не моргнул.

- Главное – не кто, главное – сколько. Финансовая поддержка у меня солидная, инвесторы – тоже, техническая база не хуже чем в Пентагоне.

Павлик вежливо кашлянул.

- Как они вообще умирали? Я имею в виду тех, кто не подорвался на собственном тротиле, и кого не положили коллеги по цеху.
- Правильно, - одобрил Шкруевич. – Я сам именно так и сформулировал проблему. Отчего они умерли? От остановки сердца без видимых причин. Последний из киллеров, снайпер, залёг на крыше напротив дома, где Кабрихина снимала элитную квартиру. Его так и нашли лежащим щекой на прикладе заряженной винтовки.
Всё это наталкивает на странные выводы. Одиннадцать смертей, рассмотренные вне контекста, сами по себе вполне естественны. Подрывника разносит в клочья изготовленное им же взрывное устройство… снайпер, износивший свой организм на двух войнах и окончательно его угробивший в криминале, не выдерживает ожидания… киллер нарушил негласные законы и был наказан. Но если все одиннадцать – одиннадцать! – взять и рассмотреть вместе, то проступает нечто наподобие схемы. Эта схема реализуется вокруг госпожи Кабрихиной, которой в ней отведена роль ключевого звена, а всё прочее выполняет защитные функции.
Кабрихина защищена, и знает об этом. Покушения на нее заведомо провальны, что отнюдь не заслуга ее «безопасников». Те сами от себя в восторге: вот, мол, расшугали всех конкурентов по углам. Про восьмерых, опочивших вечным сном в засадах, они ведать не ведают: только про подрывника на стоянке. Но после того… снайпера на крыше… Кабрихина переехала на новое место жительства. Купила квартиру в этом вот доме.

Мы уже налюбовались с нескольких ракурсов на Веронику Кабрихину; затем появились кадры со взорванной стоянки – груды исковерканного, зачерневшего от пламени железа, выгнутая наружу решетка ограждения; теперь на мониторе возникла громадная башня посреди пустыря, за дальним краем которого извивалось шоссе.

Шкруевич увеличил картинку. У дома на пустыре было кое-что общее с Вероникой Кабрихиной: отображенный в электронном формате, он так же сохранил свою проникающую энергетику. Дом словно не опирался на фундамент, а вырос прямо из земли. Многоэтажка-оборотень.

- Остается гадать, как ей вообще разрешили сюда вселиться, - сказал Шкруевич. – В годы СССР дом являлся лабораторией: ставили опыты на жильцах. Сейчас эта часть города – район Опольцево, а в те времена тут был полигон, владело им теневое правительство страны. Развал Союза подточил группировку теневиков, но здание они эксплуатируют до сих пор.
Новое жилье Кабрихиной очень удачно распложено. Последний этаж, окна на квадратный километр пустыря, дальше - лесополоса. Снайперу залечь негде – ни одного объекта нужной высоты в радиусе пяти километров. В подъезде оборудован пост охраны и шлюзовой металлодетектор… Что, Валерий Александрович?

Валера пожал плечами.

- Если так уж необходимо прикончить эту Веронику – пошлите истребитель. Он накроет ракетами верхние этажи. Или ВИЧ-инфицированного пилота на самолете-заправщике с топливом под горловины.
- Точно, бомбардировка или манхэттенская модель теракта. Такая мера тоже предлагалась. Но… нет гарантий, что этот самолет вообще оторвется от полосы. Или – что не завалится при подлёте к цели на жилой массив со всем боекомплектом. Буду с вами предельно откровенен: я не считаю реальным добраться до Кабрихиной, пока схема, в которую она включена, сохраняет функциональность. Скажу больше – мне не столь важно, погибнет Кабрихина или нет. Я хочу пронаблюдать за тем, как работает защитная схема. Спровоцировать ее. Зная, КАК это работает, я, возможно, смогу выдвинуть гипотезу – ЧТО представляет собой этот механизм.
Для этого вы мне и нужны. Вы пройдете через весь город, из конца в конец, а я запротоколирую каждый ваш шаг. Будут вестись слежение и видеосъемка. Убежден, что ни один из вас не дойдет до места назначения, но если защита даст сбой, дошедшему поручается выполнить программу-максимум и застрелить Кабрихину.

***

- Зрачок кошачий, пульса нет… - прошептал Валера, убирая пальцы с Серегиной шеи. – Мёртвый.
- У него в черепе дырка, - угрюмо сказал я. – И он переломал себе позвонки.

Дырки в черепе видно не было. Уже после падения рука мертвеца согнулась в локте, опустив ладонь на пробоину. Из-под ладони сочилась бурая струйка.

- Мы… можем мы ему чем-то помочь? – Павликов рационализм смылся в канализацию. На лице старлея читалась скоростная переоценка актуальной реальности, недалекого прошлого и ближних перспектив. Да, колоритный Игнат, взирающий на мир с высокомерием избранного, просто обречен был однажды огрести фатальных неприятностей. Но две минуты назад на наших глазах погиб Серега – погиб не закономерно, нелепо – люди так НЕ погибают. СТЕРЕГУЩИЙ отыскал в схеме чужеродный элемент, выдернул его, швырнул на землю и придавил каблуком, чтобы хрустнуло.
- Чем ты ему поможешь, он покойник, - Валера отряхнул брюки на коленях. – К тому же, нас с ним нет. Он один шел. А нам нельзя задерживаться.
- Может, пистолет у него забрать? – спросил я.
- Ни к чему. Этим занимаются другие. Шевелитесь, а то замерзните!

***

- Я до сих пор не верю, что это было, - сказал Павлик, зачем-то дернув меня за рукав.

Мы поднимались по откосу в квартал укутанных густыми палисадниками пятиэтажек. Наше путешествие длилось уже двенадцатый час. Из графика мы выбились минут на шесть: до остановки, где полагалось сесть в троллейбус, скопилась изрядная пробка – лавирующий таксист «собрал» пару иномарок и госдумский «бумер». Еще три изнурительных часа езды наземным транспортом – с севера на юг, несколько пересадок и не отпускающее ожидание старта «особой ситуации», когда ноги взлетят выше головы и сознание потеряет мгновенно тускнеющий мир. Измотанные и взвинченные одновременно, мы проехали еще две станции метро. Теперь этот заброшенный богом квартал, куда ходит по шоссе Петля «Икарус» советских годов.

Из автобуса с нами не вышел никто.

Солнце закатывалось за морщинистое веко горизонта, еще пытаясь припекать. Но в квартале было даже холодно: унылые серые фасады отсекали солнечные лучи. Всюду тень, тень.

- Не веришь – и правильно. Зато пока что ты в своём уме. Никому не хочется верить в чертовщину.

Валера шел впереди, один, ссутулившись и держа руки в карманах. Он сильно устал и мучился от своих болей. В автобусе он принял несколько таблеток.

- Никакой чертовщины, - ошарашил меня Павлик. – Всё совсем не так, как мы думаем. И чертовой схемы защитной тоже нет.
- Слушай, ты разве не видел, как Серёга сломал себе башку? По-твоему, это нормальное явление? Я соглашусь, что Игнат погиб достаточно стандартно, но…
- Я видел, как разбился Серёга, а вот как зарезали Игната – нет. А ты?
- Только как менты какую-то шушеру месили… Игната же они положили еще до входных дверей, нет? А потом уже Шкруевич отзвонился Валере и доложил, что как…
- Ну вот именно. До тебя ничего не доходит?
- Не, давай популярнее.
- Боря Шкруевич работает на какую-то тайную организацию, вроде той, которую он упоминал, может, даже на них самих… Выполняет для них проект, исключительно важный, дорогостоящий, с астрономическим бюджетом. Но…
- Стоп! Почему Валерий-то не знает, что за организация? Он же возглавлял подразделение охраны!
- В том и дело, что не знает. Ему подчинили лицензированных громил, и всё. Но дай-ка я договорю… Смысл проекта вовсе не тот, который нам в голову вдолбили. Нет никакой Кабрихиной, никаких киллеров. Нас тестируют на поведение в условиях агрессивной паранормальной активности, генерирующей алгоритм факторов: человеческий фактор, индустриальный, киберфактор… Это всё имитация.
- Нууу… Ты хочешь сказать, что вместо Игната убился какой-то манекен? Серёга-то сто пудов манекеном не был…
- В баню манекен! Шкруевич дал нам не одно на всех задание. У Игната, у Серёги, может, и у тебя – свои роли. Игнату проще всех – он от метро сразу пошел домой. Мы же не держали свечку, когда его родакам вручили четверть лимона налом, верно? А вот Серёге могли и поболе отстегнуть… Мы всю дорогу ни секунды не сомневались, что нас встроили в мифическую схему. Раз – Игната закололи. И тут – два – Серёга, на ровном месте расшибает себе череп. Суть в том, что Сереге заплатили за САМОУБИЙСТВО.
- Шутишь? – разинул я рот. – По-твоему, это реально – прикончить себя вот так, как он?
- Он КМС по гимнастике. То, что он проделал – каскадерская фишка. Кульбит с падением. Он очень любил дочку. Ради нее и не такое мог учудить…
- Паша, он заперфорировал себе темечко еще до кульбита. Или это тоже, по-твоему, часть его задания?

Павлик запнулся о противоречие, но рассуждал он вполне логично. Это было более понятно и приемлемо, чем дьявольская защитная схема и воскресшая из безнадежной комы Вероника Кабрихина, прооперированная хирургом-самозванцем.

В пятидесяти метрах от нас Валера повернул направо, к шоссе. Ни одной машины в пределах видимости. Мы пойдем дальше по обочине.

- Но на кой черт кому-то понадобилось изучать наши реакции на аномалию? – спросил я Павлика. – И вбухивать в этот триллер столько деньжищ?
- С такими вопросами – к Шкруевичу, - ответил Павлик. – Если когда-нибудь еще с ним встретишься. Я готов поверить в то, что проводимый им эксперимент имеет глубокое практическое значение. Но в сговор с дьяволом не поверю ни за что.

***

Едва мы двинулись вдоль Петли, меня одолел кашель: в воздухе толсто слоилась сухая пыль. Стало не до разговоров, да и Павлик примолк – переосмысливал свою теорию. Валера плёлся на той же от нас дистанции в полсотни метров. Он достал из кармана пузырек с обезболивающим и вытряхнул таблетки в рот. Запрокинул голову, глотая. Вдалеке, где шоссе виражом уходило на восток, показался грузовик.

Стало шумно. К рёву дизеля примешался глухой рык – это сзади нёсся мотоцикл. Байкер в шипованной кожаной куртке, похожей на бронежилет, и в шлеме с затемненным щитком, пригнулся к рулю и выкручивал ручку газа.

Невидимый отладчик схемы, сверившись с чертежом, выбрал очередную ненужную деталь, и, вооружившись клещами, сдвигал их зубья, чтобы выдернуть лишнее.

Мотоцикл пролетел к развороту, и пыль взвихрилась, потревоженная. Я как раз глубоко вздохнул, и дрянь закупорила мне бронхи. Валера выронил из левой руки пузырёк, и тот, отпрыгнув от асфальта, покатился к двойной сплошной. Правая рука Валеры метнулась к лицу – насколько я мог разобрать, он ожесточенно тёр глаз, и я вспомнил, что в троллейбус он садился уже БЕЗ «полароидов»: посеял их рядом с мертвым Серёгой.

И тут Валеру повело.

Он, наверное, ослеп от пыли, она едкая была, резала остро роговицу. Как в замедленном воспроизведении, я отметил – Валера тёр только один глаз, а ослеп-то, судя по всему, на ОБА. Он явно ни черта не видел и полностью потерял ориентацию. Шатаясь, он вывалился на середину дороги и наступил на крутящийся пузырёк.

Через полчаса Павлик открыл мне загадку этой несуразицы. У Валеры и был только один глаз – правый, а левый ему вышибли прикладом автомата, когда его окруженный боевиками батальон разведки, расстреляв все патроны, прорывался врукопашную. Если бы он видел обоими… а вообще, отлетевший из-под колеса мотоцикла мелкий камешек или осколок стекла мог лишить его и второго глаза. Так или иначе, слепой и одуревший от боли, Валера остановился на полосе встречного движения чётко перед радиатором большегруза.

Тело «ведущего» лопнуло по швам, разразилось дождем крови и, искалеченное, пронеслось мимо нас, прикушенное, изжеванное радиаторной решеткой. Задние покрышки задымились, чертя на асфальте жирные линии, фуру поволокло юзом. Она не опрокинулась, но встала поперек дороги: кабина на обочине, прицеп – диагонально, полностью перегородив шоссе.

Шофер, очевидно, впал в ступор. Что-то отвалилось от радиатора и рухнуло в канаву. Двигатель вырубился, и стало так тихо, словно участок магистрали пролегал через необитаемую планету.

Не дожидаясь, пока что-нибудь нарушит эту почти идеальную тишину, мы с Павликом перебежали через шоссе и вскоре затерялись среди высоток спального района.

-5-

В десять вечера я остался один.

Спальный район мы пересекли наискось минут за сорок. Надо было отдохнуть хотя бы ту четверть часа, на которую мы опережали график. Мы присели на скамейку в сквере, тянувшимся вдоль дороги. За огромным пустырём, на противоположной его окраине, темнела в сумерках башня – до нее полчаса пешком, где-то так.

- И что теперь думаешь? – спросил я Павлика. – Ты ведь служил с ним. Мог Валера совершить самоубийство на благо науки?

Павлик пробубнил что-то себе под нос – кажется, послал меня к черту. Губы у него посинели, и вдруг он произнес невнятно:

- Я задыхаюсь, наверное, сейчас умру. И я не самоубийца.
- С чего задыхаешься? Подумаешь, пробежались чуток, ты же здоровый!
- Был… здоровый, - надсадно хрипя, ответил он. – Шестнадцать общих наркозов… после того боя, где Валерка глаз потерял… в госпитале мне удалили кучу потрохов… всё в фарш отбитое… сердце с тех пор никуда… Набегался.
- Шкруевич видел твою медицинскую карту? – вырвалось у меня.
- Он запросил историю из клиники минобороны, - простонал Павлик. – Естественно, он видел мою карту и всё, что в ней написано…
- Но какой смысл отправлять тебя на это сафари?! Ты и так не жилец, если дать нагрузку повыше средней!
- Берегись Шкруевича, - Павлик вздрогнул, его ладонь зашарила по груди. – Он и есть сам дьявол.

«…если это произошло, - наставлял нас Шкруевич, - надо немедленно отойти на максимальную дистанцию. Вас могут застать рядом с трупом, как следствие – ваше дальнейшее перемещение будет затруднено. Вы должны двигаться от контрольного пункта к контрольному пункту, но не бежать сломя голову!».

Я спустился на обочину шоссе и закурил, стараясь утихомирить своё разгулявшееся воображение: вот Павлик встаёт со скамейки, бесшумно спускается ко мне по наклонному газону… и кладет мне на плечо холодную как лёд руку.

Но Павлик сидел там же, на скамейке, и никому не было до него дела, хотя невдалеке выгуливали собак местные жители. По тропинке мимо скамейки прошла молодая женщина с ребенком в коляске. Павлик откинулся на спинку и закрыл глаза, будто заснул, но это был уже не сон: челюсть его отвисла, с нижней губы капала на рубашку слюна.

Он умер, и его версия, что планы Шкруевича были куда грандиознее заявленных, осталась при нём.

Я попытался представить себе тех, кто придет осмотреть и забрать его тело для вскрытия. Они не спешили показаться. Ждали, пока я уйду. А я тоже не спешил.

В небе раскатился гул вертолетных турбин, и я подумал, что это бригада видеосъемки с воздуха. Главе проекта, естественно, уже известно, что число конкурсантов сократилось до одного.

Они все умерли, и я тоже умру. Всё честно. Альке – деньги за мужа, Шкруевичу – моя жизнь.

«Перебьётся, - сказал я себе. – Не собираюсь расставаться с жизнью только для того, чтобы господин Шкруевич копался в первопричинах. И никто не посмеет сказать, что…»

***

Я уже твёрдо знал – до башни на пустыре я дойду. И никто не посмеет сказать, что я нарушил контракт ценой в четверть миллиона. В части контракта ко мне не придерешься.

***

«Таврия» при последнем издыхании затормозила, когда я проголосовал, водила опустил боковуху.

- Куда ехать, брат?

Джихад-такстист. Неряшливый, как и его «конь», коверкающий русские слова, опустившийся мигрант.

- Мне надо до следующей остановки. Даю стольник.
- Садись.

Машина поползла, как умирающая черепаха. Шестьдесят по прибору. Черт. Кажется, мне повезло поймать бомбилу, не любящего быстрой езды. Да еще с такой похоронной физиономией.

- Слушай, брат, а ты мэстный? – ни с того ни с сего спросил он.
- Не-а.
- Паскудный район, брат. Давай до мэтро подброшу, да?
- Мне до остановки. До метро не нужно.
- Если денег нет, я так, за сто рублей. Не надо здэс, если не мэстный. Больше сюда не поеду. Много денег дадут, а не поеду.
- Я в командировке, - усмехнулся я и уставился в окно.

Он прицокнул языком.

- Там, сзади, на дорогэ, авария. Дальнобой мужика размазал. Тачек черных понаехало, с мигалками, от радиатора мясо отскребают, а шофера, в наручниках, в фургон сунули и увэзли. За что в наручники, брат? Он же не нарочно… Никто за руль не садится, не думает: вах, собью насмерть…
- А, может, он сопротивление оказал, - пробормотал я.

Он больше не предлагал подвезти меня до метро. Я расплатился и открыл дверцу, ища взглядом отводную дорогу.

- А они, брат, не менты ведь, - сказал он, суя за щиток мои сто рублей. – Не менты, не гаишники. Черт их знает… Кто, откуда?...

***

…Когда я подошел к дому на пустыре, небо проблескивало редкими звёздами. Пустырь тонул в кромешной темноте, однако я преодолел полкилометра от шоссе Петля без приключений. И чувствовал себя совершенно нормально: никаких предвестий инфаркта или еще чего-нибудь скоропостижного. Подышал носом, успокаиваясь, и нажал кнопку домофона.

- Слушаю, - прошипел динамик.
- Мне в шестьдесят четвертую квартиру, к Топилину Владимиру Георгиевичу.
- Проходите.

Замок отщелкнул и запищал.

Подъезд обычный, как в типовых домах, довольно просторный. Точнее, был таким, пока в доме не обосновалась госпожа Кабрихина с металлодетекторами и будками охраны.

Дежурный вышел мне наперерез.

- Владимир Георгиевич вас ждет?
- Он сам просил меня приехать. Минутку. Я позвоню ему, он спустится. – Через секунду мне ответили. – Владимир Георгиевич, это Виктор. Я внизу… Простите, что? Еще раз, пожалуйста, связь прерывается…
- Сигнал принял, вы на конечной, передаём инсайдеру, - ответили мне. Голос незнакомый, координирует не Шкруевич, другой. Шкруевич, поди, в «вертушке».

Я скроил недоумевающую мину, таращась в дисплей «Нокии».

- Тьфу ты, номер у меня не тот.
- Плохо, - нахмурился секьюрити.

***

(- Так откуда вы нарыли этого инсайдера? – спросил Валера. – К этой Веронике не подступишься толком, разве нет?

Шкруевич брезгливо скривил губы. Очевидно, пресловутый инсайдер был для него величиной неизмеренной, а для того, кто стремится измерить всё на свете, это сродни плевку в душу.

- Мы его не нарывали. Он сам к нам обратился. Свои побуждения излагал в основном недомолвками: дескать, Вероника Кабрихина – воплощенное зло, которое необходимо стереть с лица земли, в идеале – без следа. Сам он боится даже косо на нее посмотреть. В холдинге занимает пост старшего юрисконсульта. Для Кабрихиной он и юрист, и советник, причем круглосуточно и без выходных. Потому она купила квартиры в высотке и себе, и ему, в соседнем крыле. Парень клятвенно обещал: если кто-то всё же до высотки доберется, он пустит в ход тревожную кнопку и отзовёт дежурного. Добравшийся сигнализирует оператору, оператор передает команду инсайдеру, а тот будет наготове и поднимет тревогу.
- Как у вас всё запутано, - укорил Шкруевича Павлик. – Конспирация-то фиговая. Инсайдер и так засвечен, если прикрыться его именем…
- Месть кабрихинских безопасников его не волнует, тем более, если Кабрихина умрёт, ее империя развалится карточной пирамидкой. Но участвовать в покушении он намерен максимально опосредованным образом. Сдается мне, он тоже знает что-то… про схему. И хочет удержаться от нее как можно дальше. Итак. У вас секунд пятнадцать на то, чтобы сесть в лифт. Потом консьерж прочухает, что его развели. Конечно, срабатывание сигнализации в присутствии постороннего и так подразумевает нападение, но с эффектом внезапности он будет действовать по инструкции…
- Еще нюанс, - встрял я. – Вы говорите о «добравшемся», об ОДНОМ исполнителе. Но что, если ваши прогнозы не лучше, чем у росгитрометцентра, и доберемся мы все? Или хотя бы двое из нас?
- Исключено. Больше одного добравшегося не будет. Девяносто девять процентов за то, что нам вообще не понадобится беспокоить инсайдера. Вы все потеряетесь по дороге… Избавьтесь от иллюзий, господа – я даю вам указания по связи с оператором на самый крайний… и маловероятный случай. Извините, вру. Случай, которого не будет).

***

- …плохо, - нахмурился секьюрити. Глаза его метнули две молнии из-под сведенных бровей.
- Согласен. Тут не ближний свет, а встреча эта важнее Топилину, а не мне. Конечно, я мог и сам неверно записать цифры, но… Не могли бы вы его пригласить сюда? У вас ведь есть городской телефон?
- Мы не обзваниваем жильцов. – Он пытался прочесть мои мысли, но я ни о чем не думал.
- Нормально! А мне-то что делать? Ну так разрешите мне пройти. Квартира номер шестьдесят четыре, левое крыло.
- Не могу.
- Как это не можете? – искренне возмутился я. Обыкновенный посетитель точно бы пришел в ярость: мало что с правильным номером не подфартило, так еще бритоголовый из «ЧОП Кабреал» всё осложняет.
- Выйдите, пожалуйста, на улицу, и попробуйте связаться с Владимиром Георгиевичем оттуда, - распорядился бритоголовый.
- Это жилой дом или что? – упёрся я. – Может, вы еще и предупредительный выстрел сделаете? Я приехал по делу, а вам вообще положено сидеть в каморке, не так ли?

Охранник расправил плечи.

- Мужчина, вы по-русски понимаете? – сказал он и подался ко мне.

Где-то совсем рядом взревела сирена.

В коридоре, смежном с боковой секцией парадного, заплясали на стенах синие фантомы: световая сигнализация.

Расстегивая кобуру, охранник бросился на звук.

«Фарватер свободен», - отрапортовал внутренний лоцман, и я ловко перемахнул через низенький барьерчик мимо камеры металлодетектора.

А потом меня настигло откровение, причем отнюдь не свыше.

Либо закрывающий этап нашей эстафеты вообще не предусматривался и в результате оказался одним сплошным проколом, либо всё это было чистейшей воды инсценировкой – для чего, предстояло еще разобраться.

Фишка в том, что в будке охраны притаился дублёр.

Он не стал размениваться на любезности типа «Стоять!», «Мужчина, вернитесь» и тому подобное. Я успел поставить блок, но бил-то он не кулаком, а с локтя.

Обмякшим затылком я нашел кафельную плитку. Нокаут.

***

Очнувшись, я услышал голос – если бы не звенело в ушах, мог бы точно сказать, мужской или женский:

- Надеюсь, вы его не убили?
- А что за беда? На пустыре похороним, привыкать, что ли. У нас и мешок пластиковый заначен…

Мне такое обращение с гостями было в новинку.

- Нет, вроде живой… - (первый голос. Ближе к женскому). – Дышит…
- Ну так что, грохнуть здесь, пока нет никого, или мусорам сдать?
- (неразборчиво) …я тебя грохну, идиот. Аптечка есть в каморке? Принеси вату и нашатырь…
- Вероника, у него ствол!

Я вздёрнул слипшиеся ресницы. Возвышающийся надо мной виртуоз локтевого боя экспертировал «ТТ», вынутый у меня из-за пояса.

- Разряжен, - удивился он. – Ни одного патрона. - Лязгнул затвор, щелкнул спусковой механизм. - Пусто.

Вровень с моими ушами шаркнули берцы, в ноздри ударило запахом нашатырного спирта.

- Ты как – цел? – тон вопроса со всей очевидностью указывал, что ответ принимается только отрицательный.
- Вашими молитвами, - пробулькал я и начал вставать. «Помогите», - велела женщина, и это было как нельзя вовремя – иначе бы секьюрити уложил меня заново и надолго. Ненавижу детей и спортсменов.

Меня бесцеремонно подтянули под мышки, и я обнаружил перед собой собственной персоной Веронику Кабрихину. Лицо парадоксально некрасивое, на которое невозможно составить словесный портрет – но, увидев его хоть однажды, из памяти уже не вытравишь.

- Вы к Владимиру Георгиевичу? – спросила меня Кабрихина.

Я сглотнул, подавляя тошноту. Кто знает, что здесь полагается тем, кто блюёт на пол. Вряд ли что-то хорошее. Наверное, ими же и подтирают кафель.

- Ага… - а что я еще мог сказать?
- А его здесь нет. Но я достаточно компетентна, чтобы провести встречу вместо него, вы не возражаете?
- Не возражаю.
- Тогда идёмте ко мне. Не скучайте, ребят.

-6-

Квартира Вероники Кабрихиной производила удручающее впечатление. Тут имелось всё, начиная евроремонтом и заканчивая дорогущей мебелью. Но с фурнитуры, кроме дивана и одного кресла, не сняли пластиковую упаковку. На диване валялся небрежно брошенный короткий пиджачок от брючного костюма и рядом – сумочка. Раскрытый ноутбук на столе и набитая окурками тонких ментоловых сигарет пепельница.

- Так значит, вы – киллер? – Кабрихина сдвинула сумочку и ноутбук в угол дивана и жестом предложила мне сесть. Пиджак она накинула на плечи – ее вроде знобило. – Расскажите мне, как вы… как вам удалось дойти? На меня много кто охотился, - она усмехнулась, - но никого из них я так и не увидела. А вы же не профессионал… Хотя, профессионализм роли не играет. И всё же вы здесь… Как?
- Мне заплатили за то, чтобы я попытался дойти и убить вас. Но вы защищены схемой, и она не пропустила бы убийцу. Я решил, что убивать не стану. Вытряхнул в мусорный контейнер весь магазин.
- Я могла бы дать вам пистолет, - безразлично сказала Кабрихина. Она с ногами забралась в свое кресло и укуталась в пиджак. – Вот только вы меня не застрелите. Патрон переклинит, вам взрывом сожжет лицо, или инсульт прихватит. А вы… - она звонко, по-детски рассмеялась, - вы мудрец, обманули своих работодателей. Какой ужасный грех!
- Ничего ужасного. Они там и сами не ангелы.
- В вас должно быть что-то еще... Ваши помыслы отнюдь не чисты, но нарушить данную кому-то клятву – маловато, чтобы отправиться в ад. Но вот вы сидите напротив меня, живой и невредимый.
- Отправиться в ад? – озадаченно переспросил я. – Вы имеете в виду убийство? Но я не совершу его. Я собираюсь уйти отсюда живым и невредимым… почти невредимым, - я помассировал расквашенную губу. - В порядке компенсации могу назвать имя того, кто прислал меня, но, по большому счету, смерти он вам не желает. Он всего-навсего анализирует эту вашу… схему.
- Уйдете, но позже. Сначала сделаете для меня кое-что. Убить вы не в состоянии, но миссия-то лежит на вас, хотя вы предатель и клятвопреступник. Может, именно поэтому она ваша.
- Какая еще миссия?
- Проводить меня. Я по-другому не уйду из мира. Убейте любого… любую… они отправятся в рай… или в ад. Знаете, раньше говорили: «Спроважу тебя в преисподнюю»?
- Фигура речи, - кивнул я. – Так пираты друг другу грозились.
- А меня БУКВАЛЬНО должен кто-то проводить! – выкрикнула она и съежилась. – Кто-то должен пойти со мной ТУДА!!! Кто-то… кого туда впустят.



По ее угреватым щекам хлынули слезы.

- Я горела в машине, - всхлипнула она. Слова перехватывал спазм в горле. – Горела заживо, а вокруг стояли люди. Я кричала, звала на помощь, но… никто не подошел. Я стала молиться: боженька, ну ты же любишь меня, ты всех любишь, прости меня, мне ОЧЕНЬ больно, я же горю! Может, от шока я галлюцинировала – кто-то сказал мне в самое ухо: «Я с тобой не разговариваю». И я больше не молилась. Народ тупо фоткал на мобильники, как мое лицо плавил огонь. Я собралась с мыслями, сколько их еще было. Голос сожрала гарь, но про себя я проговорила: «Если бог от меня отвернулся, то помоги мне дьявол. Что ты там за это просишь – душу? Забирай, зачем мне душа в головешке вместо тела?».

«Ну, я вытащил тебя, - услышала я и поняла, что лежу на операционном столе. – И как нам быть дальше? Есть еще вариант съехать. Скажи мне «нет», и я порежу артерию».

«Ты что, хирург?» – спросила я, и он ответил: «Я оперирую тебя. Выгреб уже кучу горелой плоти. Но всё равно тебя только в паноптикуме выставлять… Хочешь – сделаю, чтоб была как новенькая? Но это дорогого стоит. Если честно – тебе этого не надо. Я отправлю тебя на тот свет отсюда, без боли».

«Я на всё согласна, - сказала я. – Только бы не умирать, только бы остаться такой… как до машины. Я буду деньги зарабатывать, для тебя». «Аргументы паршивенькие. Денег я сам тебе дам столько, что подавишься. Но дам в рост, под проценты. Знаешь, почему тот, ДРУГОЙ, не помог? Ты весь мир обобрать готова, да не из-за денег, они для тебя – мусор, как и для меня… уважаю… а просто – чтобы обобрать. Ладно. Живи. Ты еще проклянешь наш договор. Что ж, силком никого не принуждаю – расторгнем. Но тогда сама ко мне приходи, дорогу покажу».

***

- А после… я как в сказке очутилась. Не сказать, чтобы я совсем усилий не прикладывала, но в мою пользу оборачивалось всё и вся. Да только меня это не радовало. Долго не могла понять – почему. Деньги – да черт с ними, барахло, но – власть, ее я с детства хотела… Вот она я, вот всё, о чем мечталось, ну и где хоть капля удовольствия? Списывала на стресс посттравматический… А стрессы-то ни при чем, от меня осталась оболочка, а мечты о счастье в машине сгорели. К тому же, не бывает стерильного успеха, надо идти по трупам. Конечно, я никого не жалела… и не жалею даже сегодня вечером… но иногда я настолько погрязала в этом… так и покончила бы со всем разом.
Часто я сидела дома одна и прикидывала, как бы развязаться с договором. Но мне и в страшном сне не виделось, что означает это «сама ко мне приходи»! Я думала, расшифровывается как суицид. Однажды я сломалась. Улеглась в ванную с тёплой водой, вскрыла себе вены на обеих руках и стала ждать, пока засну. Заснуть – это прекрасно, я почти перестала спать после больницы. Но в сон меня так и не потянуло, а когда я открыла глаза, в ванной было крови по края, на пол лилось…
На другой день мне позвонил… он. Я его не узнала, приняла за другого. Он поинтересовался, как идёт бизнес, и тут до меня дошло – это же ЕГО голос! И говорил он глухо, в хирургическую маску.
Он сказал: то, что я дал тебе, могу и забрать, но без наркоза. Анестезиологи в ад не попадают, но с альтернативами у тебя небогато: быть запертой в собственный труп и сгнить вместе с ним, или самой придти в смерть. На Земле всего три прохода от живого к мертвому, пропускающих физическое тело. Один – на юге Африки, второй – в Антарктиде, и оба надо еще найти. А третий пробили люди. Скважина вот в этом доме, от подвала. «Но ты до конца в нее не спустишься, - соболезнующе так добавил он. – На полпути отвернешь обратно. Я и сам той скважиной не пользуюсь. Нужен проводник, да не какой-нибудь первый встречный, а кто-то, кто сильнее твоего страха. Кто-то, кто ХУЖЕ тебя. Заселяйся в этот дом и жди. К таким как ты обычно приходят убийцы, а за тобой придет проводник. Квартирами там не торгуют, но я сведу тебя с кем надо».



- …Ну, а раз уж ты добрался сюда – тебе меня и провожать, - печально сказала Кабрихина.

Она опустила ноги на ковролин, подобрала туфли и нехотя их надела.

- Что – прямо сейчас?
- Сейчас, сейчас… Я бы угостила тебя на дорожку кофейком, но чем раньше мы выйдем, тем раньше ты вернешься. Да и мне ни к чему расслабляться.

Она растеряно переминалась, обласкивая взглядом предметы, точно те могли поддаться на ласку и подарить ей еще немного домашнего уюта. Но всё было поздно для этой некрасивой женщины. Схема-алгоритм ее пока защищала, но Кабрихина не нуждалась отныне в защите.

Взяв с дивана сумочку, она подержала ее в руке и поставила назад.

- Духи не пригодятся, а гигиенические салфетки там выдадут. Должен же там быть хоть какой-то сервис…

Закрыла в ноутбуке страницу на сайте знакомств.

И – мне:

- Готов? Я – нет. Но всё равно… пойдём… пойдём.

Слова упали в безмолвие пустеющей – хотя мы еще не покинули ее – квартиры. Вероника Кабрихина больше здесь не жила.

***

Лифт сообщался с техническим этажом, уровнем ниже первого. Вероника набрала с пульта комбинацию цифр, и кабина стремительно упала вниз – даже уши заложило.

Расходящийся от лифтовой площадки двумя холлами техотсек приветствовал нас низким электрическим гудением. «Подстанция, - объяснила Вероника. – Запоминай дорогу. Обратно тебе одному возвращаться». Из отсека в подвал уводила железная лестница, раскачивающаяся от зарождающегося в бетонных недрах подвала шквалящего сквозняка. Я взял Веронику под локоть – она еле переставляла ноги. Так палач помогает приговоренной взойти по ступеням эшафота. Колени жертвы подгибаются от одного вида разложенных подле плахи орудий пыток…

В подвале было по-настоящему жутко. Пол вздрагивал под ногами – казалось, что под ним колотится гигантское сердце. Мертвое автономное сердце, сопряженное с аппаратом искусственной стимуляции.

- Это далеко? – наплевав на тактичность, спросил я Кабрихину. Сетью подземных коммуникаций она шла к своей смерти. Вряд ли кто станет спрашивать умирающего: «Долго еще собираешься протянуть»?
- Дорогой, я без понятия, я ж дальше подвала не ходила, - откликнулась она. – Вон за теми опорами дверь в стене, с маркировкой «К – Вертикаль» и «Опасно: радиация». Откуда-то оттуда…
- Радиация?! – взбеленился я. – Мне только радиации не хватало! Или мне с тобой за компанию подыхать?!
- Не ори. Про радиацию – это для любопытных, чтоб не лазили. Там стратегический ярус, в него клеть опускается. Не прозевай дверь, я что-то вижу не очень.

…Навзрыд скрежеща заклепками корпуса, скарабкивалась ко дну стволовой шахты клеть: мы расходовали последние крохи ресурса ее безаварийной работы. Я пытался не думать о том, что в этой же коробке мне еще ехать наверх. К обшивке каркаса крепилась фанерная табличка: «Использовать клеть без распоряжения главного инженера СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ». С этим главным инженером работали отчаянные ребята, не мне чета. Или вовсе зэки с расстрельными статьями. Будь я одним из них, я бы и с инженерским распоряжением сюда не полез. Громыхнув на подпружиненной площадке, клеть замерла.

Мы вышли на подвесной пандус. Он крепился по периметру стен, но дальше вниз разверзлась черная дыра. Я прикусил язык, чтобы не завопить от ужаса: строители – уж не те ли отчаянные парни главного инженера?! – уложили фундамент высотки над полостью в грунте!!!

- Идём… идём… - повторяла Вероника. – Идём, туда, видишь – тюбинг? Нам – в него. Не дай мне вернуться. Тащи меня, кусай, по башке врежь – только не дай вернуться.

Из пропасти вознесся к перилам пандуса вой – словно кто-то, скрытый в чреве Земли, предостерег нас, но высота перемешала буквы и выдохнула их, пропитав спертый воздух ржавчиной.



К четырем часам утра я совершил восхождение обратно – до самого шестнадцатого этажа, где пустовала незакрытая квартира Вероники Кабрихиной. Мой инстинкт самосохранения был решительно против того, чтобы еще раз показываться на глаза охранникам в подъезде. Но десять минут эквилибристики по вихляющейся на ветру пожарной лестнице доставили мне чуть не наслаждение. Я благодарен своей памяти за то, что она вычистила из себя все подробности пути от приемного покоя преисподней. Мне не одолеть этот путь во второй раз ни вверх, ни вниз. Спас меня крохотный модуль в мозгу, который алкоголики гордо именуют «автопилотом» и который сами же считают почему-то метафорой. Лишь в одном месте я заплутал – автопилот подвис – и меня занесло в сумрачный двухпутный тоннель метро глубокого заложения. Там, где рассеивались рыжеватые лучи от последнего из горящих под сводом фонарей, угадывался остов моторного вагона. Навряд ли этому демонтированному лому суждено когда-либо стронуться с места, но при виде него отупение как рукой сняло, и я ринулся прочь, а мой автопилот выдал в линию зуммер «ошибка, опасно».

Я убегал по насыпи, а в спину мне жарко светили вагонные фары.

По сей день я так и не набрался смелости подойти к станции метрополитена – посадка в поезд вовсе не обсуждается. Венткиоски я обхожу десятой дорогой.

***

Наверняка вам когда-нибудь приходилось, нажав на клавишу Delet, чтобы стереть с жесткого диска ненужный файл, получить вот такое сообщение операционной системы: «Документ используется другим приложением и не может быть удален»… Такая же беда у меня с файлом, в который память занесла сцену у открывшейся перед госпожой Кабрихиной двери. Его ничто не берет: ни водка, ни транквилизаторы, ни гипноз. Впрочем, для Вероники здесь наступает эпилог, а про себя я всё уже рассказал… А, нет, не всё. Алька ночью не прикорнула, извелась, упилась волокардина, грела мне еду. Но я еще неделю не завтракал, не обедал и не ужинал.

Финальным отрезком пути был коридор – самый обычный коридор, но обычность его заканчивалась там же, где и городская инфраструктура – высоко над нашими головами. Отделанный серой плиткой коридор, как больничный.

Вероника брела в полнейшей прострации. Она и не заметила, как навстречу ей распахнулся армированный створ с круглым оконцем-иллюминатором.

В стоящем на пороге не было ничего от классического дьявола, каким изображали его средневековые художники. Ни козлиной бородки, ни крючковатого носа, ни злобных глазок, ни копыт… Правда, насчет копыт врать не стану, но синие полиэтиленовые бахилы обтягивали, скорее, ступни нормальной формы.

Если одна из образующих мироздание сил и адаптировалась под наше, «контактерское», восприятие, принятый ею образ не будил – бешено тряс – в подсознании ассоциации с болью, кровотечением и фиксированной позой. Голубая рубашка с круглым вырезом, брюки с завязками, шапочка-берет, очки из цельной линзы и хирургическая маска.

- Вероника Романовна? Договор у меня, - он продемонстрировал сложенный вчетверо лист. – Разрываем по форс-мажору?
- Да, - ответила Вероника.

Клочья договора посыпались на пол, хирург потёр ладони.

- Это уже и есть – смерть? – Вероника отступила назад от дверного проема. – Там?

Хирург улыбнулся – маска сморщилась.

- Нет. Вы еще не умерли, Вероника Романовна. Иное измерение принимает умерших своей смертью, но вы же у нас особенная, с вами мне придется повозиться.
- Что же… - только и сказала Вероника.
- Вам надо раздеться.
- Легко. – Она скинула пиджак и расстегнула верхнюю пуговицу блузки, но хирург остановил ее.
- Нет-нет, не в коридоре, будьте любезны, пожалуйста, сюда. И – я не про вашу одежду. Я вот об этом, - его палец прикоснулся к животу Вероники. Та согнулась пополам, ее вырвало. – Проецирование из мира в мир осуществляется вне физических объектов. – О, черт, руки у него только что были свободны, и вдруг в одной появился скальпель, а в другой – ампутационная пила. – Укладывайтесь на стол, вон на тот, со сточными желобами. Я сниму с вас тело.

...

И он обратил внимание на меня.

- Ну, а вам пора домой. Не заблудитесь!
И не подслушивайте под дверью.


военные метро необычные состояния суицид нечистая сила
2 773 просмотра
Предыдущая история Следующая история
СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ
0 комментариев
Последние

Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
KRIPER.NET
Страшные истории