Я уничтожил Вселенную и откинулся на спинку кресла.

Впрочем, сначала никакого кресла не было, было только неизмеримое и не ощущаемое Ничто. Первым в пустоту ворвался низкий гул, затем я обнаружил, что у меня есть тело, и вскоре выяснилось, что я сижу в кресле в салоне самолета, а звук, который первым нарушил небытие, есть ничто иное как шум двигателей и ветра.

Я осмотрел весь самолет Пронзающим Взглядом. Когда я уничтожаю Вселенную, есть вероятность, что кто-то из её жителей достигнет просветления, и тогда он может увязаться за мной. На этот раз всё было в порядке: я был единственным живым существом в этой летающей машине.

Теперь нужно было подождать пару минут. Я выглянул в иллюминатор.

Это было красиво. Ближе к горизонту облака сливались в единое белое полотно, и казалось, будто я смотрю на замерзшую реку, покрытую снегом. Чуть ближе – и река превращалась в дюны белоснежного песка. Ещё ближе – и в облаках появлялись просветы, так что они становились похожи на клочки ваты, плывущие по идеально прозрачному ручью глубиной всего в ладонь.

Я отвернулся от иллюминатора. Следовало быть осторожнее с подобной образностью. Я находился в пространстве чистого хаоса, и неосторожная мысль могла стать фатальной. В лучшем случае я бы просто оказался на замерзшей реке или в пустыне белого песка. Тогда я бы просто потерял время, но могло стать гораздо хуже. Я мог сам стать этой рекой или пустыней, или даже отделенной от тела ладонью, плавающей в ручье вместе с кусками ваты.

Облака начали менять свою форму и перетекать друг в друга. Несколько облаков – из тех, что поменьше – упали на землю и прошли сквозь нее, оставив после себя сочащиеся мертвенной чернотой дыры. Шар солнца разделился на три шара поменьше, которые по очереди взорвались фонтанами оранжевых и голубых искр.

Надо мной зажглось табло «Пристегните ремни».

Очень скоро мир за стеклом иллюминатора потеряет остатки стабильности и превратится в яростный водоворот цветов и форм, в постоянно меняющуюся картину сумасшедшего художника-абстракциониста. Мне будет все сложнее удерживать стабильность пространства вокруг себя – пространства, воспринимаемого мной как салон самолета.

Мне было немного тесно, и я подумал, что мог бы позволить себе бизнес-класс.

За стеклом бушевал хаос. Теперь оставалось только нащупать в нем мир, в который я держал путь. Я потянулся к нему через одновременно бесконечно большое и бесконечно малое расстояние, нашел его, и вцепился в него, как тонущий цепляется за плавающее на поверхности бревно. Самолет выпустил шасси, и через секунду колеса коснулись земли.

Я лежал, уткнувшись лицом в песок. Самолета не было, вокруг была пустыня. Впрочем, с философской точки зрения пустыни тоже не было, но нас ведь интересует практическая сторона вопроса? Итак, вокруг была пустыня. Вдали передо мной возвышался холм, густо усаженный постройками разнообразных форм, но более менее одинаковых цветов – преобладали серый и коричнево-ржавый. Это был город, единственный город в этой вселенной. Но он меня в данный момент не интересовал. Моя цель была где-то впереди и справа. Не стоило терять времени.

Несколько часов я шел сквозь завывания ветра, бросавшего песок мне в лицо. Я потратил патрон, убив существо с телом огромной –  метра полтора в холке –  собаки и десятком человеческих голов. Вторую такую тварь я нашел уже мертвой, её живот был вспорот и выпотрошен, кровь окрасила песок. Дурной знак.

Одна из дюн впереди стала менять форму и превратилась в шатер в круге из мертвых воронов. Я попытался посмотреть внутрь шатра Пронзающим Взглядом, но не увидел ничего. Тогда я переступил через тушки птиц – черные и высохшие – и, откинув полог, вошел внутрь.

Внутри шатер был больше, чем снаружи. Играла музыка – она зазвучала столь же внезапно, сколь внезапно стих шум ветра, сопровождавший меня в пустыне. На земле лежали расшитые бисером ковры, а в центре шатра стояла темноволосая девушка в полупрозрачном одеянии и с золотыми украшениями на запястьях и голенях. Пронзающий Взгляд по прежнему не позволял мне увидеть ничего, кроме тьмы.

– Приветствую тебя, Смерть. – сказала она – Что ищешь ты в обители Памяти?

– Я ищу Ту, Что Хранит Врата, Владычицу Снов, Колыбель Звёзд. Знаки сказали мне искать в прошлом. Возможно, я должен вспомнить что-то, что поможет мне найти её.

– Тогда позволь мне помочь тебе вспомнить.

Наши взгляды встретились, и я погрузился в воспоминания.

* * *

Всё началось несколько сотен лет назад, когда я проснулся среди ночи от того, что настал конец света.

Я лежал в кровати, смотрел в потолок и не мог понять в чём дело. Что-то было не так. Я поднялся, щелкнул выключателем, и электрический свет заполнил комнату. Чувство, что что-то не так, стало лишь сильнее.

Вроде бы, это была моя комната – но чего-то не хватало. Не хватало яркости цветам, формы были зыбкими, и казалось, что стоит дунуть или неловко пошевелиться, и мир вокруг рассыплется в прах и пепел. И тишина была настолько оглушительной, что я тут же встал,  подошел к окну и открыл его – я хотел услышать ночной город, услышать шум двигателя одинокого автомобиля вдалеке, лай собаки, пьяные песни под окном, что угодно, лишь бы развеять ужасную тишину.

Город был нем. И не было ни запаха ночной свежести, ни легкого ветерка в лицо. Фонари на шоссе не горели, с деревьев опали все листья, дома напротив моих окон выглядели пустыми и обветшалыми.

Я закрыл окно. Мое сердце истошно билось. И как я не старался, я не мог убедить себя в том, что сплю.

Я оделся, вышел в коридор и постучался к соседям. Мне никто не открыл. Я вышел в подъезд и стал звонить в другие квартиры – с аналогичным результатом. Тогда я спустился на улицу, но место, куда я попал, не было двором моего дома.

Оно было словно слеплено из разных кусков мира. Магазин электроники, который должен был находиться практически на другом конце города. Кафе, в котором я однажды обедал, будучи в командировке за границей. А за моей спиной не было двери подъезда, из которого я только что вышел.

Я шел по ночным улицам, и моим единственным желанием было встретить хоть кого-нибудь. 

Я услышал неясный шум где-то впереди и отправился искать его источник. Это был ритмичный металлический звон, и доносился он из-за открытой двери одного из подъездов. Я вошел внутрь. Дверь в подвал была открыта, звук доносился оттуда.

Спустившись в подвал, я обнаружил седого старика, который металлическими ложками выстукивал ритм на подвешенных к трубам над потолком пустых жестянках. Подвал, видимо, был для него домом – по крайней мере, здесь были старый матрац и одеяло. Кстати, на матраце лежала бейсбольная бита.

Некоторое время он всматривался в меня. Потом он достал откуда-то из своих лохмотьев электрический фонарик, включил его и направил на меня.

– Изыди, тень! – закричал он.

Я поднял ладони в примиряющем жесте.

– Пожалуйста, успокойтесь.

– Как тебя зовут?

Я вдруг понял, что не помню своего имени.

– Я... не помню.

Старик продолжал светить фонариком мне в лицо.

– Имена ушли – сказал он – Когда люди ушли, имена ушли вместе с ними. 

– Куда ушли люди? Почему?

– Я не знаю. Может их кто-то забрал.

Он снова сорвался на крик.

– Они все ушли, оставили меня здесь одного! Сорок лет! Никого вокруг! Но ты… Ты ведь останешься, правда? Останься здесь, со мной.

И тут мой взгляд скользнул по часам на его руке. Не из дешевых, но что ещё более странно, точно такие же висели на моей руке, только мои не были исцарапаны, и стекло было цело. Я вдруг понял, что его одежда была потрепанной копией моей собственной, а его лицо – если убрать бороду, умыть, постричь волосы… Я попятился.

– Нет! Не уходи! Пожалуйста! Я умоляю тебя! Останься! Я…

Старик потянулся за битой.

– Я не дам тебе уйти.

Он гнался за мной несколько кварталов, проявив абсолютно неестественную для своего возраста прыть, но в конце концов отстал. Я снова оказался один в пустом городе. Неужели я так больше никого и не встречу, и через десятки лет превращусь… в это? Нет, пожалуйста, пусть найдется кто-нибудь ещё.

Мне показалось, что я увидел человека за витриной магазина справа от меня, но это был всего лишь манекен. Перед моими глазами всё поплыло, и когда мир вновь обрел форму, я оказался окружен витринами. Манекены были за стеклом каждой из них, и их головы были повернуты в мою сторону.

За моей спиной раздался звон. Обернувшись, я увидел разбитую витрину и ещё несколько манекенов – на асфальте перед ней. Пластмассовые статуи были неподвижны.  Я решил поскорее убраться из этого места. Снова звон разбитого стекла. Я перешел на бег. Обернувшись, я увидел, что манекены бегут за мной.

Я бежал и бежал, сквозь освещенные фонарями аллеи и темные переулки, но в конце концов я попал в западню. Толпа разодетых в дизайнерские шмотки человекоподобных фигур преследовала меня, ещё одна толпа двигалась мне навстречу. Справа и слева от меня были плотные ряды домов без арок и промежутков, а когда я вгляделся в окна, я увидел манекенов за каждым из них.

Бежать было некуда. Пластмассовые големы приближались, и я желал лишь одного – чтобы они все исчезли.

И вдруг исчезло всё. Манекены, дома, небо со звездами, деревья – всё. Остались только я и висящий в пустоте кусок асфальта. В моей голове промелькнула мысль: что будет, если и он исчезнет – и через мгновение асфальт растаял под моими ногами.

Я невероятно долго падал, и, в конце концов, достиг дна пропасти. Меня расплющило в лепешку, я стал чернильной кляксой на листе бумаги... озером в пустыне... манекеном на витрине магазина... четырехруким и четырехногим чудовищем в черном лесу, где растения имели острые шипы, а в траве копошились змеи...

Я был скалой в бесконечном пустом пространстве, и червём в сырой земле, и костром, и дымом от костра. Я пытался вернуть себе свою форму, но память о том, кем я был, ускользала от меня. Единственное, что во мне оставалось – это желание, чтобы все снова стало нормальным, таким, каким было.

Остановка была заполнена людьми. Проезжавшие мимо автобусы даже не останавливались. Я хорошо разглядел один из них, он был огромным и выпуклым со всех сторон от набившейся внутрь человеческой массы. Нескольких людей в буквальном смысле размазало по стеклам, один расплющенный пассажир медленно вытекал через слегка приоткрытую форточку. К остановке подъехала ГАЗель. Я внезапно понял, что не знаю какой маршрут мне нужен, и куда я, собственно, направляюсь. Я даже не помнил как давно стою на этой остановке и как здесь оказался.

От мыслей меня отвлекла сверкнувшая на горизонте, за рядами одинаковых серых домов, короткая яркая вспышка, похожая на зарницу. Вслед за ней над домами выросло грибовидное облако. В мою сторону медленно, словно в замедленной съемке, двинулась ударная волна. Она сносила дома, деревья, автомобили, превращая их в пыль.

Вся толпа разом кинулась к ГАЗели, которая к тому моменту из микроавтобуса превратилась в некое подобие микро-самолета, и мне пришлось сильно постараться, чтобы пробиться в салон. Все свободные места заняли очень быстро, несколько человек рискнули лететь стоя.

Дверь закрылась (на ней ещё была надпись «Без разрешения водителя не выходить»), и газелелёт начал взлетать. Оставшиеся снаружи люди били и царапали стекла и фюзеляж, я слышал жуткий металлический скрежет, кому-то даже удалось оторвать кусок обшивки. Но, наконец, мы взлетели, и, разглядывая оставшихся внизу людей, я вдруг заметил, что все они были какими-то странными, ненастоящими. Их физиономии были грубыми пластмассовыми подобиями человеческих лиц, и двигались они резко и неестественно. Взглянув на пассажиров в салоне, я понял, что они выглядят точно также. Более того, к их конечностям и головам были присоединены тонкие нити, концы которых, как оказалось, я держал в руках.

В следующую секунду я обнаружил, что всё это время совершал руками определенные движения, заставляя манекены двигаться. Но стоило мне это осознать, как мои руки остановились. Сидящие пассажиры замерли, откинувшись в креслах или завалившись набок, а те, кто стоял, попадали на пол. Я попробовал управлять ими, но понял, что понятия не имею, как это делается. Пока я делал это неосознанно, на автомате, всё получалось, а теперь марионетки лишь дергались, словно в агонии.

Я обернулся и увидел, что манекен-водитель без движений лежит на рулевом колесе. Самолет накренился и ушел в штопор.

Мы падали, падали, а потом я почувствовал удар и проснулся.

Я лежал в своей постели. Как и следовало ожидать, все это было лишь кошмарным сном. А теперь я проснулся, и мир снова стал нормальным. Я встал и пошел в ванную – в ней как обычно росла трава и светило солнце. Я умылся в роднике, и отправился на кухню, чтобы позавтракать. За окном на подоконнике сидела гарпия. 

Я открыл окно и покрошил ей немного хлеба.

* * *

Недели, годы, не знаю сколько времени это продолжалось. 

Мир вокруг меня сошел с ума, но я не замечал этого. Лишь иногда, где-то очень глубоко внутри меня возникало чувство, что что-то не так, но я не находил ему рационального объяснения, и потому отбрасывал его. Первое время Вселенная вокруг меня являла собой деформированное подобие того мира, в котором я когда-то жил. Постепенно появлялось все больше и больше вещей, которые заставили бы меня усомниться в ясности моего рассудка, будь мой рассудок более ясен. Нелогичные, противоестественные, не имеющие права на существование, мне они казались абсолютно нормальными. Я воспринял как должное появившуюся в один прекрасный день за окном офиса огненную реку, не удивился я и когда мои руки превратились в щупальца осьминога. Правда, первое время это доставляло мне массу неудобств на работе, так как сильно мешало пользоваться компьютером. Но через какое-то время компьютер превратился в огромный пульсирующий мозг с двумя отверстиями по бокам, в которые я мог вставить свои щупальца, и тогда прямо перед моими глазами появлялись таблицы, презентации, непрочитанные сообщения в почте и календарь, в котором, впрочем, не было ни одного совещания.

Постепенно мир вокруг меня упрощался, деградировал. Таблицы и презентации превратились в бессмысленную последовательность нулей и единиц. Из жизни исчезло всё кроме работы и дома, где я часами смотрел сменяющие друг друга бессмысленные картинки в квадратном отверстии в стене. Ах да, я забыл самое главное. Кроме меня в мире не было ни одного живого существа.

Нет, была гарпия, которую я периодически подкармливал, а у входа в офис стояли шестирукие секьюрити с булавами и топорами в каждой руке. Но мне кажется даже тогда я частично осознавал, что они не являются – во всяком случае, в полной мере – живыми существами.

А потом исчезли и они. Как-то отпала необходимость возвращаться домой после работы, и моя вселенная сжалась до размеров небольшой комнаты без дверей и окон. В ней стояло несколько столов, на одном был мой компьютер-мозг, на другом – радиоприемник, не принимавший ничего, кроме статических помех. Остальные столы были пусты.

Мир менялся, менялся и я сам. Щупальца, деформированное туловище, ноги, ставшие похожими на слоновьи. У меня больше не было носа, зато из лица теперь торчало несколько отростков, которыми я при желании мог шевелить. У меня было два рта. Менялось и мое сознание. Мыслей как таковых больше не было, только нули и единицы, проносящиеся перед моими глазами. Впрочем, глаз у меня теперь тоже не было, хотя каким-то образом я всё же мог видеть, не различая, правда, цвета. Глаза исчезли через некоторое время после того, как из моей комнаты-вселенной исчез свет – сначала исчезли лампы на потолке, а потом и сам потолок.

Думаю, что тогда я вплотную подошел к точке невозвращения. Всё могло бы закончиться очень печально, но произошло нечто неожиданное.

На стене напротив меня вдруг появились символы. Я долго смотрел на них – они были мне знакомы, но где я мог их видеть и что они могли означать я не знал. Я вытащил щупальца из компьютера-мозга и поток нулей и единиц исчез. Символы пробудили что-то в моей памяти. И спустя пару секунд (дней? лет?) я понял, что символы – это буквы. Буквы языка, который я знал до того, как мир (или я?) сошел с ума.

Стена пошла трещинами и рухнула, обнажив то, что было за ней – мертвенное ничто, пустоту без цвета, формы и вообще каких-либо качеств. Но мое сознание успело ухватить написанную на стене фразу.

“Лишившись замка из песка, сам стань волной”.

Даже будучи в здравом уме я бы не понял смысл этой фразы, не обладай я теми знаниями, которыми обладаю сейчас. А в здравом уме я тогда определенно не был. И всё же я чувствовал, что за этой фразой кроется смысл – причем, очень важный.

На стене справа от меня появилась надпись, и я успел прочитать её до того, как стена рухнула.

“Только в ночи можно укрыться от взора смерти.”

В этот момент я понял, что когда-то у меня были глаза. Ещё одна надпись появилась на стене слева.

“Став пищей - укуси.”

Стена слева от меня рухнула. Я обернулся, но последняя стена рухнула до того, как я успел прочитать надпись на ней.

Я вдруг осознал ужас ситуации – не полностью, поскольку ещё не до конца понимал кто я, и что происходит. Но я осознал, что у меня появился шанс спастись о чего-то невыразимо ужасного, даже более ужасного чем то, во что превратился мой мир и моя жизнь. А также, что упусти я этот шанс – другого может не быть.

Но я не знал, что делать. В голове был туман. Повинуясь импульсу, я подошел к радиоприемнику. Крутить ручку настройки щупальцами было неудобно, но я всё-таки попытался найти нужную волну. И нашел её. Впервые за целую вечность я услышал чей-то голос.

– И снова добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Или ночь? Или утро? Не похоже, чтобы понятие смены дня и ночи, или времен года, было применимо к этой маленькой вселенной. Итак, наша следующая заявка - Алмазный Король поздравляет Забывшего Своё Имя с грядущим прибытием к точке невозвращения. Как можно догадаться из названия, эта та точка, после которой возвращения уже не произойдет, как бы вы не старались. Надеюсь, что как-то скрасить нашему забывчивому другу горечь его печальной судьбы поможет песня, которая сейчас прозвучит в нашем эфире.

Из динамиков полилась музыка. Скрипка и пианино, печальная и невероятно красивая мелодия. Я знал эту мелодию, и с ней было связано много воспоминаний. Воспоминаний… Они не были потеряны. Одно за другим они всплывали в моем сознании. Я впервые осознал, что со мной происходит.

И сначала был страх, и был ужас, и паника.

Но музыка продолжала звучать, и ясность мысли вернулась ко мне, а страх и ужас сменились яростью. Дальнейшие действия я совершил не понимая толком, что я делаю, но будучи твёрдо уверенным в правильности своих действий. Я изо всех сил вцепился зубами в щупальце и почувствовал вкус крови. Вторым ртом я прочитал странное заклинание на незнакомом мне языке. Закончив, я плюнул своей кровью в остатки своего мира. И мир взорвался, и свет тысячи солнц пронзил меня, очищая от скверны.

И так я стал Смертью, Разрушителем Миров.

* * *

Наверное, я должен кое-что пояснить.

Представьте себе песчаный берег моря – или океана, кому как больше нравится. Представьте ребёнка, строящего замок из песка. А теперь представьте тысячу или миллион детей, занимающихся примерно тем же самым, только в их замке есть небо и солнце, трава и деревья, ветер и скалы. Песчаный замок – вот что такое ваш мир. Вы каждую секунду лепите его из протоматерии хаоса, вы сами придаете ему форму, хотя и не осознаете этого.

В один прекрасный день могу появиться я и растоптать ваш замок. И тогда возможно несколько вариантов развития событий. Но наиболее вероятен такой: никто из строителей замка ничего даже не заметит. Может быть, на какую-то ничтожно малую долю секунды они почувствуют, что что-то произошло, но тут же нечто чужое и холодное коснется их разумов и затмит их. И, мгновение спустя, их коллективное бессознательное вновь создаст их замок-Вселенную. Скорее всего, воссозданная Вселенная будет чем-то отличаться от уничтоженной, но почти наверняка уже в первую секунду существования нового мира, населяющие его люди будут обладать многолетней памятью о том, как они выросли, как пошли в школу, о первом поцелуе и первом сексе, и так далее. Кто-то будет мучаться с похмелья и задаваться вопросом зачем же нужно было столько пить вчера – и он даже не будет догадываться, что никакого вчера не было. Задумайтесь, что если ваш мир появился секунду назад?

Возможен и другой вариант. Иногда может найтись кто-то, кто сможет противостоять затмевающей разум силе. И тогда он увидит то, чего другие не увидят: разлетающиеся во все стороны клочья пылающего пространства-времени, ввергнутые в беспамятство души, и мое лицо. И он поймет многое про мироздание, и станет Просветленным.

Когда-то я уничтожал миры для того, чтобы освобождать людей. Но освобожденные мной люди мертвы – все, кроме одной. В последний раз я уничтожил мир с несколько иной целью.

Возможно, Просветленный откажется идти со мной. Окунувшись в пространство первозданного хаоса, он начнет создавать свой собственный мир. Ни разу за все века я не видел, чтобы из этого получилось что-то хорошее. Видите ли, есть одна проблема. Если мы вернемся к метафоре с песчаным берегом, то необходимо упомянуть одну важную деталь: эти дети сами сделаны из песка. Людей спасает лишь то, что они – существа социальные. Когда собирается большая компания детей, они оказываются в силах совладать с хаосом, и обретают способность строить замки. Когда ребенок остается один, замок начинает строить его. И стать деревом или камнем – еще далеко не самое плохое, что может случиться.

Твой мир начинает меняться бесконтрольно, и что хуже всего, начинаешь меняться ты сам. Твой облик, твоё мышление, сама твоя личность может стать чем-то другим. Когда мой изначальный мир был уничтожен, каким-то образом я откололся от остальных душ, и был вынужден неосознанно создать свою личную карманную вселенную. И если бы некто, называвший себя Алмазным Королем, не смог достучаться до меня, я потерял бы свое Я, свою сущность, и стал бы тенью самого себя.

Алмазный Король, Смерть, Память. Каждый из нас, достигнув просветления, выбирал себе новое имя-титул, а иногда сразу несколько. Впрочем, нет, не так. Скорее, имена сами выбирали нас. Моими именами-титулами стали Смерть и Разрушитель Миров. Не могу объяснить почему. Нельзя сказать, что я чувствовал какую-то особую тягу к смерти и разрушению. Но это имя пришло ко мне, и оно было моим, и я чувствовал, что так должно быть. 

Разрушив свой уродливый, полуразложившийся мир, я оказался как-бы в пространстве между мирами. Внизу была бездна, бушующий океан первозданного хаоса, упасть в который означало бы перестать существовать навсегда. И я падал, но силой мысли смог остановить падение.

Вокруг меня в бездну медленно летели чужие карманные мирки. Я старался не смотреть на их обитателей, ибо к тому моменту они уже мало походили на людей. Они прошли точку невозвращения и полностью потеряли себя. Позже я стану называть таких несчастных Фантомами.

Я полетел вверх, подальше от этого океана смерти. Миры, попадавшиеся мне на пути, становились больше, и они уже не были персональными вселенными. Где-то была лишь горстка душ, где-то – десятки, сотни, тысячи. Ещё выше – и мне стали попадаться миры с миллионами и миллиардами жителей. И чем больше был мир, чем больше в нём было обитателей, тем медленнее он падал в бездну. В сущности, миры с сотней-другой тысяч людей уже не падали, а медленно поднимались вверх. Впрочем, прямой зависимости здесь не было. Мир с миллионом душ мог погружаться, а с сотней – всплывать.

Мне стало любопытно, если у этой мультивселенной есть “пол”, то может быть есть и “потолок”? И увы, я оказался прав. Увы – потому что потолок оказался ничуть не лучше, чем пол. Ибо потолок этот был живым. Чудовищно огромные существа из чернейшей тьмы, каждое размером со звезду. Похожими на щупальца протуберанцами они пронзали миры и вытягивали из них жизнь. Позже я назову этих пожирателей вселенных Древними. Это имя появится благодаря книгам одного писателя из мира с семью миллиардами душ. Очень уж описанное в них было похоже на увиденное мной.

Я проник в умирающую вселенную, обвитую щупальцами Древнего. Она была похожа на ту, в которой я родился, такие же дома, дороги, автомобили. Вот только этот мир был абсолютно статичен. А люди… Люди замерли там, где их настигли черные щупальца. Мужчина в костюме застыл, открывая дверь такси. Девушка превратилась в статую, пытающуюся поймать висящий в воздухе телефон. И у всех на лице было выражение экстаза. Кроме тех, кто был выпит до дна – на их лицах уже не было ничего.

Я попытался уничтожить мир и освободить пленников, но ничего не вышло. Зато черные щупальца зашевелились, и я поспешил скрыться.

Я стал скитаться по разным мирами. Какие-то из них были похожи на мой, какие-то были совершенно иными. Мир летающих городов, подводный мир, где жители имели жабры, а местная полиция была вооружена трезубцами. Мир, где люди жили в ветвях огромного дерева. Мир, представлявший собой компьютерную симуляцию. Один из миров взорвался на моих глазах, и на пылающих руинах я встретил хромого, косоглазого и плешивого человека. В руках он держал жезл с навершием в виде головы льва и серповидный меч, а с пояса свисали мумифицированные головы пантер. Он только что уничтожил свой мир и стал Просветленным, как и я. Он взял себе имя Сжигающий, Звезда Несуществования, Тот, Кто Продлевает Чуму. Впрочем, для друзей он был просто Пламенем.

Несколько лет я провел во вселенной, где огромные пернатые птицы использовались как средство передвижения, а дома были выточены в скалах вулканического стекла.  Я сильно привязался к этому миру и его жителям. Но, как я знал, все они были обречены.

Правда в том, что ни один из миров не существовал дольше 10-20 лет, некоторые и того меньше. Да, у каждого мира была тысячелетняя история, а у людей - десятки лет воспоминаний, но всё это было иллюзией. Миры очень быстро либо падали в бездну, либо поднимались вверх и пожирались Древними. Я любил этот мир, и когда он вплотную приблизился к границе Древних, я сделал единственное, что мне оставалось. Я уничтожил его.

Души упали вниз и воссоздали мир. Теперь у них будет ещё несколько лет. Я вошел в новорожденную Вселенную, но это был уже не мой мир. Все стало другим. Не было летающих птиц. А люди, которых я когда знал – они стали другими. Добродушный плотник стал лидером преступного синдиката, а белокурая певица - молодым врачом-стоматологом. Их души остались прежними, но их личности стали другими. Они не помнили меня, и они больше не были моими друзьями.

Я вышел в пространство между мирами, и вдруг увидел то, чего не заметил сразу. Одна из душ не упала вместе с остальными. Одинокой звездой она горела в пустоте. Я подлетел к ней. Она был в панике, не понимала, что происходит. Я успокоил её. Отвел её в один из миров, одинаково удаленных как от смерти внизу, так и от смерти наверху. Поведал ей истину, что открылась мне. Так она стала одной из нас, Просветленной. И я вдруг понял, почему так любил мир летающих птиц, и почему без её души мир стал мне чужим.

Она взяла себе имя Ночь. И была она Той, Кто Хранит Врата, и Владычицей Снов, и Колыбелью Звёзд.

Я освободил и других. Так к нам присоединились Старик Ветер, Дождь и брат его Гром, Охотник, Кузнец-из-Пустоты и многие другие. Были и другие Просветленные, те, кто жил в этом мире задолго до меня. Так, в одном из миров жила Память. Гостей она не любила, дверь в её мир была заперта на засов, а охраняли её два стража, слепленные ею из исковерканных душ Фантомов. И где-то был Алмазный Король, который в своё время освободил меня. Но его уже давно никто не видел.

Миры были обречены упасть в бездну, или быть съеденными. Так что мы решили создать свой собственный мир. Так на свет появился Хрустальный Город. Он не погружался и не всплывал. Это был наш бастион жизни в мультивселенной, где судьбой миров была смерть. Величайшее творение человека, этот город простоял бы миллионы лет.

И всё же, нам было этого мало. На общем собрании Ночь озвучила то, что глодало умы многих из нас. Древние. Мы были для них пищей. Сейчас они довольствовались мирами смертных. Но что, если однажды они обратят взор на Хрустальный Город?

И тогда я нарисовал чертежи величайшего оружия в истории мироздания.  Кузнец-из-Пустоты и Пламя выковали его, Дождь закалил металл, а Старик Ветер нанес на него волшебные руны. Мне оставалось лишь добыть боеприпасы. Перед тем, как покинуть Город, я зашел в Покои Тьмы – нашу с Ночью резиденцию.

– Не делай этого. Это слишком опасно. – сказала она.

– Я не вижу другого способа.

– Способ есть.

И когда она описала мне этот способ, я пришел в ужас.

– Нет. Я не могу поверить, что ты предлагаешь мне такое.

– Ты сделал для них так много. Почему ты должен снова рисковать собой?

– Нет, нет и нет. Как вообще подобное пришло тебе в голову?

В этот момент я задумался, а насколько хорошо я знаю её? Что ещё скрывается во тьме Ночи?

Разговор закончился не очень хорошо. Я вышел за пределы Города, мне нужно было побыть одному. Плюс, у меня было дело. Я спустился вниз, к самой кромке хаоса. Шесть раз я опускал ладонь в бушующее море, и с каждым разом моя рука становилась более зыбкой и прозрачной. Делать это в седьмой раз я не рискнул. Значит, у меня будет ровно шесть выстрелов.

Я стал подниматься наверх, но силы покидали меня. Я вошел в какой-то из подвернувшихся по дороге миров, и оставался там, пока ожоги на моей руке не зажили. Тогда я взял выкованное Пламенем и Кузнецом-из-Пустоты оружие и придал ему форму шестизарядного револьвера. Сгусткам хаоса, извлеченным мной из бездны, я придал форму патронов. Зарядив револьвер, я поднялся наверх, чтобы испытать оружие. Я навел ствол на титаническое тело и выстрелил.

Ничего не произошло. На черной шкуре не осталось даже царапины. Щупальца зашевелились, и я поспешил бежать.

Я вернулся в Хрустальный Город, но он встретил меня тишиной. Старик Ветер больше не напевал свои песни, его изуродованное тело лежало в фонтане, и кровь его смешивалась с водой. Тела Грома и Дождя лежали рядом. Я бросился в Покои Тьмы, но там не было никого. На столе лежала записка.

“Я знаю, что права, и что другого выхода нет. Лишь выпив кровь наших собратьев и завладев их силой мы можем возвыситься и стать равными Древним. Лишь тогда у человечества будет будущее. Я также знаю, что ты никогда не признаешь мою правоту. И что ты никогда не простишь меня за гибель твоих друзей. Поэтому прошу тебя лишь об одном. Ради тебя самого. Не стой у меня на пути.”

Я смял записку в руке. А потом смял в ней и весь Хрустальный Город. Осколки хрусталя пронзили мою едва зажившую ладонь. Когда я разжал её, капли крови сложились в буквы.

“Ищи Ту, Что Скрывает, в чертогах былого”.

Я знал, куда мне следовало держать путь. Дверь будет заперта на засов, а значит, мне понадобится таран.

* * *

Видения исчезли, и я вновь оказался в шатре. Память пристально смотрела на меня.

– Удалось ли тебе найти то, что ты ищешь?

– Да – ответил я – удалось. Кстати, прости, мне пришлось убить твоего стража. Но второго убил не я.

– Кто мог это сделать?

– Я должен был сразу догадаться. Такую тварь не убить обычным оружием. Далеко не каждому Просветленному под силу справиться с ней. Да и не так много нас осталось.

Мой Пронзающий Взгляд по прежнему видел лишь тьму. 

“Только в ночи можно укрыться от взора смерти.”

Музыка стихла, и улыбка на её лице стала зловещей. Я выхватил револьвер, но тьма проникла мне под кожу и парализовала меня. Память лежала на земле, её лицо было серым, а из раны на шее всё ещё сочилась кровь. Женщина, стоявшая над ней, была облачена в черное и серебряное.

– Наконец-то ты понял. Никому кроме Ночи не под силу создать абсолютный мрак. И никому кроме Ночи не дано его развеять.

– Никому не дано убить Смерть.

– Мы проверим эту теорию. Но не сейчас. Я хочу оказать тебе великую честь. Ты станешь свидетелем начала новой эры в истории человечества. Ты увидишь, как человек, так долго считавший себя вершиной пищевой цепи, наконец станет ей.

Она приблизилась и обняла меня. А потом её зубы вонзились мне в шею. Она пила мою кровь, а мир вокруг нас рушился. Но души, населявшие пустынный город, не падали в бездну. Ночь сбросила человеческий облик и стала сгустком тьмы с тысячей голодных ртов. Она притягивала к себе души и пожирала их, пока не осталось ни одной. Но и на этом она не остановилась.

Вверх, прочь от хаоса. Она уничтожала все миры, встречавшиеся нам по пути, вместе с их жителями. Пожирала их, высасывала из них жизнь. И чем больше душ она поглощала, тем больше она становилась, пока наконец не превратилась в гигантскую, размером с планету, черную массу, покрытую щупальцами. Вот ведь оксюморон - новорожденная Древняя. Всё-таки надо было назвать их Левиафанами. Она взмыла вверх и заняла место среди своих собратьев.

Я пытался говорить с ней, но она не отвечала. Её разум стал другим. Чужим. Холодным. В её теле разверзлась пасть и щупальце бросило меня в неё. Теперь лишь тьма была вокруг меня, не ласковая тьма ночи, тьма злая, жестокая и чуждая. Чистая энтропия. Эта тьма была способна убить саму Смерть. И вдруг, за секунду до того, как я окончательно перестал бы существовать, тьму прорезало пламя, и пламя сложилось в буквы.

“Став пищей - укуси”.

На мгновение я вновь обрел контроль на своим телом - впрочем, тела к тому моменту уже не было, была лишь мыслеформа “я”, державшая мыслеформой руки мыслеформу абсолютного оружия.

Четыре раза я спустил курок.

Я падал в бездну, и вокруг меня летели фрагменты горящей тьмы, мертвой плоти Древней. Я попытался остановить падение – тщетно. Пролетая мимо какого-то мира, я попытался войти в него, но не смог. Слишком много моей крови выпила та, что была Ночью. Я падал туда, где спустя эпохи окажется всё. Двери миров пролетали мимо меня, и все они были заперты. Лишь у самой границы Хаоса я вдруг смог открыть дверь – но не в одну из вселенных, а в какое-то совершенно иное место.

Я был в комнате без дверей и окон. В центре стоял стол, на столе лежало два предмета. Первым был кусок мела. Посмотрев на второй предмет, я вдруг понял всё.

Я взял мел и подошел к стене напротив. Размашистыми буквами я начертал:
“Лишившись замка из песка, сам стань волной”.

Я думал, что стал волной, но я лишь переехал из одного песочного замка в другой, попросторнее, и с хорошим видом. Южные окна замка смотрели на первозданный хаос, северные - на древних пожирателей душ, но на самом деле и то, и другое было лишь декорациями, частью замка.

Я подошел ко второй стене и написал на ней:

“Только в ночи можно укрыться от взора смерти.”

Ночь, которую я любил: когда не станет нас, и наши места займет кто-то другой, сможем ли мы простить друг друга?

Третья стена ждала меня.
“Став пищей - укуси”.

Древних не было, как не было и людей. Просветленные никогда не жили в этом мире - а значит, они никогда не умрут.

Наконец, я подошел к четвертой стене и написал на ней.

“Читающий эти строки, ты прошел миллиарды дорог. Да пребудет с тобой навечно благословение пера и чернил.”

Я подошел к столу, взял корону из алмазов, водрузил себе на голову, и стал наблюдать, как стены вокруг меня рушатся одна за другой.

* * *

Странники шли по пустынной равнине. Старик Ветер насвистывал простенькую мелодию,  Гром подыгрывал ему на там-тамах, а Память пела песню о сне, который снился настолько многим, что затмил собой реальность. Когда путники останавливались на привал, то Сжигающий, Звезда Несуществования, Тот, Кто Продлевает Чуму, а для друзей - просто Пламя, согревал их. Охотник давал им пищу, а Дождь - воду. Говорят, был среди них и тот, кто звал себя Смертью. Была среди них и Ночь, правда, выглядела она растерянной, и старалась держаться подальше и от Смерти, и от лидера процессии. Лишь её подруга Луна молча шла рядом.

А вел процессию путник в короне из алмазов. И говорят, что посмотрев на него, каждый видел себя. А другие говорят, что путник был один, и поочередно примерял он то алмазную корону, то лик Смерти, то ночную мглу. Но мы то знаем, как всё было на самом деле, ведь высеченные в камне слова не лгали.

Путники шли на восток, к рассвету, навстречу своему новому солнцу.