– Ну, здравствуй, Снегурочка! – нарочито весело машу я рукой, войдя в кафе, украшенное гирляндами. Кругом предпраздничная суета, на столиках громоздятся пакеты с подарками. На парочку вроде нас никто не обратил бы внимания.

Она пришла раньше, чем мы договаривались, и уже успела перекусить.

– Привет, привет, – кивает и откровенно разглядывает меня, пока снимаю пуховик, а официант торопливо убирает со стола.

На страницах сайта знакомств у нас обоих липовые картинки и имена, но после долгих бесед издалека, сначала ни о чем, потом все ближе и ближе к сути, мы таки нашли точку соприкосновения и вот уже созрели на личную встречу под самый Новый год.

Меня зацепило в беседах, что она трепетно относилась к боли. Я же о боли знал всё. Я был ее адепт. Физической боли, конечно. И с неистовством искал новую партнершу. Она же хотела попробовать.

Перед встречей она скинула мне фото и я сразу ее узнал, как только увидел. Светлая стрижка, легкая полнота и большие карие глаза.

– Как же мне вас…тебя…называть? – спрашиваю и собеседница минуту мнется, обдумывает.
– Называй меня Снегурочкой и дальше.
– Устраивает, – растягиваю губы в улыбке.
– Вы симпатичный, – смеется, – даже не понимаю, почему с такой внешностью вы на сайте инкогнито.
– Мы на «ты», помнишь? Ты сама красавица, – кривлю я душой, – но тоже на сайте шифруешься.
– Ну-у, я известный в своих кругах человек и многие бы просто не поняли вот этого всего, – кокетничает игриво.

Ухоженная, холеная. Макияж. Дорогой кашемировый пуловер. Золото в ушах, на шее, на пальцах.

Ждет ответа на свой вопрос, поднимает брови. Я тяну паузу, изучаю меню.

– Нет, нет, я не женат, если ты об этом. Так что мне не от кого скрывать свои увлечения. Я – одиночка.

Мне не терпится перейти к сути нашей встречи, еле сдерживаю порыв. Поспешишь, и птичка испуганно упорхнет. Театрально вздыхаю.

– Значит, мы с тобой свободные люди, встречающие новый год в одиночестве? – говорит она, и я ей благодарен за инициативу.
– Как на счёт провести Новый год у меня? В моем загородном доме? Вдвоем? – холеные пальчики касаются руки, я вздрагиваю от нервного импульса, – никто не потревожит наш покой. Сможем делать, что захотим. Ты, я и исполнение желаний!

«Ого! Она - горячая штучка», – думается мне. Охотно соглашаюсь.

Мы зовем официанта, я заказываю самый дорогой десерт и бутылку сухого белого. Беру шелковые пальчики в свои руки, глажу их. Гляжу в глаза столько, сколько нужно, чтобы истосковавшаяся по любви старая дева оказалась глубоко на крючке.

– Вот что, – говорит она в самом конце встречи, когда я расплачиваюсь по счету, – завтра в это же время я заберу тебя на машине вот на том углу, – показывает в окно на край проезжей части недалеко от кафе, – поедем отмечать Новый год. Договорились?

Делаю вид, что не могу не поддаться на ее женские чары. Она торопливо поглядывает на часы, встает, и я мельком оцениваю фигуру целиком. Ничто не должно меня отталкивать. Я – эстет. То, что я вижу, мне нравится. Аппетитно.

Встаю следом, подаю ей легкое меховое манто, целую в щечку, улавливаю тонкий аромат духов.

Выходит. В окно я наблюдаю, как она садится в шикарный «Майбах» и отъезжает. Выхожу следом и пешком топаю в сторону супермаркета.

Что ж, дело обстоит так. Я никогда никого не обманываю, когда говорю, что мне нравится боль. Правда, я молчу до поры – до времени, что не останавливаюсь на сексуальных утехах БДСМ. Нет, мне нужно видеть агонию, наблюдать как податливость и терпение сменяется угасанием и безнадежностью под пытками. Я не часто могу себе это позволить, и очень осторожен. Я не охочусь в одном и том же месте дважды, меняю города и разные сайты. Я тщательно убираю за собой и многие тела до сих пор и не нашли. Я - профи.

Тихая вилла, богачка и полная анонимность мне были кстати. А уж то, что это все происходит в Новый год просто подарок небес. Спасибо, Санта!

В условленное время я с большой сумкой жду «Майбах» на повороте. Подмораживает, и я переступаю с носка на пятку. Подумываю, не уйти ли в кафе, но не хочется там мелькать с сумкой, которую, обязательно, кто-нибудь может потом вспомнить.

«Подожду еще минут десять, и если не приедет…» – начинаю злиться, и тут же вплотную подкатывает зеркальный бок знакомого Мерседеса. Приоткрывается багажник и я еле запихиваю туда свой баул. Плюхаюсь на переднее сидение.

– Слушай, везде пробки. Народ словно с ума сошел, – Снегурочка воркует, подставляет правую щеку под поцелуй, а сама, поглядывая в боковое зеркало, аккуратно выворачивает и вливается в поток машин, – сам понимаешь, предновогодний дурдом.

– Ты сказала своим подружкам, что отмечаешь новый год с мужчиной? – беспокоюсь я.
– Нет. Им ни к чему это знать. Для всех, как и всегда, я отмечаю праздник одна.

Я удовлетворенно киваю.

– А ты сказал кому-нибудь, что будешь с кем-то?
– Некому говорить. Для всех я одинокий алкоголик.

Мы едем, и в теплом салоне под попсовое рождественское радио меня укачивает. Расстегиваю куртку, снимаю шапку. Любуюсь женским профилем за рулем. Она очень мила. Сосредоточенно смотрит вперед, но при этом поглядывает то на меня, то в зеркала.

– Кстати, об алкоголе. В бардачке термос с пуншем. Ты не за рулем, тебе можно. Согреешься.

Не отказываюсь. Лезу в бардачок, достаю.

– Ммм, – втягиваю я запах корицы, фруктов и смеси алкоголя, – ты клевая, Снегурочка. Тебе кто-нибудь говорил это?

Мы оба смеемся. По телу разливается благостное тепло.

Я слушаю радио и погружаюсь сначала в дремоту, а потом незаметно для себя проваливаюсь в полусон.

Очухиваюсь только от громкого гудения подъемных ворот, когда мы въезжаем в большой освещенный софитами гараж.

– Приехали, – объявляет Снегурочка. Ставит машину ближе к дверям лифта и открывает кнопкой двери и багажник. Я выхожу и оглядываюсь вокруг в пустом помещении.

– Помоги сначала занести пакеты с продуктами, потом спустишься за своей сумкой. Хорошо?
– Окей, – отвечаю, – а слуги в этом дворце есть?
– Обычно есть, но вчера я на все праздники их отпустила. Никого не будет, кроме нас. Ты же помнишь, только мы? Ты, я, новый год и исполнение желаний!

– Идеальная женщина! – восторгаюсь я, хватаю пакеты с заднего сидения и тащу их в большой белый лифт, который привозит нас прямиком в громадную кухню. Ставлю пакеты на стол из нержавейки и пока она достает из них бутылки и свертки с чем-то еще ароматным, успеваю скататься вниз за своей сумкой.

Позже она тащит меня в полумрак гостиной и толкает на широкий диван. Разжигает каких-то ужасающих размеров электрокамин. Нажимает кнопку на пульте и рождественские песни укутывают меня.

– Иди ко мне, – притягиваю я к себе женщину, и та, поддавшись, льнет всем телом. Я обнимаю, медленно и страстно целую ее, наслаждаясь моментом.

– Так хочется скорее попробовать тебя, – шепчу я ей в самое ухо, и вправду испытывая нарастающее возбуждение, и с трудом погасив острое желание укусить до крови за щеку.

Она хихикает и освобождается от объятий.

– Подожди, накрою на стол. Не забывай, что сегодня Новый год! Сначала куранты, шампанское, а потом уже все остальное, - а взгляд ее словно говорит: «А потом ты можешь откусывать от меня и смаковать каждый кусочек».

Еле сдерживаюсь. Откидываюсь на диване со вздохом, и когда она уходит, вскакиваю и через большие панорамные окна оглядываю предвечернюю территорию. Плотный высокий хвойник, забор, высокая нетронутая шапка снежной равнины – все говорит о том, что здесь нет лишних глаз.

– Накрыто, – слышу окрик. В столовой, смежной с кухней, длинный стол, лишь край которого покрыт ярко-красной скатертью. На нем в маленьких тарелочках небольшие порции каких-то кушаний, а в бокалах уже пузырится шампанское.

– Я подумала, ну правда, а что мы будем ждать курантов? Не хлебнуть ли нам сейчас? –протягивает мне бокал.
– Верное решение, – отвечаю и отхлебываю игристое.
– Бери это. Пробуй! Вкусно? – протягивает она что-то маленькое, и я не глядя, прожевываю.
– Ммм, неплохо, – хмелею я почти мгновенно и от шампанского и от близости соблазнительной жертвы.

Шампанское совсем не похоже на ту бурду, к которой я привык за свою жизнь. Это мне хотелось пить снова и снова. Я подливаю себе и ей, но черноглазая пригубливает лишь слегка.
Черт возьми, мне кажется, я готов начать наслаждаться ей прямо сейчас.

– Ты хочешь встретить Новый год за столом или в постели, детка? – спрашиваю самым игривым тоном, прикидывая, удобно ли мне будет делать это в спальне или лучше утащить ее в гостиную, где поменьше тряпок и нет ковров.

– Я хочу этого на кухне, прямо на большом металлическом столе, – возбужденно и четко произносит опьяневшая женщина, – если в сумке у тебя всякие прибамбасы для игрищ, то я хочу их увидеть. Тащи их на кухню.

Мурлыкаю что-то и иду за своей сумкой.

Несколько раз, правда, меня заносит и я вписываюсь в расставленную мебель. Потом подмигиваю своей осоловевшей морде в зеркале: «Всё отлично! Тебе сейчас надо слегка подыграть ей. Потом свяжешь дурочку, и всё. Можно делать что хочешь. Даже кляп не нужен. Можно резать маленькими кусочками, словно те самые канапе, и запивать их «Дон Периньоном». Можно насиловать, пока она кричит и корчится от боли, и смеяться над тем, как ее выворачивает. Слушать, как она умоляет отпустить, и что не о такой боли она мечтала… И все эти сопливые бла-бла-бла …»

Меня передергивает и сводит скулы. Тащусь на кухню. Она уже там. Стоит, опершись на стол, ждет меня. Бросаю сумку на пол.

– Ну что ты так долго? Иди сюда, мой никому не нужный безымянный айтишник, – тянет меня к себе, расстегивает пуговицы на рубашке.

Раздеваем друг друга и я делаю это максимально нежно. Мне не нужно ее пугать раньше времени. Опьянение делает меня заторможенным, отупляет.

На мне остаются лишь плавки, когда полуобнаженная партнерша разворачивает меня спиной к столу, чтобы я оперся на него.
Подталкивает, чтобы сел на стол, пока снимает с меня последнее белье.

– Ложись, – ласково говорит мне Снегурочка, не прекращая гладить и целовать. Я с усмешкой поддаюсь. Пусть у нее будет ощущение, что это она владеет ситуацией.

Тем более что голова моя идет кругом и нужно прийти в себя.

– Уф, ну у тебя и шампанское, – смеюсь я, пока тело, вытянувшись на столе, ждет ее ласк.

Она гладит мои плечи и руки, спускает их, потом опускается под стол, и я слышу, как там что-то щелкает. Поднимается, наклоняется над моим лицом, целует.

– Э, да ты спишь совсем. Расслабило что ли? – я киваю блаженно. Все идет кругом перед моими глазами, даже когда они закрыты. Кажется, я перебрал. Или в это шампанское …

Очухиваюсь я от того, что абсолютно замерз. Я все также лежу на металлическом кухонном столе посреди кухни и не могу пошевелиться. Приподнимаю голову, смотрю на ноги и вижу на них металлические браслеты. Руки стянуты под столом так, что плечи гудят от боли. Пытаюсь освободиться, гремлю.

Хозяйка заходит на кухню с наполненным бокалом.

– Ты так долго спал, что чуть не проспал самое веселье, – радостно восклицает она, тут же наклоняет к моим губам бокал и вливает мне в рот немного алкоголя, – ну ничего, у нас еще есть полчаса до курантов.

– Ну хватит, – дергаюсь зло, – пусти меня.
– Не-е-ет, – тянет она с довольным видом и затыкает мне рот моим же носком, – разве можно взять и отпустить новогодний подарок? Ни за что! Я тоже хочу попробовать удовольствие от чужой боли. Ты столько мне об этом писал. Столько говорил. Убеждал. Ты мне в этом поможешь, правда?

Лезет в сумку, вытаскивает из нее друг за другом все мною приготовленное.

Полиэтилен раскатывает на полу под моим телом и по периметру вокруг. Вытаскивает откуда-то из ящиков целый набор остро заточенных ножей. Берет самый маленький и примеривается ко мне с разных сторон.

Я пытаюсь выплюнуть или прокричать сквозь кляп, словно это имеет какое-то значение.

– Хм, может быть, вот с этого начать? – спрашивает она и с нажимом проводит лезвием вокруг левого соска.

Острая боль скручивает меня. Я чувствую, как с левого бока заструилась кровь.

– Не надо, – пытаюсь крикнуть я, натыкаюсь взглядом на плотоядный оскал и понимаю бессмысленность своих попыток.

Я вижу в ней свое отражение. Свою бескомпромиссность. Знакомую звериную одержимость.

Осознаю, просчитался с самого начала. Там где мне казалось, что вел охоту я, она лишь давала мне верить в эту иллюзию. Это она – охотница. Кажется, я буду замучен и истеку кровью на этой кухне под звуки курантов и всеобщего ликования.

Я закрываю глаза, успокаиваю дыхание и слушаю только музыку, которая разносится по всему дому: « Когда в дом входит год молодой. А старый уходит вдаль. Снежинку хрупкую спрячь в ладонь. Желание загадай…»

Больше я не открываю глаз и лишь сотрясаюсь под ударами и порезами то одного ножа, то другого. Я почти теряю сознание от шока и только тогда начинаю распознавать все оттенки боли.
Той боли, которой никак не удавалось постичь до конца.

Кровь не капает со стола на полиэтилен с обеих сторон, она течет ручьями.

Я сосредотачиваюсь на песне и девочка в костюме снежинки то ли из фильма, то ли из воспоминания кружится в моей голове: «И Новый год, что вот-вот настанет. Исполнит вмиг мечту твою. Если снежинка не растает. В твоей ладони не растает. Пока часы двенадцать бьют. Пока часы двенадцать бьют». Я мычу, пытаясь подпеть ей и перетерпеть свою боль.

«Пожалуйста, пожалуйста», – умоляю я всех богов, которых я прежде игнорировал, – «Хватит! Я понял, что такое боль. Я понял! Я больше не хочу ее знать!»

– И, правда, кайфово, – шепчет перемазанная кровью довольная маньячка, нажимая мне на веки и заставляя открыть глаза, – вот это подарок так подарок! Спасибо, Санта!