Хочу извиниться, что так давно ничего не выкладывал — был очень занят разбором сведений о пропавших в США.
Не буду лишний раз распинаться. Новый отрывок записей ниже. Как обычно, если располагаете хоть какой-нибудь информацией, пишите мне.
И спасибо большое за вашу помощь. Она очень много для меня значит.
Игра в лево-право [ЧЕРНОВИК 1] 12/02/2017
Раньше молчание было пределом тишины.
Я буду по этому скучать.
Казалось бы, в реальном мире молчание — это абсолют. Когда группа людей не произносит ни слова, тише она по определению быть не может. Возможно, дело в дороге, а может, это я просто раньше с подобным не сталкивалась, — но сейчас я понимаю, что нет предела беззвучию. С гибелью Евы и Аполлона оно стало по-настоящему оглушительным. Воцарилось гробовое молчание, сложенное из кирпичиков коллективной травмы и намертво скреплённое смесью из гнетущей скорби, чувства вины и неуверенности в собственных силах. Очень быстро стало очевидно, что эта тишина сильнее всех нас. И ещё долго никто не решался её нарушить.
Следующие несколько часов мы ехали сквозь совершенно однообразный коридор из стеблей кукурузы. Они возвышались над Вранглером, оставляя видимой лишь узкую полоску неба сверху, голубеющую подобно расписному потолку капеллы. Я периодически поглядывала на рацию. Какая-то часть меня искренне надеялась, что вот-вот из динамика раздастся голос Аполлона и скажет что-нибудь воодушевляющее. В тот момент это было бы очень кстати.
Взглянув на рацию в пятый раз, я решила, что лучше будет заняться работой. Я подключила к ноутбуку наушники, открыла папку с аудиозаписями, которые у меня скопились, и приступила к первичной склейке материала с нашего первого дня на дороге.
Аполлон (запись): Да Роба все знают, он просто бог! Ха-ха-ха!
Самое первое интервью с Аполлоном я прослушала несколько раз, чтобы набросать черновой вариант заметки, которую мне непременно нужно будет о нём написать. Сделав все необходимые пометки, я прослушала интервью ещё раз. И ещё. И ещё разок. В конце концов, мне просто хотелось услышать его голос и погрузиться в электронное эхо, чтобы наконец-то избавиться от отголосков криков, с которыми он утопал в битуме.
Затем я перешла к интервью с Евой. Её голос трепетал от восторга — она рассказывала о планах поехать в Розуэлл, настойчиво предлагая мне присоединиться. Она даже не предполагала, на что идёт, когда впервые ступила на лужайку перед домом Роба. Никто из нас не предполагал.
К моменту, когда я дошла до встречи с автостопщиком, небесная полоска над нами успела покраснеть. Было жутко снова услышать голос попутчика и возвратиться к его красноречию и коварной любезности. Услышав, как Роб схватил меня за запястье, я сжалась. Во многом — от стыда: из-за того, что дала автостопщику себя обольстить.
Роб (запись): Ты хорошо справилась. Прости, что схватил за руку. Я просто не хотел, чтобы ты сделала что-то, о чём потом пожалеешь.
АШ (запись): Я не обижаюсь. Ты вовремя меня остановил. И всё-таки: что будет, если с ним заговорить?
Роб (запись): Не уверен. Пару лет назад я сам чуть не поддался — и, знаешь, тот хищный взгляд, с которым он на меня посмотрел, когда подумал, что я попался, как-то отбил у меня желание это проверять.
АШ (запись): Роб, пару минут назад я...
Я поставила запись на паузу и отмотала десять секунд.
АШ (запись): Я не обижаюсь. Ты вовремя меня остановил. И всё-таки: что будет, если с ним заговорить?
Роб (запись): Не уверен. Пару лет назад я сам чуть не поддался — и, знаешь, тот хищный взгляд, с которым он...
И как я тогда этого не заметила? Должно быть, меня слишком потрясла история с автостопщиком и с машиной, брошенной у обочины. Быть может, Роб просто оговорился и на самом деле хотел сказать “пару недель” или “пару месяцев назад”. Но если это была не случайная оговорка, а беспечно выданная истина, то Робу придётся многое мне объяснить.
Пост об игре в лево-право был выложен в июне 2016 года — меньше чем за год до написания этих строк.
Я искоса посмотрела на Роба. Мы подъезжали к очередному перевалу. Мимо всё ещё проносилась стена из кукурузных стеблей. С самого начала все до одной эмоции Роба казались мне непритворными. Печаль, ярость, беспокойство. То, как он их проявлял, выдавало в нём человека, который искренне переживает за тех, кто рядом. Однако в то же время совершенно не оставалось сомнений, что Роб мне чего-то недоговаривает.
По мере появления новых кусочков пазла — машины, смс, безликого существа с телефоном в кармане — передо мной представала дилемма: когда стоит обратиться к Робу с давно назревшими вопросами? А их у меня скопилось действительно много, и уж точно достаточно для того, чтобы потребовать объяснений. Сама по себе информация, которой я располагаю — канва повествования — лишена главного: нити, которая соединила бы всё воедино и позволила бы прийти к полноценному выводу. И если я всё же решусь начать с Робом этот разговор, то нужно сделать всё возможное, чтобы заранее раздобыть эту нить самостоятельно. Хороший журналист должен знать ответ на вопрос задолго до того, как его задать.
Джип свернул на просторный луг. Впереди моё внимание привлекло следующее: в какой-то момент земля попросту обрывалась. Горизонт как будто лежал буквально в двадцати метрах от нас. Как только Роб заглушил двигатель, я сразу же расстегнула ремень и вышла из машины, навстречу обрыву. За мной подтянулись и остальные.
Я стала в двух шагах от края. Мы находились на вершине крутого утёса. У меня закружилась голова, и я отступила назад. По дороге совсем не было ощущения, что мы едем в гору, а сейчас я вдруг оказалась у кромки стометрового обрыва. Подо мной виднелись стебли кукурузы.
Но самым удивительным было то, что кукурузное поле простиралось от подножия обрыва и до самого горизонта. Казалось, будто я стою на одной из скал Дувра и гляжу на золотистый океан, слегка волнующийся в вечерний бриз. На мгновение я задумалась, где он кончается — но затем вспомнила, что этим миром повелевают не те законы, к которым мы привыкли, и усомнилась, что у этого океана вообще есть конец.
Внезапные крики оторвали меня от раздумий. Голоса доносились из-за Вранглера. Подойдя ближе, первым, что я увидела, были круглые от удивления глаза Бонни и Клайда. Как только я обошла капот автомобиля, мои глаза тоже округлились.
Одной рукой Лилит крепко прижала Блюджей к двери джипа. Другую Блюджей поймала в полёте, не дав ударить себя по лицу. Сквозь сжатые зубы они пытались друг друга перекричать. Лилит всеми силами старалась нанести удар.
Блюджей: Отъебись от меня, ненормальная! Отвали!
Я подбежала к Лилит. Блюджей попыталась пнуть её прочь.
АШ: Лилит, не надо… Джен...
Лилит даже не заметила моего присутствия — настолько её оглушила слепая ненависть.
АШ: Джен! Сейчас не время для этого. Тем более после...
Я даже не успела осмыслить происходящее, как вдруг мой взгляд устремился ввысь — голова запрокинулась назад от удара локтем, прилетевшего от Лилит. Нижнюю губу пронзила жгучая боль, и я отшатнулась, прикрыв рот ладонью.
До того, как Лилит смогла навредить кому-то ещё, Роб распахнул дверь и сделал два быстрых шага, схватил девушку одной рукой за талию, поднял её и, крепко, но при этом осторожно её ухватив, понёс её к Форду Бонни и Клайда, после чего усадил её на землю.
Я всегда забываю, какой он сильный.
Роб: Не до этого сейчас, вашу мать.
Лилит: Ты ответишь за свои слова!
Блюджей лишилась привычной ехидной выдержки, однако её аура презрения никуда не делась. В ответ на выкрик Лилит она молча отошла к своей машине и облокотилась о капот, а затем достала из кармана Мальборо и щёлкнула зажигалкой. Наверное, сейчас лучшей компанией для неё в самом деле был раскалённый табак.
Когда я перевела взгляд обратно на группу, Лилит уже удалилась куда-то в гневе.
АШ: Что она сказала?
Бонни: Я плохо расслышала.
АШ: Что она сказала, Бонни?
Бонни: Что-то про… про то, что Лилит… что мы сговорились.
Роб: Ну твою ж мать… Бристоль, пожалуйста.
Я посмотрела на Лилит: она сидела на траве, устремив взгляд в бесконечность, раскинувшуюся за обрывом. Она не стала жалеть слёз — и я поняла, что это не тот плач, который стоит прерывать. Это было личной между ней и Евой — последний миг скорби, уделённый только им двоим.
АШ: Вижу… не переживай. Я разберусь.
Роб: Хорошо. А я пока пойду что-нибудь сварганю.
Прошёл час. Лилит понемногу успокоилась, и её истерика переменилась безмолвной меланхолией. Поужинав, я подошла к ней.
АШ: Странный вид.
Лилит подняла на меня взгляд и тут же виновато опустила голову.
Лилит: Я тебе губу разбила… прости.
АШ: Да всё в порядке. Это ты ещё Блюджей не видела.
Лилит: Ха, да уж. Должно быть, хреново она сейчас выглядит.
Я опустилась на прохладную землю и обратила взгляд туда же, куда и Лилит — в пучину бескрайнего океана.
Лилит: Блюджей думает, что я в этом замешана… в том, что произошло с Евой.
АШ: Знаю.
Лилит: Она считала нас всех идиотами, а теперь думает, что мы устроили заговор у неё за спиной… господи, какой же бред.
АШ: Мне кажется, сейчас ей жизненно необходимо думать, что это место — выдумка. Ей нужно, чтобы всё вокруг было ложью. И чем сложнее ей найти объяснение тому, что происходит вокруг, тем она… в общей, ей не стоило так говорить. Просто она… скажем так, “запуталась”.
Лилит: Да эта пизда в край ебанулась.
АШ: Эм-м… наверное.
Лилит: Но она права… Я убила Еву… и я убила Аполлона.
Не поняв, к чему Лилит ведёт, я удивлённо на неё посмотрела. Она продолжила, не отрывая взгляда от невозможного горизонта.
Лилит: Сара… она не была создана для этого. И она это понимала. Хотела, чтобы мы развернулись… а я — нет.
АШ: Это было не только твоё решение, Лилит.
Лилит: Только моё. А она… просто последовала за мной. Она всегда шла за мной. Всегда. И я знала, почему. Я знала. Но я не останавливала её, потому что это было так удобно, так легко… потому что глубоко внутри я осознавала, что мне нравится, когда рядом есть кто-то, кто… кто готов ради меня через обручи прыгать. Боже, какой пиздец.
Лилит закрыла лицо руками.
Лилит: Она была слабой. Такой скромной, застенчивой… и в этом ничего такого нет, ведь так? Это нормально, что человек может быть слабым… но я заставила её поехать со мной. Заставила поехать человека, который и до середины озера не осмелился бы доплыть. Последние слова, которые я ей сказала, были ложью. И она это знала.
Лилит несколько раз тяжело вздохнула.
АШ: Что ты имеешь в виду?
Лилит: Я не… я не, я… я любила её, но как… как подругу. Это была игра в одни ворота, и… я не думаю, что её это сильно беспокоило. Но тут она начала исчезать прямо у меня на глазах и сказала это… Как ещё я могла ответить? Разве могла я сказать что-то другое?
Лилит держалась, чтобы снова не впасть в истерику. По её щекам струились слёзы.
АШ: Я не знаю, как поступила бы в такой ситуации.
Лилит: Я видела по её глазам, что она мне не верит. Бля… как много людей умерли, слушая чью-то... утешительную ложь? Как много из них знали, что им врут?
АШ: Думаю, ты поступила правильно, Джен. Лучше, чем поступают многие.
Лилит: Ты не обязана мне это говорить… послушай, ты сильно устала? Ты скоро пойдёшь спать?
АШ: Нет, я пока не устала.
Лилит: Там было немного пива… в сумке Аполлона. Это же не будет… воровством, ведь так?
АШ: Думаю, он бы с нами поделился. Но только если бы мы дали ему сказать тост.
Лилит тихо хихикнула и наконец улыбнулась. Она подошла к машине Бонни и Клайда и вскоре вернулась с упаковкой из четырёх банок.
Следующие полтора часа мы неторопливо с ними расправлялись. Лилит так и не смогла придумать тост, так что мы просто сказали Аполлону “спасибо” и подняли банки к небу. Мы вспоминали его неутомимое чувство юмора, особенно его неустанные попытки поднять нам настроение в первую ночь. Вспоминали, с какой заботой он всегда обращался к остальным — даже находясь на волоске от смерти.
Мы и Еву вспоминали. Лилит рассказала об их совместных злоключениях, о неловких студенческих вечеринках и о будущем Паранормикона. Она улыбнулась и сказала, что, когда радио “неизбежно вымрет”, я всегда могу к ней присоединиться.
После всего, что произошло на дороге, эта ночь была и радостной, и горестной одновременно. Но здесь, на вершине одинокого утёса, радостные чувства в кои-то веки превозмогли над горечью — пусть и ненамного. Под конец очередного ужасного дня мы и на это не рассчитывали.
Следующее утро пролетело, не успев начаться. Удивительно, насколько эффективно может действовать группа людей, когда никто ни с кем не говорит. Даже завтрак стал делом совсем непродолжительным. Чтобы наесться до отвала, мне хватило лишь половины пакетика ореховой смеси. Я оглядела остальных и вспомнила слова Роба: “Чем дольше едем, тем меньше нам требуется еды”. Никто не съел больше чем полмиски. А Лилит и вовсе не притронулась к еде.
К этому времени протокол поездки прочно отложился у всех в головах. Несмотря на разлад и образный разрыв между членами группы, построение автомобилей соблюдалось безукоризненно. Всеобщий настрой был чрезмерно прагматичный. Любой контакт по рации начинался с указания позывных говорящего и адресата. Между машинами установилась равная и очень осторожная дистанция. Все видели, что происходит, когда кто-то нарушает правила, и никто не хотел лишний раз рисковать.
АШ: Сколько нам осталось?
Роб: До чего?
АШ: Ты ведь не доезжал до конца дороги, значит… ты ещё строишь карту?
Роб: Верно.
АШ: Тогда сколько нам осталось до… неизведанной территории?
Роб: Относительно недалеко.
АШ: И что нас ждёт, когда мы дотуда доедем?
Роб: Мы поедем дальше.
АШ: Пока не доберёмся до самого конца?
Роб: Таков мой план. Знаешь, я не стану тебя судить, если ты захочешь поехать обратно. Думаю, тебе не составит труда уговорить кого-нибудь развернуться.
АШ: А тебя я смогу уговорить?
Роб улыбнулся.
Роб: Боюсь, нет. Эта поездка отличается от предыдущих. Дорога брыкается, как никогда прежде. Наверное, знает, зараза, что в этот раз я намерен идти до победного.
АШ: …Куда она ведёт, Роб?
Роб вдохнул, поворачивая налево на тихом т-образном перекрёстке.
Роб: Думаю, в никуда.
Рация зашипела.
Бонни: Роб, ты повернул не туда.
Моё сердце в ту же секунду заколотилось как бешеное. Я уставилась на Роба, а он уставился на меня в ответ. Его пронзило то же чувство, что и меня — просто он гораздо лучше с ним справлялся.
Он призадумался на пару мгновений.
Роб: Нет… нет. Я здесь уже проезжал. До этого мы повернули направо.
АШ: Э-э-э… да, всё верно. До этого был поворот направо, я помню.
Роб: Паромщик — всем машинам. Бонни, тебе отдельное спасибо, что чуть до сердечного приступа нас не довела. Поворот был правильный.
Бонни: Нет, нет, не может быть, это… это неправильно... Мартин, скажи им...
Клайд: Мы немного ошиблись, Роб. Поехали дальше.
Лилит: Бристоль…
В голосе Лилит что-то переменилось. Она была чем-то обеспокоена. Я посмотрела в боковое зеркало, чтобы оценить ситуацию в машине, которая ехала следом. На первом ряду разразилась небольшая перепалка: Клайд пытался выхватить у Бонни рацию.
Но я заметила кое-что ещё. За Бонни и Клайдом. Позади машины Блюджей. Покосившийся деревянный указатель, стремительно удаляющийся в зеркале. И хотя я с трудом могла различить обшарпанную надпись, осмыслить её оказалось совсем нетрудно.
“Винтери-Бэй — 5 миль”.
Бонни: Мы ведь повернём обратно?
АШ: Эм, секундочку, Бонни, я… сверюсь с картой.
Я выключила рацию.
АШ: Мы что, не поедем через Винтери-Бэй?
Роб озадаченно на меня посмотрел.
Роб: Через что?
Эти два невинных вопрошающих слова перенесли меня назад, к началу нашего третьего дня на дороге. Бонни и Клайд подошли к Робу, признались ему… и Роб отреагировал на удивление спокойно. Меня пробрало. За несколько минут до этого я обманула Клайда… и мне ни разу не пришло в голову, что он мог сделать со мной то же самое.
АШ: Ничего, если мы сейчас остановимся?
Роб: А? Зачем?
АШ: Это безопасно, Роб?
Роб: Ну… вроде, да.
АШ: Тогда сверни на обочину.
Я снова включила рацию и схватила ресивер. Установив соединение с машиной Бонни и Клайда, я услышала дальнейшее развитие спора между ними. На фоне был слышен голос Лилит — она звала меня, не в силах понять, что происходит.
АШ: Бристоль — всем машинам. Останавливаемся.
Роб сразу понял, что я настроена серьёзно. Как только мы остановились, я распахнула дверь, спрыгнула на пыльную обочину и решительно зашагала к конвою. Другие члены группы тоже начали выходить из машин. С каждым шагом я чувствовала, как во мне накапливается едва контролируемая злость.
АШ: Вы ему не сказали.
Клайд: Бристоль, я…
Роб: Бристоль, что происходит?
Роб подошёл сзади, не скрывая желания узнать причину моего поведения.
АШ: Клайд?
Клайд осмотрел полукруг из любопытных взглядов, и, так и не осмелившись посмотреть кому-нибудь в глаза, пробормотал ответ.
Клайд: Бонни… Бонни говорила с автостопщиком.
Выражение лица Роба изменилось, перейдя от замешательства к суровому осмыслению.
Роб: Мля… ну охренеть теперь. И ты знала об этом, Бристоль?
АШ: Утром третьего дня я попросила их обо всём тебе рассказать. Когда они к тебе подошли… я думала, они это сделали.
Клайд: Бонни… боялась, что ты… что ты заставишь нас развернуться.
Роб: И она, чёрт побери, была права. Вы сами видели, что происходит, когда кто-то нарушает правила. Вы должны были сразу мне об этом рассказать и поехать обратно.
Клайд: Это было до того, как Эйс… до всего остального. Я не знал, что это место...
Роб: Правила на то и правила, Клайд! Что не так с Бонни? Ты сказал, что она не в себе… ты мне солгал?
Клайд не стал отвечать, пытаясь не смотреть Робу в глаза. Осмысливая реплику Роба, я не могла не подивиться предприимчивости и хитрости брата и сестры.
Когда они, как я думала, рассказывали Робу об автостопщике, на самом деле они сказали ему, что Бонни страдает старческим маразмом. Ложь простая, но действенная — помимо того, что она вполне объясняла странное поведение Бонни, она также вызвала сострадание Роба, и, что самое важное, удерживала его от того, чтобы обсудить этот диалог со мной. Это была правда, ловко замаскированная ложью на тему достаточно неловкую, чтобы не упоминать её в разговоре.
И всё равно мне было неприятно, что меня обманули.
Клайд: Мы можем поехать обратно, если хочешь.
Бонни: Нет.
Все члены группы обратили взгляды на Бонни. Она продолжила — куда более уверенным тоном, чем я привыкла от неё слышать.
Бонни: Он… автостопщик… рассказал о… деревеньке, мимо которой мы только что проехали. Я хотела её увидеть, вот и всё. Я в порядке, правда.
АШ: Ты без конца о ней говорила, Бонни.
Бонни: По описанию это очень милое место. Мне было грустно, что мы его проскочили. Простите, что напугала. Роб, пожалуйста, не заставляй нас ехать обратно.
Роб посмотрел сначала на Бонни, потом на Клайда. Его позиция была предельно ясна.
Роб: Сегодня сделаем перевал чуть пораньше. До остановки поедете с нами, там отоспитесь… а завтра поедете назад, домой. Вам повезло, что у вас вообще есть возможность развернуться.
Роб направился к Вранглеру, давая понять, что разговор окончен.
Роб: Лилит, поедешь с нами.
Лилит не скрывала своего облегчения. Она засеменила прочь от Бонни и Клайда и забралась в наш джип. Очень мило, что Роб не забыл о Лилит и позаботился о ней, несмотря на то, что был зол.
Иногда я забываю о том, что он настолько же проницателен, насколько силён.
Бонни, Клайд и Блюджей разошлись по автомобилям. До того, как Бонни села в Форд, я уловила её взгляд — она была разочарована, но выглядела вполне настроенной ехать дальше и оставить Винтери-Бэй позади. Было приятно, что она наконец-то пришла в себя.
Вот только я ни на секунду ей не поверила.
Лилит: Это было просто пиздецки странно, Бристоль.
Лилит была рада оказаться во Вранглере. В этом гиганте она чувствовала себя под защитой. Но самым главным было то, что она наконец-то не рядом с Бонни и Клайдом. На протяжении пяти минут Лилит в деталях описывала ссору между братом и сестрой, перечисляя пугающие нюансы и не менее тревожащее её завершение.
Лилит: ...и я готова поклясться, что она начала ныть... как будто не понимала, как это вообще возможно — как мы могли поехать не туда. А потом, когда ты сказала остановиться, она вдруг перестала. То есть взяла и… перестала.
АШ: Страшно, должно быть, было там находиться и всё это наблюдать.
Лилит: Не то слово... Кстати, Роб, когда уже эти чёртовы кукурузные поля кончатся?
Роб: Скоро. Через пару поворотов припаркуемся на ночлег. А завтра снова поедем через лес.
Лилит: Лес? Хренов лес? Ты серьёзно? Может, там ещё и деревья кровью истекают, как в “Сонной Лощине”?
Роб: Ха, знал бы — сказал бы.
Лилит: В смысле?
Роб: Так далеко я ещё не заезжал. Это нетронутая территория.
Лилит: Что ж… прекрасно. Может, кукуруза не так уж и пло...
Лилит замолчала и замерла, увидев что-то в зеркале. Через секунду она повернулась к заднему окну, чтобы лучше разглядеть происходящее.
Машина следом за нами вышла из-под контроля.
Бонни пыталась вырвать руль из рук брата. Форд хаотично мотало из стороны в сторону — под стать происходящей в салоне заварушке. Роб свернул в сторону, чтобы избежать столкновения. Вильнув туда-обратно ещё несколько раз, Форд взвизгнул шинами об асфальт и замер. Роб тоже резко затормозил и, едва я успела повернуться в его сторону, уже хлопнул дверью и направился к Бонни и Клайду.
Роб: А ну заглушили мотор!
Двигатель Форда тут же умолк, и на смену его размеренному гулу пришли уже новые звуки: звуки отчаянной борьбы и дикие крики.
Уже во второй раз покидая салон Вранглера, я спрыгнула на дорожное покрытие и подошла к месту событий.
Роб пытался вытащить визжащую Бонни из машины. Даже с учётом его впечатляющей силы это оказалось не так-то просто. Бонни вцепилась в стенки салона и что есть мочи старалась дотянуться до руля.
Бонни: Пожалуйста! Прошу! Отпусти! Отпусти!
Наконец Робу удалось оторвать Бонни от машины. Она отмахивалась ногами и руками, а, когда Роб зафиксировал её руки по бокам, всё равно продолжала пинаться.
АШ: Бонни! Бонни. Успокойся. Давай поговорим.
Бонни: Он сказал, что нам по пути! Что мы туда заедем!
Роб: Он солгал тебе, Бонни.
Бонни: Нет… нет, мы едем не туда. Мы едем не туда!
Бонни снова принялась отбрыкиваться, нанося удары по ногам Роба. Он не ослаблял хватку и, сжав зубы, принимал удар за ударом.
Было очевидно, что Бонни не успокоится. Я подбежала к Вранглеру и открыла багажник. Немного порывшись в рюкзаке, я нашла аптечку и достала из неё нераспакованный набор медицинских жгутов.
АШ: Клайд, открой заднюю дверь.
Роб увидел меня со жгутами в руках и, несмотря на непрекращающиеся рывки Бонни, посмотрел на меня со взглядом, словно спрашивающим: как мы до такого дошли? Разве можем мы на самом деле сделать то, что я предлагаю?
Бонни дала ответ на последний вопрос за нас. В то мгновение, на которое Роб отвлёкся, она со всей силы ударилась головой прямо о его нос. Послышался глухой удар, и Роб рявкнул от боли. Из его ноздрей тут же заструилась кровь, но, даже будучи на секунду оглушённым, он не выпустил Бонни из рук. Однако долго так продолжаться не могло и было видно, что Бонни не собирается сдаваться.
Клайд открыл для нас заднюю дверь Форда, немного отошёл и, совсем как напуганный ребёнок, молча наблюдал за нашими действиями. Чтобы подголовник переднего кресла нельзя было снять с опорных ножек, я отрегулировала его высоту так, что он плотно упёрся в потолок. Затем я прочно повязала два жгута вокруг прутьев.
Блюджей: Какого хрена тут происходит?
Блюджей вышла из своей машины и шагала в нашу сторону. В глазах человека, который пытается не верить в подлинность происходящего, эта сцена в лучшем случае выглядела бы как переигранный фарс, а в худшем — как ограничение свободы ни в чём не повинной женщины.
Увы, но мне было не до её расспросов. Я забралась в машину, и вслед за мной Роб расположил на сидении Бонни — которая всё так же неустанно пыталась вырваться из его хватки — при этом он придерживал её за голову, чтобы она не ударилась о дверную раму.
Как только Бонни целиком оказалась в салоне, для большей прочности я повязала вокруг правой ножки подголовника ещё один жгут помимо того, который уже закрепила, и продела через него правую руку Бонни. Затем — повторила всё то же с её левой рукой.
Я надеялась, что затянула не слишком туго — но достаточно для того, чтобы удержать Бонни на месте. Она начала было вырываться — но после ожесточённой борьбы с Робом её силы явно иссякли.
Не найдя в себе духу взглянуть ей в глаза, я отодвинула багаж и села рядом, с другой стороны Форда. Мы с Робом наконец-то смогли немного перевести дух. Он зажал нос и понемногу привыкал к пульсирующей боли.
Блюджей: Что ты, мать твою… ты же не оставишь её вот так?
АШ: Иди к своей машине, Блюджей.
Игнорируя протест Блюджей, я вернулась к Вранглеру и села на своё место. Роб открыл багажник джипа и достал оттуда охапку пледов и подушек. Я наблюдала сквозь зеркало, как он укрывает Бонни и укладывает подушки ей на колени, чтобы ей было куда положить локти.
Она уткнулась лбом в передний подголовник. Хотя я не видела её лица, я знала, что она плачет.
Через двадцать минут мы сделали остановку — на порядок раньше, чем обычно. На горизонте виднелись очертания глухого леса. Роб сказал, что хочет уделить следующий день нанесению лесной дороги на карту, а сегодня мы станем на ночлег пораньше, чтобы оставить небольшое окно на случай, если завтра нам вдруг потребуется поехать обратно. Жаловаться я не стала — после изнурительного дня мне очень нравилась перспектива отдохнуть немного дольше.
Остаток поездки мы договорились посменно садиться рядом с Бонни и следить, чтобы она ни в чём нуждалась. Когда мы совершили очередную остановку и рядом припарковался Форд, все мы — я, Роб и Лилит — ожидали увидеть бессильное тело, беспрестанно пытающееся высвободиться из своих уз. К всеобщему удивлению — и некоторому испугу, — она улыбалась. Когда подошла моя очередь, солнце уже близилось к горизонту. Роб сварил небольшую кастрюлю супа с мисо на случай, если кто-то решит поесть. С большим трудом я добила свою миску — приёмы пищи начинали казаться мне всё более бессмысленными — и взяла порцию для Бонни.
Она была в приподнятом настроении.
Бонни: Алиса, как дела?
АШ: Я в порядке. А ты как себя чувствуешь?
Бонни: Всё хорошо. Прости, что так вас всех напугала. Мне очень стыдно.
АШ: Да ничего. Это ты меня прости за… вот это вот всё.
Я указала на жгуты. Роб их расстегнул и повязал вокруг запятий Бонни бинты, чтобы обеспечить ей хотя бы видимость комфорта, и застегнул снова. Но даже так всё это выглядело по-зверски — и никакой заботой этого было не перекрыть.
Бонни: Ничего. Я была не в себе.
АШ: Я тебе суп принесла. Но ты, наверное, не голодная.
Бонни: О нет, нет, я бы поела. Спасибо. Все такие заботливые.
АШ: Мы просто хотим, чтобы у тебя всё было хорошо.
Я опустила ложку в горячий бульон и начала поднимать её к лицу Бонни.
Бонни: Не стоит… я сама могу.
Она кивнула в сторону своих связанных рук, подразумевая очевидное.
АШ: Нет, я… я не против. Думаю, так будет лучш...
Бонни всем своим весом рванулась в сторону, локтем выбив миску у меня из рук. Уже не обжигающий, но всё ещё горячий суп выплеснулся мне на кофту, мгновенно пропитав собой ткань. Я рефлексивно одёрнулась и увидела, как выражение лица Бонни в одно мгновение переменилось с добродушного спокойствия на пылающее презрение, а затем — обратно. Точно как сломанная лампочка. Злобный оскал исчез с лица Бонни ровно в тот момент, когда на неё оглянулись остальные.
Блюджей: Что ты с ней делаешь?!
Разъярённая Блюджей торопилась в нашу сторону. По пути она грозно затянулась сигаретой и выпустила плотное облако дыма, как огнедышащий дракон.
АШ: Ничего. Просто случайность.
Бонни: Всё хорошо, Блюджей. Это я виновата.
Блюджей: На тебя не попало?
Блюджей склонилась к Бонни и нежно взяла её за руку, после чего посмотрела на меня так, будто готова была меня убить. Удивительно, что даже в редкие моменты, когда Блюджей проявляет к кому-то заботу, она в то же время сохраняет прежнюю змеиную желчность по отношению к остальным.
Бонни: Нет-нет, всё хорошо, это всё я. Всё в порядке. От меня одни неприятности. Простите.
Блюджей усмехнулась в ответ на наивное извинение Бонни. При этом она по-прежнему не сводила с меня глаз.
Блюджей: Трусиха позорная. Ты посмотри, что этот ненормальный заставляет тебя делать. Посмотри!
Я посмотрела. И да — беспомощная фигура Бонни, связанная на заднем сиденьи Форда, наводит на мысли о бесчеловечности. Взглянув на содеянное трезвым взглядом, я в очередной раз ужаснулась, но быстро пришла в себя.
Принятые мной решения могли казаться Блюджей безумными — но это не значит, что её руки чисты. И пусть она строит из себя рационалиста. В своих действиях она также была движима безумием — просто немного другого покроя. Её безумие зародилось из отчаянной нужды найти объяснение необъяснимому, которая в итоге вылилась в ядовитую смесь паранойи, чувства собственной правоты и пылкого антагонизма.
Блюджей заметила моё молчание и, должно быть, посчитала, что я признала перед ней поражение. Не сказав больше ни слова, она вернулась к своей машине и закрылась в ней наедине с собой.
Бонни: Знаешь, что по-настоящему чудесно, Алиса?
Бонни наклонилась ко мне и понизила голос, чтобы никто другой её не услышал.
Бонни: Он сказал, что там есть дом у берега… для меня. Мой домик у моря.
АШ: Мне жаль, Бонни, но я в этом очень сомневаюсь.
Бонни: Это такое прекрасное место. Такое прекрасное.
Бонни широко улыбнулась.
Бонни: Я рада, что была с тобой знакома, Алиса.
Бонни отвернулась, положив голову на подголовник. При этом улыбка не сходила с её лица. Я вернулась к Вранглеру. Передо мной встал выбор: переодеться в другую одежду или надеть тёплую пижаму.
Но сняв кофту, я прилегла на секунду и почти сразу же заснула, так и не переодевшись.
Когда я проснулась, Вранглер не стоял на месте.
Джип содрогнулся от резкого разворота. Я сразу подскочила — одновременно проснулась и Лилит. Её заспанные глаза выражали общее для нас обеих недоумение.
За рулём был Роб. От высокой скорости рычаг на коробке передач дрожал.
АШ: Роб, что такое?
Роб: Бонни сбежала. Она поехала назад, к тому повороту.
Я перебралась на пассажирское кресло. Сон как рукой сняло.
Лилит: Что? Как она высвободилась?
АШ: Она с Клайдом?
Роб: Ударила его по голове и выволокла из машины. Я не стал дожидаться, пока он оклемается, но они с Блюджей нас догонят.
Мы с Лилит оглянулись. Две фары машины Блюджей постепенно приближались, освещая наш салон через заднее стекло.
Лилит: С чего это Блюджей ему помогает?
АШ: Наверное, не хочет выпускать нас из виду. Роб, мы сможем догнать Бонни?
Роб: Я работаю над этим.
Вранглер стремительно рассекал темноту. Мы вглядывались в неё, пытаясь выловить очертания Форда Бонни.
Когда Блюджей поравнялась с нами, я посмотрела на них с Клайдом. Лицо Блюджей не выдавало никаких эмоций — только железное намерение догнать Бонни раньше нас. Клайд сильно побледнел, поражённый предательством сестры, напоминанием о котором служил небольшой ушиб на его голове.
Мы доехали до перекрёстка, и Роб остановил Вранглер. Фары автомобиля Блюджей освещали отворот к Винтер-Бэй. Роб включил прожектор на крыше, и дорогу озарило искусственным дневным светом. И в этом свете мы увидели Бонни — она стояла рядом со своей машиной и улыбалась нам.
Она уже преодолела точку невозврата.
Клайд: Линда! Линда, пожалуйста… вернись к нам. Хорошо?
Бонни: Мы можем пойти все вместе. Там есть местечко для каждого. Он так сказал. Места хватит на всех.
Клайд: Линда, вернись.
От кожи Бонни в воздух начала подниматься полоска из чёрной пыли и, как дымок, затанцевала на ветру. Бонни стала рассыпаться, превращаясь в пепел и улетучиваясь в атмосферу.
Бонни: Я тебя очень люблю, Мартин. Я буду тебя ждать.
Клайд: Нет, пожалуйста… не надо.
Бонни отвернулась от нас и села в машину. Более так и не оглянувшись, она поехала в сторону Винтери-Бэй. Поток чёрной пыли становился всё более кучным, пока вся машина не начала испаряться прямо у нас на глазах. Меньше чем через минуту ни Форда, ни Бонни уже не было — а то, что от них осталось, унесло ветром.
Клайд молчал. Вся его сущность как будто замерла. Лилит сразу поспешила к Вранглеру. Роб постоял ещё какое-то время, провожая взглядом облако чёрного пепла, приобнял Клайда и отвёл его к нашему джипу.
Отвернувшись от дороги в Винтери-Бэй, я не могла не обратить внимание на реакцию Блюджей. Она окаменела — такой я её ещё не видела. По воле инстинкта она вынула из кармана пачку Мальборо, немного подержала её в руке, а потом убрала обратно, так и не закурив.
По возвращении на стоянку ночь как будто замедлилась. Все мы совершенно выбились из сил и были совершенно не против утонуть в объятиях сна. Роб устроился на водительском кресле, освободив своё привычное место на надувном матрасе для Клайда. Лилит, Роб и Клайд быстро уснули, оставив меня наедине с собственными мыслями. Я думала о Блюджей — о том, как она попытается придумать объяснение исчезновению Бонни и её автомобиля.
Я задумалась: как бы я себя ощутила, если бы игра в лево-право по итогу оказалась тщательно продуманным фокусом. Почувствовала бы себя дурой? Вряд ли. Была бы впечатлена? Думаю, да. Испытала бы облегчение? Однозначно. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее скучаю по тем невинным дням, когда считала игру фикцией. И я могу понять Блюджей и её несокрушимое стремление разоблачить это место — ведь обман почти всегда намного предпочтительнее, чем настоящий кошмар.
Вдруг дверь Вранглера тихо открылась и закрылась.
Часть меня хотела просто проигнорировать этот звук, чтобы не продолжать эту ужасную ночь. Однако из сонного царства меня теперь изгнали окончательно. Я медленно привстала, обулась и, стараясь не шуметь, покинула машину.
Ночь встретила меня прохладой, и я разглядела перед собой силуэт.
АШ: Куда ты, Клайд?
Клайд повернулся ко мне. Он посмотрел на меня взглядом сломленного человека — хотя слово “сломленный” здесь едва ли подходит. Быть сломленным — значит быть побеждённым, оказаться пленником обстоятельств. Но человек передо мной был абсолютно спокоен. Он не был ничьим пленником — все его желания и намерения принадлежали исключительно ему самому. В его глазах нет сломленности, а только… умиротворение.
Клайд: Ты знаешь, куда я иду, Алиса.
Клайд говорил мягко. За каждым его словом стояло едва различимое чувство вины. Я бросила взгляд на Вранглер, спрашивая себя, справлюсь ли я с этим в одиночку.
Клайд: Не зови Роба. Я совершил ошибку, возвратившись сюда. Зря я вернулся… Пожалуйста. Просто дай мне уйти.
АШ: Клайд, подожди до завтра. Роб тебя поймёт. Мы все развернёмся и поедем домой.
Клайд: Это уже не будет для меня домом.
Благодушный взгляд Клайда удержал меня от ответа.
Клайд: У Линды был муж. Хороший был человек, но ушёл из жизни совсем молодым. Она так и не смогла заставить себя найти кого-то другого, а я… я так и не нашёл, кого искал. Мы были вместе шестьдесят лет. Шестьдесят. По правде говоря, даже после всего, что мы пережили, я не чувствовал, что мы в новом мире, до этого момента.
АШ: Не думаю, что смогу тебя остановить, Клайд.
Клайд: Так или иначе, это не твоё решение, Алиса.
Клайд сделал глубокий вдох, впустив и выпустив через нос ночную прохладу.
Клайд: Я просил её вернуться, когда она побежала “грабить” тот магазинчик с мороженым. Всё звал и звал её обратно. Я столько сил убил на то, чтобы уговорить её вернуться. А затем я понял, что она не вернётся… и что мне нужно пойти за ней. Я должен был догадаться раньше. Это всё, что я могу… следовать за ней.
Клайд посмотрел на меня, как будто извиняясь.
Клайд: Прощай, Алиса.
Он отвернулся и пошёл обратно к перекрёстку.
АШ: Клайд.
Он развернулся в последний раз.
АШ: Можно я составлю тебе компанию?
Пешая дорога до перекрёстка заняло около часа. За это время я услышала историю Бонни и Клайда. Узнала о самых радостных фрагментах их совместной жизни — о моментах, которые формировали сестру и брата, об их переживаниях и о месте,которое они когда-то называли своим домом. Поначалу я сомневалась, что смогу понять Клайда, но чем больше он открывался мне, тем лучше я его понимала.
Его рассказы описывали целую эпоху длиною более полувека. Поток имён мимолётных знакомых и друзей, но в центре сюжета каждой истории — брат и сестра, которые значили друг для друга всё. Этот дуэт существовал как две части одной пропорции — две души, исчисляемые только в отношении друг к другу. Когда нет одной, вторая превращается в неопределённость. В плавающую точку, потерянную в пространстве.
Конец истории совпал с концом нашей прогулки. Мы дошли до перекрёстка.
АШ: Надеюсь, она там.
Клайд: Я тоже. Спасибо, что проводила. Час уже поздний.
АШ: Нет плохого времени, чтобы проводить друга.
Клайд улыбнулся мне в последний раз, перед тем как развернуться на дорогу. Пройдя мимо обветшалого деревянного указателя, он пересёк невидимую грань. В ночной тишине были слышны только его мягкие шаги и тихий бриз, который спустя пару минут унёс последние пылинки в небо.
Дорога обратно к конвою была достаточно долгой. Но, шагая сквозь тьму вдоль шелестящей на ветру череды кукурузных стеблей, я совсем не чувствовала страха.
Прошло четыре дня с с того момента, когда я перешагнула через порог дома Роба Гатхарда, села за его стол и впервые услышала рассказ об открытом им новом мире. За это время я увидела то, чего, наверное, никогда не смогу в полной мере осмыслить. Стала свидетелем вещей, которые существуют за гранью нашей реальности. Вещей, в существование которых я иначе никогда бы не поверила.
Возможно, Винтери-Бэй действительно есть, и Бонни уже нашла свой домик у моря. Сейчас она, должно быть, стоит на крыльце, не сомневаясь, что её брат к ней скоро присоединится.
Но я никогда не узнаю наверняка. Надеюсь, они найдут друг друга — где бы они сейчас ни были.