Каждая вещь в новой квартире Артема имела строго определенное место. Книги и журналы лежали под углом девяносто градусов к телевизору, подушки на диване ни при каких обстоятельствах не должны были касаться друг друга, а продукты в холодильнике располагались сверху вниз – по мере возрастания калорийности. Это был нерушимый и священный порядок, что поддерживал хрупкое равновесие вселенной, и Артем знал – стоит хоть одной вещи лечь не так, пусть даже на сантиметр, как тотчас неминуемо случится что-то ужасное.
   Именно поэтому последние пятнадцать минут Артем переворачивал прихожую вверх дном. Ему все отчетливее мерещились старушечьи ладони: заветренные, иссохшие, с выступающими из-под дряблой кожи сосудами. Далекие воспоминания пробивались из детства мутными образами. Уши горели от стыда.
   – Да где?! Где эта чертова тряпка?!
   На обшарпанном линолеуме валялись кеды, туфли, кроссовки… Все грязные и истрепанные, будто найденные на помойке. Черный кот кувыркался меж ними, играясь со шнурком ботинка.
   – Пшел к черту, Барс! Не мешайся!

   Артема било мелкой дрожью, совсем как в детстве. Обувь летела с полок, пара за парой, но фиолетовая тряпка словно сквозь землю провалилась. Артем хорошо помнил: он оставлял ее здесь, на второй полочке слева, под обувной ложкой. Теперь там было пусто. И это «пусто» сулило самую настоящую катастрофу.
   – Я позавчера чистил ею туфли! Я помню! – голос его не был похож на голос тридцатилетнего мужчины, а скорее напоминал тонкие всхлипы детсадовца. – Куда она делась?!
   В голове родилось подозрение. Артем взглянул на кота.
   – Барс… Это ты ее утащил, да? Барсик, миленький, покажи, куда ты ее спрятал.
   Питомец и думать не хотел о фиолетовой тряпке. Он скакал по коридору и время от времени скрывался за кроссовкой, чтобы напасть из засады на многострадальный шнурок.
   – Барс, это ведь ты! Больше некому. Куда ты ее дел?
   Кот зашевелил задом и бросился на ботинок. Сцепившись с обувью в неравной схватке, усатый принялся грызть подошву зубами, мявкать и отбиваться лапами от застежек.
   Артем взял кота за шкирку. Поднял перед собой.
   – Говори быстро, мразь!
   Кот извернулся и выскочил, оцарапав Артему запястья.
   По руке скатилась капелька крови. Медленно, вниз… Капля чавкнула, упав на линолеум. Артем похолодел. В ванную, немедленно в ванную! Дрожащими ладонями он достал пластмассовый бутылек с хлоргексидином. Вылил на руки половину. Потом взял пластыри и аккуратно залепил ими каждую царапину…
   Полегчало.
   Но лишь на пару мгновений. Уже через минуту в голове созрела мысль, что раны обработаны недостаточно хорошо. Туда наверняка успела попасть грязь, подумал Артем. Царапины нужно обеззаразить, иначе они воспалятся, загноятся, и гной, попав в кровь, вызовет сепсис. Артем отковырял пластыри и вылил на руки остатки хлоргексидина. Убедившись, что все чисто, прилепил обратно. И тут же сорвал эти кусочки липкой ленты, мысленно проклиная себя за глупость.

   Как он мог, господи, как он мог?! Приклеить к открытым ранам использованные лейкопластыри, на которых наверняка собралась целая колония бактерий. Артем достал чистые, залепил ими царапины и снова отлепил, вспомнив, что на этот раз забыл продезинфицировать руки.
   Чуть не плача, он взял новую упаковку с пластырями. Достал второй бутылек с хлоргексидином. Обработал. Приклеил… И снова оторвал все от кожи, уже сам не понимая, что именно его не устраивает.
   Пол был усеян липкими лепестками. Артем сидел на стиральной машине, нервно дергал ногой и ковырял пластыри грязными ногтями. Он беспокоился, что инфекция все-таки просочилась в сосуды. Наконец Артем глубоко вдохнул. Ему понадобилось немало мужества, чтобы признаться: он просто-напросто боится выйти из ванной. Здесь все лежало на своих местах, а там, за дверью, – там царил хаос. Там не было фиолетовой тряпки.
   Артем просидел так минут десять, а может, и целый час, пока в прихожей не зазвонил телефон.
   – Алло?
   – Мажерин, ты охренел? – женский голос звучал неприятно. – Я уже полчаса мерзну в этом сраном парке, где тебя черти носят?
   Взглянув на устроенный беспорядок, Артем почувствовал, как его снова пробирает озноб.
   – Лиза, прости… Кажется, мне нездоровится. Я не смогу прийти сегодня.
   Пару секунд в телефоне слышалось лишь тяжелое, сбивающееся дыхание, а затем подруга выматерилась, сказала:
   – Пошел ты к дьяволу, придурок! – и бросила трубку.

   Артем зашел в гостиную. Поправив подушки на диване, он сел точно между ними, на одинаковом расстоянии от каждой. Он сидел так еще с полчаса, уставившись в выключенный телевизор и сжимая в руке телефон. Артем попытался вспомнить, когда это все началось.
   Чувство надвигающейся катастрофы. Оно преследовало его день ото дня, возникая из каких-то незначительных мелочей. Глубоко внутри Артем понимал: отсутствие фиолетовой тряпки никак не повлияет на его жизнь. Есть тряпка или нет – какая разница? Все это ерунда, думал Артем, но все равно не мог успокоиться. Тревога изматывала, выжимала, убивала рассудок.
   Безусловно, во всем была виновата бабуля. Это она со своей маниакальной заботой превратила Артема черт пойми во что. Пару лет назад она даже не хотела продавать старую квартиру, хотя Артем и объяснял, что, продав двухкомнатную в центре, можно купить две «однушки» в новостройках, пусть и на окраине города. Бабуля боялась, что внук уедет от нее, оставит одну и, если говорить честно, для таких страхов имелись все основания. Именно самостоятельности Артем и добивался. Самостоятельности и отдельной жилплощади. Когда с личной жизнью не ладится, соседство маразматичной бабушки с каждым годом превращается во все более серьезную проблему. «Артем Мажерин. Рост – 170. Брюнет. Цвет глаз – карий. Возраст – 33 года. Живу с бабулей». Не лучшая анкета для сайта знакомств.

   На похоронах Артем светился от счастья. Через пару месяцев, когда бумажная волокита с наследованием разрешилась, он продал квартиру вместе с трухлявой бабулиной мебелью, и вырученных денег оказалось так много, что Артем не только купил новую «однушку», но и позволил себе не работать еще целый год.
   Сначала ему это нравилось. Обживаться в новой квартире. Он мог покупать ту мебель, которую хотел, мог расставлять ее так, как хотел. Артем каждый месяц передвигал шкафы, диваны и тумбы, перекладывал книги и всячески пытался сделать квартиру еще уютнее, пока со временем это не перестало доставлять ему удовольствие. Артему постоянно казалось, что что-то стоит неправильно или лежит не так, как должно лежать. Развлечение превратилось в ритуал. Артем и часа не мог провести спокойно, чтобы не думать о том, правильно ли расставлены предметы в квартире. Выходя на улицу, он несколько раз возвращался, проверял все вновь и вновь, и бывало, так уставал от этих снований туда-сюда, что в конце концов вообще отказывался куда-то идти.

   Еще одной причиной беспокойства были соседи. Эта мысль не казалась Артему странной, хотя он и не мог объяснить, как могут быть в чем-то виноваты люди, которых он в глаза не видел. Он выходил из дома только в те минуты, когда был уверен, что в подъезде ему никто не встретится, и хоть и не пересекался с соседями ни разу, глубоко их ненавидел. Ненавидел, потому что знал: мерзкие, паршивые уродцы устраивают беспорядок в своих квартирах. Раскидывают книги, бросают вещи на пол. Кладут продукты в свои холодильники не так, как нужно.

   Однажды ночью, где-то с месяц назад, Артем проснулся от навязчивой мысли. Он понял, что отныне должен отвечать за весь дом. А как иначе? Иначе никак. Правильное расположение вещей, магия углов, соприкосновения предметов – все это касалось не только квартиры, но и целой двадцатиэтажки. И почему он не думал об этом раньше? В ту секунду Артем почувствовал, как в груди что-то неприятно защекотало. Это была паника. Артем ужаснулся: а что если соседи будут все портить? Мерзкие, паскудные людишки станут трогать расставленные им вещи, нарушать установленный им порядок.

   Проворочавшись в постели около двух часов, Артем так и не смог уснуть и, не вытерпев, пошел разгуливать по подъезду. Он бродил так до самого утра в одних трусах, останавливаясь на каждом этаже, заглядывая на каждую лестничную площадку. Артем поправлял почтовые ящики, дотрагивался до табличек с объявлениями; ему становилось все хуже, и он наконец понял, что все дело в фиолетовой тряпке, которая лежала на крыльце рядом с домом. Парой дней раньше он заметил ее, когда возвращался из магазина, и уже тогда она показалась ему странной. Пугающей. Артем был уверен – все дело в ней. Конечно же, в ней. Он спустился и вышел на улицу. Тряпка лежала в снегу и представляла собой угрозу. Она напоминала о чем-то кошмарном. Артем осторожно поднял ее и как можно скорее занес в квартиру. Он долго метался от угла к углу, выискивая для тряпки ее настоящее место, и когда нашел, то почувствовал наконец облегчение. Закончив с уборкой, он лег спать и проспал больше суток.

   В руке запищал телефон, вырвав Артема из воспоминаний. Звонила Лиза.
   – Алло?
   – Послушай, Мажерин. Нам нужно поговорить.
   Артем с трудом переборол желание тут же положить трубку. Он не любил, когда окружающие разговаривали с ним таким тоном. Да и подобные фразы вызывали тревогу. Мерзкие, гадкие фразы. Сухие и предвещающие неприятности, совсем как квитанции об оплате коммунальных платежей.
   – Мажерин, ты слушаешь?
   – Да, говори.
   – Нам нужно расстаться.
   Ну вот, подумал Артем. Началось. Сколько там прошло? Час? Два? Тряпка только пропала, а беды уже постучались в дверь.
   Стоило Артему об этом подумать, как в дверь действительно постучались.
   – Я не могу так дальше жить, понимаешь? Ты постоянно сидишь дома, а я не могу на тебя ни в чем положиться…
   Раз. Два. Три. Артем недоверчиво смотрел в сторону прихожей. Показалось? Нет, вот снова стучат. Раз. Два. Три… Удары глухие, словно кто-то бьет кулаком в стену.
   – Ты меня слушаешь?
   – Да… говори.
   Стараясь не издавать ни единого шороха, он осторожно, на цыпочках, прокрался в прихожую. Перешагнул через разбросанные ботинки.
   Раз. Два. Три… Удары с интервалом в секунду. Ритм ровный, как пульс хирурга.
   – Я столько раз пыталась понять тебя, Артем. Столько раз! Ты закрылся и сидишь в своем мирке и даже ни разу не пригласил меня к себе? Почему? Я не понимаю!
   Через глазок Артем разглядел, что на лестничной площадке никого нет. Удары прекратились. Он прикоснулся к дверной ручке, но тут же одернул ладонь. Потом медленно взялся за щеколду. И снова отпрянул.
   На третий раз он все-таки набрался смелости: резко отодвинул щеколду и, зажмурившись, распахнул дверь.
   Пусто.
   – Я не могу… Ты странный, Артем, очень странный. Это больше не забавно, все эти твои выходки, понимаешь?
   На кухне зарычал кот. Кого, интересно, он там увидел?
   – Я не могу так жить. Прости, пожалуйста, но я не могу…
   Артем опустил взгляд. На коврике перед дверью лежала фиолетовая тряпка.
   – Лиза.
   Подруга замолчала. Видимо, она оторопела от того, что Мажерин все-таки заговорил.
   – Лиза, – повторил Артем.
   – Да?
   – Я ее нашел.
   Молчание. Затем неуверенный голос:
   – Кого?
   – Тряпку. Она здесь, в подъезде.
   Молчание.
   – Я ее нашел, Лиза.
   – Ты издеваешься?
   – Почему? – Артем удивился. – Все хорошо, Лиза. Я ее нашел, слышишь? Она здесь. Теперь ты меня не бросишь.
   – Хватит…
   – Представляешь, она лежала здесь, в подъезде. Прямо под дверью! – Артем засмеялся. – Наверное, Барс вытащил, когда я ходил в магазин.
   – Артем! Хватит!
   По ту сторону трубки началась истерика.
   – Лиза, не кричи. Не нужно кричать. Все уже хорошо. – Артем оглянулся, взглянул на полку. – Подожди секунду, Лиза. Сейчас я ее верну. Подожди.
   Артем отложил телефон в сторону. Потом взял тряпку и перенес ее на законное место – на вторую полочку слева. Придавил обувной ложкой.
   – Алло, Лиза? Все готово.
   Молчание.
   – Алло? Лиза?
   Артем посмотрел на экран телефона. Лиза бросила трубку. Он перезвонил несколько раз, но длинные гудки постоянно сменялись короткими. Где-то на кухне вновь зарычал кот. Артем посмотрел на лестничную площадку. И в следующую секунду внезапно все понял.

   Соседи. Мерзкие соседи издеваются над ним. Стучат в двери, воруют тряпки! Артем задрожал то ли от гнева, то ли от страха. Он почувствовал, как зачесались царапины на запястьях. Что-то горячее копилось в груди и обжигало ребра. Артем выглянул в подъезд, посмотрел сначала вверх, потом вниз, прислушался и, убедившись, что рядом никого нет, заорал во весь голос:
   – Мрази! – И тут же нырнул обратно в квартиру, захлопнув за собой дверь.
   Полегчало.
   Чтобы закрепить успех, Артем со всего размаха пнул попавшийся под ногу ботинок. Тот пролетел через всю прихожую и ударился о полку, где лежала фиолетовая тряпка, с громким, пожалуй, слишком громким хлопком. Артем замер, прислушиваясь, как в подъезде разрастается эхо. Раз. Два. Три… Через секунду Артем взвизгнул и побежал в комнату, потому что ни в каком доме, пусть даже в самом пустом, эхо не могло так звучать.
   Раз. Два. Три. Грохот рождался на верхних этажах и спускался вниз, сотрясая все здание. Размеренные и каменные удары звучали так, словно там по лестнице катился огромный мраморный шар. Вниз, ступенька за ступенькой, шар приближался к квартире Артема.
   Раз. Два. Три. На кухне уже не рычал, а жалобно пищал кот. Вскоре его скулеж невозможно было различить. Здание дрожало. От грохота закладывало уши.
   Раз. Два. Три… Удары металлобетоном по темечку. Раз. Два. Три… Пауза, чтобы прочувствовать боль. Раз. Два. Три…
   Артем спрятался за диваном и зажал голову подушками.
   Раз. Два. Три… Уже совсем близко. Почему удары звучат по три?
   Раз. Два. Три.
   Грохот постучался в дверь.
 
   Артем открыл глаза, осмотрелся.
   Он думал, что обнаружит перевернутые шкафы, разбитую люстру или другие последствия землетрясения, но ничего подобного Артем не увидел. Шкафы стояли на месте, люстра целехонькая болталась под потолком, а книги аккуратными стопочками лежали на тумбе под углом девяносто градусов к телевизору.
   Барс, как ни в чем не бывало, вылизывал шерсть, усевшись посреди гостиной.
   – Что это было? – спросил Артем у кота.
   Кот не ответил. Даже не повернул голову.
   – Понятно, – кивнул Артем.
   Потом глубоко вдохнул, поднялся и зачем-то задернул шторы. Он почувствовал себя неловко. Ему казалось, что кто-то из соседних домов увидел, как он прятался за диваном и закрывался подушками. Он хотел объяснить, что на самом деле не очень-то и испугался, но объяснять было некому, и из-за этого Артем вдруг почувствовал себя посмешищем. Совсем как давным-давно в школе.
   За окном что-то зашипело. Артем вздрогнул, но тут же понял, что это всего лишь дождь. По стеклу забарабанили капли – все сильнее и быстрее. Через минуту дождь превратился в ливень.
   Давненько уже не капало с неба… Артем подумал было, что дожди в это время года не предвещают ничего хорошего, но потом понял, что даже не знает, какой сейчас месяц. Август? Или сентябрь? Артем взял телефон и открыл календарь. Был ноябрь.

   Артем попытался вспомнить, чем занимался последние недели. Кроме ритуальных походов в магазин и редких встреч с Лизой, в голову решительно ничего не шло. В последнее время он так редко выходил из дома, что из-за недостатка физических нагрузок по ночам у него стали вздрагивать ноги. Мышцы сводило судорогой, и иногда ему казалось, что кровь в венах окончательно загустела, превратившись в вязкое желе, как сам Артем.
   Подумав об этом, он зашел на кухню и нашел коробку с лекарствами. В ней лежали бесчисленные пачки с аспирином. Когда-то давно Мажерин прочитал, что аспирин разжижает кровь, и теперь пил по восемь таблеток в день. Он был уверен, что если будет пить меньше, то где-нибудь в берцовой вене непременно образуется тромб, который оторвется и убьет его, застряв в одном из сердечных клапанов. Умирать Артем не хотел. Поэтому пил аспирин.

   Ливень вовсю разошелся, и где-то вдали над городом заворчало в небе. Артем выглянул в окно. Вид из его квартиры открывался паршивенький. Из бетонных площадок торчали две свечки-двадцатиэтажки, один в один напоминавшие дом Артема, а между ними приютились общая парковка и убогий дворик с обрубленными тополями.
   Опускались сумерки. В «свечках» одно за другим начали зажигаться окна. В одном из них Артем увидел рыженькую женщину, лет сорока на вид. Сказать точнее он не мог. Зрение подводило, да и ливень не позволял как следует все разглядеть. Рыженькая что-то готовила и носилась по кухне с кастрюлями, из которых валил пар. На ней был ситцевый халатик, явно на пару размеров меньше, и этот халатик почти не прикрывал обнаженные ноги. Когда женщина наклонилась, Артем увидел ее белье. В животе сладко защекотало, и Артем невольно прикоснулся к себе.
   Рыженькая снова наклонилась. Сквозь стекающую по окнам воду Мажерин жадно смотрел на голые ляжки. Он с нетерпением ждал, когда ткань халата приподнимется еще на пару сантиметров. Левой рукой Артем оперся на подоконник, а правой стал помогать себе. Быстрее, быстрее…
   Он прикусывал губы и дергал ладонью все торопливее. А потом кто-то мерзко захихикал в подъезде.

   Артем закопошился, ссутулился. Он закрыл шторы и суетливо застегнул ширинку. Затем прислушался. Он мог поклясться, что хихикающий человек стоял прямо под дверью – так отчетливо был слышен смех.
   Через секунду оно вновь повторилось. Крысиное, старушечье хихиканье, напоминавшее… Нет, нет… Это все проделки мерзких соседей.
   Артем схватил нож и в пару широких шагов преодолел коридор. Однако стоило зайти в прихожую, как смелость куда-то испарилась. Артем остановился на почтительном расстоянии от двери. Подходить ближе он не решался.
   – Кто там? – громко спросил он. – У меня нож!
   В подъезде вновь захихикали. Мгновение спустя раздался мерзкий скрип, словно кто-то царапал металлическую дверь ногтями. А потом постучались.
   Раз. Два. Три.
   – Теребишь, Артемка? – старушечий голос звучал приглушенно. – В тряпочку тереби. В тряпочку.
   Артем заорал. Выронив нож, побежал в гостиную. Запнувшись о рычащего кота, он испугался еще сильнее и даже не заметил, как, потеряв равновесие, растянулся на полу. Падая, он неловко выставил правую руку. Ковер обжигающе шоркнул по запястьям, сдирая пластыри и корки с царапин.
   – Бог наказал! – зашипели за дверью. – Артемка-рукоблуд!
   По окнам барабанил ливень. Гроза подбиралась ближе, небо вспыхивало с каждой минутой все ярче. От раскатов грома дрожали окна, а бабулин голос продолжал издеваться:

   – Сколько раз я тебе говорила? Тряпочку бери и тереби через нее! А то руки сотрешь и штаны измажешь. Весь диван уже перемазал, паршивец!
   Кот шипел и утробно рычал. Выгнувшись и прижав уши, он глядел в сторону прихожей.
   – Я тебе по жопе надаю, если еще раз увижу, что без тряпочки. Понял меня? – бабуля вновь захихикала.
   – Уйди, – захрипел Артем. – Ты умерла!
   – Да что ты? А ты посмотри в глазок, паршивец. Я тута. Слышишь?
   Ногти вновь заскребли по металлу двери.
   – Уйди, уйди, уйди.
   Артем захныкал. Он прижал к себе подушку и попытался спрятаться за ней, как когда-то в детстве. Вот только сделать это в тридцать три года оказалось гораздо сложнее. Артем захотел убежать. Но он понимал, что единственный выход отрезан, а прыгать с шестого этажа – верная смерть.
   Скрип ногтей по металлу повторился. На этот раз скребли выше – где-то рядом с замком. Артем перестал скулить. На какое-то время он даже забыл, что нужно дышать.
   Щеколда… Он ведь задвинул ее?

   Артем лихорадочно вспоминал, как полчаса назад закрывал дверь. Он захлопнул ее с размаху, так, что стены затряслись, – это он помнил. А дальше? Задвинул ли он щеколду? Артем чувствовал, что от страха у него коченеют мышцы. Совсем как у мертвеца. Он попробовал пошевелить пальцем, но ничего не вышло. Сухожилия будто задеревенели.
   Нет, нет, нет… Наверняка он закрылся. Он всегда закрывался. Артем даже вспомнил, как прикасался пальцами к холодному металлическому шарику на язычке защелки. Или это было раньше? Перед тем, как кто-то постучался в дверь? Или вообще вчера? Господи, ну как он мог не запереть замок? Запер. Конечно же запер…
   Или нет?
   Артем должен был проверить. Прямо сейчас. Несмотря на страх и паралич. Нужно было встать, пойти и проверить, задвинута ли эта чертова щеколда, потому что от нее сейчас зависела вся жизнь Артема.
   Он несколько раз глубоко вдохнул, а потом зажмурился, закричал и вслепую добежал до двери. Он нащупал металлический стержень… Задвинут.
   Артем был спасен.
   Наконец он выдохнул. Уже совершенно спокойно, без всякого страха, вернулся в гостиную. «Спасен! Спасен!» – подумал он. Но уже через секунду появилась другая тревожная мысль: «Спасен?» Он ведь даже не открыл глаза, проверяя защелку. А что, если ему показалось? Что, если щеколда на самом деле не была задвинута? Помучившись с минуту, Артем все-таки не выдержал и вернулся в прихожую.
   Щеколда была закрыта.

   Чтобы отбросить последние сомнения, Артем подошел и несколько раз подергал ее за язычок. Все было в порядке. Он вернулся в гостиную. И тут же подумал, что, дергая эту чертову щеколду, мог случайно ее отодвинуть и не обратить на это внимания.
   Артем проверил в третий раз.
   И только потом понял, что давно уже не слышит никаких звуков из-за двери. Барс не рычал.
 
   Дождь продолжал стучать по окнам, и в небе сверкала гроза.
   До самой ночи Артем так и не смог уснуть. Он плакал и грыз подушку зубами, но был не в силах остановить бесконечные походы к двери. Как заведенный, он раз от раза вставал с дивана, плелся в прихожую, дергал щеколду туда-сюда, проверяя, надежно ли она закрыта, потом возвращался в комнату, забирался под одеяло, и… все повторялось заново.
   Артем уже не понимал, что делает. В очередной раз проходя по одному и тому же маршруту, он посмотрел в зеркало и ужаснулся. Из отражения на него смотрел мертвец с фиолетовыми кругами под глазами, с желтой, покрытой сальными пупырышками кожей. Грязные волосы слиплись в сосульки. Артем понял, что всерьез заболел. Понял и снова поплелся в прихожую, чтобы проверить щеколду.
   Это продолжалось целую вечность, пока усталость наконец не победила тревогу. В тысячный раз упав на диван, Артем осознал, что теперь-то ему точно конец, ведь он оставил защелку незадвинутой. Но оторваться от подушки он так и не смог.

   Проваливаясь в сон, Артем услышал, как кто-то скребется в подъезде. Ему снилось, будто в темной прихожей медленно открывается дверь и сквозь щель протискивается старушечья ладонь. На ней всюду жилы, поломанные грязные ногти…
   Мертвая старуха, шаркая ногами, заходит в квартиру. Раздается болезненный кашель и шуршание одежды.
   Она волочится к комнате.
   Она бурчит себе под нос и спотыкается о разбросанную обувь. Она кряхтит и долго-долго шебуршит в прихожей, пытаясь что-то найти. Через секунду на пол с громким звоном валится обувная ложка. Старуха плетется обратно к двери.
   Какое-то время не слышно ни единого звука. Царит тишина. Слишком громкая тишина… А потом металлические щелчки. Быстрые, размеренные, чуть приглушенные. Старуха дергает щеколду туда-сюда, держит ее через тряпочку. Туда-сюда, туда-сюда – все быстрее и быстрее. Щелчки превращаются в знакомый ритм. Раз. Два. Три. Раз. Два. Три. Защелка бренчит, ударяясь о рамку…
   Артем открыл глаза.
 
   Дождь закончился. Гроза стихла. Артем нащупал в темноте телефон и, глянув на экран, понял, что проспал не меньше двух часов. Пришла мысль, что нужно обязательно проверить замки в прихожей, но он вовремя осознал, что если сделает это снова, то уже не уснет до самого утра. Все вновь обернется зацикленными походами до двери.
   Собрав последние осколки воли, Артем перевернулся на другой бок. Он удивился, когда понял, что почти не ощущает тревоги. Глаза слипались. Соседи наверху начали передвигать мебель, но Артем не слушал их. Он плавал где-то между сном и бодрствованием.
   В этом мягком, текучем мире Артем вновь был маленьким и счастливым. Он гонял по двору мяч, подаренный отцом. Потом ел ириски и запивал их лимонадом. Он радовался солнцу, но солнце, коварное солнце, вдруг отвернулось, и пришли те, кого Артем боялся. Он не успел убежать. У него отобрали конфеты, а лимонад шутки ради вылили ему на голову. Вязкая, липкая жидкость стекала по волосам на футболку, хлюпала в сандалиях… «Крутой мяч, дай погонять»… Они отобрали его. Пнули со всей силы, и новенький мяч полетел в конец двора – туда, где лежали штабеля старых досок. Раз. Два. Три… Мяч поскакал по доскам. Раз. Два. Три… Громкий хлопок.
   Артем вздрогнул и проснулся.

   Соседи наверху продолжали передвигать мебель.
   Казалось, что там раскладывают диван. Звучали приглушенные голоса. Один, мужской, был низким и сильно прокуренным. Второй – женский, немного визгливый. Они обсуждали Артема.
   – Говори потише, а то он нас услышит, – прошептала женщина.
   – Да и пусть слышит! Задавлю щенка, если хоть слово вякнет.
   Голоса звучали так отчетливо, словно между квартирами не было бетонной плиты. Максимум тоненькая фанерка.
   – Услышал, сучонок! – вскрикнул мужской голос. – Ну что, нравится тебе, а, паршивец?
   – Не пугай его, – прошептала женщина. – Пусть поспит.
   – Поспал уже! Утро скоро, а он все спит, сукин сын. Будет знать, как теребить на взрослых.
   – Он ведь не специально. У него само.
   – И что? Подумаешь, само. Само – не само, а нечего причиндалами трясти на весь город. Над ним уже все смеются. Знакомые, прохожие, даже продавщицы в магазине хихикают, а он все гоняет туда-сюда, туда-сюда. Слышишь, щенок? Рукоблуд несчастный!
   Зазвенела посуда. Артем задрожал. Он вдруг понял, что голоса звучат вовсе не из соседней квартиры. Они звучат из кухни.
   – Ты меня послушай, сучонок. Еще раз увижу, как ты теребишь, я тебе яйца отрежу, усек?
   – Он ведь и правда отрежет, – предупредил женский голос.
   – Твоим собственным ножом. Вот этим вот.
   Артем услышал, как в кухне что-то упало на пол.
   – Мы за тобой наблюдаем, – прохрипел мужской голос. – Мы тебя видим, где бы ты ни был, усек? Не пытайся от нас спрятаться. Попытаешься спрятаться, я в тебя жука засуну, чтобы он за тобой следил. И тряпку не смей трогать, ясно? Тронешь тряпку, я жуку скажу, он тебе в сердце заползет, перегрызет сосудики. А потом я тебя на кладбище закопаю. Рядом с твоей старухой.
   – Слушайся его, – поддакивает женщина. – Он ведь кожу с тебя сдерет.
   – Сдеру!
   Артем заплакал, закрылся одеялом, но голоса и не думали никуда уходить.
   – Распустил сопли, сучонок, – рассмеялся мужчина.
   – Слышишь? – заметил женский голос. – Он что-то тебе говорит.
   – Что? Не разберу ни хрена.
   Артем и вправду беззвучно раскрывал рот. Наконец из его груди вырвался почти беззвучный хрип:
   – Кто вы?
   – Ты посмотри, этот щенок еще что-то вякает. Тебе, паршивец, важно запомнить главное. Мы здесь хозяева. Твои хозяева, ясно? И квартира эта наша!
   – Моя… – прошептал Артем.
   – Что?!
   – Моя…
   – Что ты сказал, сучонок? – заорал мужчина.
   Лежа под одеялом, Артем услышал, как кто-то громко затопал по коридору. Этот кто-то направлялся в комнату. Долгое время не было слышно ни звука, а потом рядом с кроватью захрипело тяжелое дыхание. Завоняло луком и дешевым табаком.
   Голос заорал прямо над ухом:
   – Я в тебя жука засуну, мразь! Это моя квартира!
   Артем завизжал, как резаная свинья. Он заколотил руками и ногами под одеялом. Он орал на весь дом, задыхался, бил кулаками куда-то по воздуху и одновременно пытался вжаться в диван. Когда шок прошел, Артем понял, что лежит на полу.
   На улице занимался рассвет.
 
   До обеда Артем проходил по квартире, словно сонная муха. Он убрал разбросанную обувь в прихожей, протер везде пыль, несколько раз проверил, задвинута ли щеколда. Потом он пошел позавтракать, но, перед тем как залить хлопья молоком, несколько раз вытащил из холодильника все продукты и разложил их каждый раз в одной и той же последовательности.
   После обеда он решил немного полежать, подумать, что делать дальше. И не заметил, как провалился в сон.
   Ему вновь снилось детство, но в этот раз не было ни ирисок, ни лимонада. Вместо них был журнал. Тонкий, дешевый – пестрые странички скреплялись между собой скобами, мялись и рвались. Еще они почему-то липли друг к другу, словно кто-то капнул на них суперклеем. Артем знал: журнал никто не должен увидеть. Иначе отберут. Он прятал журнал под матрасом и доставал только ночью, когда в родительской спальне стихала бесконечная ругань.
   Страница за страницей… Артем листал истрепанную бумагу и жадно рассматривал картинки. Он напрягал ноги, потому что так было приятнее. В животе сладко щекотало, и какая-то неизведанная сила рвалась наружу. Вскоре Артем научился ее выпускать. Оказалось, что это совсем несложно, хоть и немного стыдно. Половину работы творила фантазия. Вторую половину руки. В те минуты, в те сладкие волшебные минуты, главным было то, чтобы никто не вошел в комнату. Не вломился без стука…
   Раз. Два. Три.
   Артем проснулся.

   На улице снова стемнело. Барс недовольно мяукал, сидя перед диваном. Артем вспомнил, что не кормил кота больше суток. Он зашел на кухню, достал из холодильника корм и вывалил желе в миску. В тот момент, когда Артем убирал пакетик из-под кошачьей еды, в ноге вдруг болезненно дернуло мышцу.
   Аспирин! Он не принимал его с прошлого вечера!

   Артем судорожно вытащил коробку с лекарствами. И с ужасом обнаружил, что таблетки закончились. Он посмотрел на часы. Десятый час. Все окрестные аптеки уже закрыты. Под ребрами задрожали невидимые ниточки – верный признак накатывающего приступа паники.
   В глазах потемнело. Артем вскрикнул и почувствовал, как в ноге снова что-то дернуло. Он еще раз перерыл все упаковки с лекарствами, но среди них не было ни одной нужной – той самой, бумажной, с зеленой надписью «Ацетилсалициловая кислота». Артем даже перевернул мусорное ведро, надеясь, что мог случайно выкинуть пару таблеток… Все тщетно.

   Артем понятия не имел, что теперь делать. Он зашел в комнату и поступил так, как обычно поступал в безвыходных ситуациях. Сел на диван и уставился в выключенный телевизор.
   В квартире звенела тишина. На кухне едва слышно возился Барс, поглощавший липкое, вязкое мясо. Артем сидел недвижимо, проваливаясь в собственные мысли. Он пытался понять, чем заслужил такие страдания. Артем всерьез верил, что был хорошим человеком. В жизни он не делал никому зла, по крайней мере, пытался не делать. Но над ним все равно издевались. Окружающие смеялись и постоянно тыкали в него пальцем, и, даже после того, как Артем вырос и закончил школу, ничего не поменялось. Когда он работал кассиром в фастфудовой забегаловке, он всегда улыбался клиентам, искренне желал им хорошего дня, но они все почему-то кривили лица и снисходительно усмехались, словно знали все его грешки. Словно они видели, чем занимается Артем в своей комнате вечерами, пока бабуля смотрит телевизор.

   Раз. Два. Три… Опять закрылся, Артемка? Что там делаешь? Хи-хи-хи… Ну сиди-сиди, не трогаю. Хи-хи-хи… Мерзкое крысиное хихиканье. Хорошо, что щеколда закрыта.
   Артем не заметил, в какой момент соседи сверху вновь принялись разбирать свой диван. Глухие удары доносились с потолка, словно там передвигали что-то тяжелое. Время от времени слышалась быстрая дробь – топот маленьких детских ножек.
   Артем подскочил с места.
   Соседи! Мерзкие соседи! Вчера вечером он не задвинул щеколду, и ночью эти твари прокрались к нему на кухню. Это они украли аспирин. Это они стучались в дверь. Это они хотели отобрать квартиру.
   В груди вспыхнул гнев. Артем забежал на кухню, схватил нож и решительно прошагал в прихожую. Прикоснувшись к щеколде, он подергал ее пару раз туда-обратно, а затем открыл дверь.
   С ножом в руках Артем вышел в подъезд. Этажом выше кто-то шумел. Он слышал их приглушенные голоса из квартиры – те же, что и минувшей ночью. Мужчина кашлял, а женщина что-то тихо бормотала. Артем почему-то был уверен, что у женщины рыжие волосы. И по дому она непременно ходит в ситцевом халате. Он представил, как воткнет ей нож прямо в живот. Убьет ее, а потом…

   Артем оперся свободной рукой о перила. Ему было страшно, очень страшно, но от фантазий так приятно щекотало внизу живота… Позже. Он сделает это позже. Даже не так. Ему не придется больше трогать себя, ведь там, в квартире на седьмом этаже, его ждет рыжеволосая. Правда, сначала придется убить ту наглую и воняющую дешевым табаком мразь, что посмела ему вчера угрожать. А потом он займется его женой.
   Тихо, очень тихо Артем поднялся по лестничным пролетам. Площадка здесь была точно такая же, как и этажом ниже, да и квартирные двери – один в один, как дверь Артема. Серые, металлические, и на внутренней стороне у них наверняка имелись щеколды.
   Артем подошел к нужной. Постучал. Ровно три раза.
   В квартире притихли. Испугались сволочи, подумал Артем. Он покрепче сжал нож и постучался снова.
   Раз. Два. Три…
   Голоса исчезли, равно как и другие звуки. Артем посмотрел на ручку двери. На ней серебрился нетронутый слой пыли…
   Что-то не так.

   Артем обернулся, и взгляд его упал на электрощиток. На щитке висел маленький навесной замочек, а в металлическом листе были квадратные прорези – в аккурат напротив счетчиков, чтобы удобнее было списывать показания. Артем подошел ближе. Диск одного из четырех счетчиков не крутился. Цифры показывали нули.
   Несколько секунд Артем стоял как истукан, переводя взгляд со щитка на дверь и обратно. Ему понадобилось какое-то время, чтобы переварить информацию. А потом он побежал по этажам. Он останавливался на каждой площадке и смотрел на счетчики. Нули, нули, нули… Везде были нули.
   Квартиры стояли пустые.
   Двадцать лестничных площадок. Сто пятьдесят восемь дверей. А за ними ни единой души. Никто не заселялся в этот дом, кроме самого Артема. От этой мысли стало сначала радостно, а потом до безумия страшно. Кто же тогда скребся ногтями в дверь? Кто грохотал этажом выше? Кто прошлой ночью сидел у него на кухне?
   Артем спустился на свой этаж и замер как вкопанный. Дверь в квартиру была распахнута.
   – Что, сученыш? Порезать нас вздумал? Ну давай, иди сюда.

   Голос хрипел из кухни. С лестничной площадки Артем не видел ничего, кроме прихожей и куска коридора, но он знал: говоривший сидит там, за столом. Именно туда смотрел испуганный Барс, что стоял рядом с обувной полкой, выгнув спину и прижав уши.
   Кот издал утробный звук, больше напоминающий коровье мычанье, чем кошачье мяуканье. Низкий прокуренный голос с кухни рявкнул:
   – Если твоя тварь не заткнется, я ему кишки выпущу!
   На этот раз Артем не задохнулся от страха. Нож придавал уверенности.
   – Кто ты? Проваливай из моей квартиры!
   Голос расхохотался, но ненадолго. Смех тут же сменился приступом сухого кашля, будто пришелец на кухне страдал от туберкулеза.
   – Ты с первого раза не понимаешь, сучоныш? Это не твоя квартира. Она наша. Бабка нам ее подарила. Помнишь бабулю, паршивец?
   Где-то далеко внизу, на самом первом этаже, послышалось мерзкое хихиканье. Артема окружали.
   – Что замер, щенок? – спросил голос из кухни. – Иди сюда, я сказал.
   Артем шагнул назад. Крепче сжал нож. В тишине раздался металлический щелчок, словно кто-то отодвинул щеколду. Дверь соседней квартиры медленно и со скрипом открылась.
   Из пустой прихожей на Артема смотрела женщина. Та самая – в ситцевом халате. Бледная, с синими выступающими венами на голых ногах. У нее не было лица. Ни носа, ни губ, ни глаз – только кусок кожи, на который натянули рыжие волосы. Женщина прижимала палец к тому месту, где у людей обычно располагается рот.
   Артем понял ее жест. Женщина просила не издавать ни звука.

   – Что ты булки мнешь? – спросил хриплый голос из кухни. – Иди сюда, не бойся.
   Женщина поманила Артема к себе – в пустую квартиру. Он не пошел, а, наоборот, сделал шаг назад. Тогда женщина по-кошачьи зарычала. Совсем как Барс. Утробно, словно в животе у нее загудел ветер. Артем не выдержал.
   Он зажмурился, закричал и побежал на женщину. Ударил в живот. Раз девять, не меньше. Три раза по три удара ножом.
   Раз. Два. Три…
   После очередного удара женщина просто растворилась в воздухе. Артем попятился обратно в подъезд. В этот момент обе двери захлопнулись. Голоса исчезли. Было лишь слышно, как все громче и громче кричит Барс. Казалось, будто его там раздирают на части бездомные псы.
   Артем задергал ручку двери. Она не поддавалась. Кто-то задвинул щеколду. Артем несколько раз пнул дверь, и металлическое эхо разнеслось по подъезду громовыми раскатами. Барса, судя по всему, утащили на кухню, кошачье визжание доносилось оттуда. Артем что-то закричал и снова задергал ручку. В глазах потемнело…

   А потом раздался громкий щелчок, и дверь распахнулась. От неожиданности Артем рухнул на площадку, больно ударившись копчиком, но тут же вскочил и, не обращая внимания на боль, с ножом в руке забежал на кухню.
   Он ничего не видел и ничего не слышал. Он размахивал ножом во все стороны и бил кого-то в истеричном припадке, чувствуя, как металл мягко входит в живые, теплые ткани. Кот визжал.
   Когда Артем открыл глаза, то увидел, что вся кухня залита кровью. Барс лежал на полу с выпотрошенным брюхом. Рядом валялась фиолетовая тряпка.
   Артем упал на колени и заплакал.
 
   Он убрал кота в мусорный пакет. Концы пакета аккуратно перевязал ниткой и положил рядом с ведром. Фиолетовую тряпку вернул на полку в прихожей, придавив ее обувной ложкой. Потом вернулся на кухню.
   Кровь была повсюду. Липкая, вязкая… Наверняка такая же сейчас тянулась в жилах Артема. Стоило только об этом подумать, как ногу вновь свело судорогой. Дернуло где-то под икроножной мышцей. Артем взглянул на часы. До открытия аптек оставалось три часа.
   Больше медлить было нельзя. Ноги начинали неметь, и Артем ощущал, как в венах у него что-то шевелится. Это был тромб. Он ползал под кожей, словно египетский жук-скарабей.
   Артем зачесал ногу. Чертово насекомое убежало куда-то под коленную чашечку и теперь шевелило там усиками, вызывая омерзительную щекотку. Артем стал ковырять ногу кончиком ножа. Выступила кровь.

   Нет, так не годится. Нужно обеззаразить. Еле ковыляя, он доплелся до ванной и взял там бутылек с хлоргексидином. Затем вернулся на кухню, уселся посреди лужи кошачьей крови и начал медленно разрезать кожу под коленом.
   Где-то за дверью хихикала старуха. Соседи сверху двигали мебель. Топали детские ножки.
   Артем надавил сильнее и почувствовал, как сталь проникает под кожу. Он поморщился, вылил на рану антисептик и, ни секунды не медля, продолжил операцию. Жук-тромб, словно почувствовав, что на него объявлена охота, зашевелился сильнее. Стоило Артему на секунду убрать нож, как мерзкое насекомое тут же перебежало по сосудам в стопу. Оттуда его вытащить было даже легче. Артем видел жука. Вот он, сидит напротив безымянного пальца, где едва заметно выступает вена. Артем знал: этот маленький синенький бугорок и есть тромб.
   Глубокий вдох.
   Артем замахнулся и со всей силы ударил ножом, пригвоздив ступню к линолеуму.
   Боль ослепила. Артем завизжал. Он дернулся, и от этого металл только еще сильнее впился в ногу, раздирая ткани, соединявшие хрупкие надтреснувшие косточки. Артем схватился за рукоять и попытался выдернуть нож. Ему удалось это сделать лишь с третьей попытки. В глазах плавали белые мушки, хихиканье за дверью становилось все громче. Грохот передвигаемой мебели превратился в землетрясение, от которого задрожало все здание.
   Раз. Два. Три… Мраморный шар покатился по лестнице.
   Раз. Два. Три.
   В гостиной заговорили знакомые голоса.
   – Поздно, щенок. Теперь ты сдохнешь, сколько ни ковыряйся. Сейчас-сейчас, подожди… Жучок заползет, сердечко закупорится. Будешь знать, как немытыми руками себя трогать.

   Артем старался не слушать этот туберкулезный голос. Он полностью сосредоточился на ноге и пытался понять, куда делся жук. Сквозь ослепляющую боль щекотка была почти неразличима, но вот в мизинце что-то шевельнулось…
   Артем ударил. Не кончиком ножа, как в прошлый раз, а лезвием целиком. Фаланги пальцев отвалились, словно куски морковки. Алые ручейки потекли по изгибам линолеума, смешиваясь с уже почерневшей кошачьей кровью.
   Жук все-таки убежал. Забился обратно под колено и снова стал трогать нервные окончания своими усиками. Паршивое насекомое дергало за ниточки в ноге, и эта щекотка разливалась по всему телу неприятной волной. Артему казалось, что жук откладывает в нем яйца, чтобы из них вылупились личинки, которые со временем превратятся в таких же тромбов-скарабеев.
   Этого Артем допустить не мог, поэтому прикусил губу и воткнул нож себе под колено.
 
   Ему снилось детство. Новенький футбольный мячик. Ириски и лимонад. Журнал с откровенными картинками. Артему нравилось детство, несмотря на то, что конфеты и газировку постоянно отбирали. Несмотря на то, что мячик лопнул. Несмотря на то, что дома ждал пьяный и ругающийся матом отец. Несмотря на вечный страх и боль…
   Опять себя трогал, щенок? Рукоблуд паршивый, я тебе яйца отрежу, предупреждал же? А ну пошли вон все, истерички сраные, хватит визжать, я с ним как с мужиком говорить буду. Видишь нож, паршивец? Еще раз себя тронешь, я этим ножом с тебя кожу сдеру, усек? Ты живешь в моей квартире, здесь мои правила. Извращенца я растить не буду, ясно? Не вздумай больше за нами с матерью подглядывать. Если услышал, что диван раздвинули, значит, к спальне подходить нельзя! И хватит теребить свои причиндалы руками немытыми, ты вообще знаешь, что на этих руках куча микробов? Хочешь, чтобы какой-нибудь таракан тебе в яйца заполз?
   Артем хнычет и прячется за подушкой. От отца воняет луком и дешевыми папиросами.

   А бабку эту маразматичную с ее тряпкой слушать не смей. Артемка-Артемка, миленький, не испачкайся, тьфу, паршивость какая. Нельзя себя трогать, ясно? С тряпкой, без тряпки – все равно. Усек? Усек, спрашиваю?! Молодец… Вижу, что усек. А это тебе, чтобы лучше запомнил…
   Раз.
   Два.
   Три.
   Твердые, хлесткие, размеренные. Словно маятник с каменным шаром бьет в висок. От ударов звенит в голове. Отец улыбается и уходит.
   Артем прячется за подушкой.
   Он плачет.
 
   Придя в сознание, Артем подумал, что находится где-то на космической станции. Сквозь темноту пробивался яркий свет, а тело было таким легким, словно в нем не осталось крови. Вскоре зрение вернулось. Артем различил подвешенную под потолком лампочку.
   Артем пошевелился. Его чуть не вырвало, потому что голова кружилась так, словно его забыли на вращающейся карусели. Сквозь летающие перед глазами искры он увидел огромную темно-красную лужу.
   – Конец близок, паршивец! – прозвучал хриплый голос из спальни. – Слышишь, сучонок? Говорил же, что жук заползет, если будешь себя постоянно руками трогать. Говорил же? Ну вот теперь давай подергай, чтоб сладко стало.
   Артем почувствовал щекотку в паху.
   Под мошонкой шевелился жук.
 
   Раз. Два. Три.
   Мраморный шар ломится в двери.
   Раз. Два. Три.
   Кровь вытекает из Артема, словно из дырявой грелки.
   Раз. Два. Три.
   Жук щекочет где-то под сердцем.
 
   Артем дополз до гостиной, оставляя за собой размазанный след. Прежде чем вскарабкаться на диван, он раздвинул подушки в стороны – так, чтобы они не касались друг друга. Артем сел ровно посередине.
   В экране выключенного телевизора отражались они. Такими он запомнил их в детстве. Мама в белом ситцевом халате. Непослушные рыжие волосы вились во все стороны. Отец в растянутой тельняшке и трениках. На руках потускневшие наколки, между пальцами папироса.
   Они сидели на диване – справа и слева от Артема. У них не было лиц. Артем просто не помнил их.

   В коридоре стояла старуха. Она кривила лицо и хихикала – то ли злобно, то ли заботливо.
   Кровь лилась на диван, пачкала его. Голова кружилась быстрее и быстрее, сознание сворачивалось по спирали, проваливаясь в темноту. Последнее, что увидел Артем в отражении телевизора, – это старушечьи ладони. Заветренные, иссохшие, с выступающими из-под дряблой кожи сосудами. Старуха протягивала ему что-то. Что-то из детства. Что-то знакомое… Артем не успел разглядеть. Но он знал.
   Старуха протягивала ему фиолетовую тряпку.