См. Якутия — первую часть якутских историй

Сап, снач. Я тот анон, который несколько лет назад создал тред про якутские крипипасты и кидал их сюда (как я понимаю по результатам Гугла, теперь тот тред и те пасты стали платиновыми). Много чего произошло в моей жизни с того времени, сейчас, например, я уже не живу в Якутии. Короче, почитал тут собственные истории, поностальгировал и подумал — а почему бы не попытаться возродить ту ламповую атмосферку и не кидать понемногу в /sn/ остатки якутских страшилок, которые я знаю? Понятно, что вернуть наш 2012-й не удастся, но, учитывая, во что превратился снач за это время, хуже не будет. Буду кидать пару палок паст в неделю, на большее нет времени.

Плохо то, что почти все классические пасты, которые я знал, уже расписаны, и придётся напрягать память и описывать не самые лучшие образцы якутской крипоты, да и большинство из них достаточно однообразны, если честно. Так что хз, взлетит ли.

Итак, начнём. Дьол-соргу бу тредка тосхойдун!

↑ История сорок пятая. Полная судьба

Вводная про якутскую религию. Отношение к будущим событиям и судьбе человека в ней глубоко фаталистическое. Считается, что ещё до рождения человека его судьбу то ли на шестом, то ли на седьмом из девяти высших небесных миров записывает себе в Death Note книжку одно из верховных божеств — Чыҥыс Хаан. Да-да, Чингисхан, все правильно поняли. Вообще, я в своё время охуевал от того, каких делов должен был сленатворить человек, чтобы через туеву хуищу лет его имя превратилось в символ верховного божества судьбы в Усть-Пердищенском по отношению к его родине племени. Потом покурил про Монгольскую империю, и в принципе всё стало ясно.

Так вот, в момент рождения человека его будущее по сути уже определено, никакой тебе свободы воли. Оттуда и весь этот богатый ассортимент заглядываний в будущее, гаданий, пророчеств, вещих снов и т. д. в якутском фольклоре — если будущее статично, значит, можно по крайней мере попытаться получить оттуда какую-то инфу. Собственно, и традиция рождественских святок поэтому так легко вписалась в местные обычаи, и перемешались там люди, кони, сюлюкюны, духи. А если говорить о судьбе человека, то ситуация такая: если тебе на небесах записали «полную судьбу» («бүтүн оҥоруу», дословно «сделанный полностью»), значит, тебе нипочём все невзгоды, страдания, повороты жизни и собственное долбоебство. Можешь хоть гвозди голой рукой в розетки вставлять, всё обойдется. А вот если у тебя «неполная судьба» («итэҕэс оҥоруу», то есть сделанный через жопу не полностью), то можешь как угодно пыжиться, тебе пизда 100%. Сдохнешь во цвете лет, будучи здоровым как конь, от какого-нибудь метеорита, который свалится аккурат тебе на темечко. Так вот сурово устроен мир.

Дальше две истории про людей с «полной судьбой».

Первая история. Происходило всё опять-таки, как в старых добрых пастах 1812—1813 годов, в дореволюционные времена. Жил в дремучем уголке Якутии мелкий князек-тойончик, бед не знал, трудящийся народ угнетал. Да вот надоела ему его старая жирная женушка, которая к тому же оказалась бесплодной, и он стал захаживать налево. Так насходил, что одна из его молодых служанок из бедной семьи (слуг богатеев в Якутии до сих пор называют «хамначчыт», дословно «наемник») родила ему младенца, мальчика. Всё это дело очень не понравилось жене князя, но не наедешь же на мужа — в патриархальной Якутии XIX века жесткий сюткинизм был не то что нормой, а обязательным элементом в семье любого достатка. С девушкой тоже ничего не сделаешь, она теперь под крышей безумного от счастья мужа (вообще, к бастардам от знати отношение в якутском обществе было намного лучше, чем в той же Европе). И задумала женщина устранить младенца. С этой целью она поехала в другой наслег к местному шаману, который считался «хищным» и мог за достойную оплату втихаря выполнять работу беспалевного киллера. Занесла женщина шаману денег и гостинцев и тонко намекнула, что хорошо было бы, если новорожденный внезапно помер (обычная ситуация в то время, никто бы ничего не заподозрил). Шаман согласился, гостинцы принял, заказчицу (да и всех домашних) спровадил от своего балагана и приступил вечером к обряду. Камлает, вызывает своих нечистых прислужников, в конце топнул ногой по земле (в балаганах того времени не было пола), земля провалилась внутрь, образовалась яма, которая быстро заполнилась водой черного цвета — мёртвой водой. Шаман взял кусок березовой коры, вселил туда дух младенца и отправил плавать по этой воде. Задача заключалась в том, чтобы шаман или его духи-приспешники кидались камнями в эту кору. Как только удастся сбить «кораблик» и погрузить его целиком в мертвую воду, младенец обречен. Набрал шаман камней, пуляет в кору — мимо. Ещё раз, прицелившись — снова в молоко. Истратил все камни, сходил за новыми, призвал помочь своих приспешников. Короче, продолжался этот энгри-бёрдовский Бенни Хилл до самого рассвета, все камни в округе пошли на дело. Ни разу не попали. Не то чтобы «кораблик» специально уворачивался, просто то зрение подводило, то руки, то ещё какая случайность. А с первыми лучами солнца вода утекла куда-то внутрь, яма заросла. Когда наведалась заказчица, сокрушенный шаман сказал ему, что младенец оказался с «полной судьбой», и нихуя с ним нельзя поделать, и предупредил женщину, чтобы она тоже больше встрять не пыталась, только себе хуже сделает. А вот гостинцы и деньги не вернул, зря всю ночь ебашил, что ли, энергию тратил.

↑ История сорок шестая. Таёжная опасность

Вторая история. С отдельных её элементов в детстве криповал, даже кошмары снились.

В конце XIX — начале XX века среди авантюристов Якутии, которых не устраивала спокойная мирная жизнь в нищете, стало популярно отправиться на золотые прииски в Бодайбо в поисках счастья. Много темных историй там происходило, состояния зарабатывались и терялись за одну ночь, много крови в тайге разлилось. Особо опасными были дороги, которые вели туда-обратно — разбойники могли поджидать путников с заработанными деньгами и золотишком за любым поворотом. И вот один такой молодой обладатель шила в жопе затосковал на приисках, захотелось домой, на Родину, батю с мамой увидеть. Плевое дело — уволился, захватил с собой деньги и отправился через тайгу в Якутск. Ничем криминальным он не занимался, честно батрачил на приисках, так что совесть его была чиста. И в какой-то момент дорога завела его в один из многочисленных таежных перевалочных пунктов — относительно безопасное место, где можно провести ночь под крышей, с замком на двери и какой-никакой охраной, обеспечиваемой хозяевами. За небольшую плату, разумеется. В общем, стандартная ситуация, да и по хозяину видно, что бывалый, надежный, и хата крепкая, с толстыми бревенчатыми стенами. Только оказалось, что мест в доме нету, всё забито, поэтому новоприбывшему гостю предложили разместиться в амбаре. Парень очень устал после дороги и особо не стал привередничать — в амбаре так в амбаре, там даже надежней, чем в доме, нет окон и засов изнутри, никто не проберется. В амбаре на такой случай уже стоял топчан, на нём хозяева разложили белье, и вскоре путник забылся крепким сном.

Приснился ему сон, будто он лежит на том же самом топчане в том же амбаре, только никак пошевелиться не может — ну, как это бывает во сне. А под топчаном какая-то возня, будто какие-то люди шепчутся и всхлипывают. Парень через силу поворачивает голову вбок и видит в тусклом свете луны, бьющем через крохотную форточку, как из-под кровати на четвереньках выползает какая-то голая женщина. Выползла, встала, обернулась к нему, и парень охуел. Женщина на лицо-то была молодая, красивая, только вот всё тело переломано и в жутких синяках и открытых ранах, горло перерезано и язык висит из гортани. Она подошла к кровати, нагнулась и поцеловала парня в губы. Поцелуй оказался ледяным, и от этого парень проснулся в холодном поту. Лежит, выдыхает, никак успокоиться не может. Решил, чтобы развеяться, сходить на улицу подышать воздухом. Подходит к двери, пытается открыть — нет, заперто на замок с той стороны. Вот тут-то парня и будто окатило ведром холодной воды. Едва коснулся внутреннего засова, и тот тут же отвалился: оказывается, только для видимости, ничего-то он и не держит. Обманка. Парень вспомнил про сон, подскочил к топчану, перетащил его на другое место, присмотрелся к полу — ба, да тут дверь входа в подпол, тщательно замаскированная. Взялся за тяжелую дверь, кое-как поднял — а там глубокий подвал, из которого веет лютым морозом. Парень вытащил из кармана брюк спички (был курильщиком), зажег одну, всмотрелся вниз и охуел повторно — глубоко внизу в морозном подвале валялись в разных позах голые человеческие тела — видимо, их тупо сбрасывали сверху. Самой верхней в куче лежала та самая женщина, которая приснилась парню, ровно с такими же ранами. Глаза были открыты. Парень отшатнулся от ямы, потушил спичку. Всё стало ясно: хозяин промышляет разбоем и некоторых гостей при деньгах приканчивает ночью в этом амбаре и забирает имущество. Даже тела никуда выносить не надо — глубокая яма и вечная мерзлота делают своё дело.

Стал лихорадочно думать, что делать. Тем временем во дворе уже раздались какие-то тихие голоса, перешептывания. Стоял самый темный час ночи, и стало ясно, и разбойники шли его убивать. Парню ничего не оставалось, кроме как быстро закрыть дверь в подвал, вернуть топчан на место, разложить свою верхнюю одежду под одеяло так, будто там спит человек, вооружиться фейковым засовом и замереть возле двери. Судя по звукам шагов, к амбару подошли четверо. Стараясь не греметь ключами, один из них открыл замок и распахнул дверь. Как только дверь открылась, двое других вбежали внутрь и начали ебашить куда попало железными ломами «человека» на топчане. Парень решил не упускать момент и выскочил из амбара, попутно хуйнув засовом по голове хозяина, который стоял у порога с ключами. Пока четвёртый с ножом, стоящий чуть в стороне, на секунду растерялся, парень уже на реактивной скорости направился к выходу из двора.

Погоня длилась четверть часа. Парень был хорошим бегуном, но и преследователи оказались физически развитыми. В конце концов, когда парень уже стал выдыхаться и разбойники наступали на пятки, возле дороги показался глубокий крутой овраг шириной в несколько метров. Перепрыгнуть казалось совершенно невозможным, но отчаявшийся парень решил воспользоваться последним шансом, сделал рывок и прыгнул. Допрыгнул еле-еле, чуть не поскользнулся у края, но удержал равновесие и побежал дальше. Первый из разбойников, который тоже решил строить из себя Нео, не долетел и с криком рухнул вниз, на дно. Второй разбойник расклад понял, остановился у оврага и прокричал вслед убегающему парню что-то вроде: «Ну, бля, пиздец какая у тебя полная судьба, пацан».

И действительно, парень потом жил долго, хотя и попадал в самые жуткие передряги — не раз пересекал тайгу, после революции воевал и за белых, и за красных, прошёл через Вторую мировую и умер глубоким стариком при Брежневе, будучи уважаемым ветераном с кучей медалей и званий.

↑ История сорок седьмая. Рыжая

XVIII век, глухая зимняя тайга где-то у реки Вилюй. Некий путник на коне по своим делам ехал в другое селение, но отчего-то припозднился, и стало ясно, что до заката не успеет добраться до пункта назначения. На такой случай в полянах-аласах вдоль дорог имеются пустующие балаганы — либо специально выстроенные как путевые остановки, либо когда-то бывшие жилыми, но по каким-то причинам покинутые. Недолго думая, путник направил коня в один из таких балаганов, хорошо ему знакомый. Добрался до нужного аласа уже в сумерках и уже на подходе заметил, что в окнах мерцает свет, а из трубы клубится дым и вылетают искорки. А путник только рад — одному ночевать не придётся, да и приятно прибыть в уже натопленное и подготовленное для ночлега жилище.

У коновязи-сэргэ стоял конь с телегой, причём путник при взгляде на него моментально почувствовал себя последним нищебродом: шикарный породистый скакун белоснежной масти размерами чуть ли не в два раза больше его собственной рабочей лошадки, да и телега дорогая, не из мелкой мастерской — вся расписана яркими красками, с мягкими сидениями и всем прочим, что было крайней редкостью в те времена, да ещё и в такой глуши. В общем, стало ясно, что на ночь в балагане остановился не абы кто, а какой-то тойон или богатый купец. Путник оробел, но что поделать — не в ночь же возвращаться. Слез со своего коня и попытался подвести его к коновязи, но тот стал упираться, наотрез отказываясь подойти к белому коню, который только презрительно смотрел на новоприбывших и лениво жевал сено, раскиданное под коновязью. Человек решил, что его конь тоже засмущался такой знатной компании, и отпустил его пастись по аласу, находя пропитание под снегом. Счистив снег с одежды и приводя себя как мог в порядок, он открыл дверь балагана и шагнул внутрь.

Внутри и правда было очень уютно: трещат дрова в печи, кипит бульон, на столе разложен белый хлеб и прочие яства, стоит початая бутылка вина… Вот только взгляд на того, кто являлся хозяином всего этого добра, привёл путника в шок. Это оказалась женщина — русская, высокая, дородная, с пышными длинными рыжими волосами, которые она как раз расчесывала у печи, когда зашёл гость. Возникла заминка. Гость перетаптывался у входа, не зная, что делать (на русском языке он, естественно, говорить не мог), а женщина без тени смущения или боязни с любопытством разглядывала мужчину и тоже молчала — видать, не знала якутский. Человек даже подумал о том, чтобы просто выйти и всё-таки уйти на ночь глядя, но тут женщина улыбнулась, что-то сказала на русском и жестом пригласила его разуться-раздеться и сесть за стол. Ну, раз женщина просит… Сел путник за стол, чувствуя себя как во сне. Женщина между тем закончила расчесывать волосы и тоже уселась ужинать. Она стала что-то увлеченно рассказывать, показывая то на себя, то в окно — видимо, говорила о том, кто она такая и как её угораздило сюда попасть. Мужчине оставалось только кивать и поддакивать, будто он что-то понимает. Про себя он решил, что это, скорее всего, купчиха из Иркутска, которая едет через Вилюй в Якутск по своим делам. Конечно, ехать через тайгу женщине одной с таким шикарным конём, телегой и, очевидно, деньгами было опасной затеей, но кто знает привычки этих русских… Тем временем женщина налила вина в два стакана, нарезала хлеба, ветчины, сходила за бульоном, и гость начал есть. Сначала жевал только для проформы, чувствуя себя не в своей тарелке, потом дали о себе знать усталость и то, что с утра не было ни крошки во рту. В общем, стал уминать всё, что предложено, и просить добавки, в которой отказано не было. Потом и вино ударило в голову, по телу разлилось приятное тепло, и вот мужик уже не просто поддакивает рассказу женщины, но и сам излагает ему всю историю своей семьи до пятого колена, а та заинтересованно кивает и смеётся, будто всё понимает. Огонь в печи разгорается всё ярче, в балагане уже жарко, пот катится градом по лбу, мужчина по предложению женщины снимает плотную зимнюю рубашку, после чего женщина просит с неё тоже снять верхнее платье. Бутылка с вином уже пустая, женщина откуда-то достаёт вторую, с ещё более крепким зельем, хотя при входе мужчина не замечал, чтобы где-то была ещё выпивка. В итоге — мужчина вусмерть пьян, а рыжая женщина уже откровенно намекает на любовные игры и тащит его на топчан. Не веря тому, что такая зимняя сказка приключилась именно с ним, мужчина делает своё дело и после этого впадает в глубокий пьяный сон.

Просыпается глубокой ночью от пронизывающего всё тело холода. Оказывается, он лежит в тёмном ненатопленном балагане полуголый на топчане, и конечности уже успели окоченеть. Голова всё ещё болит от винных паров. Встаёт, оглядывается, ничего не понимает: нет ни женщины, ни еды, ни вина, ничего — и не похоже, чтобы всё это тут вообще было. В балаган никто не заходил как минимум несколько месяцев. Кое-как нацепив на себя раскиданную по всему балагану одежду, путник выходит наружу и идёт за пасущимся вдалеке конём, попутно заметив, что нет под коновязью ни того красавца-скакуна, ни сена, ни лошадиных следов — снежная короста нетронута.

Под утро добирается до ближайшего села, про себя твёрдо решив никому ничего не рассказывать — если не сочтут сумасшедшим, то засмеют: ну кто поверит, что он провёл ночь со знатной русской купчихой в придорожном жилище? Только самочувствие его становится хуже и хуже, головная боль не проходит, начинается озноб, рвота, боли в теле. Едва вернувшись обратно в свою деревушку, мужчина слег и больше уже не вставал. Только перед смертью рассказал, что с ним приключилось той ночью.

Но его смерть стала только первой. В двух деревушках, где он побывал, люди тоже начали стремительно заболевать, через считанные дни болезнь расползлась по всему улусу. Смерти исчислялись сотнями, потом тысячами, вымирали целые семьи и деревни. Страшная эпидемия косила людей, как соломинок, а те, кто выжили, остались с обезображенными навечно телами. Оспа. Именно её дух, как говорили потом, явился с запада в глухой Вилюй в виде рыжей русской женщины в поисках жертв, и она получила той зимой своё сполна.

P. S. Эпидемии оспы до революции действительно периодически выкашивали значительную часть населения Якутии даже в отдалённых от торговых путей районах. Представление в якутском народе о «духе оспы» как о красивой богатой русской женщине-купчихе с рыжими волосами было довольно устойчивым. В принципе, всё понятно — оспа заносилась в Якутию через торговые пути действительно со стороны Иркутской области, первыми носителями оказывались русские, оттого и такая персонификация.

↑ История сорок восьмая. Как якут был нечистью

Следующая история интересна тем, что является как бы «зеркальной» версией старой пасты про невидимого демонического сожителя, которая очень популярна в Якутии (история номер восемь в первой коллекции), и фольклорной попыткой логически объяснить происходящее (насколько здесь это слово вообще применимо). Буду излагать историю на основе рассказа писателя Платона Слепцова-Ойунского «Саха абааһы буолбута», то есть «Как якут был нечистью (абасы)». Правда, читал я этот рассказ миллиард лет назад, так что что-то обязательно забуду или напутаю с элементами других крипипаст, ну да и чёрт с ним.

Начальная ситуация стандартная, как в 90 % других якутских страшилок: XIX век, из пункта А в пункт Б выдвинулся молодой повеса, но из-за хронического неумения в планирование времени темнота застала его в дороге в лесу. К тому же ещё и началась настоящая буря с ветром, гнущим деревья, громом и молниями, и путнику ничего не оставалось, кроме как присесть у ствола ближайшего большого дерева, чтобы его ветви и листья хоть как-то защищали его от разбушевавшейся стихии. Не помогло: ураган был такой силы, что он всё равно мгновенно промок насквозь, а ветер принял такой неебический размах, что вскоре человек почувствовал, как его ноги отрываются от земли и он вообще перестаёт за мглой и шумом видеть, что происходит и где он. Сердце замерло, путник уже приготовился к смерти, но вскоре силы природы чуть сдали назад, и он обнаружил, что каким-то образом оказался сидящим на большом стоге сена во дворе в Канзасе. Поняв, что могучий ветер пронёс его из леса аж до деревни и при этом умудрился не скинуть насмерть, парень выдохнул, схватился за сердце и резво прыгнул со стога сена. Тут-то и обнаружились первые странности: во-первых, вокруг была тишь да благодать, никакой грозы и ветра, если только они не сумели умножиться в ноль за пару секунд. Но никакого беспорядка и разрушений, которые должен был бы причинить такой сильный ветер, видно не было. Во-вторых, парня не оставляло ощущение, что кругом что-то не так: и двор чем-то неуловимо не похож на те, что были в его деревне или в соседних, и звёздное небо имеет другой вид, да и вообще, обстановка так и веет чуждостью, хотя к каждому конкретному элементу вроде и не прицепишься: на вид обычный осенний вечер, простой якутский дворик семьи среднего достатка, балаган, хлев, стога сена, коровы мирно дремлют у себя в стойлах… В общем, подумал парень недолго и решил не заморачиваться ерундой, а радоваться, что жив остался. Отряхнулся, поправил прическу да и потопал в балаган, чтобы спросить у хозяев, где он находится и как отсюда попасть домой.

В балагане как раз было время ужина, за столом сидели трое: старик со старухой и молодая девушка лет двадцати — очевидно, их дочь. В тарелки был разложен горячий говяжий суп, люди ели молча, будто чем-то встревоженные. Когда парень вошёл, дверь балагана при закрытии громко скрипнула, на что все трое подозрительно обернулись. Парень по якутскому обычаю вежливо поздоровался и спросил у хозяев, как у них дела («Кэпсиэ»). И очень удивился, когда никто ему не ответил — все трое после секундной паузы вновь продолжили хлебать свой суп. Пока гость стоял в непонятках, старуха завела разговор:

— Ох, видали-то? Несколько минут назад на стог сена во двору с небес обрушился такой странный чёрный вихрь. Не к добру это, не к добру…

— Молчи, дура! — нервно прервал его старик. — Навыдумываешь всякого и видишь то, чего нет. Не было никакого вихря.

Девушка от такого разговора молча испуганно захлопала ресницами.

— Эй, хозяева, вы меня слышите? — раздраженно спросил парень. — У вас гость, и я хочу спросить…

Девушка резко обернулась и посмотрела прямо на парня. Старик со старухой с удивлением посмотрели на неё:

— Что такое, птенчик?

— Да просто какой-то звон в ушах… — неуверенно ответила девушка. — И минуту назад как будто дверь скрипела…

Старуха заботливо коснулась лба девушки:

— Вроде не горячий… Солнце, тебе нужно сегодня пораньше лечь спать.

«Ну нихуя себе, — дошло наконец до нашего героя. — Так они меня, получается, не видят и не слышат!» Для эксперимента он вышел на свет ближе к столу и демонстративно там принялся расхаживать вперёд-назад, но трое за столом продолжали его игнорировать. Вот тут-то в парне проснулся то ли дух авантюризма, то ли любопытство первооткрывателя, а скорее всего, обычная хулиганистость и долбоебство. Заметив в углу лишний стул, очевидно, припасенный для гостей, он перетащил его ближе к столу, взял с полки лишнюю плошку («кытыйа»), зачерпнул из кастрюли супа по самые края, сел за стол напротив старика и принялся с аппетитом есть. Домашние только глаза округлили, тишина стала абсолютной. Девушка вообще выронила из руки ложку. Через несколько минут старуха, оправившись от прострации, пробормотала едва слышно:

— Говорила же я, не к добру… Похоже, у нас появился лишний едок.

Старик на этот раз не стал возражать, только вяло прошептал, сжимая руку бледной как мел дочери:

— Возможно…

Больше этим вечером разговоров не было. Хозяева быстро завершили ужин и стали готовиться к отходу ко сну, будто надеясь быстрее закончить день, чтобы с утра всё вновь пришло в обычный порядок. Парень же, смутившись собственной наглости и того, что он так сильно напугал людей, тихо-мирно сидел в сторонке. Тем временем старик потушил пламя в печи, в балагане стало темно, и все разбрелись по своим углам. Вскоре в темноте раздался громогласный храп старика.

Ну а наш парень, как вы понимаете, при сложившихся обстоятельствах долго оставаться благоразумным не смог. На этот раз приступ авантюризма вступил в союз со спермотоксикозом и игрой гормонов, и всё внимание нашего героя постепенно переключило на будуар в углу («хаппахчы», по сути просто отгороженное ширмой или дощечками место), где спала девушка. Десять минут терпел, двадцать терпел, на тридцать воли уже не хватило — парень пробрался в будуар, смотрит — девушка спит полуголая, лишь в ночной рубашке, вся такая красивая и беззащитная. Ну, парень мозги поставил на стопроцентный автопилот и полез к ней.

Крики проснувшейся девушки были такими, что могли перебудить половину деревни. В будуар сбежались старик со старухой и долго пытались успокоить шокированную, плачущую дочь. Парень, сам в ахуе от того, что натворил, отбежал в дальний угол и там смотрел себе под ноги. Наконец, старик сказал что-то вроде: «Хватит это терпеть», — оставил дочь на попечение старухи, сам наспех оделся и куда-то ушёл. Вернулся уже не один, а с пожилым шаманом в полном облачении — шаманская одежда, бубен, все дела. Шаман обвёл глазами балаган, чуть задержав тяжелый взгляд в том углу, где ютился наш парень. От такого у «невидимого гостя» пошли нешуточные мурашки по коже.

Началось камлание. Старик со старухой и заплаканная девушка сидели в стороне, с благоговением глядя на танцы шамана. Камлал шаман долго, и со временем парень стал ощущать явный дискомфорт — каждое движение шамана стало вызывать какое-то неизбывное жжение внутри тела, а удары в бубен сопровождались ёканием сердца. Наконец, шаман, не переставая камлать, начал вещать громовым голосом:

— Страшная беда настигла вашу семью! Отвратительное порождение исподнего мира, нечистый дух явился в ваш двор по душу вашей дочери, чтобы насильно взять её в жёны и увлечь её с собой в свой мир, дабы вечно наслаждаться там её муками! Я вижу его — вот он, стоит в углу, впивая жадный горящий взгляд своих жёлтых зениц на груди вашей дочери! О горе! Я не могу ничего сделать — так слепит меня сияние его голодных глаз!

Девушка разрыдалась снова, старик со старухой упали на колени, умоляя шамана что-нибудь сделать.

— О горе! — продолжал разоряться шаман. — Что я могу противопоставить древней мощи тех искаженных краев, откуда он прибыл? Помогите мне, силы света, помоги мне, верховный Юрюнг Аар Тойон! Позвольте мне спровадить это мерзкое существо туда, где ему и место! ИЗЫДИ, ТВАРЬ! ИЗЫДИ! ИЗЫДИ!

С последними выкриками шаман с силой ударил три раза в бубен, другой рукой указывая прямо на охреневшего от такого поворота парня. Удары будто обрушились ему прямо на темя, и парень потерял сознание…

Пришёл в себя у ствола того же дерева, под которым он скрывался от бури. Первоначальная мощь стихии прошла, гроза прекратилась, и с темного неба лился только слабый дождь. Путник лежал на животе, будто обо что-то споткнулся, судорожно сжав руки в кулаки. Пришёл в себя, встал, осмотрелся — ничего не болит, руки-ноги шевелятся. В глубокой задумчивости он пошёл дальше своей дорогой, не понимая, что это только что было — сон, явь или что-то другое.

Много лет спустя, превратившись в запойного алкаша, парень каждый раз, напившись, приставал ко всякому прохожему с предложением рассказать ему невероятную историю о том, как однажды якут был нечистью, но, естественно, такому пациенту уже никто не верил.

↑ История сорок девятая. Чучуна

Центральная Якутия, 70-е годы XX века. Речь пойдёт о деревенском уроженце, который со временем переселился в город, но о корнях своих не забывал и раз в год стабильно в отпуск ездил на длительную охоту в тайгу (собственно, так многие до сих пор делают, мой начальник на бывшем рабочем месте чуть снег, так за ружьё и оформляет пару недель отпуска). Обычно на такие мероприятия на всякий случай ездят толпой хорошо знакомых проверенных людей, но этот любил охотиться один. Ну а что — места знакомые, к лесу привыкши, как убежденный коммунист ни капли ни верит в сверхъестественную лабуду, а от реальных опасностей верный дробовик всегда под рукой. И вот выдвинулся он в очередной дальний поход, доехал до последней деревни у реки, где заканчивалась дорога, а дальше на «Буране» по замерзшей реке на сотню километров вниз по течению, где девственные необитаемые леса да одинокая охотничья хижина у берега, окруженная высоким дощатым забором, чтобы туда не проникало зверьё.

Приехал, как обычно, распаковался в хижине — мешки с крупой, хлебом и т. д., чтобы на полмесяца проживания хватило, даже если покровитель охоты Байанай на сей раз не благословит охотника, и добычи будет мало. Отоспался в первый день, ну и начал привычный охотничий цикл: лыжи, дробовик / винтовка в зависимости от цели сегодняшнего похода, дальше вступает в дело мастерство следопыта. Дела шли хорошо: в первую же неделю настрелял не только мелкой дичи, но и целого лося. Уже начал задумываться о том, что, возможно, придётся всё это добро отвозить в деревню за несколько поездок, так как на «Буране» за раз не уместится.

К закату нового дня вернулся в хижину в хорошем настроении с парой зайцев и глухарей за плечом. Вошёл внутрь, зажег свечи, затопил печь и тут заметил неладное: какие-то мокрые от растаявшего снега следы на полу, странный запах, ну и в довершение всего мешки с провиантом оказались разорваны и пропала приличная часть запасенного хлеба и сладких конфет (тут надо заметить, что снаружи дверь хижины не запиралась, потому как в глухом лесу незачем, да и забор защищает от случайно забродившего зверья). Охотник сперва подумал было на лису, белок и прочую небольшую живность, но быстро отказался от этой теории: следы не похожи, да и поведение совсем не то. Ну не могла лиса так разорвать грубую холщевину мешка и унести с собой столько продуктов (а признаков того, что хлеб и конфеты ели на месте, не было — ни крошек, ни фантиков). Тут явно действовал человек — но откуда ему взяться без всякого транспорта в этом безлюдном краю? Стало тревожно. Охотник вышел из хижины и стал присматриваться к следам, но ничего, кроме его собственных следов, на снегу не отпечаталось. Он в задумчивости вернулся внутрь, зарядил ружьё, запер дверь, занавесил окна и той ночью спал с дробовиком под кроватью. Ночью просыпался несколько раз из-за того, что ему казалось, будто возле хижины скрипит снег и раздаётся какое-то тихое бормотание, но каждый раз, когда он прислушивался, всё стихало, и охотник всё списывал на галлюцинации из-за тревоги.

На следующий день было очень холодно и в лесу началась пурга, поэтому охотник вернулся раньше обычного. Войдя во двор, он сразу обратил внимание, что дверь хижины распахнута настежь. Сердце замерло, охотник бросился вперёд — и как знал: в хижине стужа, гуляет ветер, исчезли почти все мешки с продуктами, к тому же на этот раз неизвестный злодей вынес и часть мяса — добычи прежних дней. А снаружи по-прежнему никаких следов…

Вот тут-то в охотнике и проснулась злость. Решил он, что во всём виноваты беглые зеки, которые решили поживиться за счёт него, хотя никаких зон и лагерей поблизости никогда не было. Твёрдо вознамерившись поймать злоумышленников с поличным и строго покарать, он лёг спать. Ночь снова прошла беспокойно — не оставляло человека ощущение, что он теперь не один в дремучей тайге, и кто-то совсем рядом за ним пристально наблюдает.

Взошло солнце. Позавтракав скудными остатками принесенной с собой еды, охотник взял ружьё и вышел на охоту. Вот только в этот раз он ушёл совсем недалеко — до ближайшего оврага, притаившись в котором, весь обратился в слух. Пурга прекратилась, было солнечно, воздух замечательно проводил звуки, а свежий вчерашний снег радостно скрипел от малейшего прикосновения. Если кто-то явится к хижине, опытный охотник должен был это услышать.

День клонился к концу, вокруг сгустились сумерки, а человек всё продолжать сидеть и ждать. Он был уверен, что таинственный вор придёт и сегодня, но время шло, а никаких звуков со стороны хижины, кроме обычного потрескивания веток на морозе, не доносилось. Лишь когда солнце окончательно зашло, взошла луна и лес окрасился в серебристо-синий цвет, замерзший охотник признал свою ошибку, плюнул на всё, выбрался из оврага и двинулся к хижине. Зашёл во двор и замер от неожиданности: дверь хижины была распахнута настежь, и в ней явно кто-то был!

Оправившись от первого шока, охотник тихо снял с плеча дробовик и снял с предохранителя. Из хижины доносились неясные звуки — сиплое тяжелое дыхание, грузные шаги, беспрерывный неразборчивый шёпот, перемежающийся гортанными вздохами. В охотника закрались сомнения, что человек способен издавать такие звуки, но времени на колебания не оставалось. Он осторожно обошёл хижину сбоку по проторенной на снегу дорожке до поленницы с ружьём наготове, стараясь не хрустеть снегом, и заглянул в окно…

С той стороны на него тоже смотрели. Широкое лицо, покрытое черной мохнатой шерстью, с крохотными блестящими глазами и полуразинутым ртом с большими зубами.

Охотник не успел испугаться и вообще как-то среагировать. Как раз в этот момент на крыше хижине кто-то громко захохотал человеческим голосом и спрыгнул прямо на него, сбив с ног и надавив всей своей немаленькой массой. Охотник было уже распрощался с жизнью, но тот, кто на него набросился, не стал больше нападать и с ловкостью циркача, не переставая хохотать, прямо с места прыгнул обратно на крышу, прежде чем он успел его как следует рассмотреть. Пока охотник поднимался, тот, кто был внутри хижины, тоже с гортанным хохотом выскочил на крыльцо и оттуда одним махом на крышу. Когда охотник весь в снегу наконец подбежал к крыльцу, два темных силуэта в лунном свете — один побольше (тот, кто был в хижине), второй поменьше (тот, кто спрыгнул с крыши) — перемахнули прыжком с крыши на забор, а оттуда — на ветви близрастущей лиственницы, так и не коснувшись земли. Старший при этом сжимал в одной своих — рук? лап? — последний мешок с хлебом, привезенный человеком из деревни.

Глядя, как быстро, перепрыгивая с дерева на дерево и раскатисто хохоча, удаляются двое в лес, охотник наконец понял, кто именно наносил ему визит все это время. В его руке остался клок жестких черных волос, вырванный из тела пришельца с крыши во время падения и недолгой борьбы.

— Чучуна, — прошептал он.

Больше оставаться не имело смысла — незваные гости могли вернуться в любой момент и выкинуть очередную «шутку», не столь безобидную. Как только рассвело, охотник погрузил на «Буран» всю добычу и поехал обратно к людям. Немного подумав, он решил всё-таки не брать с собой остатки человеческой еды, а оставил всё на столе — чтобы едой могли полакомиться те, кто, видимо, так запал на неё.

P. S. «Чучуна» (ударение на последний слог) — якутский аналог йети. Легенды про «лесных людей», заросших черной шестью и обладающих потрясающей физической силой и ловкостью, известны в Якутии с давности. Обычно их не считают злыми по умолчанию, но если вызвать у них недовольство, то только пеняй на себя. Почему-то почти во всех историях про чучуну, которые я слышал, обязательно упоминается его громкий хохот, который невозможно отличить от человеческого, причём в ситуациях, где смешного с точки зрения человека мало. Видать, у лесных юмористов другое мнение.

↑ История пятидесятая. Ужас в доме отшельника

Очередная история про наши любимые «абасы». Кстати, если кому-то из-за транслитерации покажется, что слово «абасы» — это множественное число от слова «абас», то это нихрена не так, потому что по-якутски слово «абас» означает «пизда».

На крайнем севере Якутии, где славная река Индигирка впадает в Восточно-Сибирское море, есть село Русское Устье с по-своему уникальной историей. Считается, что оно было основано бежавшими от ужасов опричнины новгородскими поморами в XVI веке, когда русские казаки ещё не присоединили Якутию к России. Именно в окрестностях Русского Устья в начале 1920-х годов и произошла следующая история.

Времена были суровые. Только что отгремели две войны, Первая мировая и гражданская, и в последней одержали верх красные, о чём, впрочем, в подобных ебенях люди были немножечко не в курсе. Чтобы исправить положение, из Якутска был откомандирован проверенный товарищ, прошедший через окопы гражданской. Назовём его Сергей. Задача заключалась в том, чтобы политически просветить тёмное население северных улусов и объяснить им, что отныне молиться надо не на боженьку или царя-батюшку, а на Ленина с Троцким. Дороги в те времена были… ну, такими, как и сейчас, так что добирался Сергей долго. Наконец, прибыл и начал методично обходить разбросанные по тундре деревушки, в каждой из которых собирал всех жителей в одно здание и проводил разъяснительную работу, отвечал на вопросы. Люди слушали без энтузиазма, кивали, потом расходились по своим домам и продолжали жить так же, как и раньше.

И вот в одной из таких деревушек произошла заминка. Когда Сергей перешёл от политической части лекции к «атеистической», мол, попы-кровопийцы веками наживались на людских страхах и неведении, и никаких сверхъестественных сил на самом деле не существует, кто-то с места выкрикнул:

— Вот ты так уверенно говоришь об этом, а как тогда объяснишь то, что творится в доме отшельника?

Выяснилось следующее. В некотором отдалении от деревни в тундре стоит домик. Построил его некий свихнувшийся старик-отшельник, но несколько лет назад он помер, и закопали его за собственным домиком. Со временем дом превратился в удобный пункт привала для путников и охотников, и тут-то начало у народа зреть понимание, что дом не простой, а «беспокойный». Рассказывали жуткие вещи — ночью кто-то стаскивал людей с кровати, комнаты наполнялись криками и стонами умирающего старика, да и самого отшельника видели восстающим из гроба. Те, кто проезжал мимо дома в тёмное время суток, замечали пламя свечи в окне, и старик-отшельник в этом колеблющемся свете печально сидел за столом.

Сергей, естественно, про себя усмехнулся и попытался объяснить, что такие жутики имеются в каждой деревне, и что людская фантазия и суеверность и порождают подобные «дома отшельника». Народ с ним был категорически не согласен, многие заявляли, что лично пережили не самые приятные минуты в «доме отшельника». И тогда Сергей, чтобы донести до людей свет истины, пошёл на отчаянный шаг:

— Решено, — сказал он, — я сегодня буду ночевать в этом вашем доме отшельника, чтобы лично доказать, что никакой нечисти там нет и не может быть!

Люди притихли, кое-кто вяло попытался отговорить его от этой затеи, мол, хуже будет, но в целом народ был впечатлён, чего и добивался Сергей. Оставалась самая малость — провести ночь в указанном доме. Для Сергея это было даже удобно: всё равно ночевать где-то надо, на следующий день опять в путь, а тут целый дом в его распоряжении. Правда, кучер, который его развозил во время всей его миссии, наотрез отказался идти с Сергеем «нечистое» место и по любезному разрешению главы села поселился в его доме. Местные показали Сергею, как дойти до проклятого дома, но проводить его никто не стал. Бравый большевик взял с собой мешок провианта, проверил, все ли в порядке с верным револьвером и потопал в тундру. Вокруг сгущались серые зимние сумерки.

Пришёл к дому отшельника уже затемно, едва с непривычки не заблудился в тундре. На вид это был простой крепкий бревенчатый домик, и видно, что в своё время им активно пользовалось местное население: вот и поленница старая за углом, и выгребная яма наполовину заполнена… Сергей зашёл в дом и обнаружил там русскую печь, стол, стулья, простую деревянную кровать и даже котёл для воды. Настроение приподнялось, и, насвистывая «Смело, товарищи, в ногу!», он стал обустраиваться в месте для ночлега: растопил печь остатками дров, набрал снега в котёл, поставил на плиту и, когда снег растаял, разбавил воду принесённым с собой суповым концентратом. Когда пламя разгорелось и в доме стало тепло, разделся-разулся, положил на стол оружие и пошёл обходить комнаты. Везде было пусто, как и положено, но его удивило отсутствие пыли и затхлости, которые присущи заброшенным домам. Проведя инспекцию, Сергей вышел на улицу отлить.

Стоял морозный тёмный вечер, небо было усеяно звёздами. Поеживаясь, Сергей быстро сделал в отхожем месте свои дела и, возвращаясь обратно чуть ли не бегом, внезапно остановился, заметив нечто невероятное: по окну, освещенному пламенем печи, отчётливо скользнула чья-то изломанная тень! Несмотря на весь свой атеизм, Сергей почувствовал, как по спине побежали мурашки. Но он быстро взял себя в руки и, списав всё на обман зрения, заскочил в дом. Внутри, конечно, никого не было, только кипел на плите уже готовый суп, распространяя по дому свой аромат.

За ужином Сергей чувствовал себя напряжённо, то и дело застывал с ложкой в руках, хватался за револьвер и прислушивался к звукам. В доме было тихо, только гудела печь. Время шло, со временем он подзабыл о странном происшествии, расслабился, закончил ужин и сел у печи, читая принесенную из Якутска книжку. И тут в соседней комнате что-то гулко стукнуло. Сергей сам не запомнил, как оказался на ногах с револьвером в руке.

— Кто здесь?!

Никто не отозвался. Сергей повторно проинспектировал весь дом и опять ничего не нашёл. Почесал затылок: «Что вообще происходит?» Но едва вернулся к своей книге, так звуки опять возобновились: какие-то шорохи и неясные поползновения без ясного источника начали растекаться по всему дому. Как только Сергей приходил в комнату, там всё прекращалось, чтобы через несколько мгновений возобновиться в другом месте. Сергей весь вспотел. Как так? Неужели здесь действительно происходит что-то за гранью понимания, и всё это время он был неправ? В глубоком смятении он вышел из дома, подышал морозным воздухом и пожалел, что ввязался в эту дурацкую авантюру, а не сладко спал в доме главы, как кучер. Вернулся в дом посвежевшим, и паранормальная активность на время опять стихла.

Настало время сна. Печь уже давала света совсем чуть. Сергей не стал раздеваться, растянулся на кровати как был и постарался уснуть. Но не тут-то было: опять непонятные звуки по дому, только на этот раз ужасно похожие на человеческий шёпот и стон. «Это всё мне кажется», — убеждал себя Сергей, но тут произошло то, что никак не могло просто показаться: сама собой отворилась дверь дома, холодный воздух клубами стал вползать внутрь, и из этой дымки в полутьме зловеще выскользнул ветхий гроб, проводя своими шершавыми досками по полу. Сергей обомлел и только наблюдал, как крышка гроба с грохотом отвалилась и оттуда начал восставать худой, как скелет, старик безумного вида. Он нашёл взглядом Сергея, и на лице появилась жуткая ухмылка. Дом наполнил смех:

— Э-хе-хе-хе!

Его смех множился, расходясь разными голосами по всем комнатам: «Э-хе-хе-хе!». Сергей встряхнул головой, выхватил из-под подушки револьвер, навёл на старика выстрелил сразу несколько раз. Наваждение не развеялось: улыбка так и осталась на лице мёртвого отшельника, он вытянул вперёд руку и раскрыл ладонь. Выпущенные по нему пули со звоном упали на пол.

— Э-хе-хе-хе!!!

У Сергея зашевелились волосы на голове, его охватил первобытный ужас. Он выронил бесполезный револьвер. Осталась только одна мысль: «Как так???» Он уже готов был бежать в окно, чтобы не видеть восставшего из мёртвых старика-отшельника и не слышать многоголосый демонический смех, заполняющий, казалось, весь мир. В последний момент вспомнив о запасном нагане (сохранилась с войны привычка носить с собой два вида оружия на случай, если один из них откажет), он вытащил его из кармана и пальнул в нечисть. С криком: «Ой, что?!» — старик рухнул обратно в гроб…

… Наутро Сергей вернулся в деревню не один, а конвоируя сразу троих человек. Четвёртый — «старик-отшельник» — умер от полученной раны. Оказалось, это группа крупных белогвардейских лидеров, бывших эсеров и меньшевиков, которые после разгрома Колчака в Сибири сбежали на север, чтобы через Восточно-Сибирское море покинуть Россию. Но по каким-то причинам план сорвался, и они застряли у Русского Устья на зиму. Весной, после восстановления навигации, их всё-таки должны были забрать, а до той поры они тайно поселились в «доме отшельника». Чтобы не «светиться» перед местными жителями, которые запросто могли донести до советских властей о странных незнакомцах, явившихся в деревню, они имитировали паранормальную активность в доме, в то время как сами поселились в подполе-землянке, вход в который тщательно замаскировали. Согревались не большой печью, а буржуйкой, дым из которого отводился за ближайший сугроб и практически не был заметен. Сообщник из местных, который и должен был организовать переправу, регулярно привозил им еду и сообщал последние новости (он и подсказал идею устроить весь этот паранормальный цирк, так как у местных после смерти отшельника дом и до того имел достаточно дурную репутацию — шутка ли, могила под боком). О том, что в доме будет ночевать большевистский комиссар, он их предупредить не успел, и поэтому «абасы» совершили роковую ошибку, принявшись терроризировать Сергея. Некоторые сомнения вызвал револьвер, патроны в котором один из них заменил на холостые, пока Сергей отлучался в отхожее место. Но в то время у многих даже в тех краях разными путями оказывалось военное оружие, и наличие револьвера было воспринято как повод устроить первоклассное представление, которое надолго отвадит любопытствующих от «дома отшельника» и позволит благополучно продержаться до весны. Но о запасном нагане Сергея они знать не могли.

Что, не ожидали такого? Йоба.жпг

P. S. Тут мне подсказали, что я немного обосрался в этой истории — Русское Устье расположено на 71-м градусе северной широты, и там, естественно, бывают полярные дни и ночи, так что мои фантазии о том, как «смеркалось» и т. д. — это явный пиздеж. Замечу, что я по памяти вольно пересказывал рассказ писателя Николая Габышева из якутского сборника «Сто рассказов» (название рассказа уже не помню, совсем пиздюком был, когда читал). Сам Габышев долго жил на севере Якутии, у него каждый второй рассказ происходит в тех местах, так что сам он вряд ли бы так запизделся — я вот действительно, если вдуматься, не припоминаю, чтобы в том рассказе явно указывалось светлое время суток. Так что тут исключительно мой обосрамс, виноват-с.

↑ История пятьдесят первая. Кони

Сегодня будет короткий сеанс совсем уж несерьезного петросянства, основанный, тем не менее, на настоящем народном фольклоре. Когда я писал выше, что в якутской версии святок, мол, «смешались люди, кони», то имел в виду буквально — кони тоже успели поучаствовать в рождественских гаданиях. Каноничный рецепт таков: нужно дождаться крещенского сочельника, когда вся нечисть повылезает из всех углов, чтобы после периода активности вернуться в свой родной уголок, и засветло затаиться где-нибудь недалеко от лошадиного стойла — главное, чтобы эти процедуры не заметили сами лошади. Ровно в полночь, если всё прошло беспалевно, лошади начнут разговаривать на человеческом языке и обсуждать события будущего, как те же сюлюкюны, речь о которых шла в самой первой пасте из всего цикла. Сам механизм того, с чего это вдруг крайне почитаемые, почти сакральные в якутской религии животные внезапно якшаются с нечистью, хоть бы и в одну конкретную ночь в году, находится вне сферы моего понимания, так что примите это как данность.

Собственно история. Некий конюх, узнав от добрых людей о таком способе гадания, загорелся идеей подслушать разговоры лошадей — авось станет известно что-то интересное о его судьбе. Подошёл к делу основательно, ещё днём спрятался в ящичке, который в конюшню занесли сыновья. Боялся даже дышать громко, так что конспирация была обеспечена на 100 %. И вот наступил вечер, потом ночь, лошади привычно фыркали, махали хвостами и стучали копытами. Наконец, настала полночь, и конюх навострил уши (видимо, у него в ящике с собой были прихвачены часы — странно, что их тиканье не выдало мужика). Вожак всего стада фыркнул как-то особенно громко, трижды стукнул копытом о пол и… разразился потоком трехэтажного мата, кроя на чём свет стоит нашего конюха: мол, такой, вот, и сякой, гадина полнейшая, жмотит на корме и условиях содержания, триждыблядскоепиздоглазоемудоуёбище… ну, вы поняли. Его принялись активно поддерживать все остальные лошадки, тоже не стесняясь в выражениях. Ранимая душа конюха не выдержала, и он не стал дожидаться, когда его подопечные отведут душу и перейдут, собственно, к обсуждению будущего: вывалился из своего ящика весь красный от злости и принялся пиздить лошадей с криками: «Ах вы, твари неблагодарные, я к вам со всей душой, а вы!..» А лошадки — ну что лошадки? Только ржали возмущённо и топтались, недоумевая, с чего вдруг любимый хозяин на ночь глядя обрушился на них ни за что.

↑ История пятьдесят вторая. Последний

Расскажу вам единственную историю, где фигурирует лично верховное божество якутской веры — Юрюнг Аар Тойон (Үрүҥ Аар Тойон), в переводе что-то вроде «Великий Белый Властелин» или «Великий Владыка Света». Восседает он на своём троне из света на последних девятых небесах, и несмотря на то, что всё мироздание по сути существует по его воле, сам он лично в земные дела, да и дела мира духов почти не вмешивается. Тем более интересен случай, когда смертному таки довелось его увидеть, и нравы и вкусы высшего божества оказались довольно специфическими, ты не поймёшь.

По сути, это трагическая история о судьбе последнего якутского великого шамана. Великого не в силу упомянутой мной раньше шаманской классификации, а из-за силы духа и личностных качеств. По официальной иерархии этот шаман был всего лишь средним, но, что называется, с претензиями. Жизнь его выпала на трудное время коренного перелома уклада якутской жизни, войн и лишений — начало ХХ века. И вот в самый разгар гражданской войны, видя, как кровь льется рекой, брат режет брата и попираются всякие нормы морали, шаман задумался о том, чтобы отправиться с визитом к самому Юрюнг Аар Тойону с челобитной и нижайше просить у него заступиться за гибнущий якутский народ и вернуть в мир равновесие добра и зла. Только вот его ранг ему не позволял наносить такие визиты Главному. После многих недель размышлений шаман в одиночку отправился в долгое путешествие на север, к устью великой реки Лены, чтобы отыскать там священную первоисходную шаманскую гору, которая сможет придать ему достаточно сил. Дело это сложное, особенно для среднего шамана, но терпение и упорство сделали своё дело, и едва живой шаман наконец в сумерках взошёл на вершину священной горы, видя, как внизу бурлит река, впадающая в холодное море. Там он начал последнее и главное в своей жизни камлание, заранее решив — что бы ни произошло, больше он бубен в руки не возьмёт. Долго камлал, семь дней и семь ночей без остановки, преодолевая один уровень небес за другим, и чем дальше, тем становилось сложнее продвигаться. На третьем уровне за ним гнались огнедышащие скакуны покровителя лошадей Джесегея (Дьөhөгөй), узнав, какую миссию он себе поставил. Шаман еле оторвался от них. На ещё хз каком небе его едва не испепелили громы и молнии, напущенные покровителем стихий Аан Джасын (Аан Дьааhын). На высших небесах всё стало совсем сложно — лично покровитель людских судеб Чыҥыс Хаан на седьмом небе пытался его остановить, сжигая страницы книги судеб с судьбой шамана, но и там смельчаку удалось выжить (хотя я лично вообще не представляю, как это можно сделать). На предпоследнем восьмом небе шаман едва не затерялся в бесконечном лабиринте покровителя всего творения Одун Хаана, но и там нашёл выход. И вот он наконец попал на девятое, высшее небо, наполненное ярким белым светом и неземной музыкой.

Всё кругом на последних небесах имело лишь оттенки белого света, и только шаман чёрным пятном бродил по этому чистому миру. Наконец, он явился к заветному месту — трону, где восседал огромный старик в белых одеяниях, с длинными белыми волосами, белой бородой и с белым посохом в руке. Гэндальф, ты? Он с удивлением и презрением посмотрел на оборванного, окровавленного и едва живого шамана, который чуть дополз до подножия трона и упал на колени перед верховным божеством.

— Что тебе нужно, ничтожный средний шаман? — спросил Юрюнг Аар Тойон. — Ради чего ты нарушил весь порядок мироустройства и проделал столь долгий и запретный путь?

Шаман стал говорить. Он рассказал о том, что в срединном мире творится нечто неладное, что зло подняло свою голову и земля сошла с места, о войнах, огне, крови, мужских и женских слезах. Долго говорил, и в заключение попросил Юрюнг Аар Тойона спасти народ от этой погибели, направив вниз, на срединный мир, своих верных посланников, дабы они навели там долгожданный порядок. Юрюнг Аар Тойон молча смотрел на шамана, стоящего на коленях.

Потом он захохотал.

Бедный шаман, ничего не понимая, слушал издевательский хохот божества. Наконец, Юрюнг Аар Тойон сквозь смех проговорил:

— Земля сошла с места, говоришь? Войны, говоришь, огонь и кровь? Спасти мир от гибели, говоришь? Посланников, значит, отправить?

Он стукнул посохом, и тотчас вокруг трона принялась летать стая белых лебедей с человеческими головами. Юрюнг Аар Тойон обратился к ним:

— Ну-ка, расскажите, как там обстоят дела у моих верных посланников?

Один из лебедей сел на плечо старика и принялся говорить человеческим голосом:

— Всё обстоит лучше некуда! Ваши посланники послушно исполняют Ваш приказ. Они давно уже спустились в срединный мир, чтобы взволновать его сверху донизу, как застоявшуюся воду в кадке! О, что за дивные времена ждут мир — Вы бы видели, какие бурные вихри мечутся по нему, как горяча стала людская кровь, какая грозная заря нынче светит над горизонтом!

Юрюнг Аар Тойон посуровел и перевёл взгляд на обомлевшего шамана:

— Видишь? — грозно спросил он. — Теперь ты видишь? Теперь понимаешь свою ничтожность и напрасность своего путешествия?!

Он снова стукнул посохом и разразился хохотом:

— Маҕай аллаах! (фразеологизм, можно перевести как «Сраный пиздюк!»)

Лебеди, летающие вокруг трона, накинулись на шамана, гогоча и прикрикивая:

— Маҕай аллаах!!!

Шаман почувствовал, как всё тело потяжелело, и он стремительно летит вниз сквозь предыдущие небеса. Очнулся на вершине священной горы, исхудавший за прошедшие дни до состояния скелета. Вокруг была звездная ночь, и только звуки волн далеко внизу нарушали покой. Шаман обречённо огляделся, подошёл к краю обрыва и бросил бубен в бушующие черные волны.

Так закончилось последнее камлание последнего по-настоящему великого якутского шамана, и больше с того дня никто из смертных воочию не видел верховное божество — Юрюнг Аар Тойона.

↑ История пятьдесят третья. «Абасы меня не уважает»

Вопрос ОПу от посетителя треда: «А можно поподробнее про "бутылочных людей". Заинтересовало.»

Типичная дорожная НЁХ в Якутии. Я знаю ещё пару подобных историй. Например, про старика, который в гостях напился и выражал сожаление, что ни разу не видел абасы за свою долгую жизнь, в то время как, судя по рассказам, все односельчане хоть раз да встречали. Мол, абасы меня не уважает. Потом вечером в сумерках шёл домой, а навстречу всадник на коне. Ну всадник и всадник, старик чапает дальше. Когда проходит мимо, вдруг всадник не сходя с коня хватает его за волосы. Охуевший старик поднимает на него взгляд, а там рожа неебическая — бледная, вытянутая, с вытаращенными жабьими глазами, и тело всадника, как оказалось, просто переходит в коня, типа такой горб на спине животного. Старик валится с инфарктом, его обнаруживают другие запоздалые путники, еле откачивают, отлёживается в больнице долго, а жена, услышав, какую хуйню он говорил перед тем, как отправиться домой в тот вечер, ржёт и называет его дурачком.

↑ История пятьдесят четвёртая. Соревнование

Вот тебе ещё одна дорожная история из Якутии. Едет из одной деревни в другую всадник на коне. Вечер, осень, темно, только лунный серп чуть освещает дорогу. И вдруг человека обгоняет другой всадник, ветром проносится мимо. ГГ решает, что это какое-то лихое быдло так решило его унизить и тоже пришпоривает своего коня, чтобы перегнать хвастуна. Через какое-то время это ему почти удаётся, но человек замечает неладное: в тусклом освещении видно, что конь впереди выглядит точно так же, как его собственный + рост, волосы, комплекция и одежда человека со спины совпадают с ним самим. Но похуй, ГГ гонит коня дальше. Иногда ему кажется, что вот-вот выравняется и обгонит соперника и взглянет на его лицо, но в итоге это ему не удаётся, конь выдыхается. На развилке, которая ведёт в нужную ему деревню, передний всадник с конём внезапно растворяется в воздухе, так и не дав себя обогнать. Человек, наконец, поняв, что это был совсем не быдлохвастун, покрывается холодным потом и быстро направляет коня домой. Там, услышав, что ему не удалось прийти первым к развилке, очень огорчается его отец, говорит, что это не к добру — раз начал соревноваться с абасы, то надо было лучше стараться. Через пару недель человека насмерть задавливает деревом на лесопилке.

↑ История пятьдесят пятая. «Бэриэччит»

Кстати, раз уж зашла речь о двойниках-доппельгангерах, то вот ещё что вспомнил. Есть такое явление в якутском фольклоре — «бэриэччит». Переводится как «предвестник», «тот, кто опережает». Это двойник человека, который своим видом или голосом может почудиться людям перед тем, как этот человек реально туда придёт. Обычно считается, что это нормально или даже хорошо — значит, с этим человеком всё будет нормально в обозримом будущем. Типа так ангел-хранитель шарит превентивно по местам, куда скоро человек придёт, и устраняет всякие мороки и ловушки нечисти.

Мне лично мать рассказывала о случае из своего детства. Сидела она одна в деревенском доме на полу, играла с куклами. Вскоре с работы должен был на обед прийти отец. И тут она видит краешком глаза, как мимо окна своим обычным маршрутом проходит отец, через пару секунд за стеной раздаётся его характерное покашливание. Мать откладывает игрушки и начинает разогревать суп. Ждёт, когда отец зайдёт — а его всё нету. Выходит на улицу — никого. Озадаченная, возвращается в дом, выключает плиту, продолжает играть дальше, но уже в тревоге. Где-то через полчаса ситуация повторяется один в один — мимо окна проходит отец, покашливает, только на этот раз действительно входит в дом. Мать рассказывает ему о произошедшем, а он радуется — о, мой бэриэччит приходил, здоровым буду.

↑ История пятьдесят шестая. Летняя стоянка

Видел в детстве дико криповый якутский фильм «Сайылык», то есть «Летняя стоянка». Он не такой страшный, как другой фильм от той же студии — «Сэттээх сир» («Гиблое место»), от которого все дружно ссались, но в детстве всё равно пугал как надо. Суть там в том, что из города в деревню по случаю смерти отца приезжает его сын — взрослый уже мужик, большой начальник. После похорон он решает поностальгировать и отправляется один на летнюю стоянку в поляне в лесу, где он в детстве с отцом проводил время. Ну там гуляет по родным местам, вспоминает прошлое, а ближе к вечеру ложится спать в хижине. Ночью просыпается из-за того, что хуево себя чувствует, выходит на улицу освежиться, потом смотрит в окно хижины — а там он сам сидит за столом со свечкой и палит на него. ГГ хватается за сердце, падает на землю. А его двойник выходит на улицу, смотрит на валяющееся тело и идёт к озеру. Там у озера сидят двое каких-то древних оборванцев, они рассказывают ГГ (или его двойнику, в этот момент уже хрен поймешь), что он умер, как и эти двое, и с рассветом присоединится ко всей своей родне, которая жила в этом аласе, включая недавно усопшего батю. Мол, а они двое умерли плохо, совершили суицид, поэтому застряли на летней стоянке навечно. Вскоре, перед самым рассветом, на поляну приезжает друг ГГ на УАЗе, чтобы забрать его домой, и обнаруживает его валяющимся возле хижины. Охуев, он начинает грузить его в УАЗ, чтобы отвезти в больницу. Тем временем солнце уже поднимается, светает на глазах, и оборванцы начинают орать на ГГ, мол, хули стоишь, бегом к машине, у тебя ещё есть шанс вернуться к жизни, тебя отвезут в больницу, откачают. ГГ бежит к машине, к своему телу, и почти успевает, но в последний момент, когда солнце уже взошло, оглядывается назад и видит, как из утреннего тумана выходит вся его родня — нарядная, радостная, машут ему руками, в руках там всякие блюда, напитки и т. д. А впереди всех стоит веселый отец и призывает его к себе. ГГ поворачивает назад, улыбается, бежит им навстречу. И финальный кадр, как он обнимается с отцом, родня его обступает и приветствует, все счастливые, солнце освещает красивый пейзаж, всё такое. Потом выцветание в белый фон и титры — конец фильма. Вот так. Мог напутать содержание, но я так запомнил этот фильм.

↑ История пятьдесят седьмая. Ночная девушка

Вопрос ОПу от посетителя треда: «Я, конечно, извиняюсь, понимая щекотливость темы, а есть какие-то истории про... скажем так, сексуальные или околосексуальные вопросы?»

Якутское общество издревле и до сих пор сильно подвержено показному пуританству и моралфажеству, зачастую лицемерному, так что крипипаст непосредственно про сексуальную тематику минимум, хотя во многих из них проскальзывают мотивы сну-сну (читай «Как якут был нечистью», «Рыжая», «У безымянной речки» и т. д.). Конкретно про секс я помню только одну пасту — про «ночную девушку», приходящую к обычному молодому парню по ночам. Со стороны это выглядело как крайне ебанутый сомнамбулизм, но сам парень ощущал в это время абсолютно реалистичный процесс траха со сказочно красивой девушкой. И так почти каждую ночь — друг парня, который ночевал с ним в одной комнате (они вроде были студентами и жили в общежитии или вроде того) охуевал. Со временем «ночная девушка» перестала являться, и парень впал в депрессию, затосковал, запил и вообще покатился по наклонной. Причём, что интересно, сама история объясняет это не злой природой «ночной девушки», как если бы она высасывала у парня жизненные силы и сводила с ума, как европейский суккуб — нет, просто тян «оттуда» была так хороша, что ни одна земная девушка не может сравниться с нею, и оттого парень обречен на вечную неудовлетворенность во всех смыслах — не только физическом, но и в эмоциональном и духовном плане. И вот это постоянное мучительное сравнение того, что есть, и того, что было, но больше никогда не будет, и толкает парня во все тяжкие. А сама «ночная девушка» предстаёт существом хоть и потусторонним, но тонким, ранимым, трагическим — она прекрасно осознаёт, что портит людям жизни, но обречена на такую жизнь в поисках хоть капли тепла и жизни в вечном замогильном холоде.