Расскажу вам историю со слов моей подруги Натальи Шатиной, которая стала свидетелем необычайных событий, происходивших на Урале в деревне, расположенной среди глухой тайги. Она была не только свидетелем, но и непосредственным участником. Эта история была ещё длиннее, и я, как могла, сократила рассказ, но сами понимаете — некоторые вещи просто нельзя опустить. Многим эти события покажутся невероятными, многие скажут: «Да всё это сказки!» — ну и Бог с ними. Я никому ничего не доказываю.

Каждое лето моя подруга ездит в Лукьяновку к бабушке, и всё время от июня до августа от неё нет вестей. Мы не переживаем, так как прекрасно знаем, как она там проводит время, и втайне завидуем. Всем нам хочется покупаться в чистой воде, половить рыбу из озера, а в августе пособирать грибы. Да. Именно так. Все эти события произошли, когда они собирали грибы.

Наташа приехала в конце августа, и я впервые увидела её в таком взволнованном состоянии. Она была бледна и молчала. На наши многочисленные вопросы она отвечала бессвязно, и было видно: она о чем-то постоянно думает, и эти думы поглощают её целиком. Наконец, когда она в очередной раз пришла ко мне в гости, я услышала эту невероятную историю.

Вот что она под моим любопытным давлением рассказала мне:

— Даже не знаю, с чего начать. Столько много всего я поняла за это лето, погрузилась в такие глубины ада, что тебе и не снилось. А ведь всё началось с простого похода по грибы. Как же я жалею о том дне, когда мы перешли границу...

Она мгновение помолчала, думая о чем-то своём, и продолжила:

— Начну, пожалуй, с границы. Граница — это разрешенная территория сбора грибов. И поверь мне, хотя люди и говорили, что это сделано для защиты людей от нападения волков (которых в нашей тайге хоть отстреливай каждый день — всё равно не уменьшится), слушки-то шли совсем другие…

Люди пропадали каждый год. Афанасья Григорьевна, бабушкина подружка, пошла в лес по грибы в августе 2005 года и пропала. Искали всей деревней. И ничего. Представляешь? Даже тела не нашли. Потом пропала молодая пара, но в этом случае удалось найти корзинку, загруженную грибами. И опять же, никаких следов. Ни тела, ни намека на человеческое присутствие. Сначала думали, что это медведь или волк лютует на территории. Охотники обчищали территорию на многие километры от деревни. Отстреливали всех — и волков, и медведей, которых, кстати, было не так уж много. Вроде застрелили двух волков и одного медведя. Но даже эти меры не помогли: люди всё пропадали. Теперь в год пропадало не менее шести человек. Алиса Гришаева, которая жила по соседству со мной, пропала в 2006 году, тела так и не нашли. Константин Петрович, пенсионер, жил на окраине деревни, ушел по грибы и не вернулся также в 2006 году. Елизавета Алексеевна и два её внука — в 2008 году. Этот список можно продолжать и продолжать. Никто не понимал и до сих пор не может понять, что происходит с людьми, кто именно их убивает (а сомнений в этом не было — все были уверены, что пропавшие люди мертвы). Начался отток населения из деревни, особенно молодых. Те же, кто остался и не захотел покидать родные места, установили границу. Это длинная красная лента, заказанная в Москве. Ею обмотали участок вокруг деревни таким образом, что деревня была в середине. За пределы этой красной ленты заходить было строго запрещено. Грибы можно было собирать только в пределах «красной линии». И, наконец, люди перестали пропадать. Это было облегчение для народа. Все стали жить спокойно.

Наташа снова замолчала. Я слегка заскучала, не понимая, как эта история перекликается с тем, что она хочет мне рассказать.

— И что? — спросила я. — Всё же стало хорошо. Наверняка какой-нибудь зверь ходил в округе и съедал людей, утаскивая их перед этим куда-нибудь в глубину тайги, где их никто не мог найти.

Наташа посмотрела на меня таким взглядом, что я сразу поняла, что сморозила глупость. Она тяжело дышала, и я подумала, что ей плохо или слишком жарко. Но после истории я поняла, что это был ужас. Ей было страшно вспоминать и уж тем более рассказывать о случившемся. Но всё же она продолжила:

— Ты помнишь мою подругу из деревни, Катю Арчимаеву?

Я кивнула.

— Ну так вот, я и Катя целые дни проводили вместе. Она очень веселая и храбрая подруга, я её очень уважаю. Она всегда придумывает какие-то безумные планы, которые мы должны выполнить. Мы ведем себя, как дети: плаваем в лодке по озеру просто ради удовольствия, ради адреналина гуляем ночью на кладбище попугаться. В общем, всё было как обычно, пока Кате в голову не пришла идея.

«А пошли в лес по грибы?» — спросила как-то она.

Я была не в восторге от идеи, но подумала: «Но почему бы и нет?» — и согласилась. Вечером в назначенный час мы уже шли по тропинке, ведущей в тайгу. Над нами было тускло, сквозь тучи светило солнце, на душе было тепло и как будто маслом намазано. Тайга успокаивает душу — со мной всегда было так. Мы с Катей шли и разговаривали о видах грибов, о зверьках, которых мы можем встретить. Я очень хотела увидеть белку — они там на каждом шагу и иногда даже позволяют себя покормить. Я взяла два батона хлеба на этот случай, хотя в тайге мы планировали пробыть часа два. Взяли два ведерка на двоих, так как знали, что не соберем много. Когда мы уже вошли в зеленые заросли елей, то стали расходиться. Волей-неволей началось как будто соревнование — каждая хотела собрать больше другой. Я ходила по листве между деревьями и разглядывала грибы. Но кроме одного рыжика и двух маслят, я больше ничего не нашла. Прошатавшись без толку и уже почти дойдя до границы, я развернулась и пошла навстречу Кате. Мы условились встретиться там, где разошлись возле небольшого куста орешника.

Я ждала недолго, и вот она показалась из-за кустов с пустым ведерком. Она была расстроена, так как я нашла несколько грибов, а она ничего. Я успокоила её, как могла, и сказала, что уже, наверное, поздно. Люди стараются собирать грибы вовремя, чтобы успеть. Ведь тайга огромная, а территория, ограниченная красной линией, маленькая. И тут Катя посмотрела на меня блестящими глазами. Мне не понравился этот взгляд, он не сулил ничего хорошего. И я была права.

— А пошли за красную линию? Там наверняка грибов целые поляны.

— Нет, Катя! Ты же знаешь, что нельзя. Люди пропадали, ты забыла? — был мой ответ, хотя я знала, что она меня больше не слушала: так всегда было, когда она загоралась идеей.

— Да пошли, они уже давно не пропадают. Мы быстро, туда и обратно. Просто наберем грибов, и сразу домой, — ответила она и сразу же развернулась, не дав мне ответить.

Катя пошла в глубину тайги, не дав мне опомниться. Я не могла оставить её одну и пошла за ней. Деревья теперь обступали нас со всех сторон. Мы шли недолго и уже через несколько минут оказались перед красной поблекшей лентой, натянутой через все деревья. Здесь начиналась запретная зона.

От этого ощущения запретности я почувствовала дрожь предвкушения, и теперь мне уже хотелось пойти туда. Тем более там была такая же тайга, как и везде: деревья, деревья кругом, и лишь изредка на пути появляются кустарники, над которыми всё равно высятся всё те же темные ели.

Катя нагнулась и прошла под красной тканью, я последовала за ней. Мы шли и не разговаривали, как будто, заговорив, мы нарушим ещё больший запрет. Мне было слегка не по себе. Мы прошли от красной ленты где-то метров на пять или шесть, мне так казалось. И началось просто чудо: грибы были повсюду, там была целая нетронутая полянка с грибами, одна за другой. Мы уже забыли, что нарушаем запрет, и гонялись от полянки к полянке. На тот момент мы были уже, по моим предположениям, метрах в десяти от границы. Я не беспокоилась. «Десять метров — это же не сто», — успокаивала я себя. Катя же, казалось, вообще напрочь забыла о времени и расстоянии. Её охватил азарт. Она металась то туда, то сюда, в то время как я сидела на одном месте. Начало темнеть. Мы уже собрали полные доверху ведра грибов и сидели, отдыхали, довольные своей работой. Катя мечтала о том, как бабушка будет её хвалить. Мол, всю семью кормит. Я тоже хотела увидеть реакцию бабушки. Съев одну булку хлеба напополам и наспех запив её водой, мы собрались уходить. Взяли ведра и пошли к границе.

Мы прошли пять метров… десять… пятнадцать… тридцать… но не было и намека на красную ленту. Я почувствовала, что что-то не так. Наверное, мы выбрали неправильное направление. Я слышала, что люди, когда идут в лесу или в тайге, припадают на левую ногу, и в итоге им кажется, что они идут по прямой, когда на самом деле они отклонились с курса влево. «Давай пойдём прямо, но с отклонением вправо», — предложила я, так как была уверена, что направление всё-таки правильное, просто мы ещё не дошли до места. Вот что значит — увлеклись. Катя без вопросов согласилась, и мы пошли вправо. И снова: пять метров… десять… двадцать… Никакой границы даже метров на пятьдесят вперёд не было видно. Теперь я засомневалась. Направление точно было правильное, так как я была уверена, что мы не зашли ТАК далеко.

— Что такое? — спросила Катя, обеспокоенно вглядываясь вперед, ища заветную ленту. — Где граница? Мы же пришли отсюда?

— Да, — ответила я, хотя уже не была так уверена.

— Может, мы прошли мимо? — спросила она у меня.

— Как? А где тогда деревня? Ты же знаешь, что лента окружает деревню по кругу.

Мы стояли и молчали, вглядываясь в темную зелень деревьев. Я сказала тогда:

— Пошли обратно. Наверное, мы ошиблись направлением.

Катя молча кивнула головой в знак согласия. Я пошла вперед, Катя за мной. Не знаю, как долго мы шли — я уже не считала приблизительное расстояние, так как было очевидно, что если идти против неправильного направления, то ты явно идешь в правильном. Но не тут-то было...

Мы шли около двадцати минут — все шли и шли в надежде наконец наткнуться на красную ткань или хотя бы увидеть её, нашу спасительницу, вдали. Но тайга как будто издевалась над нами. Было ощущение, что мы ходим кругами по одному и тому же месту. Деревья были везде. И мало того, вечер делал свет в и без того тусклой тайге ещё более тусклым и блеклым. Я прикинула, что через час таких хождений мы не заметим, что зашли на территорию границы, даже если пройдем рядом с красной тканью — настолько будет темно. А вместе с темнотой придёт… опасность. Да, опасность. Это слово мелькнуло в моей голове на секунду, и мне стало действительно страшно.

До поры до времени я держалась, и мы шли вперед и вперед через эти бесконечные проклятые деревья. Катя тоже боялась, я знала это, как знала и то, что она, как и я, не станет паниковать. Мы шли, шли, и вдруг я резко остановилась. Деревья закончились. В какой-то момент их просто не стало. Перед нами был небольшой каменный обрыв, внизу снова начинались длинные ряды деревьев, между камнями протекал ручей, одиноко неся свои мелкие воды вокруг таких гигантов. Странно, но увидев ручей, я ободрилась. Звук воды, такой живой и бодрящий, вдохнул в нас надежду.

— Ну что, давай спускаться? — улыбнулась Катя.

Я никогда не слышала, что в тайге есть обрыв — никто никогда, наверное, не доходил до него. И в голове у меня пронеслась мысль: «Может быть, просто никто не возвращался обратно». Я быстро отбросила эту ужасную мысль, тем более, звук воды так успокаивал, и я верила, что всё будет хорошо. Но всё же, несмотря на всё мое желание спуститься вниз, я приняла решение остаться на месте. Мы и так зашли уже слишком далеко, и если, пожалуй, ещё раз повторю, ЕСЛИ нас будут искать, то нет ничего лучше, чем остаться сейчас там, где мы находимся. Это я и сказала Кате, и она согласилась, хотя и с легким недовольством. Удивительная натура эта Катя Арчимаева — даже в такой экстремальной ситуации думает о приключениях. Мы присели на огромные глыбы камней и начали разговаривать. Говорили негромко в основном о житейских и личных проблемах. Через час мы уже едва различали лица друг друга. По моим предположениям, было уже часа два ночи. Мы выбрали очень удачное положение: так как мы находились на камне, значит, никто из мелких зверей не мог до нас добраться, а что касается больших, то мы хотя бы могли заметить их приближение, так как обзор был широким. Да и какому отчаянному зверю захочется искать пищу среди каменных глыб? Этими мыслями я окончательно успокоила себя и Катю, и мы заметно повеселели. Начали смеяться во весь голос, придумывая разные шутки. И тут неожиданно для самой себя я заметила свет в глубине леса — там, за ручьем.

Да, он был едва различимый, но всё же это был свет. И свет этот, очевидно, был от костра. Мгновенная мысль озарила меня: «Это может быть охотник из деревни. Это единственные люди, которые решались ходить за красную линию, а если это охотник, то он может помочь нам выбраться».

Моей радости не было предела. Я указала на свет и поделилась своей мыслью с Катей. Та тоже просияла, и теперь было очевидно, что нам придется спускаться. Обезумев от счастья, мы бежали сломя голову по камням вниз, к ручью. Грибы с собой мы, естественно, не взяли. Не до них было. Мы перешли ручей очень быстро, можно даже сказать, перепрыгнули. Когда мы оказались в лесу, свет пропал. Его просто не было, как будто всё это был мираж.

— Наверное он потушил костер. Пошли, посмотрим, если ничего не найдем, пойдем обратно, — сказала я, неуверенно шагая в темноту леса.

Катя пошла за мной, и мы стали медленно продвигаться к месту, где предположительно находился свет. Сначала мы ничего не могли рассмотреть в темноте; я смотрела себе под ноги, боясь наступить на охотника, и он по ошибке мог подумать, что я зверь и пристрелить. Да, сейчас я думаю, что это абсурдная мысль. Но то, что мы увидели, когда пришли к тому месту, где был свет, было, поверь, гораздо абсурднее. Это был дом. Деревянный, старый дом.

Сначала мы не поверили своим глазам и думали, что это игра света и теней, но по мере приближения мы отчетливо видели покосившуюся деревянную крышу и круглые бревна, из которых сделано это, так сказать, строение. Оно имело ещё одну особенность: оно было уродливым, и черное сгнившее дерево придавало ему мрачный вид. Как в фильмах ужасов. Но вид дома не оттолкнул, а наоборот, привлек нас. Если есть дом, значит, есть и хозяин, а для нас это значило помощь. И мы, недолго думая, подошли к деревянной двери и постучали. Ответа не последовало. Катя постучала сильнее. Ответа снова не последовало. И тогда Катя начала долбиться что было сил, помогая при этом себе ногами. В другом случае я бы сказала ей, что это слишком нагло и невежливо, но куда уж там — нам тогда не до вежливости было.

Ответа по-прежнему не было, но одна новость хорошей всё-таки была. Катя так ломилась, что выбила дверь, которая, видимо, не была заперта с самого начала. Мы посмотрели вниз и увидели, что именно держало дверь. Это был обычный камень. Видимо, хозяин не думал, что кто-то может попасть сюда, и не особо беспокоился о безопасности. Хотя о том, почему именно камень лежал за дверью и как он туда попал, мы тогда не задумывались.

Катя распахнула дверь. И мы вместе, как по договоренности, зажали носы. В доме стоял страшный смрад. Запах был сладковатый и до тошноты неприятный. Как будто сдохло стадо коров, а может, ещё чего похуже… Мы с Катей продвинулись вперед, в дом.

— Кто-нибудь здесь есть? — спросила Катя, этой фразой напомнив мне момент из фильма ужасов. Я ждала, что кто-то кинется на нас из темноты, но никого в доме не было. Внутри была большая комната со старым резным шкафом и кроватью, одиноко стоящей в углу. Кровать была без подушек, одеяла и других удобств, одно название — «кровать». Раз уж мы и так нарушили все правила, я решила заглянуть в шкаф. Катя тем временем прогуливалась по комнате и тоже всё разглядывала. Я открыла шкаф — в нем не было ничего. Н-и-ч-е-г-о. Ни намека на одежду. Это показалось мне странным. Я оглянулась, чтобы сказать Кате, что лучше нам уйти, и увидела, что она стоит на коленках и пытается разглядеть что-то сквозь отверстия между досками на полу. Только сейчас я заметила ручку, которая, очевидно, открывала вход в подполье. Не успела я подойти к Кате, как она дико закричала. Этот крик и перемена в её лице, когда она встала, поразили меня. Она, слава богу, не кричала слишком долго и пронзительно, но этого было достаточно, чтобы дать мне понять: «Пора сваливать — и чем быстрее, тем лучше!». Катя бросилась к выходу, и я побежала за ней, но не успела я даже войти в проем, как она резко подалась назад, закрывая дверь за собой, и говоря мне шепотом:

— Сюда кто-то идет, мы не успеем уйти!

Я никого не видела, но отчаяние и дикий ужас в её голосе подсказали мне, что лучше нам не встречаться с хозяином дома. Услышав глухие шаги на крыльце, мы в мгновение ока оказались перед открытым шкафом, и когда дверь в дом снова открылась, мы уже были в шкафу и зажимали рты руками, чтобы не было слышно нашего дыхания. Я думала в тот момент, что у меня сердце выпрыгнет из груди или, что ещё хуже, стук моего сердца будет услышан этим человеком. Загорелся тусклый свет и осветил комнату — видимо, в темноте мы не заметили, что в доме есть светильник или что-то в этом роде. В любом случае, теперь мы увидели тень хозяина на полу, а потом и самого хозяина. От ужаса я чуть не вскрикнула.

Это была мумия.

Точнее, в первый раз я подумала, что это мумия. Но, приглядевшись, я поняла, что это человек, а точнее, очень старая уродливая женщина. Когда она повернулась боком, я увидела скрюченный нос, гораздо длиннее, чем у обычного человека… и, о Боже… она принюхивалась. И клянусь тебе, на мгновение её жуткий взгляд остановился на шкафе. Я сразу отпрянула от щели, лишь бы не встретиться с этими леденящими душу глазами. Я посмотрела на Катю. Она, закрыв глаза и не шевелясь, сидела напротив меня: шкаф был достаточно просторный. Я так и не успела спросить её, что она увидела под полом, но, видимо, это было что-то ужасное, раз она так сильно испугалась.

Какое-то движение послышалось в комнате — скрип и грохот. Я поглядела в щель и застыла. Старухи не было видно в доме. Лишь дверца, ведущая в пол, была открыта. Я сидела и прислушивалась. До меня донеслись какие-то странные звуки, и первое время я не могла понять, что же это. Было похоже на чавканье. «Наверное, у неё там кухня, — подумала я. — Или подполье, где она хранит продукты». Это были самые лучшие и безопасные для меня идеи, остальные мысли я отгоняла и оставляла без ответа. Я сказала шепотом Кате:

— Это наш шанс, уходим.

Но Катя с таким ужасом в глазах посмотрела на меня, что мне стало по-настоящему страшно.

— Да что с тобой случилось? Что ты там увидела?

И тут, как будто в ответ на мой вопрос, я услышала, как скрипнула половица. Когда я посмотрела в щелку снова, то обомлела от шока. Эта старуха вышла из подполья с отрубленной человеческой рукой. Ты можешь это представить? Она грызла её, как дети грызут яблоки, с таким же удовольствием, чавкая от наслаждения. Тошнота подошла к горлу с такой силой, что я думала, что меня сейчас вырвет прямо там. Но мысль о том, что ОНО услышит меня, мгновенно привела меня в чувство. Я продолжала, как заворожённая, смотреть в щёлку. Я не знаю, что со мной случилось, но я смотрела и смотрела, как старуха пожирает руку. Мне даже показалось, что с неё клочьями спадали черви, но хуже мысли о том, что это ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ рука, быть не могло. Наконец, не вытерпев и выйдя из ступора, я отодвинулась от щёлки. От мысли, что этому чудовищу может прийти в голову открыть шкаф, я чуть не потеряла сознание. Чавканье продолжалось, но теперь к нему добавилось довольное мурлыканье. Желудок снова схватили спазмы, я еле сдерживалась. Катя продолжала сидеть с закрытыми глазами, как будто отказываясь принимать реальность. В ту минуту я действительно волновалась за её рассудок. Переборов себя, я снова посмотрела в щелку и в ужасе отшатнулась от неё: за то время, пока я сидела и боролась со своими спазмами, там уже лежало четыре руки и ещё какая-то часть тела. Приглядевшись внимательнее, я поняла, что это голова. У меня было ощущение, что я сойду с ума — теперь я поняла, что за запах стоял в этом доме. Это был трупный смрад. Больше я не заглядывала в щелку, потому что чувствовала, что не выдержу. Казалось, что сойти с ума — лучший выход. И это чавканье… это было самым отвратительным. И как будто боги сжалились над моим рассудком — я не заметила, как потеряла сознание.

Меня разбудил толчок. Мне снился какой-то прекрасный сон, я была недовольна, что бабушка будит меня так рано. И тут яркая вспышка воспоминаний, столь ужасных, что хотелось снова уснуть и возможно никогда не просыпаться, осветила мой ум. Я вернулась в сознание и увидела перед собой испуганное лицо Кати. Она прижимала палец к губам и указала мне на щель, предлагая взглянуть. Я посмотрела, и рвотный рефлекс взял свое — меня стошнило с таким страшным и громким хлюпающим звуком, что не услышать его было просто невозможно. Катя в ужасе посмотрела на меня, я — на неё. И так мы смотрели друг на друга, не шевелясь. Я всё ждала, когда откроется дверь шкафа. Но она не открывалась, и тут я услышала резкий режущий уши храп. Так вот почему Катя разбудила меня... Пришло время выбираться — или сейчас, или никогда.

Дикий, нечеловеческий храп повторился. Тошнотворный запах тухлятины снова заполнил мои легкие. Я знаком показала Кате, что пора действовать, и шепнула в ухо:

— Если она не услышала такой громкий звук, то она не услышит скрипа шкафа.

Звучало убедительно, и Катя кивнула. Я же не была в этом уверена, но находиться в этом месте было ещё опаснее. Другого шанса могло и не быть, мы обе это понимали.

Я резко открыла дверцу шкафа. Скрипа почти не было. Старуха, скрючившись и открыв рот, лежала на кровати, громко храпя. На губах у неё оставались остатки гнилого мяса, и я с отвращением отвернула голову от неё... и увидела такое, что наверное будет преследовать меня всю жизнь. Катя сзади вскрикнула и сразу в ужасе закрыла себе рот руками. Дверь от подполья была открыта, и там внутри лежали ряды полусгнивших трупов пропавших в деревне людей. Их было настолько много, что они едва умещались в этой яме. Многие из трупов уже разлагались, и почти у всех отсутствовали руки. Запах был таким сильным, что я снова чуть не потеряла сознание. Пол скрипнул. Я посмотрела на Катю, в ужасе пятившуюся назад, потом на старуху, лежащую на кровати. Мое сердце ухнуло вниз. Она лежала с открытыми глазами и пристально смотрела на нас.

Секунды хватило, чтобы мы с Катей выскочили через незапертую дверь. Я слышала, я знала, что оно преследует нас. Я никогда в жизни не бегала так быстро. Мы с Катей шли к дому около десяти минут, обратное расстояние мы пробежали, наверное, за минуту. Светало, и поэтому дорогу было хорошо видно. Вот, наконец, перед нами ручей. Через некоторое время мы уже в лесу на противоположной стороне. И клянусь, мне всё ещё казалось, что старуха бежит за нами по пятам. Мы бежали и бежали прямо, без оглядки и — о чудо! — впереди мы увидели красную ленту. От счастья я побежала ещё быстрее. Никогда в жизни я так не радовалась, как в тот момент, когда мы с Катей перешли границу и оказались в деревне.

Оказалось, что нас искали по тайге всю ночь. Бабушка, увидев меня, заплакала и встала на колени, благодаря Бога за то, что мы не очередные пропавшие. Она покрывала меня поцелуями и обнимала. Я же не чувствовала ничего: это как будто происходило не со мной.

— Где вы пропадали? — спросили те, кто нас искал. Их было человек пять или шесть взрослых мужиков.

Катя внимательно посмотрела на меня. Я покачала ей головой.

— Просто заблудились, — сказала я. — Нашли ручей и просидели у него всю ночь.

— Какой ручей? У нас в тайге нет ручьев поблизости, насколько я знаю, — ответил старый охотник.

— Мы были за границей, — ответила ему Катя.

Лица у всех приняли озабоченное выражение, бабушка запричитала.

— Всё было хорошо, мы просто заблудились, — сказала я и, подумав, добавила:

— Я думаю, нужно построить забор вокруг нашей деревни, но только очень-очень высокий, и лучше с колючей проволокой наверху.

Люди странно посмотрели на меня. Но, как ни странно, через три дня строительство забора началось. Думаю, к зиме территория уже будет огорожена.

Я сидела с открытым ртом на протяжении всего рассказа. В голове не укладывался такой кошмар. Но по лицу Наташи я видела, что она не врет.

— Почему ты не рассказала им про неё? — просто спросила я.

— А что я, по-твоему, могла сказать им? «Это старуха, похожая на Бабу-Ягу из сказок, пожирает людей, но вы не волнуйтесь, у неё в подполье полно запаса. Она предпочитает тухлятину, так что в ближайшие года два можете не беспокоиться». Так, что ли?

Я тогда впервые задумалась о сказках. Если существ из них не существует, то тогда откуда берутся истории? Возможно, не все сказки выдуманы...