Отвечая «Да» Вы подтверждаете, что Вам есть 18 лет
Пару лет назад я участвовал в археологической экспедиции в глухой Сибири. Кругом никаких дорог, максимум — это заросшие старые просеки и раскуроченные колеи, по которым изредка проезжают лишь охотники. Наш студенческий лагерь располагался в двадцати километрах от ближайшей деревни, а это целый день пути, если шагать пешком — и то при лучшем раскладе. Стоило лишь подумать в какой же забытой глуши мы находимся — на душе сразу разгорался авантюристский огонёк.
В лагере, однако, всё было цивильно: имелся генератор, от которого работал насос, качавший воду из реки; погреб, где хранили овощи, и даже баня имелась, представлявшая из себя специальную палатку с установленной в ней печью-котлом. Интернета только не было, вместо него на одной лиственнице висела доска объявлений, где отображали погоду и даже курсы валют (наверняка очень важная информация в этой глуши).
Подъём в шесть утра, весь день раскопки — надо сказать, что это дело не из лёгких. Когда на лес спускалась темнота — собирались всей командой у костра, играли на гитаре, травили байки, страшные истории. А если подождать до середины ночи, то можно было, отмахиваясь от комаров, поглядеть на необычайно яркое звёздное небо, какое в засвеченном городе не увидеть. И спалось отлично — на свежем таёжном воздухе удавалось полностью восстановить силы за шесть часов сна, учитывая, что я тот ещё соня.
Страшно было одному в палатке по ночам — признаюсь. Лес тих и в то же время он наполнен многообразными звуками. Психика в тёмное время суток обостряется, особенно в лесу, и человек впадает в первобытное состояние, когда отовсюду ожидает опасность. Становится понятно, почему древние люди не сомневались в существовании леших и прочих духов: шумы леса превращаются в чью-то ходьбу у палатки, а редкий вскрик безобидной таёжной птицы кажется вскриком человека. И ты зарываешься поглубже в спальный мешок, будто он спасёт от неведомых чудовищ…
У глав экспедиции при себе имелось ружьё — это на тот случай, если придут дикие животные, вроде медведя или волков, ведь на дворе жаркий июль, а летом в тайгу без ружья ходить опасно. Имелись и какие-то ядрёные газухи от медведей, что били струёй аж на семь метров, но владелец ружья (по совместительству антрополог, охотник, управляющий лагерем и просто хороший человек) Константин нас «успокаивал», мол, бывали случаи, когда в медведя всаживали по нескольку пуль, но он всё равно догонял и раздирал охотника, а тут какие-то пшикалки… Потому советовал он нам, что если вдруг услышим далёкий треск кустов, то сразу начинать кидать петарды и шуметь — медведь обойдёт стороной, и лезть к банде бешеных лысых обезьян не рискнёт.
Древнее городище, на котором мы вели раскопки, находилось на берегу мелкой речушки, в метрах трёхстах от поляны с нашими палатками, за густыми лиственницами — даже не видно его из лагеря, а деревья там росли так плотно, что по пути туда можно было и заблудиться. Городище открыли археологической разведкой ещё в 70-х по рельефным признакам, то есть по рву и валу. В древности ров копали достаточно глубокий, вал высокий, и, конечно же, за тысячелетия деревянные конструкции разрушались, а вот рельефные признаки оставались — по ним и находили поселения. Короче говоря, этот район ещё только начинали изучать.
На большую странность поселения мы наткнулись почти сразу: на вале по его периметру располагались целые сети зольных пятен — следы от древних костров. Такая картина прослеживалась на всех глубинах, во всех культурных слоях, то есть племена разных эпох и культур приходили на это место и уходили, однако всегда сохранялось одно — сеть костров вокруг городища. Неясно, какую роль выполняла эта сеть, вряд ли эти костры использовались для приготовления пищи, поэтому оставалось отделываться лишь предположениями, вроде того, что они использовались в неких ритуалах.
Не меньшей странностью были и находки очень большого количества человеческих костей, беспорядочно разбросанных по городищу. Это точно не захоронения — в самом городище таковых обнаружено не было, поэтому хоронили, скорее всего, где-то вне поселения. Разбросанные кости имели примерно один возраст, из чего следовало, что древние жители погибли единовременно. Эта странность прослеживалась в нескольких культурных слоях, то есть обитавшие здесь племена часто гибли по какой-то причине. Поселение могло быть перебито набегом враждебного племени или истреблено некой эпидемией.
Суеверные одногруппницы Леся и Аня по этому поводу очень пеклись, ведь если здесь так много костей, то наверняка и по ночам здесь бродят сотни призраков… Мы с ребятами этим пользовались и постоянно подшучивали над ними, пугали по ночам и, словно актёры, разыгрывали целые мистические сценки. Однако и сами стремались, когда по ночам из леса доносились всякие звуки. Правда, никто не подавал вида.
Помимо костей находилась орнаментированная керамика, кучу её осколков складировали в лагере под тентом, там же и сортировали «по квадратам», чтобы не спутать находки из разных эпох и мест городища. Иногда находились наконечники стрел, крупные останки сосудов. Удалось найти даже бронзовый нож. Как говорил руководитель нашей практики, которого мы дружески называли дядей Женей, самые первые люди здесь появились около трёх тысяч лет назад, но более точное время можно будет выяснить только после практики, когда отвезём материал в город для проведения радиоуглеродного анализа. Однако, к сожалению, сделать это нам так и не удалось.
К тому дню уже прошло больше недели упорных работ. Я со своим давним другом Витей возил к реке на тачке землю в вёдрах и просеивал её в воде через сито, пока не оставались только большие частицы, которые могли быть упущены при работе. Не самое весёлое занятие, но время короталось за разговорами. Беседу нашу прервал Дима. Он прибежал запыхавшийся, с восторгом в глазах и крикнул нам:
— Бросайте свою ерунду! Мы такое откопали! Не поверите!
Мы не поверили, бросили ерунду и побежали к участку работ. Около ямы собрались все: Леся, Аня, дядя Женя, его помощница Людмила и даже дежурный по лагерю Константин. Как выяснилось — нашли древний деревянный идол. Поломанный, трухлявый, однако по очертаниям угадывались узоры, рисунки, правда, не везде сохранившиеся. Удивительно, как этот кусок дерева вообще не сгнил! Судя по слою, где он залегал — ему две тысячи лет или около того.
— Это сон! Я сплю! — всё причитал, как мне помнится, дядя Женя. — Такая редкая находка! Аккуратней кисточками, аккуратней!
Он сказал, что существуют и более древние деревянные находки. Самой древнейшей — одиннадцать тысяч лет, что ещё задолго до пирамид! Однако дереву нужны особые условия, чтобы сохраниться. В этом месте ведь даже и не торфяник!
Мы аккуратно очистили разломанный идол от земли. Он оказался разломан временем на четыре части, что в совокупности по размерам давали три метра с лишком. Вероятно, раньше он был ещё больше. Изображение неизвестного божества было интересно разглядывать, однако времени мало — надо успеть до вечера. Мы занялись переносом частей к лагерю под тент, чтобы уберечь от вероятного дождя. Работали очень аккуратно и осторожно, боялись даже дыхнуть на него лишний раз.
Остальную часть дня мы изучали необычную находку, пытались разобрать узоры, рисунки. Дядя Женя сфотографировал идол во всевозможных ракурсах, сделал зарисовку. На идоле вытесано много различных знаков, но не все можно было различить — многие линии стёрлись временем, где-то древесина истлела, где-то откололась. По оставшимся знакам можно было сказать немногое, тем более, что смысл их был от нас сокрыт. На «голове» было отображено лицо — опечаленное или даже отчаявшееся, судя по раскрытому, будто в крике, рту. В нижней части идола располагался рисунок: лик этого божества в окружении девяти других лиц, как бы привязанных к нему линиями. Остальные изображения на идоле — бессмысленные для нас знаки и узоры. Информации мало, потому было сложно определить, какую же именно стихию олицетворяло это божество.
Команда настолько увлеклись находкой, что ужин сготовили уже в сумерках, когда солнце спустилось за могучие кроны лиственниц, а в холодеющем небе зажглись первые звёзды. Мы расселись на брёвна вокруг костра, уплетали перловую кашу с тушёнкой и обсуждали различные теории по поводу идола. У каждого их придумалось немало. После ужина дядя Женя и Константин направились к радиостанции, сообщать о находке на «большую землю», а остальные продолжили жаркие дебаты у огня.
Совершенно неожиданно из лесной темноты на нашу поляну выплыла фигура человека средних лет, с ружьём за спиной. Дебаты тут же стихли. Посторонний, в такой глуши, да ещё и вооружённый — не самый желанный гость.
Мужчина прервал напряжённое молчание — извинился, представился. Оказалось, что он охотник на соболей, бродил по лесу, увидел огонь издали, голоса людей, удивился, что в этих диких местах кто-то есть и решил посмотреть из любопытства.
— Извините, а можно к вашему костру? А то я свой лагерь так и не разбил, а уже темно, да и холодно…
— Конечно, присаживайтесь, — жестом пригласила Людмила охотника. Мужчина шагнул в круг света от костра и расположился напротив нас всех, на пустующих местах дяди Жени и Константина. Мы предложили ему каши, он поблагодарил нас и не отказался. Я только что обратил внимание, что одет он в шубу.
— И что ваша группа делает в такой глухомани? — поинтересовался он, не отрываясь от своего котелка, наполненного перловкой.
— Археологи-студенты. Практику проходим на раскопках.
— И чего раскапываете?
— Древнее городище. Вон в ту сторону если идти три сотни метров.
Охотник глянул за деревья и кивнул головой:
— И нашли чего-нибудь?
— Да! Идол! — вырвалось у Димы. Остальные на него посмотрели с укором, ведь о такой ценной находке лучше не рассказывать незнакомцу. Кто знает, что у него в голове?
— Вот как, целый идол? — удивился охотник. — И что вы с ним сделали?
— Откопали. А потом сюда принесли, под тент, чтоб дождь не замочил, — сказал Дима и, заметив на себе наши взгляды, стушевался. Мне на секунду показалось, что по лицу охотника пробежалась мрачная тень.
— Вот как… — сказал он с некоторой грустью в голосе и задумался. Некоторое время он молчал и был слышен лишь треск костра. Разобравшись с кашей, он ещё раз поблагодарил за угощение и заговорил:
— Удивительное место. Удивляюсь и удивляюсь. Сначала монах, а теперь раскопки и идол. Слишком насыщенное на события место для такой глухомани.
— А что за монах? — поинтересовалась Аня.
— Вы ещё не ходили в его хижину? — удивился охотник. — А я всегда думал, что молодёжь склонна лазить по всяким заброшенным местам.
— Тут рядом разве кто-то живёт?
— Уже не живёт, но раньше жил. Если спуститься к речушке и пойти вдоль берега по течению километров… наверное, пять от вашего лагеря, то можно выйти к его избушке, — охотник оценил наши заинтересованные взгляды и решил продолжить. — Лет, наверное, тридцать шесть было мужику… Кто его знает, зачем ему вздумалось поселиться так далеко от цивилизации, но у каждого свои тараканы в голове. На религии был повёрнут человек — рядом с избой у него даже стояло что-то вроде самодельного храма, напоминающее шатёр из досок. Участок неплохо себе отстроил: и баня, огород большой, стадо овец имелось в пятнадцать голов. Жил в полном уединении несколько лет, совсем редко к нему грибники захаживали, ну или охотники, вроде меня.
Мужчина спрятал свой котелок в рюкзак.
— В ту зиму я на соболей охотился в здешних окрестностях. Место богатое на пушнину, зверь почти не пуганый, даже позволяет себе голос подавать. Своим псом загоняю соболя на самый верх дерева, где ему никуда не деться, а потом стреляю — и дело в шляпе, как говорится. Ну, тут у меня снегоход и поломался. А от своего зимовья я забрался далеко — на лыжах если идти по такому трескучему морозу, то и к вечеру не успею, а в ночи идти по лесу… И вспомнил я, что рядом монах живёт, вышел к речке и дошагал до его избы — уже темнеть начинало. Каково же было моё негодование, когда я обнаружил пустую избу. Окна разбиты, дверь сорвана с петель, внутри всё перевёрнуто. Монаха не было нигде. Недобрые люди сюда наведались, подумал я тогда. Может от них монах и скрывался, может, прошлое у него было криминальным. Жилище покинуто спонтанно, на столе осталась еда. Я осмотрел постройки, овец нет, да и вообще никаких больше животных. В избе ночевать было нельзя — то же самое, что и на улице, потому я стаскал дрова в баню и решил переночевать в ней. От безделья осмотрел избу повнимательней и нашёл… — охотник потянулся к рюкзаку и вытащил потрёпанную толстую тетрадь в чёрной обложке. — Вот эту тетрадь. Тут монах делал записки о событиях, стихи сочинял, ну и тому подобное. Той ночью я её прочитал полностью, пока в бане ночевал. Вот этот отрывок мне нравится больше всего.
Охотник прослюнявил пальцы, отлистал на нужное место и принялся читать вслух:
— Оно похоже на тень, и в то же время это не тень. Оно оставляет следы в снегу и издаёт холодящие всё нутро, вопли, не злобные, а скорее похожие на вой забитого животного: такие же тоскливые и безнадёжные, от чего на душу словно опускается безрадостная мгла. Библейское ли… Я слышал прошлой ночью испуганное скуление пса, блеяние овец. Наружу я осмелился выйти лишь днём и увидел, что все животные мои растерзаны. Следы не волчьи. Следы вообще ни на какую известную мне тварь божью не похожи. ОНО разгневано, и я не знаю, как задобрить его. Конец записи.
Охотник снова оценил наши сосредоточенные взгляды и, кажется, остался доволен.
— И что с монахом случилось? — спросил Витя.
— Я не знаю, — пожал плечами мужчина, после чего закинул тетрадь обратно, водрузил рюкзак за плечи и поднялся. — Спасибо за славный ужин, тепло костра и беседу. А мне пора на соболей идти, аванс надо отрабатывать. До скорого, добрые люди.
Не успели мы и рта открыть, как охотник зашагал обратно к лесу и растворился в густой темноте между стволами лиственниц. Слышались ещё удаляющиеся шаги, но скоро и те были поглощены тишиной ночной тайги. Некоторое время мы сидели молча.
— Типичный трепатель языком, — сказал Витя. — И дневник у него стопудос липовый. Не удивлюсь, если вообще пустую тетрадь нам зачитал, чтобы запугать. А ушёл-то как пафосно — даже плюнуть захотелось.
— А тебя не напрягло, что он в июле-месяце в шубе ходит? — спросил Дима. Я хотел задать тот же вопрос.
— Меня напрягло, что ты ему про нашу находку всё растараторил, болван! А про меховую одежду — так я слышал, что в ней даже летом можно ходить — в ней не жарко.
— Посмотрел бы я на тебя в меховой шубе во время жары!
К костру вернулись дядя Женя и Константин, они сказали, что вертолёт с «большой земли» для транспортировки пришлют в ближайшие дня два-три, а пока надо интенсивно продолжать работы, ведь не исключено, что здесь могут иметься ещё идолы. А мы, в свою очередь, рассказали о необычном охотнике, что забрёл сюда и об его истории.
— А ушёл он куда?
— Обратно в лес, на соболей охотиться.
— На соболей? В июле? Кто же летом на соболей охотится? Они же линяют в это время, — удивился Константин, а затем, после небольшой паузы, добавил:
— Так, слушайте меня внимательно. Если этот мужик вернётся ночью — сразу кричите и поднимайте весь лагерь. Хреново, что он знает об идоле. Возможно это браконьер, а значит, ему нужны деньги. Этот идол дорогого стоит… У меня ружьё, поэтому я посторожу первую половину ночи. Евгений, вы тоже умеете обращаться с ружьём, сможете меня сменить во второй половине?
— Да-да, без проблем.
— Так, а остальные отбой, время позднее.
Ту ночь я спал с противомедвежьим газовым баллончиком в обнимку. Конечно, если тот мужик всё-таки вздумал бы вернуться и отнять находку — шансов у меня против него оказалось бы мало. Да и Константин, стороживший тент с находками, хоть и имел ружьё, но всё равно при этом был беспомощен. Ведь если некто начнёт стрельбу из густого леса — Константину придётся тяжко. На открытой поляне он отлично виден. Достаточно будет лишь незаметно подобраться поближе и хорошо прицелиться. Даже если браконьер промажет, то у Константина будет слишком мало времени, чтобы определить, откуда ведётся стрельба и зарядить в ответ. Снимешь человека с ружьём — идол твой, а студентам останется только убегать.
Это меня напрягло, и я вышел из палатки, чтобы рассказать о своей мысли сторожу. На что тот отмахнулся.
— Это соболятник. На соболя с большими ружьями не ходят — используют мелкашки. Если он в здравом уме, то не будет рисковать, увидев кого-то с ружьём покруче, — Константин указал на своё ружьё. — Двенадцатый калибр, стреляю пулями Бреннеке. Этой штукой можно валить медведя.
— А я слышал, что человека и мелкашкой можно убить.
— Мелкашкой можно ранить и ранить хорошо, например, если стрелять в живот. А чтобы пробить мне череп — ему придётся подобраться очень близко. И даже в этом случае я сомневаюсь, что получится пробить кость, — сказал Константин и усмехнулся. — Не боись. На самом деле нет гарантий, что он и вовсе захочет украсть находку. Тем более, что увидит у меня ружьё.
Я вернулся в палатку, однако всё равно остаток ночи спал беспокойно. Если даже за небольшую часть идола на чёрном рынке могут отвалить много денежек, то опасность исключать нельзя. И всё же, никто ночью к лагерю не заявился.
В шесть утра подъём, завтрак, и в семь мы уже приступили к работе на раскопе. Копали с гораздо большим энтузиазмом, чувствовали себя настоящими учёными, первооткрывателями. Мы только студенты, а уже отрыли такую редкость!
Особый энтузиазм обуял Диму. Он слишком ускорился, работал с полной отдачей, со стороны казалось, будто он хочет прокопать планету насквозь. Поэтому, когда наступило пекло — он быстро растратил свои силы. В полуденный часовой перерыв он просто свалился в траву и уснул. А после перерыва проснулся вялым, разбитым и очень сильно снизил темп, сделался ворчливым и, кажется, возненавидел археологию, хоть на вторую половину рабочего дня остаются несложные мелочи, вроде зачистки раскопа и его уборки.
Дядя Женя выдвинул гипотезу, что десять лиц на рисунке в нижней части идола — это целый пантеон богов, а так как лицо найденного идола отображено в центре пантеона и к нему тянутся линии от остальных девяти божеств, то, скорее всего, мы добыли самое главное божество. Следовательно, возможно откопать здесь целое капище. Однако, ничего выдающегося тем днём мы не нашли: только осколки керамики, да один маленький сосуд-чашу. Новый истукан не откопали, вероятно, капища в этом месте не было.
Во время раскопа мы много обсуждали и рассказ охотника. Выходило, что совсем неподалёку находится целая заброшенная изба, да ещё окутанная такой большой тайной исчезновения монаха — настоящий магнит для любителей всего загадочного. Конечно, на слово верить охотнику нельзя, но мы оказались заинтригованы историей, а потому не сходить к избе и не наделать кучу атмосферных фотографий было бы настоящим преступлением.
Главными инициаторами похода был я и Витёк. Аня и Леся увязались за нами, но было видно, как они трусят, а вот уставший Дима попросил нас от него отвалить и после раскопа сразу ушёл в палатку. Интересовал его только сон.
Мы подошли к дяде Жене отпрашиваться с вечерней лекции. Поначалу он не одобрил нашу затею, но рассудил, что мы уже люди взрослые и потому разрешил поход. Напоследок он сделал наставление, как ориентироваться на местности, а также поставил условие, чтобы вернулись до темноты.
С собой мы набрали немного еды, видеокамеры, газухи и петарды для отпугивания медведей, а также рацию для связи, после чего вышли к речке и двинулись вдоль берега по течению в путь. Берег был затянут высокой, по пояс, травой, поэтому мы двигались по лесу, не выпуская реки из вида. Девушки смертельно боялись пауков, поэтому плелись сзади, а в авангарде шагали я и Витя, в руках мы держали длинные ветки, которыми сшибали с пути огромные паутины, растянутые между стволов лиственниц. Некоторые паутины перетягивали расстояния в метров пять! Сети лесных пауков прямо как нити. Даже скрипят, когда рвутся. Да и сами пауки жирные, уродливые — домашние пауки кажутся милашками на их фоне. Пройдёшь по лесу — пол дня потом мерещится, что по тебе кто-то ползёт.
Солнце склонялось к горизонту всё ниже. Шагали мы быстро, чтобы хватило времени всё осмотреть. Примерно через час ходьбы в просвете между деревьями увидели постройки. Небольшая изба с синими резными окнами стояла ближе всего к лесу, за ней расположились окосевший сарай, видимо, для овец, и маленькая баня. В конуре перед входом в сарай когда-то жил пёс. Ржавая цепь лежала на земле, венчал её разорванный ошейник. За постройками раскидывалось приличных размеров поле, всё заросшее травой. Это раньше было огородом.
— Охотник про церковь рассказывал. И где же она? — спросила Аня, когда мы всё окинули беглым взглядом.
— Не про церковь, а про какой-то импровизированный храм из всякого хлама, — поправил её Витёк. — Кто его знает. Может, приврал.
Пока мы разыскивали «импровизированный храм», то я чуть ли не провалился в глубокую яму. Погреб, судя по всему. Деревянный щит, который должен был прикрывать яму, лежал неподалёку, а в высокой траве заметить дыру было сложно, особенно когда глядишь по сторонам. Мы посветили фонариками вниз, там обнаружилось целое помещение, были видны старые мешки с картофелем. По лестнице спускаться не стали — ступеньки её казались хлипкими.
Обещанный «храм, похожий на шатёр» мы не отыскали. На открытом месте в поле увидели только кучу обугленных брёвен.
— Похоже, на этом месте когда-то и стоял «храм», — сделал вывод Витя.
— Неужели подожгли? — ужаснулась Леся.
— Вряд ли кому-то потребовалось его поджигать. Да и зачем? Шатёр был высоким и стоял посреди поля. Вот молния по нему и шандарахнула, — ответил Витя. Он всему находил логичное объяснение.
Мы вернулись к избе. Окна были разбиты, а дверь вышиблена. Всё, как и рассказывал охотник. Я осмотрел дверной косяк. Петли выкорчеваны, словно некто с огромной силой ударил снаружи. Сама дверь влетела внутрь избы.
— А дверь-то выбивали, — заметил Витя. — Всё-таки монах кому-то насолил.
— Странно, что она вовнутрь открывалась, — сказала Аня. — Обычно же открываются наружу.
— В тайге по-другому. Это чтобы снег было легко разгребать, когда вход завалит, — ответил Витя. Я обратил внимание на вбитую в дверь иглу. Она торчала остриём к улице.
Вся изба состояла из одного помещения. Имелась большая русская печь, потрескавшаяся и осыпавшаяся. Посреди комнаты на боку лежал совсем хиленький столик, а у тёмных бревенчатых стен размещались лавочки. Кастрюли были раскиданы по полу. В одной из них была еда, но сейчас уже и не определить, что ел монах в свой последний день — всё сгнило. В углу напротив печи стояла кровать, аккуратно застеленная, словно бы совсем недавно. Только грязное и запылившееся покрывало напоминало, что здесь уже давно никто не ночевал. В другом углу была приколочена полка, со стоящими на ней иконами.
— И не разграбили избу! Даже иконы не стащили! — удивился Витёк.
— Тебе лишь бы стащить чё-нибудь, — съязвила Леся.
— Мародёры сразу растаскивают, как только прочухивают, что дом заброшенный, — сказал Витёк. — А тут… С другой стороны, а кому захочется тащиться двадцать километров по лесам?
Мы осматривали хижину и фотографировали всё подряд. Аня нашла под кроватью монаха чемодан и, как подобает истинному археологу, стала там рыться. В вещах она откопала фотоаппарат. Плёночный.
— А вот это интересно!
Вся команда тут же окружила находку.
— Жалко, что не цифровой, — сказала она. Фотоаппарат прошёлся из рук в руки. Здесь могли быть ответы на наши вопросы.
— Это мы полюбасу с собой возьмём, — я сунул фотоаппарат в рюкзак. — Чтобы узнать, что здесь случилось. Проявим фотки как-нибудь.
Закончив с осмотром, мы поставили стол на ноги, сдвинули к нему лавочки и приступили к ужину. В таких загадочных и необычных местах любая еда становится в разы вкусней. Мы обсудили, что же могло приключиться с монахом и в целом сошлись на мнении, что сюда явились его давние враги, от которых он и скрывался во многих километрах от цивилизации. Выдвигались и различного рода мистические теории, вызванные историей охотника, но Витёк их всё умело опроверг, ведь действительно не было никаких оснований верить в байку, рассказанную у костра.
Необычности начались, когда мы вышли во двор. Леся вдруг заметила выцарапанный на стене избы знак.
— Смотрите, — позвала она нас. — Ничего не напоминает?..
Всем нам этот знак оказался знаком. Ровно такой же был высечен на идоле. Чтобы убедиться — мы сверились со вчерашними фотографиями. Полное сходство. Совпадение? Знак достаточно сложен, для того, чтобы это оказалось лишь совпадением.
— Кто-то из вас его высек? — спросила Аня. — Я знаю, вы на такие выходки способны.
— Чем? — усмехнулся Витёк. — Моим ножом такого не сделать, тут глубокий порез. Наверное, топором работали…
— Так я вам и поверила.
— Да ты сама глянь, порез давнишний, дерево уже выцвело на солнце.
Витя вытащил нож и нацарапал рядом борозду. Свежий порез выглядел ярче.
— Я же говорила, что здесь что-то неладно! — растерялась Леся.
— «Прохладно», — передразнил её Витя. — Этот знак может быть популярным в этих местах.
— Ой, колись — ты и нацарапал его, — поморщилась Аня.
— Как? Знак старый, тем более мы всегда были у вас на виду. Отвечаю — это не я.
— Тогда кто?
— Тому идолу две тысячи лет… — сказала Леся. — Культура того племени позабыта. Как этот знак может быть популярным? Среди кого популярным? Православный монах его высек?
— Всегда можно найти рациональное объяснение. Может и монах высек. Или ты хочешь сказать, что это сделали инопланетяне? — Витя усмехнулся.
— Ну давай, придумай объяснение! — завелась Леся. — Тому куску дерева две тысячи лет, потом к нам пришёл странный мужик из леса и рассказал, что здесь что-то происходит. И теперь ты собственными глазами видишь, что этот знак — точно с идола! Храм здесь сожжён, дом перевёрнут, а монах пропал. И где твоё разумное объяснение?
— Я обязательно его придумаю, угомонись, — ответил Витя.
Находиться здесь стало напряжно, но от этого моё любопытство только ещё больше разгорелось. До заката оставалось немного времени, тени становились длинней. Пора поворачивать назад, чтоб не получить от дяди Жени нагоняй. Пока я фотографировал знак, чтобы потом показать его руководству практики, Витя прошёл к ещё не проверенным хозяйственным постройкам. Я тоже решил последовать за ним. Ровно в этот момент он распахнул дверь бани, замер, затем пошатнулся и тут же отпрянул. Его согнуло пополам и вырвало только что съеденным ужином.
— Твою мать… Твою мать… — выдавил он из себя.
— Что такое?
— Там человек мёртвый… — ответил Витя и кое-как подавил новый рвотный позыв. Девушки хором ахнули.
Даже не подходя к бане, я почувствовал сильный запах гнили.
— Монах? — спросил я.
— Не знаю… Ух, мне аж плохо стало, — сказал Витя. Он, пошатываясь, отошёл от бани, глотал свежий воздух. Аня и Леся что-то взволнованно причитали, сами не свои, а я вдохнул побольше воздуха, включил фонарик, подошёл к распахнутой двери и глянул внутрь.
На банном полке лежала изуродованная гниением уже почерневшая и сморщившаяся фигура человека в шубе. Мертвец иссох, глаза его провалились, а от тела остались лишь волосы и чёрные кости. Были видны старые и высохшие разводы трупной жидкости на дощатом полу — это когда-то на ранних стадиях разложения вниз стекало сгнившее мясо, превратившееся в кремообразную жижу. Рядом с мертвецом лежало ружьё. И толстая тетрадь в чёрной обложке. Её узнал я сразу — это тетрадь монаха, которую видел вчера у костра. Да и шуба знакомая. Сомнений не было никаких. Я отошёл подальше, подышать свежим воздухом.
— Ну чего там? — спросила Аня.
— Короче, это тот самый вчерашний охотник, — сразу бахнул я.
— Как это «охотник»? — девушки побледнели ещё сильней.
— Да быть не может, — сказал Витя. — Он там уже разложился ведь.
— Сходи и проверь ещё раз, — предложил я ему. Витёк поколебался, однако сходил к двери снова. За ним потянулись и девушки, но их я туда не пропустил — мало ли чего у них с головой может произойти после такого. Обратно Витя вернулся с совершенно другим лицом. На этот раз рационального объяснения он дать не смог.
Мы сразу же связались с лагерем по рации, сообщили о найденном в бане около хижины монаха трупе. Ответил нам Константин, и он очень скептично отнёсся к тому, что это труп именно охотника, только вчера разговаривавшего с нами у костра. Особенно он усомнился в этом, когда мы упомянули, что тело уже совсем разложилось и иссохло.
— Если это шутка, то я вас заставлю по лесу перед сном бегать, чтоб энергия лишняя вышла. Поняли меня?
— Да какие тут шутки? — возмутилась Аня. — О таком не шутят! Мы вам фотографии покажем!
— Ну, хорошо. Допустим. Если это правда, то ничего там не трогайте. И ту самую тетрадь, о которой сказали.
— Почему это? — спросил я.
— Потому что снимут отпечатки пальцев и у тебя будут лишние проблемы с полицией, — сказал Константин. — Я понимаю, что вам любопытно, но не делайте глупостей. И поскорей возвращайтесь! Будьте на связи. Если я не услышу ответа — то выйду к вам с ружьём на встречу. Мало ли что здесь творится… Поторапливайтесь.
Мы не стали долго задерживаться у избы монаха, тем более что атмосфера тут всё сильней нагнеталась с каждой секундой. Перед отходом я сфотографировал мертвеца и закрыл дверь в баню, чтобы животные не растащили кости по округе.
Солнце давно зашло за деревья и в лесу сделалось мрачно. Местные ночи были особенно темны — тайга густая и в нескольких метрах от себя без фонарика ничего не разглядишь. Поэтому надо возвращаться быстрей. Хоть это дело и тянуло на приключение, и рассказать потом можно будет много чего, но в тот момент мне стало стрёмно. Вида я, конечно, не подавал. В голове начинали складываться объяснения происходящего, и ни одно из них не могло претендовать на «научность», «рациональность» и тому подобные вещи. Это очень угнетало.
— С кем же мы тогда у костра разговаривали? — спросил как-то Витя. Никто не знал, с чем же мы имели дело у костра.
— Жаль, что тетрадь не взяли, — сказал я.
— Ты серьёзно хотел бы её взять в руки? — поморщился Витя. — Она же пропиталась трупной вонью. Ты её даже близко к лицу поднести не смог бы.
— А от чего умер охотник? Его застрелили? — спросила Аня.
— Голова, вроде, целая, — ответил я.
— Он лежит там, будто спал, — сказал Витя. — Давно гниёт. А если сезон охоты на соболей открывается зимой, то можно подумать, что он там уже полгода.
— Да, труп уже почернел… — подтвердил я.
— Идиотизм, конечно же, — нервно усмехнулся Витёк. — Но вчерашний охотник сказал нам, что он ночевал в бане. С тетрадью.
— Угарными газами задохнулся, наверное, — сказала Аня.
— Тогда с кем же мы разговаривали у костра?… — повторил вопрос Витя.
— Боже мой, смотрите! — закричала Леся так, что я даже вздрогнул. Группа разом остановилась.
Человек в чёрной рясе. Он стоял неподалёку от нас, в густом сумраке теней среди лиственниц. Внутри меня всё сжалось в холодный комок. Пару мгновений монах смотрел в нашу сторону, затем развернулся и зашагал прочь.
Я опомнился и бросился следом за ним, на ходу доставая фотоаппарат и натыкаясь на паутины.
— Стой! — кричала мне сзади Леся. — НЕ ХОДИ ЗА НИМ! НЕ ХОДИ ЗА НИМ!
Но упускать монаха было нельзя. Я крикнул ему, чтобы он остановился, хотел поговорить с ним, но он даже не обернулся и не прибавил хода. Просто продолжил шагать вперёд, а потом завернул за тучную ель. Когда я добежал до ели и заглянул за неё, то никого не обнаружил: ни за ней, ни под её разлапистыми ветвями. Пустота. Монах исчез. Тут мне стало по-настоящему страшно. Всё тело сковала волна животного первобытного ужаса. Захотелось убежать из этого проклятого леса, забиться в угол, укрыться одеялом с головой и забыть всё, что здесь происходило. Я окинул взглядом окрестности. Никого, кроме моих одногруппников. Леся что-то кричала, билась в истерике, плакала. Аня успокаивала её, хоть и сама была сильно напугана. Я безуспешно пытался унять дрожь в коленях. Когда вернулся к группе, то мы продолжили путь быстрым шагом, почти что бегом.
Я старался не выпускать речку из вида, что становилось делать всё труднее — темнело. Группа виляла, все в панике. Приходилось постоянно возвращать маршрут группы ближе к берегу, чтобы не заблудиться. Все позабыли о пауках, никто их не сшибал ветвями — просто врывались в нити на ходу. На такой скорости даже заметить паутины было нельзя. Пауки — не самые страшные обитатели этой тайги.
Витя впал в какой-то мыслительный ступор и не молвил ни слова. У Леси случился нервный срыв — она ревела, говорила что-то про идол, что места эти дурные и что все мы умрём, как умерли монах, охотник и те чёртовы древние люди, множество костей которых мы отыскали на раскопе. Аня держалась более достойно, наверное, потому что пыталась успокоить Лесю.
С нами по рации связался Константин, проверил всё ли в порядке. Мы отчитались, что уже близко, а также на ходу рассказали, как видели в лесу монаха. Или нечто, что выдавало себя за него. Рассказали, как он буквально испарился на наших глазах — и это было не галлюцинацией. Это видели все. Константин ни за что не поверил бы нам, если б не рыдание Леси. Уж кто-кто, а Леся в таких шутках участвовать не станет.
До лагеря мы всё-таки добрались. К тому времени уже стало совсем темно и пришлось врубить фонарики. Путь, похожий на страшный сон, остался позади.
Нас встретили и сразу отвели к костру, к безопасности, отпаивать чаем и успокаивать. Особенно в психологической помощи нуждались девушки.
Дима всё рвался спросить, что же там такое произошло. Судя по заинтересованности — он пожалел, что не пошёл с нами. Знал бы он, что мы увидели! Вся группа собралась у костра. Мы рассказали о произошедшем. Рассказ звучал, как бред, но наши испуганные лица и непрекращающийся плач Леси сошли за самые убедительные аргументы. Я показал фотографии знака на избе, трупа в бане и вообще всего, что удалось зафиксировать. Людмила узнала шубу и тетрадь, она подтвердила, что именно эти вещи имел при себе охотник. Константин пригляделся к ружью и определил, что это мелкашка. Значит, точно соболятник.
— Так много совпадений, что нельзя не подумать о чём-то мистическом, — сказал дядя Женя. — Я даже и не знаю что сказать.
— Мы точно видели монаха. Хотел его сфотографировать, но не успел, — сказал я.
— Мы вам верим, — был вынужден согласиться Константин. — Слишком много необычностей… А что насчёт знака? Точно такой же на идоле.
— Связать идол со смертями? — спросил дядя Женя. — И кто этот монах, которого вы увидели? Неужели душа?
— А охотник вчерашний? Тоже душа? Его рассказ полностью совпал с тем, что там произошло.
— А что, если вчерашний гость — это убийца? — предположил дядя Женя. — Он рассказал нам историю, чтобы запутать следы.
— Но чёрная тетрадь — точно такая же, — сказал Людмила.
— Чёрных тетрадей много. У него могла быть похожая.
— И шуба-то? Посреди лета?
— Тогда он мог за ночь уйти к избе, переодеть труп и подложить тетрадь.
— Неправдоподобно. И как объяснить знак с идола и встречу монаха?
— Насчёт встречи я не совсем уверен, а вот знак… — дядя Женя задумался.
— Надо сообщить в полицию, — поднялся с места Константин. — Я к радиостанции.
— Не спеши, — остановил его дядя Женя. — Что ты им скажешь? Что к нам пришёл призрак охотника и рассказал, как он ночевал в бане у хижины монаха? И мы потом нашли его труп? А что, если и о гибели монаха никому до сих пор не известно? Мы запутаемся в своих же показаниях, и полиция может нас в чём-то заподозрить.
— Мы ведь не делали ничего, за что к нам прикапываться?
— Надо определиться с тем, что мы расскажем. Никто не поверит в души и прочее. Нас сочтут за сумасшедших.
— Это ясно. И что говорить?
Дядя Женя на секунду задумался:
— Скажи просто, что наши студенты из любопытства ходили к хижине монаха. Увидели, что изба брошена и никто там не живёт. А в бане нашли труп. Старый труп. То есть, мы точно не могли убить его.
— Ещё бы! — плеснула руками Людмила. — И версия с убийцей тоже отметается. Потому что труп ведь старый.
— Действительно…
— Да и зачем убийце прятать труп в бане? Туда рано или поздно заявятся. Не лучше ли сбросить его в реку? Или закопать?
— Это если бы убийца был таким же умным, как и ты. Впрочем, сомнительная версия про убийство…
— Он мог и задохнуться в бане во время сна, угарными газами, — выдвинула свою гипотезу Аня.
— Да, кстати, очень логично, — согласился дядя Женя. — То есть, мы всё-таки признаём, что без мистики тут никак?
— Мы видели монаха! — вдруг крикнула Леся и расплакалась с новой силой. Аня тут же обняла её и стала гладить по голове. Повисло гнетущее молчание.
— А если охотник придёт ещё раз? — спросила шёпотом Аня и тут же одёрнула себя — Лесю сейчас лучше не пугать.
— Тогда мы устроим ему допрос, — сказал Константин и направился к радиостанции. — Я пошёл дозваниваться, нечего время тянуть.
— Хорошо, только аккуратней подбирай слова, — напомнил дядя Женя.
Какое-то время мы сидели молча. Затем Аня увела Лесю к палатке — девушке необходим был отдых, за ними же последовала Людмила.
— Так что же с тем знаком?… — задумался дядя Женя.
— А может идолу не две тысячи лет? — спросил Дима. — Он не сгнил и даже не окаменел. Здесь не торфяник — обычные почвы. Может, его здесь закопали недавно? Это и объяснило бы, почему такой древний знак утерянной культуры кому-то здесь известен.
— И кому же он может быть известен?
— Сектантам, — сказал Витя. — Храм около избы монаха сгорел. Что, если его подожгли сектанты? Они же расправились и с монахом.
— А души охотника и монаха? — спросил дядя Женя. — Ими переоделись сектанты? И что за сектанты? Эти места глухие.
— Сектанты точно не переодевались никем. Монах исчез прямо передо мной. Прямо на моих глазах, — сказал я и по моей спине пробежались мурашки.
— Нет, идол точно древний, — сказал дядя Женя. — Культурные слои не были нарушены — вы сами всё видели и участвовали на раскопе. А это значит, что никто здесь ничего не перекапывал, и эта штука пролежала в земле две тысячи лет.
— Почему же идол не превратился в труху?
— Почему он не сгнил — я не знаю. Вероятно, племенам были известны способы обработки и пропитки дерева, но это мы выясним только после анализа в лаборатории, — дядя Женя почесал затылок. — В Венеции четыре сотни лет стоит церковь на нескольких тысячах деревянных свай в фундаменте. И это в богатых водой грунтах. Секрет в том, что дерево окаменело и теперь выходит, что церковь стоит на каменных сваях. Однако этот идол не окаменел…
— Странности начались именно после того, как мы откопали идол.
— Нет, странности начались ещё зимой, когда исчез монах, — сказал дядя Женя.
— Или ещё тысячелетия назад, когда на этом месте по какой-то причине вымирали целые поселения, — добавил Витя.
— Кстати, насчёт вымирания поселений. Охотник вчера прочитал нам отрывок из дневника монаха, — вдруг вспомнил я. — Он упоминал о каком-то страшном существе, которое разодрало всех овец и пса.
— «Существо»?.. — дядя Женя поморщился. — Мы зашли слишком далеко в гипотезах. На полном серьёзе обсуждать такое…
— «Оно похоже на тень…». Может, тогда и системы кострищ вокруг древних поселений — это был способ защиты от существа? — осенило Диму. — А рано или поздно защита нарушалась, и Оно уничтожало всё племя?
— Выходит, что оно боится света? — пробормотал Витя. — Но вчерашний охотник довольно смело подошёл к костру.
— Вы просто представьте, сколько дров должно было уходить хотя бы на одну ночь такой «защиты»,- сказал дядя Женя. — А если ночью будет ливень? Хана защите?
— Костры могли и под навесами быть.
— Я бы не спешил с выводами, — покачал головой дядя Женя. — Всему может найтись объяснение. Например, в Сибири есть курган при раскопе которого нашли амулет с изображением бога Гора. Древнеегипетского бога. Тут сразу появилось множество мистических теорий о древних цивилизациях, доходили чуть ли не до вмешательства инопланетян. Но всё объяснялось просто — курган принадлежал «царскому» роду, который контролировал поставки товаров по Шёлковому пути.
— А я-то думал мы уже убедились в том, что охотник с монахом — это души умерших, — сказал я.
— Врут ли души умерших? — задумался Дима.
— Мне сложно поверить во что-то сверхъестественное, — признался дядя Женя. — Я материалист до мозга костей — тут уж ничего не поделаешь. Мне кажется, что всё рано или поздно объяснится.
Скоро к костру вернулся Константин. Он сообщил, что полиция прибудет сюда на вертолёте МЧС ближе к рассвету, как только станет светло. Так же он снова договорился с Евгением дежурить по очереди с ружьём, сторожить лагерь. Сказал, что спать без дозора рискованно — по окрестным лесам могут ходить неизвестные. Какая-нибудь группа скрывающихся преступников. Да и идол оставлять без призора нельзя.
Я подумал, что впереди ещё целая ночь, от которой неизвестно чего ожидать…
В палатке не спалось. Я пытался уснуть, но был слишком сильно взволнован. Да и какой сон, если в этих местах творятся дикие вещи? Каждый звук, доносящийся из тайги, теперь обретал совсем иное значение. Раньше шорохи можно было списать на животных или ветер. А сейчас, когда я увидел двух умерших, расхаживающих по лесу, когда я услышал от одного из них историю о некоем необъяснимом существе… а как помрачнел охотник, узнав, что мы откопали древний идол! Я уверен, что он нас предостерёг тем рассказом. Чтобы мы спасались, убирались из этого леса. И как знать, что означают эти шорохи? Обычное гуляние ветра или же передвижение чего-то, что дожидается затухания нашего костра, чего-то, что гораздо страшней и опасней умерших?
Я дотерпел до смены караула и вышел из палатки. Константин без разговоров сразу бы отправил меня спать, однако дядя Женя оказался более мягок, кроме того, кажется, в одиночестве он опасался отрубиться — предутренние часы самые тяжёлые, да и не молодой уже. Евгений обладал куда большим запасом скептицизма — учёный, в конце концов. Поэтому в его компании мне немного полегчало. Скоро к нашему караулу присоединился и Витя, так же мучимый бессонницей. Лучше всех в лагере спала, что удивительно, Леся. Она как очутилась в палатке — сразу отключилась. Наверное, оттого, что эмоционально измоталась, сработал защитный механизм.
Подкрадывалось утро. Небо уже потеряло свою черноту, однако ещё мерцали звёзды. Со стороны речушки можно было разглядеть туман. Всё казалось несуразно спокойным. Затем проснулись первые птицы, загорелся оранжевым горизонт. Очень скоро мы услышали шум лопастей, сначала приглушённый расстоянием, впоследствии превратившийся в чудовищный рёв. Над лагерем проплыл толстобрюхий вертолёт с синей надписью сбоку «МЧС России».
Все были разбужены и потому повылезали из палаток. Вертолёт дал круг и ушёл куда-то далеко.
— Поляну ищет, на нашей ему не сесть, — пояснил дядя Женя.
Ближайшая пригодная для посадки поляна оказалась в полутора километрах от нашего лагеря. Полицейским, коих было трое, пришлось преодолевать это расстояние пешком, наверное, поэтому они и оказались раздражёнными. Встать на рассвете, а потом ещё через тайгу переться — такое себе удовольствие. Устроили допрос. Мы рассказали всё, опустив мистические подробности, в которые с утра уже не верилось и нам самим, будто всё это случилось во сне. Показали фотографии.
— Кто фотографировал? — спросил рыжий полицейский. Я признался. После этого они будто бы заинтересовались моей персоной, отчего я разволновался — невиновен же. По их логике, если я один из первых нашёл труп, сфотографировал и вообще больше всех проявлял активность во вчерашних событиях, то уже могу быть к чему-то причастен.
— В таком максимально не популярном месте вдруг находится группа, находящая этот труп, — сказал полицейский с усами. — Естественно, что одной из версий будет наличие причастности к убийству человека, которого якобы нашли. Ну, или вы действительно нашли и не убивали его, однако в любом случае это будет рассматриваться как одна из версий события. Всё решит экспертиза, так что не волнуйтесь, если вы действительно не причастны.
Затем полицейские сняли у всей группы отпечатки пальцев, сделали какие-то записи. Чтобы не мотаться по лесам лишний раз, мне сразу же сказали отправляться с ними на вертолёте к хижине монаха, а потом и в отделение, дать показания, оформить всякие бумаги и так далее. Всех сразу везти не хотели, поэтому со мной отправился только дядя Женя.
Доставлять найденный идол на временное хранение к музею райцентра полицейские отказались:
— У нас не перевозочная компания, мы здесь совсем другими вещами заняты.
Мы прошли через лес к громадине-вертолёту и уже через минут десять приземлились в поле около хижины монаха. Как оказалось, полиции ничего не было известно о пропаже монаха. Об его исчезновении не заявляли, даже родственники. Вероятно, он уже давно порвал с ними всякую связь, никто во внешнем мире особо о нём и не пёкся. Более одинокого человека вообразить было сложно. Пропал человек — и никого это не задело.
Полицейские осмотрели участок, подметили сгоревшую постройку, спустились в погреб — вдруг там тоже труп? Однако ничего не нашли. Затем направились к бане. Открыли дверь, дождались, пока помещение проветрится. Зафиксировали тело.
— К мёртвому прикасались? — спросил усатый.
— Нет, только дверь открыли, даже внутрь не заходили, — ответил я.
— Хорошо.
Полицейские провозились с дверью — наверное, снимали отпечатки.
— Не похоже, что его кто-то запирал здесь… — пробубнил себе под нос рыжий. После этого они осмотрели труп и банный полок, на котором он лежал.
— Отойдите в сторону, нечего смотреть — мешаете, — сказал рыжий. Мы послушно удалились. Через минут десять полицейские вышли наружу, продышались свежим воздухом, выкурили по сигарете и двинулись к избе. Когда полицейские наткнулись на разобранный Аней чемодан, оставленный прямо перед кроватью монаха, то я тут же вспомнил о фотоаппарате в рюкзаке, поколебался, однако подумал, что если сокрою — будет хуже, поэтому отдал его.
— Вот. Это мы фотик отсюда достали, — сказал я. — Ещё до того, как на тело наткнулись.
Стражи порядка осмотрели фотоаппарат, сняли отпечатки. Сказали, что проявят плёнку, когда приедут в отделение.
Затем приступили к обходу остального участка. Тщательно обрыскали местность. Прошлись по кромке леса, наверное, надеялись найти и труп монаха. Вышли к речушке, немного прочесали берег. Монах вполне мог однажды пойти за водой, где-нибудь поздней осенью, а затем поскользнуться на чём-нибудь ледяном и утонуть. В таком случае тело всё равно бы выкинуло к берегу. В высокой и густой траве увидеть мертвеца издалека было нельзя, поэтому полицейские вернулись.
Внимательно осмотрели пожарище, составили протокол осмотра. Очаг возгорания нашли внизу, значит, это вряд ли была молния. Скорее всего, умышленный поджог. Место прогорело уже давно.
В сарае для овец нашли следы крови и кости. Большую часть останков монах, видимо, вынес — костей осталось там совсем немного.
Выкачав из окрестностей всевозможные улики, полицейские что-то обсудили, после чего перенесли труп охотника и прочие вещи на борт. Все мы вернулись на вертолёт и «отчалили» к райцентру, где и располагалось ближайшее отделение.
∗ ∗ ∗Пришлось отвечать на вопросы, пересказывать вчерашний день в подробностях. Пару раз я едва ли не проговорился, что этот охотник приходил к нашему костру, а ещё мы видели в лесу монаха… Оказалось, что охотник действительно давно пропал, под новогодние праздники. Просто не вернулся с промысла, его так и не нашли. Подумали, что замёрз, а тело замело снегом — в ту пору была сильная метель. Такое в промысловом деле не редкость. Прибывшие родственники опознали его по шубе, а также по метке на ружье.
С монахом дело обстояло сложней. Его тетрадь забрали на изучение. Я всё порывался спросить, что же в ней написано, однако сдерживался, дабы не навлечь подозрений. По легенде я попросту не могу знать о ней ничего необычного. В участке нашу группу уже не считали как-то причастной к делу — труп очень старый, да и археологическая экспедиция прибыла в эти места совсем недавно. К тому же у меня нашлось алиби — перед новогодними праздниками я усиленно закрывал зачётную неделю. Под конец семестра скопилась большая куча долгов из-за постоянных прогулов, поэтому пришлось разгребать. На всякий пожарный, я предъявил не особо личные декабрьские переписки с одногруппниками.
В отделении мы проторчали до самого вечера. Всё это время я отсыпался на скамейке. Под конец дня пришли результаты судмедэкспертизы — охотника никто не убивал, следов насильственных действий не выявлено. Он и вправду задохнулся угарными газами во время сна.
Охотник мог оказаться причастным к убийству монаха, однако, каковы были его мотивы? Зачем он разрушил избу, а потом отправился ночевать в баню? Пьяная драка? Следов алкоголя в тканях не обнаружили, да и вообще никаких бутылок в окрестностях не нашли. К хижине монаха прибыли неизвестные и совершили расправу? В таком случае расправа произошла до того, как промысловик решил заночевать в бане. Гильз так же не нашли и вообще никаких следов посторонних, кроме тех, что были оставлены студентами.
Перебитая отара овец — вот что не давало покоя полиции. Поначалу считали, что преступники перебили животных ради мяса, однако, судя по найденным костям, на них напали звери. Кости были переломаны, перегрызены. Только вот дверь в сарай изначально была закрыта, а по другому пути туда не проникнуть. Значит, сначала было убито стадо, хозяин животных после этого успел запереть дверь в сарай (или она была заперта уже после — охотником), а затем, вполне возможно, хищные звери, вроде волков или пробудившегося от спячки медведя, напали и на монаха.
Я отмалчивался насчёт истории, поведанной умершим охотником у костра.
Затем вызвали в кабинет и выложили на стол передо мной фотографии. Ещё не вглядываясь, я понял, что это последние фотографии монаха.
— Ознакомься, — сказал мне усатый полицейский. Я склонился над столом и, плохо скрывая любопытство, принялся их рассматривать. На всех снимках зима, сугробы и сумерки. Одна фотография была сделана ночью, из окна избы. Вспышка отразилась в стекле и безнадёжно засветила то, что хотел запечатлеть монах. Вторая фотография тоже сделана в кромешном мраке. Я узнал место — сразу за избой, где начинался лес. Виднелись чёрные стволы лиственниц, которые монах пытался подсветить фонариком. Больше ничего нельзя разобрать — слишком темно. Такими же были ещё две фотографии. Пятый кадр оказался отчётливым. Небо лазурное, солнце уже зашло, но непроглядная тьма ещё не охватила местность. У границы леса кучкой стояло семеро. Все они смотрели в сторону фотографа. Меня тут же посетило знакомое чувство страха, какое я ощутил вчера во время встречи с умершим монахом. Полицейский заметил перемену в лице, спросил, уж не знаком я с кем-то из них? Я ответил, что просто фотография страшная, необычная. Полицейский согласился со мной.
Люди были одеты по-разному и очень странно. Один в серой куртке, остальные вырядились необычно. Двое из них явно не по сезону. В центре стоял пожилой мужчина с длинными чёрными волосами и в добротной шубе. На голове у него капюшон с волчьей мордой, в руках длинный посох с навершием из черепа какого-то рогатого зверя. Рядом с ним была очень высокая рыжая девушка, тоже в волчьей шубе, увешанная верёвочками, связанными в узелки.
— Последняя фотография, — сказал полицейский. — Похоже на реконструкторов. Они обычно с археологами в одной кастрюле варятся, да?
Одежды не современные. Эти люди действительно походили на реконструкторов, но ни один мне не был знаком.
— Монах в дневнике писал, что эти незнакомцы пришли к его избе, чем сильно напугали, — сказал полицейский. — Они не заговорили с ним и ушли. Наверное, они и виновны в смерти, тем более что эта запись — одна из последних.
∗ ∗ ∗Теперь стоял вопрос о возвращении нас в лагерь на раскопки. На своих двоих преодолевать десятки километров не хотелось, да и вызов «шишиги» мог выйти в копеечку. Удалось договориться, чтобы обратно забросили вертолётчики. Те согласились не сразу, всё предлагали на следующий день. Райцентр мы покинули ещё на закате, пока было светло.
По пути дядя Женя сказал, что надо завершать раскопки. По-крайней мере, пока не найдут тех семерых. Завтра за идолом должен прилететь вертолёт. Этим же вертолётом Евгений хотел вывезти и всех участников экспедиции. Нужно было успеть за один день законсервировать раскоп, чем планировали заняться с самого раннего утра. Получается, что практика прошла лишь наполовину, но наша экспедиция раздобыла много ценнейшего материала и перевыполнила задачу, поэтому ничего страшного. Я даже немного взгрустнул — эти раскопки запомнятся мне надолго, была в них непередаваемая атмосфера таёжного лагеря. С другой стороны, я был рад убраться из этих мест. Всё испортили последние деньки.
Вертолёт сел на поляне, в полутора километрах от нашего лагеря и, как только мы отошли подальше, сразу же взлетел в чернеющее небо. Лётчики сегодня были не в духе и, похоже, куда-то спешили. Мы направились через тайгу к лагерю. Я нашёл палку и по пути принялся сбивать паутины. После вчерашнего бегства моя арахнофобия вдруг усилилась. Евгений всё радовался, что подоспеем как раз к ужину — мы целый день так ничего толком и не ели.
Сначала он достал рацию — сказать Константину, чтобы тот набивал тарелки жратвой доверху. Никто не ответил. Изначально мы не придали этому значения, однако, скоро в просветах впереди показался лагерь, откуда не донеслось ни запаха еды и костра, ни шумных разговоров или игры на гитаре. Это очень напрягло. Мы вышли на поляну с палатками. Никого. Костёр тлел — от него остались лишь красные угольки. Котёл бросили рядом, в него успели только лишь набрать воду и даже не прокипятили.
— На раскопе что ли? — спросил дядя Женя. — Чего же Константин костёр не затушил, перед тем, как идти туда? Управляющий лагерем, мать его…
В палатках было пусто, поэтому мы двинулись к раскопу. Возможно, группе снова удалось откопать что-то стоящее. Однако и там никого не оказалось. Судя по всему, дневные работы давно завершились, бортики успели подравнять, раскоп прибрали, после чего группа должна была пойти на ужин. Куда все могли исчезнуть? Евгений помрачнел.
— Бойни в самом лагере не произошло, — сказал он. — Может, успели всё-таки убежать?
Я не нашёлся, что ответить. Утешать предположениями, что «это розыгрыш» и «всё будет хорошо» — не хотелось, потому что я и сам в это слабо верил. Кажется, началось. Мы не успели вовремя покинуть тайгу.
Обратно к лагерю шли уже с фонариками. Шансы на спасение от твари, если оно действительно боится света, находились прямо в наших руках. Только сработает ли искусственный свет, заменит ли огонь костра? Я вслушивался в тишину, в любой момент ожидал нападения, постоянно оглядывался. К общему напряжению присоединилось чувство, словно на нас кто-то смотрит из глубины леса. Темнота сужала видимость, а луч слабого фонаря терялся среди деревьев, поэтому увидеть там кого-либо было нельзя. Только если существо подойдёт достаточно близко. Полагаться оставалось на слух и скорость реакции.
Мы вышли к лагерю, Евгений сразу направился к палатке Константина. Однако ружья там не оказалось. Наверное, он его забрал с собой. Но куда все могли уйти? Судя по разбросанным вещам, лагерь покидали в спешке. Я быстро сбегал до своей палатки и вытащил видеокамеру — абсолютно всё необходимо фиксировать, нужны доказательства. Как только я включил её, то сразу услышал испуганный голос дяди Жени:
— Господи…
Я обернулся. Около тента с идолом стоял к нам спиной охотник. Он был освещён лучом фонаря Евгения, поэтому я сразу же запечатлел умершего на видео.
— Раскопали-то раскопали, — заговорил охотник. — Зачем выносить было? Вещи должны оставаться на своих местах.
Охотник повернулся к нам лицом и искренне улыбнулся:
— Здравствуйте, люди добрые. Вот мы и встретились снова.
— Что ты сделал с остальными? — спросил Евгений. Я заметил, что он держит в дрожащей руке нож и подумал, что надо бы убегать. У охотника ружьё, хоть и мелкашка. Вот только настоящее ли оно? Материальное ли?
— С остальными? Я ничего с ними не делал.
— Тогда где же они? Куда делись?
— Пока не знаю, честно, — сказал умерший. — Но если они куда-то уже пропали, то, скорее всего, вы их больше не увидите. По-крайней мере не всех — уж точно.
— Что ты такое несёшь? — схватило дыхание у Евгения. — У вас тут банда преступников?
— Преступников? — охотник по-доброму рассмеялся. — Мы не преступники уж точно. Это вы преступники, если рассудить. А преступников необходимо наказывать.
— А ты только попро…
— НО! — перебил Евгения охотник. — Все заслуживают искупления, иначе было бы несправедливо. Присоединяйтесь к нашему Празднику.
— Какому ещё празднику?
— Идите за мной, — охотник развернулся и направился к лесу. — Возможно, Он вам даст шанс.
— Мы никуда не пойдём! — сказал Евгений. Охотник дошагал до края леса и повернулся к нам снова.
— А ты? — спросил он у меня. — Позволишь выбирать за себя?
— Никуда не пойду без объяснений, — ответил я.
— А этого не объяснить словами. Через это нужно просто пройти, прочувствовать. Возможно, это будет самым важным днём твоей жизни, после него ты прежним не станешь. Но всё зависит не от меня и даже не от Него. А только от тебя, — охотник выдержал паузу, но я покачал головой, после чего он словно бы пришёл в ярость — это читалось по лицу, однако он умело подавил вспышку гнева.
— Хорошо. Значит, с этого момента мы по разные стороны баррикад, — сказал умерший и скрылся в таёжной тьме. Меня снова охватил приступ сильного страха, захотелось бежать, нестись сломя голову. А может всё-таки стоило пойти за ним? Может, меня бы отпустили живым?
— За мной! — дёрнул меня за собой дядя Женя. Мы прибежали к палатке с радиостанцией, Евгений буквально вломился внутрь, а мне сказал сторожить снаружи, смотреть, чтобы никто не подобрался.
— Не разнесли! Целая! — донеслось изнутри. Я озирался, оглядывался, крутил лучом фонаря во все стороны. Света не хватало, фонарь светил тускло, прямо как в кошмарном сне. Скоро из палатки послышался голос Евгения. Он связался с «большой землёй» и звал на помощь, требовал срочно прислать вертолёт и вооружённых полицейских, рассказал, что лагерь опустел, вероятно, неизвестные взяли группу в заложники или же и вовсе расправились со всеми.
В этот момент до меня донеслись звуки. Мелодия. Из глубины леса, потому что она была приглушена чёрными стволами лиственниц. Это был целый хор флейт или каких-то других духовых инструментов. Затем раздались ритмичные удары, и послышалось тонкое женское пенье на довольно своеобразном языке. Мелодия была ошеломляюще красивой и пробирающей до костей настолько, что я даже позабыл о страхе, о том, где нахожусь. Возникло странное ощущение, словно я уже слышал эту песнь раньше, такое чувство появляется, когда внутри сна вспоминаешь древний сон, который уже давно позабыл, но какие-то глубинные уголки подсознания ещё хранят воспоминания и нужно только лишь извлечь их наружу. Я был уверен — я слышал эту мелодию в своих снах!
Евгений вышел из палатки и тоже прислушался, замерев. Мелодия продолжалась, а по моим щекам непроизвольно лились слёзы — я не мог объяснить, откуда взялось такое сильное чувство, мне захотелось уйти в лес, присоединиться к тем, кто исполняет эту песнь, я уже двинулся вперёд, но меня вовремя остановил Евгений.
— Ты куда? Что с тобой?
Мелодия оборвалась теми же ритмичными ударами. С нею исчезло и необъяснимое ощущение, какое может испытывать человек, вернувшийся домой после долгого странствия, прекратилось слезотечение. Я как бы опомнился. В следующее мгновение из глубины леса донёсся чудовищный вопль, ужасающе тоскливый и безнадёжный, от чего, как и описывал в дневнике монах, на душу спустилась безрадостная мгла. Такой голос мог иметь только Бог Отчаяния.
— Это и есть ОНО? — похолодел Евгений. Не было никаких сомнений. Этот вопль не мог принадлежать ни зверю, ни человеку. Оно приближалось. Мы, как бы сговорившись, одновременно бросились к костру и принялись его разжигать. Угольки уже истлели, поэтому мы накидали хвороста, сухих толстых веток, выплеснули сверху всю жидкость для розжига. Опасались не успеть, вопль стремительно приближался, трещали кусты. Евгений чиркнул спичкой и запустил её в кострище. Вспыхнуло, загудело пламя, огонь взметнулся кривыми языками ввысь. Вокруг нас теперь появился яркий круг света, круг безопасности. Мы вглядывались в черноту тайги, в сторону, откуда доносились приближающиеся вопли. Оно уже совсем близко! По звукам можно было определить, что до нашей поляны твари оставались считанные метры. А потом вопли оборвались, у самого края леса, однако всё равно разглядеть там что-либо было нельзя.
— Значит, оно всё-таки боится света! — обрадовался Евгений. Раздались сильные удары, что-то хрустнуло, затрещало. Прямо на наш костёр стала заваливаться высокая лиственница. Мы отпрыгнули в сторону, за область светового круга, однако дерево не дотянулось до костра, и его верхушка рухнула в четырёх метрах. Исторглись безумные вопли, из леса прямо в нашу сторону вырвалась большая чудовищная тень, при виде которой оставалось только одно желание — закрыть глаза и ничего не видеть. Мы вломились в световой круг в самый последний момент. Существо взвыло, а когда я вновь повернул видеокамеру в его сторону — оно уже скрылось в тайге.
— Надо было валить ещё когда нашли труп! — сказал Евгений, его трясло. Меня тоже пробила крупная дрожь. — Напроситься на вертолёт к полицейским. Чёрт возьми, и как я раньше не поверил?
Вопли прекратились, слышались только шорохи, звуки движения. Оно рыскало вокруг нашего лагеря, как бы выбирая с какой стороны лучше всего к нам подобраться.
— Полтора километра… — сказал Евгений. — Ты хорошо бегаешь?
— На спринтерские хорошо, а вот на длинные дыхания не хватает, — признался я.
— Это плохо. Я тоже неважно бегаю.
— А зачем бежать? Может, останемся здесь до утра? Оно не подбирается ближе.
— Я бы ни за что не решился бежать полтора километра и остался бы здесь. Вот только у нас не хватит дров, — Евгений указал на небольшую кучку хвороста и толстых ветвей. — Этого до утра не хватит.
Меня объял ужас только лишь от одной мысли нестись к посадочной поляне через ночную тайгу, с разъярённым древним существом на хвосте. Получится ли нам удрать? Тварь бегает быстрее нас — это очевидно!
— У нас не получится, — сказал я. — Вы сами видели, как оно вылетело из леса.
— Получится, — ответил Евгений, похоже, не убеждённый в своих же словах. — У нас есть фонари, главное не подпускать его близко.
— Может как-то посигналить вертолётчикам? Пусть сюда приземляются.
— Поляна не подойдёт, палатки придётся сдвигать, а мы не сможем выйти за пределы костра.
— Так пусть скинут верёвку!
— И как ты им это скажешь?
— Не через лес же бежать, там и заблудиться не сложно.
— Я знаю. Мы можем остаться у костра, с вертолётом прибудет полиция. Они долго ждать нас не будут. Возможно, прилетят снова к поляне.
— Или двинут на встречу к нам полицейских. Оно же их всех перебьёт!
— Они вооружены и у них стопроцентно будут фонарики.
— Додумаются ли они, что существо боится света? И смогут ли вовремя среагировать?
— Нет гарантий, — дядя Женя задумался.
— А что, если сжечь идол?
— И разозлить тварь ещё больше? Тебе не жалко будет культурное наследие?
— Как бы самому из леса выбраться.
— Тут тоже гарантий нет, только находка пропадёт. А в ней может содержаться ответ.
— Хорошо, может тогда поджечь весь лес?
— А вот это хорошая идея, — Евгений словно бы посветлел. — Конечно, нас могут посадить за это. Но… Зато останемся в живых. Ты снимаешь это на камеру?
— Да, — ответил я.
— Думаю, что полицейские нас поймут, — Евгений выхватил сухую ветку из кучи хвороста и поднёс к костру. Скоро ветка загорелась, как факел, Евгений высмотрел, куда бы кинуть её и запустил в заросли. Подожглась трава. Пламя медленно распространялось по лесному ковру.
— Жаль, что все сухие деревья рядом повырубали, — сказал дядя Женя. — Верхового пожара вряд ли получится добиться.
— Огонь точно привлечёт полицейских к поляне, заподозрят неладное, — я схватил ещё одну ветвь, поджёг и бросил в лес. Таким образом мы закинули несколько горящих веток, что сильно сократило наши запасы хвороста, зато вокруг стало светлее. Трава выгорала, оставляя за собой умирающие огоньки. В некоторых местах загоралась кора деревьев, однако лениво и неохотно.
— Смотри! — показал Евгений в сторону тента с идолом. Около него стояло двое: пожилой мужчина с посохом и в волчьей шубе и необычно высокая рыжая девушка. Прямо как с той фотографии. Они разглядывали идол и о чём-то говорили. Девушка посмотрела в сторону костра, и мне удалось разглядеть её утончённые черты лица, совсем юная и красивая, однако чёрный взгляд её излучал ощущение опасности. Эти люди надолго у тента не задержались, что-то сказали нам (показалось, будто бы лишь мне) на своём неизвестном языке и исчезли в тайге.
Тварь утихла, а может быть и вовсе ушла. Скоро мы услышали шум лопастей. Лагерь залило ярким светом вертолётных фар. Мы принялись носиться, обращать на себя внимание, размахивать руками. Вертолёт завис над поляной, наверное, лётчики заметили небольшой пожар, что мы здесь устроили. Затем вертолёт двинулся в сторону посадочной поляны, в ответ на что мы скрещивали руки, падали на колени, всячески пытались дать знать, что мы не пойдём следом, что нам необходима помощь. Вертолёт завис над краем леса. Из громкоговорителя донеслось:
— Двигайтесь за вертолётом, чтобы не заблудиться! Мы будем лететь медленно!
Вот она, надежда на спасение! Мы очень обрадовались такому повороту событий и сразу кинулись следом, к пятну света от яркой фары. Вертолётчик хоть и сказал, что будет лететь медленно, однако, чтобы держаться внутри светового круга нам приходилось бежать сломя голову. Очень скоро мы начали задыхаться: нестись по неровной поверхности, постоянно спотыкаясь, было очень тяжело. Только ужас не давал нам остановиться, посмотреть назад. Но силы заканчивались, пятно света ушло вперёд, а мы оказались в темноте. Лётчик заметил, что мы рьяно пытаемся держаться именно в лучах фар, подумал, что у нас нет фонариков и сильно сбавил ход. Получилось идти быстрым шагом, мы перевели дух. Кажется, что тварь не преследовала нас.
Под конец пути лётчик всё-таки ускорился и ушёл вперёд, а мы снова бросились бежать. Вертолёт осветил поляну и начал совершать посадку, как вдруг сзади разразился дикий вопль, послышался треск кустов. Оно стремительно приближалось. Я включил фонарик, однако обернуться смелости не хватало. В ужасе мы вырвались к поляне, быстро подбежали к вертолёту, оказались в свете фар. Только тогда я на секунду посмотрел назад. Оно не осмеливалось выйти из тайги, но всё так же продолжало выть.
Поляну захватил сильный вихрь, вертолёт сел. Только дверь открылась — мы ворвались на борт.
— Улетайте! — кричали мы. — Улетайте, скорее, здесь опасно!
На борту оказалось несколько вооружённых автоматами человек, в военной форме и шлемах. На их спинах красовалась надпись «ФСБ». Естественно, что сюда прислали спецназ, ведь мы сказали, что неизвестные взяли нашу группу в заложники или устроили резню. Но как теперь объяснить, что никаких преступников не существует, зато есть непостижимая древняя тварь? Спецназовцы спросили, сколько их. Мы же рассказали, всё как есть, о некоем существе, что всё снимали на видеокамеру и у нас есть доказательства. Нам ответили, что никого они не видели, пока летели на вертолёте, никаких зверей. Однако, из леса вырывались вопли. Решили взлететь. Затем направили фары в тайгу и дали большой круг над лесом. Никого. На тепловизорах тоже оказалось пусто.
— Вы зачем поляну подожгли?
— Оно боится света, — сказали мы. Наш ответ не восприняли всерьёз, однако продолжили кружить над тайгой. Пролетая над лагерем, мы увидели, что пожар всё-таки не разгорелся и затух. После этого ещё примерно час делали облёт окрестностей, с помощью тепловизоров пытались выцепить преступников или выживших, но никого не нашли и потому лётчики повернули к райцентру.
— С утра сюда забросят поисковые группы, — сказал один из ФСБшников. — А мы сделали всё, что в наших силах.
∗ ∗ ∗Последующие дни развивались стремительно. Нас вернули в райцентр, где мы сразу же всё рассказали, предъявили отснятые видео, с запечатлённым на них неизвестным существом, умершим охотником и мужчиной с рыжей девушкой. За дело взялось ФСБ. Видео проверили на монтаж, а меня и Евгения отправили на психиатрическую экспертизу, которую мы успешно прошли. Нас признали вполне здоровыми.
Утром в тайгу забросили два вооружённых поисковых отряда с розыскными собаками, совершили авиаразведку. Псы быстро вышли на след и уже в полдень одна из поисковых групп наткнулись на разодранный первый труп — Аня. На большом расстоянии от первого трупа другая поисковая группа нашла ещё два тела, принадлежащих Диме и Вите. Когда вечером мёртвых доставили к судмедэкспертам, то опознавали их мы. Это был очень жуткий удар для меня — увидеть своих друзей мёртвыми. С Витей я и вовсе был знаком со школьной парты. Полицейские держали нас в участке, отобрали телефоны, чтобы мы никому ничего не сообщили. Шум им был не нужен, особенно, когда ещё толком не разобрались в этой чертовщине.
С наступлением темноты связь с одной из поисковых групп оборвалась. Сразу же выслали вертолёт. Как выяснилось — все участники группы были жестоко разодраны. Кучи гильз вокруг свидетельствовали о попытках отстреливаться, но ничего у них не вышло. Солдаты рассыпались, вместо того, чтобы занимать круговую оборону, разбежались. И я вполне понимал их, так как мне самому доводилось видеть Тварь.
Вторую поисковую группу немедленно вывели из леса, им удалось заметить в лесу людей, что успешно от них скрылись. На следующий день в район стянули большие силы: несколько вертолётов, солдат и даже бронетехнику. Как бы мы не надеялись на спасение остальных — надеждам пришлось рухнуть. Нашли тела Константина, Леси и Людмилы. Они убежали дальше всех. Выходило так, что трупы оказались разбросаны по территории диаметром до тридцати километров. Сложно представить, чтобы им удалось забраться так далеко всего за одну лишь ночь.
Местные заметили подозрительную активность военных, поползли слухи. Власти объясняли это тем, что в лесу засела группа террористов. Впоследствии эту версию и сделали официальной, состряпали убедительную историю и выдали её по телевизору. Террористов якобы уничтожили, но небольшой контингент солдат ещё удерживали, те места оцепили и поставили систему датчиков, чтобы не подпустить туда грибников или охотников.
В детали дальнейшей военной операции мы посвящены не были. Всё это нам рассказал прибывший специалист, через пять дней после начала событий. Он посоветовал нам забыть о произошедшем, для нашего же блага.
— Ваши друзья уже мертвы и с этим ничего не поделать. Военные предприняли всё, что только в их силах и им удалось выследить Тварь, — сказал он.
Руководствовались простой логикой. Если известно, что оно боялось света, значит, оно должно было где-то укрываться днём. Используя геологические карты, вычислили всевозможные места образования карстов, а затем наткнулись и на пещеру. После суточного наблюдения за ней выяснилось, что это действительно логовище существа. Штурмовать пещеру — значило потерять слишком много людей. Поэтому её завалили взрывом, а по периметру расставили генераторы и прожектора. После этого существо больше в тайге не появлялось.
Я не знаю, правду ли нам тогда рассказал специалист или же солгал. Быть может, то древнее существо оказалось не по зубам человеку, а чтобы охладить наше любопытство и успокоить — придумали эту сказку. С нас взяли подписку о неразглашении в течение двадцати пяти лет, предупредили, что за нами будут тщательно следить и отпустили.
Всем, кто задавал мне вопросы (в том числе и матерям погибших друзей), я рассказывал выдуманную тем же специалистом легенду, будто на нас напали террористы. Нам и Евгению удалось ускользнуть, нам повезло, потому что мы тем днём давали показания в полиции, потому мы избежали расправы от бандитов. В эту ложь верили. А смогли бы поверить в правду?
Дальнейшая судьба идола мне так и неизвестна. Быть может, его тайно изучают исследователи, а может его и вовсе не осмелились вывезти из проклятой тайги. Я искал информацию о племенах и народах, что жили в тех местностях тысячелетия назад, их культуры, но сведения оказались очень скудными — об этих племенах даже я знал больше, чем сам Интернет.
Особое место в моей памяти почему-то заняла высокая рыжая девушка с чёрным взглядом. В первый месяц она каждую ночь снилась мне, что-то хотела сказать, судя по всему, это были скорее просьбы. Я то ли не мог разобрать её речь, то ли после пробуждения попросту забывал сказанное. Со временем сны с ней прекратились.
И вот прошло два года. Я влился в ритм жизни, нашёл себе работу, далёкую от археологии и истории, ибо попросту не смог бы работать на раскопе. Мысль постоянно бы возвращалась на то самое место у небольшой речушки, к проклятому древнему идолу и погибшим друзьям. С помощью психотерапии мне удалось вытеснить эти воспоминания из повседневной жизни. Однако по ночам я ещё долго буду погружаться в мир больных снов и видеть в кошмарах окутанную необъяснимым страхом тайгу, из глубин которой доносится холодящий душу вопль.