Так бывает. Иногда увиденный мельком несовременно одетый человек, услышанный обрывок мелодии или даже запах на несколько секунд возвращает какие-то ощущения прошлого. Кофточка из яркой «ангорки» на тетке в утренней толпе метро, откуда-то послышавшаяся заставка радио «Маяк» или непонятно откуда взявшийся запах свежепомытых деревянных ступеней подъезда. Порой вспоминаются какие-то неясные обрывки событий далеких лет, но изредка приходят целые сцены из прошлого. Сцены, которые ты, оказывается, никогда и не забывал. Просто они хранились в каком-то особо пыльном и темном углу подсознания. Интересно, что забытые моменты затрагивают не только какое-то совсем раннее детство, но и подростковый возраст, и даже уже вполне сознательную взрослую жизнь.

Возможно, истории эти никому особо не интересны, но я все же расскажу их. Как рассказывают анонимному попутчику неуместные интимные подробности. Итак, это, пожалуй, первая.

События того лета всплыли в голове в конце мая прошлого года. Я ехала в полупустой последней электричке. Путь лежал на дачу к друзьям, в область. Телефон, как назло, вот-вот собирался разрядиться, поэтому, сберегая заряд для «звонка другу», я просто пялилась в темное окно. В стекле отражались противоположные лавки, на которых друг напротив друга сидели мужчина и девочка лет пяти. Девочка играла с куклой и какими-то дополнительными кукольными атрибутами. В какой-то момент она открыла розовую коробочку. Что-то вроде шкатулки. Из коробки полилась механическая мелодия. И я вспомнила… В то знойное лето вместо поездки к бабушке на море я осталась в городе. Что-то тогда происходило в неспокойной нашей стране, и поездка в Крым внезапно стала проблемой. Так или иначе, маленькая я была предоставлена самой себе. Родственников в деревне у нас не было, Крым сорвался, а отпуска родителям никто давать не собирался.

Кто вырос в самом начале 90-х, наверное, помнит тот странный парадокс. На улицах уже неспокойно, коммерсанты активно плодятся и так же активно погибают. Выстрелы и взрывы становятся чем-то весьма повседневным. Кладбища полнятся дорогими надгробиями авторитетов. Но дети все так же гуляют одни, особенно дети, оставшиеся на лето в городе.

Большинство моих друзей разъехались по бабушкам-дедушкам набираться сил и здоровья в деревне перед первым учебным годом. А я вот такая – одинокая и предоставленная сама себе. В первые летние деньки я предпочитала гулять вокруг дома, так как переехали мы сюда только весной. Ключ на шею, кусок хлеба в карман и – вперед. За домом (на тот момент вполне новенькая панельная пятиэтажка с «улучшенной планировкой») жильцы устроили себе огородики. В основном выращивали зелень, помидоры, огурцы, редиску. Но некоторые умудрялись высадить даже картошку или тыквы.

Местность выглядела примерно так: наш дом (года два-три как построенный), за ним довольно большое пустое пространство. На нем огородики. Дальше какие-то хоз.постройки жителей следующего дома (ох, детство золотое, кто бы мог сейчас представить эти реалии – современные дома, а между ними огороды и сараи с курами, утками, козами). За постройками шла огромная труба, обернутая стекловатой (кто не познал на собственной шкуре действие стекловаты, тот счастливчик), через трубу деревянный мостик, потом еще пара домов постарше нашего (хрущи) и опять пустое пространство, уже на километры вперед.

На третий или четвертый день мне надоело ловить кузнечиков и закапывать секретики. Настала пора приниматься за исследование нехоженой территории. Для начала я как следует познакомилась со стекловатой. Она так прекрасно блестела на солнышке, и я решила, что пару кусочков мне просто необходимо взять с собой. Плюс ко всему, мостик через трубу охраняла стая недоброжелательных гусей, поэтому я благополучно перелезла через преграду чуть в стороне. Надо ли рассказывать, что было потом со всеми оголенными частями тела? В общем, в тот день далеко от трубы уйти не удалось. Вечером, получив обработку пострадавшей кожи от мамы и ликбез на тему стекловаты от папы, я начала обдумывать план дальнейших хождений. Через трубу лезть нельзя, а у мостика гуси. На следующее утро я взяла с собой половину «кирпича» хлеба.

С помощью взятки мостик был преодолен. Миновав пару хрущевок, я вышла к полю. Ну, то есть это было не прямо поле – нива. Скорее, заросшая высоченной травой, пустая территория. С одной стороны шла бетонная стена с колючкой (я сейчас не могу точно сказать, что там было, но вроде ТЭЦ), а дальше простор и никого. Посреди поля шла тропинка и стояли «чертовы ворота». Кто не знает, это такой столб, подпертый другим столбом в форме буквы Л». Считается плохой приметой проходить под воротами, поэтому тропинка деликатно огибала столб и дальше терялась вдали.

Поскольку было мне на тот момент 6 лет, никаких суеверий и прочего в моей голове не водилось. Поэтому, удивившись странной тропиночной петле, я спокойно прошла в ворота и углубилась в сторону от дорожки. Городок у нас южный, трава к июню на пустырях вырастает больше человеческого роста. Самое то строить шалаш. Сначала упасть на траву, примяв ее, а затем с трех сторон связать стебли. Получается такая травяная нора. Обустроив шалаш, я начала составлять план. Надо принести воды, сухарей, книжек, пару игрушек, барабан (в который можно посадить гусеницу или кузнечиков). И будет у меня своё летнее убежище. Не знаю зачем, но тогда это казалось очень интересным и важным.

Повалявшись в шалаше, я решила заняться обстановкой завтра и отправилась домой. Оговорюсь, район наш был относительно новый. Раньше он считался совсем отшибом, стояла лишь пара домов для рабочих того, что было за бетонной стеной, те самые хрущевки. Потом его начали потихоньку застраивать. Но на момент того лета из новых был построен только наш дом. Соответственно, там было довольно безлюдно, а детей и вовсе почти не наблюдалось. Те, кто жили в нашем новом доме, как я уже и говорила, разъехались на лето. Остался только умственно-отсталый мальчик из крайнего подъезда и еще пара каких-то совсем не интересных мне карапузов.

Так или иначе, я пошла домой. И, когда проходила под «чертовыми воротами», я нашла его. Это был белый пластмассовый козлёнок. Не знаю, как я его заметила. Он лежал в практически нехоженой траве (ведь тропинка шла в обход столба, а по траве прошлась только я). Но тем не менее. Козлёнок был старый, увесистый, негнущийся. Кто помнит советские пластмассовые игрушки? Не чета нынешним пластиковым легковесам. Той пластмассой можно было ломать стены. Так вот, козёл выглядел не новым, нос его был чуть погрызен и запачкан, черные глазки полустерты, краска на маленьких рожках почти совсем облезла. Но я была еще в том возрасте, когда игрушки одушевляют. Поэтому козлик был взят под опеку. Мне его было так жаль, он лежал такой маленький и одинокий. Вечером я показала находку маме (естественно, соврав, что я нашла его во дворе в песочнице). Мама, всегда поддерживавшая мои детские фантазии, тут же придумала душещипательную историю про то, как козлик потерялся, и какой он теперь грустный, и как нужно его напоить молочком и уложить спать. Мама посоветовала мне на завтра взять козлёнка с собой и подождать в песочнице хозяина, потому что кто-то может скучать по такому замечательному питомцу. Я согласилась и назавтра взяла козлика с собой в поле.

К шалашу я шла с поклажей. В авоське лежала книжка «Заблудившийся звездолет», бутылка воды, пряники, два яблока, хлеб (для гусей и для меня), козлик и набор детской посуды (варить суп из грязи и травы, сами понимаете). В шалаше сидел мальчик. Обычный такой, белобрысый мальчик в очках. Я спросила у него, не ищет ли он козлёнка. Мальчик ответил, что да, ищет – потерял вчера. Мне было жаль отдавать козлика, я вообще имела какую-то нездоровую любовь к поношенным игрушкам. Плюс ко всему, я уже к нему привыкла, поила молоком и укладывала спать. А тут вот нерадивый хозяин объявился.

-Хороший у тебя шалаш – сказал мальчик.

-Я знаю – ответила я, думая о том, на что бы выменять козлика.

Вообще-то, у меня были хорошие игрушки. Тётя часто ездила в командировки в ближайшее зарубежье. Поэтому в арсенале был прекрасный конструктор, заводной Карлссон, очень приличные машинки и даже крутой экскаватор с острым зубастым ковшом (какая безопасность детей, о чем вы).

-Спасибо, что приютила Бяшку. У меня кроме него вообще нет игрушек – сообщил мальчик.

Альтернативы не было, козлика надо отдать. Я нехотя протянула игрушку пацану.

-Как тебя зовут? – спросил мальчик. – Меня Алёшей.

Я представилась. Предложила Алёше пряник или яблоко. Алёша сказал, что не голоден, хотя по лицу было понятно, что он хочет и то и другое. Весь день мы с мальчиком провели в шалаше. Оказалось, что читать он не умеет, поэтому я вслух читала свою книжку, потом мы ели пряники, яблоки и даже сожрали весь хлеб, который вообще-то предназначался частично гусям. Когда стало немного темнеть, я засобиралась домой. Алёша с сожалением сообщил, что за трубу ему нельзя, поэтому проводить он меня не сможет. Но пообещал, что гуси меня точно не тронут, чтобы я не боялась и шла смело. А еще отдал мне Бяшу. Не насовсем, только переночевать. Что ж, я была не против. Гуси действительно вели себя на редкость прилично, стояли в стороне и даже не гоготали. Дома я рассказала, что нашла хозяина козлика, что зовут его Алёша и что завтра мы опять будем играть вместе. Мама, которая иногда нервничала из-за того, что я иногда предпочитаю книжки живому общению, заметно обрадовалась. В общем и целом, все были счастливы. Бяша молодец.

Весь июнь мы с Алёшей тусили в шалаше, ходили на счастливо обнаруженный ближайший ручей строить запруду, я вслух читала уже вторую книжку, было съедено стратегическое количество кирпичей хлеба (его Алёша особенно трепетно любил), ванильных сухарей и кислых яблок. Козлик все эти дни ночевал у меня.

Где-то в конце месяца утром я увидела в окне черное грозовое небо. В шалаше как раз лежали «Сказки Англии», которые мы не успели дочитать. Едва дождавшись, пока родители уйдут на работу, я помчалась в поле. Алёша уже был там. Я сказала, что надо срочно спасать движимое имущество, потому что вот-вот ливанёт. Предложила мальчику переждать дождь у меня. Но Алёша грустно сказал, что за трубу ему никак нельзя.

-Но можно пойти ко мне! Мать будет рада. – внезапно просиял он. – Пойдем, это недалеко!

И мы пошли. Я знала, что тропинка через поле ведет к дороге, мы с мамой как-то ходили до дальней остановки. Там ходил один автобус, десятка. И стоял магазин «Гастроном», единственный в нашем районе.

Но с Алёшей мы пошли немного наискосок от тропы. И пришли к ряду частных домов. Я очень удивилась, потому что даже не знала, что у нас такое есть. Саманный (как я сейчас понимаю) домик с белеными неровными стенами, огромное тутовое дерево с черными ягодами, аккуратный огородик, деревянная скамья у зеленого забора, лохматая собака в будке.

Мама Алёши набирала воду из колонки. Обычная женщина средних лет в темно-зеленом сарафане, галошах на босу ногу. На шее бусы из рябины, волосы завязаны в хвост.

Я почему-то очень резко это всё вспомнила, какие-то ненужные подробности, обстановку дома, собаку эту, Клаву, которая рвалась с цепи и отчаянно виляла хвостом, низкое набрякшее небо, запах близкой грозы, раздавленные ягоды тутовника под ногами. В доме была одна комната и прихожая, совмещенная с кухней. Окна со ставнями, фиалки какие-то на подоконниках, сервант с чайным сервизом, вязанные крючком кружевные салфетки, две металлические кровати с шишечками, подушки, накрытые тюлевыми накидками. И запах. Я не могла понять, чем пахнет. У нас дома никогда не было такого запаха.

Алёшина мама действительно обрадовалась нам, тут же завела тесто на оладушки. Мы пили чай, ели огненные оладьи с яблочным повидлом, а за окном бушевала гроза. А потом Алёша начал показывать мне свои сокровища. Коллекция битых разноцветных стекол (кстати, после этого я и начала собирать стеклышки, но это другая история); картинка со снежным лесом, на которой, если ее наклонить, появлялся лес летний; книжка-раскладушка про кота в сапогах. И коробка от шоколадных конфет. Эта коробка была сделана по принципу музыкальной открытки. Если ее открыть, начинала играть механическая мелодия. Совсем не та, которая заставила меня вспомнить эти моменты. Но по звучанию схожая. Было уже часа четыре. Гроза прошла, я засобиралась домой. Алёша попросил оставить Бяшу на эту ночь. Поскольку я так и не решилась предложить ему обмен, пришлось оставить козлёнка. Алёшина мама очень сердечно попрощалась, пригласила приходить еще. А он проводил меня до трубы.

Этой ночью у меня впервые случился приступ удушья. Больница, анализы, астма, санаторий в горах. Домой я вернулась в конце августа. До первого учебного дня оставалось всего ничего. Мама сбилась с ног, докупая необходимое. Бабушка из Крыма прислала посылку с вязанными белыми воротничками для школьного платья. Свежие зеленые тетради с гимном СССР на обороте, обложки, твердокаменные карандаши, вонючие ластики, страшненький коричневый портфель с бегемотом с улицы Лизюкова. А я, дождавшись наконец, бегу на наше поле. Трава выжжена солнцем, но вот следы шалаша. Алёши нет нигде. По памяти иду в сторону тех самых частных домиков. Почерневшие остовы домов, вместо шикарного тутового дерева – обгорелый пень, ни забора, ни лавки, ни собаки Клавы в будке. Я в ужасе бреду по пожарищу. И чувствую этот запах. Запах застарелой беды, запах гари. В том месте, где должна быть комната, что-то есть. Что-то белое. Бяша с обгрызенным носом. Немного запачканный, но не обгоревший. Вечером я плачу. Рассказываю маме про пожар, про то, что я не знаю, где мой друг Алёша. Родители неуверенно переглядываются и утешают меня.

Я сижу в электричке. Спина холодная и мокрая от пота. Эти воспоминания дались мне нелегко. Когда я пошла в первый класс, мальчишки рассказывали, как в конце весны «бандиты» пожгли несколько частных домов на окраине. Сжечь хотели один дом, но саман горит хорошо – занялись соседние. Погибло много людей. Мальчишка из одного дома, чудом выбравшийся в полузаваленное окно, бежал за помощью к ближайшим жилым многоэтажкам, где были телефоны. Но ночью никто не открыл. Страшное время, страшно открывать дверь незнакомцу. Тогда мальчик побежал к последнему дому, к новостройке. Но путь преграждала труба, мальчик перелезал и неудачно упал – сломал шею. Поэтому и сделали деревянный мостик через трубу.

Я знаю, что в этой истории мало мистики, она совсем не страшная. Но, черт возьми, с кем я провела первый месяц того лета 1992 года?