СИЗО-1
Указать автора!6 мин. Страшные истории Helga 28-08-2019, 00:59 Источник
Вкратце обрисую место действия. В Бишкеке, столице Кыргызстана, есть СИЗО-1 — крупнейший в стране следственный изолятор, где содержатся подследственные, ожидающие суда, и пожизненно лишенные свободы. Всего здесь содержатся около 1400 человек, хотя рассчитан СИЗО на 1325. Мужчины, женщины и даже один младенец — он родился у матери-заключенной и по закону должен находиться с ней. Так вот, в главном трехэтажном корпусе содержатся мужчины, их здесь, естественно, большинство. Недавно, в январе, в СИЗО произошел бунт заключенных, жестоко подавленный спецназом. Жертв, к счастью, не было. Зэки требовали улучшения условий и чтобы новый глава службы исполнения наказаний генерал-майор Шейшенбек Байзаков не мочил «общак» — блатных, проще говоря. Новый глава ГСИН начал «закручивать гайки», показывая криминалу его место. Устраивал обыски, переводил в другие колонии криминальных авторитетов, закрыл общаковские камеры. Вы, наверное, удивитесь, но у нас в стране камеры блатных в тюрьмах до прихода Байзакова реально не закрывались. Надсмотрщики, получая откаты от заключенных, разрешали им гулять по всему СИЗО и вымогать бабки у неблатных и вновь прибывших. У нас даже проституток для зэков проводили! Ну так вот, Байзаков всю эту лавочку прикрыл — зэкам не понравилось. Начался бунт. Более 700 человек взломали двери и вырвались на продолы — тюремные коридоры, чуть было не вырвались из корпуса. Тогда и был задействован спецназ. Бойцы «Омеги», орудуя дубинками и светошумовыми гранатами, быстро разогнали спецконтингент по камерам. Отступая, зэки резали себе животы, шеи и руки (чтобы привлечь внимание общественности), смешивали кровь с водой и разбрызгивали по потолку и стенам. На журналистов и правозащитников реки крови производят незабываемое впечатление... Между тем, делали они порезы аккуратно и профессионально — оттягивали кожу, чтобы не задеть вены и органы, поэтому все живы и остались. Я был в СИЗО на следующий день после бунта — впечатления, мягко говоря, яркие. Везде кровь, зэки орут про беспредел и стучат чашками по дверям — мягко говоря, страшно, но ничего сверхъестественного.
Недавно появилась информация: в СИЗО очередное убийство (раньше там постоянно кого-то убивали, не захотел деньги платить, или живет «не по понятиям», или сделал что-то не то — убирают быстро). Причем раньше убивали аккуратно — пытаясь выдать за самоубийство или передозировку наркотиков, а теперь — чуть ли не разорвали человека. Кровь по всей камере, у трупа — ни одной целой кости. Позвонил Байзакову — говорит, зэки что-то не поделили, вот и покончили с сокамерником. Как всегда — все в отказ, не мы, мол. Чепуху какую-то мелют.
— На конвоиров сваливают? — спрашиваю.
— В том-то и дело, что нет... — Шейшенбек Калькибекович как будто что-то скрывал. — Да не берите в голову... Совсем они умом тронулись из-за наркоты.
Так мне и не удалось тогда выпытать у генерала, что же зэки говорят. Не проходит и двух дней — информация об еще одном убийстве. Таком же зверском: все кости сломаны, голова оторвана чуть ли не наполовину. ГСИН сразу закрывается — никакой информации. Звоню Байзакову, говорит: «Сокамерник убитого озверел, растерзал его, потом ещё себе глаза выколол, буйный, мы его пока в лечебке держим, вроде успокоился». Просит подождать с публикацией — дескать, из-за его реформ на него много кто ополчился, в том числе и чиновники, связанные с криминалом. Только и ищут повод его снять... Мы, журналисты, с большим уважением относимся к генералу, так что об убийствах особо не распространялись. Погиб... и всё. Убит сокамерниками из-за разногласий.
Публиковать подробности, как и обещали генералу, не стали. Но вопрос, что же там случилось, постоянно подогревал журналистское любопытство. После того, как я по нескольку раз день в течении недели названивал генералу, он мне предложил самому приехать в СИЗО — пусть зэки и персонал расскажут про случившееся. Сам он там не был...
Приезжаю, сразу прихожу к начальнику СИЗО Марсу — фамилию не помню, мы почти ровесники, и я его по имени называю. Он дает провожатого, говорит, идите, посмотрите, с людьми поговорите. Обе камеры, где были убийства, находятся в подвале. Здесь находятся пожизненно лишенные свободы заключенные, «закрывашки» — те, кто попросил защиту от «общака» и был переведен в отдельный блок, и простые заключенные тоже. Закрывашка отделена от остальных блоков. «Ни один общаковский сюда никогда не заходил», — хвастался начальник СИЗО. Провожатый явно не горит желанием меня водить по СИЗО.
— Чего нахмурился? — спрашивает его начальник. — Тоже в эти сказки веришь?
В ответ — лишь молчание. Мы идем в подвал.
— Какие сказки? — пытаюсь разговорить попутчика.
— Там все услышите... — он немногословен. — Я сам ничего не видел, мало что знаю.
— Там эти зэки всякую ерунду понапридумывали, — говорит Марс; он, оказывается, тоже решил пройтись со мной. — Теперь вон даже из «закрывашки» в общие камеры перевести просят. Раньше самый густонаселенный отсек был, а теперь меньше половины осталась. Не понимают, олухи, что их наверху «общаковские» быстро загрузят. Блатные с подвала тоже бегут, все умоляют их наверх перевести, хоть к параше — лишь бы наверх. Один пожизненник вены вскрыл — не для показухи, по-настоящему, еле откачали. Десять лет сидел, все нормально было — а теперь перевода требует. Мне кажется, это опять какая-то хитрая акция, чего-то добиться хотят. Ну ладно, дальше видно будет, если что, сил у нас хватит.
Спускаемся к подвалу. В корпусе, как всегда, вонь, тусклое освещение, стены как будто сужаются. Все это очень гнетет. Первый подвальный пост. Молодой солдатик-охранник, бледный, как полотно. В руках четки — видимо, молился.
— И тебя запугали? — по-отечески хлопает его по плечу Марс. — Не боись, скоро сменят.
Подходим к камере.
— Здесь второго убили. — говорит Марс. — Первую камеру уже прибрали. Только зэки туда наотрез отказываются возвращаться. А куда их девать, изолятор и так переполнен...
— Нервы крепкие? — спрашивает, открыв дверь. — Тогда заходи...
Я на своей работе видел много трупов. В том числе и искалеченных. А тут даже трупа не было, но меня все равно чуть не вырвало... ВСЯ камера в крови. Обе двухэтажные железные кровати разбиты в хлам. Разводы крови даже на потолке (а потолки-то высокие!). Не капли, а именно разводы. Как будто труп тащили по потолку, как по полу.
— А сколько убийц было? — в недоумении спрашиваю я.
— В том то и дело, что один, — отвечает начальник СИЗО. — Это ж надо так от наркоты рехнуться, чтоб такое сотворить!
Осматриваюсь. От запаха крови становится плохо. Поскорее выхожу.
— Сынок, уходи отсюда побыстрее... — в кормушку (окно для приема пищи, остальные двери сплошные) из соседней камеры высовывается морщинистое лицо.
Нервничающий надзиратель, который как тень повсюду ходит за мной и начальником изолятора, с грохотом захлопывает кормушку, чуть не ударив по лицу зэка.
— Во время бунта все задвижки на кормушках поотламывали, — говорит Марс. — До них пока руки не дошли, скоро сделаем.
Что удивительно, остальные зэки сидят тише воды — ниже травы. Хотя обычно, видя посетителя, сразу же орут о плохих условиях и беспределе.
— Можно мне с ним поговорить? — спрашиваю Марса.
— Говори, — после некоторых раздумий отвечает он. — А я побежал. Дел много. Потом ко мне зайдешь.
— Уходи, сынок, не о чем со мной разговаривать, — говорит зэк. Надзиратель, что остался со мной, заметно нервничает и просит побыстрее закругляться.
— Не сокамерник его убил, — продолжает зэк. — Здесь все слышали, что происходило. Они оба — и убитый, и его сокамерник — орали, как резаные. А я еще и видел (его камера находится напротив).
— А кто? — спрашиваю я, ожидая очередной рассказ о беспределе надзирателей.
— Призрак!
— Кто?!
— Призрак... Он по подвалу постоянно бродит. Зря мы кровяку по стенам брызгали. Вызвали нечистую....
Мне страшно и смешно одновременно. Матерый уголовник — и верит в призраков. С другой стороны...
— Кум (так называют зэки начальника СИЗО) не верит. Думает, рехнулись мы все. А вот ты сам подумай. Тот, убитый, больше ста килограммов весил, борец был профессиональный. А его сосед — меньше меня (мой собеседник килограммов где-то 40 весом). Как он его мог по всей камере швырять? По потолку таскать? Он себе специально даже глаза вырезал, чтобы не видеть, что в камере происходит.
Меня пробирает дрожь. Смотрю на охранника — бледный, как мел, он кивает: мол, правда.
— Я его уже много раз видел, как и все здесь, — продолжает зэк («Мы все видели», — кричат из соседней камеры). — Он в порванной телогрейке на голое тело, в рваных штанах, босиком. Все тело изрезано бритвой, особенно лицо. Вместо одной руки — угловина (угол железной кровати, зэки их отламывают и используют как оружие во время бунтов). Я видел... Он того, здоровяка, как тряпку швырял, по потолку таскал. А щуплого не тронул... почему-то...
— Брат, попроси нас перевести хотя бы с подвала, — умоляет уголовник из соседней камеры. — Век не забудем...
— Говорят, он уже вверх поднимался, на второй этаж... Раньше только в подвале был, — продолжает рассказывать мой собеседник.
Тут в одной из камер на дальнем конце продола (из закрывашки) раздается дикий вопль и плач одновременно:
— Он пришел, вон он стоит! Опять... Не меня... пожалуйста... Я ничего не делал, не брызгал кровь!
Остальные зэки тоже шепчут отговорки. Кто-то громко молится.
Кровь стынет у меня в жилах. Впервые в жизни мне хочется попасть в камеру, а не стоять на виду посреди коридора...
— Пошли, быстро, только не беги, вниз смотри, — тихим голосом повелевает мне сопровождающий солдат и чуть ли не за шкирку тащит к посту. Постовой с закрытыми глазами громко молится Аллаху. Везде слышен тихий плач. Моргает свет. Мой сопровождающий вздрагивает всем телом, чуть не оторвав мне рукав куртки. К счастью, свет мигнул только на секунду.
— Где он? — свой голос кажется мне женским.
— В конце коридора, но не вздумай смотреть! — До поста совсем немного. — Я его уже несколько раз видел. Посмотришь на него, он просто стоит, в глаза смотрит. Моргнешь или взгляд отведешь — а он уже на десяток метров ближе, угловиной машет... Кто долго смотрит... Говорят, что это он их из-за взгляда. Они видели плохо, рассмотреть пытались...
Меня, абсолютно онемевшего, выводят из подвала. В последнюю секунду, уже поворачиваясь на лестницу наверх, смотрю в конец коридора. Успеваю заметить лишь темный силуэт с угловиной в руках — или вместо руки? Под стоны и крики зэков я вылетаю на улицу — во внутренний двор СИЗО, на свежий воздух. Меня пробирает крупная дрожь. Другой солдатик понимающе на меня смотрит:
— Опять он?
Мой сопровождающий кивает в ответ. Его тоже изрядно потряхивает.
Тот солдатик в ответ произносит несколько крепких словечек и уходит.
Стою, курю на улице. Руки дрожат. Два раза роняю сигарету на снег. Поднимаю и курю дальше. Негигиенично, конечно, особенно в тюрьме, но мне всё равно...
Докурив, залетаю к начальнику СИЗО, благодарю за экскурсию и, ссылаясь на срочную работу, убегаю прочь. Чуть ли не вырываю на контрольно-пропускном пункте из рук сотрудника ГСИН свое удостоверение и выбегаю на улицу, на волю.
Прошло уже два дня. Заставляю себя думать, что это ГСИНовцы специально для меня спектакль устроили — чтобы скрыть настоящие обстоятельства убийства, а заодно и посмеяться над впечатлительным журналюгой. Стараюсь не верить... Иначе просто спать не смогу.
1 676 просмотров
KRIPER.NET