Удивительно, сколько всего может случиться с человеком, который лишь на короткое время отрывается от привычной рутины и совершает всего одно необдуманное действие. Цепь из таких событий может изменить его жизнь, стать причиной грядущей радости или горя. Или, как это произошло со мной, лишить уверенности в реальности.
Совпадение за совпадением, знакомство за знакомством – и вот я стою в книжном магазине за тысячу километров от моего родного города и копаюсь в коробке с уценёнными товарами, пытаясь выбрать из предложенного мне хлама наиболее опрятную на вид книжицу. Все они здесь старые и изрядно потрёпанные – видимо, не один год хранились на складе, ожидая своего покупателя. Ну, что же. Час настал.
Я здесь не один. То был единственный эпизод в моём существовании, который я мог бы действительно назвать жизнью. Почему-то длился он недолго, зато оставил после себя чёртов миллион воспоминаний – приятных и не очень, но моих. Наших. Я всё ещё иногда слушаю записи её голоса. Я всё ещё надеюсь найти её снова.
Среди барахла за четверть цены я нашёл достойно сохранившийся сборник рассказов – обложка была в разводах от попытки вытереть пыль, вероятно, мокрой тряпкой, но в остальном – почти не тронут временем. Про кота. Она хотела почитать про кота.
Этого так и не произошло. Не всегда можно найти время для книги, даже если хочется. Всегда находится вещь поинтереснее, каждый раз всплывает что-то ещё, что-то необходимое. Эту я читал в одиночестве.
Читал, спустя семь лет после покупки. Читал, не понимая, что мне делать с полученной информацией. И мне хотелось, чтобы в этот вечер я выбрал себе другой досуг, но эту ошибку я исправить не мог.
Между строк, иногда – поверх основного текста был написан другой, чужой. От руки, тонкой синей ручкой, очень аккуратно и совсем без следов давления на бумаге. Он появился почти в самом начале рассказа и окончился через десять страниц отвратительным рисунком, скорее, наброском лица женщины. «Наслаждайся чужими страданиями, пока не приступишь к своим собственным» – вот с чего я начал. И, разумеется, не стал читать печатный текст, желая узнать, куда же ведут мысли бывшего владельца. «Посмотри, что мы делаем с искусством! Почему ты больше не читаешь?» Такое заявление от куска бумаги слегка пробрало меня. Хороший ход, сыгранный на человеческой любопытности – а хозяин-то знающий. Когда я начал всматриваться в написанные им строки, я в действительности совершенно перестал уделять внимание основному тексту – крупному, написанному красивым шрифтом. Смысла в нём не осталось. Предложения превратились в бессвязный набор слов, знаки препинания отсутствовали – неудивительно для уценённых товаров, но куда интереснее простой книги-фантазии автора. Присутствовало ощущение тайны.
«Мы все давно сгорели», – прочёл я над повторяющимся десятки раз печатным словом «пожар». Я читал этот рассказ раньше, я помнил всё, и мне было невероятно интересно, какие же рецензии были оставлены на последующие события. Они становились всё мрачнее.
«Я выколол ей оба глаза, и она больше не сбежит»; «Я тоже обмотал её шею верёвкой, но моих слёз не было»; «Мне так и не удалось найти другую, похожую на неё». Все эти фразы сопровождали оригинал – жутко испорченный, но близкий по смыслу, слишком близкий. Выдуманный мучитель живых существ «Чёрного кота» изначально описывал свои действия с раскаянием, наслаждаясь беззащитностью и любовью к нему тех, кого он лишал жизни; синий текст был безжалостен.
Между строк эпизода с последним убийством я прочёл красочные описания страданий жертвы. Бывший владелец наделил её именем – таким знакомым и родным мне, что хотелось тут же вырвать и уничтожить страницы, но моё любопытство оказалось сильнее, хотя теперь мне было мерзко даже касаться той же бумаги, что и автор надписей. Я почувствовал, что весь промёрз – было очень липко и неприятно. А на страницах продолжали красоваться плотно расположенные надписи с ужасами человеческих страданий. Неужели ко мне попало подобие дневника маньяка-убийцы? Раскрыто ли преступление? Сколько времени я потерял, имея в руках доказательство чьей-то вины и не использовав его с целью наказать убийцу?
Нет. Слишком хорошо, слишком необычно, чтобы этому случиться со мной. Должно быть, это чья-то шутка, возможно – продавца из книжного. Эта оказалась бракованной. Вполне подходит для коммерческих целей. Неплохо бы таким образом завлекать клиентов – «а вдруг следующая книга тоже окажется настоящей?»
Я пропустил оставшуюся часть текста и перепрыгнул сразу на последнюю, десятую страницу, где красовался рисунок женщины с грубо зарисованными глазами. Единственный дописанный текст здесь гласил, что он – его автор – не такой глупый, чтобы попасться; что он убедился – все, запечатанные в стену, были мертвы.
Я обратил внимание. Конечно же, я обратил внимание! Фон наброска – он был таким же, как и рисунок на обоях в когда-то нашей квартире. Какое дурацкое совпадение. Как много воспоминаний. Именно этот рисунок перебил моё возбуждённое маленьким исследованием состояние, и теперь я злился. На дурацкую книгу, на воскрешение в памяти того, что оставалось мёртвым так долго. На себя и на автора ремарок, чёрт бы их… Мне хотелось выместить свою злость; мне хотелось кричать, хотелось драться, хотелось набить морду этому психу, который так спокойно расписывал этот жестокий бред. И хотелось отомстить за совпадение с использованием её имени. Но передо мной был лишь текст. Представить его автора было невозможно, поэтому я, дурак, не нашёл ничего лучше, чем выхватить первую попавшуюся ручку и сообщить страницам, что я ему не верю и он может идти к чертям собачьим!