У каждого из нас есть какой-то момент, который разделил их жизнь на «До» и «После». Переезд на новое место жительства, встреча кого-то, кто впоследствии станет вам ближе всех прочих – а затем и его утрата, оставляющая пустоту в душе. Жизнь каждого человека рано или поздно дойдёт до той точки, на которой она перевернётся с ног на голову. Иногда в лучшую сторону, а иногда и в худшую.
У меня этот судьбоносный момент произошёл дня, кажется, четыре или два назад, и он был явно не из категории «в лучшую сторону». Впрочем, проанализировать как следует я его вряд ли смогу, так как под мои представления о фундаментальных законах мира он вообще не попадает. Но обо всём по порядку.
У меня есть – или, скорее, был – друг, Андреем звали. Андрей был из той породы тихих тщедушных мальчиков, которые ни с кем из коллектива не контактируют, а лишь сидят где-то в отдалении и занимаются своими делами. Нам повезло оказаться в среде, где школьная травля не была слишком частым явлением, так что особых проблем с одноклассниками он не испытывал.
Впрочем, несмотря на это, никто особо не рвался заводить с ним дружбу, да и он сам не слишком к этому стремился. Но по какому-то стечению обстоятельств нам удалось заинтересовать друг друга, и я в итоге стал его единственным из всего нашего класса другом.
Несмотря на отсутствие проблем со сверстниками, Андрей с незавидной регулярностью страдал всякими нервными расстройствами – панические атаки, депрессии, дереализации и тому подобное. Кульминационным моментом стало то, что он внезапно уверовал в наличие у себя младшей сестры по имени Оля, которая однажды пропала без вести.
Проблема была в том, что о ней помнил только сам Андрей. Все его близкие и дальние родственники, а так же я, отчётливо помнили, что Андрей был единственным ребёнком в семье. Так ему и сказали родители, когда он внезапно упомянул Олю за ужином. Как я знаю со слов его матери, на логичное непонимание Андрей отреагировал сначала растерянностью, затем обидой, а потом самой настоящей истерикой – настолько нездоровой, что дошло до вызова скорой.
Да, я слышал про такое явление, как ложные воспоминания. И его родители, я уверен, тоже слышали (Логично учитывать подобные нюансы, когда твой ребёнок психически нестабилен). Но Андрей, к сожалению, был не из тех, кого можно убедить в том, что их память сыграла с ними шутку. О нет, любое отрицание существования Оли сопровождалась дичайшими истериками с криками и слезами.
За этим последовало закономерное событие – поездка в диспансер, где Андрей впоследствии провёл около месяца. Уж не знаю, как там над ним пошаманили, но по возвращению он был необычайно спокоен и больше никогда не упоминал про свою якобы младшую сестру.
Никогда. До того самого момента.
То был приятный майский вечер, когда уже чувствуется приближение долгожданного лета. Мы с Андреем гуляли по микрорайону, обсуждая какую-то игровую новинку и особо ни о чём не думая. Это был наш последний год в школе, и, хотя ЕГЭ было ещё впереди, мы особо не парились по этому поводу и просто наслаждались жизнью.
Наш путь впоследствии привёл нас к местности недалеко от моего дома. Это был огороженный забором участок, на котором располагался бывший детский сад (Один из тех типовых, построенных подобием буквы Ш), теперь ставший какой-то юридической конторой. Большая часть участка же являлась пустырём с редкими деревьями и вытоптанными дорожками. И вот, проходя по этому пустырю, я зацепился взглядом за нечто выделяющееся на общем фоне.
Это выглядело так, будто кто-то вырыл в небольшом холме нору, а затем облицевал место вокруг неё жестяными листами. Издалека было похоже на какой-то элемент теплотрассы или один из тех погребов, что можно встретить под окнами хрущёвок, но при ближайшем рассмотрении возникали вопросы о происхождении и назначении данной конструкции. Никаких труб тут не пролегает, а до ближайшего жилого дома метров сто, плюс сам проход ничем не перекрыт, так что это определённо ни часть теплотрассы, ни погреб.
Конечно же, моё чёртово любопытство проснулось и мне захотелось осмотреть этот проход поближе. Нет, у меня не было никаких сигналов из подсознания и внутреннего голоса, который призывал бы как можно скорее
убраться оттуда – всё воспринималось довольно обыденно и безобидно. Так что я повернулся к идущему чуть позади Андрею, дабы указать на объект своего интереса.
Но Андрей и без того смотрел на него.
Смотрел полными страха глазами, замерев на месте и не двигаясь. «Ну вот, опять началось» – подумал я, списав внезапный ступор Андрея на очередной заскок его нервной системы.
– Андрюх, ты чего застыл? Пойдём посмотрим, что там за хрень такая, – я махнул ему рукой. Мой друг пару секунд помедлил, а затем нервно покачал головой:
– Нет… Это то место. Коптилище. Сань, пошли отсюда быстрее.
Да, тогда подобное было очень просто списать на его нестабильность, что я и сделал (Думаю, так бы сделало большинство, окажись они в моём положении). Стараясь говорить спокойнее, я ответил Андрею: – Какое ещё коптилище? Ты о чём говоришь?
– Оля не исчезала, её туда утащило. Сань, пожалуйста, я не могу тут находиться. Голова болит…
У меня внутри похолодело. Не уверен, от чего: от внезапного упоминания Андреем Оли, о которой я не слышал уже больше года, или эта его фраза про «утащило». Что её утащило? Куда, в эту нору? Это я и хотел спросить у Андрея, но какой-то необъяснимый страх сжал моё горло, и вопросы так и остались незаданными.
А потом я понял. Ну конечно, он снова чудит. Конечно, бывает ведь такое, что у некоторых вызывают страх вполне обыденные вещи? В психиатрии я не разбирался, но подозревал, что бывает. Особенно с такими, как Андрей. Вот и всё, вот тебе и разгадка. Возможно, если показать ему, что ничего страшного там нет, то его «отпустит».
Пожалуй, даже с точки зрения психиатрии эта мысль была крайне бредовой, но на тот момент я в ней не сомневался. Так что я, стараясь звучать убедительнее, сказал Андрею:
– Да бог с тобой, Андрюх, там наверняка просто подстанция какая-нибудь. Щас проверим!
А затем, несмотря на тихие причитания Андрея у себя за спиной, зашагал к тому, что мой друг называл «Коптилищем».
Да, это был подземный проход, немного напоминающий вентиляционную шахту. Узкий туннель, так же облицованный проржавевшей жестью, плавно уходил куда-то глубоко вниз, во тьму. Заглянув в эту пропасть, я почувствовал тепло и лёгкий запах гари, а, прислушавшись, уловил едва слышные звуки работы каких-то механизмов там, в глубине. Что-то щёлкало, гудело и скрежетало, не переставая. «Ну да, подстанция. Было бы чего бояться» – решил я, и уже было хотел высказать свой вывод Андрею. Но этот момент, когда я, опёршись на локти, всматривался в бездну, и стал моей точкой невозврата.
Думаю, я тогда потерял сознание или вроде того. Реальный мир остался где-то далеко позади, а мой мозг заполонили образы. Причудливые и мрачные образы некоего подобия заброшенных промзон, безлюдных, с полуразвалившимися бетонными заборами, исписанными граффити. Это был словно бы наш мир, но какой-то другой. Мёртвый и искажённый. Но в этом мёртвом мире на фоне сумеречного неба вырисовывались чёрные зловещие фигуры давно пустующих заводов, в которых кипела жизнь. Но не та жизнь, которую мы знаем, а какое-то её древнее, ужасающее подобие. В пыльных окнах горел свет, из труб вырывался дым и пламя, и там, в глубинах забытых заводских комплексов, находилось в постоянном движении и изменении нечто искусственное, но, тем не менее, живое и мыслящее. Нечто, что было создано задолго до появления жизни на земле, несущее в себе испепеляющий жар первых звёзд во Вселенной. Поделенное на множество фрагментов, оно, тем не менее, всё ещё было единым целым, и, преданное забвению, проводило над собой непостижимые процессы, ожидая. Ожидая чего-то там, в вечных сумерках и темноте безлюдных промзон.
Первым, что я почувствовал, когда очнулся, была боль в конечностях. Кажется, я провёл в одном положении несколько часов. Размяв ужасно затёкшие руки-ноги, я огляделся. Уже заметно стемнело и Андрея, само собой, нигде не было видно – наверняка пошёл домой, решил тогда я. Своему внезапному ступору я нашёл довольно нелепое, но на тот момент казавшееся единственным логичным объяснение – у меня тоже беда с головой. С кем поведёшься, как говорится…
Загадочный туннель в земле тогда как-то сам собой вылетел из головы и я пошёл домой, намереваясь затем написать Андрею, а после рассказать родителям о своём ступоре – считал, что лучше поставить их в известность, чтобы специалист поправил мне мозги, пока всё не стало слишком плохо.
По возвращению я коротко поздоровался с матерью и отцом, а затем, отправившись в свою комнату, включил компьютер и зашёл во Вконтакт. И каково же было моё удивление, когда ни в диалогах, ни в списке друзей я не обнаружил ни следа от Андрея. Возможно, на эмоциях он удалил меня из друзей, а диалог сам стёрся из-за какого-то бага? Пройдясь по страницам моих одноклассников, а так же классного руководителя, я и у них в друзьях не нашёл человека по имени Андрей Чижов. Нигде не было даже удалённого профиля. Андрей как будто никогда не регистрировался в ВК, хотя общались мы там регулярно.
Кое-кто из моих одноклассников был он-лайн – написав им и получив ответ, я впал в крайнее недоумение. Все три человека, у которых я спрашивал о моём друге, утверждали, что никого подобного никогда с нами не училось. Конечно, тут можно было бы всё списать на нелепую шутку (Дескать, ха-ха, я про него и думать забыл, хоть бы как-то давал знать о себе), но на мои дальнейшие расспросы они выказывали вполне себе реальное недоумение.
Удручённый, я направился в родительскую комнату и задал им со стороны, пожалуй, кажущийся странным вопрос:
– Вы не знаете, что случилось с Андреем?
Само собой, меня встретили непонимающие взгляды и вопрос «С кем?». Мне уже начинало становиться по-настоящему страшно от осознания того, что я, возможно, схожу с ума. Наши семьи не сказать, что дружили, но контакт поддерживали, и мама с папой просто не могли не знать об Андрее.
Мысленно утешая себя тем, что ложные воспоминания – вполне нормальное явление, я принялся рассказывать им, что мы, вообще-то, ещё с начальной школы дружим, и что его отец как-то помог моему подлатать машину, когда та ощутимо барахлила. Мой же отец теперь рассказал, что машину ему подлатали на СТО и он не понимает о чём я говорю. Как и мать, которая, посмотрев с сочувствием, сказала мне:
– Сашунь, ты себя нормально чувствуешь?..
Конечно же, не нормально, у меня тут лучший друг из жизни внезапно исчез. Какая тут на хрен норма? Так я, конечно, говорить не стал, и, сочинив что-то про очень реалистичный сон, который въелся в память, вернулся к себе. Даже несмотря на то, что я продолжал утешать себя мантрами о ложных воспоминаниях и их норме, меня всё не покидало ощущение жуткой неправильности. Неужели я и в самом деле схожу с ума? Может я, прямо как в каком-нибудь триллере, в далёком детстве выдумал себе друга, а спустя много лет этот образ вдруг стёрся у меня из головы? Возможно, есть что-то ещё, что я считаю привычным и настоящим, а на самом деле его не существует вовсе?
Я изо всех сил старался убеждать себя в своей адекватности и гнать подобные мысли прочь, но они упорно подступали. А вместе с ними – какая-то странная тоска и скорбь. Как же так… Мы ведь с Андреем столько всего вместе пережили, были, можно сказать, братьями по духу… А теперь его не существует. И ведь некому выговориться. Никто же и не помнит о нём, кроме меня. Мне, пожалуй, понадобится время и усилия, чтобы в свете этого всего не скатиться в депрессию.
Так, за рефлексией и залипанием в интернеты, наступил глубокий вечер и я, эмоционально вымотанный, провалился в сон.
Сон был без изображения, но со звуком – будто кто-то выдернул из гнезда кабель, отвечающий за показ картинки на экране. Помню, как во сне слышал треск, словно от костра, глухие звуки работы огромных механизмов, и крики. Кричало, как минимум, с десяток человек, и кричало так, будто их сжигают заживо. Сжигают и сжигают на протяжении многих часов, а они всё не умирают и продолжают чувствовать боль. Кажется, я тогда даже ощутил запах горелого мяса…
Когда я, как обычно, проснулся в семь утра, чувство неправильности стало ещё сильнее. Многие назвали бы это «Встал не с той ноги», но у меня было нечто иное. Где-то на подсознательном уровне хотелось лечь спать обратно и никуда не идти, чтобы в дальнейшем не открылась какая-то мучительная истина, не приблизилось роковое событие. Всё вчерашнее я хотел бы списать на дурной сон, но, увы, уж слишком явственно я помнил все эти события. Завтракая и собираясь, я старательно пытался направить свои мысли в другое русло, но они снова и снова возвращались ко вчерашнему дню.
И тогда в памяти всплыл загадочный проход в холме. Если это было нечто вроде подстанции непонятного назначения, то я вполне мог надышаться каких-то испарений и впасть в бред. Легче, конечно, от этой мысли не становилось, но некая доля рационализма в происходящее всё же вносилась. Может, я и подвинулся рассудком, но хотя бы не на ровном месте.
Как оказалось, мои предчувствия меня не обманули – в школе странности только набрали оборота. На занятие не пришла Света, моя одноклассница, с которой у меня были достаточно тёплые отношения – мне она даже в какой-то степени нравилась. Её отсутствие само по себе вызывало вопросы, так как Света была из числа тех девочек-отличниц, которые участвуют во всех олимпиадах, рыдают из-за четвёрок в четверти и, само собой, имеют идеальную посещаемость.
Конечно, она могла, например, заболеть, но когда уже третий преподаватель на перекличке не упомянул её фамилии, а никто из класса уже в третий раз не указал им на это, я почуял неладное. Подойдя на перемене к двум девчонкам, с которыми она регулярно общалась, я поинтересовался:
– А что со Светой, вы не знаете?
Ответ был немного предсказуем:
– С какой ещё Светой?
Надежда, как говорится, умирает последней, так что я до последнего надеялся, что они просто забыли.
– Ну с Арсениной. С нами учится…
– Не знаем мы никакую Арсенину. Саш, ты о ком вообще?
Что ж, теперь моя надежда умерла окончательно. Бросив девочкам что-то вроде «Да забейте», я мысленно ушёл в себя, где и перебывал весь остаток дня.
Что ж, из моей жизни исчезли два небезразличных мне человека. Вряд ли два ложных воспоминания за такое короткое время – это нормально, так что вывод неутешителен: я всё-таки схожу с ума. С другой стороны, я не раз слышал, что сумасшедшие не осознают, что они сумасшедшие, а, наоборот, уверены в своём душевном здоровье.
А как тогда это всё объяснить? Просто так люди – и все воспоминания о них – не пропадают. И если всё это происходит не в моей голове, а на самом деле, то почему я-то всё помню? Нет, верить в реальность происходящего мне упорно не хотелось. Никому из нас не хочется рушить свою привычную
картину мира, я уверен. Это ведь неправильно. Так быть не должно. Так не бывает. Я тщетно держался за свою идею с отравлением газами словно за спасательный круг посреди бушующего шторма. Только вот из этого круга стремительно выходил воздух, и шторм неизбежно захлестнул бы меня – рано или поздно.
Я продолжал жить так, будто всё нормально. В конце концов, люди вокруг меня не замечают никаких изменений – так почему бы и мне не закрыть на них глаза? Я всё так же вставал с утра в школу, понуро сидел на уроках, на переменах утыкался в телефон, а по приходу домой – в компьютер, и старался не замечать того, что люди продолжают пропадать.
А они пропадали. Кто-то из преподавателей, соседка сверху, пацан из параллели, знакомая кассирша в супермаркете – они, и не только они, бесследно стирались из моей жизни, а я просто принимал это как должное.
А ещё я видел сны. Иногда они были как тот без изображения – крики, запах горелого мяса и звук работы механизмов. Иногда, заснув, я обнаруживал себя в гигантском заводском комплексе, чем-то похожем на металлургический комбинат. Тьму разгонял свет от огромных доменных печей, создавая угрожающий полумрак. Я бродил один среди машин, работающих сами по себе, и в этом литейном аду пытался отыскать… Что-то. То и дело мне казалось, что вот я обогну очередную конструкцию, и сразу за этим поворотом меня будут ждать ответы на все мои вопросы. Но в такие моменты я всегда просыпался.
Когда я бодрствовал, я, почти не переставая, ощущал на себе какое-то гнетущее внимание. Возможно, так себя чувствуют подопытные мыши, когда за ними с камер наблюдают учёные. Или занырнувший слишком глубоко дайвер, когда из тёмных океанических глубин на него смотрит нечто невыразимо жуткое. Мною будто заинтересовалась какая-то древняя, чуждая сущность, и этот давящий на разум взгляд я ощущал на себе большую часть времени.
Да, когда всё это началось, я хотел получить помощь психиатра. Возможно, стоило обратиться сразу, не мешкая. Но, признаю, я испугался. Зловещее внимание извне давило на меня почти так же сильно, как и боязнь на долгие годы загреметь в убогую палату, где соседом мне будет какой-нибудь овощ.
А даже если и не загремлю, то всё равно на моей жизни можно ставить крест. В армию меня со справочкой не возьмут, но это все плюсы и есть. Хрен меня
с ней кто-то куда-то работать возьмёт. Да и общественного осуждения вряд ли удастся избежать.
Так что я просто продолжал наблюдать, как мой привычный мир рушится на кусочки.
Когда пропал отец, я даже не удивился. Нет, я любил его, и, случись это раньше, я бы метался, истерил и не находил себе места. Но, похоже, за всё это время во мне созрело стойкое равнодушие ко всему на свете, так что я, как и мать, не выказал никаких впечатлений по этому поводу, будто ничего и не произошло.
Задремав на последнем уроке, я увидел сон, который до этого меня не посещал. Я стоял посреди пустоты, а меня окружали люди. Все те люди, которые бесследно стёрлись из моей жизни, стояли и смотрели на меня, покрытые ужасающими ожогами, похожие на жертв масштабного пожара. Там был и Андрей, и Света, и отец, и… Мать. Они все ничего не говорили, а лишь молча смотрели. Все они чего-то ждали от меня.
И, когда я, дёрнувшись, проснулся, я почему-то осознал, чего именно.
Теперь я понимаю, что Андрей не был сумасшедшим. Возможно, Оля, его сестра, и в самом деле существовала. Но, как и говорил Андрей, её утащило в это Коптилище. Утащила некая зловещая сущность, которая, стоит лишь обратить на неё внимание, калёным железом выжигает всё то, что связывает тебя с привычным миром. Ведь если всматриваться в бездну, бездна начнёт всматриваться в тебя.
Как я и ожидал, мне, позвонившему в дверь своей квартиры, открыла совершенно незнакомая женщина, встретив меня вопросительным взглядом. Матери нет. Никого из тех, кого я знал, нет. И дома у меня тоже нет. Так что, похоже, теперь у меня лишь один путь.
Возвращаясь на пустырь, я снова вижу перед собой зловещий чёрный зев, облицованный жестью. Как будто смотрю в пасть хищнику, который изначально знал, что его добыча рано или поздно вернётся к нему. Возможно, моё возвращение сюда и вправду было лишь вопросом времени.
Меня снова встречает запах дыма и механические звуки где-то там, внизу. Пригибаясь, я заползаю туда и продолжаю ползти вниз, во тьму. И чем ниже я спускаюсь, тем отчётливее, кроме лязга и гула, мне слышатся голоса.
Такие до боли знакомые и родные голоса. Там, внизу, меня ждут. Пришло и моё время стать тем, кого поглотило Коптилище.исчезновениясны