— Чего надо? — не слишком любезно поинтересовалась она.
Люба начала торопливо объяснять, видя, что хозяйка теряет терпение. Она была одна в провинциальном городе под Оренбургом. Люба набрела на поселок за лесом и хотела спросить, где находится Институт истории и культуры, в котором учился ее парень Петя.
— Нету его уже, — буркнула женщина.
— Института?
— Петьки-то твоего.
— Что? — Люба похолодела.
— Убили его, — глухо сказала хозяйка. — Чурки чертовы! За деньги грохнули!
Люба на ватных ногах вошла в скромно обставленную прихожую:
— Что... что с Петей?
Она была удостоена гневного взгляда хозяйки:
— Узбеки за деньги убили. Сколько еще можно повторять?
Люба сняла пальто и огляделась. Похоже, женщина знала Петра...
Хозяйка жестом пригласила ее на кухню. На стене висел портрет Пети в траурной рамке.
Люба до сих пор не желала верить услышанному. Ее любимый, лучший друг и самый честный человек в Любиной жизни, ее Петя умер... Это горе легло на сердце девушки тяжелым камнем.
— Сволочь он, — процедила сквозь зубы хозяйка, — мать бросил, в город уманал.
— Да как вы смеете? — вышла из себя Люба и тут же осеклась: Петя никогда не говорил о матери. Люба помнила только Ивана, отца Петра.
— Простите, — выдохнула она.
— Ничего, — усмехнулась хозяйка. — Поделом. Он как Ванька. Что им тут не жилось? И природа, и погода. Ах, в город потянуло. Человеками стать хотели важными...
Больше хозяйка ни слова не сказала.
Люба была неприятно удивлена. Ведь Петя — ее сын. Как можно быть такой безразличной?
За окном темнело. Люба решила, что переночует у хозяйки и утром уедет.
* * *
Ночью Люба не спала. Мысли о Петре не давали ей покоя. Мать Пети ей не понравилась — слишком злая и отстраненная...
Со стеллажа что-то упало.
Люба подняла почтовый конверт. Там были фотографии молодых Ивана и матери Петра, которая не назвала Любе свое имя. Без интереса посмотрев на улыбающихся молодоженов, Люба достала другие фото.
Увидев снимок, на котором были изображены хозяйка дома и младенец, Люба насторожилась.
«1990».
Больше информации о снимке не было. Но Петр говорил, что был единственным ребенком в семье...
Люба всматривалась в лицо младенца. Глаза малыша были неестественно маленькими. Люба отложила фото и второпях стала смотреть другие.
На снимке был изображен пикник. Иван с корзиной, жена с коляской, в коляске Петр — но вдруг Люба заметила человека на заднем плане. Он (или она) держался подальше от остальных членов семьи. Изображение было расплывчатым, рассмотреть черты лица и фигуру было почти невозможно.
Надпись на последней фотографии привела Любу в шок.
«Похороны Семена».
Около церквушки стояли хозяйка, Иван, Петя (на вид около шести лет) и странный ребенок. Он был невероятно худым, руки неправдоподобно коротки, лицо закрывала новогодняя маска зайчика. На фото не было других людей. Любе стало казаться, что семья жила в изоляции от общества.
Она убрала снимки, не в силах больше смотреть на них.
В коридоре раздались шаги.
— Мамка! — прорычал кто-то. Половицы скрипели от его шагов.
— Иду, Севочка! У нас будет ужин. Вкусный ужин.
Люба задрожала. Хозяйка говорила, что живет одна. Кто этот Сева?
Девушка почему-то пришла к выводу, что Сева — это тот ребенок в маске.
Любе стало страшно. Надо было убираться отсюда.
Когда в коридоре воцарилась тишина, Люба, наскоро одевшись, выскочила из комнаты.
Она бросилась в прихожую, услышав шаги у себя за спиной.
Выбежав из дома, Люба слышала позади гневные вопли хозяйки и чей-то вой.
Она бежала по лесу всю ночь, боясь останавливаться. Сева — кто (или ЧТО) бы это ни был — не выходил у Любы из головы.