Читать предыдущую часть 

Неодолимый Голод

Широкий тракт вел на юг, извиваясь как змея через поля сухой травы. В ямах дороги скопилась дождевая вода, и в этих лужах, словно в жидких зеркалах, отражалось чистое голубое небо. Когда Маллид остановил свою пегую кобылу, она тут же опустила голову и стала жадно пить из такой лужи. Синта тоже придержала свою белую молодую лошадку за поводья, и плотнее закуталась в накинутую на плечи шерстяную шаль. Не смотря на ясную погоду, то и дело налетающие с реки порывы ледяного ветра пронизывали до костей и девушка уже вся продрогла. Ещё ей хотелось есть и пить, а сильнее всего она испытывала нужду помочиться, но Синта не собиралась демонстрировать Маллиду ни одну из этих своих потребностей, боясь, что тот посчитает их девичьими капризами.

Они уже третий час кружили по округе. Сперва побывали в имении Ханриса, где Весна сообщила им, что скоро собирается в путь на север с раненой дочерью Сайна. Она была очень обеспокоена услышанным от Синты рассказом, но в поисках Ронара помочь не могла. Затем побывали у Сайна, который выглядел столь измученным и осунувшийся, что Синте показалось, будто он за прошедшие два дня заметно потерял в весе. Его, случившаяся с Ронаром история удивила, но, казалось, волновала мало, и Синта не могла его за то винить. Потом Маллид нехотя направился к имению Ломара, и пока Синта ждала у дороги, перекинулся с тем парой слов. Вернувшись, он сказал лишь, что Ронара тут не было. Его не было так же и у реки, в месте где любил рыбачить их отец, и где лежала на берегу его лодка, которой теперь пользовался Маллид. Куда дальше ехать и где искать брата, Синта не имела ни малейшего представления, и потому они с Маллидом просто направились по тракту на юг, куда скакали уже почти час.

Периодически девушка вставала в стременах и звала брата по имени. Но её голос лишь раскатывался по долине и затихал где-то вдали, не находя ответа. Маллид ехал молча, никак не комментируя и не обсуждая случившееся с Ронаром, как и его поиски, а Синта, даже если бы и хотела, не знала, о чем можно говорить с этим старым воякой. И даже теперь, остановившись, он не спешил объяснять свои действия. Девушка, в свою очередь, не спешила спрашивать причину остановки, воспользовавшись ей для того, чтобы поерзать в седле, стараясь отыскать такое положение, в котором наполненный мочевой пузырь будет менее всего беспокоить Синту. Ноги затекли, ягодицы и бедра болели, она и не помнила, когда последний раз так много времени проводила в седле.

Маллид хмуро оглядывал окрестности. Правда смотреть тут было особо не на что. Ветер гулял по полю, раскачивая одинокую сосну, стоящую у дороги, на верхушке которой громко и возмущённо каркала ворона. Каркала, но не улетала.

«Глупая птица» - подумала Синта. – «Лети в гнездо, если у тебя таковое конечно есть. Чего забыла в этом поле?»

На душе у девушки было крайне паршиво. Не имея возможности объяснить поведение брата, она старалась сосредоточиться на его поисках, но вновь и вновь мысленно возвращалась к представшему ей окровавленному лицу Ронара, с отсутствующим взглядом жующему кусок сырого мяса. Отвратительно и страшно – вот как можно было описать этот образ. И Синта, желая отыскать брата, одновременно с тем боялась момента встречи с ним, боялась, что не сможет забыть это лицо и этот взгляд, боялась, что не найдёт, что ему сказать. Возможно для того она и позвала с собой Маллида. Хоть никогда и не ладила с ним, сейчас этот хмурый воин придавал ей смелости.

- Будем возвращаться, - наконец сказал Маллид, сплюнув в грязь. – Едва ли братец твой так далеко ушёл на юг.

- Но где же мне тогда его искать?

- Может и не нужно искать? Может он сам домой уже вернулся. Пришёл в себя да и отправился обратно.

- Сомневаюсь, - буркнула Синта, от чего-то точно уверенная в том, что дома Ронара нет.

- Если котелок у него ещё варит, так и поступит. Ночь скоро, и как солнце сядет, сильно похолодает. Стоячая вода льдом покроется, зима то совсем уже не за горами. В такую ночь, если в поле остаться, можно и насмерть околеть, я думаю братцу твоему это известно, чай не первый год здесь обретается.

Синта вспомнила как умер отец, и к горлу подступил ком горечи. Не могла она так же потерять и брата.

- А если нет его дома? Что тогда мне делать? – спросила она, стараясь сохранить твёрдость в голосе.

- Ждать, а что ещё остаётся? Мы тут можем по тракту хоть до утра взад-вперёд кататься, только жопы отморозим, но если он в поля дёрнул, или в лес вон, - Маллид кивнул головой в сторону стены леса, словно Синта не знала где тот находится, - то не отыскать нам его. Может, будь тут Ханрис, он бы и нашел парня по следам. Но я так не умею. Будем возвращаться, - заключил Маллид тоном не терпящим возражений и, развернув кобылу, повел её рысью в обратную сторону.

Синте ничего не оставалось, как отправиться за ним. И хоть с одной стороны девушку радовало скорое возвращение домой, на душе у неё становилось всё поганее с каждым десятком шагов, проделанных лошадью в обратном направлении. Что же она скажет матери? Как взглянет ей в глаза? Как объяснит, что бросила поиски Ронара потому что замёрзла и хотела в сортир? Мать не поймёт, Синта точно это знала. Если Ронара дома нет, ей предстояла та ещё взбучка, затем слёзы матери и долгая ночь без сна. Хотя у Ронара, если он и вправду решил по какой-то причине прятаться где-то в полях или в лесу, ночь будет куда тяжелее. Сможет ли она простить себя за то, что бросила поиски, если брат не переживёт эту ночь? И сколько бы Синта ни пыталась убедить себя в том, что её вины в случившимся с Ронаром нет, да ведь она даже и не знает, что за напасть его постигла, всё же ответственность за судьбу брата, беспокойство за него и страх перед его недугом, ложились на плечи девушки тяжким грузом.

«Ронар! Братец!» - взмолилась она. – «Вернись, прошу тебя! Молю тебя! Вернись домой! Вернись, дурак ты этакий!»

- Смотри-ка, - вдруг окликнул Маллид Синту, вырывая девушку из тяжких дум. – Не братец твой там вон топает? Разглядеть не могу.

Маллид указал в сторону леса и Синта, глянув туда, сразу заметила тёмную фигуру, пошатываясь бредущую от опушки через поле. Присмотревшись к этому силуэту, Синта ударила сапогами в бока лошади, пуская её в галоп через поле. Она помчалась напрямик к фигуре, не обращая внимание на резкую боль в ногах и усилившаяся от скачки тяжесть внизу живота. Она мчалась навстречу бредущему человеку, хоть и точно знала, что это был не Ронар.

***

Драйган старался возвращаться по лесу тем же путём, каким его вёл вчера Ханрис, но быстро потерялся. Так и не нашёл той речушки, вдоль которой охотник отправил Ронара домой. Благо, что направление было отыскать не сложно – в конце-концов ведь чтобы спуститься с горы, нужно идти всё времявниз. Так он и поступил, начав спускаться точно вниз по склону, к подножию, порой едва ни кубарем скатываясь по камням. Его гнали вперёд, заставляя быстрее перебирать ногами мысли о грядущей ночи. Если до темноты он не выберется из леса, может статься так, что останется здесь навсегда. Монстры вернуться за ним, и в одиночку, да ещё и раненый, Драйган не сможет им противостоять.

Но, к своему счастью, пусть и не имея понятия, где именно оказался, Драйган вышел из лесу до темна. На сердце тут же стало легче, когда он оказался в поле, и словно только сейчас юноша смог наконец вдохнуть полной грудью. Однако, вместе с тем и силы, до того видимо питающиеся страхом монстров из лесной чащобы, стали теперь оставлять его. И Драйган понял, что если остановится, если позволит себе сесть отдохнуть, хоть на одну минуту, потом уже едва ли поднимется на ноги.

- Нужно идти, – сказал себе юноша, и поплелся через поле, в поисках дороги, которая приведёт его домой.

Он брёл, опустив голову, все силы прикладывая только к тому, чтобы переставлять ноги и не спотыкаться о кочки. И потому даже не заметил приближения всадника, пока конь не остановился прямо перед ним. Только тогда Драйган поднял глаза и отшатнулся в испуге.

- Драйган! – взвизгнула Синиа, спрыгивая с коня. – Ты ранен?

Она подлетела к нему в одно мгновение, схватила под руку, удержала от падения.

- Черт возьми, парень, - услышал он голос отца, подскакавшего следом. – Что с тобой стряслось?

Если в голосе Маллида и присутствовала обеспокоенность, Драйган её не различил. По правде говоря, сейчас ему было на то плевать. Радость от того, что он встретил всадников, и что ему больше не придётся идти пешком – вот единственное чувство, что владело им в то мгновение.

- Ты в порядке? – спросила Синта с искренним волнением в голосе.

- Где Ханрис? – следом спросил Маллид с искренним раздражением в голосе, только не ясно на кого он злился, на сына или на друга.

- Жить буду, - ответил Драйган Синте, затем поднял глаза на отца и сказал твёрже и громче, кажется прикладывая к тому все оставшиеся у него силы: - Ханриса забрали. Нас окружили ночью. Их там много, отец.

Драйган хотел добавить что-то ещё, но его голос дрогнул на последнем слове, словно оборвалась струна, и он лишь устало опустил голову.

- Тебе нужно к Сайну, срочно, - заявила Синта. – Давай, садись ко мне на лошадь. Я помогу.

Кое-как, их общими с Синтой усилиями, Драйган забрался на её кобылу. Девушка села спереди.

- Держись за меня, - скомандовала она, но когда Драйган послушно обнял её за талию, вдруг поморщилась.

- Я сделал тебе больно? – спросил Драйган быстро убирая руки, и, не смотря на своё состояние, испытывая неловкость и смущение.

- Нет, всё хорошо. - Синта быстро схватила его за запястья и настойчиво вернула руки себе на талию. - Держись крепче.

Она ударила в бока коня, хлестнула поводьями и они помчались на север. Ледяной ветер обдувал всадников, но держась за Синту, прижавшись к её спине и чувствуя исходящее от тела девушки тепло, Драйган вдруг обрёл невероятное спокойствие и свободу от всех своих тревог.

***

- Ронар, - раздался свистящий, хриплый шёпот прямо у него над ухом. – Ты один из нас, Ронар.

Он резко перевернулся на спину, готовый отбиваться от твари, что нависла над ним, но увидел только сине-черное небо высоко над головой, в котором уже начали зажигаться первые яркие точечки звёзд, собираясь в созвездия. Несколько секунд Ронар тупо смотрел в это небо, слушая тихое журчание воды где-то поблизости, более далёкое шуршание ветра в траве и стрёкот сверчков. Иных звуков не было, зато запахи окружали его со всех сторон, поражая своим многообразием. Здесь пахло тиной и речными водорослями, пахло сухой травой и мокрой землёй. Порывы ветра приносили ароматы хвои и яблок, сырого мяса и собачьей шерсти, конского пота и навоза. А так же в воздухе присутствовали десятки других запахов, которые были ему не знакомы. Ронар никогда прежде не слышал такого количества ароматов единовременно, но какофонии в них не было. Каждый запах различался отдельно от остальных, он мог выделить любой и без труда сосредоточиться на нём. Это казалось так же просто как, рассматривая пейзаж вдалеке, сфокусировать свой взгляд на отдельной его детали.

Заигрывая с невероятно обострившиеся нюхом, Ронар не сразу понял, что не знает где находится и как сюда попал. Но задавшись наконец этими вопросами, парень поднялся на локтях и огляделся. Он лежал в мокрой черной грязи, всего в полушаге от небольшой заводи реки, заросшей высокими камышами. Мощное течение на стремнине Бледной, в этом месте почти сходило на нет, и казалось, что вода тут не движется вовсе. Над её гладью уже формировалась дымка тумана.

Ронар повернулся в другую сторону и обнаружил почти отвесный склон берега, высотой примерно с его рост. Он лежал в естественной нише, скрытый со всех сторон от посторонних глаз. Но это ни о чём парню не говорило, таких мест на берегу реки было множество, и как далеко от дома он оказался, Ронар понять не мог.

Он попытался вспомнить, что же привело его сюда. Мысли возвращались к тем событиям нехотя, словно его сознание не желало этого, пытаясь тем самым оградить и защитить его от собственных поступков. Он вспомнил, как сидел возле могилы отца. Тогда ещё был день, и он чувствовал себя отвратительно. Сейчас всё изменилось. Жар спал, и Ронар ощущал приятную прохладу. Пропала и слабость, теперь юноша чувствовал себя на удивление бодрым и полным сил, как если бы хорошо выспался и сытно позавтракал. Да, он вспомнил и страшный голод, от которого крутило живот. Он так хотел есть. И он ел. Но что?

И тут Ронар вспомнил, как манящий аромат живой плоти свёл его с ума. Как он накинулся на свинью, как стал рвать её руками.

«Это было взаправду?» - спросил он себя холодея от ужаса.

Нет, сейчас казалось, что он не мог так поступить. Это должно было быть сном, и ничем иным. Лишь кошмарным сном. Но воспоминания всплывали всё ярче и чётче, лишая надежды на то, что он видел сон. Тот кошмар происходил наяву.

- Синта, - вымолвил Ронар одними губами.

Он вспомнил, что там была сестра. Вспомнил и взгляд девушки, от которого тут же ему захотелось зажмуриться и закрыться руками, как от удара отцовского ремня, сулящего не только жгучую боль, но и куда более жгучий стыд за провинность, приведшую к столь позорному наказанию. Синта смотрела на него, как на чужака. Как на отвратительно и жуткого незнакомца. Смотрела и не верила, что перед ней стоит брат.

Именно этот взгляд вернул его в чувство и именно он заставил Ронара ринуться прочь, бежать от содеянного и от сестры. И он бежал. Как долго? Как далеко? Ронар не знал. Жажда привела его к реке, но чисто инстинктивно, как зверя а не человека. Он захотел пить, а ещё хотел спрятаться, и вот он оказался здесь.

«Властитель милосердный, что же я натворил?!»

Ронар поднял перед собой руку. Она была в грязи, но под черным слоем виднелось нечто ещё.

Кровь...

Засохшая кровь покрывала его пальцы, забилась под ногти. Её бурые потёки спускались по предплечью до локтя.

В приступе отвращения Ронар кинулся на четвереньках к реке и стал смывать с рук свиную кровь. Костяшки тут же заломило в ледяной воде, но Ронар продолжал тереть, с усердием близким к безумию. Тёр и тёр, вырывая волосы, царапая кожу ногтями. Тёр и тёр, словно мог стереть и собственные воспоминания. Затем вдруг остановился, поняв, что кровь покрывала не только его руки. Он чувствовал её на губах и лице, на груди, плечах и шее, от неё слиплись волосы на голове. В крови был он весь.

Тогда Ронар вскочил и кинулся в реку, не заботясь об одежде и обуви. Ему хотелось погрузиться в ледяную воду полностью, как можно скорее. Мышцы свело от холода, но он продолжал двигаться вперёд, пока не зашёл в воду по пояс. И тогда Ронар нырнул.

Через секунду вынырнул, фыркая и отплёвываясь. Стал растирать себя руками, смывая с кожи и волос кровь. Снова нырнул. Затем ещё раз и ещё. И лишь когда нахождение в ледяной воде стало совсем уж невыносимо, он выбрался на берег и снова рухнул в грязь, обхватив руками плечи и подогнув колени к груди. Его трясло, то ли от холода, то ли от отвращения к себе. Ронар застонал, стуча зубами.

Его тело согревалось на удивление быстро. Словно он сидел у костра. Прошло не больше пяти минут, а холода он уже не чувствовал, хотя одежда оставалась ещё мокрой. Его физическое состояние было абсолютной противоположностью душевному. Ронар ощущал себя хорошо, даже прекрасно. Он чувствовал переполняющую мышцы энергию, звуки и запахи окружающие его различал явственно и чётко, а температура была приятной и комфортной. Ничего не болело, не зудело и не вызывало беспокойства. Он был здоров и полон сил. Но в душе юноша был раздавлен, уничтожен и унижен. Он ненавидел и боялся себя так сильно, что готов был утопиться в этой самой реке. Мысль о том, что он способен потерять над собой контроль, превратиться в отвратительное, алчущее крови и сырой плоти животное, казалась настолько жуткой, что Ронар едва сдерживался чтобы не завыть от отчаяния. И этот страх был гораздо сильнее того, что он испытывал в тёмном логове неведомой твари. От той твари можно было убежать и с ней можно было сражаться. Но от себя не убежишь, и как сражаться с самим собой?

"Что со мной? Властитель всемогущий! Что со мной твориться?!"

- Ронар, - раздался снова этот шипящий голос, и парень, вскрикнув, вскочил на ноги, озираясь по сторонам.

Рядом никого не было. Всё та же гладь реки, с торчащими из неё и едва покачивающимися на ветру камышами и быстро темнеющее небо над головой. Туман поднимался выше и сумерки сгущались на глазах, но в них не угадывалось никаких чудовищных очертаний. И всё же Ронар больше не намерен был здесь оставаться.

Он быстро взобрался по склону берега, и оказался в поле. Впереди, чёрной зловещей тенью высились горы, укрытые лесом. По высокой траве, от каждого дуновения ветра, пробегала волна.

Здесь уже Ронару не составило труда сориентироваться. Просмотревшись к окружению, и к очертаниями противоположного берега, который пока ещё удавалось разглядеть, он понял, что убежал от своего имения на юг, почти на целую лигу. Ближайшим, если идти вдоль берега, будет имения Маллида, а если взять западнее, к горам, то Ломара. Дальше уже их земля, граничащая на востоке с имением Ханриса, а с севера примыкающая к владениям Сайна.

И тут Ронар задумался:

"Стоит ли мне возвращаться домой?"

Вначале ему очень этого хотелось. Вернуться в родной дом, смыть с себя остатки грязи и крови, выкинуть эту одежду и лечь в собственную мягкую постель, укрывшись теплым одеялом. Нет, спать ему совсем не хотелось, а вот закрыться от всего мира, закутаться в одеяло и отвернувшись к стенке отрешиться и спрятаться от всего, что с ним твориться - хотелось очень. Но тут же Ронар вспомнил осуждающий, преисполненный ужаса и отвращение взгляд сестры, и возвращение домой уже не показалось столь желанным. Там ему не избежать вопросов, на которые нет ответа, и взглядов, от которых нет спасения.

"Она ведь всё расскажет матери!" - подумал Ронар. - "Обязательно расскажет. Мать уже знает, что я..."

Ему стало вдруг дурно. Ком тошноты подступил к горлу. При мысли, что мать может подумать, как она отреагирует на весть о том, что её родной сынок накинулся на свинью, разорвал её голыми рукам и съел, его охватила мелкая дрожь. Ронар согнулся пополам в спазме, но не выблевал из себя ни капли. Лишь только рот наполнился отвратительной горечью желудочного сока. Ронар сплюнул вязкий ком слюны и распрямившись, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться и вернуть себе самообладание. Тело трясло, губы пересохли и кружилась голова, а горячие слезы обжигали щёки.

- Ронар! - вновь раздался этот зов, совсем близко, кажется прямо у него за спиной. - Ты теперь наш, Ронар!

Парень снова завертел головой, хотя уже знал, что никого не увидит, потому что никого рядом нет. Только он один. И этот голос звучит у него в голове.

- Иди к нам, Ронар!

- Прекрати! - заорал он, до боли стиснув ладонями уши. - Прекрати! Уйди, уйди, уйди!

- Ты теперь наш, Ронар! - голос звучал всё так же чётко. - Ты теперь один из нас, Ронар!

Ронар стал лихорадочно размышлять, что же ему делать дальше, стараясь заглушить этот зов, игнорировать его, в надежде, что тот исчезнет. Если домой ему идти нельзя, если он не сможет смотреть в глаза сестре и матери, а тем более, если подобное с ним может повториться, то куда же тогда ему идти?

- К Сайну, - сказал Ронар вслух. - Он врач, он поможет.

Но тут же засомневался. Если даже Сайн и врач, то явно не по этой части. Он болен не телом, с телом как раз всё в порядке. Ронар только сейчас вспомнил о своей ране, и оглядев её, ужаснулся. Той раны, что ещё днём страшно болела, кровоточила и гноилась, больше не было. Вместо неё на коже остался лишь едва заметный шрам.

- Да что же это со мной такое?! - возопил Ронар, обращаясь к тёмным небесам, бескрайнему полю и высоким горам, с которых, будто насмешкой, вернулось раскатистое эхо его голоса:

"Ае... ае... ае..."

- Ты теперь один из нас, Ронар! - зашипел в ответ мерзкий голос.

Парень сорвался с места и быстрым шагом пошёл через поле, не выбирая какого-то конкретного направления, а идя куда глаза глядят, лишь бы не стоять на месте.

"Если раны нет, если я здоров, значит Сайн мне помочь не сможет" - продолжал размышлять он на ходу. - "Если я болен не физически, но со мной что-то явно не в порядке..."

- Пастор Тарон, - вновь озвучил неожиданно появившуюся у него мысль Ронар.

И эта мысль показалась юноше самой здравой из всех прочих. Пастор Тарон много вещал в своих проповедях про зло, что вторгается в людские души, про демонов, некогда изгнанных Властителем за пределы мира, свергнутых в Бездну, но иногда находящих дорогу обратно. Этих демонов нельзя увидеть и нельзя одолеть ни мечом ни кулаками, они бесплотны, но опасны. Они могут овладевать людьми, заставляя их творить зло.

- Вот значит, что со мной! Вот чей голос я слышу! - убеждал сам себя Ронар. - Я одержим! Одержим демоном!

Юноше стало вдруг гораздо спокойнее от этой мысли. Во-первых, теперь он всё понял, поставил диагноз, определил угрозу и значит бороться с этим недугом станет гораздо проще. А во-вторых, выходило, что он вовсе не виноват во всём случившемся, это демон заставил его сотворить такое, демон спутал его мысли.

"Пастор Тарон поможет мне" - решил Ронар, и, перейдя на бег, помчался через поле на юг, в противоположную сторону от дома, туда, где ему помогут, где избавят его душу от мерзкого демона, позволив вернуться к сестре и матери с чистой совестью.

***

Илия не помнила, когда прежде в её доме собиралось столько народа. После того как Маллид и Синта привезла раненого Драйгана, и тот рассказал её отцу о случившемся с ними в лесу, - Илия слышала почти весь разговор, лишь под конец мать обратила на девочку внимание и незамедлительно попросила ту проведать сёстр, - Сайн потребовал, чтобы все привезли свои семьи под его крышу. Синта съездила за матерью и младшим братом, а Маллид за Весной и её детьми. К ночи в доме собралось четырнадцать человек. Зану перенесли в комнату к родителям, а оставшимся трём сёстрам пришлось потесниться в своей. Илия по собственному согласию уступила кровать Никаму и Дорану, а на постель Заны положили Лилейн. Сама Илия должна была спать с Тарой, но решила, что лучше расположиться на полу. Девочку, честно сказать, сильно раздражала эта галдящая детская свора. Ребятня быстро примирилась с нынешним положением дел, словно то была очередная, весьма забавная игра, а лежащая в соседней комнате раненая Зана, и выжидающие в лесах кровожадные чудища, схватившие Ханриса, их ничуть не волновали. Илия же, чье сердце было преисполнено тревогой за Зану и страхом перед наступающим ночным мраком и теми, кто в нём может скрываться, чувствовала себя обиженной за то, что её оставили нянчится с малышней, в то время как за стеной обсуждаются насущные вопросы и принимаются важные решения. Ведь разве не она первой повстречала монстра? Почему же теперь её так бесцеремонно отстранили от происходящего?

Когда мать и Шрийя принесли в комнату ужин: тушёные овощи с мясом, Илия сообщила, что хочет есть со взрослыми. Как и следовало ожидать, Шанта ей этого не позволила.

- Рано тебе ещё, - сказала она мягко. - Не торопи время, милая. Побудь ребёнком, пока можешь.

Девочка была столь рассержена этим ответом, что едва не напомнила матери, кто из них двоих проявил настоящую твёрдость характера и принял взрослое решение, привезя Весну в имение, наперекор Сайну. Но в последний момент решила не упоминать об этом в присутствии Шрийи. Эта женщина, подобно курице-наседке неустанно кудахтала над своим дорогим сынишкой, то проверяя не жёсткая ли у него перина, то, в десятый раз справляясь не хочет ли он пи-пи и точно ли знает, где находится туалет. Уходя, она наказала Илии, таким тоном, словно та была какой-то прислужкой:

- Проследи, чтобы он всё съел. И чтоб не играл с едой и не заляпал новый кафтан.

После этих слов она захлопнула перед давящейся возмущением девочкой дверь.

"Ну уж нет!" - решила Илия, через силу жуя еду и размышляя над своей несправедливой участью. - "Я им тут не нянечка!"

Быстрее всех доев свой ужин, она буквально заставила детей опустошить тарелки, пригрозив в противном случае лишить их игр и отправить по постелям. Будучи старшей из четырёх сестёр, Илия отлично умела находить подход к малышне. Более всех капризничал Доран, который, как показалась Илии, раскидал еды вокруг себя куда больше, чем донёс до рта. Парнишка совершенно не умел пользоваться ложкой, и заляпал не только свой серенький кафтанчик, но и брючки и пастель, на которой сидел. Однако и его в итоге Илия сумела убедить всё доесть, пускай и пришлось ей в конце кормить мальчугана с ложечки.

Когда дети управились с ужином, она собрала посуду и понесла в кухню. Ведь разве не так должна поступать воспитанная девочка, которой поручено следить за младшими? А то что кухня располагалась по соседству с гостиной, что же, тут ничего не поделаешь.

В гостиной было душно, пахло едой и людьским потом. Сайн уступил свое кресло Шанте, а сам стоял у двери, опершись на дверной косяк и сложив руки на груди. Синта, Шрийя, Весна и Драйган с перебинтованнлй головой и рукой, сидели за столом, а Маллид примостился на сундуке, в углу. Увлечённые разговором, поначалу они и не заметили вошедшую Илию. Девочка, в свою очередь, стараясь как можно меньше обращать на себя внимания, юркнула по стеночке в кухню.

- Ну сколько их там может быть? - задал риторический вопрос Маллид, пережёвывая кусок мяса, который пальцами выудил из тарелки, что держал перед собой. - Десяток? Едва ли больше.

- Откуда такая уверенность? - поинтересовалась Шанта.

Маллид облизал пальцы жирными губами и ответил:

- Ну потому что иначе бы мы о них уже знали, верно? Будь там, в горах поселение каких-то дикарей, оно бы не осталось незамеченным для нас. Ханрис десяток лет по этим горам ходит, каждую пещерку знает, и никогда никого подобного не встречал. Значит пришлые. С севера-ли, с юга - какая разница? Главное, что пришлые. И будь у них большой отряд, незамеченными по лесам они бы не прошли. Сайн знает о чём я говорю. Мы бывали в больших походах. Когда кочует целая орава людей, им нужно что-то есть, где-то останавливаться. Такую толпу не спрячешь в чаще. А вот небольшой отряд, десять, ну пятнадцать человек, вполне могу пройти незамеченными на вражескую территорию.

- Прекрати мыслить военными стереотипами, - перебила его Весна.

- А в чём разница, дорогуша моя? Ты вдумайся, ведь они так и мыслят. Вперёд отправили разведчика, с ним-то девочки и повстречались, когда тварь покусилась на твою, Сайн, скотинку. Остальные ждут в лесу. Лазутчик до своих не добрался, в пещере схоронился, где вы его и застигли. Но Ханрис пошёл по его следам, вот и нарвался на остальных. Сцапали они его, чтобы выведать побольше про нас. Говорю вам, их немного. Человек десять.

- Вот только они совсем не люди, - напомнил Сайн.

- Да какая разница? - отмахнулся Маллид, крякнув в кулак, а глазами снова выискивая в своей тарелке кусочек мяса пожирнее. - Если мечом рубануть, кровь идёт, верно? Значит остаётся только наточить поострее меч и быть готовыми к битве.

Подобрав наконец кусочек мяса себе по вкусу и снова зацепив его большим и указательным пальцами, Маллид отправил его в рот и стёр рукавом побежавшую по подбородку каплю жирного сока.

- Как у тебя всё просто, - скривила губы в ухмылке Весна. - Меч наточить да идти вражину бить.

- А разве не так? - Маллид глянул на Сайна, словно отвечал другу, а не Весне, и искал у него поддержки своих слов. - Враг он и есть враг. Мы немало их на своём веку повидали, верно Сайн? И культистов ситских, по кустам шныряющих, и рыцарей благородных, и сброд всякий, что толпой напирает. И эти зверюги - просто очередной враг. Опасный? Ну да, не спорю. Но и мы не лыком шиты. Есть у нас, чем встретить тварей, и чем удивить.

- Если ты говоришь о том, о чём я думаю, то забудь, Мал, - сказал Сайн твёрдо. - Мы оба хорошо знаем, чем это оборачивается.

Маллид и Сайн несколько секунд смотрели друг-другу в глаза, а все в комнате словно замерли, ожидая разъяснений этого странного диалога. Но их не последовало. Лишь трещал огонь в камине, да доносились из-за стены детские голоса.

- Да как скажешь, - согласился наконец Маллид, словно тема была ему вовсе не важна, и вновь опустил глаза в тарелку. - У нас и без того не дюжий боевой опыт. С дикарями как-то справимся. Мечей у них нет, луков тоже, и доспехов они не носят. Значит не так уж и опасны, как, скажем, взвод обученной пехоты короля нашего, Марека.

- Достаточно опасны, даже без мечей и доспехов, - сказал Драйган в стол, не глядя на отца.

- Это просто Ханрис расслабился больно. Я такой ошибки не совершу.

- Самоуверенность, первый шаг к поражению, - заявила Весна.

- Больно много ты знаешь в военных делах, женщина. А я вот точно знаю о чём говорю. Можно было бы конечно для верности собрать в деревнях мужиков посильнее, вооружить чем-нить, да хоть топорами да вилами, чтобы спину прикрыли, вот только времени у нас нет, верно? Неизвестно, сколько проживёт Ханрис. Если он, конечно, всё ещё жив, - Маллид скосился на Весну и добавил твёрдо: - Но если не спасём, так отомстим за него, даю слово!

- А как ты собираешься их выследить, Маллид? - уточнила Сайн.

- Ханрис не единственный, кто умеет читать следы. В Бруке есть толковые охотники, поеду к ним прямо сейчас. Найду, объясню ситуацию. Уверен, нам не откажут. Завтра же утром выйдем по следу.

- Вот так и выйдем? Мы с тобой? Как в старые добрые, вдвоём против толпы чудовищ? - Сайн даже не пытался скрывать едкий сарказм в своём голосе.

- Именно так! - тут-же завёлся Маллид. - А ты что предлагаешь? Ханрис у них в лапах, а это наш товарищ. Брат. Я его не брошу. Не пойдёшь, отправлюсь один, но отправлюсь!

Сайн покачал головой и опустил глаза, но ничего не ответил, хотя взгляды всех присутствующих в комнате были обращены на него. Илия боялась даже вздохнуть, слушая этот разговор и молясь, чтобы на неё никто не обратил внимания.

- У тебя семья, я всё понимаю, - сказал Маллид примирительно. - Оставайся и защищай их, это твой долг. Мой парнишка, в силу своих возможностей, тебе тут поможет. А я отправлюсь за Ханрисом. Чай не впервой по лесам бегать, да врагов бить.

- Да угомонись же ты! - вдруг рявкнула Весна и добавила сквозь стиснутые зубы: - Слушать тошно.

- А что я такого сказал-то? - искренне удивился Маллид, застав с глупым выражением лица и куском мяса за щекой.

- Вы не понимаете, с кем имеете дело. Это вам не очередная военная заварушка, о которой ты так давно мечтал, Маллид. Не культисты, латники, или кто-то там ещё, с кем вы так славно бились много лет назад.

- Так кто же они такие? - обратился к ней Сайн. - Просвети нас, коль уже только тебе одной известно, что это за чудища такие.

Весна всплеснула руками и откинулась на спинку стула.

- Не так много мне известно, - сказала она. - А источники моих знаний, как ты помнишь, не летописи, а сказки, что передаются из уст в уста в нашем народе. И пусть хранится в них много истин, всё же отделить их от вымысла под час очень сложно. Так что всё, что я могу вам рассказать, может быть правдой ровно на столько же, сколь и ложью. Вы должны это принять.

Весна выдержала небольшую паузу. Никто ей не возразил, и это молчание женщина расценила как согласие слушать дальше.

- Ну что же, можем начать с того, что уже видели, и что согласуется с нашими сказками. Они не люди, и не звери. Они сильнее и быстрее любого человека, а их когти и клыки способны разрывать самую прочную сталь.

- Так уж и сталь, - усмехнулся Маллид, припав к кружке с пивом. - Пусть попробуют на зуб мой доспех.

- Умолкни! - гаркнул на него Сайн.

- Так или нет, но их клыков и когтей нам стоит опасаться. А ещё глаз. Так как взгляд их способен лишить человека воли. И даже самые могучие богатыри наших преданий, опускали своё оружие, лишь встретившись глазами с этими чудищами.

Илия похолодела от ужаса, вспомнив ту ночь и монстра в хлеву. Ведь тогда, увидев его глаза, она действительно лишилась воли. Перестала что-либо ощущать, не могла ни драться ни убегать, а лишь смотреть в эти жёлтые глаза. И спасло её только то, что Зана всадила стрелу монстру в глаз.

"Выходит, что лишившись даже одного глаза, зверь теряет свою мистическую власть!" - Илия чуть не озвучила осенившую её догадку всем присутствующим, но вовремя осадила себя, вспомнив, что находится тут без разрешения.

Весна продолжала:

- Потому войны, идущие с ними на битву, учились драться на слух, и перед битвой одевали глухие шлема.

- Ты всё говоришь: "они, да они", - перебил волхаринку Маллид. - Но кто же они? И на кой ляд к нам явились?

- В наших сказках у них много имён. Лесной народ. Желтоглазые демоны. В преданиях моего народа этим монстрам отводится роль главного зла. Они жили в здешних лесах и правили ими. Они были ненасытны и неустанно охотились, убивая всё живое и пожирая. Лес стонал и гнил под их правлением, а все живые существа пребывали в страхе. Затем с Рунона спустился Серебряный Волк и вступил с ними в бой, дабы избавить этот край от прожорливых бестий и населить существами благородными.

- Это она про людей? - хохотнул Маллид. - Вот уж стоило стараться.

- Вообще-то про людей речи не шло, - холодно улыбнулась ему Весна. - Он населил лес витьерогами, мамонтами, волколаками и прочими существами, что стали охранять и уважать эту землю. Люди появились много позже. И именно в людях демоны увидели себе подобных, ведь нами движет та же жажда разрушений и ненасытный голод. - При этих словах Весна задержала взгляд на Маллиде, отправляющем в рот очередной кусочек мяса и вздохнув, продолжила: - Они стали являться в поселения людей, уводить с собой детей и взрослых, превращать в себе-подобных. Появились целые культы, что поклонялись этим демонам. Но когда Волхария объединилась, первые князья пошли на них войной и ценой большой крови всё же покончили с культистами. А демоны, согласно сказкам, лишившись сторонников среди людей, навсегда уснули во льдах...

Шрийия громко хлопнула по столу ладонью, так что Илия, заворожённая этой историей, вздрогнула и едва не вскрикнула. Испугалась она не одна, все присутствующие обратили удивленные взгляды на женщину, в глазах которой стояли слёзы а губы её дрожали.

- Долго ещё мы будем слушать эту глупость?! Разве подобает людям праведным и богобоязненным, внимать подобной отвратительной ереси?

- Прошу прощения, - заговорила Весна спокойно. - Я не хотела задеть ваши религиозные чувства, а лишь...

- Напугать нас?! - не унималась Шрийя. - Устрашить этими вашими языческими сказками про демонов с жёлтыми глазами? Но моё сердце и без того преисполнено страхами, дорогая соседка. И в первую очередь я боюсь за своего мальчика. Вы неустанно спорите, как спасать Ханриса, а ведь это он потащил моего Ронара в гору. Он дал чудищу ранить моего сына.

- Уверяю, Шрийя, если бы Ханрис мог...

- Молчи, северянка! - закричала Шрийя срывая голос. - Ты не смеешь говорить со мной! Провались в бездну и ты и муж твой.

Весна опустила взгляд, и Илия увидела, как волхаринка сжала под столом кулаки на своих коленях.

- Мама, что ты говоришь? - возмутилась Синта.

- То, что и тебе сказать стоило бы! Вы сидите здесь и обсуждаете, как спасать вашего дражайшего охотничка. Но никто не говорит о моём Ронаре. О моём сыне! Сыне вашего товарища. Почему никто его не ищет?! Он попал в беду! Ему плохо! И он где-то там, в ночи, один, едва живой.

- Успокойся женщина, - сказал Маллид не слишком твёрдо. - Сын твой, небось, уже домой возвратился и видит десятый сон.

- Если бы ты был так же умел в деле, сколь в своём пустословии, Маллид, нам нечего было бы бояться.

Маллид открыл рот от изумления и не нашёлся, что ответить.

- Прекрати сейчас-же, мама! - вскочив со стула, закричала на мать Синта. - Маллид помогал мне искать Ронара много часов...

- Не затыкай мне рот, дочь! Будь ты сестрой, какую Ронар достоин иметь, искала бы его и теперь, а не сидела бы тут, в тепле, слушая болтовню эти спившихся вояк.

- Я готов съездить в ваше имение и проверить, не появился ли Ронар, - сказал Драйган, тоже поднимаясь со стула. Было видно, как он слаб, бледен, едва стоит на ногах и очевидно не способен даже самостоятельно забраться на лошадь, но в глазах юноши горела решительность, которая, как показалось восхищённой Илии, с лихвой компенсировала физическое состояние.

Шрийя глянула на него и, видимо, узрела то же. По щекам женщины побежали слёзы. Вспышка её гнева стала угасать, на смену приходило горе.

- Смелый мальчик, - сказала она, и оглядела остальных усталым взором. - Такой же, как мой Ронар. Эти дети смелее вас, вояки застольные. Только бы жрать вам, да языками чесать.

Воцарилось молчание. Шанта, не дав ему затянуться, тяжело поднялась из кресла, подошла к Шрийе, опустилась к ней и обняла. Что-то тихо прошептала на ухо. И женщина закивала ей в ответ, обнимая за плечо. В этом был главный дар Шанты, по мнению Илии. Её доброта и мягкость могли растопить любое сердце, и унимали боль порой лучше отцовских снадобий. И пусть Шанта была безвольной перед мужем, пусть не готова была бороться и стоять на своём, сейчас Илия невероятно гордилась матерью. Той всегда удавалось подобрать нужные слова, чтобы утешить разбитого горем или терзаемого тревогами человека. Сколько раз она так утешала её и сестёр. Слов матери, мягко и тихо произнесённых на ухо, словно в неком доступном только двоим таинстве, всегда хватало, чтобы успокоить и ребёнка и взрослого.

"Похоже миру нужны не только смелость и сила" - пришла к взрослому выводу юная девушка. - "И там где они не способны что-то изменить, на помощь приходит доброта и нежность!"

Неожиданно Шанта подняла глаза на Илию и сказала:

- Доченька, проводи пожалуйста Шрийю в комнату к детям, пусть проведает Дорана и приляжет. А потом иди, проведай Зану.

Илия была столь ошарашена этим, что не сразу смогла сбросить с себя оковы оцепенения.

"Мама знала, что я тут, всё это время? Почему тогда не выгоняла? Почему позволила мне остаться и слушать?"

Наконец Илия взяла себя в руки.

- Конечно, маменька, - пискнула она, и подошла к поднявшейся из-за стола Шрийе.

Под взгляды всех присутствующих она повела женщину в дом, зная, что вернуться уже не сможет, но совсем не раздосадованная сим фактом. Она была тут, со взрослыми, слушала, и даже зная, что она рядом, ни мать ни отец не выдворили её прочь. Некая гордость зашевелилась в груди Илии. Возможно Сайн и Шанта наконец признали, что их старшая дочь стала взрослой.

***

- Во баба, - хмыкнул Маллид, когда Шанта и Илия покинули комнату. - Всех говном облила.

Синта, испытывая жгучий стыд одновременно и за поведение матери и за то, что сидит здесь, то и дело поглядывая на Драйгана, вместо того чтобы искать брата, села на своё место, стараясь ни на кого не смотреть и чувствуя как пылают щёки. Но долго продержаться не смогла, и снова глянула на Драйгана исподлобья. Оказалось, что юноша тоже смотрел на неё, словно только и ждал этого момента. Когда их взгляды встретились, он ободряюще улыбнулся. Щеки Синты запылали ещё сильнее, и она ответила юноше тем же, а затем быстро отвела взгляд, не зная куда его деть.

- В чём-то Шрийя права, не находите? - сказала Шанта, вновь опускаясь в своё кресло. - Слишком многие из нас пострадали, и пора переходить от слов к делу.

- В этом, дорогая хозяюшка, никто с тобой спорить не станет. - Маллид поднялся и поставил на стол пустую тарелка. - Ужин был прекрасен. Благодарю за угощение, мне пора. Драйган, - он даже не повернулся на сына, а кинул ему через плечо, идя к двери: - Останешься тут. От тебя раненого всё равно толка нет. Может Сайну чем пригодишься. А завтра не забудь проведать кроликов и в доме прибери.

- А ты, стало быть идешь на поиски Ханриса? - спросил Сайн, перегородив другу дорогу.

- Ну да, как условились. Поеду в Брук, найду охотников, и...

- Ты не хуже меня знаешь, что никого толкового там не наберёшь. Как только услышат твою историю, из дома носа не высунут. Может кого удастся купить, ну так те сбегут при первой же опасности, спину тебе не прикроют. А один в гору пойдешь, Ханриса точно не вернёшь, только сам наверняка сгинешь.

- Не слышу иных предложений, - процедил сквозь зубы Маллид.

- Так помолчи, может тогда и услышишь.

Маллид нахмурился, но умолк.

- У нас есть три беды, - начал Сайн выдержав паузу и оглядев всех присутствующих. - Моя дочь ранена и нуждается в лечении, которое я не смогу здесь оказать. Ронар вёл себя странно и пропал. А так же неизвестна судьба Ханриса, но так как всем нам здесь хочется верить, что он жив, и нет доказательств обратного, будем считать его живым и исходить из этого. Итак, три проблемы, которые нужно решать одновременно. Но при том мыслить здраво. Ночь за окном, а в ночи могут скрываться чудища, с которыми никому из нас не стоит сталкиваться, тем более в одиночку. Так что до утра остаёмся здесь, под моей крышей. Ехать в имение Зана на поиски Ронара сейчас бессмысленно, если он дома, то сможет о себе позаботиться до утра. Твари ещё не атаковали наши жилища. Утром же я предлагаю тебе Драйган и тебе Синта, возобновить поиски Ронара.

Оба кивнули. Затем переглянулись. Синта ощутила некий прилив сил и одновременно с тем волнения от мысли, что проведёт наедине с Драйганом следующий день. Не о том ей стоило сейчас думать, девушка это знала, но ничего не могла с собой поделать.

"Мы обязательно найдём тебя, братик!" - пообещала она Ронару мысленно, как бы извиняясь за свои мысли. - "Я сделаю всё, чтобы тебя отыскать и помочь".

- Что касается Заны, - продолжал Сайн. - то её судьбу я вверяю тебе Весна, как мы и условились ранее. Твоих же детей мы с Шантой примем в нашем доме как своих.

- Благодарю, - ответила она.

- Но Зана в плохом состоянии, за ней нужен уход. Одна ты можешь не справиться. Посему... - Сайн вздохнул и глянул на Шанту, понимая, что следующие его слова могут сильно ранить супругу. - Посему я отправлю с вами Илию.

Сайн тут же выставил перед собой ладонь, пресекая любые возможные возражения.

- Она смышлёная девочка. Отлично держится в седле и не станет тебе обузой. К тому же она очень переживает за сестру и, останься здесь, не найдёт себе места. А с тобой она будет при деле, поможет с уходом за Заной.

Сайн смотрел то на Шанту, то на Весну, ожидая возражений. Их не последовало.

- Это верное решение, - сказала наконец Шанта. Было видно, сколь нелегко далось это согласие, и когда их с мужем взгляды встретились тот кивнул, одновременно благодаря её и ободряя. Шанта кивнула в ответ, давая немое обещание, что не станет его ни за что винить, чтобы ни случилось в будущем.

- Хорошо, - согласилась Весна. - Обещаю беречь обеих ваших дочерей пуще собственной жизни.

- Верю тебе, Весна, - Сайн повернулся к Маллиду. - Ну а мы с тобой займёмся последней проблемой. Но только не так, как ты собирался.

- Есть идеи?

- Есть. Ломар. Когда я ездил к нему, он упоминал об этих желтоглазых демонах, как будто знал что-то про них. Я говорил, помнишь?

- Помню, помню, - Маллид покачал головой. - А вот ты забыл, дружище, что Ломар давно уже не в себе.

- И всё же он что-то знает. Я уверен.

- Так поехали и спросим, - развёл руками Маллид.

- Так и сделаем. Но утром. Ночь их время, а наше день. И пусть мне, как и тебе, не терпится кинуться на спасение Ханриса, действовать мы должны с умом.

- Согласна, - сказала Весна.

- Ну что же, - Маллид улыбнулся. - Узнаю наконец своего друга. Не знал только, что ты такой лицедей и лжец. Как умело скрывался за маской обрюзглого семьянина. Но теперь я вижу, боевой дух в тебе живёт, а командный тон никуда не делся. Как лихо ты всем раздал боевые задачи. Пусть будет по твоему, Сайн.

Сайн ухмыльнулся и хлопнул друга по плечу, затем обратился ко всем присутствующим:

- Отдыхайте, набирайтесь сил. С рассветом берёмся за дело, и не остановимся, пока не доведём его до конца.

***

Боль, жажда и неутолимый голод, от которого сводило живот - вот что чувствовал Ханрис лёжа в кромешной темноте на сырых шершавых камнях. Он не знал, где оказался и как давно лежит здесь. Ему было жарко, пот градом катился по лицу и вся одежда пропиталась им, но при этом его тело трясло, как в самый лютый мороз. Левой ноги охотник не чувствовал, правда сей факт мало его заботил, так как даже мысли о попытке подняться или просто пошевелиться, казались невыносимыми. Вдобавок ко всему лёгкие снова болели при каждом вздохе, словно были наполнены раскалённым песком, и давясь рвущим горло кашлем Ханрис ощущал кровь на своих губах. Хуже, пожалуй, он не чувствовал себя никогда. И старому солдату резонно стало думаться, что это конец, что смерть вот-вот заберёт его.

С тех пор, как они с Весной посетили бабу Дарину, и охотнику в лицо сказали, что жить ему осталось недолго, Ханрис думал, что уже успел смириться с этой мыслью.

"Все мы когда-нибудь умрём" - говорил он самому себе, и верил в это.

Но сейчас, буквально чувствуя довлеющую над собой длань смерти, Ханрис дивился, что этот момент наступил ТАК скоро. Слишком скоро. А он столько ещё не успел сделать и сказать. Странно, ведь совсем недавно, сжимая в руках меч, он принимал собственную смерть с куда большей лёгкостью. Может потому что то был бой, не время для размышлений. Теперь же, лежа в темноте, без сил и возможности бороться, он только и думал, что о смерти, и чем больше думал, тем явственнее ощущал страх перед ней. Шанса отсрочить страшный миг не было, Ханрис уже оставил попытки понять куда и зачем его притащили, и лежа бесконечно долго в темноте, чувствуя как его тело разваливается на части, безвольно ожидал конца. И дабы ожидание это не свело его с ума, Ханрис вновь зашептал мысленно имена тех, кого любил более всех на свете:

"Весна! Никам! Лилейн!"

Он попытался представить их лица, вспомнить голоса. И эти воспоминания наконец отвлекли охотника от ужасной и невыносимый действительности, от боли и пожирающего душу страха, унося туда, где Ханрис хотел бы остаться навсегда.

Но уйти в свои воспоминания и раствориться в них ему не дали. Сквозь пелену боли, давящую на все органы чувств, охотник услышал шаги и какие-то гаркающие, рычащие звуки. Он не пошевелился. Кто-то подошёл прямо к нему, навис сверху. Ханрис ощутил звериное зловоние. Через мгновение его схватили за плечи и резко вздёрнули. Ханрис оказался на ногах, но тут же левая подкосилась и он чуть не рухнул снова. Однако мощные лапы удержали его, при этом острые когти впились в плечи, но эта боль стала столь малой каплей в океане его страданий, что растворилась там без следа. Ханрис заморгал, но темнота вокруг была кромешной. Лишь мелькали в ней какие-то жёлтые точки, сфокусироваться на которых охотник не мог, ведь весь мир вокруг кружился.

Кто-то подошёл к нему практически вплотную. Зловонное дыхание обожгло лицо.

- Ханрис! - услышал он вдруг хрипящий голос, звучащий так, как если бы к нему обратился зверь лесной: волк или медведь, но точно не человек. - Охотник Ханрис! Отец Ханрис! Воин Ханрис! Мертвец Ханрис!

Этот голос отрезвлял, возвращал ясность мысли. Последнее заявление показалось Ханрису самыми верным. Еле шевеля языком и губами он попытался выдавить из себя вопрос:

- Откуда... знаете... моё имя?

Едва договорив, он зашёлся кашлем, и снов кровь наполнила рот, побежала по подбородку.

- Ты один из нас, Ханрис! - ответила тварь из тьмы. - Один из нас, теперь, Ханрис!

Ханрис опустил голову, не в силах держать её на плечах, но тут же лапа с длинными когтистыми пальцами схватила его за подбородок и подняла. Две жёлтые точки горели прямо перед его лицом и охотник понял:

"Это глаза".

Они ничего не выражали, были недвижимы и холодны, не смотря на пылающий внутри них огонь, что пронзал кромешную тьму. Ханрис давился кашлем, его тело сотрясали судороги, а нечто из тьмы взирало на это, словно наслаждаясь его страданиями.

Когда приступ чуть отступил, спустился обратно в грудь и притаился там, готовый вновь накинуться на него в любое мгновение, охотник с хрипом вдохнул, собрал остаток сил и выплюнул скопившуюся во рту кровь, будто надеясь погасить ею огонь этих глаз. Но, то-ли не попал, то-ли их обладателю было наплевать.

- Мертвец Ханрис! - вновь раздался голос. - Хочешь жить, Ханрис!

Не вопрос, утверждение звучало в этом голосе. И Ханрис знал, что утверждение это было верным. Он принял смерть - да. В нынешней агонии он ждал её как освободителя - да. Но, бездна забери его, если Ханрис не хотел жить. Очень хотел.

- Будешь жить, Ханрис! Ты один из нас, Ханрис!

- Кто... кто... вы... - он хрипел и захлебывался собственной кровью, боль в груди едва позволяла дышать.

- Ты один из нас Ханрис! Ты голоден, Ханрис!

Да, он был голоден. Чертовски, невероятно голоден. Пустота в желудке ощущалась бездонной дырой.

- Ты будешь есть, Ханрис!

Снова зазвучали гаркающие, лающие звуки. Его отпустили и Ханрис свалился на камни мешком.

"Почему они не дают мне умереть? Зачем оставляют меня в живых?"

Но через мгновение это уже стало не важно. Он ощутил запах, от которого дыра в желудке начала расти, словно втягивая в себя все остальные органы, стремясь поглотить его целиком, оставив только чувство неодолимого голода. Боль заставила его изогнуться, застонать. Вместе с тем появились и новые звуки: не то хрип, не то стон или скулёж, и ещё какой-то скрежет, словно кто-то скрёб деревяшкой по камню. Но на фоне запаха они вовсе не заинтересовали Ханриса. Что же это был за чудный, манящий аромат. Так пахнет плоть, живая и трепещущая. Так пахнет кровь, теплая, струящаяся по венам.

- Ты хочешь жить, Ханрис! Ты голоден, Ханрис! Жизнь и еда - едины, Ханрис!Иди и бери жизнь, Ханрис! Ты один из нас, Ханрис!

Он точно чувствовал, откуда исходит этот аромат и, не имя возможности идти, пополз прямо на него. Где-то там, во тьме, была еда, и там же было спасение от длани смерти. Ханрис полз, а голос следовал за ним:

- Ешь, Ханрис! Живи, Ханрис! Бери жизнь, Ханрис! Утоляй свой голод, Ханрис! Живи вечно, Ханрис!

Его пальцы коснулись чего-то тёплого и трепыхающегося, покрытого мелкой шерстью. Тут же раздался громкий визг и Ханрис резко одёрнул руку.

"Олень" - понял он. - "Возможно совсем молодой"

Скрежещущий звук - это рога скреблись о каменный пол. А, судя по тому что животное не пытался встать и не било копытами, а лишь стонало и билось головой об пол, охотник сделал вывод, что ноги оленя либо связаны, либо перебиты. Запах, исходящий от зверя, хоть и слышал его Ханрис десятки раз прежде, когда охотился на оленей и свежевал их туши, теперь казался гораздо сильнее и буквально лишал его воли. Судороги сводили всё тело. Ему хотелось тот-час же броситься вперёд из последних сил, и вцепиться зубами в кусок плоти ещё живого зверя. Появилась чёткая уверенность, что так он избавиться от своей боли, вернёт силы и возможность бороться за жизнь. Но что-то останавливало его. Какой-то голос, не такой громкий и чёткий, как этот хрипящий рык над ухом и визг обезумевшего от страха животного, вдруг засиял подобно слабенькому огоньку свечи в густой и непроглядной тьме его сознания. Может то был глас рассудка и здравого смысла, а может он был зовом кого-то, кто желал ему лишь добра. Кто-то стоял далеко во тьме и кричал ему, отчаянно махая руками в надежде обратить на себя внимание. И Ханрис попытался это сделать, сосредоточившись на сим слабеньком огоньке, сияющем в бесконечном океане тьмы. У него получилось.

- Не убивай! - вот что кричал этот голос, хрупкий как хрусталь, но куда более походящий на человеческий, и Ханрис был почти уверен, что принадлежал он женщине. - Этот голод не утолить! Не ешь живой плоти! Не пей тёплой крови! Не убивай!

- Бери жизнь, Ханрис! - твердила обратное тварь рядом с ним. - Ты один из нас, Ханрис! Ты должен есть, Ханрис! Ты должен жить, Ханрис!

За этим призывом обратиться к своим первобытным инстинктам - утолять голод и бороться за жизнь, второй голос терялся и мерк. И Ханрис никак не мог понять, почему он не должен есть, когда столь сильно этого хочет. А затем засомневался: правда ли этот голос желал ему добра? Ведь разве тот, кто желает добра, будет отнимать у тебя возможность остаться в живых?

- Грызи и пей, Ханрис! - настаивал монстр. - Бери жизнь, Ханрис! Ты один из нас, Ханрис!

- Ты не один из них! - кричала женщина издалека. - Пока не убил, пока не начал есть, ты не один из них! Не становись одним из них!

"Это так" - понял вдруг охотник. - "Я не один из них! Они чудовища, а я человек!"

- Ты голоден, Ханрис! Ты должен есть, Ханрис!

- Не... буду... - сказал он борясь с самим собой, со своим голодом и страхом перед смертью, но чётко ощущая, что поступает правильно. Ведь, что значит быть человеком, как ни иметь возможность подняться над своими инстинктами, желаниями и страхами, побороть их, даже если это сулит верную смерть?

Но тварь во тьме не приняла отказа.

- Ты должен есть, Ханрис!

Мимо просвистел удар, едва не задев лица охотника, и зверь перед ним завизжал, когда острые когти вонзились в его плоть. А затем цепкие пальцы схватили Ханрис за затылок и, с силой подтащив к свежей кровоточащей ране на боку животного, сунули в неё лицом. Ханрис вновь ощутил кровь на своих губах. На этот раз чужую, и такую вкусную, тёплую, пьянящую почище любого алкоголя и наркотика, какие ему доводилось пробовать в своей жизни.

"Нет! Не стану! Нет!"

Он до боли в дёснах стиснул зубы, плотно сжал губы, уперся обеими руками в пол и попытался подняться, но тварь была гораздо сильнее. Она продолжала вдавливать лицо Ханриса в сочащуюся кровью, живую плоть, ожидая, когда тот сломается.

"Я не один из них!"

- Ты должен жить, Ханрис!

"Не должен, если не хочу!"

Тварь будто знала его мысли, видела его внутреннюю борьбу.

- Ты хочешь жить, Ханрис! Ты должен жить, Ханрис! Ты отец, Ханрис!

Отец. Это слово пронзило его разум иглой. Он отец. Перед глазами возник образ дочери, затем сына и Весны. Он отец. Он муж. Он кормилец и защитник. Как они будут жить без него?

- Ты должен жить, Ханрис! Ты должен есть, Ханрис! Пища и жизнь - едины, Ханрис! Бери жизнь, Ханрис!

"Нет" - продолжал сопротивляться он. - "Жизнь, это не бездумное поглощение пищи. Жизнь это..."

Что? Что такое жизнь? Сходя с ума от голода и от чарующего аромата крови и плоти, которую он желал вкусить, Ханрис не смог найти ответа на этот вопрос: что же такое жизнь? И слабый голос в темноте бессилен был ему помочь.

- Ты отец, Ханрис! Ты должен жить, Ханрис!

"Но ведь я и так уже почти мёртв. Умираю. Какая разница, сгину сейчас, или спустя ещё одну зиму?"

Тварь опять прочла его мысли.

- Пища и жизнь - едины, Ханрис! Будешь есть - будешь жить, Ханрис!

"Буду есть - буду жить!" - повторил он мысленно. Значило ли это, что его недуг отступит? Разве такое возможно?

- Этот голод не утолить! - кричала женщина. - Не убивай! Лучше погибни сам!

- Будешь есть - будешь жить, Ханрис! Бери жизнь, Ханрис! Грызи и пей, Ханрис! Живи долго, Ханрис! Живи вечно, Ханрис!

Можно ли было верить твари, что вещала из тьмы, суля спасение? Или стоило внимать тому голосу, что предостерегал от этого шага, тем самым предлагая смириться с неминуемой и скорой гибелью? Жизнь по чужим правилам или смерть по своим? Вот только смерть окончательна, а жизнь даёт шансы что-то изменить, бороться и побеждать обстоятельства.

"Если я выживу, значит смогу вернуться домой" - решил охотник. - "Увижу Весну. Увижу Никама и Лилейн. Что может быть важнее этого?"

Ничто на свете для Ханриса не могло быть важнее этого. Тварь права: он должен жить. Любой ценой. Не ради себя - ради них. Ради тех кого любит.

- Пути назад не будет! - голос во тьме казалось стал ещё дальше, звучал уже на грани слышимости. - Не убивай! Лучше погибни!

А вот рык твари оставался рядом:

- Грызи и пей, Ханрис! Бери жизнь, Ханрис! Ты будешь жить, Ханрис! Мертвец Ханрис!

"Я не мертвец!" - буквально закричал он не издав ни звука. - "Я не мертвец. Я живой. И я буду жить!"

Губы разомкнулись, раскрылась челюсть. В рот тут же хлынул поток кровь. Зубы вонзились в плоть, и этот слабый огонёк, пылающий во мраке, вдруг угас. Ханрис больше не слышал ничьего зова или предостережения, лишь голод и желание выжить любой ценой, захватили его разум. Всё заполонил вопль заживо пожираемого существа, чью жизнь Ханрис забирал себе с неистовством и жадность.

- Ты один из нас, Ханрис! - шептала тварь, пока он сгрызал сырое мясо с костей и пил кровь.

***

Поселение Брук нельзя было назвать деревней, и всё же здесь не имелось ни бургомистра, ни шерифа, для того, чтобы правомерно именовать его городом. Местные старосты формально подчинялись управе из города находящегося в десяти лигах южнее, а фактически жили точно так, как и до того, как эти земли перешли под управление короля Марека: охотники выслеживали дичь в подгорных лесах, рыбаки ловили рыбу в бурных водах Бледной, землепашцы, составлявшие большую часть населения Брука, с утра до заката пропадали в полях, а в бревенчатых срубах, стоящих вдоль двух, пересекающих друг-друга крестом улиц хлопотали женщины и резвились дети. Своего шерифа эти люди видели всего раз в год, когда тот приезжал по осени, чтобы напомнить о призыве на военную службу в гвардию Марека, и об изменении размера годовой подати, всегда только в большую сторону. Местные роптали, бурчали, что не подряжались кормить всё королевское войско, и всё же собирали гружёные телеги и отправляли на юг, вместе с парой мальчишек, что решали попытать удачи на воинской службе, а сами довольствовались тем, что оставалось от урожая и планировали, сколько нужно будет сеять в следующем году с учётом новых сборов. Так и жили.

И всё же кое-что в Бруке поменялось с тех пор, как Марек Готхол объявил эти земли частью своего растущего королевства. И это новшество выделялось, бросалось в глаза любому проезжающему через поселению купцу что с севера, что с юга. На окраине города красовалось совсем новое и отличное от всех прочих строение, с маленькой башенкой, вонзающейся в небеса своей острой крышей, на самой вершине которой виднелась кованая спираль, в солнечные дни отражающая лучи светила, и от того будто излучающая собственный свет. То был символ веры во Властителя Циклов изображающий цикличность всего сущего. Окна, ставни и коньки крыши церквушки были выкрашены в белый цвет, а двустворчатые входные двери являли собой образец мастерства местных мастеров-плотников, которые покрыли их живописными узорами. И глядя на всё это неброское великолепие любому приезжему становилось понятно, с какой любовью и уважением местные относятся к своей вере, поселившейся за этими стенами.

Ронар подошёл к церкви с запада, со стороны небольшого кладбища, на котором в последние годы хоронили жителей Брука, почивших в вере. Сумерки сменились непроницаемой ночной темнотой, поднялся густой туман, но вместе с тем на небо поднялся в ореоле звёзд почти полный диск Рунона, и в его мягком серебряном свете легко было увидеть тень человека, крадущегося по улице, если кому из жителей вдруг взбредёт в голову глянуть в окно. И сколь бы ни мала была сия вероятность, юноша хотел быть уверенным в том, что останется незамеченным, потому продвигаться меж невысоких, деревянных и каменных надгробий, установленных над бугорками могил, ему показалось безопаснее.

Из-за угла церкви виднелись очертания домов поселения - свет не горел ни в одном окне. Ронар решил, что уже перевалило за полночь. Воздух стал морозный, но парень не чувствовал холода, хоть из его рта при дыхании вырывалось облачко пара, а одежда всё ещё до конца не высохла. И всё же ему было даже жарко. Тело ещё не остыло после бега. Долгого бега. Парень и не знал, что способен пробежать такое расстояние одним броском. Он буквально не останавливался, пока не завидел впереди Брук. Но перейдя на шаг не ощутил никаких признаков усталости. Дыхание не сбилось, сердце билось в нормальном ритме, не болели ноги и не кололо в боку. Он даже не вспотел. Казалось, что он может пробежать ещё столько же, и только тянущее чувство в желудке беспокоило юношу. Голод снова стал нарастать, при том с большой скоростью. Подбираясь к церкви меж могил, Ронар уже едва ли мог его игнорировать, и рот вновь наполнился вязкой слюной.

Приблизившись к церквушке, парень обошёл её слева, и остановился у боковой двери. Вначале Ронар занёс руку чтобы постучать, но передумал, боясь, что обратит на себя внимание кого-то из местных. Хотя, очевидно, что поселение было погружено в сон, и лишь периодически брехала собака где-то на другом его конце, Ронар не хотел рисковать. Потому, прежде чем стучать, он потянул дверь на себя, и та оказалась незаперта.

Юноша сделал шаг во мрак, царящий внутри, затем осторожно закрыл дверь за собой, и обнаружил, что здесь не так уж и темно. Нет, в небольшом помещении не было ни одного зажжённого источника света и ставни единственного окна были плотно затворены, однако Ронар отчётливо различил всё убранство: у правой стены стояла вешалка, с неё свисала мантия священно-служителя, в которую пастор Тарон облачался на службе, и цепь с крупными звеньями, на которой висел символ веры. На небольшом столике рядом лежала книга в толстой кожаной обложке, с изображением спирали - священное писание. На стене висел небольшой гобелен, изображающий Властителя Циклов - мужчину в свободных одеждах, чьё лицо скрывалось за длинными волосам и густой бородой, который стоял на холме воздев руки, над собравшимся внизу людом. В самом низу гобелена была вышита надпись, отрывок из священных текстов: "Да взойдёт ко мне тот, чьи помысли чисты, и стремления чьи стоят выше желаний мирских и одномоментных!".

Ронар без труда прочёл эту надпись, как и с лёгкостью разглядел каждый элемент окружения. Всё вокруг лишь утратило краски, стало чёрно-белым, так например Ронар знал, что мантия пастора имеет фиолетовый оттенок, а книга золотое тиснение, но не видел этого. И только данная деталь отличала теперь тьму от света в его глазах.

"Должно быть тут пастор готовиться к проповеди" - решил Ронар.

В комнате было две двери, не считая ведущей на улицу. Та, что располагалась прям напротив входа, без сомнения вела в главный зал церкви. Там Ронару сейчас было делать нечего, и он открыл дверь справа, ведущую во внутренние помещения церкви, надеясь найти пастора Тарона в своей спальне.

Ронар ступил в узкий коридор, и половицы скрипнули у него под ногами. Здесь окон не было вовсе, но Ронар видел всё так же хорошо. А ещё ощущал ароматы, царящие в доме. От первой двери пахло воском и чернилами - должно быть кладовая. Ронар прошёл дальше. От второй несло испражнениями - уборная. Из-за последней двери, в которую упирался коридор, исходил невероятно притягательный аромат. Пахло овощами и жареной рыбой, - наверное тем, чем ужинал пастор накануне. Так же отчётливо различался аромат сливового вина. Но за ними проступал куда более сладостный для Ронара запах - чего-то тёплого, живого и аппетитного.

Живот юноши свело неожиданно и сильно. Так, что на миг потемнело в глазах и он опустился на колено. Голод стал невыносимым. Прямо как днём, когда он...

"Мне нужно бежать отсюда!" - решил Ронар, боясь самого себя.

Тело покрылось потом, мигом пропитавшим одежду. Он медленно поднялся и утёр рукавом слюну с подбородка. Проглотить эти вязкие комки не получалось, они наполняли рот.

Ронар уже собирался было кинуться прочь, как вдруг услышал:

- Эй, кто там? - мужской голос из-за двери.

Пастор Тарон не спал. А может быть его разбудило громкое дыхание Ронара или его шумные попытки сглотнуть вязкую слюну.

"Что делать? Что мне делать?!" - голод дурманил, словно густой дымкой заволакивая мысли, и разглядеть их, найти верное решение, становилось так же сложно, как дорогу в молочном тумане.

- Я вас слышу!

Раздался скрип, кажется пастор сел на постели.

"Если бежать, то сейчас" - решил Ронар, но тут же спросил себя: - "Но разве не этого я ждал? Встречи с пастором? Избавления от страшной одержимости? Что я будут делать, если сейчас сбегу?"

Ронар не шелохнулся, он просто не мог решить как поступить, а тело вдруг стало тяжёлым, и он был не в состоянии сделать даже шага в сторону. В любую сторону. Так и стоял на перепутье, ожидая как будут развиваться события.

Из комнаты послышался скрип половиц. Уверенный шаги приблизился к двери, затем та распахнулась.

- Пастор! - тут же выдохнул Ронар, осознав, что теперь у него есть лишь один путь - каяться и молить спасения у Властителя Циклов и его верного служителя.

Пастор Тарон - высокий молодой мужчина, с аккуратной чёрной бородкой и копной завитых мелкими кудрями волос, вдруг отпрянул. Да так, что налетел спиной на столик, за которым, похоже, недавно ужинал. С него с грохотом упал графин и резко пахнущее вино разлилось по полу темной лужей, прямо под ногами Тарона, но тот, казалось, и не заметил этого. Взгляд мужчины был прикован к лицу Ронара.

- Пастор Тар-рон, прошу прощен-ния..., - его мысли путались, речь звучала несвязно, а запах исходящий от проповедника буквально сводил с ума.

Слюна побежала по подбородку, Ронар в гневе сплюнул её, и попытался продолжить:

- Мне нужна... ваша пом-мощь...

Пастор продолжал взирать на гостя полными ужаса глазами.

- Кто ты такой? - вымолвил он дрогнувшим голосом.

Ронар ощутил его страх, который стал выделяться через поры кожи резким ароматом.

- Не бойтесь. Я всё... объясню. Мн-не нужна ваша...

- Уходи, кто-бы ты ни был! - вдруг выпалил Тарон, явно собрав для того все остатки своей смелости.

"Почему он так боится меня?" - недоумевал Ронар. - "Почему гонит? Он же пастор!"

- Вы... не узн-наёте меня? Я Р-ронар. Р-ронар. Сын... Зан-на. Я прихожу н-на ваши службы с семь... - он снова захлебнулся слюной и сплюнул.

Как же прекрасно пах этот человек, как хотелось ему вкусить столь ароматную плоть, и эти мысли заставляли Ронара содрогаться одновременно и от ужаса и от возбуждения.

- Я прошу тебя, уйди, - снова сказал Тарон.

- Н-но... как-же? Мне нужна... помощь.

Стараясь побороть свой голод, Ронар с силой прикусил нижнюю губу, и рот тут же наполнился солёной кровью.

Рука Тарона, всё это время видно шарящая по столу, наконец отыскала рукоять столового ножа и он тут же выставил его перед собой. Острие лезвия смотрела прямо в лицо Ронара.

- Уходи! Немедленно! Прочь из моего дома! - похоже оружие в руке вернуло Тарону некоторое самообладание и он перешёл в наступление.

- Почему? - рот Ронара был приоткрыт и теперь слюна стекала с кровоточащей губы постоянным вязким потоком. - Почему вы гоните меня? Эт-то... же... дом Властителя.

- И тебе нечего здесь делать, тварь!

- Он тебе не нужен, Ронар! - вдруг услышал Ронар снова этот певучий звериный зов в своих ушах. - Тебе нужно есть, Ронар! Всё что теперь тебе теперь нужно, это забирать жизнь, Ронар! Забери его жизнь, Ронар! Вкушай его плоть, Ронар!

- Замолчи! - завопил он, срывая горло. - Оставь меня!

Пастор Тарон воспринял это как сигнал к атаке и тут же взмахнул ножом. Лезвие просвистело в воздухе и полоснуло Ронара по лицу, рассекая ему левую бровь и щёку, и едва не коснувшись глаза. Ронар взвыл, прижав ладонь к кровоточащей ране, а Тарон взмахнул снова, и на этот раз полоснул по тыльной стороне левой ладони, которой юноша попытался закрыться от удара. Пастор собирался тут-же совершить и третий взмах, он, похоже, не планировал останавливаться, но Ронар ударил его первым, кулаком наотмашь, и попал в грудь. Тарон рухнул спиной на свой стол, а с него повалился на пол. Этот удар явно вышиб воздух из его лёгких и пастор стал делать хриплые жадные вдохи, барахтаясь с луже разлитого вина, словно выброшенная на берег рыба.

Убрав руку от лица Ронар увидел чёрную кровь на своей бледной ладони. Струйки крови стекали так же по запястью. Пастор бил со всей силы, не щадя. Но боли не было, она потонула в океане охватившей парня ярости.

- Почему?! - Ронар выпрямился и ринулся к барахтающемуся на полу человеку. - За что вы так со мной?!

Он схватил Тарона за плечи и поднял. Священник снова взмахнул ножом, который всё ещё сжимал в руке, но на этот раз по Ронару не попал и тот рывком отшвырнул его на постель, с такой лёгкостью, словно пастор почти ничего не весил. Тарон сильно приложился головой о стену, и нож, выскользнув из его пальцев, с глухим звоном упал на пол.

- Почему вы меня не слушаете?! - прокричал Ронар, нависнув над мужчиной, в чей дом ворвался.

Пастор сжался на своей постели и стал бубнить какие-то молитвы. И эта картина вдруг показалась юноше до тошноты жалкой, недостойной того образа, который был присущ пастору Тарону. Перед своей паствой он являл личность сильную и мудрую. Даже властную. Этакий учитель, всегда спокойный и рассудительный, получивший доступ к тайнам вселенной, недоступным простым смертным, и имеющий ответы на самые сокровенные вопросы, казалось всё познавший в жизни и ничего не страшащийся. Но это был явно не тот человек, который сейчас трясся на своей постели.

"Всё обман" - вдруг отчётливо услышал Ронар собственный голос в голове.

Всё вдруг встало с ног на голову, идея спасения утекала, как песок сквозь пальцы. Голод сдавливал грудь, требовал, пульсируя в висках, утолить его. Кажется, что силы для борьбы с этой потребностью были на исходе. Вот-вот этот голод, словно зверь вырвется на волю и, завладев его телом, бросится на бедного пастора. В ужасе осознав, какой кошмар может сотворить, Ронар попятился к двери.

Под ногами зазвенел стальной кувшин, отполированный до блеска. Невероятно аккуратная и искусная работа, явно не местных кузнецов. Может пастор купил его у заезжих купцов, или привёз с собой с юга, из более цивилизованных земель. Так или иначе, теперь этот красивый кувшин валялся на полу, у ног Ронара, и глянув на него, парень отчетливо различил две сверкнувшие на его боку, жёлтые точки. Он опустился на корточки и взял кувшин в руки, пытаясь понять, что именно увидел. И они мелькнули снова, но теперь не исчезли а замерли, тускло сияя на отполированном тонком металле.

Отражение - вот что это было. Его собственное, Ронара, отражение. Металл отражал темноту, и две горящие в нём жёлтые точки - глаза. Они сияли, как у той твари, в тёмной пещере. Сияли, словно внутри каждого его глаза поселился маленький демонический костёр.

"Вот что напугало Тарона. Мой облик!"

Ронар понял, что явился в дом пастора как чудовище. И именно это увидел Тарон, распахнув дверь - жуткую тварь, со светящимися глазами. Тварь, явившуюся из ночного мрака. Перед ним предстало опасное чудовище, которое, истекая слюной и сверкая хищными глазами, уверяло, что пришло за помощью. Но разве кто-нибудь бы в это поверил?

- Ты один из нас, Ронар! - снова позвала ночь. - Ты должен есть, Ронар!

- Что мне теперь делать?! - прокричал Ронар, а затем, издав полный отчаяния вой, с силой швырнул кувшин в стену.

Среагировав на это, пастор вдруг резко вскочил на ноги и бросился к окну, прибегая к последнему шансу на спасение. Он успел схватиться за ставень и распахнуть её, намереваясь выбраться наружу. Но больше ничего Ронар ему не позволил сделать. Действуя молниеносно, он кинулся к пастору, схватил того за шею и оттащил от окна к противоположной стене. Тарон забился в его руках как мышь в лапах кошки. Хрипел, колотил кулаками, но ничего не мог противопоставить этой смертоносной хватке.

Теперь, когда они оказались так близко, Ронар больше не мог сдерживаться. Да и не хотел. Зачем? Спасения от его недуга нет? Властитель цикла отвернулся от него. Все отвернулись. Лишь ночь наблюдала за ним сквозь полуоткрытое окно, наполняя комнату холодным сиянием Рунона, и продолжая твердить:

- Ты один из нас, Ронар! Ты должен есть, Ронар!

И Ронар с наслаждением и жадностью поддался своему голоду, впившись зубами в шею пастора. Тёплая кровь дурманила, плоть насыщала, и он рвал зубами и руками человеческое тело как тряпичную куколку его сестры, превращая кости, сухожилия, мышцы и внутренние органы в единое месиво. Поглощая мясо, забирая чужую жизнь и впитывая её в себя, Ронар чувствовал как она наполняет каждую частичку его организма невиданной прежде силой. И, о Бездна, как же это было приятно!

Читать следующую часть