Любовница.
Париж, август, 1992 год.
В комнате пахнет старостью. Этакий сладковатый аромат с примесью неприятных, тяжелых ноток приближающейся смерти.
— Проходите, Жан-Батист, — говорит мне мадам Пумпард. — Присаживайтесь.
На дворе 1992 год, а ее кабинет так и остался в прошлом веке. Даже кресло похоже на стул Людовика Четырнадцатого. Только вот бархатная обивка обветшала от постоянных протираний штанов. Я неловко сажусь, осматриваю вычурную комнату, антикварную мебель и старую владелицу всего этого добра.
— Называйте меня Дельфина, — говорит последняя, устраиваясь напротив, и легким движением руки переворачивает большие песочные часы на своем столе, обозначая, что время визита пошло. — Что привело Вас сюда?
Глубоко вздыхаю. Сладковатый запах наполняет легкие, вызывает чувство отвращения на грани с тошнотой.
«Черт! И я еще за это плачу!» — возмущается внутренний голос.
— Меня отправила к Вам жена, — хрипло отвечаю я психотерапевту. — Сам бы я ни за что не стал палить тысячу франков за полчаса общения.
«За полчаса общения со старухой!» — заканчивает фразу внутренний голос.
Дельфина усмехается. Ее тонкие брови похожи на дождевых червей.
«Лучше б на рыбалку съездил, честное слово», — думаю я и отвожу глаза от ее морщинистого лица, обильно посыпанного пудрой.
— Ну, раз уж Вы здесь, и Ваша жена, видимо, считает, что Вам необходимо пообщаться с психотерапевтом, не хотите ли рассказать о Вашей проблеме? — спокойно спрашивает моя собеседница. — Деньги за сеанс я все равно не возвращаю.
Я хмурюсь и уныло рассматриваю выписанный мною чек на ее столе. Пришлось отправлять его заранее, иначе мадам «старая вешалка» отказывалась записывать к себе на прием.
— Проблема не во мне, — я пытаюсь устроиться в неудобном кресле, в пятую точку впиваются проржавевшие пружины. — Проблема в ней. В Пенелопе.
Дельфина кивает. Что-то черкает в своем огромном блокноте с листами на пружинках. Вся ее вроде бы непринужденная поза располагает к откровениям. Я решаюсь.
— Мы познакомились с Пенелопой семь лет назад, в 1985-ом, на дне рождения нашей общей знакомой. Мне было 25, и я жил бунтарем, не признававшим общественных правил. Перебивался редкими заработками, играл в рок-группе на барабанах, а ночи проводил в объятьях очередной дурочки, решившей подарить мне любовь, а получившей лишь прекрасный секс и записку с автографом на память. Я никогда не задавал себе вопроса: «Что будет завтра?», ловил момент и веселился на полную катушку. И тут вдруг она. Пенелопа. Будто создание из другого мира. Правильного мира. Хрупкая, изящная, скромная. Волшебная.
Дельфина кивает. Видимо, ситуация для нее не новая. Сколько людей сидели на этом жутко дискомфортном стуле и делились похожими глупостями?
— Когда Вы поняли, что любите ее? — мягко спрашивает мадам Пумпард.
— В первую секунду. Когда увидел, то где-то в глубине души проснулось странное, неистовое чувство. Захотелось перенестись в прошлый век, дабы писать ей стихи и драться за ее любовь на кровавой дуэли. Я был сражен наповал!
Отпиваю глоток воды из заботливо предоставленного мне стакана. За тысячу франков могла бы и чего-то посолидней налить. Ловлю внимательный взгляд карих глаз.
— Расскажите о ней, — деловито распоряжается Дельфина.
Подчиняюсь.
— Пенелопе было в тот момент 26 лет, но в Париже она обитала всего два года, до этого малышка жила с родителями в небольшой деревеньке на берегу Средиземного моря, но после смерти бабушки, оставившей ей в наследство огромную квартиру в центре столицы, девушка решилась на переезд. Она нашла работу секретарши и с помощью родителей оплачивала худо-бедно свои счета.
— Это Вас в ней зацепило? — психотерапевт аж губами причмокивает от интереса (какое непрофессиональное поведение!). — Ее непохожесть на столичных жительниц?
— Не знаю. Может быть, ее неиспорченность? Я добивался ее весь вечер, но скромница не открыла мне дверей в свою спальню. Признаю, что именно в тот момент я, полный осел, и влюбился по уши.
Дельфина кивает. Меня раздражает ее манера поведения. Как будто она совсем не понимает!
— Черт побери, как я ее желал! — почему-то повышаю я голос. — Я придумывал в голове неподражаемые поэмы в ее честь, но при встрече, чуть заикаясь, спрашивал: «К-как дела?», после чего смущаясь замолкал. Мы общались три месяца, после которых я бросил рок-группу и устроился на работу официантом, чтобы дарить ей подарки и приглашать в изысканные места. Мои друзья крутили пальцем у виска и в голос просили одуматься. Куда там! Я был окончательно и бесповоротно околдован хрупкой брюнеткой с загадочными глазами цвета первой весенней травы.
Дельфина бросает безучастный взгляд на песочные часы. Торопит меня, но не так-то просто говорить быстрей, когда пытаешься рассказать о женщине своей жизни.
— В общем, я сделал ей предложение. И, знаете, когда я дрожащей рукой протянул Пенелопе коробочку с кольцом, то она сдалась. В ту ночь открылись двери в ее спальню, я не мог насытиться желанным «да» и снова и снова овладевал ее хрупким телом. Мне казалось, что мир остановился, что наступил конец света, а я, счастливчик, каким-то образом проскочил в рай. Эта ночь меня не насытила, лишь раззадорила аппетит. Но наутро Пенелопа снова закрыла дверцу к блаженству.
«Милый Жан, — сказала она своим нежным голоском, — я боюсь забеременнеть. Давай подождем до свадьбы?» Мои попытки объяснить избраннице надежность презервативов Durex провалились, и я старательно ускорял нашу женитьбу, чтобы больше не иметь запретов. Идиот! Как еще меня назвать?
Психотерапевту похоже нравится моя самоирония. Ее ручка зависает в паре сантиметров над блокнотом. Она ждет развязки. Ждет объяснения, почему я так себя обзываю, хотя и сказал ей вначале, что дело не во мне, а в супруге.
— Брачная ночь была волшебной, лучшее, что произошло со мной в 1987-ом году, — вдаюсь я в подробности. — До сих пор помню вкус ее губ и аромат жасмина, исходивший от длинных, густых волос (только от мысли об этом в штанах становится тесно, и я аккуратно перекидываю ногу на ногу). Она шептала мое имя, когда я кричал от наслаждения и, честное слово, я сочувствую тем, кто никогда не испытывал такого. Оно того стоило: и свадьба, и дурацкая работа в ресторане, и мой уход из рок-группы. Кто-то скажет, что я променял свою жизнь на бабу, а я отвечу, что этот человек ни разу не испытывал того, что я испытал с ней в ту ночь. Во все наши ночи. Меня поймут те, кто через это прошел. И не кинут в меня камень!
— Вы и не должны оправдываться, — замечает Дельфина, с интересом разглядывая мои скрещенные ноги. — Вы женились на женщине Вашей мечты 5 лет назад. Что же пошло не так?
Я морщусь под грузом воспоминаний. Через месяц после свадьбы моя новоявленная жена с легкой изящной улыбкой сказала: «Ты знаешь, меня очень утомляет секс. Давай не будем так часто им заниматься».
— Пенелопа и после свадьбы не очень хотела отдавать супружеский долг. Я работал по вечерам, а она с утра, поэтому моя супруга перебралась во вторую спальню, чтобы я не будил ее, когда возвращался со смены. По субботам и воскресеньям мы были вместе дома по утрам, я начинал…м-м-м…к ней приставать… ну, намекать… Она всегда отнекивалась… У нее то голова болит, то живот, то еще что… Секс стал по-настоящему редким подарком. А я хочу ее, Дельфина. По-настоящему хочу. Все время. Каждую секунду. А получается, как будто бы она мне и не жена. Я не чувствую, что обладаю ею…
Задыхаюсь и замолкаю. Тело слегка потряхивает от гнева. Психотерапевт склоняет голову набок и смотрит на меня как на музейный экспонат. От этого становится только хуже.
— Я правильно понимаю, что Ваша проблема — это то, что Вам не хватает секса с женой?
— Нет, проблема в том, что жене его как раз хватает, — бурчу я. — Раз в два месяца, и она снова закрывает двери в спальню! Нормально?! И это, наверное, она должна сидеть в этом кресле, а не я!
Почему я так завелся? Как будто меня эта старая кочерга загипнотизировала своими карими глазами. Мои словесные терзания оставляют Дельфину равнодушной.
— Кажется, Пенелопу ситуация устраивает. Ей не зачем консультироваться со специалистом, если она полностью удовлетворена вашей совместной жизнью.
От такой наглости я даже голос теряю. Лишь смотрю на песочные часы, которые показывают, что время сеанса почти истекло. 1000 франков! Лучше бы я купил себе новые ботинки, толку и то было бы больше.
— Жан-Батист, — очень ласково произносит старуха мое имя. — Я, пожалуй, отойду от привычных правил и скажу Вам напрямую то, что вижу в этой ситуации. Вы несчастливы: Вам не хватает сексуальной близости с любимой, но это не значит, что Пенелопа должна подстраиваться под Вас. Возможно, в постели она не испытывает того, что испытываете Вы. Возможно, она по природе своей холодна. Причина не так важна, как последствия. Но то, что ко мне на прием пришли именно Вы говорит о том, что Пенелопа не собирается ничего менять, она, скорее, хочет, чтобы Вы перестали докучать ей постоянным желанием.
Я поднимаю вверх руку, чтобы прервать старческий бред. Случайно переворачиваю стакан. Он летит на пол, стукается о мягкий ковер, забрызгивает остатками воды мои потертые ботинки. Мы не обращаем на это внимания.
— Моя жена меня любит! — уверенно говорю я Дельфине.
— Я и не утверждаю обратного, — она искренне улыбается. — Но Вы должны понять, что принуждением к исполнению супружеских обязанностей ничего от нее не добьетесь. Либо Вы миритесь с редким сексом с любимой и пытаетесь подстроиться под ее ритм, либо уходите к менее любимой, но более страстной. Я думаю так.
Я бы долбанул ее по седой макушке теми же песочными часами, но уж очень не хочется пачкать белую рубашку. Я понимаю, что она хочет мне сказать, но совершенно не готов ее слушать.
— Время вышло, — зачем-то говорю я и резко встаю. — Не думаю, что я еще раз к Вам приду за советами, тем более, за такие деньги, так что прощайте, Дельфина.
Психотерапевт пожимает плечами.
— Я тоже не думаю, — тихо говорит она. — И мне действительно жаль.
***
Субботний летний вечер дышит жаром. Шумный вентилятор не спасает от духоты, хотя и пытается натужно разогнать горячий воздух. Мы лежим на застиранной хлопковой простыни. Она влажная от пота, а ее толстые складки впиваются мне спину, но у меня нет сил повернуться на бок.
Клотильда улыбается. Ее яркие зеленые тени размазались во время секса. Раскрасневшееся лицо из-за подтеков макияжа кажется нереальным: нарисованным каким-нибудь сумасшедшим художником. Мелкие светлые кудряшки, разбросанные по подушке, вызывают ассоциации с недоваренной и слипшейся китайской лапшой.
— Ох, Жан-Батист, это было великолепно! — хитро прищуривается Клотильда. Она всегда называет меня полным именем, и в ее устах оно звучит как комплимент.
Я отворачиваюсь к тумбочке, где стоит тяжеленная мраморная пепельница, лениво поджигаю сигарету. Сегодня курение не радует: в комнате так жарко, что воздух кажется плотным, а дым отказывается поступать в утомленные легкие.
— Вот черт! — нежный голос Клотильды (который, если честно, совсем не соответствует габаритам пухлого тела) вдруг разрушает идиллию, она резко вскакивает с постели, матрас пружинит, я раздраженно вздыхаю. — Уже девять вечера! Розыгрыш сейчас начнется!
Моя любовница резво бежит к большому телевизору Brandt, его выпуклый экран загорается синим, когда она тыкает пальцем в круглую кнопку. На столике возле дивана лежит бумажка со старательно зачеркнутыми циферками. Кло свято верит в свою удачу и каждую неделю покупает лотерейный билет в своем же магазинчике, где она работает продавщицей табака. Мы встречаемся уже год, и она ни разу не пропустила субботний розыгрыш миллионов. И ни разу не выиграла, кстати.
В этом вся Клотильда. Ей почти сорок, ни мужа, ни детей, снимает убогую студию, работает за копейки продавщицей и красит волосы в отвратительный желтый цвет. Но столько оптимизма я не встречал на всем свете. Сразу видно, что у человека есть мечта.
Я докуриваю сигарету под каркающий голос ведущего лотерейного розыгрыша. Затем принимаю быстрый душ и натягиваю на ободренную струями холодной воды кожу свои брюки. Клотильда, накинув на свое пышное тело полупрозрачный шелковый пеньюар, пьет вино.
— Уходишь? — тихо спрашивает она, призывно приоткрыв халат на груди.
— Мне пора на работу, Кло. Прости, милая.
Я мог бы остаться еще на час, но отвратительная жара убивает любое желание любовных утех. Или это вчерашний разговор с «психотерапевткой», которую мне настоятельно рекомендовала жена? Не знаю. Я так и не смог понять, что мне делать. Может, это потому, что я не рассказал Дельфине о своей любовнице? Может, нужно было ей открыться, чтобы снизить тяжесть чувства вины?
«И ежу понятно, что у тебя есть любовница, — смеется внутренний голос. — Ты же не железный, чтобы терпеть по два месяца, пока Пенелопа откроет дверь в свою спальню!»
Я целую Клотильду на прощание. Она вальяжно скользит языком по моим губам, похотливо улыбается.
— Жду тебя в среду, любимый Жан-Батист.
Я морщусь. «Любимый». Она не раз признавалась мне в своих чувствах, но я не мог ответить взаимностью. Должна же моя любовница понимать, что я встречаюсь с ней исключительно в целях борьбы со спермотоксикозом. В моей голове она стоит наравне с тарелкой супа при сильном голоде или стаканом воды при мучительной жажде. Стоит отдать ей должное, толстушка прекрасно справляется со своей ролью.
Кло провожает меня до двери, попутно выкидывая в мусорку проигравший и потерявший любую ценность лотерейный билет. Он стоил 100 франков. Если бы Клотильда не покупала глупые бумажки, а откладывала эти деньги, то на ее счету уже бы скопилась кругленькая сумма. Хотя блеск в ее глазах во время субботних розыгрышей говорит о многом. Она будто живет в этот момент. По-настоящему.
Моя любовница обитает не очень далеко от ресторана, где я работаю, поэтому я решаю не ехать на автобусе, а пройтись пешком. Хоть на улице и настоящее пекло, в общественном транспорте должно быть еще хуже, а мое тело уже не чувствует свежести недавно принятого душа. Спина начинает пачкать потом уже несвежую рубашку.
Я больше не работаю официантом, теперь я помощник шеф-повара. Одно повышение за семь лет, то же мне карьера. На кухне царит шум и гам, наш начальник Робер орет на все, что видит: это фишка данного заведения. Я хватаю нож и начинаю шинковать морковь. Здесь еще жарче, чем в квартире у Клотильды, я промокаю до самых пяток, скользящих по всей поверхности разношенных ботинок. Вечерок выдается тяжелым.
Продолжение: https://vk.com/club_author_ekaterina_peronne?w=wall-72460741_3196