Опасно мало знать. О том не забывая,Кастальскою струёй налей бокал до края.От одного глотка ты опьянеешь разом,Но пей до дна — и вновь обрящешь светлый разум.

Александр Поп, «Опыт о критике» (1711)

↑ 1

— Здравствуйте, Правда Ивановна.

— А, Владимир Нордович! Проходите, проходите, пожалуйста... Присаживайтесь. Ну что, как там мой заказ?

— Набросал кое-что интересное. Вот, например, посмотрите...

— Ого! Неплохо, совсем неплохо!.. Так, это вообще хорошо... А вот это просто замечательно! Чудесно, Владимир Нордович! Непременно скажу спасибо тому, кто мне вас порекомендовал. Вы действительно дизайнер от Бога!

— Это ещё не всё, подождите немного... Последний образчик где-то в папке затерялся, сейчас, ну где же... А, вот, держите.

— Что-то я не... Так, стоп. Ну-ка, ну-ка... Ха-ха-ха-ха-ха! Да уж, в чувстве юмора вам не откажешь. Отличная подача, гениально!

— Я искренне рад, что вы оценили мою работу. И какой же из этих концепт-артов вы хотели бы видеть реализованным?

— Ох, я даже теряюсь. Все по-своему хороши... А если, гм, каждый?

— Легко и непринуждённо, как любит говорить один мой знакомый. Но и стоить это будет соответственно. Дайте-ка подумать... Вот столько.

— Сколько?! Да вы грабитель!

— Ошибаетесь, Правда Ивановна! Я не грабитель, я просто хорошо знаю себе цену. Заказчиков у меня много, заказов — ещё больше, и если каждый будет столь объёмист, да с оплатой по стандартным расценкам, от меня мало что останется. Так что или выбирайте один из вариантов, или платите по справедливости.

— Сложный выбор... Но, пожалуй, рискну — заплачу за все. Думаю, это окупится.

— Приятно иметь дело с понимающим клиентом!.. Что ж, до встречи?

— Погодите немного. Можно один вопрос?

— Какой?

— Почему вы прекратили писать?

— То есть?

— Ну, понимаете... Я навела справки и узнала, что когда-то вы опубликовали несколько коротких рассказов. Само собой, я заинтересовалась, нашла их, прочитала... Они бесподобны, Владимир Нордович! Все разные по манере и стилю, как и ваши рисунки. Это был замечательный дебют... Но вы неожиданно ушли из литературы и сосредоточились на дизайнерской работе. С чем это связано, если не секрет?

— Понимаете, я просто понял, что это не моё. Знаете, насколько бывает сложно подобрать единственно верную фразу, а порой даже слово, чтобы текст зазвучал, как надо? Адский труд! По крайней мере, для меня. Помните «Песню зелёного острова»? Этот рассказ у меня занял примерно полтора года.

— Сколько?!

— Смешно, правда? Три странички текста... Каждое предложение было переписано по многу раз, прежде чем получилось то, что было представлено публике. Может быть, я чересчур перфекционист, но иначе не выходило. Четыре рассказа — всё, на что меня хватило. После этого я окончательно понял, что писательская стезя не для меня, и стал рисовать. Оказалось гораздо проще.

Я лгал. Но откуда ей было это знать?

— Так что всё упирается в исполнение. А вот за вдохновением не заржавеет — его источник, в смысле муза, всегда со мной.

— Спасибо за ответ, Владимир Нордович. До свиданья!

— До свиданья, Правда Ивановна.

↑ 2

Ветер дул с реки, косые струи ливня били по мостовой, лужи стремительно росли, караваны туч неумолимо бороздили небосвод — погода, словом, была на любителя. Некоторые мои знакомые просто обожают дождь, но мне с водной стихией поладить так и не удалось. Сегодня мир, пользуясь тем, что зонтик остался дома, как будто ополчился на меня. С утра, как обычно, ничто не предвещало, а стоило немного посидеть в помещении, общаясь с клиентом — на здоровье! Пришлось поднимать воротник плаща и шагать по улице в ускоренном темпе, надеясь как можно скорее попасть домой и просушиться.

Неплохо было бы зайти в какую-нибудь кафешку, испить горячего кофию, согреться и переждать ливень, однако непогода, похоже, решила задержаться надолго. Согласно народной примете, пузыри на лужах — верный знак затяжного дождя. Я посмотрел под ноги и хмыкнул — их там были если не виноградные грозди, то как минимум созвездия. Если, конечно, представить, что время ускорилось в миллиарды раз, из-за чего звёзды гаснут и рождаются одна за другой... Вся улица, насколько хватало глаз, напоминала бурлящий котёл.

В общем, о том, чтобы переждать ненастье, нечего было и мечтать, так что я целеустремлённо направился к транспортной остановке — не самой, к слову, близкой. Адрес последней заказчицы, некоей Правды Зелёнкиной, привёл меня на другой конец города. Правда... Да-с, милостивые государи, ономастика советских времён — это подлинное пиршество духа и торжество разума. Имена из той эпохи порой бывают оригинальнейшими, яркими... Выделяющимися на фоне современных. Мне в этом плане тоже сугубо не повезло, хоть и весьма странным образом. Позвольте представиться — Муравьёв Владимир Нордович, двадцать пять лет, эсквайр. Единственный сын Норда Муравьёва, титана духа и вообще каноничного сверхчеловека, который всю жизнь был первым — в учёбе, спорте, работе, делах семейных... Рядом с его достижениями я особенно остро ощущал мизерность всего того, чего сумел добиться сам.

Кто-то из психологов однажды заявил мне, что у меня комплекс неполноценности. Ну и пофиг.

Мои измышления о собственной жизни были столь же безрадостны, как и погода. Ипохондрия сплошная, право слово — неужели всё действительно так грустно? Да, место жительства у заказчицы неудобное, и что с того? Нет худа без добра — в этот район города я забредаю редко, поэтому нельзя упускать возможность поглазеть по сторонам в поисках каких-нибудь примечательных деталей. Никогда не знаешь, что может сгодиться в творческой работе.

Вот, например. Я перешёл дорогу и задумчиво оценил вывеску «Кавказ бар». Сама по себе она была ничем не примечательна, однако над окнами заведения болталось нечто вроде короткого матерчатого козырька с надписью «Alpen bier». Вместе две надписи составляли поистине убойный эффект. Оценив это, но решив, что с когнитивным диссонансом тут всё-таки перебор, я отправился дальше, стараясь обходить особо мокрые участки, поскольку от просто мокрых спасу не было решительно никакого, и продолжая выискивать в окружающей действительности ещё что-нибудь занятное.

Любопытство моё вскоре было вознаграждено — на тихой пешеходной улочке, возле входа в полуподвальчик, занятый какой-то забегаловкой, я едва не взвыл от восторга. Восхищение вызвала рукописная рекламная табличка, украшенная изображениями цветов, которая была закреплена на ограде и встречала посетителей. Помимо названия, там был на редкость причудливый текст.

Kutlet po-Kievsky
Marvelous Beef Stroganoff
Tasty blini and pirogue
Home made pelmeni
Delicious borsch
Russian beer
and vodka

wine...

Вдоволь посмеявшись над этим перлом каллиграфии и живописи, я не поленился достать мобильник, чтобы сфотографировать его. Потом тоскливыми зимними вечерами буду смотреть свою коллекцию снимков, поднимать себе настроение... Да и мало ли, на какую идею они могут натолкнуть? В конце концов, для меня плагиат — основной источник заработка. Конечно, большинство моих знакомых в это ни за что не поверит. А зря. Нет, я действительно талантлив, но совсем не так, как все думают — воображение у меня довольно посредственное. Дело в том, что мои работы... не совсем мои. Но и воровством их можно назвать лишь с очень большой натяжкой.

Ещё в школе я обнаружил, что при определённых условиях моё сознание может как-то проникать в другие реальности и наблюдать происходящие там события. Что удивительно, я ни разу не видел мир, который слишком отличался бы от моего родного — везде узнаваемые хомо сапиенсы, почти идентичные города, одни и те же проблемы... Никаких пришельцев, ни единого динозавра, даже без бунта роботов обошлось. Влиять на чужие миры и развлекаться там по-человечески я, однако, не мог — по сути, мой дар мало отличается от красочных и реалистичных снов, галлюцинаций... или даже просто документальных фильмов. Но всё же польза от него есть, и какая!

Вы ведь слышали о «Джоконде»? Одно из величайших произведений искусства, которое при желании может повторить, кто угодно — был бы перед глазами образец. Так же и в моём случае — я научился перебирать все возможные реальности, находить шедевры, которых нет здесь, а затем восстанавливать справедливость. Рисую я, если честно, тоже так себе, выучился только ради этого дела — но копии, поверьте, не уступают оригиналам. Во всяком случае, разница минимальна, а платят мне всё равно очень и очень хорошо.

Было время, когда я пытался стать изобретателем с кучей патентов, но, увы, никогда не был достаточно силён в технике. Великим писателем тоже не получилось, ибо от чтения несуществующих текстов у меня почему-то начинает жутко болеть голова. А вот дизайнер — идеальный вариант! Знай себе, смотри на картинки и зарисовывай увиденное. Никому ведь от этого не делается хуже, верно?

Поэтому, набив как следует руку, я принялся шерстить музеи и галереи иных миров, перенося живопись, а временами даже скульптуру, в свою вселенную. Чуть позже я стал тщательно изучать ещё и улицы. Неожиданное архитектурное решение, необычная мода или просто колоритный типаж — в дело идёт каждая деталь. А порой случается и всё вместе — такими кадрами я горжусь больше всего, определённого рода публика готова отрывать их с руками. Словом, со временем я сумел составить себе репутацию, так что теперь В. Н. Муравьёв — имя в дизайнерских кругах известное. Без заказов я не сижу, и денежек на батон насущный мне вполне хватает.

За этими размышлениями я незаметно дошёл до остановки, удовлетворённо кивнул, встав под козырьком, и принялся ждать. Где-то вдали наметился просвет среди слипшихся туч — эдакий золотистый шрам. Дождь, однако, нахально проигнорировал первое явление солнца и продолжил лить, как ни в чём не бывало. Чего, впрочем, и следовало ожидать — закон кармы, ага... Минуты через полторы пришёл слегка заляпанный грязью, зато неожиданно пустой автобус. Расплатившись, я с комфортом устроился на заднем сидении и поехал домой.

↑ 3

По прибытии домой моё настроение несколько улучшилось. Я наконец скинул плащ, переоделся, ощутив блаженную сухость, и отправился на кухню священнодействовать — наварить кофию в вящих целях сугрева внутренностей. Старое проверенное средство.

На кофеине, в общем-то, сидела вся наша компания ещё со студенческих времён. Сперва мы просто боролись с извечным недосыпом, главным врагом студиозусов во все времена и пространства, а потом как-то втянулись. С тех пор мы не перестаём потреблять сей живительный напиток по поводу и без. Некоторые под настроение мешают его с коньяком или ещё какой-нибудь ересью, но лично я этого не одобряю. Сливки или пятьдесят кусков сахара — ещё куда ни шло, но кофе с коньяком? Нетушки, идите куда подальше с такой химерой!

Пока электрический чайник неторопливо раскочегаривался, я рассеянно разглядывал и без того хорошо знакомый кухонный пейзаж. Хоть я и зарабатываю более чем неплохо, на смену жилья финансов всё же не хватает. Да я никогда особенно и не рвался что-то менять — привык к своей маленькой однокомнатной квартирке в духе Родиона Романовича, разве что вместо дум об убийстве старухи-процентщицы меня здесь посещают образы иных миров. Может, это занятие и отдаёт лёгким безумием, но совершенно безопасно для окружающих.

А что, небольшая такая кухня — запросто можно в несколько шагов пройти от двери до окна. Стол, холодильник, плита, раковина и табуреты занимают значительный процент этого пространства. Для скромной холостяцкой берлоги — в самый раз. Но вот если в этом плане что-нибудь изменится — придётся хорошенько подумать о смене интерьера... Впрочем, тут пока ничего не намечалось, и эти мысли можно было отложить. С виду ничем особенным моя кухня не выделяется, однако ежели присмотреться к стенам — есть риск надолго застрять.

Здесь я коллекционирую календари — большие, в виде плакатов. Не помню уже, когда у меня началась эта привычка. Те, которые заканчивались, я оставлял, вешая следующие годы по соседству или прикрепляя один календарь поверх части другого. Со временем кухонные стены превратились в эдакую авангардную мозаику, сотканную из времён. Это, наверное, единственный дизайнерский ход, который я ни у кого не подсмотрел, но получилось на удивление недурственно. В последнее время я заметил, что подбираю календари, учитывая то, как они впишутся в общий стиль, одёрнул себя и принялся снова выбирать их просто по принципу понравившейся картинки. В конце концов, немалая часть прелести этой коллекции заключается именно в её хаотичности.

Чайник наконец вскипел. Удовлетворённо кивнув, я залил кипятком кружку. Понюхал, кивнул ещё раз, сыпанул сахару, решив обойтись без сливок, чтобы не ронять температуру. Размешал, сделал первый глоток...

И в этот миг зазвонил телефон.

Честное слово, ещё минуту назад я бы хорошенько ругнулся. Загибом эдак трёхэтажным. Ну в самом же деле, стоило только прийти домой и мало-мальски расслабиться, как тут же кому-то немедленно понадобилось пообщаться! Однако кофий уже оказал на меня своё благотворное воздействие, поэтому я не стал попусту сотрясать эфир, отставил кружку в сторону и взял трубку.

— Аллё.

— Здорово, Повелитель Муравьёв!

Удержаться от скрипа зубами оказалось сродни былинному подвигу.

Свою школьную кличку я ненавидел исто, люто и бешено, о чём все мои знакомые прекрасно знали, но не уставали меня подкалывать при каждом удобном случае. Впрочем, винить тут следует разве что родителей, которые не предусмотрели, на какие мысли может навести сочетание гордого имени «Владимир» с нашей родовой фамилией. Досадный промах, досадный. Наши юмористы не упустили возможности поиграться со столь дивным сочетанием, периодически изобретая новые варианты. Суть их, впрочем, оставалась неизменной.

— И тебе не кашлять, Носоломов, — ответил я тем же.

Алексея Семёнова, моего бывшего одноклассника, не опознать было решительно невозможно даже через телефон, знатно искажающий любые голоса. Причина проста — дивное сочетание картавости и гнусавости, подобного которому я пока что нигде не встречал. Гнусавость вызывал хронический насморк, однако оригинальная форма носа и общая эрудиция заставили нас обозвать его именно Носоломовым, с уважительной отсылкой к Михаилу Васильевичу.

— Спасибо на добром слове, — отозвался тот. Подобно мне, прозвище своё он недолюбливал, но и прошибить его было нелегко. — В пятницу собираемся у Остроухого, будешь?

— Как-то рановато, — заметил я, делая ещё один глоток кофе. — Что за повод?

— А ты ещё не в курсе? Федька из буржуинии возвращается, встречать будем.

Федька Гырихов, чьё прозвище мы стараемся использовать как можно реже, из-за работы постоянно мотался по заграницам и потому регулярно посещать наши ежемесячные сходки не мог. Зато уж когда он всё-таки возвращался в родной город, мы с радостью передвигали график встреч, чтобы устроить наше ежемесячное Безумное Кофепитие полным составом.

— Это, безусловно, событие, — оценил я. — Буду, вестимо. Куда ж на таком мероприятии — да без меня, в самом деле? Специально даже плакат нарисую, с которым будем встречать прибывающего...

— Только не как в тот раз, — судя по голосу, на другом конце провода Алексей несколько содрогнулся. На моём лице появилась довольная усмешка. Картинка, которой я порадовал народ в тот раз, заставила меня самого закончить «путешествие по другим мирам» раньше времени и потом ещё часа полтора отходить. Не найдя у себя седых волос и обнаружив, что воспоминания перестали вызывать панические атаки, я цинично увековечил то полотно на листе ватмана. Ну а потом встречал им друзей.

Судя по всему, воспоминания до сих пор не изгладились.

— Хорошо, — проявил покладистость я, — поищу что-нибудь, менее способствующее производству кирпичей... — Носоломов хохотнул, не заметив оговорку про «поищу» или отнеся её к фигуре речи. — Так во сколько?

— Как обычно, в пять.

— Хорошо, буду непременно.

— Удачи.

— И тебе того же.

Гудки.

Я повесил трубку, задумчиво продолжив распитие тонизирующего напитка. Когда тот иссяк, я довольно потянулся и взглянул в окно. Дождь наконец-то прекратился, и небо явило дивную картину — рваные, пёстрые лоскутья облаков хаотично чередовались с чистой синевой, чем-то напоминая календари на кухонных стенах. Оценив дивную гармонию, я отнёс её к числу добрых знаков и отправился мыть кружку, а заодно пару тарелок, скопившихся ещё со вчерашнего дня.

Разобравшись с посудой, я снова выглянул в окно. Улучшившаяся погода импонировала гораздо больше, да и вообще выглядела весьма заманчиво. Вспомнив, что холодильник близится к печальной отметке «шаром покати» и неплохо бы докупить продуктов, я решил совершить ещё одну вылазку за пределы квартиры. Зонтик в этот раз я захватил с собой — пугать дождь на случай возможного возвращения.

↑ 4

От моего дома до ближайшего магазина — минут пять пешего пути. Взбодрённый живительным кофеином, я бодро топал среди бликующих на солнце луж, дышал свежим воздухом, любовался небом — словом, пребывал в приподнятом состоянии духа. И вот впереди замаячила знакомая вывеска... Эх, будь моя воля, шагал бы я сейчас в какой-нибудь магазинчик под названием «Весёлый вурдалак». Или, например, в гастроном «Три борова». Или ещё что-то в таком духе. Но увы, проза будней безжалостна и неумолима, поэтому вместо самобытного местечка с инфернальным названием я направлялся в обычный сетевой магазин, коим несть числа.

Внутри, само собой, тоже была рутиннейшая рутина. Пройтись туда-сюда по рядам, понакидать в тележку приглянувшиеся товары, пройти на кассу, расплатиться... Скучный процесс я скрашивал, изучая других покупателей — всякий раз можно углядеть новые лица, иногда очень занятные. Всё достаточно интересное я запоминал. Временами получалось вполне органично воткнуть в рисунок иного мира деталь из окружающей повседневности — пара таких экспериментов уже принесла мне неплохой гонорар.

Вот, скажем, в кондитерском отделе ходит молоденькая девчушка с волосами насыщенно-зелёного цвета. Зелёнкой покрасила, что ли? Уж очень похожий оттенок. Не могу сказать, что в нынешнее время это что-то особо оригинальное, но занятно. Вон ту женщину, придирчиво выбирающую чай, я вроде бы раньше тоже не видел. Анфас вроде лицо как лицо, а в профиль — ну вылитая ведьма! Интересный эффект, есть, над чем поразмыслить. Здесь я уже всех знаю... А вон вообще соседи этажом ниже, киваем друг другу... И ещё один совершенно незнакомый человек. Высокий, атлетически сложенный мужик в чёрной кожаной куртке. Гладко выбритый, широкие крылья носа, волосы русые, брови густые, как у Брежнева, который решил прорекламировать «Аллерану» или ещё какой-нибудь «Власорост». Мужик поднял глаза, внимательно посмотрел на меня и продолжил вдумчиво читать этикетку на цветастой коробке. Интересно, что он там такое углядел?..

Заполнив корзину всем, что требовалось, я встал в очередь, попутно размышляя о пятничном собрании. Раз уж я пообещался нарисовать приветственный плакат, надо будет выкроить время и отправиться в хорошее, полноценное «путешествие» по иным вселенным. Заодно, чем чёрт не шутит, найду что-то и для последних клиентов. Главное — улучить момент, когда я гарантированно никому не потребуюсь. Хороший заход — это минимум часа два, а то и все три. За более короткое время можно только по верхам погулять, проведать более или менее знакомые места, которые у меня, так сказать, «в закладках». Но там почти всё изучено — различий между подобными реальностями не так уж и много, порой отсутствующие у нас образчики искусства приходится выискивать буквально с микроскопом. Есть ещё, правда, пара относительно свежих «закладочек», где шанс наткнуться на что-нибудь новенькое повыше... Но выгоднее будет, конечно, перестраховаться и помониторить терру инкогниту. Авось даже смогу забраться дальше, чем обычно.

Наконец, подошла моя очередь. Я выложил товары и принялся ждать, пока там просканируют все ценники. Забавно — в сумме получилось гораздо меньше, чем я ожидал. То ли с арифметикой у меня всё совсем плохо, то ли не так страшен этот ваш мифический кризис, как его малюют... Расплатившись, я набил фирменный пакет и начал торить путь к выходу.

Вопреки моим параноидальным опасениям, дождь, пока я был под крышей, не подкрался. И вообще, погода почти не изменилась — всё те же живописные облака да лёгкий ветер. Под ногами — лужи, слякоть и прочие прелести перехода от позднего-позднего лета к ранней-ранней осени. И следы городской жизни заодно — пара пустых пакетов из-под чипсов, смятая пластиковая банка, на дереве болтается полиэтиленовый мешок, развевается по ветру... Идиллия-с, ничего не скажешь.

И тут на периферии зрения что-то мелькнуло.

Нечто... Нечто странное. Словно мимо пронеслось что-то очень большое, но при этом настолько быстрое, что толком не разглядеть. Сбоку на миг как будто появился огромный смазанный силуэт. Я развернулся. Никого и ничего. Просвет между домами, припаркованные машины, всё чин чинарём. Никаких громадных движущихся штук — да и откуда бы им здесь взяться? Я потряс головой. Меньше фантастику нужно читать, дружище... Расшалились нервы, тут к гадалке не ходи. Уже глюки начинаются. А может, это просто тень от облака по земле пробежала?..

Последнюю гипотезу я счёл вполне правдоподобной и решил удовольствоваться ею. Ещё раз скользнув взглядом по мистическому проезду, где мне примерещилось невесть что, я отправился дальше, напевая себе под нос какую-то привязавшуюся песенку про верблюдов. Верблюды дохли, шаги мерили асфальт, пространство до дома сокращалось, а в голове вертелись мысли разного толка. О закупленных продуктах, недочитанной книге, завтрашнем «путешествии», верблюдах, будь они неладны...

Придя домой, я начал разгружать сумку и, соответственно, заполнять холодильник. Песня никак не отпускала, но я всё же попытался от неё отвязаться, переключившись на что-нибудь другое. Ради интереса я перебрал в памяти новые лица. Зеленовласая девица, ведьма в профиль, бровастый мужик... Который, кстати, зашёл в тот проезд, когда я перестал его разглядывать. Оценив это забавное совпадение, я захлопнул дверцу, внезапно осознал, что песня перестала назойливо звучать в ушах, и, пока она не спохватилась, побежал трудиться. В первую очередь — предупреждать всех о том, что первую половину завтрашнего дня я буду занят.

↑ 5

На следующий день, сразу после хорошего, плотного завтрака и прочей утренней рутины, я приступил к осуществлению своего коварного плана. А именно — устроился поудобнее, сложил рядом стопку чистой бумаги и набор карандашей, после чего отправился в путь.

Фантасты расписывают странствия по мирам, не щадя воображения. Иногда бывает даже непонятно, чего там больше — спецэффектов или технических сложностей. На самом деле в этом нет ровным счётом ничего особенного. Я закрываю глаза, определённым образом настраиваюсь — и перед мысленным взором начинают медленно плыть видения, очень скоро становящиеся неотличимыми от созерцания материальной действительности. Как у меня при этом получается осуществлять навигацию — без понятия. С другой стороны, рыба ведь тоже вряд ли сможет поведать орлу, как она плавает, и не поймёт ответных объяснений о механизме полёта, верно? В том, что это происходит на самом деле, а не является плодом моей фантазии, убедиться было очень легко — количество совпадений с реальными планировками улиц заграничных городов оказалось запредельным. Впрочем, не абсолютным, чем я частенько пользуюсь.

Для начала я покопался по свежим «закладкам». Первая не принесла ровным счётом ничего интересного. Кроме того забавного альпийского городка, который я вдоль и поперёк осмотрел в прошлый раз, мне не удалось обнаружить никаких отличий. Вернее, не так — самое печальное, что отличия-то были, но все они уже встречались мне раньше, в иных параллельных вселенных. Досадно, ничего не скажешь.

В следующем мире я был вознаграждён, наткнувшись на совершенно феерическую подборку рекламных граффити. Неведомый художник демонстрировал выдумку и недюжинную технику — минимальным набором красок он ухитрялся добиться совершенно ошеломляющего результата. Тут, безусловно, было чему поучиться. Я старательно запомнил несколько самых восхитительных образчиков, заодно подумав, что один из них идеально подойдёт тому клиенту, которому требовался исключительный пиар-ход для своего заведения, и мысленно хихикнул. Да уж, такой ход тебе точно придётся по нраву, клиенты должны валом повалить!.. Дав себе зарок навестить это чудесное местечко как можно скорее, пока блюстители чистоты стен не изничтожили все творения гениального рекламщика, я отправился дальше.

Находить реальности, где раньше не доводилось бывать, немногим сложнее, чем посещать уже запомненные. Самое сложное — уцепиться за них, не давая одному миру плавно перетекать в другой случайным образом. Для удовольствия можно устроить эдакое слайд-шоу, но в данном случае я работал, поэтому позволил себе только целенаправленный и сосредоточенный поиск. Арканю очередную более-менее альтернативную Землю, не позволяя ей исчезнуть из поля зрения, и начинаю мониторить по давно отработанным схемам — всё просто...

Через некоторое время обнаружился музей, которого я ещё нигде не встречал — иначе запомнил бы. Дивное футуристическое местечко вообще не имело ничего общего с привычной мне архитектурой. Больше всего это здание напоминало картину художника-кубиста на тему двух дерущихся богомолов. Дико, неожиданно, претенциозно. Я тщательно изучил постройку с разных ракурсов, выбирая наиболее эффектный. Не открывая глаз, положил перед собой лист, спроецировал его в видение и перерисовал пейзаж несколькими быстрыми линиями. Держать его там дольше не стал — это требует гораздо больших усилий, а я отправлялся за другими идеями. Подумал мимоходом, каких трудов архитектору стоило добиться реализации столь макабрического строения. Затем решительно проник внутрь.

Там, чего и следовало ожидать, располагалась выставка современного искусства. Сплошное разочарование. Цветные пятна, нелепые геометрическое фигуры, набросанные в случайном порядке, какие-то примитивистские портретики, похожие на помесь детского рисунка и скверной карикатуры... И лишь на третьем этаже одно изображение заставило меня поперхнуться. Я замер, созерцая необычайно яркое, красочное и детализированное изображение галактики... Которое с более дальнего расстояния выглядело в высшей степени откровенно. Сие непотребство именовалось «Мир глазами Зигмунда Фрейда». Наверное, в этой вселенной шутки о нём не столь популярны, как у нас...

Больше в музее ничего любопытного не обнаружилось, и я отправился дальше. В старом добром Эрмитаже, вернее, альтернативной его версии, я наткнулся на выставку совершенно неизвестного мне художника. В других реальностях я ни с чем подобным не сталкивался. По манере он был немного похож на Рериха, но очень и очень отдалённо. Яркие, неожиданно подобранные краски, напряжённая атмосфера, странным образом сочетающаяся с почти космическим спокойствием... Я ощутил укол зависти и понял, что сию галерею надо спасать полностью — люди должны увидеть хотя бы тень этих полотен.

Рисовать детализированные наброски, поддерживая хороший контакт — задачка на пределе моих безумных умений. В таком режиме меня хватает не более, чем на два изображения. Потом остаётся только протянуть ноги и остаток дня проваляться в полубессознательном состоянии. Придётся наведываться сюда в несколько заходов — а пока нужно определить, что выгоднее копировать прямо сейчас.

Выбор, как ни странно, удалось сделать быстро. Картина именовалась «Встречая пророка». Я широко улыбнулся. Вот этим и будем приветствовать Федьку! Он точно оценит, да и остальные тоже... Вздохнув и сфокусировавшись на огромном холсте, я принялся за труд.

К концу работы я взмок, как будто тягал здоровущий мешок с камнями на семнадцатый этаж, но сумел достаточно точно изобразить общую композицию. Сделал несколько пометок относительно цветового решения, ибо вдруг потом забуду, отложил рисунок в сторону и отправился дальше, надеясь, что на остатке сил найду ещё что-нибудь любопытное.

И вскоре это свершилось — витая по улицам города в следующем мире, я наткнулся на совершенно невероятный типаж, снова поперхнулся, схватился за очередной лист бумаги и начал рисовать. Карандаш замелькал, сначала схематично, а затем всё более подробно фиксируя образ человека, так сильно поразившего меня своим видом. Непринуждённая поза... Прищур уверенного в себе хищника... Аккуратно подстриженные бородка и бакенбарды... Элегантный костюм необычного покроя, сидящий на обладателе, как влитой... Штриховка, призванная показать фактуру ткани... И завершающий момент, которого не хватало оригиналу — стильная трость в викторианском стиле.

Я отложил карандаш, вернулся в реальность и довольно улыбнулся — минутный набросок за версту излучал невыразимую харизму. Даже если не удастся продать фасон этой дивной одёжки, сам персонаж может стать отличным брендом чего бы то ни было. Надо будет только немного поработать над чертами лица — а то вдруг выяснится, что здесь он тоже родился, ещё в суд подаст... С этим надо быть поаккуратнее. Присмотревшись к эскизу, я слегка изменил мужчине разрез глаз, из классического европеоида сделав его евроазиатским метисом. Хищность рисунка зашкалила. Идеально. Так, кому из последних заказчиков это может подойти?..

↑ 6

Люблю гулять вечерами по парку — особенно в будний день. Человечество к этому времени уже окончательно выматывается на работе, быстренько пробегает дорогу до дома, дабы поскорее вкусить пельменей насущных и вперить взор в колдовское зеркало, местные собачники предпочитают разбираться со своим зверьём чуть раньше или чуть позже, кто как... Поэтому вероятность наткнуться на человеческое существо в тихих боковых аллейках стремительным домкратом движется к нулю, а мне сейчас только этого и хочется.

Благодать. Популяция гопников в нашем районе здраво низкая, всякие асоциальные элементы выползают из своих омутов только после темноты, так что наслаждаться обстановкой никто и ничто не мешает. В это время года здесь особенно неплохо. Пройтись, пошуршать листьями, полюбоваться на заходящее солнце через пёструю кленовую крону, Александра Сергеевича поцитировать... На лирику тянет, короче говоря, настроение повышает, душу врачует. Даже выражаться тянет ещё более вычурно, чем обычно. Каюсь, грешен, даже в мыслях порою заворачиваю слова совершенно немыслимыми кренделями. Да уж, «немыслимые в мыслях», хороший каламбур...

На улицу вот так, без привязки к надобностям и потребностям, я выбираюсь достаточно регулярно — пару-тройку раз в неделю. Отдохнуть, проветриться, развеяться, ногами походить, относительно свежим воздухом подышать, глаза расслабить... Сперва я просто выползал из дома по общей мнительности. Буду, мол, безвылазно сидеть в четырёх стенах — попорчу себе всё здоровье, а опционально мне хотелось бы жить достаточно долго и счастливо. А потом как-то неожиданно втянулся. Хорошо успокаивает, проветривает мозги, и, что важнее, помогает избавиться от дурной желчи — как истинный ипохондрик, за пару дней я успеваю накопить стратегический запас яда, достаточный для развязывания мировой войны. Наводит на хорошие мысли — не запас яда, в смысле, а прогулки по парку. Нет, не быть мне писателем с таким косноязычием... Кстати, подобное времяпрепровождение позволяет окинуть взглядом прошлые дни и подвести промежуточные итоги.

А они весьма и весьма радуют. Я получил несколько прибыльных заказов, был приглашён на послезавтрашнюю встречу у Остроухого, к ней как раз успевал довести до ума «Встречая пророка», обнаружил несколько перспективных местечек, а также уже продал кое-что из свежих находок. Того харизматичного евроазиата вчера оторвали, как говорится, с руками — причём не там, где ожидалось. Тип, которому я предложил этот набросок, почему-то не заинтересовался столь колоритнейшим типажом. Зато его коллега, присутствовавший при встрече, как-то странно сверкнул глазами и предложил потом встретиться, дабы обсудить этот концепт поподробнее. Обсуждение закончилось к вящей выгоде обоих и дополнительному повышению моего благосостояния. Ещё с десяток таких заказов — и меня уже можно было бы считать богачом... Да вот только бережливость никогда не была моей сильной стороной — от меня деньги уходят практически сразу же.

Мысли мои были преимущественно радостными, хоть и хаотично-сумбурными, как обычно. Я бродил по тихим закоулкам парка, любовался видами, считал ворон... Буквально. Прыгало их немало, делать было нечего, отчего бы не посчитать? Но неожиданно что-то произошло.

Я внезапно сбился с шага и настороженно замер посреди дорожки. На меня накатило нечто трудноописуемое. Какое-то странное чувство цепенящей настороженности, приказывающее ни в коем случае не шевелиться. Не выдавать себя ни единым движением. Подул ветер, заставляя шелестящие листья пёстрым дождём падать на землю, ветви деревьев закачались — и краем глаза я вдруг отчётливо увидел, как нечто огромное быстро струится слева, за поскрипывающими стволами. Не выдержав, я стремительно развернулся. За деревьями не было совершенно ничего странного. Только ветер и листопад. Иррациональное чувство опасности медленно отступило, а затем и вовсе исчезло.

Галлюцинации?

Я потряс головой. Да что ж такое-то, право слово? Это уже второй раз, хотя сегодня меня явно приложило не в пример крепче. Когда что-то мерещится — ещё ничего. Но если от простого порыва ветра хочется отложить кирпичей — это уже ни в какие ворота. Надо показаться доктору, что ли... Действительно, запишусь-ка я на приём! В отличие от многих, паранойей относительно врачебной братии я не страдаю. Пропустишь что-то нехорошее — и всё, приплыли. Провести остаток дней в мягких стенах, пуская слюни от ужаса, мне совсем не хочется.

Исправленное было настроение несколько попортилось. Однако дальше бродить по парку мне уже не хотелось, поэтому я неторопливо отправился в сторону дома. По пути я натолкнулся на первого за этот вечер собачника — соседа с первого этажа и его немецкую овчарку. У хозяина не было никакой фантазии, поэтому псину предсказуемо звали Мухтаром. В подобном случае, как показывает практика, могут быть только два варианта — или Мухтар, или Рекс, третьего не дано. Зверь полез было в очередной раз обнюхиваться, хозяин его не пустил, так что с собачьим носом я благополучно разминулся. Не могу сказать, что меня это огорчило. Затем прошёл мимо скамейки, где какой-то мужик в кожаной куртке неторопливо крошил батон голубям, и оценил контраст суровой внешности с мирным занятием.

Шагов через двадцать меня словно по голове ударило. А ведь я его уже видел — не далее, как позавчера! Сперва в магазине, а потом около проезда — аккурат после того, как меня впервые заглючило. Почему это он оба раза оказывался рядом? Что-то здесь нечисто... Я снова потряс головой, отбрасывая дурацкие идеи. Угомонись, дружище! Как известно, два раза — это ещё только совпадение. Закономерностью считается лишь третий, а посему мне показалось лучшим решением отставить конспирологию. До поры, по крайней мере, ибо излишняя паранойя мне ни к чему, а там уже видно будет. На том и порешив, я отправился дальше, снова напевая навязчивую песню про верблюдов.

↑ 7

— И вот, этот haccandil, это отродье quingatelco урук-хая и нетрезвой гномихи, с честнейшим видом мне заявляет...

Рассказчик страшен. Он мечет громы и молнии. Потрясает длинными руками с тонкими артистическими пальцами. Сверкает глазами — есть места, где за подобный блеск сразу же отправляют в психушку, от греха подальше.

Остроухий, он же Вэрийамо, в миру Сергей Доронин, является владельцем сей скромной квартиры. Это видно сразу — жилище и хозяин за годы совместного существования сроднились настолько, что стали похожими друг на друга, как две капли воды. Сергей, можно сказать, профессиональный толкиенист. Нет, вот то есть действительно. Мастер «Властелина Колец» и «Сильмариллиона», до мелочей знающий биографии всех персонажей, не говоря уж о самом Средиземье, ролевик с громадным стажем, крупнейший эксперт по самому Профессору, которого под настроение обзывает Эру Илуватаром... По образованию — лингвист, от чего ничуть не легче. Остроухий виртуозно владеет квенья, синдарином и ещё какими-то неведомыми вымышленными языками, многие из которых к Толкиену вообще не относятся. Вся его квартира являет собой невообразимую художественную смесь театральной гримёрной, музея и запущенной библиотеки. То есть лютый бардак, состоящий из фрагментов костюмов, каких-то ручных поделок, книг, главным образом разных переизданий «Властелина Колец», разрозненных рукописных заметок и прочих милых сердцу истинного фаната вещиц.

Из нашей компании Вэрийамо — единственный по-настоящему больной человек. Даже не так — он одержим, и это сквозит в каждом его жесте, взгляде, слове, поступке... Нормальному человеку общаться с ним — сущее наказание. Но в то же время регулярно встречать того, кто действительно посвятил себя одному увлечению, видеть отсветы его внутреннего огня, мягко говоря, вдохновляет. Толкает на подвиги.

— Это будет переворот! — доносится из другого угла. — Фурор! Новое слово в литературе! Мой замысел не имеет себе равных! Подобного не писал ещё никто, нигде и никогда! Внемли же!..

Вещает Носоломов. Как всегда неподражаемо картавый и гнусавый, он тоже отчаянно жестикулирует, хоть и вполовину не столь яростно, как Остроухий. Блеск стёкол очков — всего лишь отсвет лампочки, но от этого горбоносый оратор с гривой русых волос не становится менее внушительным. Титан от литературы, постмодернист и самое острое перо в наших краях, он готов распространяться о своих замыслах безгранично. Экспрессия его способна напугать кого угодно, а глаголы жгут так, что рискуют спалить эту многоэтажку. Тем не менее, его нынешняя слушательница к подобным речам привычна, перед натиском не уступает, стоит и, как выразился Носоломов, внемлет.

Светлана — моя главная конкурентка в нашей безумной компании. По крайней мере, временами. Профессиональный фотограф, она постоянно таскает на шее фотоаппарат и, на всякий случай, пару мобильников с камерами. Обладает совершенно зверским чутьём на кадр и в самом заурядном, хорошо изученном месте способна наснимать такого, что хоть сразу на выставку. Иногда она так и поступает... А иногда злостно отбирает мой хлеб, главным образом в области веб-дизайна. Изредка мы с ней вступаем в полноценную конфронтацию, пытаясь перещеголять друг друга эпичностью работ, но нам это быстро надоедает.

И, наконец, несравненный, необычайный Повелитель Муравьёв, встречаем бурными аплодисментами! Лёгкая сутулость, светлые волосы, вечно прищуренные глаза, которые я изрядно посадил за последние годы, но всё никак не сообразил себе очки...

Ну вот нельзя, нельзя жить со столь низкою самооценкою, как у меня. Однако при этом я, вопреки всякой логике, постоянно ищу повод пройтись по себе, любимому, найти, к чему придраться, и вообще вдоволь излить сарказма. Подспудно постоянно жду критики, а не получив, чувствую себя почти что обманутым. Даже потустороннее умение не столько греет чувство собственной важности, сколько подливает масла в огонь. Всё ждёшь, когда кто-то крикнет за спиной, срывая голос, что-то вроде «плагиа-а-ат!» или чего похуже...

Словом, какие-то проблемы с психикой у меня однозначно есть. Правда, до беспричинной паники раньше не доходило, но всё когда-нибудь случается впервые, верно? Ничего, в понедельник схожу к врачу, проверю свой многострадальный чердак. Тем паче, что записаться мне удалось неожиданно легко — обычно там забито на месяц вперёд, и будет просто грех упускать такую возможность.

Собственно, многое в поведении людей действительно объясняют психологические проблемы. Возьмём, к примеру, меня. Мало того, что я по жизни закомплексованный, как не знаю кто, так у меня ещё и наличествует острое, извечное желание как-нибудь выделиться... Даже, пожалуй, выпендриться. Думаю, дизайнером я стал в основном из-за этого, хотя наверняка моему странному таланту можно было найти кучу других применений — хватило бы смелости. В конце концов, подумал я однажды, если мне регулярно доводится наблюдать своеобразные по стилю одеяния, почему бы не поискать что-то эдакое и для себя? Сказано — сделано. Интегрировав в подсмотренный образ некоторые черты одного из моих любимых литературных персонажей, я получил вполне устроивший меня результат.

В итоге мою совершенно прозаичную внешность дополнили джинсы и футболка, тщательно украшенные замысловатыми тёмными рунами, а также пара причудливых амулетов на шее. Сперва я хотел ещё и отпустить волосы, но потом решил, что это излишне. И без того получилось нечто, навевающее мысли о практикующем оккультисте или ком-то подобном. Основной имидж был именно таков, хотя рунические символы время от времени заменялись некоторыми подсмотренными за гранью рисунками. С украшением одежды мне помогало одно ателье, расположенное неподалёку от дома, а амулеты я научился мастерить у Остроухого.

Кстати, о нём. Причудливая квартира Вэрийамо становилась нашим прибежищем чаще всего — она прекрасно настраивала на нужный лад с необходимой безуминкой. Иногда мы встречались на даче Носоломова, однако у остальных — крайне редко, ибо габариты жилплощади не позволяли. А этим двоим вместить шестерых человек — раз плюнуть...

Ага, именно шестерых. Сейчас нас было только четверо — вторая дама из нашей компании, Ирина Гагарина, с начальной школы заслужившая звучное прозвище «Гангрена», прийти не смогла. Она лежала в больнице с переломом ноги, но забыть о себе не позволила — прислала открыточку. Которая, соответствуя нашим ожиданиям, была совершенно в её духе, с тщательно замаскированным подтекстом и тончайшей прослойкой добротной иронии. Мы уже успели всё это оценить, а теперь открытка лежала на столе, дожидаясь главного адресата и последнего члена компании. Который, кстати, обещался почтить нас своим присутствием с минуты на минуту.

Словно в ответ на эту мысль, раздалась до боли знакомая трель. Звонок у Остроухого стоял старой советской закалки и был пронзительным, как шуруп, ввинчивающийся в мозг. Хозяин квартиры неуловимым образом просочился сквозь лабиринты мусорных завалов и скрылся в прихожей. Остальным такой финт не удавался — приходилось ступать медленно и осторожно, дабы ничего не своротить. Глянув в глазок, он торжественно кивнул и распахнул дверь. Спустя краткий миг квартира взорвалась приветственными криками.

Итак, встречаем — Фёдор Гырихов, он же... Ладно, опустим. Вторая по величине акула пера в этих водах, журналист, идейный последователь прославленного Хантера Томпсона, человек и пароход. Сверкает бритым налысо черепом и парой золотых коронок на зубах. Профессия у него нервная, опасная — не всем нравится, когда о них пишут в крупной газете, особенно так, поэтому и выглядеть приходится соответствующе. Начальство его ценит, так что Федька преспокойно шастает по заграницам, под эгидой баснословной страховки творя разгромные статьи, напоённые цинизмом на все двести с лишним процентов. С другой стороны, занятие сие — не сахар, времени и сил отнимает массу, к тому же родные края навестить удаётся нечасто. Зато уж когда удаётся...

Тогда наше Безумное Кофепитие происходит с особым размахом, как сейчас.

Гырихов приседает и потирает уши от приветственного вопля Остроухого, в котором не слышно ни единого знакомого слова, но явственно читается неимоверный пафос. Обнимается с подбежавшей Светкой — её коротенький хвостик мышиного цвета волос болтается из стороны в сторону. За руку здоровается со мной и Носоломовым. Получает открытку от Гангрены, вчитывается, вздёргивает вверх брови, затем бросает её на пол и неудержимо хохочет. Веселье неумолимо набирает обороты. Потом все, как по команде, поворачиваются ко мне. Я интригующе улыбаюсь и сдёргиваю покрывало с притаившейся в углу картины, после чего откровенно любуюсь реакцией.

Над копией этого полотна я трудился несколько дней, и передать частицу его ошеломляющего эффекта мне всё же удалось. Брызги расплавленного золота и киновари украшают тёмный небосвод, где зажигаются первые звёзды, искренней радостью горят глаза многочисленной толпы в балахонах... Монахи? Жрецы? Кто-то ещё? Интересно, кого имел в виду живописец. И три монументальные фигуры по центру — полупрозрачные исполины в причудливых доспехах, воздевшие руки приветственным жестом. Сложнее всего было передать золотисто-алые блики внутри их призрачных тел.

— Ай да Властелин Муравьёв! Ай да сукин сын! — нарушает тишину Федька, и замершая было вакханалия начинается с новой силой.

Народ восторгается и восхищается, спрашивая, что я собираюсь делать со столь эпическим творением. Я грожусь вскоре забабахать полноценную выставку — что недалеко от истины, ибо понемножку продолжаю срисовывать полотна того художника. Разговор естественным образом перетекает в обсуждение творческих планов, шум делается всё более и более неимоверным... В общем, события идут своим чередом, по накатанной колее, и мы, лавируя среди творческого хаоса Вэрийамо, движемся на кухню пить кофе.

↑ 8

— Ну, что я вам могу сказать...

Направляясь к доктору, я почему-то ожидал улицезреть аккуратно подстриженного седенького дедушку с небольшой бородкой и хитро прищуренными глазками — словом, типичного Фрейда. Увы, реальность в очередной раз разбила все стереотипы. Мозгокрут оказался потёртым товарищем неопределённого, но очевидно предпенсионного возраста, плешивым и с поистине эпическими очками — их линзы впору было ставить на телескоп. Говорил он голосом тихим, бесцветным, и вообще, в принципе, ничем не выделялся. Я с трудом ухитрялся сосредоточиться на его бубнении, разглядывая окно за докторской спиной. Там всё было стандартно — ветка дерева качалась на ветру, мутный глаз солнца с трудом проглядывал сквозь затянувшие небо тучи... Ничего, не застращаешь — зонт у меня с собой!

— Доктор, я буду жить? — мне хотелось хоть как-то разнообразить невыносимую атмосферу всеобщей задумчивости.

— В принципе, с вами всё нормально, — успокоил тот. — Никаких существенных отклонений, простое переутомление. Такое со всеми случается, тем более что вы человек творческий, впечатлительный... Рекомендую меньше напрягаться и чаще бывать на свежем воздухе.

— Куда уж чаще-то? — я придал своему лицу печальное выражение. — А может, есть более быстрые способы? У меня же работа...

— Вот, — сказал доктор, до того что-то писавший на листке бумаги. — Попьёте с месяц эти таблеточки, а потом снова ко мне на приём.

Я изучил означенную бумажку. Почерк врача оказался аккуратным, но абсолютно нечитаемым. Ладно, мы люди грамотные, пользоваться поиском умеем — потом посмотрим, что пишут про сей медикамент. Ну а там можно будет и в аптеку отправиться.

Поблагодарив доктора, я попрощался и покинул кабинет. В коридоре на меня вновь накатили воспоминания о пятничном собрании — оно не спешило покидать память, хотя прошло уже три дня. Например, Федька, невесть когда успевший напялить тёмные очки и настойчиво предлагающий Остроухому дать интервью для статьи о ролевиках-толкиенистах. Тот отказывался, памятуя о том, чем может обернуться невинное интервью этой акуле. С учётом того, что оба уже успели намешать кофе с коньяком, беседа приобретала весьма пикантный оттенок, и окружающие имели возможность невозбранно обогатить словарный запас.

Или, например, Носоломов. Алексей в этот раз не просто рассказывал о своих замыслах, но и даже показывал некоторые наброски. Они весьма и весьма впечатляли. Стоит отметить, что ещё пару лет назад Носоломов был куда осторожнее и такого палева себе не позволял. В ту пору я ещё не оставил попытки превзойти его на графоманском поприще, практикуя чтение ненаписанных в нашем мире текстов. Сейчас, убедившись, что с этим делом я завязал окончательно, он перестал так конспирироваться. Впрочем, и сейчас он иногда смотрит на меня с плохо скрытым подозрением — а вдруг решу вернуться?..

Я незаметно для себя выбрался из поликлиники и очутился на улице. Свежий воздух был напоён влагой, дышалось легко и свободно. Это же, однако, сигнализировало о том, что в скором времени может разразиться дождик. Я с подозрением покосился на небо — несколько скромных пятен синевы где-то на горизонте, серая мешковина туч, которая, кажется, успела существенно потемнеть... По крайней мере, слабенькое солнце из окон кабинета выглядело значительно ярче. Кажется, непогода неотвратимо приближалась.

Порадовавшись зонту, я на всякий случай огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не увидел. Ни таинственных незнакомцев, ни странных громад на периферии зрения, ни чего-то подобного. Собака невнятной пятнистой расцветки, меланхолично метящая бетонный забор новостройки, вряд ли тянула на зловещий знак грядущего безумия. Это меня вполне удовлетворило, и я решительно отправился домой. Мне предстояло выяснение побочных эффектов выписанных лекарств — а также просто расшифровка их названия. Из некоторых докторских буквочек получился бы неплохой инопланетный шрифт...

↑ 9

Не-на-ви-жу погодные аномалии! Разве град ранней осенью — это нормально? Хороший такой, полноценный, похожий на артиллерийский обстрел. Льдинки с жутким грохотом врезаются в стекло, скачут по серому асфальту, иногда сбивают наземь пожелтевшие, держащиеся на честном слове листья... Сия безрадостная картина открывалась мне из кухонного окна. Я попивал незаменимый в такой ситуации кофий, мрачно созерцая тёмные тучи над головой и равнодушные окна пятиэтажки напротив. Поняв, что ничего нового снаружи уже не увижу, я решил обратить взор на что-то иное. Долго думать не пришлось — стены кухни по-прежнему были украшены пёстрой коллекцией календарей.

Мой взгляд привлекли сразу три штуки. На центральном был изображён редкостно брутальный дракон, сокрушающий невесть откуда взявшийся танк. Или это дракон невесть откуда взялся? Тут уж как посмотреть... Левее и чуть ниже притаился календарь с рыжим котёнком, таращащим изумлённые голубые глаза. А картонный прямоугольник, висящий справа, украшала репродукция угрюмого горного пейзажа кисти какого-то малоизвестного художника. Контраст сюжетов, как это обычно случается, вселил в мою душу некоторое успокоение, и я, разглядывая мелкие детали, неторопливо допил кофе. Затем, восстановив утраченную гармонию, вновь повернулся к окну, с глубоким удовлетворением обнаружив, что проклятущий град закончился столь же внезапно, как и начался. Что ж, чем буйнее натиск, тем быстрее он заканчивается, верно же? Правда, ливней сие частенько не касается, но это уже особенности нашего зловредного климата.

Ладно, коли непогода прекратилась, надо собираться. Буйство природы привело меня в скверное расположение духа не просто так — на этот день я запланировал сходить до почты. Расположена она довольно близко от дома, примерно в квартале, но проделать этот путь под ледовой бомбёжкой мне совершенно не улыбалось. Конечно, в наши дни бумажная переписка становится всё менее и менее востребованной, однако мне с определённой регулярностью приходится ею пользоваться. Причина тому сколь проста, столь и необычна.

Моим дражайшим родителям однажды, ближе к выходу на пенсию, пришла мысль хорошенько отдохнуть от городской суеты и вообще цивилизации. А у Норда Муравьёва слова с делами вообще не расходятся, и эта неколебимая твёрдость порой как-то даже удручает. Так что, дождавшись этой самой пенсии, родители преспокойно свалили куда-то в пригороды, прикупив там небольшой домик и сведя контакты с миром к минимуму. То есть совсем — в доме у них нет даже телефона. Обо мне они не забыли и примерно раз в месяц писали письма — по старинке, от руки. Затем шли в ближайший посёлок городского типа и оттуда слали его мне — всенепременнейше бандеролью, с какими-нибудь огородными дарами. Не спорю, что-то в этом есть от благородной старины, и вообще приятно... Но как же это порой утомляет!

Я накинул плащ и критически изучил зонтик. Тот выглядел удручающе обычным и явно не казался надёжной защитой на тот случай, если град вдруг решит вернуться. С некоторой тоской я вспомнил о том, что пару лет назад в соседней реальности видел патент на непробиваемый зонт, но поленился его изучить, убоявшись головной боли. Теперь приходилось жалеть — в последнее время погода неуклонно портилась. Подумав, я добавил к висящему на шее амулету ещё парочку — самопал самопалом, но вдруг поможет?..

Выйдя на улицу, я огляделся. Тишина, пустота, безлюдье. Улица усеяна мелкими белыми штучками, понемногу начинающими таять. Хотя нет, насчёт тишины я погорячился — откуда-то доносился «Последний троллейбус» Окуджавы. Повертев головой, но так и не сумев определить источник мелодии, я двинулся в путь. Почта наша расположена весьма своеобразно — на перекрёстке, притаившись в тени деревьев. Напротив, через дорогу, расположена автомобильная заправка, а наискосок — кладбище. Хороший, словом, перекрёсток. Наводит на размышления. Впрочем, на меня в последнее время всё так действует, настроение какое-то такое... Философски-меланхолическое.

Дождавшись зелёного, я перешёл через дорогу и оказался у цели. Рядом было на удивление малолюдно — видимо, недавний град всех распугал. Около деревьев был припаркован один-единственный автомобиль. Он был похож на офигевшую красную сову — по крайней мере, именно такую ассоциацию у меня вызвал треугольный радиатор, напоминающий клюв. Асимметрично расположенный номер только усиливал несерьёзное впечатление. Я усмехнулся и, не удержавшись, сфотографировал эту дивную машину. В голове невесть почему всплыла какая-то «Великая Красная Акула» — ума не приложу, откуда она там взялась. Внезапно я подумал о том, чтобы на полном серьёзе нарисовать нормальный автомобиль, но с клювом и вытаращенными глазищами. Мало ли, вдруг пригодится — надо запомнить...

Внутри почтовой цитадели меня ждало жесточайшее разочарование в виде удивительно длинной очереди — словно люди со всей округи укрылись от града именно здесь и заодно решили проверить, не пришло ли им что-то важное. С трудом удержавшись от искушения выдать пару фраз из лексикона Остроухого, пользуясь тем, что всё равно никто не поймёт ни слова, я удручённо вздохнул, встал в хвост колонны и принялся ждать. Глазомер, к счастью, подвёл меня в очередной раз — уже через пятнадцать минут я, наконец, получил свою посылку. Она оказалась не слишком тяжёлой, поэтому на обратном пути я решил сделать небольшой крюк и заглянуть в аптеку. Интернет не сообщил мне о выписанных лекарствах ничего особенно подозрительного, а значит, стоило последовать совету доктора.

↑ 10

На следующий день я вновь отправил своё сознание качаться по волнам иных измерений. Во-первых, надо было продолжать копирование полотен того чудесного художника, который создал «Встречая пророка» — срок его выставки подходил к концу, и я боялся, что разыскать их вновь будет сложно. Во-вторых, стали понемногу истощаться запасы старых набросков. Это, конечно, было по-своему неплохо, ибо указывало на мою популярность, однако кем я буду без нового гениального контента?

Погода продолжала испытывать мир на прочность, и вслед за вчерашним градом пришла гроза. Почему-то тянуло сравнить её с буянящим пьяницей-горлопаном. Мгла, ливень, отдалённые вспышки и громовые раскаты... Словом, прекрасная атмосфера, чтобы сходить с ума и грезить о небывалом. Хмыкнув, я откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза и привычно сосредоточился...

Резанувшая по глазам даже через закрытые веки молния и последовавший за ней оглушительный грохот буквально вышвырнули меня из родного мира. Утратив всякое ощущение телесности, я стремительно рванулся навстречу проступающим перед внутренним взором туманным видениям. Не знаю, были ли виновны погодные условия или так странно подействовало принятое с утра успокоительное, но этот заход оказался существенно отличным от предыдущих. Я, вне зависимости от усилий, не мог зарисовывать увиденное — лишь наблюдать, уповая на память. По крайней мере, я сохранял контроль над перемещениями, а значит, ещё не всё было потеряно. Признаюсь честно — в первый миг я запаниковал. Решил было, что прямо вот так, в начале «путешествия», преставился и теперь обречён вечно носиться неприкаянным духом меж мирами... К счастью, я быстро сообразил, что по-прежнему ориентируюсь в своих видениях и могу вернуться обратно, когда сочту нужным — тело всё же ощущалось где-то на периферии, пусть даже гораздо слабее, чем обычно.

Осмотревшись, я установил, что мой разум вылетел аккурат на самую используемую в последнее время «закладку» — ту самую эрмитажную реальность. Посетовав на то, что не могу продолжить работу, созерцая подлинники, я принялся просто витать по галерее, запоминая детали и нюансы почти законченных мною картин. «Ворота Бетмуры»... «Пьяный дервиш под кипарисами»... «Великий бог Пан»... Начитанность живописца и разнообразие сюжетов восхищали меня в не меньшей степени, чем мастерство исполнения. В галерее были ещё штук пять-шесть других впечатляющих полотен, но я решил не перегружать память. Покинув музей и наводнявших его экскурсантов, как всегда не обращавших на меня ни малейшего внимания, я отправился дальше. Перед глазами промелькнули пейзажи нескольких смутно знакомых городов, исказившиеся и странным образом наложившиеся друг на друга. Внезапно пришло странное нервозное чувство — словно кто-то пристально таращится в затылок. Не найдя причину сего, я списал это на общие странности сегодняшнего захода и успокоился.

Пролетев над руслом Северна, я, повинуясь чутью, замедлил свой путь и принялся витать по улицам Шрусбери. Предчувствие меня не обмануло — в этой реальности Дарвину на исторической родине был поставлен памятник, поразивший меня до глубины души. На длинном постаменте была представлена классическая схема эволюции нашего вида — от обезьяны через каких-то скрюченных гоминидов к человеку разумному, в чертах лица которого угадывалось несомненное сходство с самим учёным. Однако цепочка на этом не заканчивалась! Перед ними стоял высоченный и тощий, но пропорционально сложенный индивид с крупной головой, чем-то напомнивший мне современный образ инопланетянина, а замыкал ряд лишённый определённых черт колосс, которого скульптор сумел изобразить как бы сотканным из застывших языков пламени. Видимо, он символизировал «лучистое человечество» Циолковского, хотя в этом я не был уверен. В конце концов, не факт, что британцы, особенно местные, его вообще знают... Покрутившись вокруг памятника, надеясь перенести его на свою Землю, я устремился дальше. Ощущение чьего-то чужого взгляда то пропадало, то возвращалось вновь, становясь иногда даже сильнее, чем прежде. Я ощущал его, изучая последние из сохранившихся рекламных граффити, найденных мною на прошлой неделе. Практически не вспоминал, летая по Британскому музею в поисках отличий. Нервничал, испытав его вновь на сумрачных улочках какого-то немецкого городка...

Самое странное за сегодняшний день случилось уже в конце «путешествия». Тогда я парил над Мельбурном... Или не над ним? В любом случае, это было что-то австралийское. Солнце, зной, все дела... Я изучал прохожих, надеясь высмотреть какой-нибудь колоритный типаж. К сожалению, никого особенного углядеть не удавалось. Все встреченные, местные или туристы, не блистали какой-то особенной оригинальностью. Женщины с детьми, солидные мужчины, неопределённого возраста загорелый парень в наполовину расстёгнутом светлом костюме, курящий самокрутку... Парень неожиданно поднял глаза, уставившись прямо на меня, подмигнул, махнул рукой, а потом швырнул сигарету так, что она пролетела прямо мимо моего носа. Я едва не поперхнулся и убрался из этого города от греха подальше.

Убедив себя, что последний эпизод был простым совпадением и ничего сверхъестественного не происходило, я посетил ещё несколько миров, впрочем, без особого энтузиазма, после чего решил возвращаться. Пейзажи перед глазами расплылись, на краткий миг промелькнули перед глазами свихнувшимся калейдоскопом, а затем меня буквально втолкнуло обратно в собственное тело.

За окном по-прежнему бушевала гроза. Ровный гул дождя, рваные отсветы на стенах, периодические раскаты грома... Решив, что чрезмерно готичная обстановка будет недостаточно рабочей, я включил свет и скорее-скорее принялся увековечивать на подготовленных листах всё запомненное. Зарисовал в нескольких ракурсах памятник эволюции — как по мне, такое название куда больше подходило той скульптурной группе. Набросал ещё несколько интересных вещиц. Потом продолжил тщательную работу над основными полотнами. Тут необходима максимальная скрупулёзность — дьявол, как известно, кроется в мелочах...

Внезапная мысль заставила руку дрогнуть, и я чуть не посадил пятно на «Ворота Бетмуры», способное начисто погубить шедевр. После видения загорелого мужика с сигаретой, который никак, вообще и никогда не мог меня увидеть, я больше не ощущал давящего взгляда.

↑ 11

Не таращиться по сторонам и смотреть под ноги... Порочнейшая позиция, на мой взгляд. Если вдуматься — что это значит? Полностью отгородиться от окружающего мира и уйти в себя. Тактика страуса! Куда полезнее вертеть головой — реальность обрушивается на тебя во всём своём монструозном великолепии, подавляет, потрясает, однако затем милостиво дозволяет разглядеть тщательно запрятанные сокровища. Даёт полюбоваться фантастически красивым облаком, найти чертовски остроумное граффити, которое легко проглядеть среди сотни других, узреть среди толпы весьма любопытные лица... Даже проходя по давно знакомым местам, я всё равно внимательно осматриваюсь — мало ли, что доведётся увидеть? Тут, конечно всё можно списать на профессиональную деформацию, ведь для художника и вообще творца главным источником вдохновения является сам мир — в моём случае даже не один... Но я всегда был любознательным.

Вот и сейчас, возвращаясь из парикмахерской, я поглядывал туда-сюда в поисках чего-нибудь особенного. Солнце отражалось в лужах, оставшихся после вчерашней грозы, дул лёгкий ветерок, серый дворовый кот с вороватым видом тащил куда-то дохлого голубя... Я поморщился и перевёл взгляд. На глаза мельком попалась шествующая в отдалении зелёная шевелюра — похоже, та самая, из магазина, хотя с такого расстояния я мог и ошибиться.

А вот здесь не ошибиться никак! Ибо мне навстречу шествовал великий и могучий Носоломов, мастодонт клавиатуры и тираннозавр текстового редактора! И, разумеется, в упор меня не видел — гнусавил в телефонную трубку да разглядывал асфальт под своими разношенными кроссовками, словно там что-то есть... Хотя, не спорю, и на земле порой тоже попадаются любопытнейшие сценарии.

— Здоров! — поприветствовал я его, когда он проходил мимо.

Алексей меня, наконец, заметил и, кажется, обрадовался — во всяком случае, выражение его физиономии я понял именно так. Он остановился, сделал рукой знак подождать, ещё с полминуты слушал незримого собеседника, периодически подавая одиночные реплики, после чего отключил мобильник.

— Здоров, — согласился Носоломов. — Куда бредёшь?

— Домой, куда же ещё? — пожал плечами я.

— Резонно. А откуда?.. Хотя погоди, сам угадаю, — он внимательно уставился на меня поверх очков. — Стригся, да?

— Вы, как всегда, правы, Холмс, — отозвался я. — А ты куда путь держишь?

— Будешь смеяться, но туда же, — заявил Носоломов, тряхнув своей эпической гривой. — Устал от шевелюры... А вообще, смешно.

— Что смешно? — прищурился я, не удивившись резкой перемене темы, столь свойственной моему собеседнику.

— Все нормальные звери линяют весной и отращивают шубу к зиме. А люди, как лето кончается, бегут стричься, — расшифровал Алексей.

— Неплохо отмечено, — одобрил я. — Планируешь в книгу вставить?

— Быть может.

— Как работа продвигается?

— Полным ходом. А что твоя будущая выставка?

— Ещё не всё дорисовал.

— Вдохновения не хватает? — посочувствовал Носоломов.

— Окстись! Уж за ним-то, — я хмыкнул, — не заржавеет. Беру его буквально отовсюду.

— Это правильно, — погрозил мне пальцем литератор. — Оно везде, только руку протяни... Вон, например, глянь туда!

— Где? — оглянулся я... и слегка вздрогнул. Это был давешний мужик с брежневскими бровями и ястребиным профилем, облачённый во всю ту же кожаную куртку. На меня он не обратил никакого внимания, преспокойно топая по каким-то своим делам и неся за спиной здоровущий альпинистский рюкзак. Странно... Разве я не начал бы мозолить ему глаза точно так же, как и он мне?

— Впечатляет, верно? — Алексей по-своему истолковал мою нервную дрожь, списав её на колоритную внешность прохожего. — Что-то есть в этом типе такое... Героически-зловещее. Эдакий лорд Ратвен наших дней... Хотя вру, не похож ни разу. Ну, ты уловил, верно? Может, увековечишь его на своих рисунках?

— Может быть, — соврал я. Незнакомец меня нервировал. Видимо, из-за того, что оба раза я замечал его незадолго до приступа галлюцинаций или сразу после них. Совпадение, безусловно... Но такие совпадения меня напрягают.

— Ладно, бывай, Муравьиный Лорд, — протянул мне руку для прощания собеседник. — У меня на сегодня наполеоновских планов громадьё.

— И тебе удачи, Носоломов, — ответил я на рукопожатие.

И, распрощавшись, отправился по своим делам. Пнул подвернувшуюся под ноги пустую банку, с трудом обошёл здоровенную лужу, перегородившую большую часть дороги, прошёл вдоль ряда припаркованных машин, привычно разглядывая номерные знаки в поисках интересных комбинаций... А затем остановился. Не столько остановился даже, сколько замер — окаменел, застыл соляным столбом. Страх, знакомый иррациональный ужас пришёл откуда-то изнутри, парализовав и не позволяя сдвинуться с места. Какого чёрта?! Я ведь принимаю все эти проклятые лекарства, предписанные очкастым доктором, откуда ж тогда паническая атака? Зрение опять стало шутить мрачные шутки — в подворотне по правую руку словно бы что-то мелькнуло. С трудом повернув голову, я уставился туда.

На первый взгляд всё было в порядке — обычная пустая подворотня. Однако в этот раз беспокойство и какое-то шестое чувство не позволили мне быстро отвести взгляд. Я всматривался до рези в глазах, пытаясь понять, что не так, где причина этого липкого страха, который безо всякой видимой причины отправляет батальоны мурашек маршировать по спине.

И тут до меня дошло. Пространство было неоднородным — казалось, там скрылась неправильной формы линза или огромная капля. Что-то бесформенное, невидимое, но преломляющее свет и делающее часть изображения необычайно рельефным. Как раз в этот момент оно шевельнулось, перетекая и высвечивая противоестественные контуры чего-то огромного, переменчивого... И вдруг замерло, словно осознав, что я его вижу. Сразу же всё вернулось в норму, словно ничего и не было. Подворотня опустела.

Ещё пару секунд я ошеломлённо пялился в пустоту. Затем до меня стало медленно доходить, что я сейчас пережил. Когда понимание достигло апогея, я заорал, развернулся и помчался прочь, не обращая внимания на изумлённых прохожих.

↑ 12

Иначе как суматошным паническим бегством это не назовёшь. Я ринулся с места, совершенно не разбирая дороги — куда угодно, лишь бы подальше отсюда! Кажется, в первые же несколько секунд я сбил кого-то с ног. Вслед раздались возмущённые крики, но я не обратил на них внимания, вынырнул из двора и побежал ещё быстрее.

В голове всё мутилось и путалось. Стресс минувших дней, странности последнего «путешествия» и ставшее апофеозом зрелище — всё это оказалось для моей психики чрезмерным. Я практически утратил понимание происходящего, и в памяти остались лишь некоторые обрывки.

Вот, например, я пересекаю дорогу сразу же после того, как загорелся красный. Визг тормозов и брызги воды из лужи, наверное, уже позже дорисовало разыгравшееся воображение — никто из водителей ещё не успел стартовать. А вот задержать за такую выходку меня вполне могли, но ни одного бдительного гаишника поблизости не оказалось...

Отчётливо помню, как несколько раз с дикими воплями я шарахался от подворотен, арок и просто узких промежутков между домами, если краем глаза замечал в них какое-то движение. Проклятое видение, однако, в тот день не повторялось — за него я принимал то женщину с коляской, то компанию школьников, то вообще качающееся на ветру дерево. Тем не менее, опасности и угрозы виделись мне всюду.

Несколько раз мне мерещился загадочный бровастый преследователь. Один раз я даже готов был поклясться, что эта зараза смотрит прямо мне в глаза и саркастически ухмыляется. Тем не менее, знакомое лицо исчезало почти сразу же после того, как я его замечал. Происходило это на самых разных участках пути, поэтому, скорее всего, незнакомец был лишь порождением моего разгорячённого сознания.

Зато едва ли была фантомом урна, о которую я споткнулся на бегу и весьма болезненно ушиб ногу, а заодно получил в лицо хорошую порцию дыма — видимо, какая-то скотина бросила туда непотушенную сигарету. Это оказало на мой помрачённый рассудок весьма странное воздействие. Я крикнул «Окружают!», прибавил какое-то заковыристое ругательство, подслушанное у Остроухого, развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал в обратном направлении.

Да, скорее всего, именно этот эпизод и объясняет наличие на моей ноге здоровенного синяка живописной формы. Что до разодранных джинсов — память смутно сигнализирует о злонамеренно настроенной дворовой собаке и вычурном заборе, через который я перемахнул, видимо, задев штаниной один из декоративных шипов. Правда, тут возникает ряд вопросов. Ума не приложу, где я мог наткнуться на такой забор и кому он мог принадлежать. Если он ограждал территорию какого-то учреждения — почему память не сохранила столкновения с охраной? И, наконец, я даже не подозревал в себе способностей к таким спортивным подвигам.

Стоит ли упоминать, что я практически сразу заблудился? Таблички с адресами я игнорировал, на привычных ориентирах глаз тоже не задерживался, поэтому едва ли мне удалось бы восстановить этот макабрический маршрут. Хотя, быть может, если бы кто-то потратил время, расспрашивая прохожих, однажды ему удалось бы построить максимально полную версию моего пути через город.

Навскидку этот забег продолжался минут тридцать, точнее не скажу. В конце концов, ноги отказались меня держать, и я в изнеможении рухнул на первую подвернувшуюся скамейку. Сердцебиение было совершенно сумасшедшее. Одежда липла к мокрому телу, во всех частях которого поселилась мерзкая слабость и ноющая боль от полученных ушибов.

Взбудораженные мысли постепенно приходили в норму — однако она выглядела столь удручающе, что я старательно гнал из головы все попытки мало-мальски осмыслить произошедшее. У меня было смутное подозрение, что это запросто может обернуться ещё одним приступом буйства, а я ещё от первого-то не оправился. Дав себе слово никак не обдумывать ситуацию до прибытия домой, я пару раз глубоко вздохнул, стараясь привести в порядок дыхание и успокоить кровообращение, после чего, наконец, огляделся.

Местность выглядела незнакомо, однако обнаружившаяся на стене дома табличка обнадёживала — я узнал название этой улицы и примерно представил, как добраться отсюда до родных краёв. Это утешало. Затем я оглядел себя. Что ж, не всё так плохо, как ожидалось. На одной ноге порвалась штанина, на другой запачкалось колено, но других компрометирующих повреждений я не обнаружил. Если грязь я стряхивал на автопилоте, дальнейшие действия уже явно несли вполне осознанный характер. Вытащив из кармана платок, я вытер мокрую физиономию. Порадовался короткой стрижке — не было никакой необходимости вслепую приглаживать волосы, которые в ином случае неизбежно бы растрепались, придавая мне вид законченного психа. Машинально пересчитал амулеты — все оказались на месте.

И только потом я повёл себя, как адекватный горожанин нашего времени, а не средневековый демонолог, чудом спасшийся от вышедшего из-под контроля порождения тьмы. В смысле, проверил наличие кошелька и мобильника. Оба необходимых атрибута жизни в этом ужасном мире были при мне, что несколько успокаивало. Постепенно кровь перестала стучать в висках, и, кажется, выглядел я уже более или менее нормально. По крайней мере, теперь во взглядах прохожих было не больше изумления, чем обычно. Убедившись, что вполне готов к возвращению в социум, я, стараясь не обращать внимания на ударенную ногу, отправился к ближайшей кафешке — мне было жизненно необходимо выпить по меньшей мере бутылку холодной воды. А лучше две.

↑ 13

Дрожащими руками я открыл упаковку успокоительного, чуток помедлил, после чего, презрев все инструкции и предписания, принял разом три таблетки. Почему-то у меня было стойкое ощущение, что одной моим нервам сегодня не хватит. Я едва не расплескал воду, пока наливал её в стакан. Тем не менее, меня стало понемногу отпускать. Запертая квартирная дверь, родные стены, оклеенные хаосом календарей, солнечные зайчики на боку холодильника — всё это оказало на меня благотворное воздействие. Кроме того, не исключаю, что таблетки сыграли в этом далеко не последнюю роль. С тройной дозой я до сегодняшнего дня не экспериментировал, так что едва ли мог предположить, сколько им нужно времени. Облачившись в домашний наряд и с ногами забравшись на кресло, я таки осмелился окинуть внимательным взглядом последние эпизоды своей жизни. Пришла пора признать, что рядом со мною творится какая-то чертовщина.

Я стал перебирать в голове события последних недель, даже самые неприметные. По всему выходило, что ту неведомую штуковину я впервые увидел вскоре после звонка Носоломова, отправившись в магазин. В тот день я заметил её лишь краем глаза, и то мельком. Второй раз — через пару дней в парке, за деревьями. Это уже гораздо больше походило на сегодняшнее явление — паническая атака, струящееся полупрозрачное тело... Потом значительный перерыв... И вот сегодня эта фигня явилась мне во всей красе.

Затем я задумался о некоторых занятных совпадениях, сопровождавших всё это дело. Мужик с бровями Брежнева и в неизменной кожаной куртке все три раза был где-то рядом. В магазине незадолго до первого явления, в парке сразу после второго — и кто знает, сколько он там просидел? И теперь сегодня. Сам по себе он не вызывал жутковатых мыслей, однако закономерность в его появлениях более чем настораживала. Я полагал, что этот человек явно причастен к происходящему.

Взяв чистый листок, я напряг память и набросал приблизительный фоторобот, после чего критически осмотрел получившуюся рожу. Точность так себе, но персонаж вполне узнаваем — внешность приметная, перепутать сложно. Написав снизу «Подозреваемый №1» и ещё раз придирчиво осмотрев рисунок, я отложил его в сторону, задумавшись о других возможных фигурантах этого дела.

Например, мне была чрезвычайно подозрительна девица с зелёными волосами, которую я заметил тогда в магазине и, кажется, сегодня на улице. Может быть, она тоже как-то связана с этим заговором?.. Впрочем, ладно, тут уже едва ли — её я с гарантией видел только перед первым видением и лишь предположительно незадолго до последнего. Всё оставалось в рамках случайного совпадения. С тем же успехом можно было приплести к этой истории и Носоломова — он ведь тоже тогда засветился!..

Секунд десять я на полном серьёзе рассматривал версию причастности Алексея, после чего отбросил её с нервным смешком. Это уже попахивало отчётливым бредом — тем более, что второй визит штуковины состоялся до Безумного Кофепития, когда тот гарантированно сидел дома. Однако от подозреваемого нумер раз я просто так отмахнуться не мог. Три раза, как гласит мудрость — это уже закономерность. От зловещей галлюцинации, или что оно вообще такое, он был отделён лишь незначительным промежутком времени.

Кстати, о галлюцинациях — а не является ли таковой и сам бровастый мужик? Это, конечно, покажет, что у меня просто-напросто едет крыша, однако подобная версия всяко спокойней конспирологии или паранормальщины. Нет, это крайне вряд ли. Носоломов тоже его видел, а предположить, что мне примерещилась ещё и часть разговора — слишком сложно для простого глюка. Тут волей-неволей засомневаешься, где заканчивается объективная реальность и начинается иллюзия. А оттуда до полноценного солипсизма — рукой подать. Поэтому, скорее всего, этот самый номер один всё же реален.

Что до потусторонних сил... Я саркастически усмехнулся. Мне ли сомневаться в их существовании? Мне, грёбаному экстрасенсу, который провалит любые тесты, но зато способен своим разумом проникать в бесчисленное множество альтернативных вселенных и черпать оттуда безграничное количество идей? В любой момент я могу, не посещая музея, увидеть полное собрание подлинников Левитана, включая тех, которых в этой реальности не видел больше никто! Терзаясь мигренью, прочесть в своей голове текст абсолютно любого классического произведения — даже то, что не было окончено автором!..

Голова уже гудела от набившихся в неё мыслей, и я решил отвлечься — например, литературой. Книжка закончилась вчера вечером, больше ничего нового в доме не было, поэтому я решил заняться перечитыванием. Вдруг я вспомнил о распечатках «своих» рассказов, лежащих в нижнем ящике стола. Это была небольшая, но удачно подобранная коллекция прозы иных миров, которую я добыл в тот период, когда ещё был готов мириться с побочными эффектами.

Таблетки всё же сделали своё дело, и нервная дрожь сменилась сонной вялостью. Неторопливо покинув кресло, я прошёл к столу, выдвинул ящик и стал перебирать бумаги. Некоторых вещиц я там не касался уже давно, подзабыл, как раз неплохо было бы освежить их в памяти... Изучив заголовок лежащего сверху рассказа, я помотал головой и отложил его в сторону. Не то у меня сейчас состояние, чтобы перечитывать такую вещицу. Я продолжил поиск и наткнулся именно на то, что было нужно — «Библиотечную басню», изначально написанную Носоломовым из параллельной реальности. Рассказ этот был на удивление светлым, а главное — немаленьким. Довольно кивнув, я задвинул ящик, вернулся в кресло и быстро погрузился в чтение.

↑ 14

Да уж, «путешествие» под действием успокоительного — занятие очень своеобразное. Вскоре я убедился, что та молния, отправившая меня в свободный полёт, была только началом. С той памятной встречи в подворотне я начал глотать таблетки едва ли не горстями. Это позволяло держать себя в руках и не сходить с ума от жутких размышлений, однако на сверхъестественном восприятии, как выяснилось, сказывалось самым причудливым образом. Теперь вылазки в иные миры всё сильнее напоминали бред шизофреника. На первых порах я не мог этого вынести и как можно скорее возвращался обратно, однако потом поставил себе целью превозмочь новое обстоятельство. И вот, после нескольких дней практики, я научился ориентироваться в метафизических грёзах почти столь же хорошо, как раньше. Кроме того, теперь мне, чтобы отправиться в путь, было необязательно концентрировать всё своё внимание на процессе — хватало относительно лёгкого толчка.

Комната привычно поплыла, задрожала, начала течь перед глазами. Мелкой рябью пошёл рисунок на обоях, от угла покатилась волна, превращая знакомый геометрический орнамент в какие-то пошленькие цветочки аляповатой расцветки. На столе, соткавшись из теней и косого солнечного луча, бившего в окно, возникли очертания лампы-абажура... В глазах немилосердно закололо, и я, как всегда, моргнул.

Словно только этого и дожидавшись, моё жилище раздробилось на отчётливые пиксели, а затем рассыпалось миллионом пёстрых квадратиков, будто кто-то от души вдарил кувалдой по тщательно собранному конструктору. Вращаясь и мерцая, цветные кусочки разлетелись во все стороны, оставляя вместо себя непроницаемую тьму.

Пустота.

Всё тело охватило неприятное ощущение, словно его тащат в нескольких направлениях разом. В лицо вместо неожиданного для ранней осени зноя внезапно дохнуло холодом, бросило горсть снежинок — похоже, где-то сейчас зима... Это было последнее ощущение от паникующего организма — разум окончательно забыл, что у него есть какое-то физическое пристанище, и помчался ко всё яснее проступающему во тьме пейзажу альтернативной реальности...

Первичный дискомфорт прошёл. Пора за дело.

Главным открытием стало то, что под действием успокоительного к работе одного только зрения внезапно подключились и другие органы чувств, которые до того никак не реагировали на образы иных миров. Я мог, пусть даже хаотично, воспринимать температуру, а если особым образом напрячься — то и текстуру какой-нибудь вещи. Правда, тогда начинало колбасить не хуже, чем от чтения несуществующих текстов, поэтому я не спешил этим пользоваться. В общий поток восприятия то и дело врывались запахи — как правило, связанные с тем, что я вижу, но пару раз совершенно посторонние. Но главное — сосредоточившись, я слышал происходящее! То была возможность доселе недоступная и потому весьма ценная. Для меня открылся целый океан новых впечатлений от «путешествия» — музыка.

Не звучание призрачных арф в эмпиреях, нет. Земная музыка смертных — однако не менее прекрасная и завораживающая. Я остро пожалел, что не получил никакого музыкального образования и был бессилен записать на нотном стане даже простенькую услышанную мелодию. Моя душа купалась в мощных звуках ненаписанных симфоний Баха, Шестаковича и десятков других мастеров мирового уровня. Я рыдал от счастья, слушая гениальные фуги Фурбаузена — не жившего в нашем мире колосса, превосходящего всех известных мне композиторов...

Зато в менее высоком музыкальном жанре мне внезапно открылись широчайшие горизонты. Главным образом — способность слушать песни других вселенных, и будь я проклят, если хоть что-то мешало мне их записывать! Если потом договориться с какими-нибудь исполнителями, можно получить нехилый дополнительный заработок... Дело было за малым — прослушать понравившуюся песню необходимое количество раз, пока намертво не запомнишь, а затем перенести слова на бумагу.

Об основном методе заработка я тоже не забывал, по-прежнему носившись в поисках интересных картинок и живописных видов. А находил я их подчас там, где даже не ожидал обнаружить. Зрения таблетки тоже коснулись, и достаточно сильно — теперь сцены разных миров плавно перетекали друг в друга, претерпевая гротескные метаморфозы. Зрелище было поистине гипнотическое, и со временем я стал зарисовывать самые необычные переходные моменты, гармонично сочетающие в себе, казалось бы, несовместимые детали. Постоянные заказчики отметили, что в моём творчестве появилась какая-то тревожная психоделичность, однако покупать такие работы не перестали — им, наоборот, понравилась новая струя. Что ж, тем лучше.

Однако была среди этого фантасмагорического великолепия и нервирующая нотка, не дававшая мне покоя. Если в обыденной жизни я ещё ухитрялся сохранять спокойствие, то обострившееся восприятие «путешествий» также усилило чувство непрекращающейся слежки. Чей-то пристальный, немигающий взгляд неотрывно преследовал меня во время каждого захода. Я не мог полностью отстраниться от этого даже в вихре бесподобных мелодий Фурбаузена и иных гениев, а при простом созерцании чужих пространств паранойя давила на плечи невыносимым грузом. Я успокаивал себя тем, что взгляд в метафизическую спину мне только мерещится, но получалось так себе.

Размышляя над опытом, полученным в минувшие дни, я скользил по вселенным, тщательно запоминая всё, за что цеплялся рассеянный взгляд. Оценил ещё пару психоделических пейзажных гибридов, добавил в «закладки» несколько полотен из разных музеев, заучил наизусть новую песню. Нырнул в следующий мир, полюбовался на живописный городской двор под пасмурным небом... Внезапно картина начала меняться, хотя я ещё не собрался переходить дальше. Я начал было задаваться вопросом, что это было, но не довёл мысль до конца. Искажение, делающее всё чрезмерно рельефным, растеклось бесформенной кляксой перед моим внутренним взором.

До конца связь между разумом и телом во время «путешествия» не исчезает никогда. Сегодня я вновь в этом убедился. Первое, что я услышал, вернувшись в родную реальность — свой собственный истошный крик.

↑ 15

Рассудок мой находился в чрезвычайно плачевном состоянии — было трудно этого не признать. Выяснив, что даже в иных мирах меня может подстерегать угроза, я свёл вылазки к минимуму. Здесь я хотя бы мог контролировать паранойю посредством таблеточек, а там был целиком предоставлен всему спектру эмоций и полностью беззащитен перед нервными потрясениями. Поэтому теперь «путешествия» стали предельно короткими и при этом всякий раз совершались в разное время. Почему-то мне казалось, что так безопаснее.

Впрочем, даже под благотворным воздействием успокоительного я не мог полностью избавиться от этих ощущений. Явления проклятой штуковины продолжались, и, казалось, стали происходить чаще. Иногда я замечал её краем глаза и не был до конца уверен, померещилась ли она мне или же навестила взаправду. Временами на меня накатывал знакомый цепенящий страх, и я, как только улавливал знакомое текучее движение, немедленно бросался в другую сторону.

На меня стали косо смотреть прохожие — похоже, никто больше не замечал ничего необычного, из-за чего ситуация стала ещё хуже. И почти всегда поблизости обнаруживался подозреваемый номер один. Впрочем, дважды я не сумел обнаружить никаких признаков его присутствия ни до, ни после очередного видения, а один раз он попался мне на улице в свободный от зловещих образов день. Но эти единичные случаи уже не могли меня разубедить — между появлениями бровастого мужика и прозрачной хренью определённо была связь. Я понятия не имел, в чём конкретно она заключалась, но очень хотел это выяснить.

Возможно, кто-то на моём месте просто подошёл бы к незнакомцу на улице, дабы прямым текстом поинтересоваться, что происходит. Не знаю. Лично я не стал так поступать. Я абсолютно не ведал, какие цели он преследует, и потому искренне сомневался в целесообразности такого поступка. Дружественно настроенный человек, скорее всего, подошёл бы сам, а не наблюдал издали. Тут определённо было что-то мрачное, поэтому действовать открыто я поостерёгся. Вместо этого я несколько раз тихонько следовал за ним, пытаясь обнаружить, где же он живёт. Мужик ухитрялся исчезать прямо у меня из-под носа, словно всю жизнь только и делал, что избавлялся от хвоста — но с энной попытки я более или менее сузил район поисков.

А ещё я зачастил ко всяческим гадалкам, экстрасенсам и прочим магистрам магии — утопающий, как известно, готов ухватиться даже за соломинку. Занятие это, однако, оказалось совершенно бесплодным. Многие были явными шарлатанами и не смогли даже определить, зачем я пришёл. Один с порога изучил мой подбор амулетов и руны на одежде, после чего, побледнев, захлопнул дверь. Двое произвели достаточно адекватное впечатление, однако не смогли даже предположить, что за штука меня преследует.

В назначенный срок я показался пред светлые очи душевного лекаря. Он поцокал языком, констатировал значительное ухудшение и выписал ещё пару каких-то медикаментов. Его тесты не показали ровным счётом ничего, кроме нервного истощения и повышенной подозрительности, так что я был вынужден прийти к выводу, что жуткое нечто едва ли является галлюцинацией. Интересно, а если бы я рассказывал о своих видениях подробнее, чем «постоянно вижу краем глаза что-то странное, но там ничего нет»? Проверять не хотелось.

От психиатра я возвращался в состоянии мрачном и параноидальном, подозрительно зыркая по сторонам. Дерущиеся за кусок хлеба голуби, наполовину облетевшее дерево, серые дома, квадрат неба над головой, на качелях раскачивается кто-то невидимый...

Чего?!

Я замер, как вкопанный, но затем нервно рассмеялся. Они просто слегка покачивались на ветру, причём отнюдь не с такой большой амплитудой, как мне вначале показалось. Да, дружище, вот уж верно — пуганая ворона куста боится... Теперь потусторонние ужасы мерещатся мне в самых обычных вещах. Что дальше? Покачав головой и кинув последний взгляд на качели, я отправился своей дорогой.

Позднее, вспоминая этот эпизод, я никак не мог отделаться от ощущения, что воздух за моей спиной задрожал и потёк, высвечивая контуры незримого аморфного тела. Впрочем, едва ли — затылком я физически не мог этого видеть... Да и характерного в подобных ситуациях ужаса тогда не испытал. Однако теперь у меня не получалось забыть этот образ — мистическая вибрация вне поля зрения, стремительные переливы чего-то массивного возле качелей... Странные шутки шутит память.

↑ 16

А на следующий день я встретил Федьку Гырихова. Случилось это так.

Вылазки из дома, во всех смыслах, я свёл к минимуму, однако полностью избавиться от этой необходимости всё же не мог. Сперва, правда, я всерьёз подумывал о возможности заказывать продукты по телефону, но потом отказался от подобной затеи. Ни к чему хорошему сидение в четырёх стенах не приведёт — нужно периодически разминать кости и дышать воздухом, тем более что вечерние прогулки по очевидным причинам пришлось прекратить. Поэтому периодические рейды до гастронома и на встречи с клиентами оставались неизбежным злом.

В тот раз, однако, я отправился в магазин отнюдь не за едой. Ну, в определённом смысле это была пища, но никак не телесная — проще говоря, я шёл за книгами. В пути я, следуя свежеприобретённой привычке, то и дело поглядывал по сторонам, но день не являл никаких зловещих знамений. Погода, правда, полностью подчинилась вошедшей в права осени, угнетая тяжёлым свинцовым небом и промозглым ветром, но я уже перестал реагировать на такие пустяки.

В книжном магазине оказалось тихо и безлюдно — самое то. Я прошёлся вдоль полок, высматривая что-нибудь интересное. Остановился возле фантастики. Оглядел корешки. Перумов, пара стареньких томиков Олди, несколько вырвиглазных обложек какого-то мейнстримного товарища... Придирчиво изучив полку, я взял несколько книг с заинтересовавшими меня названиями, изучил обложки, внимательно прочитал аннотации и остановился на трёх. Пока что хватит, можно идти на кассу...

— Бааа, Нордыч! Какие люди! — вдруг раздалось у меня над ухом. Я вздрогнул от неожиданности и уронил свою ношу на пол.

Наш бритоголовый журналист редко пользуется прозвищами, предпочитая обращаться ко всем по отчеству. Большинство терпит, меня же это превесьма раздражает. Я очумело повертел головой и только потом увидел, кто же меня окликнул. Федька с последней встречи ничуть не изменился — столь же низенький, жилистый, безволосый и жизнерадостный. Даже тёмные очки, невзирая на беспросветный саван туч, никуда не делись — фанатичное следование образу столпа гонзо-журналистики порой доходило у него до лёгкого абсурда.

— Здоров, Константиныч, — осознав, что это не какой-то злонамеренный аноним, а старый знакомый, я успокоился.

— Затариваешься литературою? — добродушно поинтересовался журналюга, пытаясь разглядеть обложки.

— Да нет, за новым креслом пришёл, — я споро подобрал книги.

— Может, заодно и классику, наконец, почитаешь? — протянул он руку к другой полке и постучал пальцем по мягкому корешку.

Я присмотрелся к названию. Ну да, как и следовало ожидать — «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». Гырихов уже много лет агитирует всех встречных и поперечных прочитать сей опус. Некоторые уже сдались, иные же, вроде меня, покамест держались.

— Нет, спасибо, — отказался я в сотый раз. — Мой чердак сейчас и без того трещит, чтобы заливать его потоками наркомании.

— Да уж, это точно, — согласился Федька, в то время как я оплатил книги и засунул их в прихваченный из дому пакет. — Дёрганый ты что-то стал, я погляжу, и вообще. Вон, мешки уже под глазами появились. Может, расскажешь, в чём дело?

— Долго, — отозвался я, проклиная журналистскую наблюдательность, ибо не был расположен делиться своими параноидальными тревогами.

— Ну, лично я никуда не тороплюсь, — пожал плечами Гырихов, улыбаясь и демонстрируя золотые коронки на передних зубах. — Ты, судя по всему, тоже. Может, заглянем тут в кафешку напротив и побеседуем? Тем более, что начался дождь, а ты вроде как мокнуть не любишь.

— Ах ты ж сатанинское же ты отродье, — задумчиво и прочувственно проговорил я, глянув в окно. Там шёл даже не дождь, а полноценный ливень. — Так уж и быть, аспид, пойдём. Но с одним условием! Никаких диктофонов, записей и прочего твоего арсенала. А то знаю я тебя...

Федька изобразил оскорблённую невинность — мол, да как ты мог подумать! Ага, так я ему и поверил... Но через пару минут мы уже сидели за угловым столиком в кафе и распивали животворящий кофий. За окном свирепствовала непогода, обрушивая на асфальт, прохожих и изрядно поредевшие кроны нескончаемые запасы воды. Идиллия-с.

— Ну и чего молчишь? — поинтересовался наконец Гырихов, сделав очередной глоток.

— А почему я должен говорить? — в тон ему поинтересовался я, попивая горячий напиток.

— А почему нет? — удивился тот. — Ты же, вроде, согласился...

— Согласился, — нравоучительным тоном перебил его я, с некоторым трудом соорудив на лице самую иезуитскую из своих улыбок, — засесть в этом благословенном заведении на время треклятого ливня. Об интервью, напомню, речи не было.

— Молоток, — одобрил Федька. — Срезал, срезал. И всё-таки? Я же вижу, что-то не так, потому и спрашиваю. Вдруг подсоблю? Вообще, время нынче какое-то странное, на всех траблы сыплются невесть с чего... Дмитрич вон в больницу слёг на днях, теперь ты вот дёргаешься...

На то, чтобы вспомнить, что Дмитрич — это отчество Остроухого, у меня ушло около трёх секунд.

— Остроухий в больнице?! — поперхнулся я. — Что с ним?! Почему мне не сказали?!

— Вот уж не знаю, — пожал плечами Гырихов. — Я думал, всех наших оповестили... Мудак какой-то на красный ехал и чуть нашего Вэрийамо насмерть не сбил. Но обошлось, отделался парой переломов. Ну ничего, номера наш эльф запомнил, имя этой гниды я уже выяснил и отправил хорошенькую статью... Скоро попляшет.

Теперь было ясно, отчего Федька задержался в родном городе. Легче, впрочем, не стало. Я задумался. Гангрена, помнится, не так давно тоже слегла с переломом — как раз в те дни, когда началась вся эта карусель. Теперь вот Остроухий... Что, если это не случайности, а тоже часть происходящего? Вдруг заговор затрагивает не только меня, но и моих друзей?!

По-видимому, выражение «кругом враги, кольцо сжимается» слишком явно отразилось на моём лице — Гырихов определённо его заметил.

— Дааа, Нордыч, — протянул он. — Проняло тебя знатно, ничего не скажешь. Помнится, учил я для одной статейки матчасть про инфразвук...

— При чём тут инфразвук? — удивился я, ибо продолжать свою мысль Федька не спешил.

— На нервы плохо действует, — пояснил тот. — То есть не просто плохо, а вообще хреново. Нейроны разрушает или типа того, не помню уже за давностью лет. Короче, видывал я пациентов, над которыми этим делом экспериментировали. Дёрганые, навроде тебя. Вот и вспомнилось...

Ливень прекратился столь же внезапно, как и начался. Где-то в облачном саване, кажется, наметился просвет — на фоне насыщенно-фиолетового неба проявилась пока бледная, но уже отчётливая радуга. Я, впрочем, не уделил этому никакого внимания, размышляя над словами нашего журналюги. Инфразвук... Хм, а что, если действительно так? Или что-то похожее? Вдруг, допустим, подозреваемый номер один избрал меня мишенью для, скажем, испытания какого-нибудь нового психотропного оружия? Неожиданный поворот, надо это как следует обдумать...

— Значит, говоришь, я похож на жертву инфразвука? Как прискорбно, мне однозначно следует больше спать... — проговорил я, будто это было похоже на правду. — Ладно, Федька, как видишь, дождь закончился, а значит, по условиям соглашения я имею полное право валить домой и наслаждаться приобретёнными книжками.

— Недосып, стало быть? — с сомнением протянул Гырихов, допивая кофе и поднимаясь из-за стола. — Что ж, возможно...

Промозглый ветер никуда не делся, зато стало значительно светлее и красочнее. Радуга налилась красками и висела в конце улицы, словно начало легендарного моста Биврёст — словом, зрелище было вдохновляющим. Федька оценил пейзаж, одобрительно кивнул и вытащил из кармана сигарету. Я поморщился, ибо терпеть не могу проклятущий дым... Но мигом спустя совершенно забыл о дурацком куреве. На другой стороне улицы я заметил знакомое движение — плавное, текучее, едва уловимое глазом. Волна страха пришла чуть запоздало, однако была вполне отчётливой. Увидев моё лицо, Гырихов насторожился.

— Что такое?

— Ты во-о-он там ничего странного не видишь? — напряжённым голосом поинтересовался я.

— Нет, — предсказуемо отозвался тот, глядя прямо на полупрозрачную штуковину, которая утекала куда-то во двор. — А что?

— Да так, ничего... — вздохнул я, — Ладно, бывай.

Мы попрощались, и я отправился домой, попутно высматривая в округе знакомую бровастую физиономию. В этот раз, однако, таинственный мужик не желал попадаться на глаза. Подозреваю, что Федька ещё долго курил и смотрел мне вслед.

↑ 17

Я тщательно изучил проблему инфразвука. Полученные данные не утешали — низкочастотные волны оказались даже более опасными, чем расписывал мне Федька, и при некоторых условиях могли довести до летального исхода. Однако было и другое, сразу же насторожившее меня обстоятельство. В симптоматике расписывались такие черты, как тошнота, нарушение зрения, головная боль, звон в ушах, кашель, удушье... Я же не замечал ничего, кроме иррационального страха. Это несоответствие вызывало подозрения — что, если инфразвук здесь вообще ни при чём? Более того, паническая атака от него захватывала бы не только меня, но и окружающих. Остальные люди же, по всей видимости, не ощущали и тени беспокойства. А ведь такие колебания, как поведала мне Всемирная Паутина, распространяются очень широко, и даже стены не служат им преградой. Тут не то, что Гырихов, сидящий рядом — в соседних домах всполошились бы...

С другой стороны, более общую мысль это не отменяет. Вдруг на мне и в самом деле испытывается новое психотропное оружие? Стоит только вдуматься — средство, способное воздействовать избирательно на одну определённую цель... Это же какие возможности открываются! Ведь одно дело — какой-то Вовка-Муравей, а если применить его на каком-нибудь политике... Или даже на президенте?! Так можно с лёгкостью дискредитировать главу целого государства, если подгадать время и место!

Я почувствовал лёгкий озноб. Всю жизнь посмеивался над теориями заговора — а теперь близок к тому, чтобы самому поверить в одну из них... Впрочем, у обычных конспирологов не было никаких убедительных доказательств, а здесь я сам оказался жертвой такого, с позволения сказать, аргумента. Разумеется, проверять подобную вещь всего на одном подопытном кролике несколько неразумно... Но, с другой стороны, где гарантия, что я один? Может быть, в это же самое время неведомая технология мучает других, никак не связанных между собой людей. Они, скорее всего, поступили так же, как и я — не стали лишний раз трезвонить о происходящем... Или, быть может, испытания проходят по всему миру сразу, чтобы проверить воздействие на разные этносы и расы... Я постарался успокоить себя тем, что подобный размах всё-таки маловероятен, но следом в голову полезли другие мысли. Я вспомнил о Гангрене и Остроухом. Являются ли они частью плетущегося вокруг заговора? Если да, то как всё это связано с психотропным оружием? Или это сделано с целью ещё сильнее расшатать мои нервы? Как-то не вяжется... Тем не менее, эта идея прочно засела в моём мозгу. Случайность или часть системы? Истина оставалась где-то далеко, и это сводило с ума не хуже остальной чертовщины.

Вскоре вышла статья Гырихова, и её я прочёл от корки до корки. Моё подозрение оказалось ошибочным — сбившим Вэрийамо пьяным лихачом был вовсе не бровастый преследователь. Это успокаивало, однако также означало, что подозреваемый номер один всё ещё ходит на свободе. Кроме того, тихий голос на задворках подсознания вкрадчиво интересовался — а с чего ты взял, что у него нет помощников?..

Словом, я всё глубже погружался в недра паранойи и ничего не мог с этим поделать. Заметили это и все знакомые. К тому же, теперь я по окончании разговора всякий раз просил друзей быть настороже. Они, конечно, оставались живыми и здоровыми, но смотрели с плохо скрываемым сочувствием. Мол, всё понимаем, от гениальности до безумия — один шаг...

Ещё был случай, когда меня попытались ограбить на улице. Окончилась эта попытка ничем, отбиться я сумел, но подозрительность моя значительно укрепилась. Я записал это в один ряд с Гангреной и Остроухим, после чего стал выходить из дома только вооружённым, обычно чем-то небольшим, но увесистым.

Проявления призрачной штуковины на расстоянии десятка-другого метров становились всё регулярнее. Видел я и мужика в куртке — он по-прежнему вертелся неподалёку. Несколько раз, заметив его в толпе, я пытался устроить хороший «разговор по душам» с некоторой долей насилия, но проклятый преследователь постоянно ускользал.

Все эти события в конечном итоге подвели меня к определённой черте. Наконец я понял, что бесконечно так продолжаться не может. Пора брать инициативу в свои руки. Я знаю примерный район обитания подозреваемого номер один — настало время набраться решимости и самому нанести туда визит. Пора разобраться с этим вопросом раз и навсегда.

— Сегодня же! — мрачно решил я и взвесил в руке монтировку.

Через двадцать минут я неторопливо прохаживался вдоль улицы, бдительно осматриваясь. Это был район старой застройки — с невысокими, но помпезными домами, украшенными всяческой лепниной. Обычно старинная архитектура меня успокаивала, и я мог часами бродить, разглядывая интересные детали... Но сейчас, под пасмурным осенним небом и на фоне моего общего настроения, старый город пугающе преобразился. Теперь он выглядел мистически — за каждым фасадом мне мерещились неразгаданные тайны и древние призраки.

Я подавлял в себе дрожь и старался не обращать внимания на иллюзии горячечного сознания. Сейчас важно было сосредоточиться на реально происходящем, не попадая в плен галлюцинаций. У меня нет права на ошибку. Я должен заметить странного мужика раньше, чем он меня, и проследовать за ним до какого-нибудь безлюдного места, где можно не опасаться никаких помех. Такого, например, как это.

Очередной проходной двор, в который я завернул, оказался совершенно пустынным. Два высоченных раскидистых тополя, одинокий автомобиль без колеса, пустая детская площадка. Судя по всему, люди навещают его очень редко.

Вдруг я замер от знакомого ощущения. Липкий, беспочвенный страх опять пришёл откуда-то из глубины, подавляя волю. На лбу выступила испарина, по спине струйкой побежал холодный пот. На сей раз, однако, я не позволил ужасу полностью парализовать меня и принялся вертеть головой по сторонам, попутно нашаривая в кармане оружие.

— Всё же опередил, да?.. — лихорадочно бормотал я. — Первый меня выследил?.. Где ты, скотина?! Давай, покажись!.. Откуда ты шлёшь свои грёбаные лучи поноса? Из той арки, из этой? Из окна? Покажись, скотина!..

Тараторя подобную околесицу, я нервно вертелся и оглядывался, пытаясь высмотреть проклятого преследователя... А потом различил в воздухе знакомую вибрацию. Едва уловимая волна прокатилась между тополями, настигла автомобиль, протянула дрожащие ложноножки во все стороны... Бесформенная линза, аморфная и перетекающая, заполнила двор, а затем прямо передо мной начала стремительно вспучиваться исполинским наростом, превращая изображение за собой в нечто несуразное.

И тогда я закричал.

Я кричал, когда пространство раскололось и поток воздуха сбил меня с ног. Кричал, глядя, как из разрыва неудержимым потоком изливается искрящаяся синева, принимая формы, чудовищнее которых мне ещё не доводилось видеть. Кричал, когда из-за моей спины навстречу ветвящимся плоскостям выскочил рослый детина в той самой кожаной куртке, выхватил откуда-то ружьё неведомой конструкции и отточенным движением направил его в сторону наступающего кошмара.

Исказившийся мир и громкий взрыв — последнее, что воспринял мой угасающий разум прежде, чем провалиться в забытье.

↑ 18

Когда ко мне вернулось сознание, я понял, что лежу на чём-то вроде кушетки. По ощущениям всё это неуловимо напоминало больницу или какое-то столь же стерильное заведение. Чувствовал я себя на удивление прекрасно, будто и не было никогда всех этих параноидальных страхов. Я не спешил открывать глаза, собираясь с мыслями и пытаясь понять, как всё это может быть связано.

— Вижу, вы очнулись, — произнёс незнакомый голос. — Кажется, настала пора раскрыть карты. Оставить всё без объяснений было бы нечестно.

Я наконец осмотрелся... И замер, ибо находился в небольшом зале, который, если бы не атмосфера, можно было принять за помесь квартиры с техническим помещением. Словно кто-то решил с комфортом жить в подвале, оставив на своих местах все трубы, трансформаторы и другие малопонятные мне штуковины, но сделав их гармоничной частью интерьера. Большую часть противоположной стены занимало окно, сквозь которое было видно злополучный двор — сейчас там какие-то люди собирали непонятную металлическую конструкцию, чья геометрия выглядела абсолютно противоестественной. А возле окна стоял ни кто иной, как подозреваемый номер один собственной персоной! Я сел, потирая голову, и загадочный человек подошёл ближе.

— Меня зовут Юрвин Черамори, и я представляю Андивионский Научный Альянс, — сообщил он, — пока ещё тайную межмировую организацию. Позвольте начать издалека, так будет понятнее. Мы занимаемся изучением разнообразных аномалий, потусторонних явлений и прочих странных вещей. Зачастую они представляют нешуточную опасность, особенно если знать о них слишком мало, а вы, сами того не ведая, оказались замешаны в подобной истории. Я искренне извиняюсь за тот спектакль, что нам пришлось разыграть... И за то, что вы оказались пешкой в чужой игре. Но, поверьте, с учётом всех обстоятельств это был наиболее приемлемый метод.

Мозг лихорадочно складывал из внезапных фактов единую картину. Какая-то часть меня пыталась отгородиться от поступающей информации, но лавина контраргументов быстро погребла её заживо и, по-видимому, навеки. Во всём чувствовалось что-то... Инопланетное, местами даже откровенно ктулхианское. Едва ли кто-то на этой Земле мог создать нечто подобное. А дьявольское зрелище, открывшееся моим глазам прямо перед потерей сознания, подтверждало слова Юрвина ещё сильнее. От этого воспоминания я невольно вздрогнул.

— Необычными вещами, говорите? — с трудом выдавил я. — Вроде моих экстрасенсорных талантов?

— И их тоже, — подтвердил человек без тени удивления. — Однако в данном случае основной целью были не вы. Ваши необычные способности опасно демаскировали эту вселенную, даже несмотря на поставленные нами барьеры. Где-то оставалась лазейка, которую мы никак не могли обнаружить. Видите ли, такие путешествия легко отследить извне и тем самым получить все необходимые координаты для, скажем, полноценного вторжения. Или использования чужой реальности в качестве свалки, места отдыха, испытательного полигона... Приятного, за единичными исключениями, в таких прорывах мало. Наши технологии рассчитаны на то, чтобы сократить подобный процесс, насколько это возможно, и стереть за собой следы. Вы же превращали свой разум в своеобразную нить, по которой начали перемещаться... Образно говоря, пауки. Некоторые из ваших, как здесь говорят, тараканов были вызваны именно ими, однако кое-что пришлось сделать и нам.

— Вам? С этого места поподробнее, — потребовал я, уловив небольшой нюанс. — Мне, конечно, льстит такое внимание, но...

— Это была очень ответственная и тонко спланированная операция, в которой приняло участие множество агентов, — ответил тот. — Помните скучного психиатра? Он тоже один из наших сотрудников, устроенный на работу в поликлинику специально для проведения вашей подготовки. Пришлось потрудиться, чтобы вы попали на приём именно к нему. Немного гипноза, тщательно подобранные медикаменты... В результате всех этих манипуляций ваша сверхспособность слегка изменилась и стала сильнее. Ну, это, я думаю, вы давно заметили. Вас, скажем так, из фонаря превратили в прожектор, чей луч эффективнее приманивал пришельца и позволял нам тщательнее разглядеть слабое место защитной системы. Не буду вдаваться в лишние подробности, но здесь была важна практически каждая мелочь.

У меня буквально отвисла челюсть. Мои теории заговора оказались близки к истине! Я действительно был элементом чего-то масштабного, на мою психику и вправду воздействовали… Однако размах событий оказался куда шире, чем я мог даже предполагать. Вся эта чехарда с пришельцами и внедрёнными агентами с трудом умещалась в голове. Я решил разбираться со всем постепенно, чтобы не перегрузить и без того бедный мозг — который, впрочем, не спешил отказывать. Должно быть, неведомый Альянс сделал что-то и для этого...

— Я, как обладатель приметной внешности, — продолжал человек. — Нарочно маячил у вас перед глазами, вызывая соответствующие перемены настроения и одновременно оберегая от потустороннего визитёра. Его выслеживанием занималась другая группа, на которую вы совершенно не обращали внимания. Тем более, что эти люди вообще крайне редко показывались местному населению.

Вот так-то, дружище! Тоже мне, детектив великий. Выследил преследователя, называется. Ни черта ты не выследил… Мошка в паутине.

— А это-то вам зачем было делать? — тоскливо спросил я. — Прожил бы спокойно, а не как псих нервный...

— У паранойи было сразу несколько функций, — начал перечислять Юрвин. — Во-первых, она была нужна, чтобы отправить вас на приём к доктору. Во-вторых, служила одним из инструментов настройки ваших аномальных навыков. Кроме того, вас вели к тому, чтобы вы оказались в подходящем месте с определёнными намерениями, спровоцировав нашего потустороннего гостя выйти на свет и тем самым обнаружить, откуда он приходит. Пришлось сохранять секретность и вести себя естественно, стараясь не вызывать у него подозрений, поскольку иначе он мог надолго затаиться или вообще уйти, оставив дверь открытой. Ещё раз прошу прощения, но это действительно оказалось самым надёжным и безопасным решением из возможных. Использовать в качестве приманки нашего сотрудника с похожей сверхсилой было слишком рискованно. Всё равно, как если бы на дороге валялись сразу несколько туго набитых кошельков.

— Но теперь та штука убита? — осторожно уточнил я, всеми силами желая, чтобы это был конец столь неожиданной истории.

— Нет, я просто отправил пришельца обратно, — человек на секунду повернулся к окну. — Видите ли, Альянс давно пытается установить с его народом дипломатические отношения, поэтому действовать пришлось вдвойне осторожно. То, что вы изволили наблюдать в самом конце нашей операции, было перемещением материи, а шум вызвал воздух, заполнивший пустое пространство. Теперь брешь заделана, других заметных уязвимостей нет, но и ваша способность перестала действовать. Мы на всякий случай дополнительно заблокировали её, а также немного улучшили те душевные механизмы, за счёт которых она работала. Полагаю, в будущем этому дару найдётся гораздо более полезное применение. А теперь вам предстоит выбрать свою дальнейшую судьбу.

Вот так вот. Отчего-то вспомнилась «Матрица» и сакраментальная сцена с двумя пилюлями. Как оказалось, это была очень правильная ассоциация — предложение Черамори и впрямь весьма напоминало ту знаменитую сцену.

— Вариант первый, — начал он. — Мы скорректируем ваши воспоминания так, что вы будете считать все прежние путешествия снами, а в качестве компенсации усилим вам память. Благодаря этому вы сможете в деталях запоминать свои сновидения и продолжать работать точно так же, как раньше. Никто не заметит особой разницы, а ваше странное поведение за последние недели будет списано на накопившуюся усталость или что-то ещё.

Казалось бы, при чём тут «Люди в чёрном»... С другой стороны, разве вымышленная вещь не может существовать на самом деле?

— Вариант второй, — продолжил Юрвин. — Вы можете стать одним из сотрудников Альянса с получением соответствующих привилегий, использовать свои сверхсилы для действительно полезных дел и, кроме того, побывать в иных мирах не только как бесплотный наблюдатель. Если хотите, можете периодически возвращаться в родные края, однако контакты с внешним миром так или иначе придётся сократить. В качестве легенды, дабы никого не обманывать, предлагаю... То, что вас пригласили принять участие в съёмках научно-фантастического сериала. С нашими технологиями вы сможете тратить на каждый фильм всего пару дней, остальное время занимаясь чем-то другим. А вариант третий, если два предыдущих вас не устраивают, предложите сами.

Мне не удавалось ничего придумать, однако обе эти альтернативы выглядели весьма заманчиво и притягательно. С одной стороны, я до боли хотел забыть пережитое и вернуться к относительно нормальной жизни. С другой же, предложение номер два манило пока неясными, но более чем интригующими перспективами. Мне приоткрылся лишь самый краешек грандиозных тайн, и какой-то голос на задворках сознания вкрадчиво шептал — неужели я не хочу узнать остальные?..

— Сколько у меня времени на раздумье? — мой голос прозвучал непривычно глухо.

— Сколько понадобится, — агент повернулся к окну. — Никто не торопит, но время здесь идёт так же, как и снаружи.

Я вместе с ним молча смотрел на работающих людей, готовясь сделать важнейший выбор в своей жизни. И, наконец, решился.

— Разумно, — ответил Юрвин, пожимая мне руку. — Что ж, до места мы вас тоже довезём, но и только. Без дела не сидим, сами понимаете...

— Догадываюсь, — улыбнулся я. — Но если вдруг нам доведётся пересечься вновь, учтите, что ваше лицо я везде узнаю!