Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Паразитизм
© Дмитрий Юрьевич Вишневский13.5 мин. Страшные истории Helga 1-10-2020, 13:18 Источник Принял из ТК: Helga
Единственное, что омрачало его жизнь – невозможность обставить приёмную в том же стиле, что и собственное жилище – набитый роскошью трёхэтажный особняк с бурой черепичной крышей, что прятался за огромным бетонным забором. В особняке том Степан Витальевич подрёмывал исключительно на перинах, сиживал на кожаных диванах и трапезничал фуагрой, трюфелями и всякой ерундой навроде осетровой икры. Иногда слуга народа скармливал любимому догу мраморное мясо, и сам факт того, что его пёс в течение нескольких секунд с чавканьем поглощал зарплату любого инженера в регионе, Степана Витальевича несказанно радовал. По той простой причине, что именно в такие моменты он воображал себя подлинным аристократом.
Каждое утро Степан Витальевич раздавал ценные указания прислуге и, сладко потягиваясь на ходу, брёл к чёрному «Майбаху» с сиденьями, обтянутыми кожей молодых новозеландских бычков. Прислуга состояла из большегрудой, губастенькой Машеньки – ранее куртизанки с манерами домработницы, ныне домработницы с повадками куртизанки; манерной уборщицы Юленьки, в прошлом фотомодели; садовника Петровича — субтильного, похожего на аутиста, старичка, и поварихи — Варвары Николаевны – пухлозадой дамы бальзаковского возраста, с роскошной шевелюрой аля мочалка. С Петровичем Степан Витальевич предпочитал поддерживать субординацию, ну а с дамами разнообразно её нарушал. Впрочем, они тому были только рады, так как каждая из них втайне лелеяла мечту стать законной супругой этого чиновника с официальной зарплатой, на которую можно было помыть автомобиль целых два раза.
На «Майбахе» Степан Витальевич добирался до МКАД, после чего оставлял автомобиль на платной охраняемой стоянке и пересаживался в «Ладу Калину». Поступал он так исключительно из скромности и прочих подобных соображений, навроде обеспечения собственной безопасности. Не хотел раздражать завистливый плебс, что занимал очереди к нему в приёмную в то время, когда он ещё сладко похрапывал, наслаждаясь очередным приятным сном честного человека. Надо сказать, давалось ему это преображение с большим трудом. За десять лет службы он так и не привык к этой ежедневной, за исключением уикенда, перемене, по той простой причине, что он любил роскошь так искренне, как только вообще можно любить. Именно поэтому, даже находясь в своей тесной – двадцать четыре квадратных метра – комнатушке, уставленной стеллажами с пыльными офисными папками, он прятал под лацканом пиджака часы «Патек Филипп», время от времени с улыбкой узнавая, который час.
Конечно, в определённой степени он рисковал, но с другой стороны, кто из всех тех, кто приходил оформлять документы, мог бы определить стоимость этих часов? Да никто. Все эти простолюдины ни вкусом особым не отличались, ни знаниями в этой области. А потому и риск был минимальным. Зато удовольствия от обладания роскошью – масса. Жаль только, что перед выходом из автомобиля приходилось снимать перстни и рассовывать их по карманам. В отличие от часов они были слишком заметны.
Трудился Степан Витальевич напряжённо, пахал, как трутень, и даже иногда уставал, в основном от имитации бурной деятельности, которая была необходимой частью его работы.
Морщась при виде очередного посетителя, Степан Витальевич, сосредоточенно ковырялся в бумажках на столе, перебирал их, протирал белоснежным платочком лоб, хмурил широкие бровушки и что-то шептал себе под нос.
Абсолютное большинство посетителей терпеливо ждали, когда чиновник закончит свои насущные дела и облагодетельствует их вниманием. Наконец Степан Витальевич поднимал усталый взгляд мецената на посетителя и, щурясь, интересовался:
— Что вам?
— Мне бы справочку… — лопотал посетитель, в полной мере осознавая свою ничтожность.
— Документы, пожалуйста, — по-гестаповски вежливо ронял Степан Витальевич.
На стол аккуратно укладывались кипы разнообразных «форм», справок и анкет.
Степан Витальевич хищно хватал их, бегло просматривал и, швырнув на стол, сообщал взволнованному, напряжённому от ожидания ответа слуги народа, посетителю:
— Не наблюдаю формы №29, а также заявления на имя начальника управления. Фотографии где?
Посетитель бледнел лицом, после чего, отчаянно робея, бормотал:
— Ну как же… Мне же сказали, что тут полный пакет документов… А фотографии, они вот…
И тянул руки к бумагам, чтобы услужливо показать то, чего не заметил слуга народа.
Степан Витальевич багровел, жестом останавливал посетителя и, еле сдерживая букет эмоций – от презрения до гнева – вопрошал:
— Вы издеваетесь надо мной?
— Нет, что вы… Я… Просто мне сказали...
— Кто сказал?
— Юлия Сергеевна из соседнего кабинета, у которой я, собственно…
Степан Витальевич хватал папку и, смотря на стол, протягивал её посетителю со словами:
— Вот пускай Юлия Сергеевна вам и оформляет.
— Степан Витальевич… — канючил посетитель, — Ну как же так, ну мне очень надо…
— Вам всем – надо! – перебивал слуга народа.
— Я понимаю, просто в двести тридцать пятом кабинете мне сказали — вот Юлия Сергеевна и сказала — что эту форму упразднили, а фотографии имеются, они в файлике, вы просто не заметили… Давайте я покажу вам…
— Уважаемый, — с укором произносил Степан Витальевич – вы у меня вообще-то не один. Люди, знаете ли, ждут. Всего доброго. Приходите с заполненной формой.
— Ну так не нужна же форма-то! – не выдерживал посетитель.
— Вы, гражданин, на меня голос не повышайте, — щуря маленькие глазки, терпеливо, но строго говорил Степан Витальевич. – Я вам не жена.
— Простите…
— Формочку нужную принесёте – документы у вас приму, не принесёте – не приму.
Тут посетитель, утомлённый многочасовым торчанием в очереди и раздосадованный впустую потраченным отгулом за свой счёт, начинал соображать в нужном Степану Витальевичу направлении.
— Мне бы ускорить процесс оформления документов, Степан Витальич… Может можно как-то обойтись без этой формы-то? Ну, раз она не обязательна-то? Может я вам, так сказать, поспособствую? Ну, отблагодарю вас, так сказать, за понимание и содействие? Вы документы принимаете, а я вам в конвертике благодарность оставляю под столиком. Будьте уверены – не обижу. Мне бы по-быстренькому, нужно уж очень… Войдите, так сказать, в положение…
Степан Витальевич тёр пальцами лоб, жалея, что не может продемонстрировать плебею свои изысканные перстни, а после сурово спрашивал:
— Вы что же – взятку мне предлагаете?
— Что вы! — восклицал посетитель, подскакивая со стула. – Нет, конечно! Просто благодарность! За содействие, так сказать…
— Уфф… — пыхтел слуга народа и зависал в раздумье, давая возможность себя поуговаривать.
— Вы не думайте, я всё понимаю, видеокамеры, все дела, я умело, комар носа не подточит — раз под стол конвертик – и всё. А вы глянете, что там, и потом, когда я уйду – заберёте.
Видеокамер в этой комнате сроду не водилось, но Степан Витальевич предпочитал об этом не сообщать.
— Цена вопроса? – заискивающе интересовался посетитель.
Степан Витальевич молчал, не переставая щурить глаза.
— Двести евро, — вкрадчиво шептал посетитель.
Степан Витальевич молчал.
— Триста. Честное слово, больше нет, – умолял посетитель.
Степан Витальевич кашлял в кулак и милостиво соглашался:
— Ладно. Хрен с ней, с формой этой. Упразднили, так упразднили.
Затем вперивал свинячьи глазёнки в глаза посетителя и строго вопрошал:
— Точно упразднили?
Посетитель радостно кивал.
Степан Витальевич недоверчиво подтягивал к себе кнопочный телефон, набирал несуществующий служебный номер и с отточенным актёрским мастерством разыгрывал диалог в лицах, убеждаясь в том, что точно — упразднили.
После этого посетитель клал конвертик под стол, а Степан Витальевич следом за ним ронял на пол шариковую ручку и, проверив сумму, выпрямлялся.
— Ну что ж, — довольно говорил он, — через две недельки подходите за документиком.
— А пораньше никак? – жалобно спрашивал посетитель.
— Через полторы. Это самое быстрое. Всё, что могу. Остальное не от меня зависит.
Посетитель рассыпался в благодарностях и исчезал, уступая место новому, а Степан Витальевич отпихивал ногой конвертик назад, чтобы в конце рабочего дня забрать сразу всю кучку.
Конечно, о коррумпированности этого чиновника было известно многим, но это только способствовало тому, чтобы народ скорее приносил деньги. К тому же, как любой грамотный в таких вопросах человек, Степан Витальевич делился с кем надо, а потому считал, что ему ничего не угрожало.
Десятилетний стаж работы его уверенность в этом только подтверждал.
∗ ∗ ∗
В один пасмурный рабочий день, а точнее под самый его конец, «в гости» к слуге народа забрела неимоверно глупая и, судя по всему, нищая, старушонка.
Она никак не хотела сообразить, что услуга Степана Витальевича по оформлению документов – платная, как медицина и высшее образование.
Она вела себя так, словно Степан Витальевич ей что-то должен. Она, как назло, с первого раза принесла все необходимые документы, несмотря на неполный список на двери «каморки».
Она нагло требовала уважения к её правам гражданки, и вообще — сильно шумела.
Не то, чтобы Степан Витальевич пошёл на принцип, нет. Просто вечером он собирался ехать поездом в Петербург, с целью проведения там двух приятных выходных с роскошной молодой содержанкой, и для того, чтобы быть в тонусе, ему понадобилось самоутвердиться через наказание глупой бабки.
— Документы я у вас не приму, — категорично заявил он.
— Как так? – спросила бабка.
— А вот так. У вас анкета заполнена с орфографическими ошибками. Стало быть, её всё равно отклонят.
— Ну, так я сейчас новую заполню, — не сдалась бабка. – Вы только покажите, где ошибки-то.
Раздосадованный Степан Витальевич совсем забылся и оттого постучал пальцем по наручным часам, вместо того, чтобы по привычке кивнуть на настенные:
— Время, гражданочка, время. Мой рабочий день закончен. Приходите в понедельник.
Бабка поджала губы и встала со стула.
Степан Витальевич, стараясь не обращать на неё внимания, принялся деловито раскладывать бумаги на столе.
Бабка прошла к двери, остановилась и, не поворачиваясь, отчётливо произнесла:
— Не доживёшь ты до понедельника, паразит…
Степан Витальевич поморщился и брезгливо бросил:
— И вам не хворать.
Ответом ему был звук захлопнутой двери.
∗ ∗ ∗
СВ обрадовало пустотой и уютом. Чистая скатёрка на столе, аккуратные занавески и тихий шум кондиционера вызвали на лице слуги народа довольную улыбку. Степан Витальевич бросил кейс на койку, уселся рядом и уставился в окно, за которым моросил осенний дождь, косо роняя на стекло редкие капли. Спустя несколько секунд в дверь постучали:
— Да-да? – отозвался слуга народа.
Миловидная проводница в голубой рубашке и тщательно выглаженной синей юбке, осторожно приоткрыла дверь и спросила:
— Желаете что-нибудь? Чай, шоколад?
— Не-е, — осклабился Степан Витальевич. – У меня пиво в кейсе.
— Если что понадобится – обращайтесь.
— Ну разве что вы мне понадобитесь... – пустил слюни в похабной улыбке слуга народа.
Выщипанные брови проводницы вспорхнули вверх.
— Простите? – спросила она.
— Вас как зовут?
— Светлана.
— Светлана, понимаете, — Степан Витальевич бесцеремонно оглядывал стройные ноги проводницы, — Я за рулём обычно, алкоголь редко себе позволяю. Машина дорогая, «Майбах». А тут впереди вся ночь, у меня с собой только две баночки чешского пива и три рыбки. Вы это… пивом торгуете?
— Да. Сто рублей бутылка. Пиво отечественное. Принести вам?
— Да не, пока не надо. Это… если захотите составить компанию одинокому пассажиру…
— Я на службе, — холодно ответила Светлана.
— Эх! – вздохнул слуга народа, хлопнув себя по ляжкам. — Ну что ж, тогда я может сам к вам зайду, пивка прикупить…
— Хорошо. Приятной дороги.
Дверь закрылась одновременно с кивком Степана Витальевича.
Слуга народа довольно потянулся, вынул из кейса целлофановый пакет с воблой и банку пива. Лёгкий хлопок — и прохладный пенистый напиток полился в жадное горло.
Вылакав полбанки, Степан Витальевич с чувством рыгнул и принялся чистить рыбу, складывая чешую в аккуратную горку.
Глоток за глотком и банка опустела. Очередной хлопок под важное сопение и пиво из новой тары пошло в расход.
В Твери Степан Витальевич вышел на станцию и немного побродил мимо местных продавцов разнообразной снеди. Затем прикупил ещё банку пива, чем вызвал недоумение на лице Светланы, что дежурила у входа в вагон.
— Тут дешевле, — скалясь, произнёс он.
Светлана лишь пожала плечами.
Степан Витальевич любил такие остановки, а потому редко покупал билеты на экспресс-поезда. Он ещё немного подышал прохладным тверским воздухом, богатым озоном после дождя, а потом, за минуту до отправления, вошёл в вагон.
При подъезде к Бологому Степан Витальевич задремал. Снилось ему, будто после кораблекрушения очутился он на необитаемом острове. Единственный мужчина среди десяти женщин. И все, как на подбор, писаные красавицы. Рыженькая, в рваной тельняшке, сквозь которую проглядывала женская красота, три блондинки — все синеглазые, четыре стройные шатенки с талиями, как у песочных часов и две брюнетки с восточными очами. И все его жаждали. И все по нему млели. И все наперебой старались ему понравиться – дом построили, поесть приготовили, стриптиз станцевали. А он, царь царём, выбирал себе парочку-троечку на ночь. И вот, когда он хватал губами грудь озорной красавицы, что в мерцающем свете костра соблазняла его сексуальным танцем… он услышал мужской голос:
— Опять дождь полил.
Степан Витальевич открыл глаза и узрел перед собой худощавого брюнета, обладателя чёрных глаз, тонкого, длинного носа и бледных губ.
— Дождь, говорю, опять полил, — молвил брюнет, кивнув на окно. – Слякоть одна. Вас как зовут?
— Степан Витальевич…
— А меня Григорий, — брюнет протянул руку с узловатыми пальцами. – Будем знакомы. В шахматы играете?
Слуга народа, пожав руку, покачал головой.
— Понятно, — безразлично сказал Григорий. – Смотрю — на вяленую рыбу налегаете. Напрасно.
— Почему?
— Ну, вы где её купили?
— В магазине, — ответил Виталий Степанович, протирая ладонями сонные глаза.
— А в магазин её кто привёз?
Степа Витальевич затруднился с ответом.
— То-то и оно.
Григорий замолчал и вновь уставился в окно.
— Не понимаю… — пробормотал Виталий Сергеевич. – Что я знать должен, что ли, кто им рыбу поставляет?
— А что тут непонятного? – спросил Григорий, не переставая смотреть на тёмно-синий прямоугольник, отороченный белыми шторками. – Глисты. Куча червей. Яйца их в рыбе этой. Вы её с яйцами и едите. Её просаливать надо двадцать один день, потому, как плотва размером с ладонь. А поставщики – так, рыбачьё местное, им плевать. Недельку повялили – и готово. Денежки-то нужны. А как результат – массовый описторхоз. Кошачья двуустка. Семьдесят пять процентов заражённых. Скушал рыбку? Теперь черви едят твою печень и желчный пузырь. Забивают желчепротоки. Всё, хана, приехали. Тут ведь как – глистогонное пропил – из кишечника червей выгнал, а в печени двуустки остались. И опять же – самоинвазия.
— Само.. что? – сглотнув, спросил Степан Витальевич.
— Самозаражение, — глухо сказал брюнет, поворачиваясь к нему. – Яйцеглист – он же везде.
— В.. смысле?
— В прямом. На ободке унитаза. На полу. За мебелью. Животные дома есть?
— Собака…
— Вот-вот. Острицы. Псина задницей дивана коснулась, потом вы ногой это место задели. Потом штаны сняли, чтоб в стирку бросить – и на пальцах яйца червей. Прошли на кухоньку, взяли булочку – яйца во рту. Всё, пиши пропало. Курс лечения нужно проходить. Что, само собой, дивана не отменяет. Самоинвазия.
Вытерев мокрой от пота ладонью широкий лоб, Степан Витальевич, пробормотал:
— У меня уборщица дома... Она чистюля, каких поискать…
— Ну-ну, — усмехнулся Григорий. – Ногти у неё длинные?
Степан Витальевич кивнул. Не раз любовался на изощрённый маникюр своей любовницы, что по совместительству занималась уборкой дома.
— Яйцеглист. Он там тоже скапливается. Сейчас мода на длинные ногти, а вот раньше за этим следили. Понимали, что гигиена, так сказать. Профилактика.
— Вас послушать, глисты везде!
— А так и есть, – невозмутимо ответил Григорий. — На Земле как минимум — один миллиард людей-носителей. Кишат разнообразными червями. Звери – те почти поголовно. Рыбы тоже. Вот вы в парке гуляете?
— Бывает, — сказал Степан Петрович, судорожно собирая недоеденную рыбу вместе с чешуёй и внутренностями в целлофановый пакет.
— Вдыхаете пыль с яйцами и цистами, если рядом с водоёмом стоите. Ветер подул – всё – заражены. А если купались ещё — у-у-у-у-у… Аскариды, шистосомы…
Степан Витальевич Шистосомов чуть не подавился.
— Шисто… кто?
— Шистосомы. Та ещё дрянь. Сначала развиваются в улитках всяческих, что пресную воду предпочитают, потом в зверюшках тусуются. Через кожу в них проникают. И в человека, да. Эти черви в венозной крови размножаются. Самка ма-а-а-аленькая, прячется у более крупного самца в брюшной складке. Плодятся, что твои мыши. Даже похлеще. Яйца у них с шипиком таким. Этот шипик помогает яйцу перебраться в кишечник носителя. Ну а там они вдоволь резвятся. Нарушают работу толстого кишечника. А могут ещё в мочевой пузырь попасть, это смертельно. В печень опять же. Фиброзы.
— А что это? – спросил мокрый от пота Степан Витальевич, потрогав правый бок.
— Фиброзы-то? Уплотнения соединительной ткани. Ничего хорошего для человеческого организма.
— Да как же жить-то…
— А вот так. Соблюдая правила гигиены. Суши в пищу употребляли?
Степан Витальевич оголтело кивнул. Его подташнивало, но уйти он не мог. Ему казалось, что недослушав – он не вооружится как следует против армии червей, что посягали на его, Степана Витальевича, здоровье.
Собеседник между тем продолжал:
— Суши – это рассадник гельминтов. Описторхи, широкий лентец, нематоды. Самое жуткое во всём этом – больная рыба от здоровой на взгляд не отличается ничем. Это вам не чёрные точки на пресноводной рыбке – диплостомоз. Он-то как раз для человека не опасен. Ну, считается так. А вот всяческая дрянь, что способна человека убить в муках – вот её-то как раз не видно. У вас в кишечнике может жить длинный червь. Лентец. Знаете, сколько может жить?
— Ско.. – Степан Витальевич усилием воли сглатывал слюну, — …лько?
— Двадцать пять лет. Вот так. Ходят такие люди с огромным плоским червём в кишечнике и диву даются, почему болеют так часто. А оно просто всё. Глист. Что же до суши – я вам подробно могу рассказать. Тут ведь как – японцы-то лидеры, можно сказать, по гельминтозу. Однако у них организм в этом отношении получше приспособлен, чем у нас с вами. Японцы все эти суши-роллы едят фактически сырыми. Со всеми этими червями. С яйцеглистом, точнее. Но так как организм более устойчивый, да ещё и имбирём заедают – болеют не так часто, как если бы наши люди это ели. Потому у нас заморозкой с этой гадостью и борются. Однако, кто вам гарантию даст, что в том или ином ресторане или того хуже – кафе – вы съели суши с убитым яйцеглистом? Никто, в том-то и дело. Смешно – вы руки горячим мыльным полотенцем протираете перед тем, как съесть рыбу с маленькими червями. Но, кстати, японцы ходят с глистами не только и не столько из-за рыбы.
— А почему?
— А потому что они веками рис ели, который в воде растёт. Самое оно – среда для глистов. Рис промывался плохо, готовился без учёта заражения гельминтами, вот и перезаражались они. А там дальше поколение поколению глистов этих передаёт. Конечно, ныне они образованные, культурные, медицина опять же, так что ситуация немного лучше. Чего о России сказать сложно.
— Почему? – снова задал тот же вопрос Степан Витальевич, спиной вжимаясь в стену СВ.
— А потому что последние годы, в связи с модой на суши, в России наблюдается серьёзный рост гельминтозов. Такие дела.
— А если суши не есть и руки перед едой мыть? – с надеждой в голосе спросил Степан Витальевич.
Григорий мрачно усмехнулся, закинул ногу на ногу, скрестил пальцы в замок и водрузил его на колено.
— Тениидоз, трихиннелёз, эхинококкоз и фасциолёз, — сказал он, а после добавил: — Как минимум.
— Это… что?
— Это мясо. Шашлыки, жаркое, отбивные, гамбургеры, котлеты и тому подобное. Тениидоз – это заражение бычьим цепнем. Живёт эта тварь в кишечнике – восемнадцать-двадцать лет, яйца откладывает, как бешеная – около шестисот миллионов в год. Съели кусочек заражённой, плохо прожаренной говядины – всё, хана, приехали. Трихиннелёз – это заражение маленькими круглыми червями, которые жрут мышцы. Вот вы составили им компанию, скушали заражённую свининку – всё, пиши пропало, потому как смертельная болезнь. Да и не только свининку. Кабанятина, медвежатина тоже нередко кишат этой дрянью. Строганину ели?
— Ел…
— Ну и напрасно, — невозмутимо ответил Григорий и продолжил: — Эхинококкоз – это поражение глистами печени, в результате общения с собачками, а ещё потому, что больные собачки в немалом количестве гуляют на бойнях и скотоводческих хозяйствах. Разносят там заразу. Небольшие такие черви. Примерно полсантиметра в длину. С четырьмя присосками и сороковником крючьев. Нагадила собачка в саду, хозяин ягодки собрал, вам продал, вы плохо промыли – всё, считайте, поселили эту сволочь в свою печень. Или в почки. Или в лёгкие. Или в тонкий кишечник. Или в кости. Эта тварь где только не живёт в организме человека. И в селёзёнке может и даже в сердце.
У Степана Витальевича закружилась голова. Он облизнул губы и подумал о том, что на следующей станции нужно будет обязательно добежать до аптеки и купить влажные салфетки. Между тем Григорий продолжал:
— Фасциолёз – это печёночная и гигантская двуустки. Отвратительные твари. На слизней похожи. Поражают печень. Откладывают яйца в ней и желчепротоках. А заражается человек через растения, которые употребляет в пищу. Так что вегетарианство тут не поможет. Лихорадка, кашель, боли в животе, а дальше хроническая стадия и как результат — гепатит.
— Я… я… — бормотал Степан Витальевич.
— Что? Думаете, я краски сгущаю?! – распалился Григорий. — Трижды «ха»! Знаете, что говорит Всемирная Организация Здравоохранения? Энтеробиоз – острицы – ма-а-аленькие такие червячки в кале – миллиард двести миллионов заражённых на планете! Анкилостомоз – почти миллиард! Это такие круглые черви в двенадцатиперстной кишке. У человека слабость, кишечник барахлит, то, сё. Думает: устал. Ага, щаз! Черви у него в брюхе кишат! Только вот он о том даже и не подозревает. А они там ползают, шевелятся. Присасываются, паразитируют. Стоит выпить лекарства – а они по печени врежут так, что мама не горюй – взрослые особи растворятся, выйдут в виде слизи. А потом что? А ничего. Самоинвазия. Да и не всех повыведут, лекарства эти. А около семиста миллионов заражённых трихоцефалёзом?! Власоглав, червь такой. В толстой кишке человека паразитирует. Знаете сколько яиц он за сутки откладывает?
Степан Витальевич хотел было остановить собеседника, так как почувствовал себя преотвратно, еле сдерживал рвоту и всячески старался не упасть в обморок, однако пока собирался с силами, Григорий продолжил:
— Шестьдесят тысяч! Шестьдесят тысяч яиц в сутки, господин хороший! Это вам не курочка Ряба! Это какой-то яйцемёт, жуткая тварь! Башка у этого червя тонкая, словно волос, отсюда и название. Как вопьётся в стенку кишки – так и сосёт кровушку, гадина! Вампир и есть. Как комар, только изнутри. И не прихлопнешь.
Голос Григория звучал всё более глухо, эхом отдаваясь в разгорячённом мозгу Степана Витальевича:
«… Га…ди-и-и-и… на-а-а…»
Слуга народа расстегнул верхнюю пуговицу мокрой от пота сорочки и отчаянно заморгал, пытаясь привести мысли в порядок. Получалось плохо. Воздух стал напоминать кисель, сгущаясь всё больше с каждой секундой, в нём невозможно было дышать, а тем более встать или хотя бы поднять руку, чтобы остановить речь собеседника. Перед глазами всё плыло, а в уши змеями вползали растянутые звуки Григория, что словно в рапиде медленно открывал рот и шевелил губами: «И-и-и-и… не-е… при-и-и-и-ихло-о-о-о-опне-е-е-е-еш-ш-ш-ш-ш-ш-шь…»
Дверь медленно поползла в сторону, пряча запотевшее зеркало. С улыбкой на ярко-красных губах, сверкая зелёными кошачьими глазами, в СВ вплыла проводница Светлана. В серебристом подстаканнике, что она держала в руке, сонно позвякивал гранёный стакан с чаем. Дзыньк… Дзыньк… Дзыньк…
«Ва-а-аш ча-а-а-ай...» — откуда-то сверху раздался мягкий голос проводницы.
Степан Витальевич медленно закрыл глаза, но услышав лёгкий стук подстаканника об стол, открыл их. Протёр подушечками пальцев, убирая пелену. Он хотел было возразить, сказать, что чай не заказывал, что ему бы сейчас прохладной водички, но не нашёл в себе сил. А взглянув на стакан, который слегка подрагивал на столе под стук колёс — с ужасом увидел, что стакан этот до краёв набит бурыми червями, которые сыпались на стол рядом с пакетом рыбьей чешуи.
Дверь СВ с гулким стуком закрылась и оттуда раздался жуткий старушечий смех. Он задребезжал, как сотни стаканов в сотнях ржавых подстаканников и Степан Витальевич машинально повернул голову в его сторону.
По зеркалу мутными разводами стекала зеленоватая слизь, обнажая страшную картину – огромного, розоватого, извивающегося червя в сорочке Степана Витальевича. Червь в зеркале охнул и отпрянул назад, разбрызгивая множество бурых капелек из хищного рта.
«Любуешься на себя, паразит?» — прогрохотал в мозгу Степана Витальевича вопрос старухи, после чего она вновь задребезжала хохотом.
Капельки поналипли на внутреннюю сторону зеркала и обратились множеством мелких глистов, почти полностью скрыв их родителя.
«В ко-о-онве-е-ертики… потом заберё-о-оте….» — мерзко тянул Григорий.
Степан Витальевич медленно повертел головой, потому как потрясти ей не смог, а очень хотел, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок.
-… Конечно есть разнообразные лекарства… в конвертиках… — бубнил Григорий, — но говорю же — они бьют по печени… Одна таблетка – как удар пыром с ноги... Например, есть такое лекарство от гельминтов, которое человеку можно принимать всего два раза за всю жизнь… Иначе…
— Вы… Вы… — силился задать вопрос Степан Витальевич, понимая, что теряет сознание.
Собеседник наклонился к нему, прислушиваясь.
— Вы… вы врач? – наконец выдавил слуга народа.
Григорий жутко расхохотался, вторя бабке.
— Не-е-ет, — давясь словами, сказал он. – Не… врач. Я продавец… Комплекс хороший продаю, против ста видов глистов. Это… не лекарства, нет… БАД. Травки. Народные средства, так что никаких побочных эффектов. В него входит…
Договорить он не успел.
Степан Витальевич схватился за сердце и со стоном повалился в проход между койками.
Умирая, он думал о женщине, к которой ехал. О ней, любительнице суши, с длинными ногтями и миниатюрной собакой, которой позволяла лизать себя в губы. О той самой женщине, что заразила его массой разнообразных паразитов. Червей, что пожирали его изнутри, вылезая из ушей, ноздрей и пор кожи. Маленьких и больших, белых, грязно-серых, бурых, гладких и в розовую полоску. Они сыпались со Степана Витальевича на потёртый коврик одинокого СВ и расползались в разные стороны.
Когда прибыли медики, никого рядом с трупом не было. Впрочем, иначе и быть не могло – согласно билетам, в СВ Степан Витальевич ехал один до самого Петербурга.
В понедельник в конторе объявили о смерти ценнейшего сотрудника, настоящего профессионала своего дела и просто замечательного человека – Степана Витальевича Шистосомова. Во вторник гроб с телом слуги народа предали земле под пламенную речь его коллеги, который, скорбя, отметил, что другого такого же — столь честного, столь трудолюбивого и столь отзывчивого к просьбам населения государственного служащего — найти на столь сложную, столь требовательную к профессионализму и вниманию к людям, должность, им будет нелегко.
Однако уже на следующий день по поручительству вышестоящего начальства на новое место работы заступил некий Описторхозов Павел Николаевич, хам и взяточник с семилетним стажем.
Самоинвазия, как сказал бы Григорий.
2 117 просмотров
2 комментария
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
