Ветер бросил красный лист в лицо Серёже, крутанул у носа и понёс к поляне, поднимая с земли бордово-жёлтый вал. Отец забурчал, заслонил мангал, шаманя над углями, что-то сказал матери, та кивнула и пошла к машине. Старший брат бродит в дальнем конце поляны, помахивает телефоном над головой, силясь поймать интернет.
Семью от Сережи отделяет десяток метров широкого ряда деревьев. Мальчишка отряхнул ветровку и повернулся к пуще, сжимая в кулачке горсть фундука, припасённую для белок. Отец рассказывал, что они запасают орехи на зиму, а, значит, благодаря ему хотя бы одна белочка перенесёт холода сытнее.
Порыв ветра сорвал с кроны ближайшего дерева ворох листьев, осыпал ребёнка словно багряным снегопадом.
— Ищешь белку? — спросил некто впереди.
Голос мужской, с глубокой хрипотцой и неровный, как дребезжащая пила. Серёжа ойкнул, попятился к поляне; спрятавшийся под листьями корень стукнул по пятке. Мальчик неуклюже взмахнул свободной рукой и плюхнулся на зад, глядя на говорящего.
Впереди, прислонившись к дереву, стоит мужчина в чёрной водолазке и чёрных брюках. Босые стопы кажутся огромными и неуместно белыми в осенней палитре леса. Незнакомец смотрит на мальчика, склонив голову набок — так, что ухо касается плеча. Глаза у него круглые, немигающие, с ярко-жёлтой радужкой, словно два подсолнуха. На их фоне черты лица кажутся смазанными, как плохой акварельный рисунок.
— Ты ведь орешки для неё припрятал? — спросил незнакомец, едва двигая губами и сверля ребёнка взглядом.
— Д-да... — выдавил Серёжа.
— О, это хорошо, они очень любят фундук, а он так плохо растёт на этой горе. А знаешь, что плохо?
— Нет...
Человек улыбнулся, не показывая зубов, оттолкнулся от дерева и медленно пошёл к мальчику, укоризненно покачивая указательным пальцем и цокая. Пальцы у него одинаковые, длиннющие, с парой лишних фаланг и увенчаны толстыми, желтушными ногтями с глубокими щербинками. Порыв ветра донёс запахи сырой ткани, мокрой земли и грибов, словно незнакомец долго сидел в глубокой норе.
— Плохо, что ты не поделился с братом, — сказал человек, не спуская взгляда с глаз ребёнка. — А ведь он спрашивал, остались ли у тебя орехи. Ай-ай-ай... Серёжа, ты плохой мальчик.
— Откуда вы знаете моё имя?
— О, я знаю всё! А если ты крикнешь, я расскажу твоему папе, куда пропала сотня из его кошелька, а маме — кто на самом деле разбил бабушкину вазу. Ты ведь этого не хочешь?
Серёжа закрыл рот ладошкой и активно замотал головой. Уголки губ незнакомца оттянулись к мочкам ушей, зашли за них, открой он рот — голова переломится, как у пластиковой игрушки. Плавным движением чужак протянул руку ладонью вверх и вкрадчиво прошептал:
— Пошли, покормим белочек, думаю, это сгладит твою вину. Они тут рядом.
***
Я прошёл на территорию бывшего пожарного депо, а ныне — базы поискового отряда, через распахнутые настежь ворота, накрепко вросшие в землю. Посмотрел на блики заходящего солнца в окнах трёхэтажного кирпичного здания. Огромные створки гаража распахнуты, территория завалена жёлтыми листьями.
Рядом криво припарковано заляпанное грязью авто. Капот помят, а краска с правого бока ободрана. У распахнутой дверцы на земле сидит парень лет шестнадцати и курит, невидяще глядя в пространство.
Из гаража доносится истеричный, прерывающийся на плач женский голос. Я обернулся на ворота — ещё не поздно уйти, можно сказать, что слёг с больным животом. Не очень хочется в первый рабочий день сразу в полымя бросаться.
Женский крик перешёл в надрывный ор, переполненный животным ужасом и отчаянием на грани безумия.
Стиснув кулаки, я сцепил зубы и направился к машине, мысленно костеря себя за малодушие. Судя по виду авто, водитель гнал, не разбирая дороги. Бока помяты, на лобовом стекле белеет свежая паутинка трещин.
Парень поднял на меня пустой взгляд. В ногах среди листьев лежат четыре бычка, у одного ещё дымит кончик. Я жестом попросил сигарету, паренёк моргнул и механическим движением поднял руку с пачкой.
— Что случилось? — спросил я, разминая фильтр.
— Брат пропал, — ответил парень, глядя на кончик сигареты; тлеющий конус отражается в зрачках, придавая лицу старческий вид. — Ушёл кормить белок и не вернулся. Вы не слышали, что родители сказали?
— Я только пришёл на смену, — признался я, — первый день на работе.
Парень смерил меня взглядом и сгорбился, будто я живое свидетельство бесполезности поисков. Молчание затянулось, я отступил, избегая неловкости и навязчивости, и уже сделал два шага к гаражу, когда он заговорил:
— Это я виноват, должен был следить... и орехи эти чёртовы... я же ему сказал, что белки их едят!
Он умолк, отщёлкнул бычок под ноги и потянулся к пачке. Я отошёл ко входу, пряча сигарету в карман куртки.
***
Двое мужиков отвели семью в «гостевую» комнату — каморку с парой коек, где изредка ночуют поисковики. Семёныч, сухопарый пенсионер, одетый в выцветшую форму из Военторга, собрал нас у стола с картой. Обвёл пальцем участок у реки и заговорил, проводя взглядом по лицам:
— Ребёнок пропал примерно здесь, если кто не слышал — зовут Серёжа, шесть лет. Одет в ветровку красного и белого цветов, светлые джинсы и кроссовки. Будем широкой цепью прочёсывать. Фонарики у всех есть? На месте будем затемно. И да, Артур, возьми пару человек осмотреть берег реки с собаками, мало ли... Все всё поняли? — Он посмотрел на меня, хмыкнул и добавил: — Так, новенький, от меня не отходи, места тебе незнакомые, ещё заплутаешь.
***
Спустя полчаса мы приехали на поляну с неубранной палаткой.
— Участок не то чтобы большой — ребёнок мог упасть и удариться лбом о корень или камень. Так что будьте внимательней, — сказал Семёныч, хлопнул меня по плечу. — Ну что, салага, с боевым крещением.
Я что-то пробормотал в ответ, наблюдая, как поисковики уходят в лес.
Ночь сгущается стремительно, появился осенний туман, лениво стелющейся у корней. Лучи фонариков вспарывают мрак, скользят по деревьям, прыгая на землю и обратно. Коллег не видно, только крики «Серёжа!» сотрясают воздух. Семёныч идёт рядом со мной, часто останавливается, наклоняется осмотреть землю.
— Как говоришь, тебя зовут? — спросил он, выпрямляясь.
— Гоша.
— Так чего ты, Гоша, решил податься в поисковики? Я же вижу, как тебя колотит, меня так на войне не трясло.
— Ну... это... кто-то должен это делать. Так почему не я? Ориентируюсь в лесу неплохо, а осенью сидеть без дела в ожидании туристического сезона не хочу. Вот, собственно, и всё.
— А чего трясёт-то? Боишься не найти парнишку?
— Боюсь найти не живым.
— Добро, хороший страх, так что постарайся.
Семёныч посветил фонариком на заросли папоротника впереди, среди разлапистых листьев сверкнули жёлтые глаза, круглые, как у совы. Я моргнул и протёр глаза — никого там нет, просто почудилось.
— Так ты не местный? — поинтересовался Семёныч и зычно рявкнул «Серёжа!», прикладывая ладонь рупором.
— Нет, в Сибири вырос, вот решил после армейки поближе к морю переехать. Так что с лесом я знаком.
Старый поисковик покачал головой.
— Парень, это Причерноморье, с местным лесом ты незнаком. Чёрт, даже меня он удивляет, а я тут всю жизнь! Мой тебе совет — осенью не ходи здесь один и в чащу не забирайся.
— А что так?
— Ты думаешь, нас просто так содержат на постоянной основе? Горы хоть и туристические, но... — Семёныч замялся, почёсывая подбородок, — странное творится. То плутаешь по знакомым тропам часами, то люди пропадают, в основном старики и приезжие.
— И что, никого не находят?
— Почему же? Находим почти всех, но порой будто и не было человека — месяцами рыщем, МЧС подтягиваем. Ничего. Даже собаки след не ловят.
Крики поисковиков теряются меж деревьев, вязнут в поднимающемся тумане. Мы замедлили шаг, прислушиваясь к лесу — вдруг проскочит детский голосок. Семёныч остановился перевести дух, сел на поваленное дерево и, покопавшись в карманах, извлёк помятую пачку сигарет. Прикурив, затянулся и заговорил, выпуская неопрятные кольца дыма:
— Был один случай лет пятнадцать назад. Тоже осенью, кстати, пропал здесь же родич крупной шишки из Сочинской мэрии. Искали долго, прочесали каждый куст, каждую трещинку в земле. Дно реки чуть ли не сонаром прощупали, ничего. А потом нашли ногу на другой стороне горы через месяц — свежая была, вроде как даже тёплая. Ещё через месяц нашлась вторая, на соседней горе. Тоже свежая.
Семёныч умолк, прислушался к чему-то в темноте, приложив ладонь к уху.
— А дальше? — спросил я.
— Не знаю, приехали спецы из Москвы, после говорили, что через полгода нашли голову, но я тогда был в командировке у границы с Абхазией. Ладно, отдохнули и хватит, мальчишка, должно быть, мёрзнуть начал.
Я зябко поёжился, вдоль хребта забегали мурашки, а волосы на руках с неприятным покалыванием встали дыбом.
— Так что же это было?
— А кто знает? Может, армяне с той шишкой что не поделили, а может — маньяк какой.
— Вы специально меня пугаете? — спросил я.
— А ты...
— Серёжа!
Вопль за спиной оборвал Семёныча. Старик ругнулся, сплюнул под ноги.
Крик повторился ближе и левее нас. Я вытянул руку с фонариком подсветить нежданного помощника... Семёныч придержал, покачал головой и сказал, приложив указательный палец к губам:
— Нет. Прислушайся.
Тон заставил меня подчиниться. Крик раздался возле нас, дребезжа, как перегруженный динамик. Липкий ужас обволок позвоночник, протянул морозные щупальца к коленям. Сквозь далёкую перекличку поисковиков я различил протяжный хруст палой листвы и шелест, словно меж деревьев ползёт нечто огромное.
Мы присели у бревна, вглядываясь в темноту до рези в глазах. Я различил угловатый силуэт, двигающийся с мерными покачиваниями, словно голова змеи. Он остановился, медленно повернулся, и я увидел два идеально круглых жёлтых глаза, светящихся, словно фосфор. Тварь взглянула прямо на меня и проскрипела криво, подражая детскому голоску:
— Помогите! Я ранен... пожалуйста, помогите!
Я накрыл рот ладонью, затаил дыхание, силясь не смотреть в жёлтые глаза. Нечто повторило зов голосом, едва слышным, полным страдания и боли. Желудок скрутило от осознания, что оно попросту копирует пропавшего мальчика.
Оно развернулось и тихо захохотало, протянуло руку на высоту человеческого роста, схватилось за дерево и взмыло вверх, исчезло в черноте.
Мы лежали почти полчаса, боясь дышать и вслушиваясь в удаляющуюся перекличку поисковиков. Наконец я не выдержал и почти ползком добрался до места, где стояла тварь, замирая от каждого шороха.
Включил фонарик, луч света скользнул по стволу, запутался в лысой кроне и выхватил из мрака детские ботинки, развешанные на верхних ветвях.
Три десятка пар.
***
Следователь устало поправил очки, посмотрел поверх меня. За окном проехал полицейский «бобик», загремели ворота. В кабинете пахнет дешёвым табаком и горячей бумагой.
— Так вы говорите, ничего не видели?
— Да, — ответил я. — Это был мой первый день на работе. Просто решил проверить дерево, вдруг ребёнок там и вот...
Рассказал бы им про Жёлтые Глаза — меня заперли бы в дурке. Так что мы уговорились молчать о них. Всё, что мы можем делать — это предупреждать людей об опасности леса.
— Георгий, нам важна каждая деталь. Обувь, которую вы нашли, принадлежала детям, пропадавшим от Адлера до Сочи, в течение десятка лет!