Вялое дуновение сухого вечернего ветерка неспешно вползало в настежь раскрытые створки окна и обволакивало еле заметным движением старые выцветшие занавески, между которых стоял маленький мальчик и что-то неспешно мастерил из разложенных на подоконнике проволочек, гвоздиков, кусочков ткани и дерева. На бледном детском личике блуждала довольная улыбка. Он был так увлечен своим занятием, что не заметил, как в комнату, осторожно ступая по ветхому, местами совсем лишившемуся ворса, покрову ковра, вошла женщина, походя поправила сползший почти до самого пола уголок покрывала на детской кровати, и замерла за спиной ребенка. А в руках того на свет рождался маленький забавный человечек — неровное деревянное туловище с небольшим горбиком из-за выступающего сучка было заботливо обвернуто цветастой тряпочкой на манер тоги, из неё торчали пять небольших гвоздиков, к одному из которых крепился кусок дерева поменьше — головка существа, а к остальным были искусно присовокуплены проволочные конечности, заканчивающиеся словно бы птичьими коготками.
Когда работа была закончена, мальчик, наконец, заметил, что он не один, бережно уложив свое создание на подоконник, обернулся и вопросительно посмотрел на женщину. Та вздохнула и потрепала ребенка по коротким соломенным волосам.
— Артемка, ты опять весь день провел дома, да?
— Мам, у меня было важное дело, — в подтверждение своих слов он чуть отодвинулся в сторону, чтобы маме было видно его деревянного друга.
— Опять мастерил себе игрушку… — женщина на мгновение отвела взгляд, чтобы сын не смог увидеть острые искорки душевной боли, промелькнувшие в её усталых карих глазах. — Артемка, обещаю, со следующей зарплаты обязательно куплю тебе самую-самую красивую игрушку. Такую, какой ни у кого нет. А у тебя будет. Правда, сынок, я обещаю…
— Не надо, мам! — мальчик порывисто обнял мать, зарываясь лицом в складки её старого ситцевого платья. — Не надо. Ты же видишь, я и сам могу себе сделать игрушку, вон какой Птицек у меня вышел, разве такого в магазине найдешь?
— Птицек?
— Ну да! Его так зовут.
— Хороший он у тебя вышел… — женщина незаметно смахнула с глаз набежавшие слезинки и еще крепче прижала ребенка к себе.
— Не то слово, какой хороший! Я ему еще лицо красками нарисую, и станет совсем как настоящий, — Артем высвободился из материнских объятий и заглянул ей в лицо. — А с зарплаты давай ты лучше себе туфли купишь новые, помнишь, ты говорила, как у тети Юли с третьего этажа?
— Помню… Люблю тебя, сыночек.
— Я тебя тоже, мам!
Они еще раз обнялись, и мама отправилась на кухню готовить ужин, а Артем, бережно усадив Птицека под светильник на своем столе, достал из ящика набор акварели и несколько потрепанных кисточек с частичками засохших красок на щетине. Расстроенный, что забыл вымыть кисти после последнего раза, мальчик сбегал в ванную и тщательно промыл свои инструменты для рисования, попутно наполнив водой стаканчик. Теперь все было готово. От усердия чуть высунув наружу кончик языка, ребенок самозабвенно колдовал кисточкой над лицом своего деревянного друга. Вот появилась чуть изогнутая черная линия носика, под ней два полукруга с кончиками загнутыми вверх, между ними мазок красной краски и пара белой на зубы, а вот и глаза — один вышел изумрудно-зеленым, а другой почему-то голубым. Артем чуть отодвинулся от стола и с интересом осмотрел результат. Вышло очень неплохо. Вот и Птицеку понравилось, он весело улыбнулся мальчику во все свои два белоснежных зубика и, кажется, даже подмигнул ему своим зеленым глазком. Хотя, наверное, это лампочка в светильнике мигнула…
* * *
На следующий день Артем, бережно держа свою новую игрушку в руках, вышел во двор. Было душно и пыльно. Неподалеку не умолкала строительная техника — там строился новый многоэтажный дом, один из тех, что как грибы после дождя стали вырастать в Артемкином районе в последние годы.
Сначала их было немного, они величественно возвышались над окрестностями, радуя взгляд своими яркими, еще не выцветшими под натиском непогоды, красками. Артем любил по вечерам наблюдать, как заходящее светило отражается в десятках окон эти волшебных исполинов. Но потом домов стало так много, что они отгородили солнце от комнаты мальчика, друг от друга, от серого асфальта улиц и чахлой городской растительности. Теперь Артем видел эти исполинские коробки другими — холодными, высокомерными, совсем неживыми. Конечно, последнее было не так. За бетонными стенами, упирающимися в небо, жили люди, много людей. У взрослых были быстрые блестящие машины, весь день снующие туда-обратно по шероховатой поверхности дороги. У детей — красивые дорогие игрушки, которые те безжалостно ломали в своих повседневных играх во дворе.
Артем с минуту постоял у дверей подъезда и неспешно побрел к остаткам старой песочницы, что сиротливо примостилась у края огромного котлована. Песочница — это все, что осталось от старой детской площадки. Когда начали строить очередной дом, то площадку снесли, так как нужно было прокладывать коммуникации. Снесли, но обещали после окончания строительства сделать новую, современную — с большой многоуровневой горкой, разноцветными каруселями, качелями и лесенками. А пока дети играли там, где придется.
Сейчас в песочнице никого не было, и Артем облегченно вздохнул. Никто не будет снова смеяться над его неказистой старой одежонкой, никто не будет издеваться над его самодельными игрушками, не будет вертеть перед лицом очередной машинкой на пульте управления, роботом-трансформером или еще какой новинкой из магазина. Но самое главное — никто не будет говорить плохое о его маме! Может, она не богатая, не ездит на большой красивой машине, не приносит ему каждый день сладости и новые игрушки, но Артем точно знал, что она у него самая лучшая на свете. А еще он верил, что когда вырастет, то обязательно сам купит маме и новую машину, и самое красивое платье и все-все, о чем они вместе мечтают по вечерам, сидя на стареньком потрепанном диване.
За этими мыслями мальчик не заметил, как со стороны одного из новых домов к нему подошла группка детей.
— А! Вот и наш клоун! Решил-таки вылезти из своей мусорки и подышать чистым воздухом?! — говорившего звали Сашей, он считался за старшего во дворе и больше всех любил задирать Артема. — Ну, давай, рассказывай, что нового в твоей жизни случилось!
Остальные ребята дружно закивали. Артем обвел их затравленным взглядом и, спрятав своего деревянного друга за спиной, начал пятиться прочь от песочницы. Но детям не хотелось так просто расставаться с одним из их излюбленных развлечений, они обступили неудавшегося беглеца кругом, внутрь которого протиснулся Сашка.
— А что это ты там прячешь за спиной? Свою новую игрушку, да? — мальчик проворно подскочил к Артему и рванул на себя его сопротивляющуюся руку, в которой был зажат смешной деревянный человечек. — Смотрите-ка! У нашего папы Карло новый Буратино!
— Отдай! — глаза Артема заволокло предательской дымкой подступающих слез. — Отдай мне Птицека!
— Птицека? Ну, с таким имечком летать ему сам бог велел! Умеет он у тебя летать? — Сашка подбежал к краю котлована и вытянул над ним руку с зажатой в ладони игрушкой. — А вот мы сейчас проверим!
Артем, расталкивая ребят, бросился к своему обидчику, но было слишком поздно. Его деревянный друг, на мгновение застыв в воздухе, будто решая, умеет ли он действительно летать, упал вниз.
— Не умеет! Ха-ха... — Сашка подавился собственным смехом. Артем пронесся мимо него, сильным толчком в грудь повалил на землю, а сам спрыгнул на рыхлый осыпающийся склон ямы.
Земля вперемешку с глиной сухими комками бежала на дно вместе с мальчиком, туда, где среди изогнувшей хищные концы к небу арматуры лежала в небольшой лужице фигурка деревянного человечка.
Артем, позабыв об осторожности, несся по неровной поверхности склона, ничего не замечая на своем пути. Его глаза, залитые безудержным потоком слез, различали лишь Птицека. Еще немного, еще совсем чуть-чуть, и он спасет своего друга! В этот момент правая нога предательски дрогнула, не выдержав бешеной гонки по неровностям котлована. Тело по инерции подалось вперед, мальчик упал и покатился вниз…
Было тяжело и нестерпимо больно дышать. Мир не желал обретать четкость, а, наоборот, с каждой секундой все больше уплывал куда-то в сторону, туда, где ослепительно чернела пугающая пустота. Из последних сил Артем напряг зрение и уже на самом краю темнеющего провала, в блеклой дымке, окутавшей окружающее пространство, он разглядел лицо своего игрушечного друга. Птицек грустно смотрел на него своими разноцветными глазами, акварельная краска потекла, и казалось, что деревянный человечек плачет.
«Прости…» — так хотелось сказать Артему, но запекшиеся от крови губы уже не способны были двигаться. Еще мгновение он всматривался в игрушечные глаза напротив, еще боролся за крошечный кусочек, оставшийся от его меркнущего сознания, а потом сорвался и рухнул в липкую чернеющую пустоту. И падая в эту пропасть без дна, он услышал, как Птицек говорит ему о том, что не стоит бояться… и что там Артем не будет один… Птицек приведет к нему тех, кто обязательно станет с ним играть…
* * *
Сашка в свои семь лет считал себя взрослым и самостоятельным. Поэтому на все увещевания родителей по поводу того, что не стоит маленькому мальчику поздно вечером ходить одному по улице, никак не реагировал. Вот и сегодня он, как ни в чем не бывало, неспешно возвращался домой с занятий в художественной школе. Занятия эти он терпеть не мог и ходил на них исключительно, чтобы порадовать родителей и заслужить от них поощрение.
Погода стояла замечательная. Было еще по-летнему тепло, и в тоже время воздух уже впитал в себя осеннюю свежесть. Потемневшее небо радовало взгляд россыпью звезд, игравших в прятки друг с другом за белесыми облаками. Легкий ветерок шелестел в кронах деревьев, которые готовились сменить свое беспечное зеленое одеяние на царственные мантии багровых и золотых тонов.
Топая по асфальтной дорожке к своему дому и насвистывая какой-то веселый мотивчик, мальчишка беспечно крутил головой по сторонам, разглядывая окрестности — вот новый дом, близнец того, в котором живет Сашка, за сегодня прибавил еще один этаж и через месяц-два, глядишь, строительство завершится. Через месяц не будет и огромного котлована, в который упал недавно покойный дурачок Артем, бросившись спасать свою никчемную игрушку. Он уже и сейчас почти засыпан, и там обещают поставить современную детскую площадку с горкой и каруселями.
Сашка почти миновал зияющий провал в земле, когда на его краю послышался какой-то неясный шорох. Мальчик остановился и стал вглядываться в сгущающуюся темноту сентябрьской ночи. Шорох повторился. Почему-то от него становилось не по себе, что-то было в нем знакомое, вроде бы обыденное, но сейчас странное и тревожное. «Словно маленькая птичка скребет коготками», — подумалось Сашке, а в следующее мгновение он услышал тонкий голосок из темноты:
— Хочешь поиграть с Птицеком? Хочешь поиграть?
По телу ребенка пробежали мурашки. А вслед за ними, передаваясь от клетки к клетке, растекаясь липкой вязкой волной, нахлынул ужас. Птицек? Так вроде звали игрушку Артема! Деревянную самодельную фигурку с проволочными ручонками и разрисованной акварелью рожицей...
— Хочешь поиграть?
Сашка попытался отступить от края котлована, туда, где спасительным светом мерцала лампа фонарного столба, но тело не слушалось. Ноги и руки, словно налитые свинцом, отказывались повиноваться хозяину. Глаза остекленели и, не мигая, смотрели на край провала. Вот показалась одна маленькая проволочная ручонка, за ней вторая, а потом на поверхность выбрался маленький человечек в измазанной изодранной цветастой тряпице на деревянном тельце.
— Поиграешь с Птицеком?
Полыхнули алым пламенем два крохотных глаза, нарисованный рот оскалился двумя пожелтевшими клыками, зашевелился красный язычок между ними.
— Поиграешь?
Сашка хотел закричать, но пересохшие губы родили только сдавленный хрип, стало трудно дышать, а к горлу подступил мутный противный комок тошноты.
В этот момент игрушечное чудовище бросилось к нему и, разрывая одежду острыми коготками на руках и ногах, проворно вскарабкалось на лицо. Мгновение деревянный человечек вглядывался в переполненные ужасом и отчаяньем глаза ребенка, а затем вонзил в губы жертвы свои клыки.
Нестерпимая боль, выплеснувшаяся наружу вместе с кровью из разорванных губ, казалось, придала мальчику сил. Он, стряхнув с себя оцепенение, попытался руками оторвать от своего лица это ужасное существо. Его пальцы коснулись деревянного тельца, сжали его, но адская игрушка не желала сдаваться — еще один удар когтистой лапки, и новая волна боли бросила Сашку на землю. Из разодранной опустевшей глазницы на жухлую траву хлынула кровь.
— Поиграй с Птицеком!
Ужасное, кошмарное существо, с ног до головы перепачканное Сашкиной кровью, бесновалось вокруг, каждую секунду нанося все новые и новые удары. Мальчик уже не сопротивлялся, кровь залила все лицо, он ничего не видел вокруг и лишь слабо пытался отползти подальше от смертоносных проволочных когтей, которые снова и снова его настигали.
— Поиграй! Поиграй! Поиграй с Птицеком!
В следующий момент Сашкина рука соскользнула с края котлована и он, не в силах удержать равновесие, рухнул вниз, оставляя на склоне кровавую дорожку, по которой, как гончая по следу, бросился деревянный человечек.
Большой пласт земли на уже частично засыпанной стороне ямы пришел в движение и, увлекая за собой более мелкие, обрушился вниз…
Со дна зашелестел по склонам и растворился в ночном воздухе тихий шепот: