ВНИМАНИЕ: история содержит сленговую лексику и жаргонизмы. ------ Мне кажется, что одна из самых больших удач в жизни человека — счастливое детство. Агата Кристи
— В глаза смотри, когда я с тобой разговариваю... Спрашиваю последний раз: кто тебе синяк под глазом поставил? Молчишь, тварь? Я тебе покажу, как отцу не отвечать, недоносок... — крепко сжатый кулак, тяжело опустился на макушку тринадцатилетнего сына, и тот, покачнувшись на неуклюжих, как у жеребенка, ногах упал на протертый вязаный ковер.
Из носа закапала кровь, и этот ковер, словно промокашка впитывал в себя темные капли, не давая им расползаться и превращаться в лужу.
Высокий, рано полысевший мужчина не унимался. Казалось, что ему недостаточно было одного удара, и он оскалившись в животной гримасе ненависти, продолжал осыпать лежащего на полу сына мощными тумаками. Когда костяшки его пальцев побагровели и кое-где с них ободралась кожа, он изо всех сил нанес удар носком ботинка по ребрам подростка.
Звук, похожий на хруст подмороженной сосновой ветки в лесу, наконец вывел его из состояния необузданного бешенства, и мужчина замер на месте, испуганно выпятив на лежащего, блуждающие от алкоголя глаза.
Мальчик лежал неподвижно с закрытыми глазами, не издавая ни звука. Одежда кое-где разорвалась, и в этих местах проглядывала посиневшая от ударов тонкая кожа. Изо рта и из носа тонкими струйками сочилась кровь, и тщедушное подростковое тело подрагивало словно от слабых разрядов тока.
Ваню били не первый раз, но в этот раз все оказалось намного серьезней, чем раньше: после первого же удара по голове он потерял сознание, и может быть это было его счастье, так как его папаша, видимо не рассчитав силу или просто не задумываясь о последствиях, отбил сыну почку и сломал несколько ребер, осколки, которых серьезно поранили легкое.
Только через три месяца Ваня вернулся в школу. Отец был арестован, и его дальнейшая судьба осталась для сына неизвестной.
Свою мать Ваня очень любил, хотя всякий раз когда отец принимался его колошматить, она предпочитала запираться в своей комнатушке и тихо плакать, закрывая уши руками, что бы не слышать воплей мальчика. Его мать была слабой женщиной, худой и бледной, с веснушчатым лицом и угловатой фигурой. Она работала продавщицей в гастрономе, и что бы хоть как-то сводить концы с концами, иногда оставалась на вторую смену, и домой возвращалась поздним вечером. В такие дни Ваня весь день мог проваляться на кушетке, грызя семечки и читая любимые книги. Чтение было его единственным и любимым занятием, и он «проглатывал» книгу за книгой, не обращая внимания на время. Если мать не задерживалась на работе и приходила домой чуть раньше, то помогала сыну с домашними заданиями, а он в свою очередь, убирался в доме или мыл посуду.
После ареста отца, жизнь Вани понемногу налаживалась, и мальчик уже не боялся возвращаться домой со школы, даже если получил плохую отметку или замечание в дневник. Мать никогда не поднимала на него руку, хотя могла посмотреть на него таким взглядом, что Ваня предпочел бы получить парочку тяжелых тумаков.
Так прошел год. Ване исполнилось четырнадцать, и он перешел в восьмой класс.
В первые дни сентября в школе произошел сильный пожар, и старое здание полностью сгорело. Всех учеников распределили по другим школам, и Ваня попал в одну из них, расположенную в получасе ходьбы от его дома.
В первый же день, после уроков, когда Ваня возвращался домой, к нему подошли двое ребят из его новой школы и грубо толкнули в грудь, так что Ваня еле удержался на ногах. Они обошли его вокруг тщательно осматривая, словно прицениваясь к какому-то залежалому товару. Первым заговорил тот, что был покрупнее: — Привет ублюдочек. Ты вроде не из нашего района? Я тебя не видел раньше...
Ваня опустил голову и проговорил: — Я из той школы, которая сгорела в соседнем районе, вы наверное слышали, и нас по разным школам распределили...
Здоровяк подошел вплотную к Ване и схватил его за куртку: — Толян, ты слышал, оно умеет разговаривать? — Он резко дернул за ворот куртки, отойдя в сторону, одновременно подставив ногу. Ваня повалился на землю.
Здоровяк продолжал: — Запомни, собака: меня зовут Вован, а моего кента — Толян, и ты никогда больше не будешь с нами разговаривать, если мы тебя об этом не попросим, понял ублюдочек?
Ваня медленно поднялся на ноги: — Понял, — тихо пробормотал он, отряхивая куртку и брюки от прилипшей мокрой травы.
— Выворачивай свои карманы, ублюдочек, — прорычал Толян, и достал из кармана маленький раскладной нож, — Надеюсь, что у тебя есть что-нибудь для нас, потому что если нет, — он бросил злобный взгляд на товарища, — я сделаю тебе бобо, — одновременно с этими словами, он ткнул Ваню острием ножа чуть пониже локтя. Острое лезвие без труда прокололо куртку, и больно впилось в чувствительное место.
От неожиданности Ваня вскрикнул, и отскочил назад, но споткнувшись о камень, свалился на землю.
Два друга громко засмеялись, тыкая указательными пальцами в сторону упавшего.
— Нет, Толян ну ты видел? Он даже на ногах не держится! Точно ублюдочек.
— Слушай Вован, — сквозь приступы смеха, произнес Толян, — давай сегодня его отпустим, я не прочь, так каждый день веселиться.
— Сегодня давай отпустим, так и быть, — Вован, вдруг заговорщицки подмигнул другу, — Сегодня отпустим, но завтра, — он исподлобья взглянул на Ваню, — принесешь бабки... Понял, ублюдочек?
— У меня нет денег, — пробормотал Ваня, и опустил глаза.
— Вован, ты слыхал, оно чего-то сказало или мне показалось?
— Я думаю, что тебе показалось, иначе он знает, что с ним будет, — друзья снова расхохотались...
— Завтра, — Толян сложил нож, и положил в карман, — принесешь пятихатку, и тогда... — он по дружески потрепал Ваню по щеке, — мы станем твоими друзьями.
— Лучшими, — добавил с усмешкой Вован.
Толик полез в карман, и достав пачку сигарет протянул ее другу. Потом снова взглянул на Ваню: — А ты че, ублюдочек, еще не свалил? А ну, пошел отсюда, собака...
Ваня неплохо учился, и учителя в старой школе считали его довольно способным учеником. Ему, правда, немного недоставало усидчивости, но благодаря старательности он все же «вытягивал» хорошие оценки. Ваня не был первым учеником в классе, но был далеко не последним. Можно даже сказать, что он был в первой пятерке по успеваемости. Единственное в чем он отставал — это физкультура. Не то что бы он не любил уроки физкультуры, но спорт давался ему с большим трудом из-за его, от рождения, слабого здоровья. Конечно его отцу не нравилось что его сын растет «нюней», и будучи человеком агрессивным и физически довольно сильным, решил с помощью побоев сделать из сына мужчину.
Дня не проходило без побоев. Отец приходил с работы, «опрокидывал» пару стопок и начинал свое жесткое воспитание настоящего мужчины. Но шло время, а результатов это воспитание не давало. Побои становились все сильнее и сильнее, и Ваня просто возненавидел своего отца, желая его смерти.
Поэтому, когда тиран исчез из его жизни Ваня успокоился, и уже был уверен что худшие годы его жизни позади. Вскоре он на своей «шкуре» убедился что слишком рано радовался...
Три года Ваня собирал деньги мечтая приобрести игровую приставку плейстейшн. Каждую копейку, которую ему удавалось сэкономить, он аккуратно складывал в стеклянную банку, обмотанную изолентой, чтобы лишний раз не поддаваться искушению, достать деньги. Сколько раз он отказывал себе в покупке мороженного. Сколько раз проходил мимо красочных афиш кинотеатров и видеопроката... У него была цель, и его банка, уже совсем не звенела мелочью, потому что была заполнена до самых краев.
Когда Ваня вскрыл банку и подсчитал накопленные деньги, его глаза вдруг стали хуже видеть, все вокруг стало расплывчатым, а вся его комната словно заходила ходуном, теряя четкие очертания. Теплые струйки медленно проползли по щекам мальчика, и легонько коснувшись опущенных уголков рта, сорвались, соленым моросящим дождем, ринувшись вниз...
На следующий день пятьсот рублей мелочью, перекочевали из карманов Вани в сложенные ладони Вовы... Когда его карманы переполнились, несколько монет упали на землю. Тогда Вован кивнул в сторону упавших монет и прошипел: — Подними, тварь...
Ваня послушно наклонился чтобы поднять деньги, но тут же почувствовал сильный удар в скулу, от которого помутилось в глазах.
— Ты что мои деньги решил себе присвоить, ублюдочек? — Вован стоял, улыбаясь белозубой улыбкой, искоса поглядывая на своего друга, — Ты видел, Толян? Эта собачонка пытается свистнуть наши деньги...
— А ну, сволочь, давай сюда, — Толян двумя руками оттянул карман джинсов, презрительно глядя на Ваню, — Все кидай сюда, до последней копейки, тебе придется к этому привыкнуть, ублюдочек.
Когда все до последней копейки перекочевало в карманы двух друзей, Вован снова потрепал Ваню по щеке и сказал: — Молодец парень, теперь мы друзья. Если тебя кто обидит, можешь обращаться к нам, правильно я говорю, Толян? А теперь вали отсюда, пока мы не передумали.
Следующая неделя прошла спокойно. Ваня ходил в новую школу, привыкал к новым учителям и к новым порядкам. Все казалось бы улаживается, и жизнь постепенно входит в новое русло. Ребята в классе, не проявляли к новичку никакого интереса, и Ваню это вполне устраивало. Он был довольно замкнутым, и сам никогда не шел первым на контакт с детьми его возраста. Несколько раз он встречал в коридоре Вована и Толяна, но те презрительно сплюнув в его сторону, проходили мимо.
Через несколько недель, как только Ваня вышел из школы после последнего звонка, к нему снова подошли два приятеля.
— Давненько мы с тобой не общались, — злобно прорычал Толян, и больно потянул Ваню за ухо.
Вдруг Вован неожиданно отстранил руку своего товарища от Ваниного уха, и мило улыбаясь, произнес: — Видишь, я честно тебя защищаю, поэтому пришло время платить долги. Понимаешь, прошло уже несколько недель, и мы давно растратили все деньги, которые ты нам отдал за нашу охрану. Я подсчитал, что с процентами ты нам должен семьсот «деревянных». Я не буду на тебя слишком сильно давить, и разрешу тебе отдать наши деньги в начале следующей недели... — Вован выдержал многозначительную паузу и спросил, обращаясь к Толяну: — Ведь правда, Толик? Мы классные ребята и все понимаем. Мы не будем тебя обижать и другим не дадим, — он бережно положил руку на плечо Вани, и легонько потрепав, спросил: — Вот скажи брат, только честно, тебя кто-нибудь обижал?
— Нет, не обижал, — признался Ваня, внимательно изучая свои ботинки.
— Ну, вот видишь, я же говорил тебе что если ты нам будешь платить, то тебя никто не будет обижать. Ну ладно, хватит разговоров, не барышни на базаре, — тон его резко переменился.
— В общем, так: у тебя есть время до понедельника. Принесешь семьсот «деревянных», мы останемся твоими друзьями, понял?
— Понял, — тихо произнес Ваня — он уже подсчитывал в уме, сколько у него останется денег в его стеклянной банке.
В понедельник после уроков, они встретились возле школы, и Ваня отсчитал семьсот рублей, которые быстро исчезли в глубоких карманах Вована.
— Отлично, молодец пацан, — похвалил Ваню Толян, и по-отечески похлопал его по плечу, — Пока парень, увидимся в школе.
С первых дней в новом классе, Ваня обратил внимание на одну девочку, сидевшую за первой партой, и казавшейся такой далекой и загадочной, что он сразу в нее влюбился, и украдкой изредка поглядывал на нее во время уроков. Она же, казалось вовсе не замечает его присутствия и всячески игнорирует. Ваня в общем-то, ни на что не надеялся, так как эта девочка с короткой стрижкой и большими зелеными глазами была всегда в центре внимания всех ребят ее класса, и даже старшеклассники пытались с ней заигрывать. Ваня видел, что каждый день после уроков, какой-нибудь старшеклассник хватал ее портфель и с горделивым видом провожал девчонку домой.
Несколько раз он замечал что Вован и Толян сопровождают ее по асфальтовой узкой дорожке, ведущей за ворота школы. Они тогда о чем-то весело болтали и ни на кого не обращали внимания. Легкая досада тогда кольнула его маленькое сердце.
Прошел еще месяц, и Ваня начал замечать, что его одноклассники всячески избегают общения с ним. Ваня не мог понять почему. Ведь он не сделал ничего плохого никому и никогда. Да, он был необщителен и неразговорчив, но всегда помогал с уроками, если его кто-либо просил о помощи. Ваня знал, что конечно он далеко не красавец, и не атлетического сложения, но совсем не уродлив, и выглядит не хуже других. Он не понимал, почему к нему вдруг стали все прохладно относиться, пока однажды не подслушал случайно разговор двух ребят, прямо в школьной уборной.
Они зашли в туалет на большой перемене, что бы покурить и поболтать, не заметив закрытой кабинки в самом углу уборной. Ваня сразу узнал говоривших — это были ребята из его класса.
— Все знают, что его мать шлюха, а отец в тюряге, — бросил один из ребят, закашлявшись после непривычно глубокой затяжки.
— А мне пофигу на него и на его мать, он мне чего, друг или брат?
— Да я тоже вроде не братался с этим неудачником, просто неприятно, что этот козел учится с нами в одном классе, противно просто, понимаешь?
— Ну еще бы, как не понять. Вовка из параллельного класса, все про него знает. Он говорит, что сам с его мамашей спал — она в гастрономе продавщицей работает, ну он ее там и зацепил.
— Во дает, вот это мужик, я понимаю, — и в его голосе послышались нотки зависти и уважения.
— Так это еще не все. Вован говорит, что она просила его друга привести, чтобы втроем... понял? Так он кента своего в следующий раз возьмет — Толяна...
— Во блин дают... Мне бы так подфартило, — голос дрогнул в завистливом смятении, и умолк.
Когда оба курильщика вышли из уборной, Ваня еще долго сидел за запертой дверью туалета, и именно в тот момент, его подростковая ранимая душа дала первую трещину...
На следующий день, Ваня как обычно пришел в школу, и уселся на свое место.
Он не сразу обратил внимание, на выцарапанную надпись посередине парты.
Но когда он, наконец, заметил ее, его чуть не вывернуло наизнанку. Приступ тошноты подкатил к горлу свинцовым шаром, и застрял там, мешая вдохнуть. Жаркая волна стыда и беспомощности поднялась от низа живота к лицу, и залила его жарким алым пламенем.
Казалось, что уши его горят в огне, и вот-вот начнут плавиться как воск, капая горячими каплями на пол. И Ваня понял, что он хочет этого. Он хочет в эту минуту расплавиться как свеча, исчезнуть навечно, погибнуть в этом пламени и забыть обо всем. На парте ясно выделялась надпись: «Сын шлюхи и убийцы, ты позор для нашего класса, убирайся вон, мы тебя не хотим!»
Ваня сидел, дрожа всем телом, не в силах оторвать глаз от этой страшной надписи, а вокруг стояли его одноклассники, и смеялись, показывая на него пальцем.
Вдруг чья-то легкая рука коснулась его плеча. Ваня резко обернулся и оторопело взглянул в большие зеленые глаза, внимательно смотревшие на него. Они были так близко, что ему на секунду показалось что длинные черные ресницы, это крылья бабочки махаона, в любой момент способные вспорхнуть и исчезнуть среди полевых цветов.
— Не обращай на них внимание, — тихо проговорила она, легким движением руки закинув короткие волосы себе за уши, — Они еще дети, просто злые дети, и ничего не понимают. Пойдем со мной, — она взяла его за руку и легко увлекла за собой.
Они вышли из класса, прошли по коридорам школы, и вышли на улицу.
Свежий осенний ветерок немного привел Ваню в чувства, и он наконец вышел из оцепенения.
— Это все ложь, — дрожащим голосом прохрипел он, — Я знаю это ложь...
По его щекам катились слезы, но Ваня не замечал их. Ему было все равно...
— Я знаю, что это ложь, — сказала она грустно, — Такое часто бывает у подростков. Они глупы и невежественны, — она подняла свои тяжелые ресницы и взглянула на Ваню: — Ты мне всегда нравился Иван, с первого дня. Я сразу почувствовала в тебе что-то, что сама не могу объяснить.
Ваня остановился как вкопанный, и волна надежды окатила его с ног до головы, вызвав легкую дрожь во всем теле.
«Как я счастлив, — подумал он, — Она тоже любит меня, а на остальное плевать. Плевать на этих малолетних идиотов, непонимающих ничего в жизни. Нет, они не смогут вывести меня из себя, и сделать из меня неудачника, я им не позволю.»
Они взялись за руки и пошли в небольшую рощицу, находившуюся прямо рядом со школой. Там иногда собирались старшеклассники чтобы покурить косячку или выпить пивка на большой перемене. Но сейчас там никого не было, и деревянные треснутые скамейки, словно манили их в свои объятия. Ваня сел на обшарпанную потрескавшуюся скамейку. Он уже успокоился и перестал дрожать. Она любила его, а все остальное уже не важно. Все остальное это всего лишь суета.
Она села ему на колени, и нежно обняла за шею.
— Поцелуй меня, — вдруг неожиданно проговорила она, и с силой прижала его губы к своим...
— Вы чего, в любовничков играете? — неожиданно раздался знакомый грубый голос.
Ваня вздрогнул и оцепенел от ужаса. Он не заметил, как вокруг скамейки собралась толпа его одноклассников, а совсем рядом стояли Вован и Толян, ехидно ухмыляясь.
— Вы чего так долго? Меня чуть не стошнило! — сказала она, резко высвободившись из Ваниных объятий, — Для вас это цирк, а мне с этим уродом целоваться в этом вонючем парке, ради вашей забавы, — она презрительно бросила взгляд, на ничего не понимающего Ваню.
— Ну ты и придурок, — захихикала она, опершись в свои бедра обеими руками, — Ты чё, и взаправду поверил, что я в тебя влюбилась? Ты точно козел, отморозок конченный...
А все смотрели на Ваню, и смеялись, указывая на него пальцем. Смотрели и смеялись... Долго смеялись... Потом прозвенел звонок...
На следующий день Ваня принес в школу обрез, с тремя коробками патронов. Он их пересчитал еще вчера вечером, когда залез на антресоль в коридоре, и достал оттуда пыльный, провонявший плесенью мешок. Много лет назад его отец, где-то достал обрез со множеством патронов к нему, и спрятал на антресоли не зная, что Ваня тайком наблюдает за ним, из-за приоткрытой двери своей комнаты.
Вчера вечером Ваня аккуратно развернул мешок и вытащил оттуда промасленное оружие.
Как здорово он почувствовал себя в тот момент. Какая легкость вдруг охватила все его чувства, и он перестал сомневаться. Ваня много читал, наверное, даже слишком много, для подростка его возраста. Он любил книги про войну. Он знал что такое война, из книг. Именно из книг Ваня научился, конечно теоретически, как заряжать ИЖ-26Е 12-го калибра, как целиться и как стрелять.
Он бережно взял в руки ружье, и протер его бархатной тряпочкой. Он двигался медленно, не спеша, аккуратно протирая от загустевшего масла каждую деталь, каждый винтик, каждую выпуклость этого красивого оружия. Ваня что-то тихо насвистывал себе под нос, и улыбался загадочной улыбкой, словно ему было известно что-то, о чем никто и не подозревает...
Он долго и старательно обтирал надежную сталь ружья, тихонько насвистывая только ему знакомую мелодию.
Мать свою, он убил сразу, как только она уснула.
Он зашел в ее комнату, и прикрыл за собой дверь. Она лежала на непомерно широкой кровати, такая худая и бледная. Даже во сне ее лицо выражало озабоченность, и какую-то порочную покорность. Ее руки лежали на груди, а пальцы переплетены, словно она была заранее готова к похоронам, и оставалось только вставить горящую свечу между ее тонкими пальцами.
Ваня подошел, положил ей подушку на лицо, приставил вплотную короткое дуло обреза, и нажал на один из спусковых крючков. Звука, Ваня почти не услышал, хотя знал что обрез должен стрелять громко. Видимо подушка, сильно приглушила грохот выстрела, и это порадовало Ваню, так как он понимал, что громкий выстрел может разбудить соседей, и они вызовут милицию. Но все прошло удачно, и Ваня улыбнулся самому себе, словно гордясь проделанной работой.
Тело матери не шелохнулось и не изменило положения, только лежащая на лице подушка, с некогда снежно-белой открахмаленной наволочкой, с каждой секундой становилась все красней, и красней. Ваня не задавался вопросом, зачем ему понадобилось убивать мать. Он просто сделал это, потому что чувствовал, что должен. Должен был, потому что любил её, потому что не хотел позора, предпочитая покончить со всем, что знал, что любил и ненавидел. Так было правильно.
Ваня пришел в школу первым, и зайдя в класс, сразу спрятал ствол между двумя стеллажами у задней стенки класса.
Перед самым уроком он вышел в коридор и нашел там Толяна и Вована, которые как всегда были вместе, и как всегда над чем-то хихикали.
— У меня для вас есть сюрприз, — тихо сказал Ваня, похлопывая себя по оттопыренному карману брюк. Пойдемте со мной, я вам это в классе отдам, — проговорил он, и не ожидая ответа побрел по коридору.
— Оба-на, во дает пацан, ты видал Толян? Че это с ним, смурной весь какой-то?
— А тебе чего? Усыновить его хочешь? Ты же почти как его папаша уже, — им шутка понравилась, и они дружно загоготали.
До начала урока оставалось пара минут, и весь класс уже сидел за своими партами, когда вошли Ваня, а за ним Толик и Вова. Все вытаращились на эту процессию ничего не понимая.
Толик пожал плечами. Вован ухмыльнулся и покрутил пальцем у виска.
— Сейчас увидите сюрприз, — сказал Ваня, — Сядьте вот туда, за свободную парту, обещаю, вам это понравится.
Ваня прошел в конец класса и подошел к стеллажу. Все сидели и внимательно следили за каждым его движением словно за фокусником на сцене. Никто ничего не понимал.
Ваня медленно достал сверток и развернул...
— Вот черт! — Выкрикнул Вован, уставившись в черную бездну обреза, — Не...
Выстрелом ему снесло пол-головы. Туловище еще секунду продолжало сидеть, потом медленно завалилось набок и упало на колени Толяну, лицо, которого превратилось в маску, яркую, красную маску. В тех местах куда не попала кровь его друга, бледная кожа, напоминала след от стирательной резинки, на лице краснощекого клоуна.
— М... м... ма... ма, — только и смог проговорить Толик, как в его груди образовалась огромная дыра размером с кулак, а окно находящееся за ним разлетелось вдребезги, и окровавленные осколки стекол посыпались вниз. Толик медленно склонил голову и удивленно посмотрел на дыру. Через секунду он уже лежал на трупе своего друга.
Класс взорвался воплем двадцати человек. Кричали все. Они кричали не двигаясь с места, скованные ужасом и неверием в то, что произошло. Кто-то звал свою маму, кто-то отца, одна девочка, почему-то звала бабушку, уставившись немигающим взором в какую-то точку на стене.
В дверь класса ворвался учитель физкультуры, которого Ваня очень уважал за то, что тот никогда не позволял себе ни над кем смеяться, даже если у того ничего не получалось.
— Ваня, брось, — успел выкрикнуть тот, но пуля 12-го калибра, затолкнула его слова обратно ему в рот. Нижняя челюсть его любимого учителя, приземлилась на учительский стол. Ваня посмотрел на нее и вспомнил, сколько раз этой самой челюстью, учитель физкультуры терпеливо объяснял Ване, как важно уметь подтягиваться на турнике, и делать подъем с переворотом...
В течении следующих десяти минут Ваня методично уничтожал весь свой класс.
Еще вчера, такие циничные и всезнающие снобы, сейчас валились один на другого, не имея возможности даже что-либо сказать или возразить этому наглому неудачнику и сыну шлюхи.
У них было свое оружие, а у него — свое. Теперь весь его класс превратился в поле битвы, в кровавое месиво, и из всего класса остался лишь он один. Ваня перестал стрелять и опустил обрез. Прошелся между рядами парт, переступая через трупы своих одноклассников, пока не нашел ее...
Она смотрела на него немигающими зелеными глазами, но ему почудилось вдруг, так ясно, так отчетливо, что эти глаза, похожие раньше на зеленые луга нескошенной травы или на отражение леса в горном озере, теперь напоминали ему плесень на куске черствого хлеба внутри, которого копошатся маленькие черви.
Ваня усмехнулся такому видению, снова начал насвистывать какую-то мелодию, сел за свою парту, вставил ещё дымящийся ствол себе в рот и нажал на спусковой крючок.без мистикижестьархивбез редактирования