Страшные истории
Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
Настроить сортировку
{sort}
Глаз ноет...
© Дедушка с портфельчиком12 мин. Страшные истории RAINYDAY8 9-06-2020, 14:26 Источник Принял из ТК: Helga
***
Режиссер нашего скромного театра-тот ещё был параноик. Оно и понятно, артист из него дрянной, о чем постоянно свидетельствовал его послужной список из 101 роли тридцать восьмого плана. Это сейчас до меня по-тихоньку доходит, что его нам впихнули, то ли в наказание, то ли из исключительно философских взглядов на критическое состояние нашего театришки, мол, "Крепитесь, стоики! Кто терпит-тот философ". Свободу воли особо-то и не почуешь, да? При таком-то раскладе. Да и театр-то наш никакой не театр на самом деле, так, актовый зал при шараге с клубом любителей драматургии со специальностью автомехаников. Делали мы спектакли неплохо, но приходило мало народу. Вот тут Палыч, то есть, заслуженный артист РФ, и недорежиссер наш, Михаил Павлович Стеценко, и появился в свете софитов. Доверились ему тогда все, а главный руководитель парада, Данил, сразу увидел кошмарную возможность для реализации наших идей.
Раньше ведь как было? Ставили мы только на заказные темы, если кто-то что-то своё предлагал, то всё останавливалось на фразе «Хорошая идея, надо подумать.». Жуть. Голос методиста по учебно-воспитательной работе Рейтман Валентины Ивановны, до сих пор звучит у меня в ушах. Короче, ни она со своими «надо подумать», ни директриса, значения не предавали такому энтузиазму. И вот, когда энтузиазм угас даже у Дани, появился Михаил Палыч и нашу задумку одобрили.
Работа закипела так быстро, что даже я, любитель сделать больше, чем все остальные, умудрялся не успевать заучивать текст и распределять роли. Тут-то я и стал кое-что замечать…
Здание у нас старое, свои склепы и катакомбы, о которых только библиотекарши знают, тоже имеются. Такой секрет был и в актовом зале, где мы проводили репетиции. Я слыхал одну историю от своей знакомой. Тайники, особенно в зданиях времен Распутина, имеются даже в государственных университетах. От нашего с ней сотрудничества в первые три года, осталась лишь часть реквизита, щедро презентованного нашему театральному алтарю, и рассказанная сказочка, об отравленном, подобно Ромео парне на сцене университетского театра, и аплодисментах посреди пустого зала. Интересная история, да?
Как-то раз я эту байку даже своим поведал, половина народу так обделалась, что хотела аж в Балашиху перевестись, там ещё один филиал нашего торгово-экономического имеется. Отговорил. Впечатлительные у нас ребята, ничего не поделаешь. Но не из-за этой истории у нас стали происходить театральные перевороты и странности. Что-то было не так в самом зале.
В самом его конце имелась арка с небольшой комнаткой, или, коридорчиком, не скажу, какой термин больше подходит. По сути, это был запасной выход, но все спектакли обычно начинались оттуда. Тайна, поведанная лишь немногим из нас, была над этой комнатой. Если присмотреться, то чуть выше самой арки имелось маленькое прямоугольное отверстие-когда-то, пространство наверху служило киноаппаратной. В саму комнатушку можно было попасть как раз через библиотеку на 2-м этаже основного здания, но туда не успели заглянуть ни первые студенты, ни киномеханики. Какое-то время, ещё в 70-х, туда всё-же пытались пробиться идейные, жаждущие обогащать головы студентов новыми знаниями через черно-белую картинку. А может, и не было такого, кто знает? Может, и не могло быть, но кто-то туда явно ходил, оставив после себя, словно сувенир, тень старого агрегата-киноаппарата, навсегда замурованного в стенах маленькой бетонной комнаты. Увидеть его можно, наверное, и сейчас. Если пронзить чутким взглядом то маленькое окошечко, можно заметить, что на сцену смотрит металлическое, черное дуло кинопроектора. Его оттуда так и не убрали.
Какое-то время киноаппаратная служила пристанищем для книг. Склад потом расчистили, но машину почему-то не забрали-замуровали стену прямо так. Никто вопросов задавать не стал. А еще, никто не задавался вопросом, как с этим мог быть связан наш новый режиссер. Скажу честно, я тогда первым доверился Палычу. Очень уж хотел принять участие в нашем, самодеятельном спектакле. Купился на громкое имя, но все равно, считал этого попугая лишь инструментом для возможности реализации наших идей. Что в ДК, что в иные конторы путь нам со своими самодеятельными спектаклями был заказан, а тут появился этот индюк и все разом одобрил. Фортануло, прям капец.
Потому-то, я, выполняющий всю заданную работу быстро и на оценку «выше требуемого», был в колоссальном недоумении, когда Даше поставили роль третьего плана. Несправедливо получилось. Играть она умеет хорошо, это всем было понятно, но вот Михал Палыч был решительно с этим не согласен. Разругался я с ним страшно под вечер, он меня даже чуть не прогнал из театралки, слепым обозвал. Чувствую, что с руганки все и пошло.
Никто тогда в курсе не был, откуда вообще взялся Палыч. Да, многие знали его по ролям в местном театре, но каким хреном он появился в нашей шараге оставалось сраной загадкой. Впрочем, пес с этим, ведь я решил расспросить преподавателя, Татьяну Алексеевну, очень хорошую женщину, которая всегда выслушивала и давала добрые советы всем студентам. Она мне поведала про то, что один хороший друг Палыча когда-то работал у нас, но потом то ли умер, то ли просто ушёл. Из доброй памяти к хорошему сотруднику, Михал Палыча и взяли. Связи, короче.
На следующий день я снова пришел на репетицию, извинился и сразу преступил к сбору ребят и организации репетиции. Помню, Дани, нашего придурошного руководителя, не было, а Стеценко воспитывал в нас стремление к самоорганизации, поэтому, собирал всех именно я.
Всех собрали, Данек подключился, начали репетицию. Примерно ближе к концу моего основного диалога в первом акте, софиты, следующие чёткому приказу работать во время генеральных репетиций, начали вести себя очень даже подло. Управлять ими мог только наш звукорежиссер, он и за прожектора тогда отвечал, но правил ими всегда только на премьерах, или выступлениях. Естественно, Сани, нашего мага света и звука, не было ни на одной репетиции. По сему, в моей голове сразу посеялось недоумение-как эти самые софиты двигаются, бесноватые? Да ещё и слепят тебе в глаза так, что свой монолог забыть можно.
Что-то непонятное стало происходить со мной. Я будто терялся на сцене, не мог прочитать текст, проследить за ребятами, проверить их. Я стал как медуза, парящая то вверх, то снова вверх. Так я плавал, пока не случился апофеоз этого «непонятного». Сперва я вообще молчал на сцене, а потом, куда-то пошел. Пошел вперед, как мне говорили. Так уверенно шагал, что когда сцена закончилась, многие подумали, что я пойду по воздуху. Егор, наш любитель стихов, да и поэт, по совместительству, рванул вперед, пытаясь меня подхватить. Не успел, упал вместе со мной. Только вот я почему-то приземлился на позвоночник.
Дальше помню только боль. Я корчился. Вскакивал, бегал туда-сюда. Я задыхался. Я не мог поймать даже миллиграмма кислорода. Будто все горло, спину и легкие залили бетоном.
Когда мне удалось пробить преграды в горле и спине, и наконец, вдохнуть, я долго не мог надышаться. Сидел минуты четыре и ёжился, жадно глотая воздух. Всё перепуталось. Правый глаз будто был наполнен щелочной кислотой изнутри. Но, зрение я не потерял. Больше со мной не происходило подобных приключений. По крайней мере, не таких серьезных, на мой взгляд.
Тем не менее, надо было что-то делать, ведь первый пострадавший уже есть-я, а Даня такое без внимания не оставляет. Хотел меня аж сам до поликлиники довезти, когда я, закрыв глаз и нервно пошатываясь, чуть не навернулся снова. Я не позволил. Мы только-только начали строить свою первую постановку, а у меня роль одного из злодеев-не могу подвести своих, права не имею. Палыч же, просто забил, плюнув мне в уши совет: «А ты на софиты смотри меньше». Интересно, он сам-то в курсе был, что сморозил? Все прекрасно знали, что на сцене ты должен смотреть в зал. Данька даже послал Палыча на три шальные буквы, пока помогал мне ковылять до очередного стула, я не мог сидеть на одном месте долго.
Вторым актом пострадал сам энтузиаст Даня. Причем, пострадал ещё сильнее и в тот же день. По его словам, когда он расставлял ребят по своим точкам, лучи вдруг скользнули на кулисы. Конечно, Даня повернулся, поднял голову, посмотрел на софиты примерно пол минуты. Он никак не мог понять, в чем дело? Неисправность осветительных приборов явно его бесила. В какой-то момент, по его словам, по всему телу стрельнул дикий холод, озноб, если угодно, от плеч и до копчика. Даня говорил, что это было своего рода предостережение, либо сигнал. Опасно было просто стоять и смотреть. Но почему-то он уставился на мигающие стеклышки, будто играл с ними в гляделки.
Вот он и поплатился. Резко, казалось, противоестественно, все увесистые махины под потолком повернулись, сконцентрировав каскад лучей на одном объекте. Дане ударило в глаза так, что он подпрыгнул, и пулей ринулся к выходу, закрыв глаза ладонями и хрипя от ужаса и боли. Перехватить его успела Даша, потом подключились остальные, я в том числе. Он не видел. Примерно десять минут не реагировал ни на движение, ни на хлопки, ни на свет фонарика.
Потом все прошло. Только вот с того дня, как мы оба получили по заслугам, у Данилы постоянно болели глаза. Как и у меня. Не помогали ни капли, ни пальминг. Репетиции же не прекратились.
Какое-то время ничего не происходило. А потом Данила стал приходить на прогоны в состоянии, близком к нервному срыву. Он все болтал про какой-то раздражающий звук, или треск. Знаете, как бывает, когда голова закружится, картинка перед глазами затемняется, все плывет, а в ушах что-то вроде писка, либо ультразвука? Примерно то же самое, по его словам. Но настолько сильное, что он не мог услышать даже свои мысли. Приводил себя в чувства он достаточно долго.
Пока многие уверяли Даню, что ему пора в дурку, мне было не очень-то и смешно от его слов. Я уже умудрился испытать то же самое дома, лежа с Дашей. Моя девушка. Прекрасная, ревнивая, периодически надоедливая, но хорошая, ясен хрен. Лежали, целовались, двигались к процессу, известному ещё первобытным предкам…
Жутко вдруг стало, будто вокруг всё затряслось. Я даже не понял, что Даша пытается меня поднять, оказалось, что я перекатился, свалился на пол. Писк прошел быстро, быстрее, чем у Данька, когда он об этом рассказывал. Но в себя я тоже приходил долго. А как пришел, решил разобраться с этим позже. Поэтому, когда я в первый раз услышал, что и Даню настигло, то заверил всех, наш идиот не шутит, хотя, любитель приколоться был ещё тот. Приняли меры мы только на следующую репетицию. Пригласили Санька, оторвав от дел, попросили проверить. Приехал. Ничего. Решили вообще отключить софиты до премьеры. Потом Даня сказал, что и во время спектакля их лучше не использовать-мало ли кого ещё зацепит.
Неприятностей, как масла в печку, нам теперь начал подкидывать сам режиссер. Пьеса, выбранная мной, между прочим, представляла собой один старый и известный всем детектив, но сюжет при этом, был достаточно оригинальный. Я долго рылся в интернетах в поисках хорошего сценария и наткнулся на книгу, которую один известный автор писал вместе с атером театра 19 века. Уникальная своего рода дичь.
Всем тут же понравилось, и даже Палыч был доволен, пока к нему не прилепилась Лина. Трагическая судьба у девки-парня потеряла, но даже такая строка в ее жизни никак не оправдывала скотское и поистине стервозное поведение по отношению к другим. У Лины, естественно, была своя так называемая свита, которая, конечно же лаяла на всех несогласных и оскорбляла тех, кто пробовал давать им толковые советы. Шавки, в общем. Хотя я, уставший терпеть такие закидоны с их стороны, предпочел называть их Цукатами. Конечно же, в честь фамилии главаря компании, Лины.
В один из понедельников, а все прогоны у нас проводились именно по понедельникам, вторникам и четвергам, та самая Лина что-то нашептала Палычу, и он созвал всех на собрание. Гениальная идея девушки заключалась в том, чтобы совместить две разные пьесы в одну. Круто, да? Даня возразил ей самый первый, мол, что у нас, 19 и 20 век-одна и та же эпоха? Те, кто хоть немного любил театр, тоже подхватили его слова, высказав свое недовольство. Арава Цукат моментально накинулась со своими идиотскими аргументами на Даню, а также на меня, пояснившего, что "Это ж идиотизм…", окончательно разделив всю труппу на два лагеря.
Еще бы чуть-чуть, и клянусь, Даня бы ударил Лину и Палыча, в нем кипела такая ярость, которую никто не замечал никогда. Даню подменили. Когда Егор вышел к Палычу сказать пару ласковых, Данек вдруг рванул за ним, схватил стихотворца за грудки и швырнул к сиденьям. Все были, понятное дело, в недоумении. Но потом увели Данька и помогли страдальцу-поэту. Егор ударился коленом. Что самое удивительное, ссориться они не стали, Даня извинился, Егор его понимал. В его глазах Даня в мгновение превратился во что-то фатальное, очень жуткое. Ужасающее. Но паренек знал, что руководитель пере кипятился, он понимал злость и был на нашей стороне. Хотя, может ему просто было страшно?
За Цукатами стоял Палыч, недорежиссер и хреновый артист с бумажечкой из театрального вуза, а за Даней стояли мы, простые студенты, наполненные решимостью и энтузиазмом. Вот и режиссер наш, чтоб ему пусто было, тоже не выдержал, и заявил: "Вы тут не главные, нету у вас образования соответствующего, а идея хорошая, поэтому я это все утверждаю!" Вся суть работы начала давать трещину. Даня и Палыч разругались. После неприятного разговора, все, кроме Дани разошлись по домам. Нельзя было его тогда одного оставлять.
На следующий день Даня не пришел. Заметить его отсутствия мы не могли, поскольку близилась сессия, а учились мы все не только в разных группах, но и корпусах, так что бегали, как проклятые, а о новостях никто не говорил особо. Он появился только через три дня, с прилично забинтованной кистью руки. Рассказал.
Пока рвал и метал под одиночество и эхо актового зала в вечер последней репетиции, откуда-то сверху свалился старый металлический стеллаж. Даня как раз присел на скамейку за кулисы, положив обе руки на стол. Скорее всего, хоть и непонятно, каким образом, бандурина выпала из дверного прохода курилки. Благо, руки у Данька длинные, а так и голова могла бы проломиться. Чудо. Определенно, чудо. Странная курилка. Вообще, это раньше была гримерка, и их было даже две-по обе стороны за кулисами, но потом их перестали использовать, поскольку находились они на втором ярусе за сценой. Приходилось взбираться по железным ободкам, привинченным к стене и лишь от части напоминающим подобие лестницы. Поэтому, все гримерки перенесли на первый ярус сцены. Под сценой не было ничего. Будки суфлера у нас тоже не было.
Даша думала, что это козни Цукат, но предположение оказалось неверным-охранник сказал, что проушина от замка вырвалась из стены и дверь просто открылась под напором стеллажа, опрокинув вниз эту металлическую дребедень. Ключи от замка были только у охранника. Кстати, в курилке мы обнаружили еще один пыльный кинопроектор.
Травма была не слишком серьезной, но доставляла горе-энтузиасту дикий дискомфорт, он не мог без боли шевелить пальцами, хотя держать в руках предметы вполне удавалось. Дурака нашего мы жалели, но и уважали-репетировать он продолжил. Егор даже ему кличку придумал, "Несгибаемый". Все поддерживали руководителя, как он нас всегда. К тому времени, народ стал на спектакли наши чаще ходить. Премьерой мы, конечно, занимались, но "заказники" тоже крутили. Стеценко стал часто прогуливать репетиции и ответственность за нас легла на Лину. Так уж выходило, что она всячески оттягивала репетиции, премьера тоже откладывалась.
При этом, Цукаты не реагировали ни на Данины, ни на мои призывы замутить парочку прогонов хотя бы в коридоре около актового, раз уж им так сложно спуститься и открыть зал. Благо, после трех никого из студентов не было, словить спойлер, или разогнать нашу ватагу никто не смог бы. Но нет. Шайка упорно игнорировала любые предложения, доходчиво пояснив, что у них много дел. Мы-то знали, что они в бар сразу направлялись после учебы. Пытались пристыдить-получили выговор от Михаила Павловича.
Все хотели забить и уйти. Да, режиссер лучше знает и видит, но плясать под его дудку только для того, чтобы сыграть наш спектакль, всем уже осточертело. Уйти хотели, но совесть не позволяла. Даней, кстати, почему-то заинтересовалось начальство. Его, да и нас тоже, стали отправлять на различные мероприятия и праздники. То в качестве ведущих, то в качестве непосредственно участников балагана. Авторитет Палыча при этом, стремительно падал. Он все чаще и чаще косячил на концертах, не в силах даже элементарно прочитать текст ведущего и выговорить слово "амальгама". Однажды даже провел идиотскую лекцию первокурсникам о роли умерших предков в судьбе человека. Мол, если очень хорошо попросить, духи тебе помогут. Ни директору, ни его заму, ясен хрен, это категорически не нравилось.
Нервы Дани лопнули. То-ли от придирок Палыча, то ли от мероприятий этих. Устал он. Даже боль в голове, по его словам, возобновилась, он ей раньше страдал, а рука так и не прошла. Мы все собрались вместе и толпой ринулись к заму. Эта старая жадина, не видящая дальше своих георгин, долго нам возражала, даже один раз заверила, что дипломов мы не получим. Тогда Данек рискнул.
Он просто сообщил, что никто из нас не будет участвовать ни в каких мероприятиях, и вышел. Мы все вышли за ним. Для зама это был удар. Мы не очень талантливая шарага, а благодаря таким, как Даня, Даша, Егор и я, учебное заведение могло претендовать на первые места в конкурсах чтецов, театральных постановок и т.д. Пяти секунд хватило, чтобы железная дверь распахнулась снова и крик "Ну стойте!" ознаменовал сваливающей толпе победу. Мы ликовали. Теперь будет только одна пьеса. Теперь парадом командовать будет "Несгибаемый" Данька. Узнав о случившимся бунте на корабле, Палыч моментально забыл про все свои надуманные гастроли и приехал спустя час. Скандалить Стеценко мог так, что даже при его полу голубоватом, спокойном тоне, чувствовалось серьезное давление. После часа дискуссий, плохо стало уже всем. Даже прибежавшим на огонек Цукатам. Но, ни они, ни Палыч, ничего не могли поделать. Зам утвердила нашу задумку, и никакие Франкенштейны из двух сотканных произведений теперь не принимались.
Работа закипела с новой силой, а вместе с ней и забурлила тревога. Даша говорила мне, что Даня и Палыч остались беседовать до самого вечера в тот день, пока Стеценко не психанул и не уехал. Я ушел чуть раньше, так как должен был пролечить зуб, долгое время ноющий из-за того самого писка в ушах. Тогда, уходя, я заметил, что прожекторы, висевшие за кулисами, будто повернуты в сторону зрительного зала. Даша же сообщила, что в ту сторону были повернуты и софиты. Даня остался сидеть в зале до утра. Близилась премьера.
Даша тоже поведала мне ещё об одном случае как раз перед спектаклем. Палыча не было, как и всегда, и Данек, заменивший дрянного режиссера, прогонял сцены. Под конец последнего акта Даша заметила, что "Несгибаемый" очень странно мечется из одного конца зала в другой. Никто этому значения не придал, ведь наш горе-руководитель четко давал распоряжения вне зависимости от того, насколько далеко он находится от сцены. Голова его все время старалась смотреть куда-то вверх, будто он надеялся уловить, или поймать какую-то надоедливую мошку, или муху. Отвратительные создания. Говорят, они в кладовках плодятся. Но в зале такая живность-редкостное явление, особенно, в начале декабря. По сему, все, кто репетировал, думали, что наш Даня размышляет, что еще можно придумать в плане оформления к премьере. Крутился он прямо под аркой в конце зала.
Но вот наступил самый самодеятельный в нашей жизни день. Волновался даже я, хоть мне это было и не свойственно. Я, скорее, постоянная группа поддержки. Всё было готово, кроме Дани. Мы прогоняли сцену за сценой уже второй раз, а он словно ходил по гвоздям. Нервный, взъерошенный, страшный. Палыч на премьеру не пришел. Цукатам же, деваться было некуда, против слов Рейтман не попрёшь. Мне пришлось разговаривать с Саньком, поскольку руководитель был слегка не в себе. Видя нашего гнущегося от нервных тиков "Несгибаемого", все опускали руки, я же, пытался подбодрить народ, заверив, что Даня просто входит в образ. Было тяжело успокоить и себя, и ребят. Я тоже начал сомневаться в Дане.
И, между прочим, зря. Как только открылись кулисы, как только начался спектакль, Данек завел волчок действия так, как ни один профессиональный артист не сможет проявить себя на сцене. Он не жил этим спектаклем, он БЫЛ самим спектаклем. Все наши восхищались, некоторые даже забыли свои слова, но, к счастью, Олег Егорович, семидесятилетний старичок, который оказывал нам помощь в качестве суфлера, не зря сидел в будке. Бывший киномеханик. Олег нас любил, да и вообще, очень тепло к нам относился, как к внукам, что ли. Он подсказывал всем текст, и добро улыбался, смотря на артистов любительского театра при техникуме. Его это радовало. Инициативу он обожал, а энтузиазм восхвалял.
Ходят слухи, что раньше он был знаком с Палычем, возможно, именно он и являлся тем самым другом, из-за которого Стеценко сюда приземлился. Он был практически двойником звукорежиссера Сани-тоже приходил исключительно на премьеры. А еще, был должен Михаилу Палычу. Кстати, отсутствие режиссера так приободрило Даню, что он пересилил свой страх перед импровизацией, о котором рассказывал только мне, и стал шпарить, помогая тем, кто забыл текст без всякого суфлера. Даня был самим действием, самой постановкой. Мы впервые услышали смех из зала. Оглушительный, коллективный, общий. Триумф.
Омрачила все действие только одна сцена. Последняя. Когда Данек стрельнул в меня из револьвера, зал вдруг очень напрягся. Я упал, натурально, навзничь, ведь в хорошей пьесе злодей должен умереть, а герой-жить. В тот момент я подумал, что гробовое молчание нависло над всеми из-за напряженного момента, но это не было причиной. Сперва, все заметили расширенные зрачки Дани. Он стоял, будто восковой, будто замерз под промозглыми ветрами декабрьской метели. Он не говорил. Он забыл текст. Вот тогда по всем и ударило.
Одновременно, включились софиты и прожектора, и, неестественно развернувшись в сторону сцены, ослепили своими лучами всех, кто на ней был. Невозможно было стерпеть. Свет резал, сжигал глазницы. Веки будто плавились. Последнее, что я помню, это то, как Даня вышел в центр сцены, расправил руки. Я услышал выстрел. Один, второй, очередь выстрелов. "Ты получил свое, выскочка" произнес голос. Хриплый голос, голос старика из будки. Даня упал, скатившись по маленькой лестнице со сцены. Вмиг к нему подбежали преподаватели и студенты, сидевшие на первых и вторых рядах. Уголок рта его скривился, руки не поднимались. Скорую вызвали сразу же, но почему-то Данек скончался слишком быстро.
Даша тогда сказала, Даня-настоящий артист, умер на сцене. У него случился инсульт. Его прощальный поклон. Так уходят многие известные звездочки театра. Сцена погубила. Но главное, что они стояли на ней, работали, были преданы своему делу. Таким многие завидуют. Они бояться, что их место займут. Видимо, Михаил Палыч мыслил исключительно в этом направлении. Он еле-еле пробился сюда и его приняли, из жалости к судьбе несчастного старого киномеханика, другом которого был Михаил Стеценко. Палыч та еще бездарность, но, опять же, связи, старые приятели, блат.
Спустя какое-то время, мы с Егором разговорились на похоронах Данька. Я спросил его, слышал ли он выстрелы? Егор заверил меня, что, мне показалось, ведь во время Даниного выхода зал наполнился оглушительными аплодисментами. Сначала захлопал один, потом второй, потом все. Егор ничего не слышал, это обошло стихотворца стороной.
Но он рассказал мне, что видел какое-то свечение и писк из маленького окошка над аркой в конце зала. То же самое происходило и со стороны курилки. Шел какой-то тусклый свет. Олег Егорович не пришел на похороны.
Может, теперь я уже мало что помню? Много чего происходило за тот год, из памяти вылетала каждая мелочь. Думаю, стоит больше заботиться о своих близких, как это всегда делал наш добрый идиот Даня.
Кто виноват в его смерти? Я, наверное. Наверное, даже мы все, ведь доверились ему. Надо было сказать напрямую, надо было ему помочь, а мы верили, что лучше самого Данилы, с его нервами никто не справится. Мы убедили себя, что он справится. Он перегорел, я теперь это знаю. Я знаю, что значит "заработаться". Я знаю, что он был обижен и расстроен от осознания, что увидел спасение и шанс в подлом и бездарном человеке.
***
У меня по-прежнему болит правый глаз.
Глаз ноет.
Будки суфлера у нас никогда не было.
1 571 просмотр
0 комментариев
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Комментариев пока нет
