Отвечая «Да» Вы подтверждаете, что Вам есть 18 лет
Истинный Враг
Ночь была холодной, в её воздухе уже чувствовалось дыхание наступающей зимы. Но, не смотря на это, Сайн вспотел. Только теперь, когда они закончили работать лопатами, вонзая их в мёрзлую землю и откидывая её в сторону, роя могилу для своего погибшего товарища, он наконец почувствовал этот холод, блуждающий вокруг них, словно голодный и злой призрак, пытающийся коснуться, заключить в объятия и заморозить насмерть, но не имеющий власти над этими двумя, без устали копающими землю воинами.
"Сколько мы уже не рыли могилы?" - подумал Сайн. - "С тех пор как похоронили Зана, пожалуй".
Но куда больше пугал его другой вопрос:
"Сколько ещё могил придётся им вырыть прежде чем эта история завершиться?"
А затем ещё один:
"Когда эта история завершиться, будет ли кому их рыть?"
И эти мысли пробирали похлеще холода ночи.
Откинув лопату, Маллид, лицо и шея которого блестели от пота, спрыгнул в неё и потянулся к телу Ломара, завёрнутому в грязные простыни, которые они нашли в доме.
- Давай его сюда, - сказал Маллид, и Сайна передёрнуло от этих слов. Прозвучало так, словно их друг был ещё жив, и всё же они собирались закопать его.
- Ну, Сайн, чего застыл-то? Помоги мне.
- Да, да, сейчас.
Сайн опустился на одно колено и чуть приподнял труп за голову. Маллид потянул ноги, и вместе они спустили его в могилу.
- Может, всё же стоило заказать в городе гроб? - с сомнением сказал Сайн, глядя как легло тело в могилу, став вдруг похожим на личинку какого-то насекомого, копошащуюся в земле ожидая своего перерождения в более высокую форму.
- В Бездну гроб! - Маллид сплюнул, так же как и Сайн не спуская глаз с тела Ломара. - Помнишь как мы хоронили своих на войне? Не было времени на гробы, на оформление могил, ни на что. Только яма, одна на всех, братская.
- Зана мы похоронили иначе.
- У Зана была семья. Им нужен был памятник. А что сказал нам Ломар, помнишь?
- Конечно.
- Он погиб как воин, и как воина мы его хороним. Теперь мы с тобой знаем, что это лишь плоть, а друг наш... Бездна, понятия не имею, где он теперь.
Оба посмотрели на череп Арсии.
- Даже не хочу об этом думать, - признался после некоторое промедления Сайн.
- У нас и других забот хватает, более насущных, - поддержал его Маллид. - Дай-ка мне руку, помоги выбраться.
Вытянув Маллила из могилы Ломара, Сайн, впервые за свою жизнь, и, искренне надеясь, что в последний раз, взял в руки артефакт. Вещь, проклятую церковью, порочную, несущую в себе силы иных миров и знания давно угасших цивилизаций. Взял, только чтобы понять, узнать раз и навсегда, какого это - держать в руках такую мощь. Но не почувствовал ничего. Он держал в руках человеческий череп, и только. Не было в нём ни силы, ни желания обладать, познать, использовать. Просто кусок кости давно умершей женщины, покрытый письменами.
"Властитель! Ты ли защищаешь меня он притягательной силы этой вещи?"
Затем Сайну пришла в голову иная мысль:
"Что если в нём и нет больше никакой силы? Жрица и её возлюбленный наконец воссоединились. Тюрьма разрушена. Мэй простила их, спустя столько лет. Простила и, за совершённую ими жертву, призвала духов к себе".
И сколь бы не была богохульна сия идея, она вдруг согрела старому вояке сердце, дала надежду на то, что всё может закончится хорошо, даже тогда, когда кажется, что вокруг царит одна лишь смерть. Определённо, да простит его Властитель, Сайну очень хотелось в это верить. Ради Ломара. Ради себя. Ради них всех.
Он выпустил из пальцев утративший свою силу предмет, и тот беззвучно упал на грудь трупа, а затем скатился ему за правое плечо, и лёг так, как могла бы опуститься голова девушки, на плечо своему возлюбленному, настолько близко, чтобы он мог ощущать её горячее дыхание на своей шее, а она смотреть ему прямо в глаза.
Постояли молча, взирая на эту картину. Затем Маллид, нарушив тишину сказал:
- Значит нас ждёт бой.
Сайн поднял взгляд и увидел как на горизонте, где-то там далеко, за Бледной, едва-едва начало светлеть небо, забрезжил рассвет. Рассвет последнего дня. К ночи этого дня, возможно, им придётся вступить в самую тяжёлую битву из всех, через которые он проходил. Но Сайн не обнаружил в себе ни капли страха. Только уверенность в том, что будет драться до последнего вздоха.
- Нужно хорошо подготовиться, - продолжил Маллид. - Встретим врага во всеоружии, так сказать. Где дадим им бой, как считаешь?
- У меня, - уверенно сказал Сайн. - Туда они нагрянули в первый раз. Там и встретим их снова.
- А женщин куда денем?
- Отправим в Медовый Холм, сегодня же. В городе они будут в безопасности. Хоть какое-то время.
- Сам не хочешь с ними уехать? Ты нужен своим девочкам.
- Нужен, но я лучше останусь. Не смогу так просто отсидеться где-то вдали, пока вы с Ханрисом будете сражаться. Уверен, и девочки и Шанта меня поймут. К тому же, сегодня у нас каждый меч будет на счету.
- Согласен, - Маллид кивнул. - Иного от тебя и не ждал, но должен был спросить.
Никто из них даже не заикнулся, да что там, даже и не подумал, что Ханрис может не дойти, что чудовища настигнут и убью его где-то в лесу. Нет, такого расклада ни Сайн, ни Маллид не предполагали. Оба были уверены, что если им и суждено умереть от лап желтоглазых, то всем вместе, плечом к плечу.
Ещё какое-то время постояли молча, глядя на заражающийся на их глазах день. Затем Маллид опустился и взял в руки лопату.
- День будет долгим, дружище. Пора бы нам покончить с этим и перейти к более насущным делам.
Не дожидаясь ответа Сайна, Маллид зачерпнул лопатой земли и кинул её в могилу, на тело Ломара. Сайн молча присоединился к товарищу.
С первыми, робкими лучами рассвета, силы начали оставлять Ханриса. Он-то планировал бежать не останавливаясь, пока не спустится с горы, но даже с его новоприобретёнными силами, это оказалось совсем не простой задачей. Тем более что обострившиеся чувства, которые должны бы были помогать Ханрису, по-началу сильно отвлекали его. Лес, такой привычными бывалому охотнику, теперь стал чуждым, иным, наполненным десятками новых запахов и звуков, которые сбивали с толку, привлекали к себе внимание, манили, словно призывая отбросить всё человеческое, и вновь, с упоением отдаться охоте, загнать какого-нибудь зверя и растерзать его голыми руками, пить кровь и вкушать тёплую плоть, забирать из неё угасающие угольки жизни, чтобы «жить вечно» - как призывал рогатый демон во тьме пещер. Он, кстати, скоро нагнал Ханрис, и стал звать его обратно, нашёптывая ужасные вещи, являя свой жуткий образ то с одной, то с другой стороны. Воин, как мог, старался не слушать тварь, игнорировать её призывные речи и отворачиваться, лишь завидев рогатый силуэт. Его воля окрепла благодаря жертве Ломара и воспоминаниям о семье, которые он теперь поддерживал в себе, подобно костру, не давая угаснуть. И этот костёр вроде бы разгонял тьму, не давая ей наброситься и поглотить сознание Ханриса снова. Но из окружающего мрака всё равно звучал хрипящих голос предводителя желтоглазых чудовищ, и его было не заглушить. Ведь, в конечном счёте, что такое огонь костерка, в сравнение с могуществом ночи?
Ханрис не слышал своих преследователей, но был уверен, что они гонятся за ним. Что остановись он, позволь себе передохнуть, и потеряет подаренное Ломаром преимущество. И он бежал, радуясь тому, что силы его не оставляют. Казалось, что он может бежать вечно, но стоило лишь небу начать окрашиваться в серые цвета, а мраку рассеиваться, как Ханрис стал испытывать усталость и... страх. Да, именно страх перед наполняющим мир светом. Он не приносил уверенности или надежды, а наоборот, отбирал их. Пребывать во тьме было так комфортно, и очень легко ориентироваться, но теперь мир стал терять чёткость, усталость давала о себе знать, и чувства эти нарастали. Охотник старался бежать дальше, игнорируя растущее недомогание, благо, что с первыми лучами солнца исчез и образ рогатого демона, но вскоре движение вперёд стало просто невозможным, в виду того, что ноги гудели и словно налились свинцом, живот крутило, а главное, глаза слезились и болели так, что Ханрис буквально начал слепнуть. На иные чувства тоже полагаться уже было нельзя. Вместе с восходом из мира ушла чёткость, всё стало размытым.
«Я должен найти укрытие» - решил Ханрис. - «Должен переждать день. Затем отправлюсь дальше, сразу, как только сядет солнце».
Его утешала мысль о том, что и преследователи никак не смогут двигаться за ним в дневном свете. Им всем придётся искать где скрыться от безжалостного дня и ждать наступления новой ночи.
Утирая рукавом бегущие по щекам слёзы, Ханрис пытался сориентироваться. Он уже должен был спуститься достаточно низко, чтобы этот лес стал ему знаком. Так и было, и когда Ханрис вышел к бурной горной речушке, сразу же понял, где оказался. Он сумел спуститься даже ниже лагеря, в котором они с Драйганом отбивали атаку чудовищ.
«Пещера!» - вспомнил Ханрис. - «Та, где прятался первый зверь. Она должны быть недалеко. Ниже по течению».
И он принялся искать то место, вначале глазами, но раньше сумел почувствовать запах гниения, что и привёл его к норе под деревом, в которой они сражались парой дней, и целой вечностью ранее. Но, оказавшись рядом, Ханрис насторожился. Было здесь и что-то ещё. Не только вонь гниющего трупа обезглавленной твари, но и запах свежей крови, совсем недавней смерти. А ещё запах пота, и... Ханрис не смог найти определение новому запаху, но точно знал, что так пахнет живое существо. Кто-то уже скрывался в этой пещере, видимо не ему одному пришла в голову мысль там схорониться.
Остановившись возле тёмного зева, Ханрис различил на земле полосу запёкшейся крови, а рядом следы босых ног, похожих на человеческие ступни, но с чуть более вытянутыми пальцами, кончающимися небольшими когтями. Тушу какого-то животного, довольно крупного, может оленя или кабана, всего пару часов назад протащил здесь и уволок в пещеру некто, кто не мог быть человеком, и хоть следы были не такими большими, как те, по которым он выслеживал напавшего на девочек Сайна зверя, всё же, кому ещё они могли принадлежать, если не очередной желтоглазой бестии?
«Они здесь!» - пришёл к выводу охотник. - «Обошли меня, окружили и подстерегают там, во мраке. Бездна вас возьми, проклятые вы твари!»
Он погасил разгорающуюся в груди, звериную ярость. Прежде это было просто, Ханрис считал себя весьма сдержанным и рассудительным человеком, но теперь, волна злости и негодования едва не накрыла его, лишив рассудка. Новое, звериное естество не хотело, чтобы он думал и принимал взвешенные решения, а желало, чтобы действовал импульсивно, ведомый инстинктами. Но Ханрис всё ещё оставался собой, хоть едва и не утратил своё «Я» там, на вершине, но благодаря старому другу сумел вернуть его и не собирался больше так просто уступать пробудившемуся внутри животному.
«Что делать?»
Выбор был невелик. Пещер рядом Ханрис не знал, искать убежище под валежником или поваленным деревом было поздно, день наступал неумолимо и казалось, что с каждой секундой мир становиться невыносимо ярче, а ведь солнце лишь едва-едва показалось из-за горизонта, что же с ним станется, когда оно взойдёт полностью? Выхода не было, Ханрису придётся войти во тьму и встретиться с тем, что там скрылось.
Он обнажил кинжал.
«Теперь вам не застать меня врасплох!»
Охотник начал медленно заходить в темноту, и по мере его погружения туда чувства вновь стали обостряться. Глаза прозрели и мрак пред ним рассеялся. Пещера, по которой он прежде шёл с факелом, страшась того, что может таиться в непроницаемом мраке, всего на пару шагов впереди, теперь стала местом надёжным и безопасным. А ещё, довольно маленьким. Короткий проход привёл Ханриса в тесное овальное помещение. Тогда, сражаясь с первой тварью, они не могли оценить размеры этой норы, она представлялась довольно большой в темноте. Теперь же Ханрис видел всё и оказалось, что от одной стены до другой меньше десятка шагов. Корни свисали с потолка и торчали из стен, в углу росли бледные грибы. Гниющий труп убитого чудища лежал почти в центре пещеры, а в дальнем углу покоилась свежая туша громадного кабана с разорванным боком и белеющими из под влажной, окровавленной плоти, рёбрами. И возле неё стоял, оскалившись, желтоглазый демон. Нет... Ханрис, готовый тут же броситься в атаку, вдруг застыл, не веря тому, что видит. Перед ним стоял не демон. Этот был похож и одновременно отличен от тех, с которыми он встречался прежде. Его глаза пылали жёлтым огнём — да, но кожа не была серой, хоть и очень бледной, челюсть не выдавалась вперёд, хотя под раскрытыми губами виднелись острые клики, конечности были пропорциональны телу, а не вытянуты, как у других, ну а когти, которыми оканчивались пальцы, совсем немного превышали длину обычного человеческого ногтя, хотя были заметно твёрже и острее. Стоящий перед ним демон казался некой переходной стадией между человеком и чудовищем с гор. Он был облачён в одежду, пропитанную запёкшейся кровью. Ей же было перемазаны и волосы, и лицо существа, в котором Ханрис признал молодого юношу, а через мгновение, с ужасом узрел знакомые черты.
Он опустил кинжал и вымолвил ошеломлённо:
- Ронар?
Прошедшей ночью Ронар был счастлив и свободен. Горечь, боль, печаль — всё ушло, и он, идя на зов желтоглазого хищника, увенчанного короной, учился охотиться, различать среди сотен запахов и звуков именно те, что были ему нужны, учился ориентироваться в лесу. Ронар оказался отличным учеником. Следуя за своими инстинктами и голодом, он выследил и загнал могучего кабана, который, отчаянно защищая своё семейство, вступил с Ронаром в бой. Фырча, рыча, бешено мотая головой и разивая пасть, чтобы противник лучше разглядел его громадные бивни, кабан бросался на своего врага, но Ронар оказался проворнее и без труда ушёл от атаки. Тогда кабан развернулся и атаковал снова. А потом снова и снова, но каждый раз бивни лишь вспахивали землю, а враг оставался невредим.
Ронар не чувствовал страха перед этим громадным зверем, для него происходящее было игрой. В четвёртый заход кабана, он, уходя от атаки, сумел ударить животное в бок раскрытой ладонью, оставив на его шкуре три глубокие раны, из которых тут же начала сочится кровь. Когда именно на его пальцах стали расти такие когти Ронар не знал, но и не задавался этим вопросом. Теперь они были, как и полагается хищнику, и он умело пользовался своим преимуществом.
То же он проделал ещё раз, и ещё. После каждого удара зверь истошно визжал от боли, а Ронар хохотал, опьянённый запахом свежей крови. Бока кабана были изодраны, кровь лилась на землю по ногам и капала с живота. Во рту пенилась белая слюна. Он тяжело, хрипло дышал. Уставал. Умирал. Понимал он или нет, что не выйдет из этого боя живым, но продолжал атаковать своего противника. Однако, с каждым новым заходом бежал всё медленнее, силы оставляли могучего зверя. Чего нельзя было сказать о Ронаре. Он вспотел, но даже не запыхался, и не чувствовал усталости в своих мышцах, хотя те были всё время напряжены. Новоявленный хищник ощущал свою силу, своё превосходство, и доказывал его себе здесь и сейчас. Нет в этом лесу зверя, способного с ним тягаться, и любой бой будет для него лишь игрой.
Пресытившись же этим могуществом, Ронар наконец решил отдаться утолению своего голода. И когда кабан пошёл на очередной заход, может десятый или даже двадцатый по счёту, он с лёгкостью перепрыгнул зверя, позволив тому пробежать дальше, и когда кабан начал разворачиваться, чтобы совершить очередное бессмысленное и отчаянное нападение, бросился на него, ударил в бок и повалил. Тут Ронар оказался неосмотрителен и, когда истошно визжащий кабан начала лягаться ногами, мощным ударом заднего копыта он угодил Ронару в грудь и разодрал кожу. Парня отбросило назад, на миг у него перехватило дыхание. Но боль угасла столь же быстро, как и вспыхнула, и он тут же вскочил на ноги. Его охватил гнев: как посмел этот кусок мяса пустить ему кровь и причинить боль?!
Кабан тоже попытался подняться, но Ронар кинулся на него с гневным воплем. Запрыгнул на спину и повалил снова, но теперь оказался сзади, где копыта кабана уже не могли причинить ему вреда. Ронар попытался прижать зверь к земле обеими руками надавив на его тушу, но тот, не смотря на усталость и раны, в преддверии смерти видимо обрёл второе дыхание, и стал брыкаться ещё сильнее, бешено мотая головой. Ронар едва успел увернуться от бивня за секунду до того, как тот мог вонзиться ему в щёку или глаз. Тогда, заревев ещё яростнее, он подгадал момент и схватив кабана за этот самый бивень, мощным рывком выломал его. Теперь уже зверь не ревел, он визжал от боли. А Ронар, перехватив бивень в руке, нанёс им мощный удар кабану в шею. Затем второй и третий и четвёртый, пока тот не перестал брыкаться и вместо визга начал издавать лишь булькающие хрипы. Тогда Ронар отбросил своё оружие, впился зубами в рану на шее кабана, и выпил его жизнь, вобрал её в себя.
Когда зверь наконец умер и его кровь стала остывать, Ронар потащил труп кабана к укрытию, которое указал ему рогатый наставник, чтобы там переждать день.
"Спи здесь, Ронар!" - сказал шаман, указывая на нору. - "Жди ночи, Ронар! С наступлением тьмы мы придём за тобой, Ронар! С наступлением тьмы, мы пойдём есть, Ронар! Мы пойдём забирать жизни, Ронар! Теперь ты один из нас, Ронар!"
Что это была та самая пещера, в которой он побывал двумя днями ранее, Ронар понял, только когда увидел гниющий труп на полу. Но не испытал по этому поводу никаких эмоций. Этот зверь был слаб, он проиграл свой бой, чего с ним, - Ронар в этом был абсолютно уверен, - больше никогда не случится. Здесь он испытал страх, здесь он испытал боль, но всё это произошло где-то в другой жизни. В своей нынешней же ипостаси, Ронар был охотником, а кусок плоти на полу, лишь падаль и больше ничего.
Наевшись досыта, Ронар уснул рядом с остывающей тушей убитого кабана, счастливый, как никогда в жизни. А потом его разбудил запах другого хищника и шаги. Не зная, сколько проспал и сколько ещё времени осталось до заката, Ронар точно понимал, что снаружи светит солнце. Он ощущал это всем телом. Упадок сил, сонливость, страх, который он не испытывал ночью, теперь заставили его дрожать. И если кто-то приближался к нему из того мира, значит это не мог быть друг. Ронар тут же поднялся, не смотря на дрожь и слабость в теле, приготовившись кинуться на врага.
Но в пещеру вошёл Ханрис. Ронар сразу его узнал, хотя у охотника горели жёлтым глаза, и был он перемазан в грязи и крови, но всё же оставался тем самым Ханрисом, которого Ронар знал всю свою жизнь.
"Глаза! Он теперь такой же как я!» - понял Ронар, и от этой мысли стало как-то странно на душе. В первое мгновение его обрадовало, что рядом оказался кто-то знакомый, что ни он один теперь будет жить в ночи, в окружении зверей. С другой: он помнил, как Ханрис поступил с ним, здесь, в этой самой пещере. Это Ханрис был виноват во всём, что с ним произошло, и это Ханрис выбрал Драйгана для дальнейшей охоты, а его отослал домой.
"Наверное охота прошла неудачно, и его тоже сделали таким как я. А почему Драйган не такой? Должно быть он сбежал, когда напали на Ханриса! Жалкий, трусливый недоносок, просто оставил Ханриса на съедение, а сам вернулся домой и что-то наплёл сестре и остальным. Посмотрим, что она скажет, когда узнает правду!"
Ханрис не сразу признал Ронара. А когда всё же понял, кто стоит перед ним, был крайне удивлён.
- Что ты здесь делаешь? - спросил он, продолжая осматривать сына Зана с ног до головы, словно не веря в то, что видит.
- Прячусь от солнца, как и ты, - сказал Ронар с холодным вызовом в голосе, опускаясь на пол. - Здесь хватит места для двоих. Только еда уже остыла, я не ждал гостей.
Ханрис вновь оглядел пещеру, тушу кабана и Ронара, после чего опустился у противоположной стены.
- Значит ты... тоже... - сказал он сдавленным голосом, эти слова давались ему явно очень нелегко. - Как? Это из-за... - Ханрис кивнул в сторону разлагающегося трупа и сглотнул. - Из-за его укуса?
- Откуда мне знать? - огрызнулся Ронар. Присутствие Ханриса начинало его раздражать. Радость от того, что он больше не один в этой пещере, угасала. Лучше бы он был один. Намного лучше.
- Прости, мой мальчик. Я просто... не ожидал тебя тут встретить. Надеялся, что этот кошмар коснулся только меня одного.
Посидели молча какое-то время.
"Убирайся отсюда!" - хотелось закричать Ронару. - "Это моя пещера! Ищи себе другую!".
- Значит домой ты так и не вернулся, тогда?
- Тебе-то что?
- Прости, - снова начал извиняться Ханрис. - Ты наверное винишь во всём случившемся меня. И ты прав. Я не должен был оставлять тебя одного. Но там, в горах, их больше. Они живут там. Я должен был быть умнее и не ходить по его следам. Нас окружили. Драйган... Ох Бездна, он должно быть мёртв.
- Драйган жив! - рявкнул Ронар. - Он там, дома. Милуется с моей сестрой!
- Правда? - в голосе Ханрис прозвучало совсем не то, что ожидал услышать Ронар. Не обида и разочарование, а радость.
- Почему он вернулся, а ты нет? - спросил он, желая услышать как Драйган струсил.
- Я не знаю. Нас разделили. Меня окружили. Последнее, что я видел, что он дрался с монстром у обрыва. Затем меня схватили. Я думал, что он мёртв.
- Выходит, что он сбежал?! Бросил тебя, и ушёл?
- Не думаю, что он мог за мной пойти. Да и хорошо, что не пошёл, погиб бы там или... - Ханрис запнулся.
- Или стал бы таким как мы, да?
Охотник лишь кивнул и тяжело вздохнул.
- Ну что же, можешь радоваться, его это доля миновала. Теперь он дома, на радость Синте!
- Так значит ты всё же был дома? - оживился Ханрис.
Ронар отвернулся, шумно выдохнул, стараясь не выдавать Ханрису, какие чувства в нём бушуют при воспоминании о пустом доме, оставленном семьёй, которую он когда-то считал своей.
- Я хочу спать, - буркнул он.
- Почему ты здесь, Ронар? - не унимался Ханрис. - Почему не остался в долине?
- Почему?! - вспышка гнева заставила Ронара подняться. - Взгляни на меня! Ты что не видишь, кто я теперь! Здесь моё место!
- Не правда, - тихо сказал Ханрис, выставив перед собой руки. - Я уверен, что...
- Ты ничего не знаешь, ясно?! - волна жалости к себе захлестнула вдруг Ронара. На глаза навернулись слёзы. Чёртов день делал его слабым, возвращал человечность, от которой он почти избавился прошлой ночью.
- Я знаю, как это тяжело, - сказал Ханрис. - Понимаю, как сложно бороться. Но, вопреки всему, ты не должен быть один. В одиночку мы не победим это.
- Но ты же здесь, разве не по той же причине?
- Нет, Ронар. Я возвращаюсь домой. Мне помогли выбраться из их логова и теперь...
- Помогли? Кто?
- Это... сложно объяснить. Старый друг. А так же хорошие воспоминания. Воспоминания о семье помогли мне найти в себе силы противостоять зверю внутри.
- У меня нет ни таких хороших друзей, ни таких светлых воспоминаний.
- Это не так, мальчик мой.
- Моя семья меня бросила! Они испугались того, кем я стал. Все ушли из дома.
На некоторое время в пещере зависла тишина. Ронара и Ханрис глядели друг на друга.
Наконец Ханрис заговорил снова:
- Не знаю, что там у вас случилось, но уверен, Ронар, что семья тебя никогда не оставит. Вот вернёмся мы домой, и ты...
- Я не вернусь! - рявкнул Ронар. Ханрис было открыл рот, чтобы возразить что-то, но тут он добавил: - Я убил пастора!
Вновь тишина. Ханрис смотрел на Ронара и в его глазах мелькнул страх.
"Да, вот так! Теперь ты видишь, кто я! Я зверь!"
Когда он наконец признался кому-то в содеянном, на душе Ронара вдруг стало легче. Он признал свою вину. Да, он сделал это, и пусть знают, что теперь он об этом не жалеет. Не жалеет, хоть ком в груди и тупая боль уверяли его в обратном, не жалеет, потому что хищники не испытывают ни жалости, ни сожаления, они просто делают, что должны.
- Пастор Тарон мёртв, - заговорил Ронар тихим, дрогнувшим голосом, смахнув бегущую по щеке слезу. - Я убил его. Не собирался. Думал он поможет... Но он оказался таким же, как и вы все. Трусливым лжецом! Зато отменным на вкус.
- Ронар, - выдохнул Ханрис. - Властитель всемогущий... Неужели это правда?
- А ты как думаешь? Всё ещё хочешь, чтобы я вернулся с тобой домой, Ханрис? - последние слова, а особенно имя охотника, Ронар буквально сплюнул с языка, словно отвратительную горечь.
Затем он быстро лёг, демонстрируя, что не собирается продолжать этот разговор, и отвернулся от Ханриса, не столько потому, что не хотел видеть охотника, сколько потому, что не хотел, чтобы тот видел его слёзы. Предательские слёзы. Проклятый день делал его слабым. Человечным.
- Мне очень жаль, Ронар, - тихо проговорил Ханрис. - Я понимаю, как тяжело противостоять этому голоду. Как он сводит с ума. Лишает воли.
- Только если ты ему сопротивляешься. Но если утолишь его, то станешь сильным.
- Но перестанешь быть собой. Превратишься в чудовище.
- Значит я чудовище. Пусть будет так.
- Нет, Ронар. Ты просто заблудившийся мальчик. У нас с тобой ещё есть шанс всё вернуть. Даже теперь. После... всего.
- Я не вернусь домой, - прошептал Ронар прижав руки к груди, раздираемой изнутри болью и зажмурился, моля, чтобы сон как можно скорее вернулся и забрал его с собой туда, где нет этой боли и тревог. А потом, когда он проснётся, снова наступит ночь, и он вновь станет сильным и бесстрашным хищником. Таким быть проще, чем жалким, слабым человеком.
"Я не вернусь домой", - повторял себе Ронар. - "Я теперь один из них! Я не вернусь."
Рассвет окрасил мир за окном дома волхаринской ведуньи в серые цвета. Только теперь, когда ночной мрак отступил, Весна почувствовала, как на самом деле утомилась. Ночь пролетала незаметно и была полна хлопот. Вместе с Тамилой, они готовили снадобье для Заны, куда более сильное, чем то, что могла приготовить она у себя в Сером Доле. В доме ведуньи хранились такие корешки, травы, цветы и выжимки из древесных соков, которые отыскать было совсем непросто. Некоторые необходимые растения могли цвести только два-три дня в году, за другими приходилось отправиться глубоко в чащу волхаринских лесов. Но даже отвары из них оказались бессильны, против недуга ночного народа. Они лишь принесли Зане временное успокоение, лишили терзающего голода и позволили поесть нормальной пищи, а потом забыться крепким сном.
Илия всё время была рядом с сестрой и старалась следить за тем, чем занимаются женщины, но и её в итоге сморил сон. Тогда Весна уложила девочку на маленькую, покосившуюся кровать, подле камина, где когда-то, будучи юной ученицей ведуньи, спала и сама. Ей вспомнилось, как она засыпала, слушая потрескивание пламени и шум ночного леса за стеной, вдыхая ароматы свисающих с потолках сушёных грибов и трав. Было в том времени нечто чарующие, и пусть баба Дарина никогда не была с ней мила или заботлива, всё же Весна любила старуху и усердно трудилась, чтобы угодить той и стать достойной ученицей. Хотя порой ей казалось, что ведунья требует от неё слишком многого, через чур несправедлива и жестока с ученицей, и после очередного изнурительного дня, засыпая на этой самой кривой кровати, на которой не удавалось даже вытянуть до конца ноги, Весна тихо плакала, отвернувшись к стене, жалела себя и проклинала судьбу. Но сейчас, спустя годы, тем более и после смерти самой Дарины, все тягости и обиды позабылись, стали незначительными, и осталось только горько-сладкое послевкусие воспоминаний о совсем другой жизни и иной судьбе, которую она передала другой, и по сей день, в глубине души, чувствует себя за то виноватой.
Зану они уложили на столе, в центре дома, подложив под голову подушку и укрыв одеялом. Весна подошла к ней, мирно спящей. Грудь девочки медленно вздымалось, дыхание было спокойным и ровным, а тело расслабленным. Кажется впервые за эти последние дни, Зана выглядела спокойно и умиротворённой. Не маленьким голодным зверёнышем, а просто тяжело-больной девочкой. Бледной и измождённой, но нашедшей наконец покой.
"Жаль только, что этот покой не продлится долго," - с горечью подумала Весна, касаясь щеки Заны. Кожа её была холодной и сухой. Жар спал. Ночью, после отвара, её температура сильно поднялась, Зану начало лихорадить. Снадобье боролось с болезнью в её венах и Весна всерьёз испугалась, что организм девочки не выдержит этого сражения и она умрёт. Но обошлось. В этот раз, но что им делать дальше?
Весна посмотрел на Тамилу, которая, сидя у окна, спокойно вязала, словно происходящее с девочкой её совсем не волновало, как и присутствие чужаков в доме. Но, Весна могла отдать должное Тамиле, та помогала ей подбирать травы и готовить сложные отвары всю ночь, ни разу не пожаловавшись на это. Однако, занятые работой, они не перекинулись друг с другом и словом о делах личных. Теперь же, видимо, время пришло.
- Спасибо тебе за помощь, - проговорила Весна, подходя и садясь рядом за маленький столик.
- Разве же это помощь? - бесстрастно ответила Тамила, не поднимая глаз от пряжи. - По мне так пытка.
- Лечение будет не лёгким, да. Но...
- Это не лечение, Весна. Лишь продление её страданий. Эту девочку вылечить нельзя, - категоричность в её будничном, спокойном тоне пугала.
- Можно, - запротестовала Весна, и тут же почувствовала себя ребёнком, топающим ножкой, отрицая наставления старших. Тут же она поспешила подкрепить свои слова доводами: - Ты что забыла сказки? Пока укушенный сам не вкусил живой плоти, он может освободиться от чар ночного народа.
- Прошло слишком много времени, - покачала головой Тамила. - Болезнь засела в ней очень глубоко и теперь уже не отпустит. Наши отвары могут отсрочить неизбежное, но мы обе знаем, Весна, что ждёт это дитя. Она умрёт по истечению двух, может трёх ночей. И ничего ты с этим поделать не сможешь.
- И что ты предлагаешь? - Весна снова начала закипать, чувствуя гнев и негодование по отношению к Тамиле. К её поучительному, надменному тону, к её холодной безучастности. - Я, по твоему, должна просто опустить руки и спокойно ждать её гибели?
- Либо так, либо... - Тамила не стала продолжать, лишь пожала плечами.
- Либо что? - настояла Весна.
Тамила вздохнула, прекратила прясть и подняла глаза на Весну.
- Либо отпусти её в лес. Там теперь её место.
- В лес? Ты что же, из ума выжила?! Она не зверь, чтобы бродить по лесу.
- Теперь зверь. Там она быстро найдёт себе пищу и тем самым спасётся.
- И в кого она обратится? В чудовище? Чтобы потом подстерегать путников и охотников и нападать на них? Такое будущее ты ей пророчишь, ведунья?!
Весна не могла поверить, что Тамила может предлагать такое.
- Не вини меня в этой напасти. Я лишь говорю, что раз любовь твоя к ней столь сильна, что ты не можешь принять смерть этой девочки, то можешь позволить ей жить, но и за то вам обеим придётся заплатить свою цену. У всего есть цена, Весна.
- Не смей поучать меня! - взвилась Весна. - Особенно когда с уст твоих срываются такие вот отвратительные и неразумные предложения. Оставь их при себе, вместе со своими гнилыми премудростями!
Тамилу ничуть не тронул гнев Весны. Она лишь пожала плечами и вновь с безразличием вернулась к пряже.
- Ты и сама всё знаешь, верно Весна? Тогда к чему тебе мои советы?
- Я пришла говорить не с тобой, - сказала Весна, но уже спокойнее, испытав лёгкий стыд за то, что так распалилась. Что бы не говорила Тамила, она всё же ей помогла. А то что не испытывает к Зане каких-то тёплых чувств и не была озабочена её судьбой - так то вполне понятно. Баба Дарина тоже никогда не проявляла милосердия, и когда говорила Ханрису о его смертельном недуге, не старалась облегчить ситуацию или проявить сочувствие.
- Я знаю, ты пришла к Дарине, - проговорила Тамила. - Но, увы, теперь здесь только я. Не нужны мои советы, так дверь не заперта, можешь возвращаться на юг, к своим соседям и семье.
- Я не хотела тебя обидеть, или усомниться в твоей мудрости. Просто уверена, что Дарина сумела бы найти лекарство.
- А не думаешь ли ты, что просто тешишь себя надеждами на это?
- Может и так. И всё же я не опущу руки.
- Но если Дарина и знала что-то сверх наших с тобой познаний о ночном народе, то унесла эти знания с собой в могилу.
- Как она умерла? - задала Весна наконец давно мучающий её вопрос.
- Состарилась, - просто ответила Тамила.
- И всё? Так просто?
- Такова жизнь. Ты живёшь, пока твоё тело тебе позволяет. Оно не вечно, а мы с тобой и не знаем, сколько Дарине было на самом деле лет. Я вот, к примеру, всегда помнила её древней старухой.
"Я тоже", - согласилась Весна мысленно. Даже когда она была маленькой девочкой, Дарина уже была очень стара.
- Но, почему я не узнала о случившемся? Почему она... - Весна осеклась.
- Почему она не явилась к тебе? - продолжила за Весну Тамила, вновь подняв глаза, в которых читалась язвительная усмешка.
Та сокрушённо кивнула.
- Может потому, что не хотела отрывать тебя от твоей новой жизни?
- Чушь. Даже после моего ухода, я часто возвращалась.
- Не так уж часто, и только когда тебе что-то вдруг становилось нужно.
- Это не всегда было так.
- Почти всегда, - Тамила недобро ухмыльнулась. - Вот когда захворал твой муж, южанин, ты сразу же примчалась. И теперь, когда вновь понадобилась помощь с этой девчонкой.
Весна ничего не ответила, отвернулась и закусила губу. Тамила была права, что тут скажешь?
- Ты ушла в иную жизнь. Покинула Священный Лес. Так к чему ей было навещать тебя после смерти, Весна? Или ты возомнила, что после стольких лет у неё к тебе появились некие материнские чувства? Любовь? Она готовила тебя себе заменой, передавала знания, как это положено, вот и всё что вас связывало. Но ты вывернулась, ушла от такой судьбы. Покинула этот дом. К чему ей было вспоминать о тебе после этого?
"Может так оно и есть" - с горечью думала Весна. - "Я должна была стать ведуньей, а она была моей учительницей, не больше и не меньше. Но я сбежала, и нашла другую на это место. Так почему же моя дальнейшая судьба должна была заботить Дарину? Она мне не мать".
Горько стало на душе Весны от этих мыслей. Кажется, перед ней рушился тот иллюзорный мир в котором она всё ещё оставалась с Дариной в тёплый отношениях. В действительности же, она стала ей никем, просто очередной волхаринкой и не было между ними никакой дружбы или любви. Она лишь напридумывала себе это, от части чтобы сгладить вину за своё бегство, а от части из тех детских воспоминаний о жизни в доме ведуньи.
- А с ней можно связаться? - спросила Весна тихо.
- Нет, конечно. Дарина не столь глупа, чтобы остаться здесь. Она так устала от людской жизни, я видела как сие существование тяготило её в последние годы и она ждала смерти, которая стала её спасением. Я сама проводила её дух в чащу. Думаю, Серебряный Волк нашёл её и теперь она обрела заслуженную свободу. Так что нет, Весна, духа её ты не отыщешь.
Повисла тишина. Весна встала и закружила по дому, глядя то на Зану, то на Илию, то в окно, за которым уже стали проявляться очертания леса.
- Пусть так! - решительно сказала она, останавливаясь рядом с Тамилой. - Но там есть и другие, верно? Если ответа не найти здесь, то я поищу его по ту сторону. Должен же быть кто-то, кто знает, почему проснулся ночной народ, и как с ними бороться.
Тамила подняла глаза на Весну.
- Тебе придётся погрузиться очень глубоко, ты понимаешь?
- Да.
- Там будет опасно.
- Знаю.
- Ты ведь давно не практиковала такие путешествия, верно? Уверена, что сможешь уйти так далеко и возвратиться?
- Нет. Потому я снова должна просить у тебя помощи. Нужен отвар из белены.
Тамила криво улыбнулась, глядя на Весну снизу вверх. И было в той улыбке нечто тревожное, зловещее, опасное.
- Хорошо, Весна, - сказала она, откладывая пряжу. - Если ты так желаешь, я помогу.
Маллид задумчиво вертел перстень на своём пальце. Тот сидел как влитой, будто был создан специально для него и только для него одного. С этим куском металла на руке, который снова стал тёплым, Маллид ощущал себя так спокойно и уверенно, словно и не прошло этих двенадцати лет, что он жирел и маялся от скуки в Сером Доле, а перстень покоился в земле. Воин чувствовал, что пламя внутри древнего предмета пробудилось, и оно готово вырваться на свободу и наброситься на врагов по одному лишь его приказу. Сколько ночей со времён войны Маллиду являлись сны о том, что перстень снова оказывается на его пальце, поджигает лезвие меча, алым потоком набрасывается на противников. И теперь эти сны наконец сбылись. Вот только внутренне ликование от долгожданного воссоединения омрачали терзающие Маллида сомнения: сможет ли он снова подчинить себе пламя, как когда-то давно на войне? Ему вспомнилось, как послушный некогда огонь, вдруг накинулся на него, подобно дикому зверю. И Маллид едва сумел тогда, через боль и страх, приказать огню отступить. Артефакт подчинился, но навсегда оставил на его теле отметку своей непокорности, напоминание о том, что стихию невозможно усмирить, а уверенность в контроле над чем-либо только иллюзия. С тех самых пор он больше никогда не вызывал пламя. Боялся, что артефакт, столько лет верно служивший ему, запомнил какого это, восстать против хозяина, знает, что тот боится, и в следующий раз уже не отступит, пока не выжжет его плоть и кости, пока не оставит от слишком много возомнившего о себе человека только горсть пепла.
Маллид размышлял об этом, пока все остальные временные обитатели имения Сайна и его хозяева, за исключением детей, собирались за столом, за которым полтора дня назад они уже обсуждали насущные проблемы. На лицах каждого отпечаталась тревога и усталость. Похоже, что никому не удалось выспаться этой ночью.
"Поспишь в могиле, щенок!" - вспомнил Маллид слова своего сотника, в его первом боевом походе, и ухмыльнулся. Тогда он мысленно проклинал этого одноглазого старика, и, изнемогая от усталости и голода, думал, что война это не его, что зря он записался в армию короля Марека. Теперь же только в верности того своего решения Маллид и не сомневался.
Когда все собрались, Сайн заговорил первым. Пока остальные завтракали хлебом и овощами, он, в очень общих чертах рассказал о том, что случилось у Ломара и что нового они узнали о своём противнике.
- Какая отвратительная мерзость! - проговорила сквозь зубы Шрийя, когда Сайн поведал им про Арсию. - Все кто касаются этого, отворачиваясь от лика Властителя, сами навлекают на себя проклятье.
Маллид тихо усмехнулся при этих словах, продолжая вертеть на пальце свой перстень.
"Пожалуй ты права, женщина", - подумал он. - "Пожалуй, что я проклят. Все мы прокляты".
Когда Сайн закончил, Шанта спросила:
- Так значит Ханрису удалось сбежать?
- Если верить словам Ломара, - кивнул Сайн.
- Чего делать определённо не стоит, - вставила Шрийя.
- Стоит или нет, увидим сегодня ночью. Едва ли его путь займёт больше времени. Думаю, если он не придёт к ночи, значит можно считать, что Ханрис погиб.
На этих словах Маллид наконец оторвал взгляд от перстня и посмотрел на Сайна. Их взгляды встретились и, не говоря ни слова, за пару секунд они достигли определённого согласия. Как бы Маллид ни верил в друга, всё же существует вероятность, что он не придёт. За ним гонятся демоны, а если принять в расчёт слова Арсии, Ханрис и сам уже почти один из этих демонов. Может он и не захочет возвращаться, а может его догонят и убьют, ведь неизвестно сколько времени для него выиграли Арсия и Ломар. Так что да, Маллиду пришлось согласится с Сайном, Ханрис вернётся этой ночью или его можно будет счесть павшим.
- Выходит, нам остаётся просто ждать? - спросила Синта.
- Всё совсем не просто, - Сайн вздохнул. - Ломар сказал, что Ханриса преследуют. Их шаман так легко не отступит, и если Ханрис доберётся до нас, то приведёт за собой и этих чудовищ.
- Властитель Всемогущий! - воскликнула Шрийя. - Вы в своём уме?! У нас тут дети! Как же можно...
- Это всё равно бы случилось, ты что не понимаешь? - перебила её Шанта.
Шрийя воззрилась на хозяйку дома с яростью и негодованием, но ту вовсе не опалило пламя этого взгляда. Она его выдержала и спокойно продолжила:
- Эти чудовища уже один раз явились к нам, забыла? Прямо сюда, в наше имение. И мои дети пострадали.
- Это ведь не повод губить всех остальных! - сорвавшим на хриплый крик голосом воскликнула Шрийя.
- Прекрати мама! - прикрикнула на неё вдруг Синта. - Почему ты никого не слушаешь?
- Да как ты смеешь? - буквально зашипела Шрийя.
- Как я смею? Это как ты смеешь упрекать людей давших тебе кров и защиту в том, что они собираются сгубить нас?
- Сейчас же прекрати говорить со мной в таком тоне, девчонка!
- Буду говорить, пока из твоего рта продолжат сыпаться лишь причитания, да оскорбления. Раз не можешь ничего предложить, так лучше молчи и слушай, что скажут другие.
Шрийя не нашлась, что ответить. Слова словно застряли у неё в горле, женщина подавилось собственным негодованием, и теперь просто взирала на дочь, не веря в то, что та бунтует. Её губы дрожали, щёки налились краской, а глаза наполнились слезами. Но Синта не смягчилась.
- У нас есть план, Шрийя, - примирительно сказал Сайн. - Поверь, о женщинах и детях мы подумали в первую очередь.
- А о моём сыне? - тут же перекинулась Шрйия на Сайна, тот час же забыв про Синту и найдя новую жертву. - О Ронаре тоже? Или вы уже забыли о моём мальчике? Бросили его на произвол судьбы?
- Мы искали Ронара два дня, мама, - сказала Синта.
- И будете искать дальше! Ясно тебе, дрянь?!
- Но не сегодня, - подал наконец голос Маллид, устав выслушивать эти семейные дрязги. - Сегодня нам предстоит подготовиться к грядущему бою.
- Бою? - Шрийя всплеснула руками. - Вы что, все из ума выжили?
- Отнюдь, женщина. Мы ведь солдаты, сослуживцы твоего почившего мужа. Война наше ремесло. И даже после стольких лет спокойной жизни, поверь, навыков мы не растеряли.
- Ну а как же мы? И наши дети? Мы же не солдаты, Бездна вас забери!
- И именно по этой причине мы хотим отправить вас в Медовый Холм как можно скорее, - сказал Сайн.
- Но... - Шрийя осеклась, запал её негодования, похоже, подходил к концу и на место ему приходила усталость и страх. Голос стал тонким и дрожащим. - Здесь ведь наш дом.
- И вы вернётесь сюда, когда всё кончится. Но сейчас вам с детьми безопаснее будет отправиться в город и переночевать там.
Шрийя промолчала. Опустив голову, она закрыла лицо руками и стала тихо всхлипывать.
Подавшись вперёд, поставив локти на стол и сцепив пальцы, Маллид заговорил:
- Это единственное верное решение, и с ним не стоит тянуть. Нам ещё многое предстоит сделать до ночи, так что собирайте вещи. Берите только самое необходимое, и отправляйтесь в путь. А мы втроём останемся здесь, будем готовиться к бою.
- Другого выхода точно нет? - тихо спросила Шанта. - Вы не можете отправиться с нами?
- Нет, - покачал головой Сайн. - Даже малейший шанс на возвращение Ханриса мы должны принимать во внимание. Если он вернётся, а здесь никого нет, он точно не выстоит против преследователей.
Шанта только кивнула и медленно поднялась из-за стола.
- Значит пойду собирать детей.
- Почему вы сказали, что остаётесь втроём? - нахмурившись уточнила Синта, когда хозяйка вышла.
- Я, Сайн и Драйган, - Маллид махнул рукой на сына. - В другой ситуации отправил бы его вместе с вами, но сегодня ночью нам пригодится любая помощь. Надеюсь не сдрейфит.
- А как же я? Я тоже хочу остаться и драться.
- Нет, Синта! - тут же взвизгнула Шрийя. - Ты не останешься. Поедешь с нами.
Она потянула руки к дочери, но та вскочила, отшатнувшись от неё, как от открытого огня.
- И не подумаю. Я остаюсь здесь и буду сражаться.
- Твоя мать права, - сказал Сайн. - Ты должна отправиться с ней и детьми.
- Это неправильно. Я тоже умею держать меч и стрелять из лука. Отец хорошо обучил меня.
- Даже и не думай об этом! - завизжала Шрийя. - Дочь, я запрещаю тебе!
- А мне наплевать, Матушка.
- Неблагодарная ты дрянь!
- Синта, мы верим в твои умения, - пытался переубедить девушку Сайн. - Но и в Медовом Холме нашим семьям можем понадобиться защита. И тогда ты...
- Вы меня этой ерундой не купите, - перебила его Синта. - Я должна остаться. Должна ради Ронара. И потому что вам сегодня ночью понадобится каждый клинок. Разве не так? Отправите меня в город с детьми вопреки здравому смыслу? Только потому что женщина не должна уметь держать меч?
- Вообще-то, я знавал не мало женщин, управляющихся с мечом получше многих мужчин, - неожиданно сказал Маллид, и Синта уставилась на него, ожидая некого "но", которое раз и навсегда решит её судьбу в данном предприятии. Однако Маллид лишь улыбнулся ей, затем глянул на Сайна и сказал то, чего Синта никак не ожидала услышать: - Ты только глянь на неё, дружище. Глянь в эти глаза. Никак старина Зан вернулся с того света, чтобы сегодня драться рядом с нами. Ну разве можем мы ему в том отказать?
Маллид и Сайн договорились, что последний сопроводит женщин с детьми до Медового Холма, и к закату вернётся. Если повезёт, то может убедит и кого-то из местных поехать с ним, чтобы сражаться. Синта и Драйган же, под предводительством Маллида, в это время будут готовить территорию и дом к тому, чтобы сдерживать атаку неприятеля.
Наблюдая за тем, как телега увозит её брата и мать прочь, Синта с горечью думала о сухом и скомканном прощание с ними.
Брат выглядел растерянным и напуганным. С раскрасневшимися от слёз глазами, закутанные в тёплый тулупчик и шарф, он напомнил Синте одинокого, потерянного воробья, прячущегося от непогоды под козырьком крыши. Шрийя старалась уберечь сына от всего на свете, но другие дети не щадили его чувств, и рассказали Дорану всё, что знают сами про страшных чудовищ из леса и про постигшую Ронара напасть, щедро приукрасив немногие известные им крупицы истины страшилками и своими детскими домыслами, от чего тот почти не спал этой ночью, дважды закатывая истерику на весь дом.
- Слушайся маму, - сказала Синта единственное, что пришло ей тогда в голову.
- Поехали с нами. Поехали с нами, пожалуйста, - залепетал Доран схватив сестру за подол юбки, и Синте подумалось, что это мать попросила брата сказать эти слова, чтобы надавить на её чувства, пробить эмоциональную стену, которую та выстроила между ними, приняв решение остаться.
- Я не могу. Должна быть здесь.
- Но почему?
Вместо ответа, - Синта просто не знала, что ему на это ответить, чтобы брат понял её, - она присела перед Дораном и крепко обняла его, испытывая искренний прилив нежности к этому избалованному, капризному, но очень доброму и любознательному мальчику.
- Пройдёт всего день, и завтра мы снова увидимся, - прошептала она на ухо братишке. - Я приеду за тобой и матушкой, обещаю.
- Приедешь с Ронаром? - спросил Доран, и сердце Синты защемило.
Она выпустила брата из своих объятий, ласково потрепала по щеке и улыбнулась, хотя самой вдруг захотелось плакать.
- Ну конечно, глупый. Мы оба завтра к вам приедем. А теперь давай, залезай к остальным детям.
Синта помогла Дорану забраться в повозку, и только тогда, наконец, взглянула на стоящую рядом мать.
- Я поняла чего ты так страстно желаешь, дочь, - сказала та холодно. - Доказать всему миру, что ты похожа на отца куда больше, чем на меня. Но неужели ради этого ты готова пойти на смерть?
- Всё, чего я желаю, матушка, это чтобы ты приняла мой выбор, - усталым тоном сказала Синта.
- Не смогу, - честно ответила та. - Ни принять, ни понять такой выбор я просто не сумею. Он разбивает мне сердце.
- Мне очень жаль, - ответила Синта, сама не зная, о чём именно жалеет: что причинила матери боль, или что та даже не станет пытаться её понять.
Шрийя разочарованно покачала головой в очередной раз всплеснула руками.
- Уповаю лишь на то, что Ронар появиться вовремя и сумеет тебя образумить.
- Поменяйся мы местами, ты бы позволила Ронару остаться?
- Поменяйся вы местами, Синта, ничего бы ровным счётом для меня не изменилось. Я люблю вас обоих, и боюсь потерять. А вы только и норовите надерзить мне, думаете как бы поскорее отделаться... чтобы, в конце-концов, навсегда покинуть.
- Это вовсе не так...
Шрийя выставила ладонь перед собой, требуя дочь прекратить свой протест. Затем всхлипнула и шумно втянула ртом воздух, стараясь сдержать подступившие к глазам слёзы.
- Вы мои дети, и я всегда буду заботиться о вас, - продолжила она слегка дрожащим голосом. - Даже если сами вы считаете это ненужным, назойливым, глупым. Да, вот такая я, глупая ваша матушка. Не чета столь обожаемому отцу. Но только я у вас осталась, а вы у меня. И, чтобы ни случилось, я никогда не перестану думать о вас, не перестану вас любить.
- Спасибо за это, маменька, - проговорила Синта, пристыжено опуская взгляд на носки своих сапог.
Та лишь быстро обняла дочь за плечи, поцеловав в лоб и проговорила:
- Береги себя.
Затем Шрийя залезла в повозку, и вот теперь, всего каких-то десять минут спустя, Синта наблюдала как та превращается в серую точку на горизонте.
"Может стоило сказать больше? Намного больше?" - спрашивала себя Синта. - "Наверное стоило сказать: я очень люблю тебя, Матушка, я очень люблю тебя Доран. Определённо стоило, ведь я могу их больше никогда не увидеть".
Но что-то подсказывало Синте, что не смотря ни на что, её мать и брат знали всё то, что она не сказала.
- Эй, девчина! - раздался голос Маллида.
Синта резко обернулась, и увидела, что тот, стоя у дверей дома Сайна, машет ей рукой, подзывая к себе.
- Подойди-ка! Есть разговор.
"Пора приниматься за дело!" - решила Синта, разом попытавшись отрешиться от всех посторонних мыслей, чего ей сделать, конечно-же, совсем не удалось. Но она искренне пыталась. И всё равно, идя к Маллиду, глазами искала Драйгана. Не потому, что не хотела общаться с этим старым воякой наедине, а потому, что давно уже себе призналась: именно Драйган главная причина, по которой она осталась. Может осталась бы и без него. Ради Ронара, ведь тот ещё мог вернуться, на что Синта искренне надеялась. Ну и ради себя, конечно, чтобы доказать окружающим, что она вовсе не добрая хозяюшка, а дочь Зана Готхола, и ничуть не уступает брату в праве быть наследницей отца. Но побудили бы её остаться эти факторы, Синта точно не знала. Может да, а может она сумела бы убедить себя в том, что отправившись с матушкой и братом, будет так же полезна, ведь и в Медовом Холме им может грозить опасность. Но присутствие Драйгана всё решило однозначно. Она хочет остаться ради него, чтобы биться с ним бок о бок против десятков, да хоть бы и сотен и даже тысяч врагов, лишь бы рядом с ним.
Когда девушка подошла, Маллид протянул ей что-то, зажатое в кулаке, со словами:
- Вот, держи.
Синта раскрыла ладонь, и Маллид уронил на неё абсолютно чёрный и совершенно гладкий камень, совсем небольшой и почти невесомый.
- Что это? - нахмурилась Синта разглядывая предмет.
Камень не просто был чёрного цвета, он словно был дырой в пространстве. День стоял ясный, на востоке уже вовсю светило восходящее солнце, но его лучи не отражались от камня, не заставляли его поверхность блестеть, он словно поглощал их, ничего не отражая обратно. Да и не камень это был вовсе, если уж на то пошло. Более всего предмет походил на жемчужину. Синта видела жемчуг лишь однажды, у проезжающего в Волхарию купца. Стоило ожерелье из белых бусин баснословных денег, но купец, из уважения к принявшему его дому, позволил тринадцатилетней тогда Синте полюбоваться им и даже примерить на себе. Невероятный красоты то было украшение. И Синта хотела узнать о нём всё. К сожалению купец и сам мало знал об этих бусинах, сказал лишь, что они с далёкого юга, с морского побережья, что они, словно бы сами вырастают под водой, прячась в ракушках, и что существую ловцы жемчуга, которые ныряют за ним на глубину, в полную опасностей морскую почину - вот почему он стоит так дорого. Синта ещё много дней потом была заворожена этими историями и силилась представить, какого это: быть ловцом жемчуга, и, погружаясь в темноту, сражаться с обитающими там чудовищами лишь для того, чтобы вынести на поверхность такую неописуемую красоту.
- Это... ну..., - Маллид поскрёб свою бороду. - Эта вещь принадлежала твоему отцу. И так как твой брат пропал, а нам предстоит бой, я думаю, что могу отдать это тебе с чистой совестью. Зан был бы не против, учитывая ситуацию, я полагаю.
- Это какое-то оружие? - Синта не сводила глаз с красивой чёрной жемчужины, вертя её в пальцах. Что-то в ней было манящее, притягательное. Чем сильнее она сжимала жемчужину в пальцах, тем отчетливее чувствовала лёгкое покалывание в подушечках.
- Да, нечто вроде, - закивал Маллид. - Мы нашли эти вещи в войну. Условились, что каждый возьмёт по одной. Только Сайн отказался. А я взял перстень, - Маллид продемонстрировал его на своём пальце. - Ханрис кинжал, а твой отец... это. Очень в его стиле, хочу сказать, взять что-то такое странное, неопределённого вида, словно простая безделушка, чем, само-собой не является. Он любил напустить пыль в глаза, прикинуться простаком, а потом, когда враг не ожидает, показать всё, на что способен. И, как и сам Зан, эта хреновина может удивить своими возможностями.
"Предметы силы!" - поняла Синта. Так они назывались в её книгах, а еще: артефакты, наследие прошлого или проклятые вещи. Синта и подумать не могла, что сможет подержать в руках такой предмет. По правде говоря, она и не верила до конца, что они существуют, и это не выдумки селенианских бардов и сказителей. Отец много рассказывал ей о войне, но сейчас, перебирая в своей голове его истории, Синта не могла вспомнить ни одной, в которой он, хотя бы вскользь упоминал об этой жемчужине.
- Я никогда об этом не слышала.
- Мы старались особо не говорить о них, дабы лишний раз не вводить себя во искушение, - пояснил Маллид, хотя Синта не поняла, о каком искушении речь. - После войны мы их спрятали. Зарыли. Потому что они опасны и в мирной жизни едва ли могли пригодиться. Но так как на пороге новый бой, решили откопать.
- И как этим пользоваться? - Синта наконец подняла на него глаза, нехотя отведя их от жемчужины, но продолжая катать её в пальцах, наслаждаясь гладкой формой, приятным теплом и покалыванием.
Маллид усмехнулся, затем сплюнул и сказал:
- Не знаю. Никто тебя этому не научит. Ты поймёшь сама, когда придёт время. Просто поймёшь, что именно нужно делать и как. Не могу объяснить иначе. Но я могу сказать, что именно она делает. Много раз видел как Зан использовал это.
- И как же?
- Он бросал этот шарик в какую-нибудь сторону, а затем, когда хотел, вдруг исчезал, и тут-же появлялся рядом с ним. А мог оставить где-нибудь, скажем в лагере, и потом, даже уйдя от того места на пару дней, он мог туда вернуться по щелчку пальца. Хоп, - Маллид громко щёлкнул пальцами, - и вот он стоит рядом с этой штукой. Так-то. В бою он мог таким образом уйти из под атаки, или оказаться у врага за спиной, а однажды, я видел, как он подбросил этот шарик высоко над головой, и тут же переместился к нему, и обрушился на врагов сверху, ломая тем кости и дробя черепушки, можешь себе это представить?
- С трудом, - честно призналась Синта.
- Ну да, тут видеть нужно, - согласился Маллид.
- И что, он ни разу его не терял?
- Удивительно, но нет. Я тоже как-то спросил об этом у Зана. Говорю: шарик же такой маленький, что если бросишь однажды, и не найдёшь в траве. А он лишь расхохотался. Потом сказал, что это невозможно. Что он, вроде как чувствует его на расстоянии. И как бы далеко от него не находился, достаточно лишь подумать о нём и тут же уже точно знает где тот находится. Вот так вот. Странная штуковина, очень. Но, в умелых руках, крайне полезная.
- Спасибо большое, - поблагодарила Синта Маллида, чувствуя гордость и благоговение от того, что стала ещё на шаг ближе к отцу, к его прошлому, его историям и его жизни.
- Да не за что. В предстоящем бою нам понадобятся все возможные силы. А теперь, давайте приниматься за дело. Солнце уже высоко, а у нас работы невпроворот.
Маллид поднял голову и, сощурившись, посмотрел на голубое небо, по которому бежали рваные хлопья белых облаков, словно гонимый ветром пух.
- Ночью будут заморозки, - заключил вояка по одному ему известным признакам и добавил: - Думаю, выпадет снег.
Маллид командовал подготовкой большую часть дня, не давая Драйгану и Синте ни минуты передышки. Под его руководством они собрали вокруг дома Сайна шесть больших стопок древесины для костра, которые должны будут поджечь, когда стемнеет и поддерживать всю ночь, тем самым не дав никому подкрасться из мрака. Чтобы собрать столько хвороста, Драйгану пришлось совершить две ходки в лес с телегой.
Затем Маллид наказал заколотить все окна в доме изнутри, так, чтобы остались только небольшие щели - бойницы. Таким образом красивый дом Сайна за несколько часов превратился в небольшую крепость.
Сам Маллид без дела не сидел тоже. Успел съездить в имение и привезти свой меч, а так же охотничьи ножи, два лука, стрелы, некоторые инструменты и четыре бочонка пива. А потом сидел и тщательно проверял весь арсенал. За тем занятием его и сморило.
Заколотив последнее окно на втором этаже, Драйган спустился вниз и обнаружил отца мирно спящим в кресле Сайна, уронив голову на грудь, с ножом в одной руке и точильным камнем в другой, а у ног его стоял полупустой бочонок пива. Выглядел старый солдат таким умиротворённым в тот момент, что Драйган решил его не будить. Тем более что Маллид не спал всю ночью и с утра глаз не сомкнул, а впереди им вероятно предстоял опасный бой и всем бы следовало отдохнуть и набраться сил.
Драйган, стараясь двигаться как можно тише, подошёл к креслу, и забрал из рук отца сначала камень, затем нож. Тот лишь всхрапнул, но не разомкнул глаз. Как бы не похвалялся Маллид тем, что его рефлексы и военные навыки ничуть не растерялись, всё же годы своё брали, и сон старого солдата стал намного крепче. Прежде, как утверждал сам Маллид, и Драйган тому охотно верил, никто бы не сумел подобраться к нему спящему, теперь же, выпив чуть пива и утомившись, он заснул крепким сном.
Отложив нож и камень в сторону, Драйган укрыл отца шерстяным пледом, найденным в доме. Тот лишь дважды чмокнул губами и, чуть склонив голову на бок, захрапел так, что пожалуй окажись рядом пещерный медведь, тот испугался бы чудовищного рыка и убрался восвояси, не желая связываться с поселившимся в доме чудищем.
Драйган ухмыльнулся. Затем, так же ступая как можно тише, вышел из дома. Солнце уже начинало клониться к закату, но до наступления сумерек оставалось не меньше двух часов.
Пройдя к бочке, стоящей на углу дома, он умыл в ледяной воде лицо и шею. Заодно взбодрился и скинул с себя сонливость. Затем задумался:
"А где Синта?".
Последний раз он видел девушку на первом этаже, где девушка заколачивала окна в детской комнате, когда он поднимался наверх. Повертев головой, Драйган не обнаружил дочери Зана, зато увидел сидящего в отдалении белоснежного пса, который с интересом наблюдал за ними.
- Зоркий, - тихо произнёс он имя зверя.
Он встречался с этим псом всего пару раз, очень давно, когда навещал вместе с отцом имение Ломара, но узнать диковинное животное было несложно. Теперь он лишился хозяина.
"Бедолага", - пожалел пса Драйган. - "Ты, наверное голоден".
Он быстро вернулся в дом, набрал вяленого мяса и суповых косточек, - искать, чем кормили собак в семье Сайна, не было времени, - и вынес всё это на тарелке во двор. Зоркий сидел там же, и направившись в его сторону, Драйган демонстративно вытянул вперёд руку с тарелкой. Однако пёс не шелохнулся. Лишь завилял хвостом.
- Вот же наглая морда. Я тебя покормить хочу, а ты просто сидишь и ждёшь, когда еда сама к тебе придёт? - спросил Драйган подходя.
Зоркий только открыл пасть и сощурился, глядя на него, от чего создалось впечатление, что пёс хитро ухмыляется. Драйган вытянул руку, давая тому обнюхать свою ладонь, но Зоркий не проявил к этому жесту особого интереса. Зато с нетерпением глядел на тарелку в другой руке Драйгана.
- Ну наглец, вы гляньте! Здороваться не хочет, только жрать ему подавай.
Пёс в ответ облизнулся, не сводя с тарелки глаз.
- Ну ладно, на уж, держи. - Драйган поставил тарелку на землю и опустился рядом на корточки.
Зоркий жадно набросился на еду.
- Проголодался, да? Ну ешь, дружище. Я тебе потом ещё могу вынести.
Быстро уничтожив вяленое мясо, пёс лёг на живот, и с упоением принялся грызть суповую косточку, зажав её между передними лапами.
- Мне жаль твоего хозяина, дружище, - сказал Драйган.
Зоркий лишь скосился на него, затем повернул голову и принялся с новой силой грызть кость другой стороной челюсти.
- С кем это ты там разговариваешь? - раздался голос Синты, и Драйган подскочил от неожиданности. Зоркий же вообще никак не отреагировал на появление девушки, словно знал, что она рядом.
Драйган стал озираться по сторонам, и увидел Синту, идущую к нему от хлева. Она улыбалась во весь рот.
- Испугала тебя, да?
- Не дождёшься, - отмахнулся Драйган, приняв наигранно-грозный вид. - Такого бывалого война как я не испугать, и врасплох не застать. Ничто не укрывается от моего взора, я всегда на чеку.
- Ну да, ну да, - рассмеялась Синта. - То-то я видела, как ты подпрыгнул чуть не выше головы.
- Это просто я увидел как что-то промелькнуло там, за домом, - махнул рукой Драйган в неопределённую сторону.
- Ах вон оно что. - Синта подошла к нему и Зоркому. - Неужто нам что-то угрожает, о грозный воитель? Может беглая курица выслеживает свою жертву, или, упаси Властитель, дикий кот явился по наши души?
- Нет, не волнуйтесь миледи, никакой угрозы нет.
И оба расхохотались.
Затем Синта глянула на пса у ног Драйгана.
- Какой красавец. Кто твой друг?
- Знакомься, это Зоркий. Он был псом Ломара. Теперь, видимо, пришёл за отцом и Сайном в поисках еды.
- Бедняга.
- Угу. Надеюсь эта косточка немного скрасит его тоску.
- Может только на время, - Синта вздохнула. - Но ему понадобится новый дом, не может же такой красивый пёс жить на улице.
- Ты права. Я думаю, что когда это всё закончится, я возьму его к себе, - сказал Драйган, только что решив это.
- Правда? - Синта воззрилась на него.
- Ну, если он захочет, конечно. Но, по-моему, мы неплохо поладили.
- Ещё бы, вон какую косточку ты ему принёс. Любого такой купишь.
Драйган улыбнулся в ответ, глядя на пса у своих ног, полностью поглощённого своим занятием. Кость громко хрустела под натиском его зубов.
- Но, знаешь, такой косточкой и я заманить могу, - лукаво проговорила девушка. - И, может у меня ему понравиться больше?
- С чего это?
- Ну не знаю. Ты же совершенно не умеешь обращаться с собаками. А я уже заботилась о псе, знаю где их чесать, чтобы было приятно, знаю какие вкусности давать.
- Да ну, это всё легко. Чесать за ухом и пузо, если позволяет, а что на счёт вкусностей: так разве есть нечто более стоящее, чем такая вот кость?
- Да я ему таких с десяток могу принести, - похвалилась Синта, уперев руки в бока.
- А я целую сотню. А ещё у меня кролики, - парировал Драйган.
- Ну да. А ещё Маллид, который не очень-то хочет заводить собаку.
- С этим я разберусь.
- Да ну?
Последние слова Синты укололи Драйгана, напомнили, что он слишком зависит от мнения отца-тирана, и не способен противостоять ему. Но хуже всего, что Синта это знала.
"Все это знают. Все видят" - с горечью подумал Дрйган.
Заметив смущение на лице Драйгана, Синта видимо поняла, что сказала что-то не то, и добавила:
- А вообще, решать Зоркому, верно?
Драйган согласно кивнул.
- И, к тому же, почему о нём должен заботиться только кто-то один из нас? Можем делать это вместе.
- Значит вдвое больше костей и почёсываний?
- Ему на радость.
Оба снова опустила глаза на Зоркого, который их вовсе не слушал.
- А где ты была? - спросил Драйган, не желая, чтобы молчание затягивалось.
- Я... да так. - Синта махнула рукой в сторону хлева. - Хотела немного потренироваться.
- Потренироваться? С мечом?
- Нет. А следовало бы наверное с мечом, ведь, если верить твоему отцу и Сайну, нас ждёт бой.
- Ждёт, - кивнул Драйган и помрачнел, вспомнив как они с Ханрисом отбивались от чудовищ в лесу. Сколько бы он отдал, чтобы не оказаться больше никогда в такой ситуации, но похоже этой ночью им предстояло нечто похуже, и от того страх ледяным обручем стискивал его грудь.
- А с чем практиковалась, если не с мечом?
- Да вот с этим, - Синта разжала кулак и показала Драйгану лежащую на её ладони крупную чёрную жемчужину. - Его дал мне Маллид. Вроде как эта вещь принадлежала моему отцу.
- Что это?
- Оружие... Или нет... Не знаю точно. Если верить Маллиду, в ней скрыта древняя сила. Отец пользовался ей во время службы в армии. Вроде, где бы она ни была, мог почувствовать и мгновенно оказаться в том месте.
- Неужели? - вскинул брови Драйган. - Разве такое возможно?
- Маллид так сказал. А я читала про подобные предметы. Их находят в древних городах, и они способны дарить своим обладателям разные силы. Но только вот этот... Бездна его забери, он совсем не хочет работать.
- А как ты пробовала заставить его работать?
- Клала перед собой, пыталась почувствовать не касаясь. Закрывала глаза, отворачивалась, отходила. Но ничего так и не почувствовала. Не знаю, как вообще это делается.
- А отец ничего тебе не посоветовал?
- Он сказал что и сам не знает, как это происходит. А потом добавил что-то типа: ты сама поймёшь. Но я ничего не пониманию, - Синта раздражённо топнула ножкой. - Видимо отец знал что-то, чего не дано знать мне.
- Не отчаивайся. Может на это нужно больше времени?
- Может быть. Вот только битва уже сегодня. Ох Драйган! - Синта, вдруг, к его удивлению, прильнула к груди Драйгана, обняла его, спрятала лицо. - Мне страшно. Я вся дрожу, ты чувствуешь?
Он чувствовал. Но не только дрожь. Он ощущал тепло её тела. Снова и так близко. И от того сердце застучало быстрее, изнутри стал подниматься жар, который он не способен был унять.
- Хороша воительница, да? Дрожу как лист на ветру. Сама напросилась остаться, а теперь до смерти боюсь наступления ночи.
- Не бойся, - проговорил Драйган, и провёл рукой по её волосам. - Я буду рядом. Не упущу тебя из виду ни на мгновение.
"Нашёлся герой, то же мне!" - отругал себя Драйган. - "Ни разу меч в ход не пускал, а в лесу чуть не погиб. Чем похваляюсь, сам ведь от страха места себе не нахожу".
Но Синта, похоже, совсем иначе восприняла его слова. Она подняла на Драйгана свои прекрасные зелёные глаза.
- Обещаешь? - спросила она так чувственно и доверительно, так... женственно.
- Обещаю, - ответил он на выдохе.
Несколько секунд Синта не спускала с него глаз и Драйган тоже не мог отвести от неё взгляда. Затем девушка отступила на шаг и спросила:
- Твой отец спит, да?
- Да. В доме.
- Нам бы тоже не мешало отдохнуть, как считаешь?
- Согласен.
Щёки Синты заметно зарумянились. Она прикусила нижнюю губу, будто принимая некое сложное решение в данный момент. Затем в глазах её вспыхнуло нечто такое, чего Драйган прежде никогда не замечал, и от чего почувствовал как по всему его телу стал подниматься жар.
- Пойдём, - сказала Синта после недолгого промедления, и, не ожидая от Драйгана возражений, взяла юношу за руку и повела в сторону хлева.
Он шёл следом покорно, лишившись всех мыслей разом, и лишь наслаждаясь теплом её руки, покачиванием бёдер, изящной шеей. Он и раньше видел и отмечал красоту Синты, но сейчас, именно в этот момент, она стала особенно прекрасной и желанной.
Зайдя в хлев, Синта отпустила его руку и стала быстро взбираться по лестнице вверх, под крышу, туда, где хранилось сено. Драйган полез следом, стараясь не обращать внимание на боль в колене. На последних ступенях девушка вдруг ускорилась и, оказавшись наверху, кинулась вперёд, пропав из виду. Поднявшись, Драйган увидел, как она, отбрасывает в сторону свою тёплую курточку и, рассмеявшись и раскинув руки в стороны, падает спиной назад, в сено. Он задержался на последней ступени, любуясь её красотой. Заметив это, Синта приподнялась на локтях.
- Такая постель тебя устроит? Спал когда-нибудь на сене?
- Никогда, - признался Драйган.
- Иди сюда, ляг рядом.
Драйган без промедления шагнул ей на встречу и упав рядом, повернулся на правый бок, лицом к Синте. Девушка тоже повернулась к нему, подперев рукой голову и катая в зубах сухую травинку.
- Очень удобно! - солгал Драйган, хотя только на половину, потому что лежать рядом с Синтой он был готов хоть на острых камнях, хоть на люду, все неудобство становились такими незначительными, когда она была рядом.
- Да брось, - отмахнулась девушка. - Я знаю, что не пуховая перина. Но я любила, после того как отец привозил из Медового Холма стога сена на зиму, завалиться на них с книгой. Могла так целый день провести, читать и дремать, вдыхая этот запах. И Нюхач всегда был рядом, то мог свернуться калачиком у моих ног, а то и развалиться на спине, лапами кверху. И это такие приятные воспоминания, что от них становится очень тепло и уютно на сердце. Сразу представляется летнее солнце, теплый ветерок с реки, и беззаботная жизнь в окружении тех, кого любишь. Тогда казалось, что это никогда не измениться. А теперь... - Синта вздохнула. - Нет ни отца, ни Нюхача, ни Ронара, Мать с Дораном тоже где-то далеко. Солнце не греет, надвигается ночь, и мне так страшно.
- Но я рядом, - поспешил сказать Драйган, а затем обругал себя за то, что влез с этим идиотским заявлением. Кто он ей? Уж точно не сможет заменить ни отца, ни брата, ни даже собаку. Просто сосед и друг. Но будь Драйган чуть более опытен в общении с женщинами, сумел бы прочесть в глазах Синты на сей счёт нечто гораздо большее.
- Да, и я безмерно благодарна тебе за это, - улыбнулась ему Синта.
- Возможно, когда всё кончится, ты и этот момент станешь вспомнить с теплотой, - предположил он.
Синта подалась вперёд, и их лица оказались так близко, что Драйган почувствовал её тёплое дыхание.
- А может быть даже это станет любимым моим воспоминаем, - проговорила она и, вдруг, поцеловала его.
Прикосновений горячих влажных губ, прокатилось волной по всему телу Драйгана. Он ответил на поцелуй. Затем, когда она чуть отстранилась, подался вперёд уже сам, чтобы поцеловать её снова. И ещё раз, и ещё. Руки Синты обвили его шею, а сама девушка легла на спину, увлекая его за собой.
Драйган ощутил, как поднимается внутри него мужское начало. Робость и нерешительность стали уступать место страсти и желанию. Поцелуи становились всё более ненасытными. Левая рука легла на бедро девушки, спрятанное под юбкой. Синта закрыла глаза, полностью отдав инициативу Драйгану, который принялся осыпать поцелуями её лицо, а затем спускаться вниз, к шее.
- Помоги мне снять платье, пожалуйста, - прошептала Синта ему на ухо.
Драйган нехотя прервался и подался назад. Синта, ловко вывернувшись из под него, села спиной к Драйгану, демонстрируя шнуровку на спине платья. Дрожащими от волнения и возбуждения руками он принялся с нетерпением развязывать её, желая как можно скорее вернуться к поцелуям.
Платье поддалось не сразу, и всё же Драйгану удалось развязать шнуровку и расслабить её. Тогда Синта обнажила своё левое плечико. Драйган сгорал от желание коснуться его, но терпеливо ждал, пока девушка достанет руку из рукава и затем освободит вторую, и только потом, неистово набросился на неё сзади. Вновь принялся целовать в шею, а руки спустили платье ниже, оголяя маленькие, упругие груди и розовые соски. Он прикоснулся к ним, стал ласкать и гладить, и Синта томно застонала. Затем ушла из под его поцелуев, и снова обернувшись лицом к Драйгану, легла на спину.
- Иди ко мне, - попросила она. - Я так долго этого ждала.
Она взялась за юбку и стала скатывать её в пальцах, задирая всё выше и выше. Вот показались голые икры, затем коленки и бёдра.
Волна жара и неведанного им прежде возбуждения захлестнула Драйгана.
Синта чуть развела ноги, приглашая его к себе, и он вновь набросился на неё как зверь, принявшись покусывать её соски и целовать груди.
Синта сгорала от желания, и ей казалось, что сейчас они с Драйганом просто вспыхнут жарким пламенем, в котором исчезнут оба. Но, видит Властитель, именно этого ей и хотелось. Наконец он был здесь, с ней, живой и осязаемый. Целовал и ласкал её тело не в фантазиях, а наяву. Он был настоящим, они были настоящими. Весь остальной мир нет, только они вдвоём сейчас действительно существовали. Она ощущала это каждой частичкой своего тела, каждая клеточка её кожи чувствовала и трепетала, пылала и желала его. И пусть всё было не так, как она себе представляла. Они весь день трудились, и теперь от них пахло потом, на пальцах горели мозоли, ссадины и занозы, а под ногтями чернела грязь. И находились они в хлеву, пропахшем навозом и скотом, на колючем и неудобном сене. Но разве всё это имело хоть какое-то значение? Они были вместе здесь и сейчас. Они любили друг друга как никто и никогда не любил, они сгорали в этом пламени вместе. Их время было на исходе, приближалась ночь, но если такое пламя не способное было отогнать тьму, то что вообще способно?
Пока Драйган целовал и ласкал её груди, Синта расстегнула пояс на его штанах, быстро дёрнула их вниз и наконец взяла в руку его мужское достоинство. Горячий, твёрдый и пульсирующий орган. Обхватив ногами его бёдра, Синта настойчиво потянула его к себе, указывая путь. Драйган не сопротивлялся. И через мгновение его твёрдая плоть соприкоснулась с её влажной плотью там, под юбкой, и от этого у Синты потемнело в глазах. Затем, резким движением он проник в неё. Синта ощутила вспышку боли и вскрикнула. Но то было только одно мгновение, и затем Синта продолжала стонать и вскрикивать уже от немыслимого наслаждения, когда Драйган принялся двигаться вперёд-назад.
Синте показалось, что они стали единым целым и уже никогда не смогут разъединиться. Она этого и не хотела. Пусть всё остаётся так как есть в это мгновение. Пусть остаётся так всегда.
"Пожалуйста! Пожалуйста, пусть всё остаётся так вечно!"
Пережидая день в тёмной норе, пропахшей трупом и кровью, Ханрис несколько раз погружался в беспокойный сон. Ему снились пещеры, по которым он блуждал в поисках выхода, но раз за разом вновь набредал на огромный грот, в котором его поджидали желтоглазые чудища. В этом сне не было спасителя Ломара и его странной чернокожей спутницы, и некому было помочь Ханрису отыскать выход. И охотник метался во тьме. Просыпаясь, Ханрис чувствовал невероятную слабость, с трудом мог разомкнуть веки. Долго не мог понять где находится и определить границу между сном и явью. Затем, всё же вспоминал, что уже выбрался из пещер и направляется домой. Но стоило лишь сомкнуть глаза, как его кошмар повторялся.
В какой-то момент Ханрис с ужасом понял вдруг, как это обычно и происходит во снах, когда без всякой причины приходит осознание чего-либо, что его семья здесь, её держит у себя рогатый демон. Никам, Лилей и Весна у него, но Ханрис не мог найти путь к ним. Он слышал сквозь стены их крики ужаса и боли, слышал как они звали его, но тщетно блуждал в темноте. Затем мольбы о помощи сменялись обвинениями в том, что Ханрис бросил их, что не защитил, что он плохой муж и отец, что он чудовище, предатель и виноват во всём случившемся. Потом и эти голоса замолчали, утонули в крике боли и отчаяние трёх слившихся в унисон голосов, что едва не свели Ханриса с ума. И вдруг, за очередным поворотом он нашёл свою семью. Три тела лежали посреди грота, а вокруг столпились демоны, сверкая глазами и исходя слюной. Ханрис кинулся к ним, схватил за руку жену, обнял дочь, стал трясти за плечи сына, но в их телах не было жизни. У них забрал жизнь шаман, а после бросил тела на съедение своей стае.
Демоны подступали всё ближе, и пока Ханрис кричал и рыдал, отказываясь верить, что всё происходящее правда, твари приблизились к нему, обступили со всех сторон, и стали бросаться в попытках вырвать у него тела любимых, чтобы разорвать их на куски и сожрать. Ханрис стал отбиваться, но противников было слишком много. Вначале утащили тело Лилейн. Когда Ханрис бросился за ней, то другая твари, схватила за ногу Никама, и утянула зво мрак. И вот, держа на руках одну только Весну, он кричал, чтобы чудовища не подходили, умолял их отступить, угрожал самой страшной расправой. Но твари, коих было кругом бесчленное множество, всё равно подступали ближе и ближе и, наконец, кинулись на него все разом.
Проснувшись в холодном поту, со слезами на глазах, Ханрис замахал руками, отбиваясь от невидимых призраков своего кошмара. Но тела жены на руках уже не было, как и тех, кто желал отнять его. Осознав это, сев и оглядевшись, Ханрис с облегчением вспомнил, что пещеры остались позади, что Весна и дети дома, под защитой. И после этого твёрдо решил, что больше не позволит себе уснуть. Да и не было в том необходимости, ведь он чувствовал, что день начал клониться к закату. Именно чувствовал, неким новым, прежде незнакомым ему чутьём, буквально знал это, и для того совсем не требовалось проверять положение солнца на небе. Страх и слабость начали отпускать его, тело вновь наливалось силой, значит сила светила стала ослабевать. Уже скоро оно закатится за горы, и он сможет выбраться из своего дневного укрытия, чтобы продолжить путь.
Но кроме возвращение своих сверхъестественных сил, Ханрис ощутил, что возвращается и сверхъестественный голод. Тот самый, неодолимый, от которого начинало сводить желудок. Такая она, бытность ночной твари: страшиться дня и быть властелином ночи, испытывать сводящий с ума голод и обладать невероятной силой. И в том прослеживалась пугающая взаимосвязь. За невероятную силу и зрение, за чудесное исцеление от болезней и ран, за бессмертие, которое сулил ему рогатый, приходится платить, и плата эта заключалась в том, чтобы забрать чужие жизни. Именно этого требовал его голод. Туша кабана, лежащая рядом, совсем не привлекала. И не потому, что мясо начало тухнуть, оно была ещё вполне съедобным, вот только кровь застыла, плоть остыла, жизнь ушла, её забрал Ронар, и для Ханриса теперь этот труп был не аппетитнее камня.
По мере того как голод рос, Ханрис всё больше нервничал. Старался отвлечься, но не мог ни на чём сконцентрироваться. День таял, он ощущал это, и голод набирал силу.
"Стоит ли ждать, пока окончательно стемнеет?" - подумал Ханрис.
Чтобы найти ответ на этот вопрос, ему пришлось чуть высунуться из пещеры. Лес погружался в сумерки, но верхушки сосен всё ещё пылали алым, ловя на себе лучи умирающего заката. Свет слепил, глаза болели, но это было вполне терпимо.
"Если выйду сейчас, смогу разорвать дистанцию с преследователями ещё на час, может даже два" - размышлял Ханрис. - "Я выдержу. Смогу найти путь отсюда с закрытыми глазами. Пойду по реке и, как стемнеет, уже окажусь в долине".
Но он не ринулся прочь сразу же, а развернулся и возвратился во тьму. Ханрис не мог оставить здесь Ронара.
- Ты спишь? - спросил она парня, подходя к нему и опускаясь рядом на колено.
Кажется, что за всё то время, что они здесь провели, Ронар не шелохнулся ни разу, лежал лицом к стене и тихо сопел.
- Не сплю, - ответил он, не оборачиваясь. - Думал, ты решил уйти.
- Решил.
- День ещё не кончился.
- Уже начинает темнеть. Свет снаружи вполне можно стерпеть. Пойдём.
Ронар медленно повернул на него голову. Затем сел и чуть отодвинулся от Ханриса к стене. Глянул охотнику в глаза, но быстро отвёл взгляд, словно стыдился, и тяжело вздохнул.
- Я же сказал, что не пойду с тобой, - сказал он сухо.
- Брось ты это, Ронар. Ты должен быть с семьёй.
- Да посмотри ты на меня. И на себя. Кто мы по-твоему? Люди? Мне кажется, что уже нет.
- Мы остаёмся людьми пока мыслим, пока не отдались на волю инстинктам, пока думаем о других и хотим жить в обществе, а не бегать по лесу в поисках пищи.
- Ты чувствуешь это? - спросил он с жутким холодом в голосе. - Чувствуешь голод?
- Да, - ответил Ханрис нерешительно.
- Это ещё ерунда. К ночи он станет таким сильным, что ты не сможешь ему сопротивляться. Всё, о чём ты будешь думать, это как утолить его. А чтобы его утолить...
- Нужно убить, я знаю! - раздражённо прервал его Ханрис. - Я уже боролся с этим.
- И как? Успешно? Я вижу кровь на твоём лице, и смею предположить, что ты поддался.
- В тот раз да, но...
- А что изменилось? Ничего. Ты поддался голоду раз, но с чего-то решил что в следующий сможешь бороться? Глупость.
- Значит дам ему волю. Но на своих условиях. Мы оба знаем, что для этого подойдёт любое животное, - Ханрис кивнул в сторону туши кабана. - Ты отлично с этим справился. Так и будем действовать впредь.
- А вдруг потом этого станет мало? Я убил кабана, потому что людей рядом не было. Но вдруг, окажись рядом моя сестра, мать или брат, я бы набросился на них, мм? Вдруг предпочёл бы их, тупой скотине? Человечина намного вкуснее, поверь, я это знаю.
- Может и так, - старался сохранить спокойный тон Ханрис, хотя внутри у него клокотал гнев. - И что с того? Мы люди, мы контролируем свои потребности, свои желания. Хотеть отнять у человека жизнь, и отнять её, не одно и то же.
- Уверен, что хочешь рискнуть и проверить это рядом со своей семьёй?
- Я уверен, что никогда не причиню им вреда! - огрызнулся Ханрис на Ронара, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, а то и не ударить парня, только за то, что он посмел помыслить подобное. - Если надо, убью себя, но не их, понятно?!
- Но я не так в себе уверен, Ханрис. Ведь я уже перешёл эту черту.
- Брось ныть, сопляк! - выкрикнул вдруг Ханрис, не в силах сдержать переполняющие его эмоции, и Ронар уставился на него, широко раскрытыми глазами. - Я устал препираться с тобой! Я тоже убивал, я знаю что это такое. Мне приходилось убивать в бою, чтобы выжить самому. И не одного или двух. На моём счету десятки трупов. Думаешь, я не убивал невинных? Думаешь, что от моей руки не погибал парнишка, который был младшей тебя? Думаешь, мне не приходилось стрелять в спину убегающей женщине, только потому, что иначе она бы раскрыла наше местоположение? Может считаешь, что ни разу, выпущенная мной в пылу битвы стрела, не оказывалась в шее у своего, по глупой ошибке? И если ты считаешь, что все эти моменты не преследовали меня во снах и наяву, не заставляли терзаться угрызениями совести, то ошибаешься. Но я принял себя такого. Я был на войне. Как и мы с тобой сейчас. Да, это война, не сомневайся. Ты и я теперь её участники. И впереди ждёт бой, так что хватит лить слёзы и жалеть себя, парень. Ты сын Зана Готхола. Вставай и пойдём со мной.
Ханрис видел на лице парня смятение, видел удивление и даже в какой-то миг покорность. Но как только он упомянул имя его отца, всё это сменил гнев, исказивший его черты.
- Я больше не сын Зана Готхола, Ханрис! Сын Зана умер в этой пещере. Ты не сумел защитить его!
Ханрис раскрыл от удивления рот, не зная, что на это ответить.
- Да, домой вернулся кто-то другой. Голодный и злой, но сильный. Ронар сын Зана никогда не был таким сильным.
- Эта мнимая сила. За неё тебе придётся платить.
- Я уже заплатил. И готов заплатить снова. Много-много раз. Потому что она мне нравится. А быть сыном Зана мне не нравилось. Быть человеком мне не нравилось, понимаешь ты это? И если мы на войне, то, выходит, что по разные стороны, Ханрис. Так что уходи отсюда без меня. Я всё решил.
Ханрис смотрел на лицо юноши и не мог поверить в то, что тот ему говорит. Но видел в его глазах уверенность, видел, что Ронар действительно сделал свой выбор, каким бы ужасающим и омерзительным тот ни был. Видел, но отказывался принять, и потому не отступился.
- Это чушь! - Ханрис поднялся, навис на Ронаром и, схватив его за руку, потянул: - Пойдём со мной, сопляк изнеженный, я сказал...
Но Ханрис не успел договорить. Ронар резко, как злющий пёс, вцепился Ханрису в запястье и прокусил кожу до кости. Тот взвыл и одёрнул руку, и тут же Ронар кинулся на него. Сбил с ног и навалился сверху, придавив коленом грудь. Ханрис ударил его кулаком в висок. Ронар гневно зарычал, схватил Ханриса за шею, и тут же получил второй мощный удар в скулу. Что-то хрустнуло. Парень взвизгнул и откатился в сторону прежде, чем его настиг третий удар. Кулак Ханриса впустую рассёк воздух.
Ханрис попытался подняться, но прежде чем сумел это сделать, Ронар ловко обежал его со спины и накинулся сзади. Снова повалил. Впился зубами в левое плечо. Ханрис сумел схватить его правой рукой за волосы, но Ронара это не остановило. Вырвав кусок плоти Ханриса, он рывком высвободился, оставив в пальцах охотника прядь длинных светлых волос, и отскочил к дальней стене пещеры.
- Что ты творишь, во имя Бездны! - заревел Ханрис, поднимаясь и не спуская с него больше глаз.
- Хочешь помериться силой, старик? - спросил Ронар хрипло, пережёвывая кусок мяса, вырванный из плеча охотника.
- Ты обезумел!
- Может быть. А может наконец обрёл себя. И я больше не сопляк, я хищник. Уверен, что сумеешь со мной справиться, старый охотник? Если так то давай, нападай же.
Ханрис не шелохнулся. Из его плеча лилась кровь, пропитывая изодранную рубаху на спине. Запястье тоже кровоточило, и тёмные струйки лились по ладони и капали с пальцев на пол. Раны горели, злость клокотала в груди. Но то была звериная злость, желание отомстить противнику за нанесённую только что обиду. Осознав это, Ханрис легко справился с ней, ведь был человеком а не зверем. И когда пелена гнева спала, увидел перед собой не противника, а мальчишку. Сделавшего неверный выбор, изуродованного злостью и чудовищным недугом юношу. Но это всё же был Ронар, его сосед, сын его друга Зана. Ханрис не собирался с ним драться. Но, кажется, и время слов прошло. Снаружи неумолимо наступала ночь, он не мог больше терять время. Да и кто знает, чем может окончиться эта битва. Поддавшись своим инстинктам, они попросту могут поубивать друг друга.
- Пойдём со мной, прошу тебя, - взмолился он в последний раз. - Ради своей семьи.
- Я остаюсь. - Ответ был твёрд.
- Прости меня, Ронар, - сказал тогда Ханрис сокрушённо, понимая, что это битву он проиграл. - Прости меня, мой мальчик.
"Прости меня Зан!" - добавил Ханрис мысленно. - "Прости за то, что у меня нет нужных слов, нет сил чтобы переменить его решение. Прости, что бегу к своей семье, бросая твою на погибель. Прости меня, брат! Но я не могу поступить иначе".
- Уходи отсюда Ханрис, - вымолвил Ронар, сидя на четвереньках и глядя на охотника жёлтыми глазами. - Уходи, пока ещё можешь.
В последний раз Ханрис взглянул на Ронара, затем развернулся и бросился прочь.
В окно лился оранжевый свет затухающего заката, а Весна всё не просыпалась. Зана тоже спала. Но она, в отличие от волхаринки, открывала глаза несколько раз за день, просила воды, а потом быстро засыпала снова. Илия пыталась поговорить с ней, но речь у сестры была бессвязной и обрывистой, похоже та мало понимала, где находится и что происходит вокруг.
"Хотя бы не бросается на меня и не кричит, что хочет есть". - думала девочка.
Перемены в сестре её успокаивали. Похоже Весна всё же нашла лекарство, которое обещала, и Зана медленно пошла на поправку.
С самой Весной Илии поговорить не удалось. Она проснулась на жёсткой кровати, когда солнце уже во всю светило в окно дома ведуньи. Проспала она видимо, не меньше десяти часов, так как, когда засыпала, за окном была ещё глубокая ночь. Тамила и Весна что-то тихо обсуждали и готовили отвар для Заны. Илия как могла старалась держаться, чтобы помочь им или оказаться как-то полезной, если вдруг потребуется, но усталость всё же сморила ей и девочка крепко заснула.
Когда Илия проснулась, на ногах было только Тамила. Сказала, что как раз приготовила обед, и предложила Илии кашу. И хоть та оказалась премерзкой на вкус, девочка съела всю свою порцию, потому что была страшно голодна.
Затем Тамила, которая вызывала у Илии непонятное но устойчивое чувство тревоги и нежелания находится с ней рядом, сказала, что должна отправиться в лес, проверить силки и собрать травы. Так же сообщила, что Всену будить не стоит, так как та очень утомилась за ночь и выпила отвара для крепкого сна, после чего, одарив Илию столь ледяным взглядом, что от него мороз пробежал по коже, удалилась. И девочка осталась одна, в пропахшем травами доме.
Она провела в одиночестве много часов. В доме не было ничего, что помогло бы ей хоть как-то скоротать время и приходилось тупо бродить из угла в угол, пялится в окно на лес и сидеть у кровати спящей сестры и Весны. С наступлением вечера, сон Заны становился всё более неспокойным. Она часто ворочалась, что-то бормотала, стонала. Кажется у неё вновь начала подниматься температура и на лбу выступила испарина.
Тамила никак не возвращалась, и она не оставила Илии никаких указаний на счёт отваров или снадобий, если вдруг Зана вернётся в своё прежнее состояния. Бродя под дому, заламывая руки и то и дело выглядывая в окно, Илия чувствовала как растут её тревога и страх. Зане явно становилось всё хуже и хуже по мере того как гасли за окном солнечные лучи, и с этим нужно было что-то срочно делать. Но что она могла сделать? Ведунья и Весна лучше знают.
"Нужно будить Весну" - решила Илия, в очередной раз подойдя к пастели волхаринки. За весь день она ни разу даже не повернулась, лежала на спине, укрытая одеялом, сложив на груди руки, и дыхание её было спокойным и ровным, а лицо умиротворённым. Даже слишком, неестественно спокойным.
Зана же уже не переставая что-то бормотала, её веки подёргивались, то и дело обнажая белки закатившихся вверх глаз. Её кожа стала мокрой от пота, на губах пенилась слюна. Похоже, что у Илии не было иного выхода, как нарушить сон Весны. Вот только это оказалось совсем непросто.
Вначале Илия лишь дотронулась до плеча Весны и позвала её. Но никакой реакции не последовало. Тогда Илия потрясла её за плечо и уже во весь голос назвала её по имени, но и тогда лицо волхаринки не изменилось. Она продолжала спать, и ни единый мускул не дёрнулся на лице. Вот тогда Илия перепугалась не на шутку. Стала трясти Весну за плечо и кричать:
- Весна! Весна, проснись! Ты меня слышишь? Пожалуйста, молю тебя проснись. Весна, Зане плохо. Проснись же!
Но ничего не помогало. Лежа на пастели, всё в той же спокойной умиротворённой позе мертвеца, Весна и походила на труп, от которого её отличало только едва заметно вздымающая грудь. Она была жива, но в себя не приходила, чтобы Илия не делала.
Девочка даже решилась влепить Весне пощёчину, затем вторую. От ударов на щеке женщины остались красные следы, которые стали медленно рассасываться на коже, возвращая ей бледность, но Весна никак на это не отреагировала.
"Что же это? Что с ней?! Почему не просыпается? Властитель, помоги, пожалуйста! Пусть она проснётся! Пусть проснётся сейчас! Что за напасть?!"
Как раз в этот момент дверь распахнулась, и в дом вошла Тамила, держа в левой руке корзину, наполненную собранными травами, а в правой руке мешок, в котором что-то едва заметно шевелилось. Илия обратила к ней свой заплаканное лицо.
- Она не просыпается! - закричала девочка. - Помоги, пожалуйста! Её надо разбудить!
- Не стоит, - спокойно ответила Тимила, закрывая за собой дверь. - Я же сказала, она под действие трав. Сон Весны очень крепок, и ты не сможешь разбудить её.
- Но... Но... - Илия заикалась, чувствуя солёный вкус слёз на губах. Хладное спокойствие Тамилы её не успокаивало, а только пугало ещё больше.
Ведунья прошла к небольшому столу возле окна и поставила на него корзину.
- С ней ведь всё будет хорошо, да?
Тамила лишь одарила девочку очередным ледяным взглядом, полным, как оказалось Илии, некой злобы и даже отвращения, и, ничего не ответив, посмотрела на Зану, которая ворочалась на столе, удерживая от того, чтобы упасть с него, лишь верёвками, которыми женщины привязали её к столешнице через грудь и ноги.
- Ей плохо! - сказала Илия. - Нужно лекарство!
- Я дам ей лекарство, - кивнула Тамила и, сунув руку в мешок, вытянула оттуда за уши живого серого зайца.
Зверёк безвольно повис в руках Тамилы, и Илия заметила, что его лапы сломаны. Зверь не мог брыкаться и похоже онемел от страха и боли, только часто дышал и вращал тёмными глазами.
Вынув из-за пояса длинный острый нож, Тамила подошла к Зане.
- Что ты собираешься делать? - с ужасом спросила Илия.
- Дать ей то, чего девочка так желает.
Тамила подняла зайца на головой Заны и резанула по его боку ножом. Зверёк запищал, затрясся, тщетно попытался вывернуться, но рука Тамилы не дрогнула. Из глубокого порезала по его шёрстке побежали струйки крови и, срываясь с заячих лап, стали капать на лицо Зане. Та тут же открыла глаза и вперила свой взор в несчастное животное. Затем стала облизывать и щёлкать зубами, в попытке дотянуться до зайца.
- Ты хочешь этого, верно? - проговорила Тамила, криво ухмыляясь. - Ты так голодна, проклятая девочка.
- Что ты делаешь?! - завопила Илия, от страха не в силах сдвинуться с места. - Весна говорила, что...
- Весна дура! - рявкнула Тамила, вновь бросив полный ненависти взгляд на Илию, от которого та съёжилась и захотела тут же спрятаться. - Она предала свой народ! И думала, что после этого смеет приходить сюда и просить помощи для вас, мерзких захватчиков и убийц?! Я знаю твою род, девочка с юга. Знаю его слишком хорошо. Вы зараза, что расползается во все стороны. Вы наш истинный враг! И вы поглотите весь мир, если вас не остановить. А проклятье ночного народа не болезнь. Нет. Вы болезнь, а это проклятье станет лекарством, которое спасёт наши леса от вас. И всё начнётся здесь, в Сером Доле. Всё начнётся с этой девочки, и с тебя, и со всех кто посмел поселиться так близко к Священному Лесу.
Наконец, сумевшая совладать с собой Илия, кинулась к Весне, стала трясти её и хлестать по щекам сильнее прежнего.
- Весна, пожалуйста, проснись! Проснись! Проснись же ты!
- Ничего у тебя не выйдет, девочка с юга. Весна продала свою душу вашему народу, и теперь ей дух в плену. Там и останется, пока я не решу освободить её и подарить смерть. Но прежде она увидит всё, что случится с вами.
Тамила опустила руку с ножом, и быстрыми рывками перерезала ремни, сдерживающие Зану. Та тут же вскочила со стола и схватив зайца из рук быстро отступившей назад Тамилы, впилась в него зубами.
- Нет, Зана! Сестрёнка, не делай этого! - закричала в отчаянии Илия, видя как Зана жадно вгрызается в плоть своей добычи.
Конечно же было поздно. Зана пила его кровь и ела мясо. Забирала его жизнь.
- Я советую тебе бежать прочь отсюда, девочка с юга, - сказала Тамила, отходя к стене. - Эта маленькая жизнь даст ей сил, но не утолит голод. На кого, как думаешь, она обратит свой взор, когда кровь её добычи начнёт остывать?
Илия перевела взгляд с Тамилы на Зану и поняла, что шансов вернуть сестре трезвость ума уже нет. Её глаза пылали желтым пламенем, совсем как у того чудовища, которое забралось к ним в амбар ночью. Лицо сестры было перемазано в крови, он рычала и хрипела, раздирая живую плоть зубами.
- Беги, девочка с юга! - крикнула Тамила и расхохоталась.
Илия бросилась к двери, распахнула её и выскочила из дома. Тут же споткнулась о доски крыльца и упала на траву. Больно ушиблась коленом и кажется расцарапала правую ладонь. Но страх подгонял Илию, не давая сконцентрироваться на боли, позволяя игнорировать её.
"Нужно бежать! В волхаринскую деревню! К Горыну! Рассказать ему всё. Он знает что делать. Спасёт Весну! Мне нужно бежать!"
И Илия, вскочив на ноги, кинулась к тропе, ведущей прочь от дома ведуньи в лес, который стремительно накрывала ночная темнота.
- Драйган! - закричал Маллид, выйдя из дома Сайна. - Синта! Куда вы запропастились, Бездна вас забери!
На небе уже догорали алые краски заката. Начинали сгущаться сумерки. А он проснулся один, в доме тишина, рядом никого, и Сайн почему-то до сих пор не вернулся. А ещё голова разболелась от выпитого пива. Всё это раздражало Маллида, но в первую очередь конечно, мандраж от предвкушения битвы, вперемешку с прескверным, назойливым как утренняя муха ощущением, что они совершенно к ней не готовы. Его сын и дочка Зана войны так себе, Сайн тоже давно меча в руках не держал. Одна надежда: что скоро появится Ханрис. Но справятся ли они вдвоём? О враге известно крайне мало, территорию к бою нормально подготовить, расставить ловушки и продумать пути отступления, времени нет. Остаётся надеяться на слепую удачу. А Маллид этого не любил, приучив себя полагаться лишь на собственные силы и тактику боя.
Повертев головой, Маллид заметил Зоркого, выглядывающего из небольшой щели в дверях хлева. Пёс коротко гавкнул и скрылся в темноте.
- Что бы тебя, псина, - забурчал Маллид, направившись в ту сторону.
- Драйган! Синта! Вы здесь?! - прокричал он, подходя. - Пора разжигать костры, дармоеды!
Он услышал из хлева приглушённые голоса, и тут же, распахнув одну створку, зашёл, и стал озираться.
- Драйган! Синта! Вы тут?
- Я сейчас спущусь, отец! - ответил Драйган сверху.
Маллид вскинул голову, и увидел сына в расстёгнутой рубахе и штанах, стоящим подле лестницы.
- Бездна, что ты там... - он осёкся, разглядев позади сына силуэт Синты, стоящей к нему спиной. Девушка спешно просовывала руки в рукава своего платья. И Маллид всё понял. Конечно понял, ведь и сам был молодым, и отлично знал, чем могут заниматься юноша и девушка на сене. Но вместо гнева испытал странное, тёплое чувство, от которого захотелось улыбнуться, нет, даже расхохотаться от всей души, по доброму, по отцовски.
- Мы сейчас спустимся, - повторил Драйган настойчиво. В его голосе звучало твёрдое, мужское требование к отцу выйти вон и дать им время. Но и это совсем не разозлило Маллида.
- Не торопитесь, - махнул рукой он. - Время ещё есть. Немного. Посидите тут пока, если хотите. Недолго только. Костры я сам разожгу.
И после этих слов Маллид спешно покинул хлев. Вышел на улице, остановился, уставился на закат. Вдохнул полной грудью. Криво улыбнулся.
"Наш сын стал мужчиной сегодня", - мысленно обратился он к своей, давно почившей возлюбленной. - "Жаль, что ты не видишь, каким он вырос. Так похож на тебя".
Глаза защипало. Маллид махнул головой, отгоняя набежавшую на него вдруг печаль. Не время для неё, ведь предстоит бой.
Быстрой походкой подойдя к одной из стопок хвороста, он решительно направил на неё сжатый кулак. Перстень блеснул алым в свете угасающего на глазах заката.
"Пора!"
Знакомое тепло появилось в руке, заструилось под кожей, стало стремительно разгораться. Маллид вновь ощутил силу пламени, словно сжал в кулаке хвост мифического дракона, тем самым обездвижив зверя, но не лишив его воли. Могучий огненный монстр хотел вырваться, но Маллид держал его. Он был главным. Он решал, когда дракон должен исторгнуть из себя пламя.
Жар в руке стал невыносим, ещё немного, и он прожжёт плоть, на которой начнут появляться волдыри и ожоги. Тогда Маллид, присытившись своим могуществом, позволил мысленно огню действовать, но только в том направлении, которое выбрал сам.
Поток багрового пламени вырвался из перстня, закрутился вихрем, взревел и бросился на сухие ветки, облитые маслом. Костёр тут же вспыхнул, а Маллид немедленно приказал дракону уснуть. Тот подчинился беспрекословно. Жар в руке угас, вновь съежился до размеров перстня, и обвил его палец.
Костёр пылал, отражаясь в глазах Маллида. Старый воин смотрел в огонь без страха. Он снова стал его повелителем и больше не собирался позволять пламени причинить себе вред. Вместе с этим ощущением ушла и головная боль, и волнение. Казалось, что он в одно мгновение стал на двенадцать лет моложе. Вновь впереди ждала битва, и Маллид предвкушал её, с кем бы ни пришлось драться. Слишком долго он прозябал тут без дела, но война в итоге всё равно нашла его. Видимо такова его судьба.
Глянув в сторону леса, Маллид хищно улыбнулся:
- Ну что, твари ночные, приходите. Давайте, все разом! Я вас жду!
"Иди к нам, Ронар! Пришла ночь, Ронар! Ночь, наше время, Ронар! Время убивать, Ронар! Время есть плоть и пить кровь, Ронар! Ты один из нас, Ронар! Мы пришли за тобой, Ронар!"
Ронар вышел на этот зов из тёмной пещеры, в которой скрывался от дня, в которой испытал когда-то страх, а сегодня там-же переродился и принял судьбоносное решение. Снаружи его ждал лес. Черные стволы вздымались к небу, с которого, медленно кружась в воздухе, опускались первые снежинки, вестники грядущего снегопада. Ветра не было, и только журчала речушка, прокладывая себе дорогу меж камней, спускаясь с гор в долину.
В первые секунды Ронару показалось, что он здесь один, но это было совсем не так. Из-за стволов могучих сосен, и на них, стали появляться тёмные силуэты, с вытянутыми конечностями и горящими жёлтым глазами. Один справа... нет двое. Ещё трое слева. И несколько впереди, на другой стороне реки. И на деревьях тоже. Они обступили Ронара со всех сторон. Они пришли за ним.
"Ты один из нас, Ронар!" - сказал шаман, и сын Зана увидел его силуэт, стоящий на другой стороне реки. Он указывал длинным кривым когтем вниз по течению: - "Отправляйтесь, Ронар! Нападайте, Ронар! Вкусите их плоти, Ронар! Заберите их жизни, Ронар!"
- Моя сестра... - сказал Ронар, чувствуя, как всё его тело трясёт, то-ли от страха перед сделанным выбором и тем, что ему предстоит, то ли от предвкушения. И всё же, нечто из прошлой жизни ещё терзало его душу: - Моя мама и брат. Я не хочу убивать их.
"Они могут быть с нами, Ронар! Вкуси их плоть, Ронар! Пусть они станут нами, Ронар! Приведи их ко мне, Ронар! Ты будешь жить вечно, Ронар! Они будут жить вечно, Ронар!"
- Я сделаю это, обещаю, - сказал он, чувствуя невероятное облегчение от мысли, что и других может наставить на этот путь. Не всех, конечно. Не Ханриса, и уж точно не Драйгана, эти обречены. Но остальных, и в первую очередь мать, сестру и брата, он обратит в свою веру. Пусть по-началу они станут сопротивляться, но он теперь сильный, он убедит их. Заставит, если потребуется. Хотя Ронар был уверен, что лишь узрев его новую сущность, они примут эту судьбу. Только дурак от такого откажется.
"Пора пировать, Ронар! Пора убивать, Ронар! Пора утолять голод, Ронар!"
- Пора, - согласился он, ощущая невероятный прилив сил, и, не жилая больше сдерживаться, завопил, издав хриплый вой. И был не одинок. Больше не одинок. Ночной народ, все как один, взвыли в ответ, наводя дикий ужас на лесных обитателей.
Этот леденящий душу боевой клич покатился вниз с горы, вместе с ночной темнотой и стужей, спускаясь в Серый Дол.