Короче, было так. 

Крайний вечер, типа, в этом году. Часов что-то около пяти.

Огни разноцветные везде, всё такое. Все спешат, готовятся. Родаки в запаре. Я, конечно, сваливаю.

– Ну че, – говорю парням, как только захожу в наш гараж, – пройдемся по району?

Пацаны сидят, развалившись на потертых скрипучих диванах, потягивают пиво из банок и явно давно со вкусом ведут какую-то беседу. Срываться и куда-то тащиться им в лом. На улице холодрыга и валит снег. В гараже включен радиатор и музон. перевернутые ящики перед диванами уставлены жратвой и выпивкой. Не хватает, блин, елки и подарков. Детский сад, мля.

– Пивка хочешь? – Упырь протягивает мне яркую банку с дешевым пойлом.

Демонстративно корчу недовольную мину, но банку все равно беру. Медленно щелчком вскрываю и, словно бы делая одолжение, отпиваю. Парни наблюдают за мной с ухмылкой, а потом возвращаются к беседе как ни в чем не бывало, как будто их и не прерывали.

Я пью пиво и рассматриваю довольные круглые рожи перед собой. Картина маслом: Кошель, Комар и Упырь.

Толстяк с раскрасневшимися потными щеками, что сейчас хвастается отцовским подарком на Новый год - это Кошель. Вообще в жизни Кошель - это Александр Кокшеров, но сколько его помню, мы зовем его просто Кошель. Что в принципе символично, так как Кошель - источник нашего всеобщего материального блага. Всегда при деньгах и не жадный. Гараж этот его. От деда достался. Пиво и жрачку, тоже судя по всему, он купил. Обмыть новый гаджет, родительский презент.

Слева от него щуплый и рыжий - это Комар. Женька Комаров. Завистливый до чертиков и жутко занудный. Я был уверен, что Комар захлебывается желчью по отношению к Кошелю и только пиво и чипсы хоть как-то сдерживают комариные порывы начать ныть о несправедливости жизни.

Справа от Кошеля - Упырь. Пырьев Леха, если точнее. Нормальный парень, но злой как черт. Злее, чем я.

А я, на минуточку, тот еще отморозок. Серьезно. Сам осознаю. Ползу в переделки и драки так, что Бойцовский клуб и в подметки не годится. Меня Отморозком чаще называли за последний год, чем привычным погонялом Мороз или по имени-фамилии.

Так-то я Дмитрий Морозов. Но меня только в школе так звали и в Инспекции по делам несовершеннолетних.

Даже отец недавно сказал:

–  Если меня из-за тебя, отморозок, еще раз сюда вызовут, урою. Понял?

Я понял. Обещал не попадаться.

Но кулаки чешутся страшно все равно. Мне почти семнадцать и я чертовски зол. На всех и на всё. И злость эта давно вместо крови циркулирует в моем крепком растущем вширь и ввысь теле, толчками пробиваясь сквозь кулаки и мышцы, заставляя инерцией передаваться в чужие челюсти и брюшины.

Ну и с хрена ли мне быть добрее долбанного мира, который сошел с ума?

Действительность херачит по мне апперкотами и джебами, не давая передохнуть. Лупит меня, я ловлю свои порции этого, как его…Я ж смотрел в интернете специально, ну…кор…кор…а ..кортизола! Вообщем я ловлю свои порции кортизола и ответно метелю всё, что попадает под руку.

Мне прилетало от отца, сколько себя помню, за любую провинность.

Мелкий был - плакал. К мамке бегал жаловаться. Но она не жалела, что-то там про “умей за себя постоять, ты же будущий мужчина, бла-бла”. Сравнила семилетнего пацана и взрослого здорового мужика.

Я перестал жаловаться. Просто стукнул чужого кота. Полегчало. Потом как-то по случаю, когда подрос, впечатал бомжу. Отпустило. Вот и стало это моим способом мстить миру: мне больно - я делаю больнее другим. Тем, что промолчат, отползут зализывать раны и не дадут отпор.

Вот и сейчас не мог усидеть на месте. Пока Кошель рассказывает о ништяках, я потираю сбитые костяшки и вспоминаю, как получил от своего бати сегодня вместо подарка знатную затрещину. Мне хотелось вмазать ему ответно, но вместо этого схватил куртку и сбежал. Сюда, к пацанам в гараж.

–  Попробуй не вернуться вовремя, мокрое место от тебя оставлю, размажу по всем стенкам, понял? –  неслось мне вслед доброе отцовское напутствие.

–  Дим! На стол почти накрыто. Куда ты? –  пыталась вернуть меня мать. Но мне что-то не хотелось их салатов. Пусть жрут сами. Пусть подавятся оливье.

Потираю кулаки, молчу. Злюсь на парней, раскисших от новогодней слащавой ерунды  и на самого себя, что сижу и слушать ванильные сопли про добрых родителей. Бла-бла-бла….

–...А потом поедем отдыхать в Тайланд, – заливает Кошель под общее чавканье и хруст чипсов.

– Мои предки уговаривают ехать на все праздники в Карелию. Типа природа и все такое, –  лениво вставляет Комар, – Не ну а чо, баня, прорубь, лыжи, воздух…

–...Девки, сало, самогон. – поддерживает сходу Упырь и ржет. Парни смеются.

Сплевываю. Бесит этот треп. Вдарить бы Комару в конопатое рыло, чтоб кровь из носа пошла, но я сдерживаюсь. Все же  Комар какой-никакой, но свой пацан.

Да что меня его деревня эта зацепила-то? Тайланд не рубанул слух, а деревня…

А. Нет. Это его выражение “предки уговаривают”... Уговаривают его значит. Вот это рыжее кнопатое чмо  вполне себе любимый сын и его УГО-ВА-РИ-ВА-ЮТ поехать отдыхать. Тьфу.

Поднимаюсь и застегиваю куртку. Решаю для себя так: выхожу на улицу и первую же бесячую харю в это самое табло и лупасю. До красных соплей.

– А сколько сейчас? – сразу тревожится Кошель и разглядывает стрелки на своих крутых наручных часах. Успокаивается. Обмякает.

– Да куда ты, Мороз-Отмороз? Посиди еще. Чо как не родной? – он вскрывает еще один пакет с чипсами и тянется за новой банкой, – Всё равно всем скоро расходиться.

– Погодь, бро, – Упырь вскакивает  и вытаскивает из внутреннего кармана пуховика брелок в виде боксерской перчатки.  Протягивает мне. Безумно прикольная вещь. Я разглядываю. Лыблюсь блаженно как ребенок.

– Это мне что ли, серьезно? – внутри непривычно начинает вибрировать какой-то нерв и я дружески обнимаю Упыря, – Лёх, спасибо. Не ожидал. А я подарка не приготовил, сорян.

– Да пофиг, –  Лёха трясет меня за плечи, белозубо щерится, – с Новым годом тебя, Мороз!

– И тебя, Лёх! – не хочется называть его Упырем. Я же говорю, классный парень.

Ну и что вы думаете? Остальные тоже повскакивали. Словно по команде. Устроили, понимаешь, хороводы у елки и обмен подарками.

– Ребят! – говорю, чтоб прервать этот трэш, – С меня причитается. Увидимся в январе!

Я выхожу на воздух и хлопья снега с темного неба  тут же облепляют лицо. Натягиваю капюшон, оглядываю безлюдную улицу, топаю в сторону яркой улицы.

Навалившийся от души снег скрипит под ногами и забивается в ботинки. Пальцы ног почти мгновенно немеют. Пинаю ледышки из под снега. Шмыгаю носом.

Разглядываю светящиеся витрины и спешащих людей. Чужеродный шумный мир со слишком радостными счастливыми лицами. Холеных. Богатых. Равнодушных. Тварей.

Останавливаюсь и пристально смотрю сквозь стекло в кафе на театр человеческого лицемерия и лжи. Выбираю самую наглую, самую счастливую харю, чтоб подкараулить на выходе и дать в табло, как и планировал.

Вон тот, что сидит с девушкой. Или тот, что пялится в ноут…

Почти сделал выбор, когда рядом со мной раздается голос.

– Не вариант, – слышу я  и вздрагиваю. Смотрю вбок.

Какой-то старик с длинной седой бородой во всем темном тоже смотрит туда, куда и я.

– Не вариант, говорю, – повторяет он со знанием дела, – они все тут надолго. Простынете.

Делаю вид, что не понимаю, о чем он.

– Дмитрий Морозов? Мороз? – старик поворачивает голову и мы оба с минуту смотрим друг на друга. Его глаза, блеклые как у всех стариков, прячутся за очками в тонкой изящной оправе.

Судорожно пытаюсь понять, откуда меня знает старик.

– Ну, допустим, – разворачиваюсь в удобную стойку и мельком оглядываю пути отступления. На всякий пожарный.

Предположим, это один из родственников тех самых, что получали от меня люлей. “Жертв”, как сказали бы в Инспекции. Ну и чо? Ну и огребет тоже, да и всё.

Жду, что будет дальше.

Старик достает визитную карточку. Беленькую с золотыми буквами. Подает мне.

– Видите ли, мы с вами тезки. Однофамильцы так сказать. Я тоже Мороз.

– И чо? – спрашиваю я, офигевая от старика.

На карточке по середине написано крупно “Д.Мороз”, а ниже мелко “индустрия развлечений, организация праздников, исполнение желаний”.

– Да это, в принципе, так, к слову. Просто было забавно, что мы тезки. А я собственно к вам по важному делу, Дмитрий, –  старик берет сначала обратно карточку, а потом меня за локоть, разворачивает как старого знакомого, и по инерции я, заинтересованный, шагаю рядом. Идем по тротуару вдоль улицы.

– Всё очень хорошо складывается, Дмитрий Морозов. У вас чешутся кулаки и вы готовы крушить и ломать, а мы…то есть моя компания… готовы предложить к вашим услугам, – тут он останавливается и делает паузу, – предновогодние бои без правил! Вернее, правила там, конечно, будут, как и ставки, и выигрыш, но!  Молотить и драться вы можете без всяких правил!

– Бои без правил? – переспрашиваю я, – Нормас. А чо за выигрыш?

– Все, что захотите, – бодро и уверенно рекламирует старик, – Прямо во время боя можете загадывать.

– Да ладно, – сплевываю я и теряю интерес к сумасшедшему, –  Миллион долларов?

– Не проблема, – слишком поспешно отвечает дед. Всё, не верю.

Старик видит мое недоверие и тут же щелкает пальцами:

– Минуту. А так? – к нам подъезжает черный автомобиль, в полированных боках которого отражаются рождественские огни витрин, и из опустившегося тонированного окна мне протягивается тонкая черная папка.

– Это договор, Дмитрий. Всё по честному. Видите, тут все-все прописано…

– Ну, не знаю, – мнусь я  и для вида перелистываю, не читая, листы в папке. да что там читать? Поди все тоже самое как и везде. Да и вообще пофиг.

– Выигрыш начисляется за каждый выигранный раунд и ставки зрители делают прямо во время боя. Вам еще нет семнадцати, а у вас будет всё! У вас ВСЁ БУДЕТ!

Да что я терял, в конце концов? Судя по холеному старику в дорогом пальто, по машине, по визитке, это был не какой-то там нищеброд из подворотни, а наверняка какой-нибудь импрессарио из элитного клубешника.

– Дима, некогда раздумывать. С каждой минутой мы теряем драгоценное время. Либо да, либо нет. Решай, – и папочку прикрыл, старый проходимец, сунул обратно в машину.

Я колебался ровно до той секунды, пока старик не открыл заднюю дверь этой крутой тачки и не сказал: “Садись уже. Вижу, что ты почти согласен”.

И я сел в авто. Никогда не сидел в таких брендовых. Я весь словно сморщиваюсь до размеров гаражной ветоши. Боюсь дышать. А эта люксовая, словно только сошедшая с конвейера, машина, томно морщится и брезгует мной. Поскрипывает кожей. Дрянь. Я понимаю: хочу такую же.

– Отличный выбор, парень, - старик садится напротив, дает знак водителю и мы катим хрен знает куда, – подпиши пока договорчик.

Дед протягивает мне ручку и я залихватски изображаю закорючку на последней странице.

Потом еще по закорючке внизу каждой страницы, и даты везде, конечно. Так что когда мы подъезжаем, я даже не замечаю этого.

Старик подхватывает подписанный документ и лихо выпрыгивает на дорожку перед освещенным входом. Я выхожу с другой стороны авто и осматриваюсь.

Район мне не знаком. Темные высокие здания из стекла и камня в бликах подсветок и гирлянд. Золотая маленькая табличка “Д.Мор” на черной массивной двери в два человеческих роста и крошечный круглый звонок рядом - вот и всё, что я могу приметить пока вхожу.

От самого входа широкая лестница с черным ковролином уходит куда-то вниз и белые стены слепят глаза.

Мы спускаемся и старик, как хозяин, ведет меня мимо ряда закрытых дверей в раздевалку.

– Дима! Это только начало! Твоим кулачищами ты можешь выбить себе потрясающее будущее. Всё, что тебе нужно - это просто не думать. Отключить голову. И слушать только зуд сбитых в драках костяшек.

Он хитро щурится и я чувствую издевку.

Услышав голос старика, в раздевалку заглядывают и входят какие-то люди. По виду то ли менеджеры, то ли спортсмены и все лезут с советами, одобрениями и вопросами.

Всем старик торжественно представляет меня:

– Новая наша звезда! Уличный боец Дима Морозов. По дворовому прозвищу Мороз. И даже Мороз-Отмороз, как я слышал, – он смеется и треплет меня, как купленного щенка.

И затихшая было злость моя начинает наращивать обороты.

Старик это видит и быстро ретируется:

– Так, дадим бойцу прийти в себя, переодеться и размяться. Выходим! выходим, говорю, – и у самого выхода мне:

– Ну, ждем тебя на ринге!

Минут пять я просто тупо сижу и пялюсь на свои ботинки. Скажете, что дурак? Не спорю. Одно дело дать в морду сопляку или бомжаре, другое дело - выйти на ринг с каким-нибудь заправским бойцом, который просто вырубит меня нокаутом. Не удивлюсь, если в первом же раунде минуте на третьей.

Но что-то подсказывает, что мне это ох как было нужно!  Словно затяжная моя болезнь и тоска могут быть вылечены только этой глобальной встряской. Чтоб душа вон!

Я снимаю одежду и переодеваюсь в спортивную, оставленную специально для меня. Черные инициалы “Д.М”, вышитые на  красной майке и шортах, красная защита из наколенников и шлема, и капа для зубов - всё словно новогодняя униформа юного Деда Мороза, и мне кажется это забавным.

– Ладно, Дэ Мороз, организатор праздников и исполнитель желаний, будет тебе развлечение, – с вызовом говорю я громко, потому что чувствую, что, сцуко, подслушивает он за дверями, выжидает, чтобы зайти.

И он заходит почти тут же. Уже не в пальто, а в черном костюме. С мордоворотами, один из которых исполняет роль моего тренера.

Мне наматываются на руки и на стопы бинты, одеваются какие то короткие бойцовские перчатки, не очень похожие на боксерские, но плотные, упругие и фиксирующие пальцы. Такие, пожалуй, пригодились бы мне и в обычной жизни. Надо будет купить такие. Потом. С первого миллиона.

Тот, что косит под тренера, зудит мне на ухо, что-то про тактику. Я морщусь.

Перед смертью не надышишься, так вроде говорят? Нафига мне их советы. Сам справлюсь.

Однако когда меня приводят в маленький зальчик для разминки, откуда слышен шум из основного зрительного, я паникую. Сердце бешено колотится и хочется бежать со всех ног.

“Черт! черт! черт!” – кричит одна моя половина мозга, осознавая  обреченность ситуации, – “Я сейчас сдохну на ринге. Меня превратят в фарш, сделают инвалидом. Прямо в Новый год!”

“Да ладно, – говорит другая половина мозга, – смотри на это, как на шанс. Ты молод, зол, быстр. Можешь попросить за победу все, что угодно и навсегда изменить свою жизнь! Тебе нужно просто уворачиваться и бить! А уж это-то ты умеешь!”

Я остервенело разминаюсь. Скачу на скакалке и прыгаю так, что пот льет с меня в три ручья. А когда за мной приходят, привычный зуд в кулаках и родненькая злость на своих местах. Рвусь в драку.

– Дамы и господа! – слышу в открытые настежь двери голос из громкоговорителя, – встречайте! Новая звезда на стыке уходящего года! Юный боец, подающий надежды! Гроза дворов и подворотен! Парень, которого друзья зовут Мороз-Отмороз! И которого скоро узнает весь мир как нового мистера Мороза!

Толпа визжит и беснуется. Я иду между рядов зрителей по ковровой дорожке в свете софитов. Ослепленный. Сбитый с толку. Злой и напуганный.

Ринг с сеткой, высоко натянутой по всем сторонам, стоит посередине зала и словно открытая клетка ждет меня. Я вхожу.

– Против юного бойца Мороза в первом раунде выступит опытный спортсмен и тренер, по совместительству отец противника, Александр Морозов, – объявляет конферансье.

Дрожь и удивление пронизывают меня. Знакомый силуэт проходит вдоль рядов с другой стороны от зала и двойник моего отца выходит на ринг.

Если это не двойник, то почему он меня не узнает? Или это все же он. Что если это просто одна из сбывшихся мечт, обдуманная мной в машине, пока я сюда ехал? Ведь я же хотел..мечтал…ответить отцу ударом на удар! Отомстить!  Отлупить его так, чтобы он прочувствовал всю мою детскую боль и слезы.

– О дивный аромат возмездия! – слышу я возглас старика с первого ряда и его смех в виде бульканья.

Злость снова кипит во мне и, еле дождавшись знака начала боя, я стискиваю капу зубами и рвусь ближе к противнику.

Бац! и знакомый удар по уху тут же прилетает мне приветом из детства. “Так, не расслабляемся! Порхаем как бабочка, жалим как пчела”. Прыжками уворачиваюсь от отца, до этого вечера казавшегося мне непобедимым и страшным. Я тычу ему удар за ударом в бока и ребра, примеряясь к корпусу. А когда он, приноровившись к моим тычкам, наклоняется и выставляет кулак, бью его со всей дури в правую сторону лица.

“Отлично!” – кричит во мне отомщенное хоть несколько самолюбие, – “Так его! Бей! Бей!”  Адреналин захлестывает меня.

– Всё верно, боец! Безнаказанность порождает вседозволенность! Накажи своего обидчика! Око за око! Зуб за зуб! – кричит старик.

Чуть отлетев назад, но сразу выпрямившись, отец идет на меня и машет руками наугад. “Ты смешон!” – ликую я и наношу новые удары. Больше не боюсь. Лицо отца становится фаршем. Но я не могу остановиться. Мне мало его лица. Я бью по беззащитному корпусу и когда отец падает, под одобрительные визги зрителей, я добиваю его сверху.

Отца выносят с ринга  и кровь ручейком бежит из открытой раны на его голове, пока его выносят.

Довольный собой, сажусь в угол ринга и “тренер” льет на меня воду из бутылочки. Я словно бы стал больше и мощнее. На меня машут полотенцем, вытирают лицо и корпус от пота, бьют по щекам.

– Ты как? Норм? Норм? – спрашивает “тренер” и я киваю, давая понять, что прямо сейчас готов продолжить бой. Кто там у вас еще припасен?  Давайте! Ощущаю драйв.

– Молодец, Мороз! Молодец! Так держать.

На второй и последующие раунды один за другим выходят разные люди. Кто-то держится почти до конца, кто-то падает почти сразу и я теряю счет времени. “Подождите!” – кричит мой мозг, – “Что происходит? Разве может быть столько раундов в одном бою?” но ничего не могу поделать.

Словно чертова юла, заведенная извне, без возможности самостоятельно остановиться, бой продолжается бесконечно. Раунд за раундом.

Словно каждый человек, встреченный мной на пути, должен пройти через мои руки. Я уже не чувствую их. Отточенными ударами я раздаю кроссы, джебы и хуки, посылаю в нокауты. Делаю подсечки и болевые зажимы.

Я начинаю чувствовать пот и кровь противника когда он только входит на ринг. Ноздри мои раздуваются как у разъяренного быка и я перестаю ощущать себя человеком.

“Кто там у вас еще припасен? Давайте! Давайте!”

И вдруг выводят конопатого моего дружка из гаража. Щуплого и пугливого.

– В левом углу ринга Евгений Комаров, – объявляет конферансье и перечисляет какие-то немыслимые накопленные мной обиды против Комара.

Я выплевываю капу и недоуменно смотрю в свой угол на тренера.

– Что за фигня? Это Комар, друг мой, – но тренер делает вид, что общается с главным судьей.

– Комар, – тогда говорю я противнику беззлобно, заодно пытаясь отдышаться и прийти в себя, – Комар, ты как сюда попал? Тебя-то каким макаром сюда притащило?

Но Комаров дрожит и переминается с ноги на ногу. Словно в каком-то трансе, он смешно, как кузнечик, машет тонкими конечностями перед собой, совершенно не защищая корпус.

– Я хочу напомнить нашему славному юному бойцу Морозу, – появляется за сеткой рядом со мной старик в костюме, держа раскрытый договор, подписанный мной, – что он не вправе останавливать бой на условиях расположения к противнику. Бой все равно должен состояться. Вы можете только либо выиграть либо проиграть.

– Я хочу знать, сколько раундов в этом бою!

– Всё написано в этом договоре, Мороз! Ведь вы же читали договор? Вас все устраивало.

– Если я ему поддамся…

– Вы уже поддавались в своей жизни отцу десять лет. Вы помните, Дмитрий?  Поддаетесь сейчас и Комар всю жизнь будет считать вас слабаком. Бейте! Ну же! Ну!

И я бью. Мне нужен всего лишь один несильный удар в подбородок, чтобы Комар ничком свалился под ноги и застонал. Его уносят, а я сажусь в свой угол и полощу рот. Сплевываю в кювету, подставленную тренером. Спрашиваю его: “Долго еще до конца?” Он поднимает брови, вглядывается в меня:

– Ты как, боец? Норм? Молоток! Давай!

Очередной гонг и передо мной Кошелек.

– Прости, Сань, – говорю я и нежным ударом в плечо просто сваливаю его на маты и придавливаю, пока рефери делает отсчет.

Я знаю, кто будет следующий, и кажется начинаю понимать правила этого боя.  

– Эй! – кричу я в зал и все стихают. – Я хочу знать условия договора, старик! Сколько раундов в этом бою?

– До первой смерти, – отвечает старик из первых рядов  и софиты высвечивают его бледное мертвенное лицо, – до первой смерти, мой юный боец, твоей или чужой.

 Я замечаю как зрители, словно восковые фигуры, замирают и больше не шевелятся. Муляжи. Куклы театра для одного зрителя.

– Кого ты вытащишь следующим? Упыря? Леху? Понятно же, что его. Мля. Зачем? Чтобы я окончательно почувствовал, что во мне нет ничего человеческого? Что я могу поднять руку на любого, как и мой отец? Но я не мой отец!

Старик смотрит на часы, снимает очки, протирает салфеткой стекла, одевает обратно. Молчит. А что ему говорить, если я сам отвечаю на свои вопросы.

Я бегаю по рингу в сетке, как затравленный зверь, и огрызаюсь на дрессировщика.

– Ты говорил, старик, что я могу просить о выигрыше прямо во время боя! Я хочу прекратить этот бой! Я устал бить людей. Меня тошнит от этого.

– До первой смерти, мой юный боец, твоей или чужой. Только так! Понял?

Я понял. Я кричу об этом, но шум вернувшейся на свои места по щелчку старика беснующейся публики, перекрывает мой голос.

– Поприветствуйте  нового противника нашего непобедимого Мороза! Алексей Пырьев!

 Он входит, озлобленный, готовый к броску, не узнавая меня.

– Лёшка! – говорю я ему, пока кружу вокруг, – Не буду я тебя бить со всей силы. Я тебя ткну, падай сразу и всё.

Но Упыря разве можно ткнуть. Тем более , если он прет как танк и во мне не признает своего друга. Я уворачиваюсь как могу. Зал осуждающе свистит и улюлюкает.

Гоняем друг друга по рингу и оба от усталости еле волочим ноги.

Как только Леха открывается слева, скользящим ударом я посылаю его в технический нокаут и мысленно прошу не вставать до самого конца отсчета.  

Я снова теряю счет людям и времени. Мне кажется я старею от раунда к раунду и ничто не радует меня.

Если перед началом боя я мечтал о красивой дорогой тачке и миллионе, то все, что хочу я сейчас - это покой. Желательно вечный.

Но как не поддаюсь противникам, я непременно побеждаю. Случайно или нет, но кулаки словно живут своей жизнью.

“Хватит!” - умоляю я в голос, надеясь, что старик не свалил еще со зрительских мест и слышит меня, – “ Хватит! Я хочу проиграть и окончить этот вечный бой! Давай сильного бойца. Я готов умереть”.

 И тогда на ринг выхожу Я. Второй Я. Такой же измученный боем и жаждущий покоя.

Такой же желающий смерти. И жаждущий жизни. Озлобленный на самого себя.

Нас объявляют и мы кружим друг возле друга. Проводим серии атак и отражаем их.

Мы знаем друг друга слишком хорошо и каждый из нас может просчитать действия другого заранее. Мутузим друг друга от души. Ведь каждый хочет остаться последним и в победителях.

А потом в какой-то момент я думаю: “ Что если именно Он - это лучшая версия меня? Почему я должен победить, а не Он? “ и это становится переломным моментом.

Я начинаю следить за его движениями, и вижу как он ловок. Как быстр и точен.

“Этот парень может далеко пойти, если не потратит свою жизнь также бездарно, как я” – думаю и почти сразу пропускаю пару ударов из апперкота и хука.

Я падаю и потолок из софитов начинает кружиться перед глазами.

– Один. Два. Три….

Я не могу дышать и разбитый нос, заполненный кровью, пульсирует болью.

 Почти теряя сознание, я думаю об упущенных возможностях:

“ Я - худшая версия самого себя и сдохну сейчас. Но если бы у меня была возможность начать жизнь с чистого листа, я бы не стал размахивать кулаками налево и направо. Столько всего интересно в жизни...было”.

 И закрываю глаза.

– Восемь. Девять…

 “ Вам еще нет семнадцати, а у вас будет всё! У вас ВСЁ БУДЕТ!” – сквозь затихающий шум слышу я голос старика Д. Мороза и проваливаюсь куда-то очень глубоко и надолго.

 А потом прилетает бодрящая затрещина и я сразу вскакиваю.

– Какого хрена ты тут прилег, когда надо прибираться и помогать матери накрывать на стол?

Я уверенным движением, еще не осознавая разницы между сном и явью, перехватываю руку отца и больно сжимаю её.

– Хватит! Ты больше не ударишь меня, понял?

И он тушуется. Отходит молча.

А я смотрю на часы. Еще только около пяти. Я спал что ли?

– Мам, – кричу я в кухню, – сегодня какое число?

– Ну, Дим, ты даешь! Тридцать первое же…Новый год сегодня.

Значит все-таки сон. Я поднимаюсь, тру глаза, а потом тупо смотрю на боксерскую форму красного цвета со своими инициалами, скинутые на стуле и лежащий поверх формы брелок в виде крошечной боксерской перчатки, еще неподаренный новогодний сувенир Упыря!