Константин посмотрел на небо, надеясь увидеть центральное светило системы, но большую часть лучей звезды душили вездесущие облака Безнадеги.

– Как думаешь, когда придут нас сменить? – жалобным голосом спросил Димитрий.

Что тут ответишь? Для Константина это была уже восьмая ротация в инопланетную боевую зону, но для Димитрия – первая.

– Придут, когда придут, – произнес Константин. – Мы будем стоять, пока нас не сменят, или пока не умрем в грязи, – он прикрыл глаза, беззвучно вознося молитву Императору. – Ненавижу эту грязь.

– Ты правда об этом думаешь? Как сильно ненавидишь грязь?

Димитрий находился на передовой четыре дня, так что его форма была всего лишь забрызгана желто-бурой жижей, а не покрыта сплошной коркой. Он не отличался особым умом, однако аккуратно складывал баки с топливом и мог заменить опустевший быстрее, чем за три секунды.

– Я много чего ненавижу, – Константин пожал плечами и оглядел опустошенную местность вокруг. Былые лесопосадки превратились в раскуроченное кладбище с мертвыми стволами, которые торчали из земли, будто воткнутые копья. Подлесок начисто выжгло и вытравило, осталась только голая всепоглощающая грязь.

– Ненавижу быть так далеко от Гефеста, – продолжил он. – Ненавижу комиссара Гестона, его фуражку и то, как он тайком подслушивает у всех за спиной, выискивая повод сделать единственное, от чего он улыбается, – он глянул на Димитрия и изобразил, будто стреляет в него из пистолета, – Ненавижу тиранидов, потому что они мерзкие чужие. Ненавижу никчемных ублюдков, которые живут на этом Императором забытом шаре из грязи и не могут сами постоять за себя.

Тут ему бы следовало и остановиться, но они безвылазно и без смены находились здесь уже три месяца. Нервы истрепались в ошметки. Спал он или бодрствовал, но каждую секунду приходилось оставаться начеку, ведь на фронт могла без предупреждения обрушиться очередная атака тиранидов.

– А еще я ненавижу бездарного лорда-генерала, его идиотов-капитанов и каждого тупицу-офицера в этой группе войск. Они тут устроили полный бардак, а нам повезет, если выберемся с планеты при всех конечностях.

– У меня есть немного рекафа, – пробормотал Димитрий, глядя в сторону. – Ну и холод.

Константин посмотрел на своего заряжающего и его свежее, лишенное морщин лицо. Как он может быть настолько молод? Еще недавно он был чьим-то ребенком. Прошлый заряжающий Константина выглядел не та опрятно, как Димитрий. Он умер, умоляя убить его побыстрее, пока у него под кожей рыли норы выстреливаемые тиранидами черви. Константин почувствовал, как при этом воспоминании у него задергался правый глаз.

– Как считаешь, может подогреем его огнеметом? – вымученно улыбнулся Димитрий.

– Нам велено не тратить прометий Императора ни на что, кроме его врагов, – Константин обвел взглядом фронт. 33-й Гефестский вырыл в грязи разрозненные неглубокие окопы, сформировав беспорядочную систему траншей. Если они закапывались слишком глубоко, грязевые стены медленно наползали на спящих людей и душили их. К утру от человека и его стрелковой ячейки не оставалось ни следа, только неглубокая впадина. При мысли о том, как грязь наплывает на него, пока он спит, Константина трясло от ужаса. Он просыпался по нескольку раз за ночь в уверенности, что чувствует холодные объятия грязи, смыкающиеся у него на лице.

– Кости Императора, что это? – Димитрий указал влево.

Константин крутанул тяжелое орудие так быстро, что поскользнулся и едва не упал. Он уставился на покатые холмы так, словно это были свежевырытые могилы, которые должны были вот-вот разворошить изнутри. Всматриваясь, он осознал, что тяжело дышит, а сердце колотится в груди. Это была одна из тех мерзких тварей? Если он их не заметит, они в мгновение ока всех накроют.

Он услышал смех Димитрия и резко обернулся. Заряжающий показывал на него пальцем, извергая бурный хохот.

Константин почувствовал, как в ушах застучала кровь, и стиснул зубы. Этот безответственный и тупой кожаный мешок только что подверг опасности всех на передовой.

– Ах ты гнусный, клятый сын…

– Что происходит, гвардеец Панас? – раздался прямо позади него голос комиссара Гестона. Чтоб его, подкрался сверхъестественно тихо.

Он мог бы донести на Димитрия. Шутка вышла рискованной, и ему следовало бы предоставить вынесение приговора комиссару. Но глянув на заряжающего, он увидел на лице Димитрия страх. И ярость покинула его, остались только холод и испуг.

– Мы с Димитрием пошутили чуток, комиссар Гестон, сэр, – слабо проговорил он.

Комиссар перевел взгляд с Константина на Димитрия и обратно.

– Пошутили чуток. – Его голос звучал сурово, неодобрительно. Константин посмотрел на фуражку комиссара, а затем на потертую кобуру у того на бедре. Сколько людей убил этот болт-пистолет? Константин был полон решимости не оказаться в их числе.

– Как держитесь? – неожиданно ласково поинтересовался комиссар Гестон. В его взгляде появилось нечто вроде добросердечности. Константин отшатнулся, зная, что это ловушка. Гестон разочарованно шмыгнул носом и снова повернул голову к Димитрию, словно коконная змея, присматривающаяся к детенышу мурмуса.

– Гвардеец Хиондрос, как себя показывает гвардеец Панас? – вкрадчиво спросил Гестон. – Я могу называть тебя Димитрием?

Димитрий силился подобрать слова, переводя взгляд с комиссара на Константина.

– Да, – промямлил он.

Глаза Гестона прищурились в щелки.

– Да?

– Конечно же, комиссар Гестон, можете называть меня Димитрием.

– Мы все должны быть бдительны в отношении слабости наших товарищей-солдат, Димитрий, – слова комиссара лились неспешно и плавно, словно он пытался соблазнить красивую девушку. – Наши жизни зависят друг от друга. Если кто-то слаб или проявляет признаки боевого утомления, из-за них нас всех могут убить.

Гестон искал только повода. Константин не отрывал глаз от его руки, которая угрожающе близко висела над поясом с кобурой.

– Гвардеец Димитрий Хиондрос, тебе известен кто-нибудь, кому на вид тяжело? Кто может не суметь исполнить долг перед Императором и тем самым обречь всех на этом фронте на смерть?

Димитрий уставился на свои заляпанные грязью ботинки. Константин переводил взгляд со своего заряжающего на комиссара и обратно. У него напряглась шея – возможная казнь была все ближе и ближе.

– Все скучают по своим семьям. Ты ведь хочешь вернуться домой, не так ли, гвардеец Хиондрос?

– Конечно хочу, комиссар Гестон. Сильнее своей семьи я люблю только Императора.

Комиссар кивнул, не сводя с Димитрия глаз.

– Из-за человека, который подвел Императора, может рухнуть весь фронт, – Гестон говорил так тихо, что Константину приходилось напрягать слух. – А это может привести к потере этой зоны, а затем и всей планеты. И все из-за одного человека, оказавшегося слабым перед лицом врага. Понимаешь, как все серьезно, Димитрий?

Димитрий медленно перевел взгляд с собственных ног на начищенные комиссарские сапоги из черной кожи. Он собирался сдать Константина. Тот знал это, как знал и способ, которым Гестон разбирался со слабыми. Что он мог поделать? Он не хотел умирать за Императора. И кроме того, он не хотел, чтобы грязь Безнадеги пропиталась его кровью лишь потому, что комиссару Гестону стало скучно.

– Нет, сэр, – тихо, но твердо произнес Димитрий. – То есть, да, комиссар, я понимаю, но нет, я не видел никого, кому бы на вид было тяжело.

Константин осознал, что все это время задерживал дыхание.

Комиссар хлопнул Димитрия по плечу.

– Ты хороший и добропорядочный солдат. Ты знаешь, где меня найти, если обнаружишь, что кто-то проявляет признаки боевого утомления.

Не дожидаясь ответа, комиссар Гестон развернулся и направился прочь. Константин уставился ему вслед, задаваясь нелепым вопросом, каким образом среди такого количества грязи у того на сапогах нет ни пятнышка. У него тряслись руки.

– В следующий раз скажу, что это он проявляет признаки боевого утомления. Поглядим, что он сделает, – прошептал Димитрий.

Константин сдерживал смех, пока не удостоверился, что комиссар его не услышит. А затем его прорвало, будто плотину на реке, и он хохотал, пока по лицу не потекли слезы. Димитрий смеялся вместе с ним, они оба согнулись вдвое, оперевшись на огнемет, потому что ноги их не держали.

Миг товарищества нарушило раздавшееся позади глухое уханье артиллерии. Смех пропал, как будто его и не было. Константин нащупал магнокуляры и принялся изучать горизонт. Налево, насколько хватало зрения, тянулась линия окопавшихся солдат. Направо беспорядочная полоса стрелковых ячеек заканчивалась у скального выступа, находившегося примерно в двух милях. Впереди же… он сосредоточился. Снаряды падали в нескольких милях от них, но он знал, что это означает. Приближалась очередная атака тиранидов.

Он закрыл глаза. Хотелось отдохнуть. Он был вымотан бессонными ночами, и знал, что предстоит настоящий парад кошмаров. Константину доводилось сражаться с орками на Обатале Терциус. Те были ужасающе огромными и сильными, но у них имелся какой-то чужеродный здравый смысл. Они истекали кровью, они строили, они чувствовали боль. Тираниды же – нет. Они с воплями атаковали фронт, и каждый из них являлся рабом высшей воли, не задумывающимся о собственном выживании.

За последние три месяца они нападали на фронт 33-го Гефестского пятнадцать раз. Константин видел, как людей рубили на куски массивные когти, как пожирали изнутри чирикающие жуки. Кристаллы, состоявшие из чистого яда, пробивали каски вместе с головами, а костяные копья длиной в ярд выпускали людям кишки наружу. Он помнил запах крови, перемешанной с грязью, резкий смрад выпотрошенных внутренностей, накладывавшийся поверх вони сожженной плоти чужих. Он сжался, руки дрожали, в животе мутило. Сотни уже погибли мучительной смертью. Было лишь вопросом времени, когда же их всех задавят, а сам он станет всего лишь очередным трупом, гниющим в грязи.

– Они идут? – прошептал Димитрий.

Долгий миг Константин не мог ничего ответить. Он выпутался из воспоминаний, прогнав из головы страх ожидания.

– Можешь не сомневаться, – сказал он.

Раскатистый гром «Сотрясателей» продолжался. Это было необычно, обстрел никогда не длился долго. Тираниды всегда быстро сокращали дистанцию, и даже олухам из артиллерийских команд хватало ума не палить по своим.

Тираниды пробовали что-то другое. Что-то новое и жуткое, и оно надвигалось на них. Смогут ли они удержаться?

Он посмотрел на грязевую равнину перед собой.

– Мы отбили больше дюжины атак.

По правде сказать, Константин подыскивал ободряющую ложь.

– Им нас не задавить. Что бы они против нас ни бросили, 33-й Гефестский будет на месте и прикончит их.

Димитрий поглядел на него со знакомым выражением смеси надежды и недоверия, какое бывает у ребенка, который спрашивает, правду ли ему рассказали.

– Откуда ты знаешь?

– Тактика, – вырвалось у него. – У нас есть здравый смысл, мы умеем думать. А у этих тиранидов тактического мышления как у стаи тараканов.

Он произнес это со смертельной серьезностью, стараясь убедить самого себя в той же мере, что и Димитрия.

Похоже, сработало. Димитрий успокоился, хоть и продолжал нервозно изучать горизонт. Чтобы не задумываться, Константин удостоверился, что приемный резервуар тяжелого огнемета прочищен от вездесущей грязи, затем проверил стол, защитный кожух и подачу прометия. Грохот артиллерии понемногу подползал ближе, и теперь было видно, как при каждом попадании вверх взлетают громадные куски земли. Он взмолился Императору, чтобы тот послал «Гибельный клинок» или «Теневой меч». Что угодно с броней было бы лучше, чем эта податливая грязная нора. Почему тут нет танков? Почему этот фронт бросили на произвол судьбы?

В обе стороны по линии фронта его товарищи с мрачными выражениями на лицах быстрыми дергаными движениями проверяли свое оружие. Все знали, что приближается еще одна атака тиранидов. Никто не знал, когда именно она произойдет, как никто не знал и того, выберутся ли они с Безнадеги, увидят ли снова свои семьи. Глубоко внутри Константин понимал – нет. Никто из них не выберется.

Громовая дробь артиллерии мешала Константину сосредоточиться. От непрерывного шума у него сотрясались кости, хотелось крикнуть, чтобы заткнулись. От обстрела было больше вреда, чем пользы: убить они никого не могли, а он бы душу продал за мгновение тишины.

Он глянул на окопы. Теперь, когда контакт с врагом стал неизбежен, комиссара Гестона нигде не было видно. Константин обозвал его трусом, даже не заботясь о громкости своих слов. Из-за грохота пушек его никто бы не услышал. Наверное, Гестон отошел сапоги начистить.

Он потряс головой, чтобы в ней прояснилось, но бесконечная канонада не давала думать больше одной мысли одновременно. Константин посмотрел на Димитрия, который жалко обхватил себя руками и озирался по сторонам паникующими широко раскрытыми глазами.

Когда проклятые тираниды сюда доберутся? Как они будут атаковать? Вопреки тем сказкам, что он рассказывал Димитрию, каждая атака тиранидов отличалась от других. Они выдерживали исступленные нападения бесчисленных гаунтов, которые стреляли пожирающими плоть червями, и колоссальных бронированных чудовищ размером с танк. Худшие сопровождались еще и крылатыми тварями, визжавшими словно фурии и плевавшимися в солдат едкой желчью. Всякий раз они устраивали гвардейцам бойню, пока их каким-то чудом не отбивали – и всегда ценой ужасающих потерь.

Константин посмотрел на Фотиса Спироса, оператора вокса, который что-то тараторил в свой аппарат, пригнув голову.

– Сколько до них? – заорал он, чтоб его было слышно на фоне обстрела. – Когда они будут здесь? Фотис, куда палит эта долбаная артиллерия?

– В воксе сплошные помехи, – прокричал в ответ Фотис. – Слышу слова, но в них нет смысла.

Константин осознал, что запыхался, и постарался взять дыхание под контроль. Без вокса им не вызвать подкрепление. Он уставился на подползающую стену разрывов. Большинство артиллерийских снарядов падало в бурое пятно у горизонта. Туман? Ему случалось видеть на Безнадеге дождь, но не туман.

В воздух продолжали взлетать грибовидные облака грязи.

– Вокс уже заработал? – завопил кто-то ломающимся голосом.

– Все так же ничего не понять, – отозвался Фотис.

Их бросили самих по себе. Константин опустил голову, моля Императора о защите. Другие поступали так же, и это их не уберегло. Какие бы мучения Император ни готовил еретикам и отступникам, там никак не могло быть хуже, чем на передовой.

Обстрел молотил по стене тумана, но та продолжала неумолимо приближаться. Время от времени снаряд подбрасывал вверх странные фигуры, которые медленно оседали обратно в облако. Или вдруг из тумана на мгновение высовывался длинный отросток, но его вновь поглощал основной массив.

От страха его внутренности как будто превратились в воду. Он огляделся в поисках комиссара, но того все так же не было видно. Он мог бы сбежать. Спастись, убраться подальше от этого грязного гадюшника.

Если он сбежит, его место придется занять кому-то другому, и тот не будет так же хорошо знаком с тяжелым огнеметом. А это значило, что если он слиняет, то люди из 33-го Гефестского умрут страшной смертью. Может быть, некоторые из них, а может и все. Он мог представить, как их изуродованные трупы валяются на грязной земле, порубленные на части или изжеванные живыми боеприпасами. Константин стиснул зубы и выровнял дыхание. Он не хотел смерти товарищей. И еще сильнее он не хотел умирать сам. Выхода не было, и его ждала смерть. Непрекращающийся грохот артиллерии звучал будто молот Императора, бьющий по его душе.

Он поднял магнокуляры нетвердыми руками и вперил взгляд в надвигающуюся стену разрывов. Грязь взлетала огромными фонтанами, а потом медленно оседала. Нижняя граница тумана бурлила, словно тот полз вперед на тысячах крошечных лап насекомых. Бомбардировка шла так близко, что у него дребезжали зубы.

Канонада прекратилась. Тишина сводила с ума почти так же, как и обстрел. Слышен был лишь звон в ушах. Из вокса, который крыл ругательствами Фотис, доносились всплески помех.

Когда туман дошел до одного из передовых окопов, то потек вниз. На глазах у Константина эта дрянь собралась вокруг лодыжек Алексиса Мавреду, а затем поднялась тому до пояса. Алексис никак не реагировал, просто глядел. Константин пытался крикнуть ему бежать от тумана, убираться оттуда. Но его рот странным образом утратил связь с мозгом, так что он лишь наблюдал в завороженном трансе.

Стена тумана поползла вверх по телу Алексиса. Она беззвучно окутала его вместе с грязной ямой, скрыв их из виду. Константин понял, что тот покойник. На протяжении трех быстрых ударов сердца он неотрывно смотрел туда, надеясь и молясь, чтобы Алексис появился из удушливого облака.

А затем оттуда возник бегущий Алексис. Ниже носа его лицо представляло собой кровавую маску. Он вопил и кашлял, а потом зашатался. Накренившись вбок, он повалился в грязь, и Константин знал, что снова он уже не встанет.

– Противогазы! – заорал он. Следовало додуматься раньше. Грязные ямы резко наполнились движением – солдаты хватали снаряжение и засовывали головы в противогазы.

Константину не требовалось смотреть или думать. Маска опустилась ему на лицо… и он тут же понял, что что-то не так. Слишком хорошая видимость.

Он поднял руку и потрогал левую линзу, нащупав трещину. Маска была негерметична.

До стены тумана оставалось уже меньше двадцати футов.

Лишнего снаряжения у него не было. Им выдавали по одному противогазу. Где взять другой? Туман подползал ближе. Времени добраться до тела Алексиса и забрать его маску не оставалось.

А Димитрий был совсем рядом. Спиной к Константину.

Он не хотел умирать.

Быстро сделав два шага, он оказался за спиной у Димитрия. Он протянул слегка трясущуюся руку, помедлил всего мгновение и сорвал с Димитрия противогаз.

Он успел сунуть голову в маску как раз в тот момент, когда первые отростки бурого тумана добрались до них. Димитрий обернулся и посмотрел на Константина с выражением чистейшего ужаса на лице, а затем зажал ладонью нос и рот. Второй рукой он схватил Константина за форму и подтянул к себе. Однако он не попытался отобрать противогаз. Из-под пальцев Димитрия полилась кровь. Отняв их от лица, он уставился на них. Кровь рекой текла у него из носа и рта.

– Подлый ублюдок… – начал было он и закашлялся, забрызгивая кровью покрытую грязью форму Константина. Его рот продолжал шевелиться, но наружу вырывалась лишь кровь, перемешанная с чем-то черным и вязким. Огромные испуганные глаза неотрывно глядели перед собой. Это длилось лишь мгновение, а потом они закатились. Димитрий рухнул в грязь и забился в конвульсиях. Он лежал и подергивался, а у него из носа, рта и ушей вытекало все больше крови и жижи. Скоро он перестал дышать, и Константин остался стоять в одиночестве в своей форме с коркой грязи и крови.

Набегающий туман был чертовски непостоянным – на мгновение товарищей становилось отчетливо видно, а уже в следующее они пропадали.

Константин уставился на труп Димитрия. И все же в краденом противогазе он мог дышать. Он выживет. Если будет на то воля Императора, он выберется отсюда.

Мгла чужих заклубилась вокруг него. Он прыгнул обратно к огневой позиции. Они приближались.

Он уселся за тяжелый огнемет, вымотавшись, но оставаясь начеку. Видели ли его? Ему пришлось убить Димитрия. Заряжающий не знал, как обращаться с огнеметом. Если бы он погиб, фронт потерял бы ключевую опорную точку.

Когда же появятся тираниды? Когда кончится это жуткое ожидание, чтоб он смог сражаться, исполняя свой долг перед Императором? Все остальное было излишним. Так ведь?

Он почувствовал между лопаток холодный поцелуй ствола оружия.

Его казнят. Убийство Димитрия было совершенно бессмысленным. Он проживет всего на несколько минут дольше.

– Повернись, – прозвучал голос комиссара Гестона.

Константин неохотно повиновался.

Он не видел лица Гестона, только противогаз. Глаза были такими же невыразительными и безжалостными, как и дуло наставленного на Константина болт-пистолета. Впрочем, если бы он и видел выражение лица комиссара, это бы не добавило тому человечности.

– Мне следовало бы сорвать эту маску и дать тебе умереть так же, как гвардеец Хиондрос. Ты изменник, ничуть не лучше какого-то невежественного еретика, – по голосу было слышно, что комиссар презрительно улыбается. – Я всегда знал, что ты слаб, Константин, и хочу, чтобы ты был в курсе: я ждал этого все то время, что ты нес свою скверную службу в 33-м Гефестском.

Комиссар приставил дуло болт-пистолета ко лбу Константина.

– Я не могу выстрелить тебе в затылок. Нет смысла портить еще один противогаз.

Пистолет опустился до уровня живота Константина, где на форме осталось влажное пятно крови Димитрия.

– Ты – это болезнь, и я здесь, дабы очистить тело Астра Милитарум.

Вот, стало быть, и все. Конец всему. Константин задрожал. Гестон не станет слушать ни единого его слова. Он хотел жить, но у него не осталось шансов, не осталось выхода. Он больше не увидит Калисту или Маттиаса. Он был в западне, где и находился на протяжении всей своей бестолковой жизни, которая привела к этому бессмысленному, напрасному моменту.

Он отчаянно искал в себе последнюю крупицу стойкости. Что-то, хоть что-нибудь, чтобы оставить какой-то след в колоссальной безразличной вселенной, пропустившей его через эту мясорубку. Он не ждал многого, но заслуживал лучшей участи.

Земля у них под ногами зашипела от лазерного выстрела, раскидавшего горячую грязь. Комиссар обернулся, и Константин прыгнул. Потеряв равновесие, Гестон упал, а Константин приземлился поверх него. Он услышал, как болт-пистолет с бульканьем погрузился в грязь. Времени доставать собственное оружие у него не было. Они сцепились – не как солдаты, а отчаянно, словно звери. Константин обнаружил в себе силу, которую никогда и не осознавал.

Они терзали друг друга, рыча и кряхтя. Константин оставался сверху, вдавливая голову комиссара в жадную сосущую грязь. Руки Гестона скребли по противогазу Константина, но не могли его сдернуть. Константин сильнее навалился на шею комиссара, глядя, как грязь накрывает противогаз Гестона. Он вжимал того все глубже и глубже, пока жижа не залила беспощадные линзы на месте глаз. Гестон отбивался все отчаяннее, но Константин продолжал давить на шею комиссара всем своим весом.

Пальцы Гестона вцепились в форму, однако Константин знал, что он труп, если отступится. Желтоватая топь доходила ему до запястий, но над лицом Гестона все еще поднимались пузыри. Дыхание Константина хрипло отдавалось в отнятом у Димитрия противогазе. Гестон перестал сопротивляться.

Константин вытащил руки из вязкой грязи. Он поднял глаза и увидел комиссарскую фуражку, лежавшую рядом с телом. Мимо продолжал проплывать липкий непроницаемый туман.

Изможденный, с трясущимися руками, он посмотрел вдоль линии фронта. Он видел бойцов из 33-го в противогазах, глазные линзы которых отливали зеленым. Кто-то из них – он не знал, кто именно – кивнул безликой нечеловеческой головой, словно благодаря его. Константин выдохнул. Он гадал, кто же из них выстрелил, чтобы отвлечь Гестона. Возможно, этого ему не узнать никогда.

Перешагнув через тело Гестона, он присел у гашетки огнемета. Руки и ноги налились тяжестью от усталости. Он все еще тяжело дышал. Повсюду вокруг уплотнялся туман. Он нарушил все предписанные Гвардией правила, однако у него оставался долг перед товарищами по оружию.

В грязи что-то завибрировало. Он резко обернулся и посмотрел на комиссара, но тело того уже наполовину погрузилось в липкую землю. Его положение не изменилось. Димитрий тоже лежал все там же, где упал. От его крови грязь вокруг приобрела более темный оттенок бурого.

Вибрирующее движение повторилось, как будто мимо ехал тяжелый транспортер. Всего пара сотрясений, а затем все затихло. Император милосердный, теперь-то что?

Облако сгустилось, стало напоминать тот водянистый смог, который порой окутывал Гефест. Земля снова содрогнулась, и он услышал, как захлюпала грязь. Что-то приближалось. Туман стал плотнее, и он едва мог разглядеть, где лежит мертвый Димитрий.

Над ним нависла тень, черный силуэт во мгле. Опять послышался жутковатый сосущий звук. Тень разрасталась, пока не стала выше «Адской гончей». Над ее громадой реяло полдюжины остроконечных щупалец, ноги были толщиной со стволы деревьев. Множество трубок на спине чудовища изрыгали ядовитый удушливый туман. Константин уже сражался против тиранидов и пережил другие атаки, но он никогда еще не видел ничего, похожего на эту безглазую мерзость со щупальцами вместо морды.

Почти оцепенев от ужаса, Константин сумел вдавить спуск тяжелого огнемета. Горящий прометий ударил разбрызгивающейся струей и опалил чудовище. Оно завизжало, словно терзаемый сверх предела прочности металл. У Константина задребезжали зубы, как от артиллерийского обстрела. Существо горело, грязный дым смешивался с дрянью, исходившей из трубок.

И все же оно продолжало приближаться. Его броню обдавал град лазерных зарядов, не оказывавших никакого эффекта, будто это были дождевые капли. Константин закричал, водя потоком раскаленного добела пламени влево-вправо и поджигая тянувшиеся к нему отростки толщиной с человеческое бедро. Остроконечные щупальца отпрянули, скрючившись и почернев. Он попытался создать между собой и чудовищем огненный ров, но гореть было нечему. Даже прометий был не в силах воспламенить грязь.

Вопли людей в траншеях заглушил ревущий перестук тяжелого болтера. Снаряды врезались в бронированный бок монстра. Полетели хитиновые осколки, но гигантское создание даже не отреагировало на нападение.

Щупальце хлестнуло по огнемету, сломав его и швырнув высоко в воздух. Мгновение Констанин пялился в пустоту на том месте, где находилось орудие. Крича сквозь противогаз, он выхватил свой лазпистолет и начал стрелять. Он был так близко, что не мог промахнуться по огромной твари. Пистолет не оказывал никакого воздействия на почерневшую и сочащуюся слизью, изуродованную прометием шкуру чудовища.

Его крик оборвался, когда щупальце с хитиновым наконечником, острым как сама ненависть, пробило ему грудь с правой стороны. Все звуки и шум неразберихи вдруг стихли, сменившись пронзительным гулом. Константин был в состоянии дышать лишь короткими рывками, не мог набрать достаточно воздуха, чтобы снова закричать. Он скорее увидел, чем почувствовал, как пистолет выпадает из онемевших пальцев.

Все казалось нереальным. Он опустил взгляд на торчащее из груди щупальце.

Грязь унеслась прочь, и его подняло к изрыгавшим отраву трубкам кошмарного существа. Корчась в агонии, Константин вытащил нож левой рукой. Правая сторона тела не слушалась. Он неуклюже нанес удар, но лезвие скользнуло по прочной склизкой шкуре.

Он исступленно бил, проклиная то, насколько бесполезно все это было. Он убил двух человек из Гвардии и чего ради? Все его тщетные старания кончились лишь тем, что он висит на чудовищном отростке. Лишь когда он проклял и Императора, клинок наконец-то погрузился в крепкую плоть тиранида. Щупальце дернулось, и он выпустил нож. Хлестнув по воздуху, щупальце вырвалось из его тела, отбросив его прочь.

Константин умер еще до того, как грохнулся в грязь. Спустя некоторое время сражение и сумятица переместились дальше, и его тело осталось лежать одно в тишине. Оно понемногу погрузилось в грязь и исчезло.