Всё началось вчера утром, когда моя младшая сестра увидела белый воздушный шарик, застрявший высоко в ветвях старого тополя. Тот тополь, как и множество его собратьев, стоял близ поляны, которую родители облюбовали для пикника. Перед ним росли более тонкие, молодые и низкие деревья, перемешанные со всевозможными кустарниками в одну густую зелёную стенку. Эта «стенка» в авангарде защищала заповедные тайны природы от посторонних глаз, баюкала их в тени, заботливо прикрывая от жестокого зноя. С неё начинался лес – настоящий, чащобный, не для летних прогулок.

Семейная «Нива» остановилась совсем близко к дачному посёлку. Наш домик располагался на отшибе, поэтому мы доехали быстро, буквально за десять минут. Если с поляны оглянуться назад, за стволами деревьев можно было разглядеть просёлочную дорогу и ближайшую АЗС. Впереди же на многие километры существовал только сплошной лес.

Моя младшая сестра, в честь шестого дня рождения которой состоялась эта вылазка на природу, бешено носилась по траве. К моему несчастью, она отлично выспалась и нашла себе развлечение в погоне за местными бабочками. Заметив очередное крылатое создание, она визжала как бешенная, что превращало мою голову в ящик с битым стеклом. Осадить я её не мог – всё-таки День рождения.

Мой отец, казалось, ушёл в нирвану и не обращал внимания ни на какие внешние раздражители. Он увлеченно занимался мангалом, а это значило, что остальной мир для него временно прекратил своё существование. Мать была рядом и самозабвенно возилась с древним кассетным магнитофоном-батончиком, который она взяла с собой «для ностальгии» и теперь пыталась вспомнить как включить кассету. Вскоре ей это удалось. Старенький «ИЖ» заревел голосами пошлых синтезаторов, сделав шум окончательно невыносимым. Я сидел в тени, периодически ёрзая на шершавом бревне, и безуспешно пытался поймать сеть. Увы, интернет на поляну так и «не завезли». Перед моим носом вновь пронеслась Аня, крича что есть мочи «Капустница! Капустница! Капустница!» Я убрал бесполезный мобильник в карман, закрыл глаза и начал стараться избежать головной боли. Получалось плохо.

Наконец, сестра умолкла. Через пару минут я привык к предсмертным крикам старого магнитофона и даже поймал лёгкую дрёму, но мой покой был недолгим. Я проснулся от того, что моя сестра дёргала меня за рукав футболки, тараторя над ухом «Смотри! Смотри! Смотри туда! Ты посмотри, ну же!» Я лениво повернулся к Ане: «Что случилось?» В глазах сестры горело безудержное любопытство, она тыкала пальцем на деревья, словно там начался салют. «Видишь?! Видишь?!» – повторяла она. Я проследил за её рукой.

Высоко, со стороны леса, в самой гуще веток виднелось что-то белое, округлое. Из-за листьев и моего неидеального зрения было сложно разглядеть, что это. Да и какая разница? Мало ли какой мусор надуло ветром?

– Видишь?! Видишь?! – продолжала восторженно тараторить Аня. – Это… Ш-А-Р-И-К!

– Ух ты! Ну надо же! – я попытался изобразить заинтересованность. – Доставать мы его, конечно, не станем.

Вскоре сестра оставила меня в покое и, потеряв всякий интерес к своей бесполезной находке, переключилась на мамин магнитофон. Вновь закрыв глаза, я слышал, как щёлкают кнопки. Скорее всего, скоро старенькому «ИЖ-у» придёт конец. Но нет, мама вовремя отвлекла внимание Ани. Кассета зазвучала снова.

Тяжело. Я только вчера вернулся со студенческой гулянки. Мы отметили «экватор» нашей учёбы, и теперь мне было совсем не весело. Окружающие звуки и яркое солнце просто убивали. Мне хотелось уйти, но деваться было некуда – семейный праздник. Снова задремать не получилось. Через какое-то время я вновь открыл глаза и посмотрел на лес: солнце немного скрылось за облаками, что сделало моё существование чуть менее невыносимым. Похмелье медленно отпускало. Я прищурился и вновь обратил внимание на воздушный шарик. Кажется, ветер сместил его чуть правее… Да, определённо, теперь он был гораздо правее.

Ещё несколько минут и тошнота прошла. Покинув насиженное бревно, я отправился к лесу, в кусты – выпитая с утра бутылка минералки давала о себе знать.
– Мне по-маленькому, сейчас вернусь, – кинул я родителям и скрылся в зарослях.
Треск и запах мангала остались далеко позади. Даже грохот родительского «ИЖ-а» уже слышался совсем тихо. Из-за природной стеснительности мне пришлось продраться ещё чуть дальше в кусты, где наконец удалось облюбовать молодое деревце для «поливки». Ещё шаг – и я грязно выругался: колючий кустарник знатно оцарапал мою руку, так сильно, что пару капель крови упало на землю. Той же рукой я ухватился за злополучную ветку и, продолжая витиевато выражаться, сломал её. Глубоко вздохнул, успокоился. Примеченное дерево уже было передо мной: освободив руки от поверженного кустарника, я принялся за своё нехитрое дело.

Господи, какая тишина. Наконец-то моя голова очистилась, похмельная тяжесть улетучилась, и мир снова начал казаться приятным местом для существования. Застегнув джинсы, я поднял голову и невольно присвистнул. В зарослях передо мной, совсем близко, виднелся белый шарик. Он выглядывал меж раздвоенного ствола засохшего тополя, значительно ниже и ближе того раза, когда я заметил его с поляны.

Впрочем, это мог быть другой шарик. На «нашей поляне» люди собирались часто и мы уж точно не первые, кто решил организовать экономный праздник для ребёнка. Возможно, ветер разнёс по лесу целую охапку.

Я достал из кармана початую пачку влажных салфеток и небрежно протер ими рану на руке. Царапина уже успела подсохнуть. Пока я занимался этим, во мне родилась мысль вытянуть этот шарик за нитку и принести его Аньке. Порыв глупый, но с уходом похмелья ко мне вернулось настроение и молодецкая удаль. К тому же альтернатив для того, чтобы развеять уныние больше не было. В конце концов – наши руки не для скуки.

И я полез дальше в чащу. Да, безусловно, молодецкая удаль вернулась, но вот природной ловкости у меня никогда не было. Проходя через кусты, мои ноги запутались в торчащих корнях и я грохнулся вперёд, обдирая себе ветками все открытые участки тела. У самой земли я понял, что почва в зарослях идёт под горку, и моя долговязая туша проехалась пузом вниз, аккурат в сторону засохшего тополя.

Такого отборного мата мне не приходилось произносить никогда. Ругательства летели, подпитываясь болью от содранных в кровь конечностей. Продолжая комбинировать три буквы, я поднялся на четвереньки, поднял взгляд и тотчас замолк. Хруст веток прекратился, в висках звучало лишь собственное сердце.
Следующий момент занял всего пару секунд. Но даже их мне хватило, чтобы мгновенно понять, что здесь явно что-то не так и надо уходить, уноситься, не обращая внимания на острые ветки, на боль, на изодранную одежу. Это была реакция из области первобытных инстинктов, самопроизвольная как резкое движение руки одёрнутой от раскалённого чайника.

В траве перед собой я увидел ботинок: чёрный, пыльный, с грубой и причудливой шнуровкой, неаккуратными швами. Выше него начиналась штанина такого же цвета. Я видел его лишь жалкие мгновения, и болевой шок от множественных царапин мог запутать моё сознание. Но могу поклясться, что размер этого ботинка был около полутора метров в длину, и таких ног у людей не бывает.

Поднимать голову, чтобы разглядеть хозяина обуви я не стал. По правде говоря, не помню даже как поднялся. Через секунду я уже летел сквозь ветки назад, собирая все колючки и крича срывающимся, позорно высоким для мужчины голосом. Казалось, мои ноги поставили скоростной рекорд. Не знаю, быть может страх сыграл с моей памятью злую шутку, но я слышал за собой тяжёлый топот. Ещё несколько прыжков, веток, царапин, и мне удалось выскочить на поляну. К тому моменту мой голос окончательно сел, я инстинктивно продолжал сипло хрипеть, что есть мочи припустив к родителям.

Видимо они услышали мой вопль ещё из леса и теперь взволнованно шли мне на встречу вместе с испуганной Аней. Представляю, как я выглядел. Весь изодранный, исцарапанный, в грязи, с вытаращенными от ужаса глазами. Отец схватил меня за плечи.

– Серёжа! Серёжа?! Ты… что случилось?! Ты не ранен?! – начал он.

– Серёженка, как же так?! Что с тобой?! Скажи что-нибудь! – тараторила мама.

Я продолжал глотать ртом воздух, пытаясь выдавить из себя хоть слово. Не получалось. Из всех звуков – только стук собственных зубов. В итоге отец понял, что дальнейшая истерика бесполезна и взял ситуацию в свои руки.

– Так, успокоились! Не верещим! – осадил он маму с сестрой. Снова взявшись за мои плечи, папа отвёл меня к бревну, усадил, и стянул с тела изодранную футболку. – Лида, сбегай к машине за аптечкой, раны надо обработать.

Мама продолжала стоять в состоянии схожем со ступором, сверля взглядом мои увечья. Затем она медленно обошла меня сзади, продолжая внимательно рассматривать раны.

– Вить, пойди сюда, глянь, – испуганным голосом сказала она.

Отец перешагнул через бревно, и на секунду повисло молчание, нарушаемое лишь тихо тарахтящим бумбоксом. Судя по всему, родители были озадачены видом моей спины. Я смотрел перед собой: Аня, которая в силу своего возраста не знала, как ей реагировать на происходящее, замкнулась возле кассетника, задумчиво складывая и раскладывая выдвижную антенну. Сестра хмурилась, осознавая, что произошло нечто тревожное, явно нехорошее.

– Что там? – мой голос наконец прорезался.

– Так, я за аптечкой, – коротко пробубнил отец и пошёл к машине. – Лида, собирай всё, поедем в медпункт.

Чувство тревоги, которое только-только начало меня покидать, вернулось снова. Для чего нам ехать в местный медпункт? Я просто исцарапался, достаточно прижечь раны и всё будет нормально.

Мама перешагнула через бревно и осторожно села возле меня:

– Сынок… Кто тебя так укусил?

Я вскинул брови. Интересные новости. Какой укус? Хотя… Я бежал через те кусты как ужаленный, боль пронзала тело со всех сторон, и в пылу вполне мог не заметить… да ну, бред какой-то! Как можно не почувствовать укус?

– В смысле? – ответил я. – Что там? Волдырь?

– Сереженка, там следы зубов, – негромко сказала мама. – Очень, знаешь ли, широкая челюсть. Но ты не волнуйся, цапнуло не глубоко. Огромная, видимо, была собака… Сейчас мы всё продезинфицируем, съездим в больничку, возможно там тебе сразу пропишут уколы. Всё хорошо, не бойся. Меня тоже в детстве кусал соседский Тузик. Прокололи курс, всё было нормально.

Отец вернулся с аптечкой и боль возвратилась с новой силой. Одно дело протереть йодом случайную царапину и совсем другое сделать это со всем торсом. Я стоически вытерпел эту необходимую экзекуцию. Пока папа корпел над моими ранами, мама загружала в нашу «ниву» атрибуты сорванного пикника. Она сняла с шампуров только-только приготовленный шашлык, загрузила его в пластиковые контейнеры, кое-как разобрала мангал, и, слава Богу, выключила бумбокс.

– Вроде готово, – наконец сказал отец. – Одевайся, поехали, нам нужно скорее попасть в районный травмпункт, а то провозимся до вечера.

Я взял свою грязную футболку и осмотрел её. Действительно, очень похоже на отметины от громадной собачей пасти. Есть такие широкомордые породы, не помню как их называют. Но вот только собак в лесу я не видел. Хотя, собственно, что я там видел? Проматывая в голове это мимолётное событие, мне всё больше казалось, что со мной произошла первая в жизни галлюцинация, очень короткая, бредовая, с панической атакой. Всё-таки не надо было вчера так пить.

Я мешком сел на заднее сидение «нивы» и полностью погрузился в себя. Сестра, поняв, что всё будет хорошо, уже начала возвращаться к привычной гиперреактивности. Аня вертелась рядом со мной, напевая припев из недавно услышанной песенки. В итоге она с ногами залезла на сидение и уставилась в заднее окно автомобиля.

– Смотрите, там шарики! Их уже три! – радостно воскликнула Аня, тыкая пальцем в стекло.

– Не сейчас милая, – сказала мама с переднего сидения, – Пристегни ремешок как я тебя учила.

Поёрзав ещё какое-то время, Аня всё же выполнила просьбу, и машина наконец тронулась с места. Небо впереди нас мрачнело, на лобовом стекле «нивы» появились первые капли мелкого моросящего дождика, который не предсказывал ни один синоптик – впрочем, как всегда. Лес удалялся от нас всё быстрее и оглядываться мне совсем не хотелось.

Остаток дня прошёл в травмпункте местного районного центра. Даже удивительно, сколько человек ежедневно получают увечья в посёлках городского типа – очередь была просто огромной. Отчасти из-за людской глупости, отчасти из-за единственного травмпункта на ближайшие километры, люди здесь толпились подобно кильке в бочке. Дорога тоже заняла много времени. Изначально мы планировали вернуться в нашу городскую квартиру, но ближе к вечеру поняли, что до темноты успеем только обратно на дачу. Там и решено было заночевать.

Ужин состоялся не без подогретого в микроволновке шашлыка. Аппетита у меня не было, хотя, должен признать, мясо получилось отменное. Мы поели и в конце трапезы родители вновь устроили мне допрос по поводу произошедшего. Я был бы рад им всё рассказать, но увы, случившееся ещё не складывалось у меня во что-то внятное. Серьёзно, ну вот как мне это надо подать? Упал, испугался гуливерского ботинка, побежал, искалечился? А укус? А укус, знаете ли, появился сам собой. Нет уж, такая история только для желтых стен ближайшего психдиспансера. Поэтому я просто пробубнил что-то про большую страшную собаку и этой версии нам всем оказалось вполне достаточно. Затем мне удалось перевести разговор в русло Дня рождения Ани, после чего родители наконец успокоились.

Когда я поднялся в свою комнатушку, за окном было уже темно. Нежданный дождь разыгрался не на шутку, отбивая свои привычные ритмы по крыше нашей дачи. Ударил гром, совсем рядом сверкнула молния. Ветер охотно подыгрывал им своими порывами и заставлял стонать рассохшиеся деревянные рамы. Да, грязи завтра будет по колено.
Я всегда был любителем городского образа жизни. Меня печалило отсутствие душа на даче, а сегодня, учитывая всё произошедшее, он был особенно нужен. Повернувшись к зеркалу, я посмотрел на своё отражение. Вот это физиономия. Бледная, как простыня в больничной палате. Видимо, сказался стресс от сессии, неуёмного потребления алкоголя, ну и, конечно, сегодняшнего происшествия. Нужно, необходимо выспаться. Я разделся, привёл себя в порядок остатком влажных салфеток, и улёгся, настраиваясь на ритм бьющего по крыше дождя. Медленно, капля за каплей мой разум погружался в дрёму, утаскивая за собой разбушевавшуюся грозу. Стихия перешла из яви в сон и создала должный антураж начинающемуся ночному кошмару. Молнии продолжали преследовать меня в сновидении, гром звучал ещё ощутимее, казалось я на самом деле чувствовал потоки воды, стекающие по моему телу.

Передо мной вновь был лес, но уже далеко не солнечный и приветливый: вокруг царила ночь, а под ногами хлюпала грязь, родившаяся от стеноподобного ливня. Я щурился и тёр глаза, словно мог смахнуть постоянные потоки воды, мешающие мне видеть. Снова гром, ещё одна вспышка молнии. Поглядев вниз я понял, что стою на земле абсолютно босой. На мне вновь была сегодняшняя одежда, изодранная, в капельках собственной крови.

Я двинулся вперёд, пытаясь сориентироваться. В голове маячила лишь одна мысль: «самое главное – найти поляну». Это странное свойство некоторых снов: тебе кажется, что спасение придёт если добежать до дома или спуститься с лестницы. Но во время сновидений никто не осознаёт, что в мире ночных грез может не оказаться дома, а ступеньки бывают бесконечными. И тогда, чтобы проснуться нужно всего лишь прекратить бег, остановиться, или прыгнуть вниз с этой чёртовой лестницы.
Не осознавал всего этого и я. Мои ноги уже перешли на бег, мимо меня мелькали чёрные стволы деревьев, молния отражалась в мельтешении проливного дождя. В голове был лишь шум ливня и собственное сбивчивое дыхание. Но это продолжалось недолго. Вскоре к какофонии звуков добавился ещё один. Сначала он был тихим, совсем далёким, но секунда за секундой нарастал. Ещё мгновение – и я отчётливо услышал тяжёлый топот за своей спиной, он был всё ближе и ближе, заставляя меня вкладывать в бег все ресурсы организма. Ужас накрыл меня полностью, мои зубы стучали в диссонанс с хлюпающими по мокрой траве ногами, я задыхался. Казалось, дождь становился всё сильнее, вода словно превращалась в хрустальные стержни, предательски замедляющие моё тело.

Сердце колотилось как бешенное, я перепрыгивал через поваленные деревья, торчащие корни, всё быстрее и быстрее, будто персонаж старой аркады. Снова кустарники, снова бурелом. Ещё миг и я понял, что тяжёлые шаги стали тише. Да, у меня получилось оторваться, у меня вышло обмануть его. Его ли? Лучше не знать. Лучше даже не думать о том, что шло за мной.

Тяжёлые шаги стихли окончательно и я сбавил ход. Воздух с болью вырывался из моих лёгких, грудь горела, к горлу подкатывала тошнота. Закашлявшись, я попытался осмотреться: всё одинаковое. Тот же чёртов лес, всё те же чернеющие в ночи деревья и кусты, стены непроглядных кустов. Кое-как мне удалось унять кашель, но дыхание продолжало подводить. Я перешёл на обычный шаг и двинулся вперёд, пытаясь разглядеть меж зарослями хоть какой-то намёк на цивилизацию.

Шло время – ландшафт не менялся. Тучи и густые кроны деревьев застилали небо, звёзд и луны не наблюдалось. По правде говоря, я не был особо хорошим студентом и ни за что не смог бы определить направление по небесным светилам. Я помнил из школьной программы, что это возможно, а ещё слышал про мох, который должен расти на какой-то там стороне ствола дерева. Но все эти знания были настолько обрывочны, настолько смутны, что давно превратились в кашу из отходов моего сознания. От них не было пользы. Я чувствовал себя жалким и обречённым на смерть в этом холодном лесу.

Силы покидали меня. Я продолжал идти, но мои шаги становились всё более медленными и неуклюжими, ноги окончательно замерзли, а пальцы потеряли всякую чувствительность. Путь закончился тем, что я подвернул лодыжку. Хруст был отчётливо слышен даже на фоне ливня. Возможно из-за переохлаждения боль не показалась мне очень сильной, но на ногу ступать теперь не получалось. В голове вновь замаячили панические мысли. Прислонившись к очередному тополю, я сполз к корням, не в силах больше сделать ни шагу.

Снова гром, снова молния. Дождь даже не думал отступать, вода продолжала барабанить по мне, добивая, заставляя припасть к земле. Я с трудом заставил себя опомниться, понял, что окончательно сполз по мокрому стволу и лежу на сырой земле. Перед моим взором качались кроны деревьев, дождь заливал лицо, а кисти рук погрузились в грязную воду. Моё тело безвольно валялось в низине, близ очередной стены густого кустарника. Вода наполняла природную полость и я понимал, что если не встану, то скоро утону. Нужно было хоть как-то сосредоточиться. Усилием воли мне удалось сделать попытку приподняться на локте – безуспешно, руки как ватные. Туман застилал разум, мешал соображать, очень хотелось отключиться, отпустить ситуацию на самотёк. Но это означало бы смерть.

Я начал озираться: кроны, кусты, вода. Опять те же картины. Но, кажется, не совсем. В чужом, холодном лесу взор выхватил нечто отдалённо знакомое. Это дерево… вроде бы мне приходилось находить его раньше. Раздвоенный ствол безжизненного тополя, который я видел этим утром. Нет сомнений, это именно он, а если это он, значит и поляна совсем близко. Внезапно брошенная судьбой «соломинка» придала мне сил. Собрав остатки воли я с кряхтением перевернулся на бок: моё дыхание тут же спёрло, нужно было дать себе хоть чуть-чуть опомниться.
За очередным раскатом грома снова сверкнула молния и я ужаснулся, насколько сильно моё тело покрыто густой холодной грязью. Ещё парочка неуклюжих, мучительно медленных движений и мне удалось встать на четвереньки. Уже кое-что, уже хоть какая-то надежда, но до дома всё же далеко. Я пополз к сухому тополю, волоча за собой онемевшие ноги, тяжёлые, словно два гружёных вагона. Вновь полоса препятствий из колючих кустов, но разум уже не обращал внимание на царапины. Да и чувствовались ли они теперь вообще? Были проблемы посерьёзнее.
Путь через кустарник показался мне целой вечностью. Я постоянно ловил себя на мысли, что сознание уходит, мозг упорно хотел вырубиться, но нечто во мне боролось с этим желанием. Периодически приходилось останавливаться – казалось, это помогало накопить тепло. Ещё немного и вот он, заветный ориентир в виде сухого тополя с раздвоенным стволом. Достигнув его, я испытал прилив радости, выдавив из себя нечто хриплое, изначально задуманное как смешок.

Громко хрустнувшая ветка моментально заставила меня заткнуться. Звук показался очень сильным, звонким, словно где-то справа с размаху сломали молодое деревце. От испуга я резко перевернулся на бок и так и застыл в этой позе. Передо мной, сливаясь с тёмными стволами намокших деревьев, возвышался тот самый преследователь, обладатель чёрных ботинок с грубой причудливой шнуровкой и неаккуратными швами на стыках. Долговязый, худой, он издалека мог показаться одним из местных деревьев. Разбушевавшиеся раскаты грома делали его фигуру ещё более устрашающей. Не в силах шевельнуться, я не смел проронить ни звука. Мне хорошо запомнился вид его странных брюк, эта ткань, сотканная из разномастных клочков чёрного цвета, абсолютно разных по своей текстуре. Какие-то из них больше напоминали полусгнившие половые тряпки, некоторые выглядели грубо, подобно ткани, которую производили в далёком прошлом. Отдельные клочки, напротив, казались более новыми и тонкими. Объединял их грязно-чёрный цвет, который, возможно, стал таковым с течением времени.

Как водится, за раскатами грома последовала очередная вспышка молнии. Её свет помог понять мне, уже смирившемуся со своей судьбой, что именно показалось моей сестре белым воздушным шариком. О, я увидел его странную безликую голову, сходящуюся на подбородке в некое подобие наружного сфинктера. Безглазое, несуразно худое существо окончательно парализовало меня своим видом. Мой вопль, если и звучал, то где-то совсем далеко, на самых задворках сознания. Ещё одна вспышка молнии дала понять, что преследователь стал ближе. Он наклонялся ко мне, приближаясь с высоты собственного тела. До чего же чуждая, инфернальная голова! Как я мог спутать её с воздушным шариком? Хотя, возможно, в том нет моей вины, ведь у безликого не было глаз, но я чувствовал на себе пронзительный взгляд, его власть, его силу. О, вне всяких сомнений он мог убедить каждого видеть себя таким, каким ему надо.

Перед моими глазами показалась рука преследователя. Я успел разглядеть кисть, больше похожую на ветку сухого кустарника, прямо перед тем как она накрыла моё лицо. Безусловно, именно отметины этих длинных пальцев мои родители приняли за следы собачьих зубов.

Пробуждение ото сна было тяжёлым. Надбровные дуги раскалывались давящей болью, которую мне часто приходилось испытывать из-за переработки перед монитором компьютера. Бывало, по долгу своей учёбы и будущего призвания я часами корпел над программным кодом, стараясь сделать результат проще, легче и эффективнее. Переутомление удавалось лечить сном, но теперь боль пришла сразу после пробуждения. Неприятный звоночек.

Отвратительный, тревожный сон. Таких у меня ещё не было, как, впрочем, не было и случаев, подобных утреннему. Приняв кошмар за отражение случившегося, я постарался прогнать из разума неприятные образы. Образы не уходили – чуть позднее мне удалось понять, что всё это к лучшему… хотя, пожалуй, не стану забегать вперёд.

Ливень за окном продолжался. Опомнившись от ночного кошмара, я заметил, что шквальный ветер распахнул окна моей комнатушки. Помещение наполнилось прохладой, излишне сильной для середины июля. Поёжившись, мне пришлось встать и захлопнуть деревянные рамы. Да, теперь стало ясно почему во сне так реалистично чувствовалась ледяная земля.

Голова не проходила, боль становилась тошнотворно навязчивой. Кажется, я брал с собой обезболивающее… Помню, что брал. Оно точно должно было быть в моём рюкзаке, возле выхода. Пока ищу его, обязательно перебужу весь дом: на часах светилось «22:21», почти детское время, но родители точно уже спят. Вечером на даче для них не существовало досуга. Из всех развлечений здесь был лишь крошечный телевизор, но уж лучше вздремнуть, чем утомлять себя просмотром этого чуда техники.
Я сделал шаг к лестнице и голову пронзила ещё более резкая боль, оглушающая, как удар тяжёлого колокола. В потёмках мне не сразу удалось понять произошедшее. Оказалось, лоб встретился со сводом дверного проёма, чего я никак не мог ожидать. Из-за своего состояния, мне не показалось странным, что раньше такой проблемы не было. Я проходил здесь сотни раз и хоть и имел приличный рост, никогда не испытывал каких-либо трудностей. Впрочем, позже мне пришло понимание этого казуса.

Я аккуратно спустился по лестнице. Порывшись в своём рюкзаке, откопал початый блистер с обезболивающим, дрожащими пальцами выдавил таблетку в рот. Чашку я искать не стал: запил лекарство прямо из чайника. Прислушался: вроде никого не разбудил. Медленно, аккуратно, я вернулся в комнату, предварительно пригнувшись у проклятого дверного проёма. Как же всё-таки у нас тесно.

Перед тем как лечь, снова поймал своё отражение в настенном зеркале: свет выглянувшей луны сделал мою кожу ещё более бледной, практически белой. Моя худоба выглядела катастрофичнее чем раньше – стресс делает своё дело. Я с брезгливостью отвернулся и снова прилёг.

Одуряющая головная боль начала уходить, заставляя обратить внимание на всё остальное. Меня мучала изжога, дико ныли кости и, кажется, поднималась температура – вот тебе и открытое окно в летнюю ночь! Надо уснуть, сон всегда лечил меня.

Вместо сна пришла сумбурная дрёма. Начало я помню плохо, остались лишь размытые и очень обрывочные образы. Мне вновь грезились виды ночного леса, уже далеко не такого страшного и неприветливого. Воздух казался неимоверно свежим, душистым, успокаивающим. Я снова слышал шаги за спиной, но сновидение перестало быть кошмаром. Свет луны изменил всё. Образы ночи окрасились в новые краски, сквозь капли росы они преломлялись причудливыми бликами. Тревога испарилась, мне даже не было холодно. Страх пропал, я хотел шагнуть вперёд, в глубину этой сказочной чащи. Шаг за шагом мне удавалось пробираться вперёд, в самое сердце леса. Кусты больше не царапали, я проходил сквозь них легко, словно они все были совсем молодыми и в одночасье лишились шипов.

Образы менялись, наслаиваясь друг на друга. Размытые, влекущие, они вели меня всё дальше. В ногах была прыть, желание достигнуть некого места, абсолютно неизвестной мне точки назначения. Это ещё одна из странных шуток человеческого сна – целеустремлённо идти в никуда. В разуме словно рождается понимание значимости твоего пути, но никто и никогда не знает куда он ведёт.

Не помню, как я набрёл на уже знакомый раздвоенный ствол засохшего дерева, но в свете луны он выглядел иначе. Возможно, это даже вовсе не тополь. Мне удалось рассмотреть то, чего я не заметил раньше, когда паниковал, сам не зная почему.
Я протянул руку и прикоснулся ладонью к прохладному стволу. Странное ощущение. Мне стало не по себе и я захотел одёрнуть руку, но что-то противоречивое внутри меня не дало это сделать. Успокоившись, я вгляделся в мелкие трещины ствола.
Безусловно, это была часть очень старого дерева, которое пережило не одно поколение людей. Не понимаю откуда, но я осознал всё величие его возраста: оно точно было здесь ещё до первых славянских племён. Веками его окружение менялось, лес исчезал и наступал вновь, мелькали деревни, вырастали ритуальные истуканы, вспыхивали жертвенные костры. Пришло время, когда жестокие люди из далёких краёв разорили капище и покалечили дерево. Уже много веков прошло с тех пор, как оно лишилось своей кроны, но руны, что столетиями писались на его стволе свежей кровью, ещё сохраняют слабое дыхание жизни.

Образы пронеслись в разуме быстрой вспышкой салюта и теперь мне стала понятна суть утренней встречи.

За спиной вновь послышалась тяжёлая поступь, я обернулся и снова увидел своего бывшего преследователя.
В нём нет зла, его рука – это рука самой природы.
И он протянул её мне.

Сон ушёл. Теперь я знаю: Его пульс в тени каждого дерева, во мраке любого дальнего угла. О да, вне всякого сомнения, к нему приходит ветер, завершив свой путь сквозь кроны лесных деревьев.

Непознанный шепчет мне. Он шепчет мне даже сейчас, когда я набираю эти строки. На моём лице светится улыбка, всё становится понятнее, рушатся тайны, разрешаются давние дилеммы.

Он зовёт меня.

Меня не поймут, но думаю, что я должен подчиниться его зову, стать таким как он. Возможно это первая правильная мысль в моей никчёмной жизни.

В конце концов кто все вокруг? Лишь люди. В большинстве своём ни один из нас не знает смысла своей жизни и не пытается его найти, даже не веря в его существование. Бесполезные, мы топчем эту землю в ожидании конца. Однако я теперь не из таких. Нет. Что-то в лесах помогло мне выйти на след Истины. Хоть у кого-нибудь из прочих обывателей было чувство, ясное осознание, что лишь в нескольких метрах от тебя скрывается сама суть твоего существования, главный ответ и высшая цель? Нет, ведь это означало бы обретение абсолютного счастья. Но мне теперь это дано, возможно первому из людского рода. Достаточно лишь выйти из дома и шагнуть в лес. Понимая, чувствуя такую ясную, чёткую мысль можно смело оставить прежнюю жизнь. Любой поступил бы также.

Но мои родители… Моя сестра… Если не объяснить им, если не рассказать, то они не поймут, не узнают. Чего доброго, будут звать и искать меня, терзая себя бесполезными тревогами. Разве есть толк в поиске того, кто не хочет найтись?

На часах чуть больше двенадцати. Ночь ещё темна и до рассвета очень далеко. Я успею уйти, торопиться некуда. Можно немного задержаться, хватит и часа, чтобы бегло всё рассказать. Пусть знают, пусть хотя бы попробуют понять. Быть может это принесёт им спокойствие за мою судьбу.

В голове галопом проносились события последних суток. Я включил ноутбук и сел перед слепящим глаза дисплеем, привыкая к тому, как странно вытянулись мои пальцы. Работа пошла грубо, неуклюже, руки словно заново открывали для себя миниатюрную клавиатуру. Кнопки надрывно щёлкали, мне даже пришлось ослабить нажим и аккуратно вбивать текст двумя пальцами, лишь бы только не повредить хрупкий аппарат. Вскоре я приноровился:

«Всё началось вчера утром, когда моя младшая сестра увидела белый воздушный шарик, застрявший высоко в ветвях старого тополя…»

В. Леонтьев aka HranitelSklepa (с) 13.05.2020