Петр Екатеринович Глюк, известный ученый-химик, встретит новый две тысячи сто сорок второй год в Москве.

Гравитоплан плавно приближался к мегаполису. Сквозь прозрачную боковую панель Петр рассматривал серовато-заснеженные поля, расчерченные водными каналами. Стройные ряды елей и сосен окружали пруды и озерца. Редкие невысокие здания опоясывались вычурными симметричными узорами из припорошенных кустарников и широких пешеходных дорог. 

Следуя современным веяниям, основная часть Москвы расположилась под землей. О скрытой бурной жизни намекали лишь золотые крестики вентиляционных насосов, вращающиеся на поверхности. Местами виднелись укрытые гигантскими прозрачными куполами островки исторических зданий. Среди них Петру особенно нравились Кремль, Третьяковская галерея и старый небоскреб Газпрома. Родился и вырос Петр в османской Ялте, но свою прародину не забывал. Его всегда тянуло в Московию: недаром на семь восьмых он был московитом. 

После приземления Петр на эскалаторе спустился вниз и очутился в огромном зале транспортного хаба. В центре стояла новогодняя спираль, украшенная разноцветными шарами и мишурой, сделанной из ракушек и высушенных водорослей. Вокруг происходило броуновское движение пестрой и говорливой толпы. Петр прошел на синюю линию гиперлуп, и через пару минут поезд на магнитной подушке стремительно понес его и сотни других пассажиров внутри тороида. 

Петр вышел на станции, расположенной недалеко от жилого конгломерата, в котором он снял апартаменты. Съемное жилье встретило на входе цветами паучника и мирной лилии. Одну из стен комнаты покрыл изумрудный мох. На противоположной стене виртуальный аквариум излучал мягкий голубой свет; стайка полосатых фронтоз величественно проплывала между водорослями. Петр устало опустился на круглую старомодную кровать и жестом включил телекуб: его окружила трехмерная картинка. Известный телеведущий Андрей Дроссельмейер вел свое популярное субботнее шоу.

— В Конституции ясно сказано, что брак — это союз живых людей. Живых, понимаете? —  наступал пастор Федор Серапионов, известный противник антропофилов.

— Вы же верующий человек. Странно, что вы отказываете бессмертным душам в их правах, — парировал Петер Шлемиль, антропофил-активист и завсегдатай шоу Дроссельмейера.

— Вы передергиваете факты! Как вы можете пожирать человека и при этом утверждать, что вы его любите? — не унимался пастор.

— Разве вы на причастии вкушаете тело Христово без любви? Я считаю, что Иисус был первым антропофилом, — ехидничал Петер под одобрительный смех доброй половины аудитории.

— Вы опять манипулируете понятиями и смыслами. Нигде в Библии не сказано, что пожирание людей является актом любви. Напротив, жизнь — вот чем пропитана Библия! — горячился пастор Федор.

— Все верования стоят друг друга. И чем хуже религия бразильских индейцев? Они верят, что при поедании умерших родственников соединяются с их душами, — ответил Петер, вальяжно потирая живот.

— Я не святой отец, в вопросах религии не искушен. Но с биологической точки зрения насколько естественной является ваша, Петер, наклонность? — спросил Андрей.

— Проявления подобной “наклонности” можно наблюдать в природе повсеместно. Например, у некоторых видов пауков самки поедают самцов после спаривания. Многие грызуны, в частности, золотистые хомячки склонны прореживать свое потомство известным способом. Также собаки… — Петер увлеченно жестикулировал, но   Андрей допытывался:

— Хомячки — это замечательно, но как насчет высших видов?

— Не знаю, какие виды вы называете высшими. Если имеете в виду шимпанзе, то в научной литературе описаны случаи, как они убивают и съедают свергнутого вожака. Обезьяны бонобо вообще все конфликты стараются уладить с помощью секса. Однако и они замечены в поедании умерших детенышей. Характерно, что во всех этих случаях прослеживаются черты ритуальности. Это не просто поглощение пищи, — продолжил Петер.

— Да, эти аргументы я слышал. А человек? Или людей вы тоже просто к биологическому виду причисляете? —  повысил голос пастор.

— Я уже упоминал бразильских индейцев. В Папуа-Новой Гвинее племена… — отвечал Петер, но ему не дал досказать пастор:

— Мифология некоторых племен не может считаться… 

— Мифология некоторых племен ничем не хуже вашей, — терял  терпение Петер.

— Господа, не стоит так горячиться, — примирительно улыбнулся Андрей, — Петер, мне нравится, что вы, антропофилы, очень экологичны.

— Да. Если после акта любви человек уступит свое место на истощенной планете, разве не будет это высшим проявлением жертвенной любви? — Петер с вызовом посмотрел на пастора.

— Ваш “акт любви” — это не что иное, как убийство, как бы вы его ни называли, — ответил пастор.

— Некоторые христианские деноминации не так уж и давно выступали против естественного права женщин на аборты, называя их убийцами. Просто должно пройти время, чтобы все человечество совершило очередной культурный скачок, —  рассуждал Петер.

— Да, Петер, однако признайтесь, что ваши воззрения слишком уж передовые, — улыбался ведущий.

— Помилуйте, Андрей, плацентофагия получила свое распространение еще в конце двадцатого века, примерно в то же время в Англии приняли так называемый “закон о добровольном каннибализме”, так что вкушение человеческой плоти — это не что-то новое и малораспространенное, — развел руками Петер.

— Детей… Детей хоть не трогайте, — промямлил пастор.

— Я напомню вам, святой отец, что еще в прошлом веке в Москве запрещали однополые браки и приводили вот такие же доводы! — пылал глазами Петер.

— Вероятно, вы намекаете на мои брачные отношения, не так ли? Я со своим брачным партнером родил и воспитал троих детей. И мне, родителю один, было бы крайне неприятно узнать, что моей младшей дочери в школе показывают антропофильскую версию сказки про Красную Шапочку, в которой бабушка в концовке съедает волка и внучку от избытка чувств, — кипятился пастор.

— Вам была бы неприятно? Вы серьезно? Вы же знаете, каким репрессиям подвергаются антропофилы в Арабских Эмиратах! В Афганистане сотни антропофилов получили длинные тюремные сроки. Их там пытают, а вам было бы неприятно? — На глазах Петера выступили слезы.

— Милый Петер, мы разделяем вашу боль. Свобода выбора должна быть неприкосновенной в любом случае. — Андрей поспешил успокоить Петера. 

Трансляцию шоу прервала реклама. Петр выключил телекуб: “Да что вы все вообще знаете об антропофильской любви и неприятии окружающих?” 

Он вспомнил свой первый опыт особенной любви. Первый класс и девочка Эльза с  искристыми  черными глазами. Хохочущая Эльза бежала за ним по школьному двору, чтобы выхватить ярко-желтый воздушный шарик. Внезапно девочка споткнулась и упала на одну коленку. Петя дул на ранку и слизывал кровь, пытаясь успокоить возбужденно всхлипывающую Эльзу. Петр вспомнил глаза матери — как она посмотрела на него, когда он признался. Он искал принятия, но она не поняла его. Не поняла, что проявления любви могут быть разными и никому не дано права ограничивать саму Любовь. Конечно, мама не перестала любить Петю, но стала относиться к нему как к хворенькому, как к гадкому утенку. 

Вспомнились студенческие годы. Боже! Как  надоедали эти косые взгляды — каждый отворачивался от него, едва узнав об особых  интересах. Дошло до того, что Петр попытался переломить себя и отказаться от своей антропофильской сущности. Он начал встречаться с обычной цисгендерной девушкой, но их отношения быстро закончились после первого секса. Она не оценила его попытки бурно выразить свои чувства — а ведь он всего лишь раз укусил ее до крови. Петр понял: ему надо быть самим собой — жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на удовлетворение прихотей ханжей. Нет, Петр не обозлился на весь белый свет — он по-прежнему любил людей больше, чем животных. В социальных сетях он сообщил всему миру, что отныне будет жить как открытый антропофил. Ему пришлось бы туго, но тут подоспела поддержка антропофильского сообщества. Нашлось множество чутких и неравнодушных единомышленников, которые помогли Петру сдержать натиск жестокого мира. Постепенно смятение, тревога и одиночество уступили место уверенности в собственной правоте. Петр задышал полной грудью, твердо зная — путь выбран. 

Любовных связей Петр пережил немного — антропофилы отличались завидным постоянством. Каждая прежняя любовь оставила в сердце Петра неизгладимый след. Но сегодня все его мысли и чувства всецело принадлежали Полине Раджагопал, талантливой арт-диве. Они познакомились на богемной вечеринке после премьеры спектакля по ее пьесе. Постановка имела потрясающий успех. Актеры перемежали длинные философские диалоги сценами секса и добровольных самоистязаний. В финальном акте главный герой излил душу струйкой урины и выложился кучкой фекалий. Петр сказал на вечеринке что-то заумно-критическое в адрес стихов Полины, а она утащила его посреди общего буйного веселья  в укромный закуток. Там они безудержно занялись любовью. Ночью она довела его до неизведанного им прежде абсолютного экстаза, кусая его крайнюю плоть и всасывая кровь с мужскими соками. Их встречи происходили все чаще и чаще. Они не могли насытиться своей любовью, каждый раз открывая что-то новое друг в друге. 

Петр в знак истинности чувств решил преподнести Полине в подарок два своих пальца. В клинике для сексуальных меньшинств ему помогли отделить мизинец и указательный. Петр преподнес замороженный подарок, в смущении ожидая ответа.  Полина с благодарностью приняла его и прошептала: “Я тоже к тебе неравновкусна”.  Отношения достигли измерений, доступных только настоящим антропофилам. На этом Петр не остановился и принес все свое тело в дар в качестве полотна для картины. Особенно ему нравилось читать стихи из  африканского сборника Полины под размеренные острые покалывания на своей коже.  Полина рисовала автопортрет иглой.

 Так они прошли все стадии цветения любви, смутно предчувствуя близость плода их особенных отношений. Полина не признавала компромиссы ни в литературном творчестве, ни в любовной страсти . Она пожелала отдаться до конца — только так можно создать лучший творческий перформанс. Законодательство Османии запрещало браки антропофилов, поэтому они решили пожениться в Московии.

Он встретил Полину утром, издалека узнав ее черно-змеистые волосы, ладную  фигурку и миндальный разрез глаз. Маленькая Полина и высоченный Петр  обнялись, и потоки спешащих одновременно во все стороны пассажиров еще долго обтекали их. Оформление брачных отношений не заняло много времени: Московия славилась  либерализмом и отсутствием бюрократии. Единственная заминка произошла в административном здании со всевозможными электронными помощниками. Свежеиспеченные жених и невеста выбирали опции заключения брака в обширном меню робота. Они долго сомневались между “свободным гражданским браком” и “особым гражданским союзом”. Робот задал ряд уточняющих вопросов и сделал вывод, что речь идет об антропофильских отношениях, поэтому  предложил выбрать “слияние гражданской ответственности”. Опцию о заочном венчании в церкви молодожены единогласно отвергли. Наконец, брак под землей был заключен. 

Выходя из зала, Полина заметила робота-гадалку и со смехом потащила Петра к “занятной игрушке”, как она выразилась. Робот напророчил Полине путешествие на райский остров и неизведанное творческое озарение. “Не желаете ли вы поддержать андроидов в борьбе за их права?” — неожиданно обратилась к супругам странного вида девушка. “Андроиды ничем интеллектуально не отличаются от людей, поэтому у них должны быть аналогичные права, понимаете?” — продолжала клянчить активистка, ее глаза казались одновременно потерянными и украденными. Петр, чтобы поскорее отвязаться от навязчивой особы, оставил  подпись  в  ее фотонном планшете. Полина вежливо и убедительно отказалась. 

Влюбленная парочка не планировала отмечать знаменательное событие в шумной компании и уединилась в снятых Петром апартаментах. Едва они зашли в уютное антропофильское гнездышко, как Петр прижал Полину к стене и начал стаскивать с нее одежду.

— Может, сначала в душ? — задыхалась Полина.

— Сейчас, я хочу тебя сейчас, — дрожал голос Петра.

Они сладко безобразничали прямо на полу. Петр облизывал ее тело от мочек ушей до миниатюрных ступней. Она выгибалась, прижимая его голову к себе. Он покрыл ее нежнее дуновения опахала. Потом, истомленные, они лежали на кровати и курили новомодную кальянную смесь. Сон и явь смешались в причудливый экзотический коктейль. Из аквариума выплыли фантастические рыбы и медленно витали по комнате. Полина смеялась над тем, как Петр пытался подражать рыбам, неуклюже взмахивая руками-плавниками. Тот в ответ ласково дразнил Полину “хорошенькой индейкой”. Постепенно влюбленные потеряли ощущение собственных тел, обратились в сказочных птиц и улетели в туман куда-то под потолок.

Утром Петр проснулся первым. Он с умилением смотрел на спящую Полину, боясь разбудить ее неловким движением. Наконец она проснулась и с улыбкой заметила: “А все-таки не помешало бы освежиться!” В душе он тихонько спросил ее:

— Ты готова?

— Поцелуй меня, — ответила она и доверчиво прижалась к нему под струями воды. Обнаженные, 

они прошли в прежде закрытую комнату, где стояло антропофильское ложе, больше похожее на священный жертвенник. Она легла на спину и приняла таблетку экстазиума. Тихо играла тантрическая музыка. Нежно целуя, он мягкими движениями рук умастил ее прекрасное тело кокосовым маслом. Когда дыхание Полины стало едва заметным и глаза расслабленно закрылись, он овладел ею. Она тихо простонала, запрокинув голову. Он взял тяжелый стальной нож и коснулся холодным лезвием ее груди. Она попыталась приподнять руку, но тело не слушалось. Лезвие враз вскрыло грудину. Ее оргазм и судороги агонии слились в едином порыве. Раздвинув ребра, он глубоко вдохнул пар, отошедший от ее внутренностей, и извлек сердце. Он благоговейно держал трепещущее средоточие жизни и вместилище ее души. Сердце требовало поцелуев — он повиновался. Затем неторопливо отделял плоть от костей, возвращая ее тело в изначальный хаос, и нежно облизывал каждый кусочек, прежде чем отложить его в общую бесформенную груду. 

Пьяный от запаха свежей крови, Петр потерял счет времени и не заметил, как окончил. Перекладывая части тела в огромный холодильник, он ощутил голод. Мясо на сковородке игриво вторило Петру, напевающему любимую детскую песенку Полины. Сдобрив блюдо шафраном и карри, он приступил к трапезе. Мясо таяло во рту. Он задерживал дыхание, стараясь не упустить ни малейшего нюанса вкуса. Некоторые антропофилы делились плотью возлюбленных с друзьями, но Петр считал подобную щедрость более мерзким извращением, чем групповой секс. Всю Полину съест он сам. Пустая тарелка свидетельствовала — он более не будет прежним. Петр подошел к большо                     му во всю стену зеркалу и увидел татуировку Полины. На его груди ее лицо дышало вместе с ним — они превратились в единый организм. Ночью ему снилась Полина. Она звала его, уплывая на огромной черепахе вдаль по Гангу. 

Утром он перемолол кости Полины в муку и направился в парк у здания Большого театра, где они любили прогуливаться. Вдоль узкой тропинки Петр широкими движениями сеял остатки телесной оболочки Полины — весной здесь вырастут цветы. Ветерок смешивал сероватую костную пыль и снег в завитушки поземки. 

Пастор Федор медленно шел по парку, наслаждаясь дрожащим зимним воздухом. Изредка перекликались певучие малиновки, и лучи солнца бриллиантово отражались на снегу. Он увидел  мужчину.  Зрение не обманывало: они часто пересекались на разных светских приемах. Внезапно пастор осознал, как невыносимо далее сдерживать чувства, рвущиеся изнутри: да, он,грешник,  любит этого человека и хочет ощутить на языке его плоть. Пастор резво направился к высокой фигуре .