Слава скреб ногтем по облупившейся краске сарая. Карта, вырванная из пожелтевшего блокнота, дрожала в его вспотевшей ладони. Три креста – три клада. Дед Матвей, от которого ему достался этот клочок бумаги, клялся всеми святыми, что сокровища настоящие. «Найдешь их, Слава, – хрипел дед перед смертью, глаза его горели нездоровым блеском, – и жизнь твоя засияет ярче солнца».

Первый крест был у старого дуба за околицей. Слава копал, пока не стемнело, пока не начали болеть спина и руки.  Вместо золота и драгоценностей он нашел лишь дохлую крысу, жирную и раздутую, и запах тлена ударил ему в ноздри, словно пощечина.  Сумерки сгущались, шелест листьев казался шепотом мертвецов.  Что-то холодное и липкое коснулось его руки. Слава вскрикнул и бросился бежать.

Второй крест был на заброшенном кладбище.  Под покосившейся каменной плитой, на которой едва читалась надпись «Здесь покоится…», Слава ожидал найти хотя бы сундук с серебряными монетами. Но там был только прах, истлевшие кости, и пустая глазница черепа, казалось, смотрела прямо на него.  Внезапный крик вороны разорвал тишину, и Слава почувствовал, как что-то сжимает его сердце ледяной рукой.  Земля под ногами вдруг показалась зыбкой, и ему почудился запах гниющей плоти,  хотя вокруг, кроме него, никого не было.

Третий крест – колодец на старой мельнице.  Тот самый колодец, в котором, по слухам, утопилась молодая девушка много лет назад.  Слава смотрел в черную воду, и ему казалось, что из глубины на него смотрят чьи-то глаза. Он опустил ведро, вытащил…  пустоту.  И тогда, в отражении на поверхности воды, он увидел не свое лицо, а лицо деда Матвея, с тем же нездоровым блеском в глазах.  Дед беззвучно шевелил губами, и Слава понял, что он говорит: «Обманул… обманул… обманул…»

Слава закричал, но крик утонул в пустоте колодца. Он упал на колени, карта выпала из его рук и медленно уплывала по темной воде.  Три креста – три пустых могилы его надежд.  Сокровища так и не нашлись, а отчаяние, черное и липкое, как вода в колодце, поглотило его целиком.

Слава понял, что дед Матвей оставил ему не карту сокровищ, а проклятие. Проклятие бесконечного поиска, который не приведет ни к чему, кроме пустоты и безумия.  Он сидел у колодца,  слушая шепот ветра в ветвях мертвых деревьев,  и знал, что теперь его жизнь – это бесконечный лабиринт, из которого нет выхода.  И в этом лабиринте единственное сокровище –  бесконечное отчаяние.